2 Салтыков-Щедрин М. Е. Помпадуры и помпадурши // Собр. соч. В 12 тт. Т. 4. М, 1951. С. 185, 186.

1 Салтыков-Щедрин М. Е. Критика и публицистика (1868-
1878 гг.). С. 326.

2 ГорькийМ. История русской литературы. М, 1939. С. 273.

147

1 Салтыков-Щедрин М. Е. Господа Головлевы // Собр. соч. В
12 тт. Т. 7. М., 1951. См. подр.: Десницкий В. А. Семейная хроника
Н. Щедрина «Господа Головлевы» // Десницкий В. А. Статьи и
исследования. М, 1979. С. 268-323.

2 Салтыков-Щедрин М. Е. Критика и публицистика (1868-
1878 гг.). С. 58.

Лекция тринадцатая

Литература

[Утопизм и романтизм)

1. Положительный идеал & сатире.. Второй формой сатирического отношения к действительности, при­чем именно с упором на создание положительного идеала, явилась литературная утопия. В ней фик­сируется тот идеальный полюс миропредставления, который противостоит царству обмана и насилия, обличаемого в сатире. Будущее, как правило, про-зревается во сне; таковы произведения «Сон. Сча­стливое общество» А. П. Сумарокова (1717-1777), «Каиб» И. А. Крылова (1769-1844), "сонные главы" в «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Ради­щева (1749-1802), «Что делать?» Н. Г. Чернышевского (1828-1889) и т. д. Их "мечтательные страны" бла­годенствуют под сенью разумных законов, и люди там "не имеют... ни благородства, ни подлородства, и преимуществуют по чинам, данным им по их дос­тоинствам; и столько же права крестьянский имеет сын быть великим господином, сколько сын перво­го вельможи"1.

2. Утопия 'Радище&а. В утопических "снах" неред­ко всплывал и образ самодержца, монарха. В ра­дищевском «Путешествии» он восседает на троне в окружении государственных чинов, слушая их угодливые славословия. Услаждаясь ими, он воз­вышается в душе своей "над обыкновенным кругом зрения", достигая "степеней божественной премуд­рости". Самое его любимое занятие - "раздавание приказаний". Вот он главному военачальнику пове­левает "идти с многочисленным войском на завое­вание земли, целым небесным поясом от него отде­ленной". Флотоводцу приказывает направить все

1 Сумароков А.П. Сон. Счастливое общество // Русская сатири­ческая проза XVIII века. Л., 1986. С. 355.

__________________________________ 149

свои корабли "по всем морям, да узрят их неведо­мые народы". Хранителя законов обязывает, чтобы в день его рождения отверзались темницы и отпус­кались на волю все преступники. Зодчего обязывает воздвигнуть "великолепнейшие здания для убежи­ща мусс".

Каждое его повеление встречалось радостными возгласами и рукоплесканиями. Лишь одна жен­щина смотрела на происходящее с презрением и негодованием. Царь пожелал узнать, кто она. Ему сказали: "Сия есть странница, нам неизвестная, именует себя Прямовзорой и глазным врачом. Но есть волхв опаснейший, носяй яд и отраву, радует­ся скорби и сокрушению; всегда нахмуренна, всех презирает и поносит; даже не щадит в ругании сво­ем священныя твоея главы". Как ни велико было негодование царя, он все же нисходит до беседы с ней. Прямовзора говорит ему: "Я - врач, прислан­ный к тебе и тебе подобным, да очищу зрение твое". Из дальнейшей беседы выяснилось, что на обоих глазах царя были бельма, скрывавшие от не­го истину. Когда с ее помощью царь прозрел, ему представились следующие картины. Военачальник, посланный на завоевание новых земель, утопал в роскоши и веселии, даже не думая о начале похода. Флотоводец также "упоялся негою и любовию в объятиях наемной возбудительницы его сладостра­стия", а корабли были оставлены "плавающими при устье пристанища". В это время его подчинен­ные изготовляли чертежи "совершенного в мечта­нии плавания", в которых "уже видны были во всех частях мира новые острова, климату их свой­ственными плодами изобилующие". То же твори­лось и с другими его приказаниями: хранитель за­конов торговал милосердием правителя, отпуская тех преступников, которые давали больше денег, а зодчий превратил свое ремесло в "одно расточение государственныя казны". "Видя во всем толикую

150-------------------------------------------------

превратность", царь "возревел... яростию гнева", но тут же пробудился1.

