Принципы построения патопсихологического исследования
ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Б. В. ЗЕЙГАРНИК
ПАТОПСИХОЛОГИЯ
УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ
Для студентов высших учебных заведений
2-е издание, стереотипное
Москва
ACADEMIA
2003
УДК 616.89 (075.8)
ББК5б.14я73 359
З59
Рукопись предоставлена литературно-педагогическим агентством
«Кафедра-М»
Зейгарник Б.В.
Патопсихология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. — 2-е изд., стереотип. — М.: Издательский центр «Академия», 2003. — 208 с.
ISBN 5-7695-0594-Х
Пособие представляет собой изложение основных разделов курса «Патопсихология» — одной из отраслей психологической науки, данные которой имеют теоретическое и практическое значение для психологии и психиатрии. В книге рассматриваются принципы построения патопсихологического исследования, проблемы нарушения восприятия, мышления, умственной работоспособности и др.
Может быть полезно педагогам и практическим психологам.
УДК 616.89 (075.8)
ББК56.14я73
ISBN 5-7695-0594-Х © Издательский центр «Академия», 1999
ВВЕДЕНИЕ
Патопсихология является отраслью психологической науки. Ее данные имеют теоретическое и практическое значение для психологии и психиатрии. В этом смысле ее можно причислить к пограничным областям знания.
В настоящее время в науке происходит чрезвычайно интенсивный процесс формирования междисциплинарных областей. Существуют такие области, как биохимия, биофизика, химическая радиология и т.п. Этот процесс отпочкования от «материнской» науки, свидетельствующий о ее зрелости, коснулся и психологии; существует инженерная детская, педагогическая, социальная психология, нейропсихология, патопсихология и т.п. Процесс отпочкования пограничных областей знания обусловлен многими причинами, прежде всего научно-техническим прогрессом. В психологии к этим общим причинам добавляется еще одна — роль человеческого фактора. Стало очевидным, что многие, даже частные, проблемы педагогики, медицины и техники нельзя разрешить без учета человеческого фактора.
Отпочковавшись от своей «материнской» науки, междисциплинарные, пограничные области знания остаются, однако, с нею тесно связанными, они подчиняются ее основным закономерностям. Так же, как инженерная или социальная психология, патопсихология является наукой психологической; ее проблематику, ее перспективы и достижения нельзя рассматривать в отрыве от развития и состояния общей психологии.
Пограничные области знания, естественно, испытывают на себе влияние другой граничащей с ней науки, вернее, они вбирают в себя, ассимилируют многие положения, факты научных исследований этой сложной дисциплины.
Признание положения, что патопсихология является психологической дисциплиной, определяет ее предмет и отграничение его от предмета психиатрии.
Психиатрия, как и всякая отрасль медицины, направлена на выяснение причин психической болезни, на исследование синдромов и симптомов, типичных для того или иного заболевания, закономерностей их появления и чередования, на анализ критериев прогноза болезни, на лечение и профилактику болезни.
Патопсихология как психологическая дисциплина исходит из закономерностей развития и структуры психики в норме. Она изучает закономерности распада психической деятельности и свойств личности в сопоставлении с закономерностями формирования и протекания психических процессов в норме, она изучает закономерности искажений отражательной деятельности мозга. Следовательно, при всей близости объектов исследования психиатрия и патопсихология отличны по своему предмету. Всякое забвение этого положения (т.е. положения о том, что патопсихология является психологической наукой) приводит к размыванию границ этой области знаний, к подмене ее предмета предметом так называемой малой психиатрии. Проблемы и задачи, которые патопсихология должна решать своими методами и в своих понятиях, подменяются проблемами, которые подлежат компетенции самих психиатров, что приводит не только к торможению развития патопсихологии, но не приносит пользы самой психиатрии.
Полученные экспериментальные данные, не проанализированные в понятиях психологической теории, «возвращают» клинике лишь по-иному обозначенные факты, которые врачи фиксируют не хуже нас своим клиническим методом. Лишь в том случае, когда анализ результатов патопсихологического эксперимента проводится в понятиях современной материалистической психологической теории, они оказываются полезными клинической практике, не только дополняя ее, но и вскрывая новые факты. Как говорил в свое время известный физик Л.Больцман, самым практичным оказывается хорошая теория.
Забвение положения о том, что патопсихология является психологической наукой, приводит к еще одному нежелательному результату. Из-за недостаточности специалистов-патопсихологов в патопсихологическую работу вливаются специалисты смежных дисциплин, не владеющие ни знаниями в области психологии, ни профессиональными навыками. Патопсихолог должен быть прежде всего психологом, вместе с тем хорошо осведомленным в теоретических основах и практических запросах психиатрической клиники.
Если патопсихологическим исследованием занимаются представители смежных дисциплин, они должны иметь основательную психологическую подготовку. Об этом еще на заре становления патопсихологии говорил представитель школы В.М.Бехтерева К.И.Поварнин: «Исследователи врачи часто считают возможным приступить к экспериментально-психологическому исследованию душевнобольных, не потрудившись хорошо ознакомиться даже с основами нормальной психологии... При таком отношении к психологическим исследованиям трудно ждать от них удовлетворительных результатов... Ведь душевная жизнь человека — самый сложный во всей природе объект изучения и требует умелого и осторожного подхода во всеоружии психологических знаний» [81; 38—39].
Недостаточная психологическая подготовка может вести к грубым ошибкам — упрощенному представлению о сложных психических явлениях, неправильным выводам. Сложную психологическую действительность, в которой все составляющие слиты воедино, экспериментатор должен умело реорганизовать, выдвигая на передний план изучаемое явление. Знание психологии необходимо не только при выборе способа исследования, но и при анализе результатов. И на это указывал К.И.Поварнин, подчеркивая, что исследователю «мало знать психологию и ее способы исследования теоретически — нужно уметь применить эти знания на практике. Навык к работе, умение подойти к испытуемому, планомерное ведение опыта, бесконечное число мелочей, упускаемых в теоретическом изложении, но крайне важных для дела, могут быть усвоены только на практике» [81, 42].
Исследования в области патопсихологии имеют: а) теоретическое и б) прикладное значение. Перейдем к первому разделу о роли патопсихологических исследований для теории психологии. Мы остановимся подробно на этом вопросе в заключительной главе, здесь укажем лишь на те направления, в которых эта роль может найти свое выражение.
Прежде всего патологический материал предоставляет возможность проследить строение различных форм психической деятельности. Еще И.П.Павлов указывал на то, что патологическое очень часто упрощает то, что заслонено от нас в норме. На патологическом материале мы часто можем вскрыть те психологические факторы, которые «ответственны» за ту или иную структуру познавательной деятельности больного.
Особенное значение приобретают данные патопсихологических исследований при анализе строения мотивов и потребностей. Мы остановимся на этом позже, здесь следует лишь отметить, что психическое заболевание, разрушая и искажая иерархию мотивов, снижая их смыслообразующую функцию, представляет ценнейшие реальные факты для доказательства и проверки теоретических положений общей психологии. Это возможно потому, что душевная болезнь приводит часто не только к распаду сформировавшихся процессов, мотивов, потребностей, но и к формированию новых (пусть патологически измененных) мотивов, появлению новых качеств, черт личности. Поэтому использование патологического материала может оказаться полезным при разрешении вопроса о соотношении биологического и социального в развитии психики.
