IV . Образование внутреннего рынка на рабочую силу

Дата: 2025-05-01; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Чтобы резюмировать те данные, которые были при­ведены по этому вопросу в предыдущем изложении, мы ограничимся картиной передвижения рабочих по Ев­ропейской России. Такую картину дает нам изда­ние департамента земледелия, основанное на пока­заниях хозяев. Картина передвижения рабочих даст общее представление о том, как именно складывается внутренний рынок на рабочую силу; пользуясь ма­териалом названного издания, мы старались только различить передвижение земледельческих и неземле­дельческих рабочих, хотя на карте, приложенной к на­званному изданию и иллюстрирующей передвижение рабочих, и не приведено этого различия.

Главнейшие передвижения земледельческих рабочих следующие: 1) Из центральных земледельческих губер­ний на южные и восточные окраины. 2) Из северных черноземных губерний в южные черноземные губернии, из которых, в свою очередь, уходят рабочие на окраины (ср. гл. III, § IX и § X). 3) Из центральных земледель­ческих губерний в промышленные губернии (ср. гл. IV, § IV). 4) Из центральных и юго-западных земледель­ческих губерний в район свекловичных плантаций (сюда идут даже отчасти рабочие из Галиции).

Главнейшие передвижения неземледельческих рабочих: 1) В столицы и в большие города главным образом из неземледельческих, но в значительной степени и из земледельческих губерний. 2) В промышленный район на фабрики Владимирской, Ярославской и дру­гих губерний из тех же местностей. 3) Передвижение к новым центрам промышленности или к новым отрас­лям ее, к центрам промышленности нефабричной и пр. Сюда относится движение: а) на свеклосахарные заводы юго-западных губерний; б) в южный горный район; в) на портовые работы (в Одессу, Ростов н/Д., Ригу и пр.); г) на разработку торфа во Владимирской и других губерниях; д) в Уральский горнопромышлен­ный район; е) на рыбные промыслы (в Астрахань, к Чер­ному и Азовскому морям и пр.); ж) на судовые, судо­ходные работы, на вырубку и сплав леса и т. п.; з) на работы железнодорожные и т. д.

Таковы те главные передвижения рабочих, которые отмечаются корреспондентами-нанимателями, как ока­зывающие более или менее существенное влияние на условия найма рабочих в разных местностях. Чтобы яснее представить значение этих передвижений, со­поставим с ними данные о заработной плате в раз­личных районах выхода и прихода рабочих. Огра­ничиваясь 28-ю губерниями Европейской России, мы разделяем их на 6 групп по характеру передвижения рабочих и получаем такие данные*: [см. таблицу на стр. 589. Ред.].

Эта табличка наглядно показывает нам основу того процесса, который создает внутренний рынок на рабо­чую силу, а следовательно, и внутренний рынок для капитализма. Два главных района, наиболее развитые в капиталистическом отношении, привлекают массы рабочих: район земледельческого капитализма (южные и восточные окраины) и район промышленного капи­тализма (столичные и промышленные губернии). Зара­ботная плата наиболее низка в районе выхода, в цен­тральных земледельческих губерниях, отличающихся наименьшим развитием капитализма, как в земледелии, так и в промышленности; в районах же прихода за­работная плата повышается по всем видам работ, повы­шается и отношение денежной платы ко всей плате, т. е. усиливается денежное хозяйство на счет нату­рального. Промежуточные районы, стоящие между рай­онами наибольшего прихода (и высшей платы) и райо­ном выхода (и низшей платы), показывают то взаимоза­мещение рабочих, на которое было указываемо выше: рабочие уходят в таком количестве, что на местах вы­хода образуется недостаток рабочих, привлекающий пришельцев из более “дешевых” губерний.

В сущности, представленный на нашей таблице дву­сторонний процесс отвлечения населения от земледе­лия к промышленности (индустриализация населения) и развития торгово-промышленного, капиталистическо­го земледелия (индустриализация земледелия) резю­мирует все изложенное выше по вопросу об обра­зовании внутреннего рынка для капиталистического общества. Внутренний рынок для капитализма и со­здается параллельным развитием капитализма в земле­делии и в промышленности, образованием класса сельских и промышленных предпринимателей, с одной стороны, — сельских и промышленных наемных ра­бочих, с другой стороны. Главные потоки передвижения рабочих показывают главные формы этого процесса, но далеко не все его формы; в предыдущем изложении было показано, что формы этого процесса различны в крестьянском и в помещичьем хозяйстве, различны в различных районах торгового земледелия, различны на различных стадиях капиталистического развития промышленности и т. д.

