Графическое изображение организации валяльного промысла

Дата: 2025-05-01; Просмотры: 5

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

O вполне самостоятельные хозяева, закупающие шерсть из первых рук.

~~~~O самостоятельные хозяева, закупающие шерсть из вторых рук (У кого — показывает волнистая черта).

-----[] несамостоятельные производители, работающие на хозяев пэ их материала за сдельную плату (на кого работают — по­казывает одна сплошная черта).

===== наемные рабочие (у кого — две сплошные черты).

Цифры означают число рабочих (приблизительное).

Данные, поставленные внутри составленных из пунктирных линий четырехугольников, относятся к так наз. “кустарной” промышленности, остальные — к так наз. “фабрично-заводской”.

Ясно, таким образом, что отделение “фабрично-завод­ской” и “кустарной” промышленности чисто искус­ственное, что мы имеем перед собой единый и целостный строй промысла, который вполне подходит под поня­тие капиталистической мануфактуры. С технической стороны, это — ручное производство. Организация работы — кооперация, основанная на разделении труда, которое наблюдается здесь в двоякой форме: и нетовар­ное (одни селения готовят кошмы, другие — сапоги, шляпы, стельки и т. д.) и детальное (напр., все село Вас. Враг катает шляпы и стельки для с. Красного, где полуфабрикат окончательно отделывается, и т. д.). Кооперация эта — капиталистическая, ибо во главе ее стоит крупный капитал, который создал крупные ману­фактуры и подчинил себе (посредством сложной сети экономических отношений) массу мелких заведений. Громадное большинство производителей превратилось уже в детальных рабочих, работающих на предприни­мателей при крайне антигигиеничных условиях. Дав­ность промысла и вполне сложившиеся капиталистиче­ские отношения вызывают отделение промышленников от земледелия: в селе Красном земледелие в полном упад­ке, и быт жителей отличается от земледельческого.

Совершенно аналогична организация валяльного про­мысла и в целом ряде других районов. В Семеновском уезде той же губ. в 363 общинах было занято этим про­мыслом в 1889 г. 3180 дворов с 4038 работниками. Из 3946 рабочих только 752 работали па продажу, 576 состояли в наемных рабочих и 2618 работали на хо­зяев большей частью из их материала. 189 дворов раз­давали работу в 1805 дворов. Крупные хозяева имеют мастерские с наемными рабочими, число которых доходит до 25, и покупают шерсти тысяч на 10 в год. Крупных хозяев зовут тысячниками; их оборот составляет 5—100 тыс. руб.; они имеют свои склады шерсти, свои лавки для продажи изделий. В Казан­ской губ. “Перечень” считает 5 валяльных “фабрик” с 122 рабочими, суммой произв. 48 тыс. руб. и с 60 ра­бочими на стороне. Очевидно, эти последние фигури­руют и в числе “кустарей”, о которых мы читаем, что они нередко работают на “скупщиков” и что есть заве­дения, имеющие до 60 рабочих. Из 29 войлочных “фабрик” Костромской губ. 28 сосредоточены в Кинешемском уезде, имея 593 рабочих в заведении и 458 на стороне (“Перечень”, с. 68—70; в двух предприятиях рабочие имеются только на стороне. Появляются уже и паровые двигатели). Из “Трудов ком.” (XV) мы знаем, что из 3908 шерстобитов и валяльщиков этой губернии 2008 сосредоточены именно в Кинешемском уезде. Кост­ромские валяльщики большей частью несамостоятельны или состоят в наемных рабочих, работая в крайне антиги­гиенических мастерских. В Калязинском уезде Тверской губ. мы видим, с одной стороны, домашнюю работу на “фабрикантов” (“Перечень”, 113), а с другой стороны, именно этот уезд — гнездо “кустарей”-валяль-щиков; их выходит из этого уезда до 3000 чел., которые проходят через пустошь “Зимняк” (в 60-х годах здесь была суконная фабрика Алексеева), образуя “громад­ный рабочий рынок шерстобитов и валяльщиков”. В Ярославской губ. — тоже работа на стороне на “фа­брикантов” (“Перечень”, 115) и тоже “кустари”, рабо­тающие на хозяев-торговцев из их шерсти, и т. д.

3) Шляпное и шапочное, пеньковое и веревочное производства

Статистические данные о шляпном промысле Москов­ской губ. были приведены нами выше. Из них видно, что 2/3 всего производства и всего числа рабочих сосредоточены в 18 заведениях, имеющих в среднем по 15,6 наемных рабочих. “Кустари”-шляпники ис­полняют лишь часть операций по производству шляп: они изготовляют колпаки, сбываемые московским тор­говцам, имеющим свои “отделочные заведения”; в свою очередь, на “кустарей”-шляпников работают по домам “стрижевщицы” (женщины, которые стригут пух). Та­ким образом, в общем .и целом мы видим здесь капи­талистическую кооперацию, основанную на разделе­нии труда и опутанную целою сетью разнообразных форм экономической зависимости. В центре промысла (с. Кленово Подольского уезда) явственно сказалось отделение промышленников (главным образом наемных рабочих) от земледелия, и повышение уровня потреб­ностей населения: живут “много чище”, одеваются в ситцы, даже в сукно, заводят самовары, оставляют старинные обычаи и пр., вызывая этим горькие сетова­ния местных почитателей старины. Новая эпоха вызвала даже появление отхожих шляпников.

Типичная капиталистическая мануфактура — шапоч­ный промысел в с. Молвитине Буйского уезда Костром­ской губернии. “Главное занятие с. Молвптина и 36 деревень — шапочный промысел”. Земледелие забра­сывают. После 1861 г. промысел сильно развился; швей­ные машины вошли в широкое употребление. В Молвитине 10 мастерских работают круглый год, имея по 5—25 мастеров и по 1—5 мастериц. “Лучшая мас­терская делает оборот приблизительно на 100000 руб. в год”. Есть и раздача работы на дома (напр., материал для тулей женщины изготовляют по домам). Разделение труда калечит рабочих, работающих при самых неблагоприятных гигиенических условиях и наживающих обыкновенно чахотку. Продолжительное существование промысла (более 200 лет) выработало чрезвычайно искусных мастеров: молвитинские мастера известны и в столицах и в далеких окраинах.

Центром пенькового промысла в Медынском уезде Калужской губернии является с. Полотняный Завод. Это — большое село (по переписи 1897 г. 3685 жите­лей) с населением безземельным и очень промышленным (свыше 1000 “кустарей”); это — центр “кустарных” промыслов Медынского уезда. Пеньковый промысел организован так: у крупных хозяев (их трое; самый крупный — Ерохин) есть мастерские с наемными рабо­чими и более или менее значительные оборотные ка­питалы на закупку сырья. Пеньку чешут на “фаб­рике”, — прядут на дому пряхи, — крутят на фабрике и на дому. Снуют на фабрике, — ткут на фабрике и дома. В 1878 г. считали в пеньковом промысле 841 “кустаря”; Ерохин считается и “кустарем” и “фабри­кантом”, показывающим у себя 94—64 рабочих в 1890 и 1894—1895 гг.; по “Отч. и иссл.” (т. II, с. 187), на него работают “сотни крестьян”.