Как мы покажем в последующих главах, изменения психической деятельности (как познавательной, так и мотивационно-эмоциональной сферы) не проявляются непосредственно как прямое следствие болезни, а проходят сложный путь формирования и развития. Поэтому анализ жизненного пути заболевшего человека и данных психологического эксперимента является своего рода генетическим подходом, позволяющим решить ряд теоретических вопросов.
Другой теоретической проблемой, для которой важны патопсихологические исследования, является проблема распада и развития психики, проблема, поставленная еще в 30-х годах Л.С.Выготским. Многие зарубежные психологи считают, что распад психики является негативом ее развития, т.е. что психические процессы, способности, развивающиеся в процессе созревания мозга, развиваются, пропорционально уменьшаются при его старении или болезни. Данные патопсихологического исследования показали, что это не так. По смыслу учения Сеченова — Павлова психические процессы формируются на основе условных, т.е. прижизненно формирующихся рефлексов. Л.С.Выготский, A.H.Леонтьев высказали положение, что для человека характерно «социальное наследие», положение, поддержанное и генетиком Н.П.Дубининым. Иными словами, психическое формируется в результате воспитания и усвоения человеческого опыта, т.е. развитие психики происходит под влиянием социальных факторов; болезнь же, протекая по закономерностям биологическим, создает условия для формирования аномальной психики. Следовательно, и теоретически нельзя предполагать, что распад является негативом развития.
Не менее значимо и прикладное значение психологии. Практические задачи, стоящие перед патопсихологическим исследованием, разнообразны. Прежде всего данные психологического эксперимента могут быть использованы для дифференциально-диагностических целей. Конечно, установление диагноза — дело врача, оно производится не на основании тех или иных лабораторных данных, а на основании комплексного клинического исследования. Однако в психологических лабораториях накоплены экспериментальные данные, характеризующие нарушения психических процессов при различных формах заболеваний, которые могут служить дополнительным материалом при установлении диагноза. Так, например, при клинической оценке психического состояния больного нередко возникает необходимость ограничения астенического состояния органической природы от состояния шизофренической вялости. Замедленность психических процессов, плохое запоминание и воспроизведение предъявленного материала, выявление зависимости этих нарушений от истощаемости — все это обнаруживается чаще при органическом заболевании, в то время как непоследовательность суждений при отсутствии истощаемости, разноплановость мышления при хорошем запоминании чаще наблюдается при шизофреническом процессе.
Перед психологическим экспериментом может быть поставлена задача анализа структуры, установления степени психических нарушений больного, его интеллектуального снижения вне зависимости от дифференциально-диагностической задачи, например при установлении качества ремиссии, при учете эффективности лечения.
В настоящее время, когда в клиническую практику внедряется большое количество новых терапевтических средств, применение адекватных психологических исследований помогает определить характер действий этих средств. Ряд экспериментально-психологических приемов может быть использован в качестве индикаторов при психофармакологических пробах.
Методические приемы экспериментальной патопсихологии применяются в настоящее время не только в психоневрологической практике. Учет сдвигов в психическом состоянии больного, изменения его работоспособности, его личностных особенностей становится необходимым и в терапевтических, хирургических клиниках, а также в области профессиональной гигиены.
Особенно большое значение приобретают данные экспериментальной патопсихологии при решении вопросов психиатрической экспертизы: трудовой, судебной и воинской.
Задачи, которые ставит перед психологом судебно-психиатрическая экспертиза, разнообразны и носят сложный характер. Установление диагностических критериев, анализ степени снижения усложняются особым отношением больного к самому акту экспертизы, сознательно принятой «позицией» как к эксперименту, так и к травмирующей ситуации, или реактивными наслоениями. Нередко встает задача нахождения критерия для определения симуляции болезненных проявлений, например для разграничения истинной некритичности от симулятивного поведения (исследование И.И.Кожуховской).
При проведении трудовой экспертизы необходимо учитывать соотношение полученных результатов исследования с требованиями профессии больного.
В настоящее время особенное развитие получил социальный аспект психиатрии. Существует даже термин «социальная психиатрия». В этом направлении идут многие исследования наших отечественных и зарубежных психологов и психиатров. Выявилось, что снижение работоспособности душевнобольного человека далеко не всегда соответствует степени изменения его психических процессов (работы В.М.Когана, Э.А.Коробковой, Д.Е.Мелехова, С.Я.Рубинштейн, А.Б.Халфиной, Т.С.Кабаченко и др.). Широко встает вопрос не только о восстановлении работоспособности, но и о предупреждении такого снижения. Данные психологического исследования, выявляющие изменения деятельности больного человека, его жизненной позиции, его отношения к окружающим, приобретают большой удельный вес в этой работе.
За последнее время обозначилась еще одна сфера влияния патопсихолога в клинической практике — это участие в психотерапевтической работе. Этот раздел работы, широко развитый в зарубежной клинической психологии, в настоящее время получает свое распространение и в отечественной. Делается попытка обоснования психологических рекомендаций для проведения психотерапии (например, при лечении неврозов, алкоголизма).
Особое место занимает использование патопсихологического эксперимента в психиатрической клинике детского возраста. Наряду с задачей дифференциальной диагностики, установлением степени снижения и учета эффективности лечения встает специфический для детской психиатрической клиники вопрос о прогнозе обучаемости и связанный с ним вопрос об отборе детей в специальные школы.
Особенно ценным в этом отношении оказывается динамическое прослеживание детей, оно даст возможность проанализировать данные патопсихологом прогностические оценки обучаемости ребенка и осмыслить те теоретические принципы, на которых прогноз базировался. Однако задачи патопсихологической работы в клинике детского возраста не исчерпываются поисками критериев диагностики и обучаемости. В этой области проводится большая коррекционная работа. Она касается как восстановления отдельных нарушенных функций, так и коррекции нарушенного развития в целом (например, с помощью игротерапии).
Следует отметить, что экспериментальные факты, накопленные патопсихологами при решении обозначенных практических задач, могут оказаться полезными при решении ряда теоретических вопросов. Дело в том, что клинические задачи требуют почти всегда динамического исследования, которое дает возможность проредить условия, при которых выступает то или иное психопатологическое явление. Именно эта «заданность» условий помогает проследить формирование того или иного симптома, вскрыть его природу, например формирование патологической потребности, искажения мотивов, интересов и т.п.
ГЛАВА I
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР
История патопсихологии связана с развитием психиатрии, неврологий и экспериментальной психологии.
В конце XIX века психология стала постепенно утрачивать характер умозрительной науки, в ее исследования вносятся методы естествознания. Экспериментальные методы В.Вундта и его учеников проникли в психиатрические клиники — клинику Э.Крепелина (1879), в крупнейшую психиатрическую клинику Франции в Сальпетриере (1890), где должность заведующего лабораторией более 50 лет занимал П.Жане; экспериментально-психологические лаборатории были открыты и в психиатрических клиниках России — лаборатория В.М.Бехтерева в Казани (1885), С.С.Корсакова в Москве (1886), затем лаборатории В.Ф.Чижа в Юрьеве, И.А.Сикорского в Киеве и др.
Уже на рубеже нашего века некоторые ученые говорят о возникновении новой отрасли психологической науки. Так, В.М.Бехтерев пишет в 1904 г.: «Новейшие успехи психиатрии, обязанные в значительной степени клиническому изучению психических расстройств у постели больного, послужили основой особого отдела знаний, известного под названием патологической психологии (курсив наш. — Б.З.), которая уже привела к разрешению весьма многих психологических проблем и от которой, без сомнения, еще большего в этом отношении можно ожидать в будущем» [6; 12—13].