Намек Радищева был более чем понятен: не са­модержавие, но закон есть "образ Божий на зем­ли"2. Стражи же закона суть истина и правосудие. Эта идея в виде "проекта будущего" развивается Радищевым в главе «Хотилов», наиболее радикаль­ной по своей направленности и содержанию части «Путешествия»3. От нее тянется нить социалисти­ческой пропаганды в русской литературной утопии XIX в.

3. «Офирская земля». Помимо "снов", утопия во­площалась в форме "путешествий". Одно из них -«Путешествие в землю Офирскую» М.М.Щербатова (1733-1790), историка и писателя екатерининской эпохи.

Произведение Щербатова написано от имени некоего "г-на С..., швецкаго дворянина". В сопро­вождении некоего Агиба он путешествует по стра­не, где все так напоминает Россию, только Россию будущего, а не настоящего. В наименованиях офир-ских городов, рек и князей легко узнаваемы рус­ские имена: Квамо соответствует Москве, Перегаб и пересекающая его река - Петербургу и Неве, Габи-новина означает Новгород, Евки - Киев, Био - Обь, Голва - Волгу, Перега - это Петр I, Кастар, или Аракитея, - Екатерина II и т. д. Щербатов упоми­нает в качестве соседа офирианцев Палис - т. е. Польшу, коротко рассказав о хаосе в этой стране. Офир разделен на 15 областей. Их названия - тоже легко соотносимые с русскими реалиями анаграм­мы. Кроме того, прошлое Офирского государства напоминает современную автору Россию, что позво-

1 Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Л.,
1981. С. 37-47 (глава «Спасская Полесть»).

2 Там же. С. 157.

3 Там же. С. 107-123.

__________________________________ 151

ляет ему критиковать существующие российские порядки.

В особенности Щербатова не устраивало то, что Перега (Петр I) перенес столицу в Перегаб - город, полностью изолированный от всей страны, постро­енный "против природы вещей". Это противоестест­венное положение столицы вызвало многие беды: во-первых, отделило сановников, живущих теперь при дворе, от их поместий, вследствие чего они стали без зазрения совести грабить своих крестьян, с которыми потеряли связь; во-вторых, правители перестали обращать внимание на внутреннее поло­жение страны, до их ушей не доходил больше глас народа; в-третьих, расположение столицы на вра­жеской границе довело народ до крайности, и уча­стились бунты. Но если в России ситуация не из­менилась, то в Офире "неразумное" решение было отменено "мудрым" и "великим князем" Сабаколой, снова вернувшим Квамо статус столицы. Это про­изошло 1700 лет назад, и с тех пор офиряне живут в мире и благоденствии, охраняемые "неизменны­ми" законами.

Недовольство Щербатова вызывала и политика градостроения, проводившаяся Петром I и Екатери­ной II. Генеральный губернатор в беседе с путеше­ственником "с великой мудростью" заявляет, что "власть монарша не соделывает города, но физиче­ское или политическое положение мест, или особ­ливые обстоятельства", такие, например, как необ­ходимость сосредоточения центров торговли или "мастерства и рукоделия". Во всех остальных слу­чаях градостроение, утверждал далее губернатор Перегаба, ведет только к повреждению нравов, ибо "переименованные земледельцы в мещане, отставая от их главного промысла, развращаясь нравами, впадая в обманчивость и оставляя земледелие, бо­лее вреда нежели пользы государству приносят". Благо же государства соделывает исключительно

152-------------------------------------------------

"сельская жизнь, воздержанность и трудолюбие". Такова офирская триединая формула морали, под­держиваемая всей системой офирской власти.

Наконец, критика Щербатова затрагивала внешнюю политику России, конкретнее - захват­нические войны, которые она вела. Путешествен­ник приводит слова легендарного героя Бомбей-Горы, который воспротивился намерению некоего офирского князя покорить соседние государства: "Не расширение областей, - говорил он, - состав­ляет силу царств, но многонародие и доброе внут­реннее управление. Еще много у нас мест не засе­ленных, еще во многих местах земля ожидает тру­да человеческого, чтобы сторичный плод принести; еще у нас есть подвластные народы, требующие привести их в лучшее состояние, то не лучше ли исправить сии внутренности, нежели безнужною войною подвергать народ гибели и желать покорить или страны пустыя, которые трудно будет и охра­нять, или народы, отличные во всем от нас, кото­рые и чрез несколько сот лет не приимут духа оте-чественнаго Офирской империи и будут под именем подданных тайные нам враги".