В Нижегородской губ. центр веревочного промысла— тоже неземледельческие промышленные села Нижним и Верхний Избылец Горбатовского уезда. По дан­ным г. Карпова (“Труды ком.”, вып. VIII), это — один Горбатово-Избылепкий веревочно-канатный район; часть мещан гор. Горбатова тоже занята промыслом, да и села В. и Н. Избылец — “почти часть гор. Горба­това”, и жители живут по-мещански, пьют каждый день чай, одеваются в покупное, едят белый хлеб. Всего занято промыслом до 2/3 населения 32-х селений, именно до 4701 работника (2096 муж. пола и 2605 жен. пола) с производством около 1½ млн. руб. Промысел существует около 200 лет и теперь падает. Организа­ция такова: все работают на 29 хозяев из их материала, получая сдельную плату, находясь “в полнейшей зави­симости от хозяев” и работая по 14—15 часов в сутки. По данным земской статистики (1889 г.) промыслом занято 1699 рабочих мужчин (плюс 558 женщин и мужчин нерабочего возраста). Из 1648 работников только 197 работают на продажу, 1340 — на хозяина и 111 — наемные работники в мастерских 58 хозяев. Из числа 1288 надельных дворов обрабатывают сами всю пашню только 727, т. е. немногим более ½. Из 1573 надельных работников вовсе не занимаются зем­леделием 306, т. е. 19,4%. Обращаясь к вопросу о том, кто эти “хозяева”, мы должны уже из области “кустар­ной” промышленности перейти к “фабрично-заводской”. По “Перечню” 1894/95 г. здесь были две веревочные фабрики, имеющие 231 рабочего в заведениях и 1155 ра­бочих на стороне, с суммой произв. 423 тыс. руб. Оба заведения обзавелись уже механическими двигателями (которых не было ни в 1879, ни в 1890 г.), и мы, след., наглядно видим здесь переход капиталистической ману­фактуры в капиталистическую машинную индустрию, превращение “кустарных” давальцев и скупщиков в на­стоящих фабрикантов.

В Пермской губ. кустарная перепись 1894/95 г. зарегистрировала в губернии 68 канатно-веревочных крестьянских заведений с 343 рабочими (из них 143 наемных), с суммой произв. 115 тыс. руб. Во главе этих мелких заведений стоят сосчитанные вместе круп­ные мануфактуры: у 6 хозяев 101 рабочий (91 наемный) и сумма произв. 81 тыс. руб. Строй производства в этих крупных заведениях может служить наиболее рельефным образчиком “органической мануфактуры” (по Марксу), т. е. такой мануфактуры, в которой различные рабочие исполняют различные операции по­следовательной переработки сырья: 1) трепанье пеньки; 2) чесание; 3) прядение; 4) свертывание в “бухтины”; 5) смоление; 6) разматывание на барабане; 7) пропуска­ние ниток со станка в продырявленную доску; 8) пропускание нитей в чугунную втулку; у) скручивание жгутов, свивание канатов и собирание их.

По-видимому, однородна организация пенькообрабатывающей промышленности и в Орловской губернии} из значительного числа мелких крестьянских заведе­ний выделяются крупные мануфактуры, преимущест­венно в городах, и попадают в число “фабрик и заводов” (по “Указ.” за 1890 г. в Орловской губ. 100 пенько­трепальных фабрик с 1671 раб. и с суммой произв. 795 тыс. руб.). Крестьяне работают в пеньковом про­мысле “на купцов” (вероятно, на тех же мануфакту­ристов) из их материала, за сдельную плату, причем работа делится на специальные операции: “трепачи” треплют пеньку; “прядильщики” прядут; “бородельщики” очищают от костры; “колесники” вертят колесо. Работа очень трудная; многие заболевают чахоткой и “грызью”. Пыль такая, что “без привычки не пробудешь ¼ часа”. Работают в простых сараях от зари до зари с мая по сентябрь.

4) Производства по обработке дерева

Наиболее типичным образчиком капиталистической мануфактуры в этой области является сундучный про­мысел. По данным, напр., пермских исследователей, “организация его такова: несколько крупных хозяев, имеющих мастерские с наемными рабочими, закупают материалы, изготовляют отчасти изделия у себя, но главным образом раздают материал мелким детальным мастерским, а в своих мастерских собирают части сундука и, по окончательной отделке, отправляют товар на рынок. Разделение труда... применяется в производстве в широких размерах: изготовление це­лого сундука делится на 10—12 операций, исполняемых каждая в отдельности детальщиками-кустарями. Организация промысла — объединение детальных ра­бочих (Teilarbeiter, как они называются в “Капитале”) под командою капитала” . Это—разносоставная мануфактура (heterogene Manufaktur, по Марксу), в кото­рой различные рабочие исполняют не последовательные операции по переработке сырья в продукт, а изгото­вляют отдельные части продукта, собираемые потом вместе. Предпочтение капиталистами домашней работы “кустарей” объясняется отчасти указанным характером этой мануфактуры, отчасти (и главным образом) более дешевой оплатой труда домашних рабочих. Заметим, что сравнительно крупные мастерские в этом промысле попадают иногда и в число “фабрик и заводов”.

По всей вероятности, так же организован сундучный промысел во Владимирской губ. в Муромском уезде, где “Перечень” указывает 9 “фабрик” (все ручные) с 89 раб. в заведении и 114 на стороне, суммой произв. 69 810 руб.

Аналогична организация экипажного промысла, напр., в Пермской губ.: из массы мелких заведений выделяются сборные мастерские с наемными рабочими;

мелкие кустари представляют из себя детальных рабочих, изготовляющих части экипажей как из своего материала, так и из материала “скупщиков” (т. е. вла­дельцев сборных мастерских). О полтавских “кустарях”-экипажниках мы читаем, что в посаде Ардони есть мастерские с наемными рабочими и с раздачей работы на дома (человек до 20 сторонних рабочих у более крупных хозяев). В Казанской губ. в про­изводстве городских экипажей замечается потоварное разделение труда: одни селения производят только сани, другие только повозки и т. д. “Городские экипажи, совсем собранные в деревне (но без оковки, без колес и оглоблей), поступают к казанским торговцам-заказчи­кам, а от этих последних уже к кустарям-кузнецам для оковки. Затем эти изделия снова возвращаются в город­ские лавки и мастерские, где окончательно отделыва­ются, т. е. обиваются и окрашиваются... Казань, где прежде оковывались городские экипажи, мало-помалу передала эту работу кустарям, работающим за более де­шевую цену, чем городские мастера...”. Следова­тельно, капитал предпочитает раздачу работы на дома, так как этим удешевляется рабочая сила. Организация экипажного промысла, как видно из приведенных дан­ных, представляет из себя в большинстве случаев сис­тему кустарей-детальщиков, подчиненных капиталу.

Громадное промышленное село Воронцовка Павлов­ского уезда Воронежской губ. (в 1897 г. 9541 житель) представляет из себя как бы одну мануфактуру дере­вянных изделий (“Труды ком. и т. д.”, вып. IX, статья свящ. Митр. Попова). Промыслом занято больше 800 до­мов (и еще некоторые дворы слободы Александровки, имеющей более 5000 жителей). Изготовляются телеги, тарантасы, колеса, сундуки и т. п., всего на сумму до 267 тыс. руб. Самостоятельных хозяев — менее трети; наемные рабочие в мастерских хозяев редки. Большинство работает по заказу местных крестьян-торговцев за сдельную плату. Рабочие в долгу у хозяев и изнуряются на тяжелой рабою: народ становится слабее. Население слободы — промышленное, не дере­венского типа, земледелием почти не занимается (кроме огородничества), имея нищенские наделы. Промысел существует издавна, отвлекая население от земледелия и усиливая все более раскол богачей и бедноты. Насе­ление питается скудно, одевается “щеголеватее преж­него”, “но не по средствам” — во все покупное. “Насе­лением овладел дух промышленный и торговый”. “Почти всякий, не знающий ремесла, чем-либо тор­гует... Под влиянием промышленности и торговли крестьянин стал вообще развязнее, что его сделало более развитым и изворотливым”.

