XII. Три стадии развития капитализма

Дата: 2025-05-01; Просмотры: 2

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

В РУССКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Подведем теперь итоги тем основным выводам, к ко­торым приводят данные о развитии капитализма в нашей промышленности.

Главных стадий этого развития три: мелкое товарное производство (мелкие, преимущественно крестьянские промыслы) — капиталистическая мануфактура — фаб­рика (крупная машинная индустрия). Факты совер­шенно опровергают распространенное у нас воззрение об оторванности “фабрично-заводской” и “кустарной” промышленности. Напротив, разделение их — чисто искусственно. Связь и преемственность указанных нами форм промышленности — самая непосредствен­ная и самая тесная. Факты совершенно ясно пока­зывают, что основная тенденция мелкого товарного производства состоит в развитии капитализма, в частности — в образовании мануфактуры, а мануфак­тура на наших глазах с громадной быстротой перера­стает в крупную машинную индустрию. Может быть, одним из наиболее рельефных проявлений тесной и непосредственной связи между последовательными формами промышленности служит тот факт, что це­лый ряд крупных и крупнейших фабрикантов сами были мелкими из мелких промышленников и про­шли через все ступени от “народного производства” до “капитализма”. Савва Морозов был крепостным крестьянином (откупился в 1820 г.), пастухом, извоз­чиком, ткачом-рабочим, ткачом-кустарем, который пешком ходил в Москву продавать свой товар скуп­щикам, затем владельцем мелкого заведения — раз­даточной конторы — фабрики. Умер он в 1862 г., когда у него и у его многочисленных сыновей было 2 большие фабрики. В 1890 г. на 4 фабриках, при­надлежащих его потомкам, было занято 39 тысяч рабочих, производящих изделий на 35 млн. руб.. В шелковом производстве Владимирской губ. целый ряд крупных фабрикантов вырос из ткачей-рабочих и ткачей-кустарей. Крупнейшие фабриканты Иваново-Вознесенска (Куваевы, Фокины, Зубковы, Кокушкины, Бобровы и мн. др.) вышли из кустарей. Парчевые фабрики Московской губ. все были кустар­ными светелками. Фабрикант Павловского района, Завьялов, еще в 1864 г. “живо помнил то время, когда он сам был простым работником у мастера Хаба­рова”. Фабрикант Варыпаев был мелким куста­рем; Кондратов был кустарем, пешком ходил в Павлове с кошелем своих изделий. Фабрикант Асмолов был погонщиком лошадей у коробейников, потом мелким торговцем, владельцем маленькой ма­стерской табачных изделий — затем фабрики с мно­гомиллионными оборотами. И т. д., и т. д. Интересно бы посмотреть, как определили бы эконо­мисты-народники в этих и подобных случаях начало “искусственного” капитализма и конец “народного” производства?

Три основные формы промышленности, названные выше, отличаются прежде всего различным укладом техники. Мелкое товарное производство характери­зуется совершенно примитивной, ручной техникой, которая оставалась неизменной чуть ли не с незапамят­ных времен. Промышленник остается крестьянином, перенимающим по традиции приемы обработки сырья. Мануфактура вводит разделение труда, вносящее суще­ственное преобразование техники, превращающее кре­стьянина в мастерового, в “детального рабочего”. Но ручное производство остается, и на его базисе прогресс способов производства неизбежно отличается большой медленностью. Разделение труда складывается сти­хийно, перенимается так же по традиции, как и кре­стьянская работа. Только крупная машинная индустрия вносит радикальную перемену, выбрасывает за борт ручное искусство, преобразует производство на новых, рациональных началах, систематически применяет к про­изводству данные науки. До тех пор, пока капитализм не организовал в России крупной машинной индустрии, и в тех отраслях промышленности, в которых он еще не организовал ее, мы наблюдаем почти полный застой техники, мы видим употребление того же ручного станка, той же водяной или ветряной мельницы, которые применялись к производству века тому назад. Наоборот, в тех отраслях промышленности, которые подчинила себе фабрика, мы видим полный технический переворот и чрезвычайно быстрый прогресс способов машинного производства.

