4-й Крестовый поход. §4. Поход на Константинополь.
23 июня 1203 г. крестоносцы прибывают к Константинополю. Оказались они там по той причине, что малолетний сын Исаака II Ангела в январе 1203 г. (когда войско зимовало в Задаре) попросил о помощи в свержении своего дяди Алексея III, узурпировавшего императорский трон брата и ослепивший его, а в феврале 1203 г. был заключён договор об оказании оной. Во время обсуждения просьбы царевича сложились две точки зрения: 1) согласиться на его предложение «… значило бы выступить против христиан, а они отправились совсем не для этого и хотят идти в Сирию»[118], 2) исходя из сложившегося положения вещей, в Святой земле ничего не получится сделать и она м.б. «“… отвоевана не иначе как через Вавилонскую землю или через Грецию… а коли мы откажемся от этого соглашения, то навсегда будем опозорены”»[119]. Позор заключается в нарушении принятого обета, а, следовательно, бесчестии.
Сам же царевич Алексей прибыл на о. Корфу, куда уже переплыли крестоносцы 25 апреля 1203 г. По условиям соглашения, он должен: заплатить 200 тыс. марок; содержать за свой счёт флот в течение года; на год обеспечить провизией крестоносцев, отправившихся из Константинополя за море[120]; подчинить Византийскую империю Римскому папе; отправиться вместе с крестоносцами за море с 10 тыс. воинов; содержать в Святой земле воинский контингент в 500 рыцарей[121]. Данные условия настолько привлекательны, насколько невыполнимы.
Обращает на себя внимание послание короля Германии Филиппа Гогенштауфена, жена которого была сестрой царевича: «… я посылаю к вам брата моей жены, и я отдаю его в десницу Божью и в ваши руки. Так как вы отправляетесь биться за дело Богово, и за право, и за справедливость, то должны, коли можете, возвратить наследственное достояние тем, у кого оно неправедно отобрано»[122].
И в условиях договора, и в обращении Филиппа завоевание Константинополя не является конечной целью, мало того, об этом ничего не сказано, а значит, он может перейти под власть царевича Алексей мирным путём. Главными целями выступают Святая земля, помочь в отвоевании (провиантом, войсками, деньгами) и защиты, которой обязуется сын Исаака II, а также смена официальной религии Византийской империи с православия на католичество, а 200 тыс. марок – это плата за помощь в интронизации Алексея.
И тут проявляется тройственная ситуация. С одной стороны, крестоносцы предстают наёмниками, согласившись за 200 тыс. марок вернуть трон Исааку II и его сыну; с другой стороны, моральное обязательство, выраженное словами Филиппа: «Так как вы отправляетесь биться за дело Богово, и за право, и за справедливость, то должны, коли можете, возвратить наследственное достояние тем, у кого оно неправедно отобрано»[123]; с третьей, экономическая слабость для путешествия в Святую землю: «… пока крестоносцы и венецианцы оставались зимой в Задаре, они призадумались о том, что сильно поиздержались; и обсудили это и решили, что не могут двинуться ни в Вавилон [так именовался в начале XIII в. Каир – А. Н.], ни в Александрию, ни в Сирию, ибо у них нет ни съестных припасов, ни денег, чтобы отправиться туда … они сказали, что никак не могут двинуться дальше, а если и двинуться туда, то ничего там не достигнут …»[124]. К тому же, долг Венеции всё ещё не был погашен, т.к. помощь во взятии Задара была не в счёт погашения долга, а отсрочкой оного, что передаёт Жоффруа де Виллардуэн словами Энрико Дандоло: «“… Предложим же им, чтобы они помогли нам его отвоевать, и мы предоставим им отсрочку для уплаты 34 тыс. марок серебра, которые они нам должны, до тех пор пока Господь дозволит нам вместе заработать их – нам и им”. Так был предложен этот договор»[125], а значит, всё ещё висящее бремя по исполнению долга Венеции.
Здесь на помощь приходит Иннокентий III. В письме, снимающим отлучение с крестоносцев за захват Задара, он снова запрещает нападать на христианские земли, но с оговоркой: «Разве только сами они станут необдуманно чинить препятствия вашему походу или же представится какая-либо другая справедливая либо необходимая причина, по которой вы сочтете нужным действовать иначе»[126]. Т.о. сам Папа римский подтверждает и расширяет прецедент с Задаром, а также, положительно подкрепляет направление крестоносцев против других христиан, прямо разрешая военные действия против них.
