Глава I . Мотивация рыцарей участников Четвёртого крестового похода.
§ 1. Принятие креста.
Любой человек, вне зависимости от происхождения и социального статуса становится крестоносцем с момента принятия креста, т.е. принесение крестоносного обета и нашивания креста на плечо или грудь. Став крестоносцем, человек отдаёт свою собственность под защиту церкви, а сам получает отпущение грехов: «… Всем тем, кто возьмёт крест и прослужит Богу в войске один год, будут прощены все грехи, которые они содеяли и в которых исповедовались»[29].
Сразу же сталкиваемся с потребностью человека в очищении души от совершенных грехов. Оно возможно в ходе акта прощения, который лежит вне субъекта, т.к. осуществляется не им самим, а Богом, посредством священнослужителей. Это самое действо и является предметом потребности, а, следовательно, мотивом, побуждающим деятельность субъекта. В свою очередь цель деятельности, удовлетворяющая потребность, – это выполнение требований, которые поставил Римский папа, имея наивысший непререкаемый авторитет среди верующих, за счёт осуществления действий принятия креста, службы в крестоносном войске один год и исповедовании в грехах.
Это не значит, что они (потребность, мотив, цель, действия) являются единственными, определяющими деятельность рыцаря принявшего крест. В его личностном смысле эти явления могут иметь совершенно различную природу. Могут быть свои мотивы, побуждающие другие действия для достижения иных целей.
Для конца XII – начала XIII вв. вооружённые столкновения были довольно обычным явлением, и люди представляли себе, что такое войско и служба в нём. К тому же, становясь крестоносцем, человек понимал, что отправляется в Святую землю, а это огромное расстояние, преодоление которого занимает много времени, сам же путь полон опасностей и лишений: «Иду туда, где претерплю мученья, / В ту землю, где сносил мученья Бог»[30]. Фактически это серьёзный риск, цена которому – жизнь. Тем не менее, находились желающие, оставить свой дом, своё хозяйство, свои семьи и отправиться в путь: «Все край родной слезами обольют, / Друзей сердечных оставляя тут»[31]. В частности, к данным людям относятся рыцари, о которых пишут Робер де Клари[32], Гуйо де Берзе[33], Жоффруа де Виллардуэн[34] или Гюон д’Аррас[35].
Рассматривая данную ситуацию с психологической точки зрения, налицо, казалось бы, 4 действия, как минимум, с двумя мотивами: 1) оба мотива положительные, т.е. рыцарь беспрепятственно отправляется в поход; 2) оба мотива отрицательные – к крестоносцам он не присоединяется естественным образом; 3) положительный и отрицательный мотивы – рыцарь принимает крест; 4) отрицательный и положительный мотивы – остаётся дома. Но действиями являются только два последних, т.к. действия, по своей природе, всегда полимотивированы[36] и поступок совершается только в двух последних случаях. Влияние одного из двух мотивов оказывается сильнее второго, что приводит к участию в походе либо отказе от него.
Организация Четвёртого крестового похода началась в августе – сентябре 1198 г. с рассылкой Римским папой Иннокентием III посланий с призывом к оному. Затем, по поручению апостолика, проповедь крестового похода начал вести в ноябре 1198 г. приходской священник из Нейи-на-Марне по имени Фульк. Для укрепления и развития движения, он направил принявшего крест кардинала Петра Капуанского во Францию 14 августа 1198 г., через которого папа отпускал грехи крестоносцам. «Так как это отпущение было весьма великим, сердца людей сильно растрогались, и многие приняли крест потому, что отпущение было столь великим»[37]. Помимо других, приняли крест вассалы французского короля Симон IV де Монфор и Рено де Монмирай. Данное событие было столь значимым, что «великая слава прошла по всем землям, когда эти два знатных мужа взяли крест»[38]. О серьёзном отношении к крестоносному обету пишет Гуйо де Берзе: «Я принял крест – мне ль не идти в поход? / Когда б я сам не осуждал столь строго/ Отказ …»[39].