В связи с различным укладом техники мы видим раз­личные стадии развития капитализма. Мелкое товарное производство и мануфактура характеризуются пре­обладанием мелких заведений, из которых выделяются лишь немногие крупные. Крупная машинная индуст­рия окончательно вытесняет мелкие заведения. Капи­талистические отношения образуются и в мелких про­мыслах (в виде мастерских с наемными рабочими и торгового капитала), но они развиты здесь еще слабо и не фиксируются в резкие противоположности между группами участвующих в производстве лиц. Ни круп­ных капиталов, ни широких слоев пролетариата здесь еще нет. В мануфактуре мы видим образование и того и другого. Пропасть между владельцем средств про­изводства и работником достигает уже значительных размеров. Вырастают “богатые” промышленные посе­ления, в которых массу жителей составляют совершенно неимущие работники. Небольшое число купцов, во­рочающих громадными суммами по закупке сырья и сбыту продуктов, — и масса живущих со дня на день детальных рабочих, такова общая картина мануфак­туры. Но обилие мелких заведений, сохранение связи с землей, сохранение традиции в производстве и во всем строе жизни, все это создает массу посредствующих элементов между крайностями мануфактуры и задержи­вает развитие этих крайностей. В крупной машинной индустрии все эти задержки отпадают; крайности обще­ственных противоположностей достигают высшего раз­вития. Все мрачные стороны капитализма как бы кон­центрируются вместе: машина дает, как известно, громадный импульс к безмерному удлинению рабочего дня; в производство вовлекаются женщины и дети; образуется (и по условиям фабричного производства должна образоваться) резервная армия безработных и т. д. Однако обобществление труда, совершаемое фабрикою в громадных размерах, и преобразование чувств и понятий занимаемого ею населения (в частно­сти, разрушение патриархальных и мелкобуржуазных традиций) вызывают реакцию: крупная машинная индустрия, в отличие от предыдущих стадий, настоя­тельно требует планомерного регулирования произ­водства и общественного контроля над ним (одно из проявлений этой тенденции — фабричное законода­тельство).

Самый характер развития производства изменяется на различных стадиях капитализма. В мелких промыс­лах это развитие идет вслед за развитием крестьянского хозяйства; рынок крайне узок, расстояние от произво­дителя до потребителя невелико, ничтожные размеры производства легко приспособляются к мало колеблю­щемуся местному спросу. Поэтому наибольшая устой­чивость характеризует промышленность на этой стадии, но эта устойчивость равносильна застою техники и сохранению патриархальных общественных отношений, опутанных всяческими остатками средневековых тра­диций. Мануфактура работает на крупный рынок, иногда — на всю нацию, и сообразно с этим производство приобретает свойственный капитализму характер неустойчивости, которая достигает наибольшей силы при фабрике. Развитие крупной машинной индустрии не может идти иначе, как скачками, периодическими сменами периодов процветания и кризисов. Разорение мелких производителей в громадной степени усили­вается этим скачкообразным ростом фабрики; рабочие то притягиваются массами фабрикой в эпохи горячки, то выталкиваются. Условием существования и развития крупной машинной индустрии становится образование громадной резервной армии безработных и готовых взяться за всякую работу людей. Во II главе мы пока­зали, из каких слоев крестьянства рекрутируется эта армия, а в последующих главах были отмечены и те главнейшие виды занятий, для которых капитал дер­жит наготове эти резервы. “Неустойчивость” крупной машинной индустрии всегда вызывала и вызывает реак­ционные жалобы людей, которые продолжают смотреть на вещи глазами мелкого производителя и забывают, что только эта “неустойчивость” и заменила прежний застой быстрым преобразованием способов производ­ства и всех общественных отношений.