Расстройства психики рассматривались как эксперимент природы, причем затрагивающий большей частью сложные психологические явления, к которым экспериментальная психология еще не имела подхода. «Болезнь превращается в тонкое орудие анализа, — писал Р.Рибо, — она производит для нас опыты, никаким другим путем не осуществимые» [87, 61].
В одной из первых обобщающих работ по патопсихологии — «Психопатология в применении к психологии» — швейцарский психиатр Г.Штёрринг писал, что изменение в результате болезни того или иного составного элемента душевной жизни дает возможность узнать, в каких явлениях он принимает участие и какое значение имеет для явлений, в состав которых входит. Патологический материя способствует постановке новых проблем в общей психологии, чем содействует ее развитию. Кроме того, патологические явления могут служить критерием при оценке психологических теорий.
Таким образом, у самых истоков новой отрасли психологической науки, когда еще не был накоплен достаточный конкретный материал, ученые видели ее значение, выходящее за рамки прикладной к психиатрии науки. Приветствуя появление работы Г.Штёрринга, в предисловии к ее русскому изданию (1903) В.М.Бехтерев писал: «...Патологические проявления душевной деятельности представляют собой, в сущности, не что иное, как отклонения и видоизменения нормальных проявлений душевной деятельности, подчиняющейся тем же основным законам, как и последние» [111].
В 20-х годах нашего столетия появляются работы по медицинской психологии известных зарубежных психиатров: «Медицинская психология» Э.Кречмера [49], трактующая проблемы распада и развития с неприемлемых для нас позиций конституционализма, и «Медицинская психология» П.Жане [128] в которой автор останавливается на проблемах психотерапии.
Развитие отечественной патопсихологии отличалось наличием прочных естественно-научных традиций. И.М.Сеченов придавал большое значение сближению психологии и психиатрии. В письме М.А.Боковой в 1876 г. он указывал, что приступает к созданию медицинской психологии, которую называл своей «лебединой песней». Он писал о психологии: «Наука эта, очевидно, становится основой психиатрии, все равно как физиология лежит в основе патологии тела» (цит. по В.М.Каганову [34; 101]).
Однако И.М.Сеченову не пришлось развить новой отрасли психологии. Основоположником патопсихологического направления в России являлся В.М.Бехтерев, организатор широких экспериментально-психологических исследований нарушений психической деятельности.
Представитель рефлекторной концепции В.М.Бехтерев изгнал интроспекцию из сферы науки, объявив единственно научным методом объективный, что было его огромной заслугой в период засилия субъективно-идеалистической психологии. Но, как известно, логика борьбы с интроспективной психологией привела В. М.Бехтерева, не овладевшего диалектическим материализмом, к абсолютизации внешних проявлений психики, к отказу не только от употребления психологической терминологии, но и от попыток проникновения в субъективный мир, к созданию рефлексологии. И это не могло не отразиться на патопсихологических исследованиях его учеников и сотрудников: рефлексологический принцип лишал исследования собственно психологического анализа объективных проявлений психики. Поэтому больший интерес представляют протокольные записи работ школы В.М.Бехтерева, чем сам их анализ: объективное исследование требовало по возможности охватывать «всю совокупность фактов внешнего проявления невропсихики и сопутствующих условий...» [7; 592].
Кроме того, большинство патопсихологических исследований было осуществлено в дорефлектологический период творчества В.М.Бехтерева, в лаборатории и клинике душевных и нервных болезней Военно-медицинской академии в Петербурге.
О диапазоне патопсихологических исследований можно судить по докторским диссертациям, выполненным под руководством В.М.Бехтерева: «Экспериментально-психологические исследования над больными с нарастающим паралитическим слабоумием» Л.С.Павловской (1907); «Клинические и экспериментально-психологические исследования речевой функции» М.И.Аствацатурова (1908); «Характер ассоциаций у больных с хроническим первичным помешательством» К.Н.Завадовского (1909); «О процессах сосредоточения (внимания) у слабоумных душевнобольных» А.В.Ильина (1909); «Экспериментально-психологические исследования в маниакально-меланхолическом психозе» Л.Г.Гутмана (1909); «Объективно-психологическое исследование творчества и других интеллектуальных функций у душевнобольных» В.В.Абрамова (1911) и др.
В работах школы В.М.Бехтерева получен богатый конкретный материал об особенностях ассоциативной деятельности, мышления, речи, внимания, умственной работоспособности у разных категорий больных сравнительно со здоровыми соответствующего возраста, пола и образования, представляющий интерес как исторический факт «деятельностного» подхода к психическим явлениям1.
Уход от собственно психологического анализа фактически противоречил выдвинутому В.М.Бехтеревым принципу личностного подхода: «...Личность больного и ее отношение к эксперименту ничуть не оставляется экспериментатором без внимания... Все, что может дать объективное наблюдение за больным, начиная с мимики и кончая заявлениями и поведением больного, должно быть принято во внимание... оцениваемо в связи со всеми условиями эксперимента, не исключая и непосредственно предшествующих опыту» [7; 593]. Это противоречие приводило к тому, что вопреки принципам рефлексологии в конкретные исследования представителей школы В.М.Бехтерева пробивался психологический анализ. Примером может служить вышедшая в 1907 г. работа М.И.Аствацатурова «О проявлении негативизма в речи» [3]. Речь больного в этом исследовании анализируется в системе целостного поведения, сопоставляются особенности речи в экспериментальной беседе с речью больного в иных обстоятельствах, подчеркивается, что сходные речевые реакции могут иметь различную природу.
Принятый в школе В.М.Бехтерева принцип качественного анализа нарушений психологической деятельности стал традицией отечественной психологии.
В.М.Бехтеревым, С.Д.Владычко, В.Я.Анфимовым и другими представителями школы было разработано множество методик экспериментально-психологического исследования душевнобольных, некоторые из которых (методика сравнения понятий, определения понятий) вошли в число наиболее употребляемых в советской патопсихологии.
Сохранили значение для современной науки сформулированные В.М.Бехтеревым и С.Д.Владычко требования к методикам:
1) простота (для решения экспериментальных задач испытуемые не должны обладать особыми знаниями, навыками); 2) портативность (возможность исследования непосредственно у постели больного, вне лабораторной обстановки); 3) предварительное испытание методики на большом количестве здоровых людей соответствующего возраста, пола, образования.
Видную роль в определении направления отечественной экспериментальной психологии сыграл ученик В.М.Бехтерева А.Ф.Лазурский, заведующий психологической лабораторией в основанном В.М.Бехтеревым Психоневрологическом институте, организатор собственной психологической школы. В предисловии к книге А.Ф.Лазурского «Психология общая и экспериментальная» Л.С.Выготский писал, что А.Ф.Лазурский относится к тем исследователям, которые были на пути превращения психологии эмпирической в научную.
Разрабатывая главным образом вопросы индивидуальной и педагогической психологии, А.Ф.Лазурский придавал большое значение патопсихологии: «...Данные, добытые патологией души, заставили пересмотреть, а во многих случаях и подвергнуть основательной переработке многие важные отделы нормальной психологии» [52; 665]; патология дает «возможность рассматривать душевные свойства человека как бы сквозь увеличительное стекло, делающее для нас ясным такие подробности, о существовании которых у нормальных субъектов можно только догадываться» [52; 664].
