Марина (из роли бабушки): Да вашу мать, не могла я себе такого позволить! Я бы волком взвыла, а какой вой – жила в коммуналке, работа сменная, час десять трамваем, муж гуляет, что вы все понимаете?
Ведущая: Бабушка Тамара Васильевна, Вам никогда не хотелось проститься с теми детками?
Марина (из роли бабушки): Да где, их и след простыл. Я в лесу иногда к дереву прижмусь – и реветь. Говорят, все травой прорастем. Поеду вроде за грибами, кому какое дело. Одной‑то побыть редко удавалось, распускаться на людях не больно хорошо. Вот в лесу прошибало маленько. О чем – не знаю. Может, и о них.
Ведущая: Поехали, Васильевна, в лес...
Марина (из роли бабушки): Ну, поехали.
Делаем лес – стоят взметнувшие руки Деревья (все, кроме исполнительниц роли Ларисы и Наплевательского Голоса, после обмена ролями временно ставшего Мариной.)
Лариса: Ведь я живу случайно (издалека, глухо).
"Марина": Бабушка, неужели тебе никогда не было жаль?
"Баба Тома": Ах, девки, что б вы понимали! Молчите, при вас не хочу!
"Деревья": Все травой прорастем... Говорят, все травой прорастем...
Марина в роли своей бабушки вдруг опускается на четвереньки, как бы даже немного присев на "задние лапы" и разражается самым настоящим воем. Я слышу где‑то среди Деревьев глухое рыдание и жестом предлагаю присоединиться к Волчице‑Плакальщице, в которую превратилась Тамара. И такой кучкой из пяти‑шести рыдающих, воющих, раскачивающихся женщин – или волчиц? – мы сидим на полу. Здесь же с нами оказался и Наплевательский (бабушкин, как мы уже знаем) Голос – сейчас в роли самой Марины, и Лариса – случайная гостья в этом мире, нежеланная дочка, и еще кто‑то...
Столько труда нам стоило разрешить себе этот плач – ведь не за себя одних, а и за тех, кто уже не заплачет, – что теперь он должен иссякнуть, завершиться естественно. Вообще в работе такого рода очень важно ничего не форсировать и не прерывать: чувство, как и многое другое, лучше "знает", когда ему родиться.
Но и это еще не все. Это половина работы. Есть еще большой пласт, связанный с виной.
Ведущая: Марина, что поделывают голоса? (Разумеется, все вернулись в свои роли.)
Марина: Молчат. Я, правда, не понимала, чьи они.
Ведущая: Что ты чувствуешь сейчас?
Марина: Знаете, только когда они затихли и перестали меня долбать, я почувствовала, как на самом деле виновата.
Ведущая: У кого ты могла бы попросить и получить прощение?
Марина: Мне трудно представить себе этого ребенка даже как душу.
Ведущая: Закрой глаза и представь себе кого‑то, кто тебе сейчас нужен.