Одним из проявлений этого преобразования служит отделение промышленности от земледелия, освобожде­ние общественных отношений в промышленности от тех традиций крепостного и патриархального строя, кото­рые тяготеют над сельским хозяйством. В мелком товар­ном производстве промышленник еще совершенно не вы­лупился из крестьянина; он остается в большинстве случаев земледельцем, и эта связь мелкой промышлен­ности и мелкого земледелия настолько глубока, что мы наблюдаем интересный закон параллельного раз­ложения мелких производителей в промышленности и в земледелии. Выделение мелкой буржуазии и наемных рабочих идет рука об руку в обеих областях народного хозяйства, подготовляя тем самым, на обоих полюсах разложения, разрыв промышленника с земледелием. В мануфактуре этот разрыв уже очень значителен. Образуется целый ряд промышленных центров, не за­нимающихся земледелием. Главным представителем промышленности становится уже не крестьянин, а купец и мануфактурист, с одной стороны, “мастеровой”, с дру­гой стороны. Промышленность и сравнительно развитые торговые сношения с остальным миром поднимают жизненный уровень населения и его культурность; на крестьянина-земледельца работник мануфактуры смотрит уже сверху вниз. Крупная машинная индуст­рия доканчивает это преобразование, отделяет окон­чательно промышленность от земледелия, создает, как мы видели, особый класс населения, совершенно чуждый старому крестьянству, отличающийся от него другим строем жизни, другим строем семейных отношений, высшим уровнем потребностей, как материальных, так и духовных. В мелких промыслах и в мануфактуре мы видим всегда остатки патриархальных отношений и разнообразных форм личной зависимости, которые, в общей обстановке капиталистического хозяйства, чрезвычайно ухудшают положение трудящихся, уни­жают и развращают их. Крупная машинная индуст­рия, концентрируя вместе массы рабочих, сходящихся нередко из разных концов страны, абсолютно уже не мирится с остатками патриархальности и личной зависимости, отличаясь поистине “пренебрежительным отношением к прошлому”. И именно этот разрыв с уста­релыми традициями был одним из существенных усло­вий, создавших возможность и вызвавших необходи­мость регулирования производства и общественного контроля за ним. В частности, говоря о преобразовании фабрикой условий жизни населения, необходимо заме­тить, что привлечение к производству женщин и под­ростков есть явление в основе своей прогрессивное. Бесспорно, что капиталистическая фабрика ставит эти разряды рабочего населения в особенно тяжелое поло­жение, что по отношению к ним особенно необходимо сокращение и регулирование рабочего дня, обеспечение гигиенических условий работы и пр., но стремления совершенно запретить промышленную работу женщин и подростков или поддержать тот патриархальный строй жизни, который исключал такую работу, были бы реакционными и утопичными. Разрушая патриар­хальную замкнутость этих разрядов населения, кото­рые прежде не выходили из узкого круга домашних, семейных отношений, привлекая их к непосредствен­ному участию в общественном производстве, крупная машинная индустрия толкает вперед их развитие, повышает их самостоятельность, т. е. создает такие условия жизни, которые стоят несравненно выше патриархальной неподвижности докапиталистических отношений.