А.ФЛазурский был новатором в экспериментально-методической области: он раздвинул границы эксперимента в психологии, применяя его в обычных условиях повседневной жизни, и сделал предметом экспериментального исследования конкретные формы деятельности и сложные проявления личности. Естественный эксперимент, разработанный А.Ф.Лазурским, вначале для педагогической психологии, был внедрен в клинику. Конечно, осуществление такого эксперимента в условиях клиники было намного сложнее, чем в школе, где в ходе обычной учебной деятельности можно определенным образом строить программу урока, давать экспериментальные задания. В клинике «естественный эксперимент» применялся в ходе организации досуга больных, их занятий и развлечений — со специальной целью давались счетные задачи, ребусы, загадки, задания по восполнению пропущенных букв и слогов в тексте и др.
Вторым центром, в котором развивалась клиническая психология, была психиатрическая клиника С.С.Корсакова в Москве. В этой клинике была организована с 1886 г. вторая в России психологическая лаборатория, которой заведовал А.А.Токарский. Как и все представители прогрессивных направлений в психиатрии, С.С.Корсаков придерживался того мнения, что знание основ психологической науки дает возможность правильного понимания распада психической деятельности душевнобольного человека. Не случайно он начинал чтение курса психиатрии с изложения основ психологии. Подобных традиций придерживались и последователи С.С.Корсакова — В.П.Сербский, А.Н.Бернштейн и др.
В работах, вышедших из клиники С.С.Корсакова, содержатся положения, вносящие ценный вклад в теорию психологической науки. Статья сотрудника С.С.Корсакова, А.А.Токарского [108] «О глупости» содержит интересный анализ структуры слабоумия, подводит к мысли о том, что нарушения интеллектуальной деятельности больных не сводится к распаду отдельных способностей, а что речь идет о сложных формах нарушений всей целенаправленной мыслительной деятельности.
Интерес к экспериментальной психологии проявляется и в том, что ряд заседаний Московского общества психиатров был посвящен ознакомлению с методами психологического исследования.
В 1911 г. вышла книга А.Н.Бернштейна, посвященная описанию методик экспериментально-психологического исследования;
в том же году Ф.Г. Рыбаков издал свой «Атлас психологического исследования личности». Таким образом, в канун Великой Октябрьской социалистической революции в России начала формироваться психологическая область знания — экспериментальная патопсихология.
Следует подчеркнуть большое содружество ведущих психиатров и невропатологов того времени с психологами. Многие из них, например С.С.Корсаков, В.М.Бехтерев, А.И.Сербский, Г.И.Россолимо, А.Н.Бернштейн, В.А.Гиляровский, были сами проводниками передовых идей психологии своего времени и содействовали развитию психологии и в научно-организационном направлении. Они начинали свои лекции с основ психологической науки, были членами психологических научных обществ, редакторами психологических журналов и т.п.
Интересно отметить, что в дальнейшем, именно на психоневрологических съездах, прозвучали первые доклады советских психологов-материалистов, выступавших за построение марксистской психологии. На I психоневрологическом съезде в Москве выступил со своим докладом «Современная психология и марксизм» Л.С.Выготский.
Это содружество во многом определило характер психологических исследований и пути их дальнейшего развития. Тесная связь с клинической практикой и тенденция теоретически осмыслить добываемые факты избавляли патопсихологию уже в то время от голого эмпиризма и спекулятивных построений, которые характерны и сейчас для патопсихологии многих зарубежных стран.
Развитие патопсихологии после Великой Октябрьской социалистической революции шло в русле общего развития психологии как науки, строящейся на фундаменте марксистско-ленинской философии.
Большую роль в становлении патопсихологии как определенной области знаний сыграли идеи о предметной деятельности выдающегося советского психолога Л.С.Выготского, которые были в дальнейшем развиты в общей психологии его учениками и сотрудниками А.Н.Леонтьевым, А.Р.Лурия, П.Я.Гальпериным, Л.И.Божович, А.В.Запорожцем и др.
Л.С.Выготский высказал положения, что: 1) мозг человека располагает иными принципами организации функций, нежели мозг животного; 2) развитие высших психических функций не предопределено одной лишь морфологической структурой мозга; психические процессы не возникают в результате одного лишь созревания мозговых структур, они формируются прижизненно в результате обучения, воспитания, общения и присвоения опыта человечества; 3) поражение одних и тех же зон коры имеет разное значение на разных этапах психического развития. Эти положения во многом определили путь патопсихологических и нейропсихологических исследований. Психические функции являются, по выражению А.Р.Лурия, сформированными по своему генезу и опосредованными по структуре.
Сам Л.С.Выготский положил своими экспериментальными исследованиями начало изучению распада мышления. Следует отметить, что Л.С.Выготский использовал данные патопсихологических исследований для построения своей теории о высших психических функциях и в своей принципиальной дискуссии с К.Левином [17, 18].
Интенсивные экспериментально-психологические исследования проводились в Ленинградском институте мозга им. В.М.Бехтерева на протяжении нескольких десятилетий под руководством В.Н.Мясищева. Следуя традиции В.М.Бехтерева, В.Н.Мясищев стремился к сочетанию психиатрии и психологии и внедрению объективных методов исследования больных в психиатрические клиники. Были разработаны методики объективной регистрации эмоциональных компонентов психической деятельности человека (в качестве объективного показателя использовалась электрокожная характеристика человека (ЭКХ), регистрируемая с помощью гальванометра).
Ряд работ, выполненных в отделе психологии Ленинградского института мозга, был посвящен анализу строения трудовой деятельности больных, изучению влияния отношения больных к труду на их трудоспособность. На основании этих исследований В.Н.Мясищев выдвинул положение о том, что нарушение работоспособности следует рассматривать как основное проявление душевной болезни человека и что показатель работоспособности служит одним из критериев психического состояния больного. Работы ленинградской школы патопсихологов этого периода не утратили до сих пор своего актуального значения как по содержанию, так и по экспериментальным методикам.
В эти же годы был проведен ряд крупных исследований в психологической лаборатории Центрального научно-исследовательского института экспертизы трудоспособности, созданного впервые в мире в СССР.
Из этой лаборатории вышли работы, посвященные особенностям интеллектуальной деятельности больных, перенесших травмы головного мозга, характеристике психической деятельности и трудоспособности больных эпилепсией и шизофренией.
Значение этого цикла работ выходит за пределы их узко экспертного применения. Анализируя нарушения трудоспособности, сотрудники ЦИЭТИНа уделяли много внимания исследованию разных форм психической активности.
В годы Великой Отечественной войны патопсихологи включились в восстановительную работу в нейрохирургических госпиталях. Предметом патопсихологических исследований становятся нарушения психической деятельности, вызванные травмами головного мозга, и их восстановление.
Одной из ведущих проблем в области патопсихологии является проблема распада познавательной деятельности. Работа в этой области ведется в разных направлениях: исследуются изменения личностного компонента в структуре расстройств познавательных процессов (лаборатория Московского института психиатрии и лаборатория патопсихологии факультета психологии МГУ), разрабатывается вопрос о связи нарушений познавательных процессов с процессом актуализации знаний (лаборатория Института психиатрии Академии медицинских наук). Другая линия исследований направлена на психологический анализ наблюдаемых в психиатрической клинике нарушений личности.