До какой степени извращен и запутан этот процесс представителями нашей народнической экономии, это показывает особенно ясно § VI второго отдела “Очерков” г. Н. —она, носящий знаменательное заглавие: “Влия­ние перераспределения общественных производитель­ных сил на хозяйственное положение земледельческого населения”. Вот как представляет себе г. Н. —он это “перераспределение”: “В капиталистическом... обществе каждое увеличение производительной силы труда вле­чет за собой “освобождение” соответственного числа рабочих, принужденных искать себе какой-нибудь иной заработок; а так как это происходит во всех от­раслях производства, и такое “освобождение” совер­шается по всей поверхности капиталистического об­щества, то им не остается иного выхода, как обратиться к тому орудию производства, которого они пока еще не лишены, именно — к земле” (стр. 126)... “Наши крестьяне земли не лишены, поэтому на нее-то они и направляют свои силы. Лишаясь работы на фабрике, или будучи принуждены бросить свои подсобные до­машние занятия, они не видят другого исхода, как приняться за усиленную эксплуатацию земли. Все земские статистические сборники констатируют факт расширения запашек...” (128).

Как видите, г. Н. —ону известен совсем особый капитализм, которого нигде никогда не было, которого не мог себе мыслить ни один из экономистов-теоретиков. Капитализм г. Н. —она не отвлекает населения от земледелия к промышленности, не разбивает земледель­цев на противоположные классы. Совсем напротив. Капитализм “освобождает” рабочих из промышлен­ности, и “им” ничего не остается, как обратиться к земле, ибо “наши крестьяне земли не лишены”!! В основании этой “теории”, оригинально “перераспре­деляющей” в поэтическом беспорядке все процессы капиталистического развития, лежат общенародниче­ские нехитрые приемы, подробно разобранные в предыдущем изложении: смешение крестьянской буржуа­зии и сельского пролетариата, игнорирование роста торгового земледелия, подстановка сказок об оторван­ности “народных” “кустарных промыслов” от “капита­листической” “фабрично-заводской промышленности” на место анализа последовательных форм и разнообразных проявлений капитализма в промышленности.

V. ЗНАЧЕНИЕ ОКРАИН. ВНУТРЕННИЙ ИЛИ ВНЕШНИЙ РЫНОК?

В первой главе было указано на ошибочность той теории, которая связывает вопрос о внешнем рынке для капитализма с вопросом о реализации продукта (стр. 25 и следующие). Необходимость внешнего рынка для капитализма объясняется вовсе не невоз­можностью реализовать продукт на внутреннем рынке, а тем обстоятельством, что капитализм не в состоя­нии повторять одни и те же процессы производства в прежних размерах, при неизменных условиях (как это было при докапиталистических режимах), что он неизбежно ведет к безграничному росту производства, перерастающему старые, узкие границы прежних хо­зяйственных единиц. При свойственной капитализму ,' неравномерности развития, одна отрасль производства перегоняет другие и стремится выйти за пределы ста­рого района хозяйственных отношений. Возьмем, напр., текстильную индустрию в начале пореформенной эпохи. Будучи довольно высоко развитой в капиталистиче­ском отношении (мануфактура, начинающая перехо­дить в фабрику), она вполне овладела рынком централь­ной России. Но крупные фабрики, которые росли так быстро, не могли уже удовлетвориться прежними раз­мерами рынка; они стали искать себе рынка дальше, среди того нового населения, которое колонизовало Новороссию, юго-восточное Заволжье, Северный Кав­каз, затем Сибирь и т. д. Стремление крупных фабрик выйти за пределы старых рынков несомненно. Озна­чает ли это, что в районах, служивших этими старыми рынками, большее количество продуктов текстильной промышленности, вообще, не могло быть потреблено? означает ли это, что, напр., промышленные и централь­ные земледельческие губернии не могут уже, вообще, поглощать большего количества фабрикатов? Нет; мы знаем, что разложение крестьянства, рост торгового земледелия и увеличение индустриального населения продолжали и продолжают расширять внутренний ры­нок и этого старого района. Но это расширение внутрен­него рынка задерживается многими обстоятельствами (главным образом, сохранением устарелых учрежде­нии, задерживающих развитие земледельческого капи­тализма); и фабриканты не станут, конечно, ждать, чтобы другие отрасли народного хозяйства догнали в своем капиталистическом развитии текстильную ин­дустрию. Фабрикантам нужен рынок немедленно, и если отсталость других сторон народного хозяйства суживает рынок в старом районе, то они будут искать рынка в другом районе или в других странах или в ко­лониях старой страны..