Такую возможность не мог упустить отлучённый крестоносец Энрико Дандоло. Необходимая причина была – это нехватка провианта и денег для похода за море. Взять это всё дож предложил в Византии: «Сеньоры, в Греции имеется весьма богатая и полная всякого добра земля; если бы нам подвернулся какой-нибудь подходящий повод отправиться туда и запастись в той земле съестным и всем прочим, пока мы не восстановили бы хорошенько наши силы … и в таком случае мы сумели бы двинуться за море»[127]. Это предложение поддержал Бонифаций Монферратский, предложивший в качестве повода использовать царевича Алексея. С ним «… легко бы сумел двинуться в землю Константинопольскую и взять там съестные припасы и прочее, ибо молодой человек является ее законным наследником»[128].
Здесь выделяются три момента. Во-первых, Папа разрешает воинам Христа воевать против христиан; во-вторых, Константинополь не предстаёт конченой целью, а лишь ступень на пути к Святой земле; в-третьих, обоснованность похода на Константинополь борьбой за справедливое восстановление на престоле законного наследника (с т.з. западноевропейских рыцарей).
Но, даже имея столь весомые основания для пути в Константинов град, большая часть крестоносцев не хотела идти туда, а собиралась за море. Виллардуэн объясняет причины их желания тем, что поход в Константинополь «… кажется им чересчур долгим и весьма опасным…»[129]. Снова обвинения в трусости.
Сложившееся противостояние было улажено в пользу сторонников похода на столицу Византии, причём «… бароны припали к их [желающих плыть в Сирию – А. Н.] стопам, обливаясь слезами, и сказали, что они не уйдут, покуда те не обещают им не покидать их»[130]. Данный поступок, а это именно он и есть исходя из полимотивированного представлении о нём (лидеры крестоносцев пошли на унижение, поступились своей гордостью и высокородностью), ярко иллюстрирует огромную важность сохранения войска, видимо как средства исполнения долга перед венецианцами и реализации условий по договору с царевичем Алексеем, а также сохранения своей власти над армией. Решившие оставить войско «… прониклись великой жалостью и восплакали, узрев, что их сеньоры и их родичи, и их друзья припали к их стопам…»[131] и согласились остаться до даты окончания договора с Венецией (29 сентября 1203 г.), но при условии, что по первому же их требованию в течение 15 дней будут предоставлены суда, на которых они отправятся в Сирию. Судя по всему, припадение сеньоров к ногам своих вассалов и мольба первых не оставлять их, очень сильно поразило выступавших против похода в Византию. Здесь отчётливо наблюдается зависимость побудительно-динамической стороны мотива от содержательно-смысловой: поможете взять Константинополь - поплывёте в Сирию, когда формируется искусственная смысловая связь, внешне установленная системой социальных отношений. Деятельность субъекта отстранена от удовлетворения собственных потребностей, а мотивы становятся «мотивами-стимулами» вместо смыслообразующих[132]. Уладив возникшую проблему, крестоносцы отправились в Константинополь.
Прибыв к нему, произошли переговоры с Алексеем III, в ходе которых он предложил крестоносцам золото и серебро, они же ответили, что не хотят их, «… но хотят, чтобы император отрекся от своей власти, потому что он владеет империей не по праву и незаконным образом…»[133]. На это Алексей III не согласился и началась осада, длившаяся с 7 июля до утра 17 июля 1203 г. В ночь с 17 на 18 июля он бежал из города. Узнав об этом, пилигримы очень сильно обрадовались: «… никогда не было на свете большей радости»[134]. Такая бурная положительная эмоция свидетельствует об успешном осуществлении деятельности связанной с реализацией мотивов. Прежде всего, мотива чести – долг Венецианцам будет погашен. В этот же день на престоле был восстановлен Исаак II. Крестоносцы в свою очередь потребовали от него, «… чтобы он подтвердил условия, которые взял на себя его сын, а иначе они не позволят сыну вступить в город»[135]. В свою очередь, император согласился со всеми обещаниями, скрепив их клятвой и императорской грамотой с золотой буллой, при этом добавив: «… обязательства очень велики, и я не вижу, как они могут быть исполнены»[136], и 1 августа 1203 г. царевич был коронован как соимператор Алексей IV. Как только произошла коронация, он «… уплатил им тогда добрых 100 тыс. марок … половину получили венецианцы … а из 50 тыс. марок, которые оставались, им уплатили 36 тыс. марок, которые французы еще оставались должны им за флот…»[137]. Т.о. пилигримам досталось только 14 тыс. марок.