Изменяя психическую деятельность человека, болезнь приводит к различным формам патологии личностных особенностей. В психиатрической литературе имеются исключительные по яркости и правдивости описания нарушений личности, характерные для различных заболеваний и состояний. Однако анализ этих нарушений проводится в основном в терминах житейской либо устаревшей эмпирической психологии. Поэтому исследование личностных сдвигов в понятиях современной материалистической психологии является в настоящее время одной из наиболее перспективных задач. Эти исследования нужны не только психиатрической практике, они полезны и для разрешения теоретических вопросов психологии личности.
В настоящее время широко проводятся исследования изменений иерархического построения мотивов, их смыслообразующей функции; исследуется так называемая внутренняя картина болезни при разных психических заболеваниях (лаборатория патопсихологии факультета психологии МГУ, патопсихологическая лаборатория Московского института психиатрии). Используя теорию установки Д.Н.Узнадзе, ряд психологов и психиатров Грузии изучают нарушения установки при различных формах психических заболеваний.
Все эти исследования позволяют подойти к изучению поставленного в свое время Л.С.Выготским вопроса о соотношении развития и распада психики, вопроса, имеющего методологическое значение.
Значительно расширились за последнее время патопсихологические исследования в экспертной практике: судебно-психиатрической и трудовой.
Проблема трудовой и социальной реабилитации привлекает сейчас внимание представителей разных специальностей; расширяется сеть лабораторий по восстановлению как отдельных нарушений функций, так и работоспособности больных людей. Участие психологов становится сейчас не только необходимым, но часто ведущим фактором как в восстановительной работе, так и в области профилактики психических заболеваний.
Особое развитие получили патопсихологические исследования в детских психоневрологических учреждениях. Разрабатываются методики, способствующие ранней диагностике умственной отсталости; проводится анализ сложных картин слабоумия и недоразвития в детском возрасте с целью поисков дополнительных дифференциально-диагностических признаков и симптомов; на основе положения Л.С.Выготского о зоне ближайшего развития разрабатывается ряд методик обучающего эксперимента, направленных на выявление прогностически важных признаков обучаемости детей (психологическая лаборатория психоневрологической больницы № 6).
Наряду с научно-исследовательской работой за последние годы проводится большая работа по разработке и апробации методов исследования, которые опубликованы в ряде методических писем и пособий: методическое письмо Московского института психиатрии «Об экспериментально-психологических исследованиях больных в психоневрологических учреждениях»; «Врачебно-трудовая экспертиза и трудоустройство больных шизофренией» И.Н.Дукельской и Э.А.Коробковой; руководство по психологическому исследованию психически больных детей» М.П.Кононовой; «Введение в медицинскую психологию» М.С.Лебединского и В.Н.Мясищева; методические пособия С.Я.Рубинштейн, А.Я.Ивановой, Л.Н.Поперечной, С.В.Лонгиновой.
Рост исследовательской и практической работы в области экспериментальной патопсихологии проявляет себя и в том, что при научных обществах как психологов, так и психиатров и невропатологов существуют секции, объединяющие и координирующие исследования в области патопсихологии. На всесоюзных съездах психологов (1959, 1963 и 1971 гг.) были широко представлены доклады патопсихологов, которые концентрировались вокруг следующих проблем: 1) значение патопсихологии для теории общей психологии; 2) проблема компенсации; 3) проблема патологии мышления и личности. Аналогичные симпозиумы были организованы и на состоявшихся Международных конгрессах психологов (Москва - 1966 г., Лондон - 1969 г., Токио - 1972 г.).
В последнее время становится особенно заметным рост молодых специалистов-патопсихологов, работающих как в научных, так и практических учреждениях. Этому способствует специализация части студентов факультетов психологии по патопсихологии.
Таким образом, в настоящее время у нас развивается психологическая область знания, имеющая свой предмет, свои методы, свои теоретические и практические задачи, — экспериментальная патопсихология.
ГЛАВА II
ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ ПАТОПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Как и всякая область психологической науки, патопсихология использует метод эксперимента. Приемы патопсихологического исследования зависят от тех принципиальных общепсихологических теоретических установок, на которых они базируются. Поэтому выбор конкретных путей психологического исследования является проблемой не только методического, но и методологического характера. Для того чтобы понять особенности патопсихологического эксперимента, необходимо остановиться в нескольких словах на методах исследования общей психологии. Метод эксперимента не является единственным путем познания в психологии. Он стал главенствующим по мере развития психологии как точной науки и связи с ее общими теоретическими положениями.
Как известно, внимание психологов-рационалистов было направлено на разграничение в психике человека отдельных «душевных способностей», каждая из которых по-своему перерабатывает получаемый извне материал. Психология сводилась к описанию работы этих способностей.
Умозрительное описание внутреннего мира человека получило свое отражение не только у психологов-рационалистов. Оно нашло свое место у представителей так называемой понимающей психологии (Э.Шпрангер, В.Дильтей). Отрицая дробление психики на отдельные процессы или функции, признавая неделимость, единство психического, представители этого направления отказываются от научного исследования психического, считая, что если природу можно объяснить, то психику можно только понять. Эти положения понимающей психологии нашли свое отражение в концепции психологов-экзистенциалистов.
На практике это означает, что психолог должен ограничиться лишь наблюдением за поведением субъекта, регистрацией его высказываний и самонаблюдений и отказаться от эксперимента, от возможности изменения условий и деятельности, от которых зависит протекание того или иного процесса. По существу, психолог-экзистенциалист стремится описывать явление, но не проникать в его сущность.
Пришедшая на смену рационалистической эмпирическая психология принесла с собой иное понимание метода исследования. С развитием эмпирической психологии, развитием психофизиологии начинает внедряться в психологию метод эксперимента (В.Вундт, Г.Эббингауз, Э.Титченер), проникающий в практику неврологии и психиатрии. В крупнейших клиниках (В.М.Бехтерева в Ленинграде, Э.Крепелина в Лейпциге, С.С.Корсакова в Москве) открываются психологические лаборатории.
Принципы методических приемов, использующихся в лабораториях, различны. Кратко остановимся на них.
Долгое время в клиниках господствовал метод количественного измерения психических процессов, метод, который основывался на вундтовской психологии. Взгляд на психические процессы как на врожденные способности, которые лишь количественно меняются при развитии, привел к идее о возможности создания измерительной психологии. Экспериментальное исследование психических процессов сводилось к установлению лишь его количественной характеристики, точнее, к измерению отдельных психических способностей.
Принцип количественного измерения врожденных способностей лег в основу психологических методов исследования в психиатрических и неврологических клиниках. Исследование распада какой-нибудь функции состояло в установлении степени количественного отклонения от ее нормального стандарта.
В 1910 г. виднейший невропатолог Г.И.Россолимо разработал систему психологических экспериментов, которая якобы, по его мнению, позволяла установить уровень отдельных психических функций — психологический профиль субъекта. По мнению автора, различные патологические состояния мозга вызывали определенные типичные профили изменения психодинамики. В основе этого метода лежала концепция эмпирической психологии о существовании врожденных изолированных способностей. Эта ложная теория так же, как и упрощенный количественный подход к анализу нарушений психической деятельности, не могла обеспечить внедрения методов, адекватных запросам клинической практики, хотя сама попытка приблизить психологию к решению клинических задач была прогрессивной для своего времени.