Но что такое колония в политико-экономическом смысле? Было уже указано выше, что, по Марксу, основ­ные признаки этого понятия следующие: 1) наличность незанятых, свободных земель, легко доступных переселенцам; 2) наличность сложившегося мирового разде­ления труда, мирового рынка, благодаря которому колонии могут специализироваться на массовом произ­водстве сельскохозяйственных продуктов, получая в об­мен за них готовые промышленные изделия, “которые, при других обстоятельствах, им пришлось бы изготов­лять самим” (см. выше, стр. 189, прим., гл. IV, § II). О том, что южные и восточные окраины Европейской России, заселявшиеся в пореформенную эпоху, отли­чаются именно указанными чертами и представляют из себя, в экономическом смысле, колонии централь­ной Европейской России, — было уже говорено в своем месте. Еще более приложимо это понятие колонии к другим окраинам, напр., к Кавказу. Экономическое “завоевание” его Россией совершилось гораздо позднее, чем политическое, а вполне это экономическое завое­вание не закончено и поныне. В пореформенную эпоху происходила, с одной стороны, сильная колонизация Кавказа, широкая распашка земли колонистами (особенно в Северном Кавказе), производившими на продажу пшеницу, табак и пр. и привлекавшими массы сельских наемных рабочих из России. С другой сто­роны, шло вытеснение туземных вековых “кустарных” промыслов, падающих под конкуренцией привозных московских фабрикатов. Падало старинное производ­ство оружия под конкуренцией привозных тульских и бельгийских изделий, падала кустарная выделка железа под конкуренцией привозного русского про­дукта, а равно и кустарная обработка меди, золота и серебра, глины, сала и соды, кож и т. д.; все эти продукты производились дешевле на русских фабри­ках, посылавших на Кавказ свои изделия. Падала обработка рогов в бокалы вследствие упадка феодаль­ного строя в Грузии и ее исторических пиров, падал шапочный промысел вследствие замены азиатского костюма европейским, падало производство бурдюков и кувшинов для местного вина, которое впервые стало поступать в продажу (развивая бочарное производство) и завоевывало в свою очередь русский рынок. Русский капитализм втягивал таким образом Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особен­ности — остаток старинной патриархальной замкну­тости, — создавал себе рынок для своих фабрик. Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории, пре­вращалась в страну нефтепромышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэтичного национального костюма в костюм евро­пейского лакея (Гл. Успенский). Рядом с процессом усиленной колонизации Кавказа и усиленного роста его земледельческого населения шел также (прикры­ваемый этим ростом) процесс отвлечения населения от земледелия к промышленности. Городское население Кавказа возросло с 350 тыс. в 1863 г. до ок. 900 тыс. в 1897 г. (все население Кавказа возросло с 1851 г. по 1897 г. на 95%). Нам нет надобности добавлять, что то же самое происходило и происходит и в Средней Азии, и в Сибири, и т. д.

Таким образом возникает естественно вопрос, где же граница между внутренним и внешним рынком? Взять политическую границу государства было бы слишком механическим решением,, да и решение ли это? Если Средняя Азия — внутренний рынок, а Персия — внеш­ний, то куда отнести Хиву и Бухару? Если Сибирь — внутренний рынок, а Китай — внешний, то куда от­нести Маньчжурию? Подобные вопросы не имеют важ­ного значения. Важно то, что капитализм не может существовать и развиваться без постоянного расшире­ния сферы своего господства, без колонизации новых стран и втягивания некапиталистических старых стран в водоворот мирового хозяйства. И это свойство капи­тализма с громадной силой проявлялось и продолжает проявляться в пореформенной России.