Знаменитый ложкарпый промысел Семеновского уезда Нижегородской губ. приближается по своей ор­ганизации к капиталистической мануфактуре; правда, здесь нет крупных мастерских, выделяющихся из массы мелких и господствующих над ними, но зато мы видим здесь глубоко укоренившееся разделение труда и пол­ное подчинение массы детальных рабочих капиталу. До своей выделки ложка проходит не менее 10 рук, причем некоторые операции скупщики производят ли5о особыми наемными рабочими, либо раздают специалистам-рабочим (напр., окраску); некоторые со­ления специализируются на отдельных детальных опе­рациях (напр., д. Дьяково на обточке ложек, произво­димой по заказу скупщика за сдельную плату, деревни Хвостикова, Дианова, Жужелки на окраске ложки и т. д.). Скупщики закупают оптом лес в губерниях Самарской и др., отправляя туда артели наемных ра­бочих, имеют склады сырого материала и изделий, от­дают на выделку кустарям наиболее ценные виды мате­риала и пр. Масса детальных рабочих составляет один сложный производительный механизм, вполне подчи­ненный капиталу. “Для ложкарей все равно, работают ли они по найму на содержании хозяина и в его поме­щении или копошатся в своих избах, потому что в этом промысле, как и в других, все уже взвешено, измерено и сочтено. Больше крайне необходимого, без чего жить нельзя, ложкарь не выработает”. Вполне естественно, что при таких условиях капиталисты, главенствующие над всем производством, не спешат заводить мастерские, и промысел, основанный на ручном искусстве и на тра­диционном разделении труда, прозябает в своей заброшенности и неподвижности. Привязанные к земле “кустари” точно застыли в своей рутине: как в 1879 г., так и в 1889 г. они продолжают все еще считать деньги по-старинному на ассигнации, а не на серебро.

Во главе игрушечного промысла Московской губ. стоят точно так же заведения типа капиталистической мануфактуры. Из 481 мастерской 20 имеют больше 10 рабочих. В производстве очень широко применяется и потоварное и детальное разделение труда, в громад­ной степени повышающее производительность труда (ценою калечения рабочего). Напр., доходность одной мелкой мастерской определена в 26% продажной цены, а крупной — в 58%. Разумеется, у крупных хо­зяев и основной капитал значительно выше; встречают­ся и технические приспособления (напр., сушильни). Центр промысла — неземледельческое поселение, Сер­гиевский посад (в нем 1055 рабочих из 1398 и сумма произв. 311 тыс. руб. из 405 тыс. руб.; жителей, по переписи 1897 г., — 15 155). Автор очерка об этом промысле, указывая на преобладание мелких мастер­ских и т. п., считает переход промысла в мануфактуру более вероятным, чем в фабрику, но все же маловероят­ным. “И на будущее время, — говорит он, — мелкие производители всегда будут иметь возможность более или менее успешно конкурировать с крупным производ­ством” (1. с., 93). Автор забывает, что в мануфактуре всегда техническим базисом остается то же ручное производство, как и в мелких промыслах; что разделе­ние труда никогда не может составить столь решитель­ного преимущества, которое бы совершенно вытеснило мелких производителей, особенно, если последние прибегают к таким средствам, как удлинение рабочего дня и т. п.; что мануфактура никогда не в состоянии бывает охватить всего производства, оставаясь лишь надстройкой над массой мелких заведений.

5) Производства по обработке животных

продуктов. Кожевенное и скорняжное

Наиболее обширные районы кожевенной промыш­ленности представляют особенно рельефные примеры полной слитости “кустарной” и фабр.-заводской промышленности, примеры весьма развитой (и вглубь и вширь) капиталистической мануфактуры. Характерно уже то, что губернии, выдающиеся размерами “фабр.-заводской” кожевенной промышленности (Вятская, Ни­жегородская, Пермская, Тверская), отличаются особен­ным развитием “кустарных” промыслов этой отрасли.

В селе Богородском Горбатовского уезда Ниже­городской губернии по “Указ.” за 1890 г. было 58 “фаб­рик” с 392 раб. и с суммой произв. 547 тыс. руб., а по “Перечню” за 1894/95 г. — 119 “заводов” с 1499 раб. в заведении и 205 раб. на стороне, при сумме произв. 934 тыс. руб. (эти последние цифры охватывают только обработку животных продуктов — главную отрасль местной промышленности). Но эти данные изобра­жают лишь верхушки капиталистической мануфактуры. Г-н Карпов считал в 1879 г. в этом селе и его районе бо­лее 296 заведений с 5669 рабочими (из них очень многие работают дома на капиталистов) с суммой произв. ок. 1490 тыс. руб. в промыслах: кожевенном, склеива­нии подбора из сгружки, плетении корзин (для товара), шорном, хомутинном, рукавичном и особо стоящем — гончарном. Земская перепись 1889 года насчитывала в этом районе 4401 промышленника, причем из 1842 ра­бочих, о которых даны подробные сведения, 1119 за­няты по найму в чужих мастерских и 405 работают по домам на хозяев. “Богородское, с его 8-тысячным населением, представляет один громадный кожевенный завод с непрерывающейся деятельностью”. Точ­нее, это — “органическая” мануфактура, подчиненная небольшому числу крупных капиталистов, которые закупают сырье, выделывают кожи, производят из них разнообразные изделия, нанимая для производства несколько тысяч совершенно неимущих рабочих и гла­венствуя над мелкими заведениями. Существует этот промысел очень давно, с XVII века: в истории про­мысла особенно памятны помещики Шереметевы (на­чало 19 века), значительно способствовавшие развитию промысла и защищавшие, между прочим, давным-давно образовавшийся здесь пролетариат от местных богачей. После 1861 г. промысел сильно развился, и осо­бенно выросли крупные заведения на счет мелких; века промысловой деятельности выработали из населения замечательно искусных мастеров, которые разнесли производство по России. Упрочившиеся капитали­стические отношения повели к отделению промыш­ленности от земледелия: с. Богородское не только само почти не занимается земледелием, но и отрывает от земли окрестных крестьян, переселяющихся в этот “го­род”. Г-н Карпов констатирует в этом селе “полное отсутствие всякой крестьянственности в жителях”, “никак не подумаешь, что находишься в селе, а не и городе”. Это село далеко позади оставляет и Горбатов и все остальные уездные города Нижегородской губ., за исключением разве Арзамаса. Это — “один из значи­тельных торговых и промышленных центров губернии, производящий и торгующий на миллионы”. “Район про­мышленного и торгового влияния Богородского очень обширен, но ближайшим образом с богородской про­мышленностью связана промышленность его окрестно­стей приблизительно на 10—12 верст в окружности. Эта промышленная окрестность представляется как бы продолжением самого Богородского”. “Богородские жители нисколько не похожи на обыкновенных серых мужичков: это — мещане-ремесленники, народ смышле­ный, бывалый, презирающий крестьянина. Обстановка жизни и склад нравственных понятий богородского жителя вполне мещанские” К этому остается доба­вить, что промышленные села Горбатовского уезда от­личаются сравнительно высокой грамотностью населе­ния: так, процент грамотных и учащихся мужчин и женщин составляет для сел Павлова, Богородского и Ворсмы—37,8% и 20,0%, а для остальной части уезда—21,5% и 4,4% (см. земско-стат. “Материалы”).