Т.о. принятие креста для большинства людей является серьёзным и ответственным поступком с далеко идущими последствиями. Они серьёзно и обдуманно подходили к вопросу участия.
Конечно, были те, кого ни что не держало в его краю, а, скажем, грехов для искупления было достаточно, чтобы отправиться в Святую землю. Здесь поступка нет. Такой человек, имея два положительных мотива, отправляется в поход. Были и те, кому дома хорошо и грехов не так уж много, чтобы из-за них принимать крестоносный обет. Тогда он не участвует. Оба мотива – отрицательные.
Об одних из тех, кому не следует принимать обет пишет Гуйо де Берзе[40]: «Влюбленный станет мукою терзаться: / Идти в поход или остаться здесь, / Ведь тот, кто в плен любви отдался весь, / Не должен за такое дело браться. / Столь многим господам служить не след. / Чье сердце Даме приняло обет, / Без срама тот не мог бы тут остаться. / Засим не должно гневу предаваться»[41]. Здесь налицо полимотивированный поступок. На это указывает ситуация мучительного выбора: «Идти в поход или остаться здесь»[42]. Фактически, наличествуют два разнонаправленных мотива, обет Даме и обет Господу, конкурирующие между собой. Они являются мотивами исходя из своей общественно-культурной сути. Будучи важными элементами среды, рыцарь торжественным обязательством включает их в свой личностный смысл как предмет потребности. И т.о. сам создаёт себе мотив. Т.к. он осознан, то по терминологии А. Н. Леонтьева становится мотивом-целью[43], сам же мотив не осознаётся.
Гуйо де Берзе признаёт, что невозможно руководствоваться обоими мотивами, так следуя за первым и одновременно приняв крестоносный обет, он будет нарушен, а это приведёт к позору: «Столь многим господам служить не след. / Чье сердце Даме приняло обет, / Без срама тот не мог бы тут остаться»[44]. Позор, в смысле бесчестия, наступает тогда, когда приняв крест, рыцарь остаётся дома. Здесь наблюдается его система ценностей, где честь рыцаря имеет ведущее значение, связанное за счёт личностного смысла с «… реальностью самой его жизни в этом мире, с ее мотивами»[45]. Сохранение чести носит тройственную природу: с одной стороны, м.б. потребностью; с другой, является мотивом; с третьей, целью. В данном случае, учитывая индикатор отрицательной эмоции гнева: «Без срама тот не мог бы тут остаться. / Засим не должно гневу предаваться»[46], честь выступает в роли мотива побуждающего к исполнению крестоносного обязательства.
С точки зрения Гуйо де Берзе, когда существует конкуренция мотивов, совершать выбор между Дамой и принятием креста (который ещё не нашит) нужно в пользу первой: «Ведь тот, кто в плен любви отдался весь, / Не должен за такое дело браться»[47]. Эту же мысль, но уже post factum, выражает Гюон д’Аррас: «Без сердца в Сирию иду с досадой, / Ведь ваша близость сердцу так мила»[48]. В данных двух строках наблюдается негативное эмоциональное переживание крестоносца идущего в Святую землю, выраженное в досаде. Учитывая важность эмоциональной окраски действий[49], становится ясно, что для него Дама гораздо важнее и ценнее чем Бог. Эта отрицательная эмоция сильнее, чем радость от службы Господу в крестовом походе. В то же время, Гюон д’Аррас выражает радость и, не единожды, по отношению к Даме: «Я помню, как-то Дама мне рекла: / “О, как я буду возвращенью рада, / И радости вам будут без числа! / Но будьте мне верны, чураясь зла!” / Ах, Дама, в этой речи всё – услада! / И жизнь, о Боже, стала весела! / Без сердца в Сирию иду с досадой, / Ведь ваша близость сердцу так мила. / О, если б плоть без сердца жить могла! / О, если б ваше сердце без преграды / За мною шло в поход, душа б цвела / И с вашим сердцем стала бы смела!»[50]. В данном отрывке можно насчитать пять эпитетов радости, связанных с Дамой: а) в её прощальных словах всё радует рыцаря: «… в этой речи всё – услада»[51]; б) повседневность наполнилась красками: «… жизнь … стала весела!»[52]; в) удовольствие от близости с Дамой: «… ваша близость сердцу так мила»[53]; г) наслаждение от того, что сакральная часть женщины могла бы сопровождать рыцаря в крестовом походе: «… если б ваше сердце … за мною шло в поход, душа б цвела»[54]; д) блаженство души, проявляющееся в храбрости (женщина вдохновляет на храбрость): «… душа … с вашим сердцем стала бы смела!»[55]. Очевидно, для данного трувера, Дама наполнена большим и значимым положительным эмоциональным значением, чем Господь, т.к. какие-либо положительные эмоции по отношению к Нему вообще не встречаются во всём произведении.