Следовательно, процесс образования рынка для капи­тализма представляет две стороны, именно: развитие капитализма вглубь, т. е. дальнейший рост капитали­стического земледелия и капиталистической промыш­ленности в данной, определенной и замкнутой террито­рии, — и развитие капитализма вширь, т. е. распро­странение сферы господства капитализма на новые территории. По плану настоящей работы мы ограни­чились почти исключительно первой стороной процесса, и поэтому считаем особенно необходимым подчеркнуть здесь, что другая сторона его имеет чрезвычайно важ­ное значение. Сколько-нибудь полное изучение про­цесса колонизации окраин и расширения русской территории, с точки зрения развития капитализма, потребовало бы особой работы. Нам достаточно отме­тить здесь, что Россия находится в особенно выгодных условиях сравнительно с другими капиталистическими странами вследствие обилия свободных и доступных колонизации земель на ее окраинах. Не говоря уже об Азиатской России, мы имеем и в Европейской Рос­сии такие окраины, которые — вследствие громадных расстояний и дурных путей сообщения — крайне еще слабо связаны в хозяйственном отношении с централь­ной Россией. Возьмем, напр., “дальний север” — губернию Архангельскую; необъятные пространства земли и природных богатств эксплуатируются еще в самой ничтожной степени. Один из главных местных продук­тов, лес, шел до последнего времени, главным образом, в Англию. В этом отношении, след., данный район Европейской России служил внешним рынком для Англии, не будучи внутренним рынком для России. Русские предприниматели, конечно, завидовали англий­ским, и теперь, с проведением железной дороги до Архангельска, они ликуют, предвидя “подъем духа и предпринимательскую деятельность в разных отраслях промышленности края”.

VI. “МИССИЯ” КАПИТАЛИЗМА

Нам остается еще в заключение подвести итоги по тому вопросу, который получил в литературе название вопроса о “миссии” капитализма, т. е. об его истори­ческой роли в хозяйственном развитии России. Призна­ние прогрессивности этой роли вполне совместимо (как мы старались подробно показать на каждой сту­пени нашего фактического изложения) с полным при­знанием отрицательных и мрачных сторон капитализма, с полным признанием неизбежно свойственных капи­тализму глубоких и всесторонних общественных про­тиворечий, вскрывающих исторически преходящий характер этого экономического режима. Именно на­родники, которые тщатся из всех сил представить дело так, будто признавать историческую прогрессивность капитализма значит быть апологетом его, именно на­родники грешат недостаточной оценкой (а подчас и замалчиванием) наиболее глубоких противоречий русского капитализма, затушевывая разложение кре­стьянства, капиталистический характер эволюции нашего земледелия, образование класса сельских и промысловых наемных работников с наделом, зату­шевывая полное преобладание низших и худших форм капитализма в пресловутой “кустарной” промышлен­ности.

Прогрессивную историческую роль капитализма можно резюмировать двумя краткими положениями: повышение производительных сил общественного труда и обобществление его. Но оба эти факта проявляют­ся в весьма разнообразных процессах в различных областях народного хозяйства.

Развитие производительных сил общественного труда наблюдается с полной рельефностью лишь в эпоху крупной машинной индустрии. До этой высшей стадии капитализма сохранялась еще ручное производство и первобытная техника, которая прогрессировала чисто стихийным путем и с чрезвычайной медленностью. По­реформенная эпоха резко отличается в этом отноше­нии от предыдущих эпох русской истории. Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и моло­тилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка. Нет ни одной отрасли народного хозяйства, подчи­ненной капиталистическому производству, в которой бы не наблюдалось столь же полного преобразования тех­ники. Процесс этого преобразования по самой природе капитализма не может идти иначе, как среди ряда неравномерностей и непропорциональностей: периоды процветания сменяются периодами кризисов, развитие одной отрасли промышленности ведет к упадку другой, прогресс земледелия захватывает в одном районе — одну, в другом — другую сторону сельского хозяйства, рост торговли и промышленности обгоняет рост земле­делия и т. д. Целый ряд ошибок народнических пи­сателей проистекает из их попыток доказать, что это непропорциональное, скачкообразное, азартное развитие не есть развитие.

Другая особенность развития капитализмом общест­венных производительных сил состоит в том, что рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления: мы указы­вали не раз, как проявляется это в земледелии и в промышленности. Эта особенность вытекает из общих законов реализации продукта в капиталистическом обществе и находится в полном соответствии с антаго­нистической природой этого общества.