Совершенно аналогичные отношения (только в мас­штабе меньшего размера) представляют из себя про­мыслы по обработке кожи в селах: Катунки и Городец Балахнипского уезда, Большое Мурашкино Княгининского уезда, Юрино Васильского уезда, Тубанаевка, Спасское, Ватрас и Латышиха того же уезда. Те же неземледельческие центры с “округом” окрестных зем­ледельческих поселений, те же разнообразные про­мыслы и многочисленные мелкие заведения (а также рабочие на дому), подчиненные крупным предпринима­телям, капиталистические мастерские которых попадают кое-когда в число “фабрик и заводов”. Не входя в статистические подробности, которые не содержат ничего нового по сравнению с вышеизложенным, приведем только следующую чрезвычайно интересную характеристику села Катунки:

“Некоторая патриархальная простота отношений между хозяевами и рабочими, впрочем, не бросающаяся в глаза с пер­вого взгляда и, к сожалению, (?) с каждым годом все более и более исчезающая, свидетельствует о кустарном характере промыслов (?). Фабричный характер как промыслов, так и населения начинает обнаруживаться только в последнее время, под влиянием в особенности города, сношения с которым облегчились с учреждением пароходства. В настоящее время село смотрит уже вполне промышленным селением: полное отсутствие всяких признаков сельского хозяйства, тесная, приближающаяся к городской, постройка домов, каменные палаты богаче и рядом с ними жалкие лачуги бедняков, скаченные в центра селения длинные деревянные и каменные здания заводов — все это резко отличает Катунки от соседних селений и ясно ука­зывает на промышленный характер местного населения. Сами жители некоторыми чертами своего характера точно так же напоминают уже сложившийся на Руси тип “фабричного”: некоторая щеголеватость в домашней обстановке, в костюме, в манерах, разгульный в большинстве случаев образ жизни ii малая забота о завтрашнем дне, смелая, подчас витиеватая реч1., некоторая гордость пред деревенским мужичьем — все эти черты общи у них со всем фабричным русским людом”.

В г. Арзамасе Нижегородской губернии “фабр.-за­водская” статистика считала в 1890 г. всего 6 коже­венных заводов с 64 рабоч. (“Указ.”); и это — лишь небольшая частичка капиталистической мануфактуры, обнимающей промыслы скорняжный, сапожный и др. Те же заводчики занимают рабочих на дому и в г. Арза­масе (в 1878 г. их считали до 400 чел.) и в 5-ти подго­родных селениях, где из 360 домов скорняков 330 ра­ботают на арзамасских купцов из их материала, трудясь по 14 часов в сутки за 6—9 руб. в месяц; поэтому-то скорняки — народ бледнолицый, слабосильный, выро­ждающийся. В подгородной Выездной Слободе из 600 домов сапожников 500 работают на хозяев, получая кроеные сапоги. Промысел старинный, ок. 200 лет, и все растет и развивается. Земледелием жители почти не занимаются, и весь облик их жизни — чисто го­родской, живут “роскошно”. То же относится и к выше­упомянутым скорняжным селениям, жители которых “смотрят с презрением на крестьянина-земледельца, называя его “деревней-матушкой””.

Совершенно то же самое мы видим в Вятской губ. Вятский и Слободской уезды являются центрами и “фабр.-заводского” и “кустарного” кожевенного и скорняжного производств. В Вятском уезде кустарные кожевенные заводы сосредоточены в окрестностях города, “дополняя” промышленную деятельность боль­ших заводов,—напр., работая на крупных заводчи­ков; на них же работают в большинстве случаев кустари-шорники и клеевары. У скорняжных заводчиков сотни рабочих заняты по домам шитьем овчин и пр. Это — одна капиталистическая мануфактура с отделениями: овчиннодубильным-овчинношубным, кожевенным-шор­ным и т. д. Еще рельефнее сложились отношения в Сло­бодском уезде (центр промыслов — подгородная слобода Демьянка); здесь мы видим небольшое число крупных заводчиков, стоящих во главе кустарей-кожевников (870 чел.), сапожников и рукавичников (855 чел.), овчин­ников (940 чел.), портных (309 чел. шьют полушубки по заказу капиталистов). Вообще подобная организация производства кожевенных изделий распространена, по-видимому, очень широко: напр., в гор. Сарапуле Вятской губ. “Перечень” считает 6 кожевенных заво­дов, которые вместе с тем изготовляют и обувь, зани­мая кроме 214 рабочих в заведении еще 1080 рабочих на стороне (стр. 495). Куда девались бы наши “кустари”, эти подкрашенные всяческими Маниловыми представи­тели “народной” промышленности, если бы все русские купцы и фабриканты так же подробно и точно подсчи­тывали занимаемых ими рабочих на стороне!

Здесь же следует упомянуть промышленное село Рассказово Тамбовского уезда и губ. (в 1897 г. — 8283 жит.) — центр и “фабр.-заводской” промышленности (суконные, мыловаренные, кожевенные, вино­куренные заводы) и “кустарной”, причем последняя тесно связана с первой; промыслы — кожевенный, войлочный (до 70 хозяев, есть заведения с 20—30 раб.), клееваренный, сапожный, чулочный (нет двора, где бы не вязали чулки из шерсти, раздаваемой по весу “скупщиками”) и т. п. Около этого села — слоб. Белая Поляна (300 дворов), известная промыслами того же рода. В Моршанском уезде центр кустарных промыс­лов — село Покровское-Васильевское, в то же время и центр фабрично-заводской промышленности (см. “Указ.” и “Отч. и иссл.”, т. III). В Курской губ. замечатель­ны, как промышленные селения и центры “кустарных” промыслов, слободы: Велико-Михайловка (Новооскольского уезда, в 1897 г. — 11 853 жит.), Борисовка (Грайворонского у., 18071 жит.), Томаровка (Белгородского уезда, 8716 жит.), Мирополье (Суджанского уезда, более 10 тыс. жит. См. “Отч. и иссл.”, т. I, свед. 1888—1889 гг.). В этих же селениях вы най­дете и кожевенные “заводы” (см. “Указ.” за 1890 г.). Главный “кустарный” промысел — кожевенно-сапожный. Возник он еще в 1-ой половине 18-го века и к 60-м годам 19-го получил высшее развитие, сложив­шись в “прочную организацию чисто коммерческого характера”. Все дело монополизировали подрядчики, которые закупали кожу и раздавали ее в работу ку­старям. Железные дороги уничтожили этот монополь­ный характер капитала, и капиталисты-подрядчики перенесли свои капиталы в более выгодные предпри­ятия. Теперь организация такова: крупных пред­принимателей ок. 120 чел.; они имеют мастерские с наемными рабочими и раздают работу на дома; мелких самостоятельных (которые однако закупают кожи у крупных) — до 3000 чел.; работающих на дому (на крупных хозяев) — 400 чел. и столько же наем­ных рабочих; затем есть еще ученики. Всего са­пожников более 4000 чел. Кроме того, здесь есть кустари-гончары, киотчики, иконописцы, ткачи скатер­тей и т. д.