Метод количественного измерения отдельных психических функций достиг своей крайней выраженности в тестовых исследованиях Бине — Симона, которые были вначале направлены на выявление уровня умственных способностей. Измерительные тестовые исследования базировались на концепции, согласно которой умственные способности ребенка фатально предопределены наследственным фактором и в малой степени зависят от обучения и воспитания. Каждому ребенку свойствен определенный, более или менее постоянный возрастной интеллектуальный коэффициент (JQ).
Задачи, которые предлагались детям, требовали для своего решения определенных знаний, навыков и позволяли судить в лучшем случае о количестве приобретенных знаний, а не о строении и качественных особенностях их умственной деятельности.
Подобные исследования, направленные на чисто количественные измерения, не позволяют прогнозировать дальнейшее развитие ребенка. А между тем с помощью этих тестов проводилось и сейчас проводится в некоторых странах отделение детей, якобы «способных» от рождения, от других, задержка умственного развития которых объявлялась зависящей тоже от врожденных особенностей. Метод тестов был использован и у нас в стране в так называемых педологических исследованиях детей в школах. Они были справедливо осуждены постановлением ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. как лженаучные.
Метод количественного измерения остается до настоящего времени ведущим в работе многих клинических психологов за рубежом. В многочисленных опубликованных за последние годы монографиях и статьях, посвященных экспериментально-психологическому исследованию больных, приводятся методы подобных тестовых исследований вплоть до вычисления JQ [140].
При исследовании больных методами, направленными на измерение функций, не могут быть учтены ни особенности умственной деятельности, ни качественная сторона нарушения, ни возможности компенсации, анализ которых столь необходим при разрешении клинических задач.
Путем измерения выявляются лишь конечные результаты работы, сам же процесс ее, отношение испытуемого к заданию, мотивы, побудившие испытуемого избрать тот или иной способ действия, личностные установки, желания — словом, все многообразие качественных особенностей деятельности испытуемого не может быть обнаружено.
Наряду с чисто количественным методом за последние годы в зарубежной патопсихологии намечается тенденция к использованию методик, которые направлены лишь на выявление личности.
Представители этого направления используют в своих исследованиях так называемые прожективные методы. Задание, которое предлагается испытуемому, не предусматривает каких-либо определенных способов решения. В отличие от теста, который требует выполнения задачи соответственно определенным условиям, «прожективный» метод использует любую задачу лишь как повод для того, чтобы испытуемый мог проявить свои переживания, особенности своей личности и характера.
В качестве конкретной методики применяется описание картин с неопределенным сюжетом («Thematic Apperception Test», сокращенно TAT). «Чернильные пятна» Роршаха, которые представляют собой различные симметрично расположенные конфигурации самого причудливого вида. Сюжетные картинки, предлагаемые для описания, представляют собой изображение действий или поз персонажей. Испытуемый должен описать картинку, рассказать, что на ней нарисовано, о чем думают, что переживают изображенные персонажи, что с ними произойдет, что предшествовало изображенному событию. При этом, по мнению некоторых авторов «прожективного метода», происходит известное отождествление испытуемого с изображенным персонажем. По выражению французского психолога А.Омбредана, «личность отражается с помощью этого метода, как объект на экране» (отсюда и название «прожективный»). Этот метод часто называют «клиническим подходом к психике здорового человека».
Таким образом, прожективный метод, являющийся по существу своему антиподом метода измерения, по замыслу его авторов должен предоставить возможность качественной оценки поведения испытуемого. Если тестовый метод направлен на оценку результатов работы, то при прожективном методе сама проблема ошибочного или правильного решения вообще не возникает. Исследователь, применяющий прожективный метод, обращает внимание не на допущенные ошибки или на правильные решения, а на личностные реакции испытуемого, на характер возникающих при этом ассоциаций.
Если проанализировать, о каких личностных переживаниях и установках идет речь, то оказывается, что исследователи пытаются вскрыть при помощи этого метода бессознательные, скрытые мотивы и желания больного. Отдельные особенности восприятия испытуемого (например, видит ли он объекты в движении или в покое, обращает ли он внимание при описании пятен Роршаха на крупные части рисунков или на мелкие детали и т.п.) интерпретируются как показатели личностных особенностей.
Таким образом, этот метод должен в противоположность количественному измерению отдельных функций дать возможность качественного анализа целостной личности. Рациональное зерно, содержащееся в «прожективном» методе, должно безусловно быть использовано. Однако выявление с его помощью переживания, особенности не могут служить индикаторами строения личности, устойчивой иерархии ее мотивов и потребностей. Прожективные методы должны сами стать объектом исследования.
Остановимся на принципах экспериментально-психологического исследования в советской патопсихологии. Положение материалистической психологии о том, что психические процессы являются не врожденными способностями, а прижизненно формирующимися видами деятельности, требует, чтобы психологический эксперимент давал возможность исследовать психические нарушения как нарушения деятельности. Он должен быть направлен на качественный анализ различных форм распада психики, на раскрытие механизмов нарушенной деятельности и на возможности ее восстановления. Если речь идет о нарушениях познавательных процессов, то экспериментальные приемы должны показать, как распадаются те или иные мыслительные операции больного, которые сформировались в процессе его жизнедеятельности, как видоизменяется процесс приобретения новых связей, в какой форме искажается возможность пользования системой старых, образовавшихся в прежнем опыте связей. Исходя из того, что всякий психический процесс обладает известной динамикой и направленностью, следует так построить экспериментальное исследование, чтобы оно отразило сохранность или нарушение этих параметров. Таким образом, результаты эксперимента должны дать не столько количественную, сколько качественную характеристику распада психики. Мы не будем в дальнейшем останавливаться на описании конкретных методик. Они изложены в книге С.Я.Рубинштейн «Экспериментальные методики патопсихологии» [94].
Само собой разумеется, что полученные экспериментальные данные должны быть надежны, что статистическая обработка материала должна быть использована там, где поставленная задача этого требует и допускает, но количественный анализ не должен ни заменить, ни оттеснить качественную характеристику экспериментальных данных. Количественный анализ допустим тогда, когда проведена тщательная качественная психологическая квалификация фактов. Прежде чем приступить к измерению, надо установить, что измеряется.
Следует согласиться с замечанием А.Н.Леонтьева, сделанным в его статье «О некоторых перспективных проблемах советской психологии», что не надо сближать научно обоснованные эксперименты, «дающие возможность качественной оценки, с так называемыми тестами умственной одаренности, практика применения которых не только справедливо осуждена у нас, но вызывает сейчас возражения и во многих других странах мира» [58; 14].
Идея о том, что один лишь количественный анализ не может оказаться пригодным при решении ряда задач, связанных с деятельностью человека, находит свое признание среди ряда ученых зарубежных стран. Так, один из видных американских специалистов в области управления профессор А.Заде пишет, что «точный количественный анализ поведения гуманистических систем не имеет, по-видимому, большого практического значения в реальных социальных, экономических и других задачах, связанных с участием одного человека или группы людей» [25; 7].. Больше того, он подчеркивает, что «способность оперировать нечеткими множествами и вытекающая из нее способность оценивать информацию является одним из наиболее ценных качеств человеческого разума, которое фундаментальным образом отличает человеческий разум от так называемого машинного разума, приписываемого существующим вычислительным машинам» [25; 8].