Несомненно, стрела метила в императрицу "не­мецких кровей" - Екатерину II, которая всегда счи­тала своим приоритетом военную политику, интен­сивное расширение русской державы. Не терпя во­обще никакой критики, она незадолго до смерти писателя-утописта повелела наложить арест на ру­копись Щербатова, остававшийся в силе более по­лутораста лет.

Чем же интересна Офирская земля? Почему она взята образцом подражания для России? По мне­нию Щербатова, "если чем она достойна примеча­ния - сие есть: мудрым учрежденным правлением, в коем власть государская соображается с пользою народною, вельможи имеют право со всею прилич­ною смелостию мысли свои монарху представлять,

153

154-------------------------------------------------

Проходит немного времени, и путешественник оказывается "в центре русского полушария и все­мирного просвещения" - громадной столице Рос­сии. "Что за город, любезный товарищ! - сообщает он своему корреспонденту. - Что за великолепие! Что за огромность! Пролетая через него, я верил баснословному преданию, что здесь некогда были два города, из которых один назывался Москвою, а другой соответственно Петербургом, и они были от­делены друг от друга едва ли не степью". Так Одо­евский по-своему решил спор о двух столицах, воз­бужденный Щербатовым.

Россия между тем жила ожиданием падения ог­ромной кометы. Однако, к удивлению путешест­венника, нигде не видно было ни тревоги, ни вол­нения. Все знали, что она будет уничтожена на подходе к Земле снарядами и ждали от ученых точных вычислений, на какой пункт комета устре­мится. Путешественник опять "со стыдом" вспоми­нает о состоянии своего отечества, находя утешение лишь в том, что китайцы - "народ молодой, а здесь, в России, просвещение считается тысячеле­тиями". Он верит, что начатая у них лет 500 назад "великим Хун-Чином" реформа пробудит "наконец Китай от его векового усыпления или, лучше ска­зать, мертвого застоя" и введет его "в общее семей­ство образованных народов". Не будь этого, замеча­ет путешествующий студент, "мы, без шуток, сде­лались бы теперь похожими на этих одичавших американцев, которые, за недостатком других спе­куляций, продают свои города с публичного торгу, потом приходят к нам грабить, и против которых мы одни в целом мире должны содержать войско"1.

 

1 Щербатов М. М. Путешествие в землю Офирскую г-на С..., швецкаго дворянина // Соч. В 2 тт. Т. 1. СПб., 1896. Стлб. 796, 1005,751-752.

1 Одоевский В. Ф. 4338-й год. Петербургские письма // Русская фантастическая проза. Эпоха романтизма (1820-1840 гг.). Л., 1990. С. 370, 371, 372, 373. Возможно, именно Америку имел в виду В. Ф. Одоевский, изображая деградацию и падение целого

155

156

На всех ярится смерть — царя, любимца славы, Всех ищет грозная... и некогда найдет; Всемощныя судьбы незыблемы уставы: И путь величия ко гробу нас ведет2.

Именно временность, случайность пребывания в мире отчуждает человека от привязанности к ре­альному. Романтический герой не видит ни предме­тов, ни явлений, ни форм; он обращен к действи­тельности только внутренним зрением, которое безмолвно и невыразимо. Перед ним мир "призра­ков", символов, и ему не остается ничего другого, как гадать, высказывать предположения, сомне­ваться... Тема эта блестяще освещена в одном из "самых характеристических", по признанию Бе­линского, стихотворений Жуковского, которое на­зывается «Таинственный посетитель»:

Кто ты, призрак, гость прекрасной? К нам откуда прилетал?

государства, основанного на принципах утилитаризма, в своей блестящей новелле «Город без имени» (1844 г.).

1 Гегель Г. В. Ф. Эстетика. В 4 тт. Т. 2. М, 1969. С. 234.

1 Шевырев С. П. О значении Жуковского в русской жизни и
поэзии. М, 1853. С. 39.