В высшей степени характерную и типичную капита­листическую мануфактуру представляет из себя беличий промысел в Каргопольском уезде Олонецкой губ.,— описанный с таким знанием дела, с таким правдивым и бесхитростным воспроизведением всей жизни про­мыслового населения мастеровым-учителем в “Трудах куст. ком.” (вып. IV). По его описанию (1878 г.), про­мысел существует с начала 19 века: у 8 хозяев 175 ра­бочих, да на них же работает до 1000 швей на дому и скорняков (по селам) ок. 35 семей, всего 1300— 1500 человек, с суммой произв. в 336 тыс. руб. Как курьез надо отметить, что тогда, когда это производ­ство процветало, — оно не попадало в “фабрично-за­водскую” статистику. В “Указ.” за 1879 г. нет на пего указания. А когда оно стало падать, тогда попало и в статистику. “Указ.” за 1890 г. считает в гор. Карго­поле и уезде 7 заводов с 121 раб., с суммой произв. 50 тыс. руб., а “Перечень” — 5 заводов с 79 рабоч. (и на стороне 57 чел.) и с суммой произв. 49 тыс. руб. Порядки в этой капиталистической мануфактуре весьма поучительны, как образчик того, что делается в наших исконных, чисто самобытных “кустарных промыслах”, заброшенных в одно из многочисленных российских захолустий. Мастера работают 15 час. в сутки в крайне нездоровой атмосфере, зарабатывая 8 руб. в месяц, менее 60—70 руб. в год. Доход хозяев — ок. 5000 руб. в год. Отношения хозяев к рабочим — “патриархаль­ные”: по исконному обычаю хозяин даром дает квас и соль, которую рабочие выпрашивают у хозяйской кухарки. В знак благодарности хозяину (за то, что “дает” работу) рабочие даром приходят дергать хвосты у белок, а также чистят меха по окончании работы. Мастера живут всю неделю в мастерских, и хозяева в виде шутки поколачивают их (стр. 218, 1. с.), заставляют исполнять всякие работы — трясти сено, очищав снег, ходить за водой, полоскать белье и пр. Дешевизна рабочих рук поразительна и в самом Каргополе, а крестьяне в окрестностях — “готовы работать почти задаром”. Производство ручное, с систематическим раз­делением труда, с продолжительным (8—12 лет) уче­ничеством; судьбу учеников легко себе представить.

6) Остальные производства по обработке животных продуктов

Особенно замечательный пример капиталистической мануфактуры представляет знаменитый сапожный про­мысел села Кимры, Корчевского уезда Тверской губ , и его окрестностей. Промысел этот исконный, суще­ствующий с 16-го века. В пореформенную эпоху он продолжает расти и развиваться. Плетнев считал в на­чале 70-х годов 4 волости в районе этого промысла, а в 1888 г. считают уже 9 волостей. Основа органи­зации промысла состоит в следующем. Во главе про­изводства стоят хозяева крупных мастерских с наем­ными рабочими, отдающие кроеную кожу в шитье на сторону. Г-н Плетнев считал таких 20 хозяев с 124 ра­ботниками и 60 мальчиками, с суммой произв. 818 тыс. руб., причем число рабочих на дому у этих капитали­стов автор определяет приблизительно в 1769 работ­ников и 1833 мальчика Затем идут мелкие хозяева, с 1—5 наемными раб. и с 1—3 мальчиками. Эти хозяева сбывают свой товар преимущественно в селе Кимрах на базарах; число их 224 с 460 работниками и 301 маль­чиком; сумма произв. — 187 тыс. руб. Всего, след., 244 хозяина, 2353 работника (в том числе 1769 на дому) и 2194 работника-мальчика (в том число 1833 па дому), с суммой произв. 1005 тыс. руб. Затем есть еще мастерские, исполняющие разные детальные операции: посадочные (чистка кожи скобелем); стружечные (клеение стружек от посадки); особые возчики товара (4 хоз. с 16 работн. и до 50 лош.); особые столяры (изгот. ящики) и т. д. Всю сумму производства Плетнев считает 4,7 млн. руб. для всего района. В 1881 г. считали 10 638 кустарей, а с отхожими — 26 000 чел , а с}мму произв. в 3,7 млн. руб. Насчет условий ра­боты важно отметить непомерно длинный рабочий день (14—15 часов) и крайне антигигиеничные условия работы, расплату товаром и т. п. Центр промысла, село Кимры — “скорее походит на небольшой город” (“Отч. и иссл.”, I, 224); жители — плохие земледельцы, круглый год заняты промыслом; только сельские ку­стари бросают промысел во время сенокоса. Дома в с. Кимрах городские, и жители отличаются город­скими привычками жизни (напр. “щегольством”). В “фабрично-заводской статистике” этот промысел до самого последнего времени отсутствовал, должно быть потому, что хозяева “охотно именуют себя кустарями” (ib., 228). В “Перечень” вошли в 1-й раз 6 мастерских обуви Кимрского района с 15—40 рабочими в заведе­нии и без рабочих на стороне. Конечно, тут бездна пробелов.

К мануфактуре же относится пуговичный промысел Московской губ. Бронницкого и Богородского уездов — производство пуговиц из копыт и бараньих рогов. За­нято промыслом 487 рабочих в 52 заведениях; сумма произв. — 264 тыс. руб. Заведений, имеющих менее 5 чел., — 16; имеющих 5—10 чел. — 26; имеющих по 10 и более чел. — 10. Без наемных рабочих обходятся только 10 хозяев, которые работают на крупных из их материала. Вполне самостоятельны только крупные промышленники (у которых, как видно из приведенных цифр, должно быть по 17—21 раб. на заведение). Они и фигурируют, очевидно, в “Указателе” в качестве “фабрикантов” (см. стр. 291: 2 заведения с 4 тыс. руб. производства и с 73 рабоч.). Это — “органическая ма­нуфактура”; рога сначала распариваются в так наз. “кузнице” (дерев. изба с горном), затем передаются в мастерскую, режутся на рушильном прессе, на них вы­давливается рисунок на тиснильном прессе, и, наконец, они оправляются, полируются на станках. В промы­сле есть ученики. Рабочий день — 14 часов. Обычна расплата товаром. Отношения хозяев к рабочим пат­риархальные, именно: рабочих хозяин зовет “ребятами”, и расчетная книга называется “ребячьей книгой”; при расчетах хозяин читает нотации рабочим и никогда не исполняет полностью их “просьб” о выдаче денег.

Того же типа роговой промысел, вошедший в нашу таблицу мелких промыслов (прил. I к гл. V, пром. J6 31 и 33). “Кустари” с десятками наемных рабочих фигурируют и в “Указателе” в качестве “фабрикан­тов” (стр. 291). В производстве применяется раз­деление труда; есть и раздача работы на дома (правильщикам гребней). Центр промысла в Богород­ском уезде — большое село Хотеичи, в котором уже земледелие отступает на второй план (в 1897 г. — 2494 жиг.). Совершенно справедливо говорится в изд. Моск. земства: “Кустарные промыслы Богород­ского уезда Моск. губ. в 1890 г.”, что это село “пред­ставляет собою не что иное, как обширную мануфак­туру гребенного производства” (стр. 24, курсив наш). В 1890 г. считали более 500 промышленников в этом селе с произв. от 3,5 до 5,5 млн. гребней. “Чаще всего продавец рогов одновременно также и скуп­щик изделий, а нередко, кроме того, и крупный гре­бенщик”. Особенно плохо положение тех хозяев, которые принуждены брать рога “на сделку”: “факти­чески положение их хуже даже, чем наемных рабочих на крупных заведениях”. Нужда заставляет их непо­сильно эксплуатировать труд всей семьи и удлинять рабочий день, сажать за работу подростков. “Зимою в Хотеичах работа начинается с часу ночи, и трудно сказать наверное, когда она прекращается в избо “самостоятельного” кустаря, работающего “на сделку””. В большом ходу расплата товаром. “Система эта, с таким трудом искорененная уже на фабриках, все еще находится в полной силе на мелких кустар­ных заведениях” (27). Вероятно, такова же органи­зация промысла роговых изделий в Кадниковском уезде Вологодской губ., в районе села Устье (так наз. “Устьянщина”) с 58 деревнями. Г-н В. Борисов (“Труды куст. ком.”, в. IX) считает здесь 388 кустарей с суммой нроизв. 45 тыс. руб.; все кустари работают на капита­листов, закупающих рога в С.-Петербурге, а черепаху за границей.