Следовательно, основным принципом построения психологического эксперимента является принцип качественного анализа особенностей протекания психических процессов больного в противоположность задаче лишь одного количественного их измерения. Важно не только то, какой трудности или какого объема задание больной осмыслил или выполнил, но и то, как он осмыслял, чем были обусловлены его ошибки и затруднения. Именно анализ ошибок, возникающих у больных в процессе выполнения экспериментальных заданий, представляет собой интересный и показательный материал для оценки того или иного нарушения психической деятельности больных.
Один и тот же патопсихологический симптом может оказаться обусловленным различными механизмами, он может оказаться индикатором различных состояний. Так, например, нарушение опосредованной памяти или нестойкость суждений могут возникнуть вследствие нарушенной умственной работоспособности больного (как это имеет место при астениях разного органического генеза), оно может быть обусловлено нарушением целенаправленности мотивов (например, при поражениях лобных разделов мозга), оно может быть проявлением дезавтоматизации действий (при сосудистых изменениях мозга, эпилепсии).
Характер нарушений не является патогномоничным, т.е. специфичным для того или иного заболевания; он является лишь типичным для них и должен быть оценен в комплексе с данными целостного патопсихологического исследования.
Психологическое исследование в клинике может быть приравнено к «функциональной пробе» ~ методу, широко используемому в медицинской практике и состоящему в испытании деятельности какого-нибудь органа. В ситуации психологического эксперимента роль «функциональной пробы» могут играть такие экспериментальные задачи, которые в состоянии актуализировать умственные операции, которыми пользуется человек в своей жизнедеятельности, его мотивы, побуждающие эту деятельность.
Следует подчеркнуть, что патопсихологический эксперимент должен актуализировать не только умственные операции больного, но и его личностное отношение. Еще в 1936 г. В.Н.Мясищев выдвинул эту проблему в своей статье «Работоспособность и болезнь личности» [ 74]. Он указывает, что психическое и психопатологическое явление может быть понято на основе учета отношения человека к работе его мотивов и целей, отношения к самому себе, требований к себе, к результату работы и т.д. Такой подход к психологическим проявлениям требует, как об этом говорит В.Н.Мясищев, знания и изучения психологии личности.
Этот подход диктуется и правильным пониманием детерминации психической деятельности. Говоря о механизмах детерминации психического, С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что внешние условия не определяют непосредственно поведение и поступки человека, что причина действует «через внутренние условия». Это означает, что суждения, действия, поступки человека не являются непосредственной реакцией на внешние раздражители, а что они опосредуются его установками, мотивами, потребностями. Эти установки складываются прижизненно под влиянием воспитания и обучения, но, сформировавшись, они сами определяют действия и поступки человека, здорового и больного.
Отношения человека связаны со структурой личности человека, с его потребностями, с его эмоциональными и волевыми особенностями. Несмотря на то что последние рассматриваются психологией как процессы, они по существу являются включенными в структуру личности. В потребностях человека, материальных и духовных, выражается его связь с окружающим миром, людьми. Оценивая человека, мы прежде всего характеризуем круг его интересов, содержание его потребностей. Мы судим о человеке по мотивам его поступков, по тому, к каким явлениям жизни он равнодушен, по тому, чему он радуется, на что направлены его мысли и желания.
О патологическом изменении личности мы говорим тогда, когда под влиянием болезни у человека скудеют интересы, мельчают потребности, когда у него проявляется равнодушное отношение к тому, что его раньше волновало, когда действия его лишаются целенаправленности, поступки становятся бездумными, когда человек перестает регулировать свое поведение, не в состоянии адекватно оценивать свои возможности, когда меняется его отношение к себе и окружающему. Такое измененное отношение является индикатором измененной личности.
Это измененное отношение приводит не только к ослаблению работоспособности больного, к ухудшению его умственной продукции, но само может участвовать в построении психопатологического синдрома. Так, при исследовании больных артериосклерозом головного мозга отмечено, что чрезмерная фиксация на своих ошибках приводила нередко больных к преувеличенным опосредствованным действиям, которые снижали умственную продукцию больных [27], и к чрезмерным коррекционным приемам, нарушавшим их зрительно-моторную координацию [96]. Иными словами, само отношение больного к ситуации, к себе должно стать предметом исследования и должно быть отражено в построении эксперимента.
Ориентация психологических исследований на изучение изменений личности неминуемо приводит к проблеме их методических путей этого изучения. Возникает вопрос: достаточно ли ограничиться одними наблюдениями за поведением больных с последующим его описанием или же при исследовании изменений личности возможен экспериментальный путь их изучения?
Прежде всего надо отметить, что уже само наблюдение за поведением больного в ситуации эксперимента качественно отличается от наблюдения за больным в клинике. Дело в том, что ситуация психологического исследования в клинике, как правило, воспринимается больными как исследование их умственных возможностей. Поэтому сама ситуация эксперимента приводит к актуализации известного отношения к ней. Так, например, некоторые больные, опасаясь, что у них будет обнаружена плохая память, заявляют, что они всегда плохо запоминали слова. В других случаях необходимость выполнения счетных операций вызывает реплику, что они «всегда терпеть не могли арифметику». Поэтому уже то, как больной принимает задание, может свидетельствовать об адекватности или неадекватности его личностных установок.
Сами способы и качество выполнения заданий, количество ошибок, темп работы могут, например, быть одинаковыми у больного шизофренией и у здорового. Между тем эмоциональные реакции больного, особенно при появлении ошибочных решений, глубоко различны.
Следует отметить еще одну особенность психологического исследования в клинике. Сам процесс выполнения задания вызывает неминуемо чувство какого-то самоконтроля. Больные часто указывают, что им самим «интересно проверить свою память». Нередко бывает так, что больной в процессе работы впервые осознает свою умственную недостаточность. Фразы: «Я не думал, что у меня такая плохая память», «Я не предполагал, что я так плохо соображаю» — являются нередкими.
Естественно, что такое «открытие» является само по себе источником переживания для больного. Поэтому уже наблюдение за поведением и высказываниями больного может послужить материалом для анализа его личностных проявлений.
Другой методический путь исследования изменений личности — это путь их опосредствованного выявления через анализ нарушений познавательных процессов.
Как будет показано в последующих главах, некоторые виды нарушений мышления являются по существу выражением той аффективной «смещенности», которая присуща этим больным. К таким вариантам нарушения мышления можно отнести «некритичность мышления», при котором бездумные и нецеленаправленные суждения вызываются не снижением уровня обобщения больного, а безразличным инактивным отношением к результату своей деятельности.
Так, больные с поражением лобных долей мозга не справлялись с некоторыми простыми заданиями, несмотря на то, что интеллектуальные операции у них были относительно сохранны.
Любое простое задание, требовавшее выбора, планирования, контроля, не выполнялось такого рода больными, и наоборот, более сложные задания, выполнение которых не требовало соблюдения этих условий, выполнялись ими довольно легко. Таким образом, ошибочные решения заданий могут являться не следствием нарушения логического строя мышления, а результатом безразличного отношения субъекта.
Об этом свидетельствуют и исследования психологов, работающих в области педагогической психологии. Так, работами Л.И.Божович и Л.С.Славиной показано, что успеваемость многих детей в школе была обусловлена не нарушением их познавательных процессов, а измененным отношением детей, их измененной позицией в коллективе.
Путь опосредствованного изучения личности и ее аномалии не ограничен. Принципиально любая экспериментальная методика может оказаться пригодной для этого, так как построение различных моделей человеческого поведения и деятельности (а приемы экспериментально-психологического исследования по существу выполняют такую задачу) включает в себя и отношение испытуемого.
