IV. Падение отработочной системы

 

Спрашивается теперь, в каком отношении стоит отра­боточная система к пореформенной экономике России?

Прежде всего, рост товарного хозяйства не мирится с отработочной системой, так как эта система основана на натуральном хозяйстве, на неподвижной технике, на неразрывной связи помещика и крестьянина. Поэтому эта система в полном виде совершенно неосуществима, и каждый шаг в развитии товарного хозяйства и тор­гового земледелия подрывает условия ее осуществи­мости.

Затем надо принять во внимание следующее обстоя­тельство. Из изложенного выше вытекает, что отработки в современном помещичьем хозяйстве следовало бы раз­делить на два вида: 1) отработки, которые может испол­нить только крестьянин-хозяин, имеющий рабочий скот и инвентарь (например, обработка “круговой” десятины, вспашка и пр.), и 2) отработки, которые может испол­нить и сельский пролетарий, не имеющий никакого инвентаря (например, жать, косить, молотить и т. п.). Очевидно, что как для крестьянского, так и для по­мещичьего хозяйства отработки первого и второго вида имеют противоположное значение, и что последние отработки составляют прямой переход к капитализму, сливаясь с ним рядом совершенно неуловимых пере­ходов. Обыкновенно в нашей литературе говорят об отработках вообще, не делая этого различия. Между тем в процессе вытеснения отработков капитализмом перенесение центра тяжести с отработков первого вида на отработки второго вида имеет громадное зна­чение. Вот пример из “Сборника стат. свед. по Москов­ской губернии”: “В наибольшем числе имений... обра­ботка полей и посевов, т. е. работы, от тщательного выполнения которых зависит урожай, исполняются постоянными рабочими, а уборка хлебов, т. е. работа, при которой важнее всего своевременность и быстрота выполнения, сдаются окрестным крестьянам за деньги или за угодья” (т. V, в, 2, стр. 140). В подобных хозяй­ствах наибольшее число рабочих рук приобретается посредством отработков, но капиталистическая система, несомненно, преобладает, и “окрестные крестьяне” превращаются в сущности в сельских рабочих — вроде тех “контрактовых поденщиков” в Германии, которые тоже владеют землей и тоже нанимаются на опреде­ленную часть года (см. выше, стр. 124, примечание). Громадная убыль числа лошадей у крестьян и увели­чение числа безлошадных дворов под влиянием неуро­жаев 90-х годов не могло не оказать сильного влияния на ускорение этого процесса вытеснения отработоч­ной системы — капиталистическою.

Наконец, как на главнейшую причину падения от­работочной системы, следует указать на разложение крестьянства. Связь отработков (первого вида) именно с средней группой крестьянства ясна и a priori, — как мы уже отметили выше, — и может быть доказана данными земской статистики. Например, в сборнике по Задонскому уезду Воронежской губ. даны сведе­ния о числе хозяйств, взявших сдельные работы, в раз­личных группах крестьянства. Вот эти данные в про­центных отношениях:

 

Группа домохозяев

% хозяев, взявших сдельные работы, ко всему числу хозяев в группе

% к итогу

Всего дворов Дворов, взявших сдельные работы
Безлошадные 9,9 24,5 10,5
Однолошадные 27,4 40,5 47,6
С 2-3 лошадьми 29,0 31,8 39,6
“” 4 “” 16,5 3,2 2,3
По уезду 23,3 100 100

 

Отсюда ясно видно, что участие в сдельных работах ослабевает в обеих крайних группах. Наибольшая доля дворов с сдельными работами приходится на сред­нюю группу крестьянства. Так как сдельные работы тоже относятся нередко в земско-статистических сборниках к “заработкам” вообще, то мы видим здесь, следо­вательно, пример типичных “заработков” среднего кре­стьянства, — точно так же, как в предыдущей главе мы ознакомились с типичными “заработками” низшей и высшей группы крестьянства. Рассмотренные там виды “заработков” выражают развитие капитализма (торгово-промышленные заведения и продажа рабочей силы), а данный вид “заработков”, наоборот, выражает отста­лость капитализма и преобладание отработков (если предположить, что в общей сумме “сдельных работ” преобладают такие работы, которые мы отнесли к от­работкам первого вида).