Первые две стадии развития промышленности харак­теризуются оседлостью населения. Мелкий промыш­ленник, оставаясь крестьянином, прикреплен к своей деревне земельным хозяйством. Мастеровой в ману­фактуре остается обыкновенно прикованным к тому небольшому, замкнутому району промышленности, ко­торый создается мануфактурой. В самом строе про­мышленности на первой и второй стадии ее развития нот ничего, что бы нарушало эту оседлость и замкну­тость производителя. Сношения между различными районами промышленности редки. Перенесение про­мышленности в другие местности совершается лишь путем переселения отдельных мелких производителей, основывающих новые мелкие промыслы на окраинах государства. Напротив, крупная машинная индустрия необходимо создает подвижность населения; торговые сношения между отдельными районами громадно рас­ширяются; железные дороги облегчают передвижение. Спрос на рабочих возрастает в общем и целом, то под­нимаясь в эпохи горячки, то падая в эпохи кризисов, так что переход рабочих с одного заведения на другое, из одного конца страны в другой становится необходи­мостью. Крупная машинная индустрия создает ряд новых индустриальных центров, которые с невиданной раньше быстротой возникают иногда в незаселенных местностях, — явление, которое было бы невозможно без массовых передвижений рабочих. Мы скажем ниже о размерах и о значении так наз. отхожих неземле­дельческих промыслов. Теперь же ограничимся кратким указанием на данные земской санитарной статистики по Московской губернии. Опрос 103 175 фабрично-заводских рабочих показал, что рабочих уроженцев данного уезда работает на фабриках своего же уезда 53 238 чел., т. е. 51,6% всего числа. След., почти поло­вина всех рабочих переселилась из одного уезда в дру­гой. Рабочих уроженцев Московской губернии ока­залось 66 038 чел. — 64%. Более трети рабочих — пришлые из других губерний (главным образом, из соседних с Московскою губернией центральной про­мышленной полосы). При этом сравнение отдельных уездов показывает, что наиболее промышленные уезды отличаются наименьшим процентом рабочих своего уезда: напр., в малопромышленных Можайском и Воло­коламском уездах 92—93% фабрично-заводских ра­бочих — уроженцы того же уезда, где они и работают. В очень промышленных: Московском, Коломенском и Богородском уездах процент рабочих своего уезда падает до 24% — 40% — 50%. Исследователи делают отсюда тот вывод, что “значительное развитие фабрич­ного производства в уезде благоприятствует наплыву в этот уезд сторонних элементов”. Эти данные пока­зывают также (добавим от себя), что передвижение промышленных рабочих характеризуется теми же чер­тами, которые мы констатировали относительно пере­движения земледельческих рабочих. Именно, и про­мышленные рабочие уходят не только из тех мест, где рабочих избыток, но и из тех мест, где в рабочих недо­статок. Напр., Бронницкий уезд привлекает 1125 ра­бочих из других уездов Московской губернии и из других губерний, отпуская в то же время 1246 рабочих в более промышленные уезды: Московский и Богород­ский. Рабочие уходят, след., не только потому, что не находят “местных занятий под руками”, но и потому, что они стремятся туда, где лучше. Как ни элементарен этот факт, о нем не мешает лишний раз напомнить народникам-экономистам, которые идеализируют мест­ные занятия и осуждают отхожие промыслы, игнорируя прогрессивное значение той подвижности населения, которую создает капитализм.

Описанные выше характеристические черты, отли­чающие крупную машинную индустрию от предыдущих форм промышленности, можно резюмировать словами: обобществление труда. В самом деле, и производство на громадный национальный и интернациональный рынок, и развитие тесных коммерческих связей с различными районами страны и с разными странами по закупке сырых и вспомогательных материалов, и гро­мадный технический прогресс, и концентрация про­изводства и населения колоссальными предприятиями, и разрушение обветшалых традиций патриархального быта, и создание подвижности населения, и повышение уровня потребностей и развития работника, — все это элементы того капиталистического процесса, который все более и более обобществляет производство страны, а вместе с тем и участников производства.

По вопросу об отношении крупной машинной инду­стрии в России к внутреннему рынку для капитализма изложенные выше данные приводят к такому выводу. Быстрое развитие фабричной промышленности в Рос­сии создает громадный и все увеличивающийся рынок на средства производства (строительные материалы, топливо, металлы и пр.), увеличивает особенно быстро долю населения, занятого изготовлением предметов производительного, а не личного потребления. Но и рынок на предметы личного потребления быстро уве­личивается вследствие роста крупной машинной инду­стрии, которая отвлекает все большую и большую долю населения от земледелия к торгово-промышленным занятиям. Что касается до внутреннего рынка на про­дукты фабрики, то процесс образования этого рынка был подробно рассмотрен в первых главах настоящей работы.