Ограничимся лишь некоторыми примерами. Уже выполнение самых простых заданий включает в себя эмоциональный компонент. Исследованиями Э.А.Евлаховой показано, что даже столь простое задание, как описание несложного сюжета картины, зависит от уровня эмоциональной сферы испытуемого. Ею обнаружено, что у детей с поражением лобных долей мозга отмечалась недостаточность реакции на эмоциональное содержание картины.
Поэтому казалось правомерным, что нарушение эмоционального отношения с особой четкостью должно выступить у определенной категории больных при описании таких картинок, осмысление которых должно опираться преимущественно на физиогномику изображенных персонажей, например при необходимости описания картинок с неопределенным сюжетом. Как показали исследования нашей дипломантки Н.К.Киященко, это задание вызвало у здоровых испытуемых активную направленность на раскрытие смысла жестов, выражения лица изображенных персонажей. «Он так держит руку, точно хочет решительно доказать своему собеседнику что-то. Выражение лица его несколько скептическое, он смотрит с недоверием» [37, 215].
При этом испытуемые, как правило, обнаруживали свое отношение к сюжету картины. Выражения: «Мне не нравится его лицо», «Видно, человек не из скромных», «Этот человек с вдумчивым симпатичным лицом» — и подобные им являлись частыми при описании картинок.
Совершенно иными являются данные, полученные с помощью этой методики у больных шизофренией (в основном больные простой и параноидной формой шизофрении, в клинической картине которых выступали проявления пассивности, вялости). Описания картин этими больными сводятся к чисто формальной констатации фактов: «Двое мужчин»; «Мужчины разговаривают»; «Люди сидят за столом».
Если подобным больным указать на необходимость содержательного описания картинок, они в состоянии вникнуть в смысловую сторону изображенного события, остановиться на характерных особенностях изображенных лиц, однако такое описание не возникало спонтанно и не вытекало непосредственно из желаний, а лишь в ответ на требование экспериментатора. Своего же эмоционального отношения к изображенным лицам больные, как правило, не высказывали.
При этом обнаруживалась еще одна особенность больных при решении задачи. Уровень выполнения здоровыми испытуемыми некоторых экспериментальных заданий (классификация предметов, метод исключения и т.д.) не зависел, как правило, от личностного отношения к нему. От этого отношения зависела оценка данного задания («это детская игра», «это проверка моего внимания»), небрежность или старательность выполнения, но не сама возможность выделения адекватного принципа решения задачи. У некоторых же больных (например шизофренией) выполнение задания становилось неадекватным из-за того, что какие-то обрывки субъективных переживаний, желаний начинали доминировать в их суждениях, изменяя сам характер и ход этих суждений. Сама возможность адекватного выполнения даже простого задания нарушалась из-за измененной мотивации, измененного отношения.
Резюмируя, можно сказать, что применение методик, активизирующих познавательную деятельность, всегда включает в себя и актуализацию личностных компонентов (мотивации, отношения).
Наконец, одним из путей исследования личностных изменений является применение методик, направленных непосредственно на выявление мотивационных особенностей больного человека. Речь идет о методах, берущих свое начало из результатов исследований Курта Левина. С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что результат исследования, вскрывающего какие-либо существенные зависимости исследуемой области явлений, превращаются в метод, инструмент дальнейшего исследования [90]. Так случилось и с рядом экспериментальных методов К.Левина.
Несмотря на то что методологические позиции К.Левина для нас неприемлемы, некоторые его экспериментальные приемы оказались полезными для исследования мотивационной сферы. В качестве примера приведем методику ученика К.Левина Ф.Хоппе, известную в психологической литературе как «Исследование уровня притязаний». Она заключалась в следующем: испытуемому давался ряд заданий (около восемнадцати), отличавшихся по степени трудности. Содержание заданий было нанесено на карточках, расположенных в порядке возрастания их сложности. Это могут быть задачи, требующие знаний в области литературы, искусства, математики. Задания могут быть типа головоломок, лабиринтов. Иными словами, содержание заданий должно соответствовать профессиональному, образовательному уровню испытуемых, их интересам, установкам. Только при этом условии у испытуемых вырабатывается серьезное отношение к ситуации эксперимента — создается ситуация выбора.
Давалась инструкция: «Перед вами лежат карточки, на обороте которых обозначены задания. Номера на карточках означают степень сложности заданий. На решение каждой задачи отведено определенное время, которое вам не известно. Я слежу за ним с помощью секундомера. Если вы не уложитесь в отведенное вам время, я буду считать, что задание вами не выполнено. Задания вы должны выбирать сами». Таким образом, испытуемому дается право самому выбирать сложность задачи. Экспериментатор же может по своему усмотрению увеличивать или уменьшать время, отведенное на выполнение задания, тем самым произвольно вызывать у испытуемого переживание неудачи или удачи, показать, что задание выполнено, либо опорочить результаты. Только после оценки экспериментатора испытуемый должен был выбрать следующее задание.
Исследования Ф.Хоппе показали, что после успешных решений уровень притязания повышается, испытуемый обращается к более сложным заданиям; и наоборот, после неуспеха уровень притязаний понижается, испытуемый выбирает более легкое.
Работа Ф.Хоппе была первой попыткой экспериментальным путем исследовать условия для формирования уровня притязания под влиянием успешного или неуспешного решения задачи; за нею последовали другие работы.
Законы перемещения уровня притязания, которые установил Ф.Хоппе, были проверены в исследовании М.Юкнат «Достижение, уровень притязания и самосознание». С помощью несколько измененной методики вместо отдельных задач, как у Ф.Хоппе, она создала серию лабиринтных задач. Первая серия (10 лабиринтных задач) гарантировала успех, т.е. испытуемый всегда мог решить задачу. Это была «серия успеха». Во второй серии — «серия неуспеха» — все задачи (тоже 10 лабиринтных задач), кроме первой, были нерешимы (путь в лабиринте всегда заводил в тупик).
М.Юкнат исследовала две группы испытуемых. Первая группа начинала работу с серии, которая гарантировала успех, вторая группа начинала со второй серии (серия неуспеха). Оказалось, что испытуемые, начинавшие с первой серии, с успехом начинали вторую серию с более высокого уровня, и наоборот, испытуемые, которые выполняли задания серии «неуспеха», начинали работу с легких задач даже через четырнадцать дней, когда с ними проводился повторный опыт с другим типом задач. Испытуемые, выполнявшие серию «успеха», выбирали через две недели сложные задания. Таким образом, М.Юкнат показала, что формирование «уровня притязаний» связано с предыдущим опытом.
Однако у нее, как и у Ф.Хоппе, «уровень притязаний» оказался совершенно изолированным от реальных отношений с окружающими людьми, от содержания выполняемой деятельности.
В исследованиях советских авторов была сделана попытка показать зависимость уровня притязаний от содержания деятельности. К таким исследованиям принадлежат работы Е.А.Серебряковой и М.С.Неймарк.
Взяв за основу методику Хоппе, Е.А.Серебрякова [98] установила не только роль выполняемой деятельности, но и оценки окружающих в формировании самооценки и уверенности в себе. Если Ф.Хоппе в своей методике предельно абстрагировался от реальных жизненных условий, то Е.А.Серебрякова стремилась максимально приблизиться к ним. В результате своего исследования Е.А.Серебрякова установила несколько видов самооценки:
1. Устойчивую адекватную самооценку.