Обладая только Константинополем и не имея достаточных средств для обеспечения обязательств, он попросил крестоносцев помочь в отвоевании империи. Это снова разделило войско на два лагеря, тех, кто требовал немедленного отплытия в Сирию и кто считал, что лучше это сделать весной следующего года, а за это время улучшить своё положение[138]. Их позиция взяла верх. Крестоносцы ответили, «… что они очень хотят помочь ему и что все те, кто хотят разжиться, отправятся с ним»[139]. Превалирование материальной заинтересованности в оказании помощи Алексею IV описывается и автором «Константинопольского опустошения»: «… он предложил солидные вознаграждения и деньги рыцарям и пехоте нашего войска, чтобы они отправились с ним. И действительно, даже сам маркиз присоединился к нему, и господин Анри, брат графа Фландрского. И так они прибыли в Адрианополь. Однако поскольку император не стал платить обещанное господину Анри, то Анри тут же покинул его и вернулся в войско, уведя с собой великое множество рыцарей и пехотинцев. Маркиз с небольшим числом христиан остался при императоре»[140]. Ясно видно, что часть крестоносцев становятся наёмниками, т.к. не получив вознаграждения тут же оставляют своего нанимателя. По договору с Алексеем IV пилигримы пользовались «… великим изобилием оброй провизии»[141]. «Греки и французы вели между собой торг всякой всячиной, разными товарами и прочим добром»[142]. Поэтому мотив денег проступает рельефно и они являются предметом потребности в различных товарах.
Вернувшись из похода 11 ноября 1203 г. соимператор постепенно прекращает исполнение своих обязательств перед носителями креста, «… он и так уже с лихвой заплатил им…»[143]. В ответ на это крестоносцы бросили ему вызов[144], а дож Венеции в порыве гнева заявил: «Дрянной мальчишка, мы вытащили тебя из грязи … и мы же втолкнем тебя в грязь; и я бросаю тебе вызов, а ты заруби себе на носу, что отныне и впредь я буду чинить тебе зло всей своей властью»[145]. Отказ от исполнения обязательств видится пилигримам как оскорбление. В свою очередь, яркая отрицательная эмоция гнева демонстрирует невозможность осуществить мотивы направляющие их деятельность. Прежде всего, это деньги и честь.
Так в декабре 1203г. началась новая осада Константинополя, в ходе которой Алексей IV был смещён Алексеем Дукой, впоследствии ставшим императором Алексеем V Мурзуфлом (5 февраля 1204г.) и убившим своего предшественника 8 февраля 1204 г.
В боестолкновениях византийцы терпели одно поражение за другим. Среди них, самым значительным и судьбоносным стала неудачная засада в начале февраля 1204 г. во главе с Алексеем V против отряда Анри д’Эно на обратном пути из грабительского набега на Филеи. Мурзуфл бежал с поля боя, бросив икону Богородицы и императорские инсигнии, которые достались латинянам: «Он … потерял свою лошадь и все имперские регалии, а именно корону и копье, и некую икону Пресвятой Девы … ее всегда носили перед василевсами в битвах»[146], «… он и его воины так торопились, что бросили и икону, и его императорскую шапку, и знаки императорского достоинства…»[147], «С помощью Божьей император Морчуфль был разбит и … потерял свое императорское знамя и икону…»[148]. Вернувшись в город он солгал, что спрятал их, тогда крестоносцы, проплыв на галере около стен, продемонстрировали трофеи: «… [французы] провели галеру с иконой и со всеми инсигниями вдоль стен от одного края до другого, так что те, кто были на стенах, и многие жители города увидели все это и узнали наверняка, что это были инсигнии и икона императора»[149].
О каком либо разделе Византийской империи речь до марта 1204 г. не шла. Сначала говорили о восстановлении на престоле Алексея IV, а после его смерти о возмездии Алексею V за вероломство: «… никогда никем не было совершено столь ужасное предательство»[150], «… в отместку за задушенного царя … потребовать себе весь город со всеми его жителями и с тем проклятым убийцей…»[151]. С т.з. крестоносцев поступок Мурзуфла ужасное злодеяние, ведь «… они никогда не совершали предательства, и в их стране нет обычая поступать таким образом»[152] и Робер де Клари именует его предателем[153].
Судя по всему, изначально Константинополь не был самоцелью, а лишь средством осуществления обязательств Алексея IV, чтобы продолжить поход за море. Но ситуация изменилась и в марте 1204 г. был заключён договор о разделе Византийской империи и основании Латинской империи, включая административное и территориальное разделение: от кого, как, кем будет избираться император. Обращает на себя внимание, что не король, граф или князь, а именно император. В результате Первого крестового похода образовалось Иерусалимское королевство, графство Триполи, княжество Антиохии, графство Эдесское. Как видно, нет ни одной империи. Теперь же речь идёт об императоре, мало того, трон Константинопольской империи – великая честь[154]. Видимо данный титул вытекает из природы самого государства, которое французы и венецианцы собираются делить. Но ни у Клари, ни у Виллардуэна, ни у автора «Константинопольского опустошения», ни у Гунтера Пэрисского нет и намёка на подобные притязания до первой трети марта 1204 г. И вдруг, будто с неба сваливается, договор за месяц до взятия Константинополя.