Во 1лаво щеточною промысла Московской губ. (см. прил. I к V гл., пром. № 20) мы видим крупные заведе­ния с большим числом наемных рабочих и с системати­чески проведенным разделением труда. Интересно от­метить здесь изменение, происшедшее в организации этого промысла с 1879 по 1895 год (см. изд. Моск. зем­ства: “Щеточный промысел по исследованию 1895 года”). Некоторые зажиточные промышленники пересели­лись в Москву для производства промысла. Число промышленников увеличилось на 70%, причем осо­бенно возросло число женщин (+ 170%) и девочек (+ 159%). Число крупных мастерских с наемными ра­бочими уменьшилось: процент заведений с наемн. раб. упал с 62% до 39%. Дело объясняется том, что хозяева перешли к раздаче работы на дома. Введение в общее употребление вертельного станка (для провертки дырок в колодках) ускорило и облегчило один из главных-процессов по приготовлению щеток. Усилился спрос на “кустовщиков” (кустари, “сажающие” щетину в ко­лодки), и эта операция, специализируясь все более и более, пала на долю женщин, как более дешевой рабочей силы. Женщины стали на дому у себя сажать щетину, получая поштучную плату. Таким образом, усиление работы на дому было вызвано здесь прогрессом техники (вертельный станок), прогрессом разделения труда (женщины только и делают, что сажают щетину), прогрессом капиталистической эксплуатации (труд женщин и девочек дешевле). На этом примере особенно ярко сказывается, что работа на дому нисколько не устраняет понятия капиталистической мануфак­туры, а, напротив, иногда является даже признаком ее дальнейшего развития.

7) Производства по обработке минеральных продуктов

В отделе керамических производств пример капита­листической мануфактуры дают нам промыслы Гжель­ского района (округ из 25 деревень Бронницкого и Богородского уездов Московской губернии). Статисти­ческие данные о них вошли в нашу таблицу мелких промыслов (прилож. I к гл. V, пром. №№ 15, 28 и 37). Из этих данных видно, что, несмотря на все громадные различия между тремя гжельскими промыслами: гор­шечным, фарфоровым и живописным, — переходы между отдельными разрядами заведений в каждом промысле сглаживают эти различия, и мы получаем целый ряд мастерских, последовательно увеличивающихся по раз­мерам. Вот среднее число рабочих на одно заведение по разрядам этих трех промыслов: 2,4—4,3—8,4—4,4— 7,9—13,5—18—69—226,4. То есть от самой мелкой мастерской ряд доходит до самой крупной. Принад­лежность крупных заведений к капиталистической мануфактуре (поскольку они не ввели машин, не пере­шли в фабрики) стоит вне сомнения, но важно не только это, а и тот факт, что мелкие заведения связаны с круп­ными, что мы видим тут один строй промышленности, а не отдельные мастерские то того, то другого типа экономической организации. “Гжель образует одно экономическое целое” (Исаев, 1. с., 138), и крупные мастерские района образовались медленно и посте­пенно, вырастая из мелких (ib., 121). Производство ручное с значительным применением разделения труда: у горшечников мы видим точильщиков (специализи­рующихся по видам посуды), рабочих, обжигающих продукт, и пр., а иногда еще особого работника для приготовления красок. У фарфоровых заводчиков раз­деление труда чрезвычайно мелко: молольщикп, то­чильщики, подавальщики, горновщики, живописцы и т. д. Точильщики специализируются даже на отдель­ных видах посуды (ср. Исаев, 1. с., 140: в одном случае разделение труда повышает производительность работы на 25%). Живописные мастерские работают на фарфо­ровых заводчиков, будучи, след., лишь отделениями их мануфактуры, исполняющими особую детальную операцию. Характерно для сложившейся капиталисти­ческой мануфактуры, что специальностью становится здесь и физическая сила. Так, в Гжели некоторые де­ревни заняты (чуть не поголовно) копанием глины; для тяжелых и не требующих особенного искусства работ (работа молольщика) употребляются почти исклю­чительно пришлые рабочие Тульской и Рязанской губерний, превосходящие слабосильных гжельцев силой и крепостью. В большом ходу расплата товарами. Земледелие в плохом положении. “Гжельцы — выро­дившееся поколение” (Исаев, 168) — слабогруды, узки в плечах, малосильны, живописцы рано теряют зрение и т. д. Капиталистическое разделение труда дробит чело­века и уродует его. Рабочий день — 12—13 часов.

8) Производства по обработке металлов. Павловские промыслы

Знаменитые павловские сталеслесарные промыслы охватывают целый район Горбатовского уезда Ниже­городской губернии и Муромского уезда Владимирской губернии. Происхождение этих промыслов очень древнее: Смирнов указывает, что еще в 1621 г. в Павлове было (по писцовой книге) 11 кузниц. К половине 19 века эти промыслы представляли уже из себя ши­роко раскинувшуюся сеть вполне сложившихся капи­талистических отношений. После реформы промыслы данного района продолжали развиваться и вширь и вглубь. По земской переписи 1889 г. в Горбатовском уезде было занято промыслом в 13 волостях и 119 селе­ниях 5953 двора, 6570 работников мужск. пола (54% всего числа работников в этих селениях) и 2741 чел. стариков, подростков и женщин, всего 9311 человек. В Муромском у. г. Григорьев считал в 1881 г. 6 про­мысловых волостей, 66 селений, 1545 дворов и 2205 ра­ботников мужск. пола (39% всего числа работников в этих селениях). Образовались не только крупные, не занимающиеся земледелием, промысловые села (Пав­лове, Ворсма), но и окрестные крестьяне отвлекались от земледелия: вне Павлова и Ворсмы в Горбатовском уезде было занято промыслами 4492 работника, из которых 2357, т. е. более половины, не занимались земледелием. Жизнь таких центров, как Павлове, сло­жилась совершенно по-городскому, выработав несра­вненно более развитые потребности, более культурную обстановку, одежду, образ жизни и т. д., чем у окрест­ных “серых” земледельцев.

Обращаясь к вопросу об экономической организации павловских промыслов, мы должны прежде всего кон­статировать тот не подлежащий сомнению факт, что во главе “кустарей” стоят типичнейшие капиталистиче­ские мануфактуры. Напр., в заведении Завьяловых (которое уже в 60-х годах занимало в мастерской свыше 100 рабочих, а теперь ввело и паровой двига­тель) перочинный нож проходит через 8—9 рук: над ним работают — коваль, лезевщик, черепщик (обыкновенно на дому), закальщик, личельщик, глянщица, отделывальщик, направляльщик, клейменщик. Это — широ­кая капиталистическая кооперация, основанная на разделении труда, причем значительная часть деталь­ных рабочих занята не в мастерской капиталиста, а у себя на дому. Вот данные г. Лабзина (1866 г.) о круп­нейших заведениях сел Павлова, Ворсмы и Вачи во всех отраслях производства этого района: у 15 хозяев было 500 рабочих в заведениях и 1134 рабочих на сто­роне; всего 1634 чел., при сумме произв. 351,7 тыс. руб. В какой мере такая характеристика экономических отношений применима ко всему району в настоящее время, это видно из следующих данных:

Таким образом, очерченная нами организация про­мышленности преобладает во всех районах. В общем и целом, около трех пятых всего числа рабочих заняты капиталистически. И здесь, след., мы видим, что ману­фактура занимает главенствующее положение в общем строе промышленности и подчиняет себе массы ра­бочих, не будучи, однако, в состоянии вырвать с корнем мелкое производство. Сравнительная живучесть этого последнего вполне объясняется, во-1-х, тем, что в не­которые отрасли павловской промышленности совсем еще не введено механическое производство (напр., в замочное дело); — во-2-х, тем, что мелкий произво­дитель защищает себя от падения такими средствами, от употребления которых он падает гораздо ниже, чем наемный рабочий. Эти средства — удлинение рабочего дня, понижение жизненного уровня и уровня потреб­ностей. “Та группа кустарей, которая работает на хозяев, подвержена меньшим колебаниям заработков” (Григорьев, 1. с., 65); у Завьялова, напр., всего меньше получает черенщик: “он работает дома, оттого и удо­влетворяется низким заработком” (68). Работающие “на фабрикантов” кустари “получают возможность заработать несколько больше средней выработки ку­старя, несущего свой продукт на рынок. Увеличение заработка особенно заметно у рабочих, живущих на самих фабриках” (70). Рабочий день на “фабриках” 14½ —15 часов, maximum 16. “У кустарей же, рабо­тающих у себя дома, рабочий день всегда не менее 17 часов, а иногда доходит до 18 и даже до 19 часов в сутки” (ibid.). He было бы ничего удивительного, Или бы закон 2-го июня 1897 г. вызвал здесь усиление работы на дому; давно бы пора подобным “куста­рям” направить все свои заботы и усилия к тому, чтобы добиться от хозяев устройства фабрик! Пусть вспомнит также читатель знаменитый павловский “забор”, “про­мен”, “заклад жен” и тому подобные виды кабалы в личного унижения, которыми придавлен quasi-самостоятельный мелкий производитель. К счастью, быстро развивающаяся крупная машинная индуст­рия не так легко мирится с этими худшими формами эксплуатации, как мануфактура. Забегая вперед, приводим данные о росте фабричного производства в этом районе.