---

ГЛАВА VIII

ОБРАЗОВАНИЕ ВНУТРЕННЕГО РЫНКА

Нам остается теперь подвести итоги тем данным, которые были рассмотрены в предыдущих главах, и попытаться дать представление о взаимозависимости различных областей народного хозяйства в их капита­листическом развитии.

I. РОСТ ТОВАРНОГО ОБРАЩЕНИЯ

Как известно, товарное обращение предшествует то­варному производству и составляет одно из условий (но не единственное условие) возникновения этого послед­него. В настоящей работе мы ограничили свою задачу разбором данных о товарном и капиталистическое производстве и потому не намерены подробно останав­ливаться на важном вопросе о росте товарного обра­щения в пореформенной России. Для того, чтобы дать общее представление о быстроте роста внутреннего рынка, достаточно нижеследующих кратких указаний.

Русская железнодорожная сеть возросла с 3819 ки­лометров в 1865 г. до 29 063 км. в 1890 г., т. е. увели­чилась более, чем в 7 раз. Соответствующий шаг был сделан Англией в более продолжительный период (1845 г. — 4082 км., 1875 г. — 26 819 км., увеличении в 6 раз), Германией — в более короткий период (1845 г.— 2143 км., 1875 г. — 27 981 км., увеличение в 12 раз). Количество открываемых за год верст жел. дорог сильно колебалось в различные периоды: напр., в 5 лет, 1868— 1872, открыто 8806 верст, а в 5 лет, 1878—1882, только 2221. По размерам этих колебаний можно судить о том, какая громадная резервная армия безработных необходима для капитализма, то расширяющего, то со­кращающего спрос на рабочих. В развитии ж.-дорож­ного строительства России было два периода громадного подъема: конец 60-х (и начало 70-х) годов и вторая поло­вина 90-х годов. С 1865 по 1875 г. средний годовой при­рост русской жел.-дорожной сети составлял 1½ тыс. ки­лометров, а с 1893 по 1897—около 2½ тыс. километров.

Перевозка грузов по железным дорогам определялась в таких размерах: 1868 г. — 439 млн. пуд.; 1873 г. — 1117 млн. пуд.; 1881 г. — 2532 млн. пуд.; 1893 г. — 4846 млн. пуд.; 1896 г. —6145 млн. пуд.; 1904 г. — 11 072 млн. пуд. Не менее быстро возрастало и пасса­жирское движение: 1868 г. — 10,4 млн. пассажиров; 1873 г. — 22,7; 1881 г. — 34,4; 1893 г. — 49,4; 1896 г. — 65,5; в 1904 г. — 123,6.

Развитие транспорта по водным путям сообщения представляется в таком виде (данные о всей России):

Грузов по внутренним водным путям Европейской России было перевезено в 1881 г. —899,7 млн. пуд.; в 1893 г. — 1181,5 млн. пуд.; в 1896 г. — 1553 млн. пуд. Стоимость этих грузов была 186,5 млн. руб.; — 257,2 млн. руб.; — 290 млн. руб.

Коммерческий флот России состоял в 1868 г. из 51 парохода, вместимостью в 14,3 тыс. ластов, и из 700 парусных судов, вместимостью в 41,8 тыс. ластов, а в 1896 г. —из 522 пароходов, вместимостью в 161,6 тыс. ластов.