Очевидно, что произошло некое экстраординарное событие, позволившее с абсолютной уверенностью франкам, чужеземцам из далёких земель, варварам в представлении ромеев, претендовать на императорский престол и на легитимность их власти. Думается, что таким ключевым событием стал захват императорских инсигний и иконы в результате поражения Алексея V. Для западных рыцарей это стало божественным знаком незаконности власти Мурзуфла: «… поелику Мурчуфль не имел права нести ее [икону – А. Н.], то мы верим, что именно потому он и потерпел поражение»[155]. Думается, что захват высших атрибутов императорской власти и последующее понимание, что с ними делать, привело к договору о разделе Византии. Ведь законные императоры Исаак II и Алексей IV умерли, а государство осталось без правителя, т.к. власть Алексея V не признавалась. Следуя мысли Клари, Бог лишил узурпатора символов императорской власти и вручил их крестоносцам, а вместе с ними и право на саму власть над империей. Дело осталось за малым, реализовать его.
Известия о смерти должников Алексея IV и его отца, повергло крестоносцев в смятение, даже Энрико Дандоло «… присоветовал им не поддаваться из любви к деньгам на уловки греков и сказал, что сам [он] опасается случившегося…»[156]. Обдумав всё «… они порешили поступить так, как сочли самым лучшим в этом положении: откинув свой страх … грозно выступить против осажденных врагов, и в отместку за задушенного царя, которого они водворили на престол, потребовать себе весь город со всеми его жителями и с тем проклятым убийцей, пригрозив городу уничтожением, а жителям – истреблением»[157].
В скором времени крестоносцы пошли на приступ. 9 апреля 1204 г. произошёл первый штурм Константинополя, оказавшийся неудачным. Воины «… сильно обозлились и опечалились…»[158] из-за поражения и злорадства, с их т.з., узурпатора и предателя Мурзуфла: «“Ну, вот, поглядите, сеньоры, разве я не достойный император? Никогда у вас не было такого достойного императора! Отныне нам нечего опасаться; я всех их повешу и предам позору!”»[159]. Такая бурная отрицательная эмоциональная реакция пилигримов вызвана не столько поражением в битве, но прежде всего, угрозой позора, что показывает огромную значимость чести для них.
Жоффруа де Виллардуэн и Робер де Клари одинаково объясняют причины провала штурма: «… за грехи наши приступ пилигримов был остановлен»[160], «… за свои грехи они ничего не смогли ни предпринять против города, ни прорваться вперед»[161], но автор «Константинопольского опустошения» объясняет поражение тем, что «… дул встречный ветер, который отгонял нас от стен, мы отступили…»[162]. Очень ярко наблюдается работа психики: субъективное искажение объективной реальности в пользу организма. Согласно решению Нарбоннского собора в 1054 г., нападение на Константинополь было грехом и приравнивалось к пролитию крови Иисуса Христа[163]. Для системы ценностей большинства западноевропейских рыцарей начала XIII в. это условие было значимым элементом. Так Робер де Клари, будучи представителем рядового рыцарства и разделяя их мировоззрение, чтобы не упасть в собственных глазах, объясняет последующий успех в штурме преодолением греха, разъяснением духовенства в безгрешности сего акта, отпущении грехов и изгнанием из лагеря проституток[164]. А Жоффруа де Виллардуэн, относившийся к руководству войском, описывает техническое усовершенствование тактики штурма связыванием двух кораблей, которые сражались против одной башни[165].