Таким образом мы видим, что все большее и большее число рабочих стягивается в крупных заведениях, которые переходят к употреблению машин.

9) Другие производства по обработке металлов

К капиталистической мануфактуре относятся также промыслы села Безводного Нижегородской губернии и уезда. Это — тоже одно из промышленных сел, боль­шая часть жителей которого вовсе не занимается земле­делием, и которое служит центром промыслового округа из нескольких селений. По земской переписи 1889 г. (“Материалы”, в. VIII, Н.-Н. 1895), в Безводнинской волости (581 двор) 67,3% Дворов не имели посева, 78,3% дворов было безлошадных, 82,4% дворов с про­мыслами, 57,7% дворов с грамотными и учащимися (против среднего по уезду 44,6%). Безводнинские промыслы состоят в изготовлении разных металличе­ских изделий: цепей, уд, металлических полотен; раз­меры производства определялись в 2¹/2 млн. руб. в 1883 г., в 1½ млн. руб. в 1888/89 г. Органи­зация промысла — работа на хозяев из их материала, распределенная между рядом детальных рабочих ц исполняемая отчасти в мастерских предпринимателей, отчасти на дому. Напр., в производстве уд различные операции исполняются “загибальщиком”, “рубачами” (работают в особом помещении) и “пенюгальщикамш (женщины и дети, завостривающие уды на дому), при­чем все эти рабочие работают за сдельную плату на капиталиста, и загибальщик от себя отдает работу рубачам и пенюгальщикам. “Вытягивание железной проволоки производится ныне посредством конных воротов; прежде проволоку тянули собиравшиеся сюда в большом количестве слепцы...” Одна из “специаль­ностей” капиталистической мануфактуры! “По своей обстановке это производство резко отличается от всех остальных. Людям приходится работать в душной атмосфере, пропитанной зловредными испарениями от накапливающегося лошадиного кала”. По тому же типу капиталистической мануфактуры организованы в Моск. губернии промыслы грохотоплетный, була­вочный и канительный. В этом последнем промысле в начале 80-х годов считали 66 заведений с 670 рабочими (из них 79% наемных) и с суммой произв. 368 ½ тыс. руб., причем некоторые из этих капиталистических заведений попадали изредка и в число “фабрик и заводов”.

Того же типа, по всей вероятности, организация сле­сарных промыслов Бурмакинской волости (и окрестных волостей) Ярославской губ. и уезда. По крайней мере мы видим здесь то же разделение труда (кузнецы, под-дувалы, слесаря), то же широкое развитие наемного труда (из 307 кузниц Бурмакинской волости 231 с наем­ными рабочими), то же господство крупного капитала над всеми этими детальными рабочими (скупщики стоят во главе; на них работают кузнецы, на кузне­цов — слесаря), то же соединение скупки с производ­ством изделий в капиталистических мастерских, из которых некоторые попадают иногда в списки “фабрик и заводов”.

В приложении к предыдущей главе были приведены статистические данные о подносном и медном промыс­лах Московской губ. (последний в районе, называе­мом “Загарье”). Из этих данных видно, что наемный труд играет преобладающую роль в этих промыслах, что во главе их стоят такие крупные мастерские, в ко­торых приходится в среднем по 18—23 наемных рабочих на одно заведение и по 16—17 тыс. руб. производства. Если добавить к этому, что разделение труда приме­няется здесь в очень широких размерах, то станет ясно, что перед нами — капиталистическая мануфак­тура. “Мелкие промышленные единицы, состав­ляющие аномалию при существующих условиях техявки и разделения труда, могут держаться наряду с большими мастерскими только с помощью удлинения труда до его крайних пределов” (Исаев, 1. с., с. 33), — напр., у подносчиков до 19 часов. Рабочий день вообще здесь 13—15 часов, а у мелких хозяйчиков — 16—17 ча­сов. В большом ходу расплата товаром (и в 1876 и в 1890 гг.). Добавим, что давнее существование промысла (он возник не позже начала 19 века), при широкой специализации занятий, выработало и в дан­ном случае чрезвычайно искусных работников: загарцы славятся своим мастерством. В промысле появились и такие специальности, которые не требуют предвари­тельной подготовки и доступны прямо малолетним рабочим. “Уже эта возможность — справедливо заме­чает г. Исаев — быть прямо малолетним рабочим и как бы выучиться ремеслу не учась, показывает, что дух ремесла, требующий воспитания рабочей силы, исче­зает; простота многих детальных приемов является признаком перехода ремесла в мануфактуру” (1. с., 34). Заметим только, что “дух ремесла” всегда до известной степени остается в мануфактуре, ибо базис ее — то же ручное производство.

10) Ювелирное, самоварное и гармонное производства

Село Красное Костромской губернии и уезда — одно из тех промышленных сел, которые являются обыкно­венно центрами нашей “народной” капиталистической мануфактуры. Это большое село (в 1897 г. 2612 жит.) носит чисто городской характер, жители живут как мещане и земледелием не занимаются (за весьма немно­гими исключениями). Село Красное — центр ювелир­ного промысла, охватывающего 4 волости и 51 селе­ние (в том числе Сидоровскую волость Нерехтского уезда) и в них 735 дворов и около 1706 работников. “Главными представителями промысла, —говорит г.Тилло, — бесспорно должны считаться крупные промыш­ленники села Красного: купцы Путиловы, Мазовы, Сорокины, Чулковы и другие. Они покупают мате­риал — золото, серебро, медь, содержат мастеров, скупают готовые изделия, дают заказы на работу по домам, доставляют образцы изделий и т. п.” (2043). У крупных промышленников есть мастерские — “рабочорни” (лаборатории), где куют и плавят металлы, раз­даваемые потом в отделку “кустарям”; у них есть тех­нические приспособления — “препы” (прессы, штампы для вырезывания вещиц), “бойни” (для оттискивания рисунков), “вальсы” (для вытягивания металла), вер­стаки и пр. Разделение труда широко применяется и производстве: “Работа каждого почти изделия про­ходит несколько рук по установившемуся порядку. Так, например, чтобы сделать серьги, серебро сдается сначала промышленником-хозяином в свою мастерскую, где его частью провальсуют и частью вытянут в про­волоку; этот материал поступает затем по заказу к отдельному мастеру, у которого, если есть семья, исполнение данной работы разделится между несколь­кими лицами: один штампом выбьет из серебря­ной пластинки рисунок или форму серьги, другой — согнет проволоку в колечко, которым сережка вхо­дит в ухо, третий спаяет эти вещи, и, наконец, четвертый отполирует готовую сережку. Вся работа но трудна и не требует значительной подготовки, очень часто спайкой и полировкой занимаются жен­щины и дети с 7—8 лет” (2041). Рабочий день и здесь отличается непомерной продолжительностью, до­стигая обыкновенно 16-ти часов. Практикуется рас­плата припасами.