Обобществление труда капитализмом проявляется в следующих процессах. Во-первых, самый рост товар­ного производства разрушает свойственную натураль­ному хозяйству раздробленность мелких хозяйственных единиц и стягивает мелкие местные рынки в громад­ный национальный (а затем мировой) рынок. Произ­водство на себя превращается в производство на все общество, и чем выше развит капитализм, тем сильнее становится противоречие между этим коллективным характером производства и индивидуальным харак­тером присвоения. Во-вторых, капитализм создает на место прежней раздробленности производства неви­данную раньше концентрацию его как в земледелии, так и в промышленности. Это — наиболее яркое и наиболее рельефное, но отнюдь не единственное про­явление рассматриваемой особенности капитализма. В-третьих, капитализм вытесняет те формы личной за­висимости, которые составляли неотъемлемую принад­лежность предшествующих систем хозяйства. В Рос­сии прогрессивность капитализма в этом отношении сказывается особенно резко, так как личная зависи­мость производителя существовала у нас (отчасти про­должает существовать и поднесь) не только в земледелии, но и в обрабатывающей промышленности (“фаб­рики” с крепостным трудом), и в горнозаводской про­мышленности, и в рыбной промышленности, и пр. По сравнению с трудом зависимого или кабального крестьянина, труд вольнонаемного рабочего представ­ляет из себя во всех областях народного хозяйства явление прогрессивное. В-четвертых, капитализм необ­ходимо создает подвижность населения, которая не тре­бовалась прежними системами общественного хозяй­ства и была невозможна при них в сколько-нибудь широких размерах. В-пятых, капитализм уменьшает постоянно долю населения, занятого земледелием (в ко­тором всегда господствуют наиболее отсталые формы общественно-хозяйственных отношений), увеличивает число крупных индустриальных центров. В-шестых, капиталистическое общество увеличивает потребность населения в союзе, в объединении и придает этим объ­единениям особый характер, сравнительно с объеди­нениями прежних времен. Разрушая узкие, местные, сословные союзы средневекового общества, создавая ожесточенную конкуренцию, капитализм в то же время раскалывает все общество на крупные группы лиц, за­нимающих различное положение в производстве, и дает громадный толчок объединению внутри каждой такой группы. В-седьмых, все указанные изменения ста­рого хозяйственного строя капитализмом неизбежно ведут также и к изменению духовного облика населе­ния. Скачкообразный характер экономического раз­вития, быстрое преобразование способов производства и громадная концентрация его, отпадение всяческих форм личной зависимости и патриархальности в от­ношениях, подвижность населения, влияние крупных индустриальных центров и т. д. — все это не может не вести к глубокому изменению самого характера производителей, и мы имели уже случай отметить соот­ветствующие наблюдения русских исследователей.

Обращаясь к народнической экономии, с представи­телями которой нам приходилось постоянно полемизи­ровать, мы можем резюмировать причины нашего разно­гласия с ними следующим образом. Во-первых, самое понимание того процесса, как именно идет в России развитие капитализма, а равно и представление о том строе хозяйственных отношений, который предшество­вал в России капитализму, мы не можем не признать у народников безусловно неправильным, причем осо­бенно важным представляется, с нашей точки зрения, игнорирование ими капиталистических противоречий в строе крестьянского хозяйства (как земледельче­ского, так и промыслового). Далее, что касается до вопроса о медленности или быстроте развития капи­тализма в России, то все зависит от того, с чем сравни­вать эго развитие. Если сравнивать докапиталистиче­скую эпоху в России с капиталистической (а именно такое сравнение и необходимо для правильного решения вопроса), то развитие общественного хозяйства при ка­питализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капи­тализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капита­лизмом, задерживающие его развитие, безмерно ухуд­шающие положение производителей, которые “стра­дают и от капитализма и от недостаточного развития капитализма”. Наконец, едва ли не самая глубокая причина расхождения с народниками лежит в разли­чии основных воззрений на общественно-экономические процессы. Изучая эти последние, народник делает обыкновенно те или другие морализирующие выводы; он не смотрит на различные группы участвующих в производстве лиц, как на творцов тех или иных форм жизни; он не задается целью представить всю сово­купность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношения между этими группами, имеющими различные интересы и различные истори­ческие роли... Если пишущему эти строки удалось дать некоторый материал для выяснения этих вопро­сов, то он может считать свой труд не напрасным.

---

ПРИЛОЖЕНИЕ II (к главе VII, стр. З61)