Развитие торгового судоходства по всем портам внеш­них морей было таково. За пятилетие 1856—1860 гг. число судов, пришедших плюс отшедших, было в сред­нем по 18 901, вместимостью в 3783 тыс. тонн; в среднем, за 1886—1890 гг. — 23 201 судно (+23%), вме­стимостью в 13 845 тыс. тонн (+266%). Вместимость возросла, следовательно, в 3 2/3 раза. За 39 лет (с 1856 по 1894) вместимость возросла в 5,5 раза, причем, если выделить русские и заграничные суда, то окажется, что число первых увеличилось за эти 39 лет в 3,4 раза (с 823 до 2789), а вместимость их — в 12,1 раза (с 112,8 тыс. тонн до 1368,0 тыс. тонн), тогда как число вторых увеличилось на 16% (с 18 284 до 21 160), а вместимость их — в 5,3 раза (с 3448 тыс. тонн до 18 267 тыс. тонн). Заметим, что размер вместимости приходящих и уходящих судов колеблется по отдель­ным годам тоже весьма значительно (напр. 1878 г. — 13 млн. тонн, 1881 г. —8,6 млн. тонн), а по этим коле­баниям можно судить отчасти о колебаниях в спросе на чернорабочих, портовых рабочих и пр. Капитализм и здесь требует существования массы людей, всегда нуждающихся в работе и готовых, по первому требова­нию, взяться за нее, как бы непостоянна ни была эта работа.

Развитие внешней торговли видно из следующих данных:

О размерах банковых оборотов и накопления капи­тала общее представление дают следующие данные. Общая сумма выдач Госуд. Банка возросла с 113 млн. руб. в 1860—1863 гг. (170 млн. руб. в 1864—1868 гг.) до 620 млн. руб. в 1884—1888 гг., а сумма вкладов на текущий счет с 335 млн. руб. в 1864—1868 гг. до 1495 млн. руб. в 1884—1888 гг. Обороты ссудо-сберегательных товариществ и касс (сельских и промышлен­ных) возросли с 2¾млн. руб. в 1872 г. (21,8 млн. руб. в 1875 г.) до 82,6 млн. руб. в 1892 г., 189,6 млн. руб. в 1903 г. Задолженность землевладения возросла с 1889 по 1894 г. в таких размерах: оценка заложенной земли поднялась с 1395 млн. руб. до 1827 млн. руб., а сумма ссуд с 791 млн. руб. до 1044 млн. руб. Операции сберегательных касс развились особенно в 80-е и 90-е годы. В 1880 г. считалось 75 касс, в 1897 г. — 4315 (из них 3454 почтово-телеграфных). Вкладов было в 1880 г. — 4,4 млн. руб., в 1897 г. — 276,6 млн. руб. Остаток к концу года составлял 9,0 млн. руб. в 1880 г. и 494,3 млн. руб. в 1897 г. По годич­ному приросту капитала особенно выдаются голодные годы, 1891 и 1892 гг. (52,9 и 50,5 млн. руб.), и последние два года (1896 г.: 51,6 млн. руб.; 1897 г.: 65,5 млн. руб.).

Новейшие сведения показывают еще большее разви­тие сберегательных касс. В 1904 г. во всей России их было 6557, число вкладчиков — 5,1 млн., общая сумма вкладов — 1105,5 млн. руб. Кстати. У нас и старые народники и новые оппортунисты в социализме не раз говорили большие (выражаясь мягко) наивности о росте сберегательных касс, как признаке “народного” бла­госостояния. Нелишне, пожалуй, поэтому сравнить распределение вкладов в эти кассы в России (1904) и во Франции (1900— сведения из “Bulletin de L’Office du travail”, 1901, № 10).

В России:

Во Франции:

Сколько тут материала для народническо-ревизионистско-кадетской апологетики! Интересно, между про­чим, что в России вклады распределены также по 12 группам занятий и профессий вкладчиков. Всего больше вкладов падает, оказывается, на земледелие и сельские промыслы — 228,5 млн. руб., и растут эти вклады особенно быстро. Деревня цивилизуется, и промышлять разорением мужика становится все более выгодно.

Но вернемся к нашей ближайшей теме. Мы видим, что данные свидетельствуют о громадном росте товар­ного обращения и накопления капитала. Каким образом складывалось во всех отраслях народного хозяйства поприще для приложения капитала и каким образом торговый капитал превращался в промышленный, т. е. обращался на производство и создавал капиталистиче­ские отношения между участниками производства, — это было показано выше.