Нижеследующие статистические данные (опублико­ванные в самое последнее время местным пробирным инспектором) наглядно изображают экономический строй промысла:

“Обе первые группы (около двух третей всего числа мастеров) скорее можно приравнять не к кустарям, а к фабричным рабочим, работающим на дому”. В выс­шей группе “наемный труд встречается все чаще и чаще... Мастера начинают уже прикупать чужие изде­лия”, в высших слоях группы “скупка преобладает”, и “четверо скупщиков вовсе не имеют мастерских”.

Самоварный и гармонный промыслы города Тулы и его окрестностей представляют чрезвычайно типичные образчики капиталистической мануфактуры. Вообще “кустарные” промыслы этого района отличаются боль­шой древностью: начало их восходит к XV веку. Особенное развитие они получили с половины 17 века;

с этого времени г. Борисов считает 2-й период развития тульских промыслов. В 1637 г. был построен первый чугунолитейный завод (голландцем Виниусом). Туль­ские оружейники образовывали особую кузнецкую слободу, составляли особое сословие, с особыми пра­вами и привилегиями. В 1696 г. возникает в Туле пер­вый чугунолитейный завод, устроенный выдающимся тульским кузнецом, и промысел переходит на Урал и в Сибирь. С этого времени начинаемся 3-й период в истории тульских промыслов. Мастера стали заводить свои заведения, обучая ремеслу и окрестных крестьян. В 1810—1820-х годах возникли первые самоварные фабрики. “В 1825 г. в Туле уже насчитывалось 43 раз­личные фабрики, принадлежавшие оружейникам, да и существующие в настоящее время почти все принад­лежат бывшим когда-то оружейникам, а теперь тульским купцам” (1. с., 2262). Здесь, следовательно, мы видим непосредственное преемство и связь между старыми цеховыми мастерами и принципалами позднейшей ка­питалистической мануфактуры. В 1864 г. тульские ору­жейники освобождены от крепостной зависимости и перечислены в мещане; заработки упали вследствие сильной конкуренции деревенских кустарей (что вы­звало и обратное переселение промышленников из города в деревню); рабочие обратились к промыслам: самоварному, замочному, ножевому, гармонному (пер­вые тульские гармонии появились в 1830—1835 гг.).

Самоварный промысел организован в настоящее время следующим образом. Во главе стоят крупные капита­листы, владеющие мастерскими с десятками и сотнями наемных рабочих, причем многие детальные операции они поручают также и рабочим на дому — как город­ским, так и сельским; эти исполнители детальных операций иногда сами еще имеют мастерские с наем­ными рабочими. Разумеется, наряду с крупными ма­стерскими есть и мелкие, со всеми последовательными ступенями зависимости от капиталистов. Разделение труда составляет общее основание всего строя этого производства. Процесс приготовления самовара делится на следующие отдельные операции: 1) складывание пластины меди в трубки (наводка); 2) спаивание их; 3) опилка швов; 4) приделка поддонок; 5) ковка изде­лий (так наз. “тяхтание”); 6) чистка внутренней сто­роны; 7) точка самоваров и шеек; 8) лужение; 9) пробивка прессом отдушин на поддонках и камфорках; 10) сборка самовара. Затем еще отдельно стоит отливка медных мелких частей: а) формовка и б) отливка. При раздаче работы на дома, каждая из этих операций мо­жет составить особый “кустарный” промысел. Один ич этих “промыслов” описал г. Борисов в VII вып. “Трудов куст. ком.”. Промысел этот (наводильно-самоварный) состоит в том, что крестьяне исполняют за сдельную плату из материала купцов одну из описанных нами детальных операций. Кустари перешли в деревню работать из г. Тулы после 1861 г.: в деревне содер­жание дешевле и уровень потребностей ниже (1. с., с. 893). Г-н Борисов справедливо объясняет эту жи­вучесть “кустаря” сохранением ручной ковки самова­ров: “деревенский кустарь всегда будет выгоднее для заказчика-фабриканта, потому что он работает на 10—20% дешевле, нежели городской ремесленник” (916).

Размеры самоварного производства г. Борисов опре­делял в 1882 г. приблизительно в 5 млн. руб. при 4—5 тыс. рабочих (кустарей тож). Фабрично-заводская статистика и в этом случае охватывает лишь частичку всей капиталистической мануфактуры. “Указатель” за 1879 г. считал в Тульской губ. 53 самоварные “фабрики” (все ручные) с 1479 раб. и с суммой произв. 836 тыс. руб. “Указ.” за 1890 г. — 162 фабрики — 2175 раб. — 1100 тыс. руб., причем, однако, в поименный список введено лишь 50 фабрик (1 паровая) — 1326 раб. — 698 тыс. руб. Очевидно, что к “фабрикам” причислили на этот раз и сотню мелких заведений. Наконец, “Пе­речень” указывает -в 1894/95 г. — 25 фабрик (4 паровые) с 1202 раб. (+607 на стороне) и суммой произв. 1613 тыс. руб. В этих данных несравнимы (по ука­занной выше причине, а также вследствие смешения за прежние годы рабочих в заведении и на стороне) ни числа фабрик, ни числа рабочих. Несомненно лишь прогрессивное вытеснение мануфактуры крупной машинной индустрией: в 1879 г. 2 фабрики имели 100 и более рабочих; в 1890 г. — 2 (одна паровая), в 1894/95 г. — 4 (три паровые).

Совершенно такую же организацию имеет гармонный промысел, стоящий на более низкой стадии экономиче­ского развития. “В производстве гармоний уча­ствует более 10-ти отдельных специальностей” (“Труды куст. ком.”, IX, 236); изготовление различных частей гармонии или производство некоторых детальных опе­раций составляет предмет отдельных, quasi-самостоя-тельных “кустарных” промыслов. “Во время затишья все кустари работают на фабрики или на более или менее значительные мастерские, от хозяев которых они и получают материал; во время же усиленного требо­вания на гармонии появляется масса мелких произ­водителей, которые скупают у кустарей отдельные части, сами собирают гармонии, относят их в местные лавки — магазины, где гармонии тогда очень охотно скупают” (ibid.). Г-н Борисов считал в 1882 г. в этом промысле 2—3 тыс. работников и сумму произв. ок. 4 млн. рублей; фабрично-заводская статистика указы­вала в 1879 г. две “фабрики” с 22 раб. — суммой произв. 5 тыс. руб.; в 1890 г. — 19 фабрик с 275 раб., суммой произв. 82 тыс. руб.; в 1894/95 г. — 1 фабрику с 23 рабочими (плюс 17 на стороне), с суммой произв. 20 тыс. руб. Паровые двигатели вовсе не применяют­ся. Все эти скачки цифр указывают на чисто случайное выхватывание отдельных заведений, входящих состав­ными частями в сложный организм капиталистической мануфактуры.

III. ТЕХНИКА В МАНУФАКТУРЕ.