Когда первый стремился всячески избежать греха, порочащего его честь, объяснением богоугодностью взятия Константинополя: «… епископы и клирики войска обсудили положение и рассудили, что битва является законной и что они вправе произвести добрый приступ, - ведь жители города издревле исповедовали веру, повинуясь римскому закону, а ныне вышли из повиновения ему и даже говорили, что римская вера ничего не стоит, и говорили, что все, кто ее исповедуют, - псы; и епископы сказали, что они поэтому вправе нападать на греков и что это не только не будет никаким грехом, но, напротив, явится великим благочестивым деянием … они разъяснили пилигримам, что битва является законной, ибо греки – предатели и убийцы и им чужда верность, ведь они убили своего законного сеньора, и они хуже евреев»[166]. Формулировка «они хуже евреев» показывает насколько ничтожны греки в глазах крестоносцев, т.к. евреи, в представлении западноевропейского рыцаря того времени, предали и распяли Иисуса Христа, и на сколько вассально-сюзеренные отношения значимы для них – предательство и убийство вассалом своего сеньора ужаснее, чем аналогичные действия по отношению к Господу. Происходит изменение личностного смысла защитников Константинополя и, как следствие, самого города, которые они защищают. В результате, город становится предметом реализации потребности справедливого возмездия, которая, в свою очередь, выступает в роли мотива. «Трансформации, вносимые в образ, так модифицируют его, чтобы его личностный смысл в максимальной степени (насколько позволяют требования адекватности отражения) соответствовал направленности актуальных смысловых установок»[167]
Тогда как второй стремился к победе, извлекая уроки из предыдущей неудачи. Здесь налицо два противоположных мотива: избегание неудач и достижения, соответственно. Это не значит, что только они определяли деятельность рядовых рыцарей – исключительно первый, а баронов – никакой другой кроме второго. Имеется в виду, что они есть, а о пропорциях и принадлежности говорить проблематично.
13 апреля 1204 г. город был взят. «И они должны были, конечно, как следует восхвалять за это нашего Господа: ведь их всего-то было не более 20 тыс. вооруженных людей, а с Божьей помощью они одолели 400 тыс. человек или даже больше, и притом в самом могущественном городе, какой только был во всем мире, в огромном городе, укрепленном наилучшим образом»[168].
Смотря ретроспективно на свершившееся событие, Жоффруа де Виллардуэн не сожалеет о содеянном. Мало того, убеждён, что захват Константинополя был справедливым актом: «Посудите же, должны ли были эти люди владеть землей или должны были утратить ее те, кто творил столь великие жестокости друг другу»[169], «… те [греки – А. Н.] не вправе владеть землей, коль скоро они так изменнически предают друг друга»[170].
Заключение.
Данная работа только поверхностно касается мотивационной сферы рыцарей участников Четвёртого крестового похода. Учитывая культурную среду, интериаризированную рыцарями с юных лет, выделяются мотивы: таинство прощения грехов; обет Даме и Дама, сама по себе; обет Господу и Бог, Сам по Себе; честь; деньги (в зависимости от потребностей); честолюбие; власть; возмездие; мотив достижения; избегания неудач.
Каждый из них является ведущим для того или иного крестоносца, направляя его деятельность, которая преобразовывает действительность. Эти преобразования лучше всего видны на двух исторических событиях: взятие Задара и захват Константинополя.
Первое, стало фундаментом изменения представления крестоносцев о врагах. Если раньше ими были только мусульмане, оскверняющие Гроб Господень, то теперь стало возможным принявшим крест направить оружие против христиан. Римский папа подкрепил данное действие, сначала сняв отлучение с крестоносцев, а затем, сформулировав условия, при которых пилигримы могут без угрызений совести воевать с единоверцами, что в предыдущих трёх крестовых походах было немыслимо. Второе, представляет собой симбиоз логического следствия из прецедента захвата Задара и трагических случайностей в истории Византийской империи конца XII – начала XIII вв., приведших к её краху 13 апреля 1204 г. и образованию Латинской империи со столицей в Константинополе. Богатейший город Европы, жители которого исповедовали христианство, стал целью Четвёртого крестового похода, хотя его участники до конца были уверены, что идут в Святую землю.
С помощью отечественной культурно-деятельностной парадигмы, благодаря открытым ею функциям эмоций, среди мотивов удалось выделить наиболее яркие. Будет неверно утверждать, что только один из них вёл крестоносцев с самого начала. Из-за неоднородности рыцарей крестоносного войска не м.б. одного ведущего мотива, определяющего деятельность каждого из них. Для каждого был свой смыслообразующий мотив, они не были лучше или хуже, но отражали то, ради чего осуществлялась деятельность рыцарей.
Список литературы.
Источники
Взятие Константинополя. Песни труверов. М., 1984
Гунтер Пэрисский История завоевания Константинополя // Заборов М. А. «История крестовых походов в документах и материалах». М., 1977
«Жизнеописания трубадуров». М., 1993
Жоффруа де Виллардуэн Завоевание Константинополя. М., 1993
«Константинопольское опустошение». http://www.vostlit.info/Texts/rus16/Devast_constant/frametext.htm
Робер де Клари Завоевание Константинополя. М., 1986
Историография