Выше было сказано, что до принятия креста в ситуации выбора как поступить, для Гуйо де Берзе, любовь к Даме является ведущим мотивом. Здесь тоже наблюдается взгляд в ретроспективе, т.е. автор дал крестоносный обет, не понимая в полной мере, насколько сильно расставание будет терзать его сердце. Тем не менее, когда крест принят и надо расставаться, говоря о Боге, которому дал клятву, слова наполнены возмущением: «Но это он [Бог – А. Н.] от вас меня ведет - / С упреком горьким обращаюсь к Богу»[56]. Здесь наблюдается отрицательное эмоциональное отношение к Богу, что снова приводит к важности Дамы, по сравнению с Господом.
Видимо, совет трувера исходит из собственного горького опыта, когда уже невозможно отказаться от креста. Тем не менее, несмотря на, в какой-то мере, обиду на Бога, Гуйо де Берзе благодарит Его за принятие и взаимность своим чувствам со стороны Дамы: «Знай перед тем я, как в поход собраться, / Что в миг прощанья так измаюсь днесь, - / Всю душу вам отдав, отбросив спесь, / В молитвах Богу стал бы я стараться / За то, что был отрадою согрет - / На страсть мою не клали вы запрет»[57]. Снова положительных эмоций больше испытывается к Даме, чем к Богу.
Судя по всему, автор предостерегает от легкомысленного отношения к крестоносному движению и говорит, что нет ничего плохого в непринятии креста. Но если рыцарь всё-таки взял его и расстроен тем, что покидает объект нежных чувств, то данной строкой: «Засим не должно гневу предаваться»[58], Гуйо де Берзе говорит, что в случае нарушения обета Богу и, следовательно, собственного бесчестия не надо сердиться, как и в случае вступления в крестоносное войско злость из-за расставания с Дамой неуместна.
Итак, Дама является смыслообразующим мотивом, чтобы не идти в крестовый поход и остаться дома, но и в походе она предстаёт ведущим мотивом, по сравнению с Богом и службой Ему. Тем не менее, рыцари принимали крест и оставляли её, столь обожаемую и желанную: «Свиданье дух безумьем опалило - / Мне к милой путь был долго прегражден»[59], ради Святой земли.
Значительной побуждающей силой обладает честь Дамы (как ни странно она выше Бога, т.к. не Он, Его Истина или иное феноменологическое явление божественной природы озаряет дорогу в Святую землю), так и рыцаря, которую он всячески будет беречь: «Но ваша честь осветит мне дорогу, / И друг ваш для хулы не даст предлога»[60].
Неотъемлемым элементом любой войны является грабёж[61], но деньги сами по себе не являются мотивом, таковым они становятся из-за различных потребностей субъекта[62].
«Великая слава прошла по всем землям, когда эти два знатных мужа [Симон де Монфор и Рено де Монмирай – А. Н.]взяли крест»[63]. Здесь слава в качестве почётной известности как свидетельство всеобщего уважения и признания заслуг выступает в роли мотива честолюбия (жажда известности, почестей, стремление к почетному положению). Потребностями являются всеобщее уважение и признание.