Чем дальше идет падение натурального хозяйства и среднего крестьянства, тем сильнее отработки должны быть оттесняемы капитализмом. Зажиточное крестьян­ство, естественно, не может служить основанием для системы отработков, так как только крайняя нужда заставляет крестьянина браться за наихудше оплачи­ваемые и разорительные для его хозяйства работы. Но и сельский пролетариат равным образом не годится для отработочной системы, хотя уже по другой причине: не имея никакого хозяйства или имея ничтожный клочок земли, сельский пролетарий не так привязан к нему, как “средний” крестьянин, и вследствие это­го ему гораздо легче уйти на сторону и наняться на “вольных” условиях, т. е. за более высокую плату и без всякой кабалы. Отсюда — повсеместное недо­вольство наших аграриев против ухода крестьян в города и на “сторонние заработки” вообще, отсюда их жалобы на то, что крестьяне “мало привязаны” (см. ниже, стр. 183). Развитие чисто капиталисти­ческой наемной работы подрывает под корень систему отработков.

В высшей степени важно отметить, что эта неразрыв­ная связь между разложением крестьянства и вытесне­нием отработков капитализмом — связь, столь ясная по теории, — давно уже была отмечена сельскохозяй­ственными писателями, наблюдавшими различные спо­собы ведения хозяйства в помещичьих имениях. В пре­дисловии к своему сборнику статей о русском сельском хозяйстве, написанных с 1857 по 1882 год, проф. Стебут указывает, что... “В нашем общинном крестьянском хозяйстве происходит разборка между сельскими хо­зяевами-промышленниками и сельскохозяйственными ба­траками. Первые, становясь крупными посевщиками, начинают держать батраков и перестают обыкновенно брать издельную работу, если не имеют разве какой-либо крайней необходимости прибавить еще несколько земли для посева или попользоваться угодьями для пастьбы скота, чего большей частью нельзя иметь иначе как за издельную работу; вторые же не могут брать никакой издельной работы по неимению лошадей. Отсюда очевидная необходимость перехода к батрач­ному хозяйству и тем более скорого, что и те крестьяне, которые еще берут издельную подесятинную работу, по слабосилию имеющихся у них лошадей и по мно­жеству набираемой ими работы становятся плохи­ми исполнителями работ как в отношении качества, так и в отношении своевременности их выполнения” (стр. 20).

Указания на то, что разорение крестьянства ведет к вытеснению отработков капитализмом, делаются и в текущей земской статистике. В Орловской губ., например, было отмечено, что падение хлебных цен разорило многих арендаторов и владельцы вынуждены были увеличить экономические запашки. “Наряду с расширением экономических запашек повсюду на­блюдается стремление заменить издельный труд бат­рацким и избавиться от пользования крестьянским инвентарем,... стремление усовершенствовать обработ­ку полей введением улучшенных орудий,... изменить систему хозяйств, ввести травосеяние, расширить и улучшить скотоводство, придать ему продуктивный характер” (“Сельскохозяйственный обзор Орловской губ. за 1887/88 г.”, стр. 124—126. Цит. по “Крити­ческим заметкам” П. Струве, стр. 242—244). В Полтав­ской губ. в 1890 году, при низких хлебных ценах, кон­статировано “сокращение съемки крестьянами земель... во всей губернии... В соответствии с этим во многих местах, несмотря па сильное падение хлебных цен, увеличились размеры владельческих собственных запа­шек” (“Влияние урожаев и т. д.”, I, 304). В Тамбов­ской губ. отмечен факт сильного повышения цен на конные работы: за трехлетие 1892—1894 гг. эти цены были на 25—30% выше, чем за трехлетие 1889—1891 гг. (“Новое Слово”, 1895, № 3, стр. 187). Вздорожание конных работ — естественный резуль­тат убыли крестьянских лошадей — не может не влиять на вытеснение отработков капиталистической системой.

Мы отнюдь не имеем в виду, конечно, доказывать этими отдельными указаниями положение о вытесне­нии отработков капитализмом: полных статистических данных об этом не имеется. Мы иллюстрируем лишь этим положение о связи между разложением крестьян­ства и вытеснением отработков капитализмом. Общие и массовые данные, неопровержимо доказывающие на­личность этого вытеснения, относятся к употреблению машин в сельском хозяйстве и к употреблению вольно­наемного труда. Но прежде чем переходить к этим данным, мы должны коснуться воззрений экономи­стов-народников на современное частновладельческое хозяйство в России.

V. НАРОДНИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВОПРОСУ

 

То положение, что отработочная система является простым переживанием барщинного хозяйства, не от­рицается и народниками. Напротив, его признают — хотя и в недостаточно общей форме — и г. Н. —он (“Очерки”, § IX) и г. В. В. (особенно рельефно в статье:

“Наше крестьянское хозяйство и агрономия”, “Отеч. Зап.”, 1882, № 8—9). Тем поразительнее то обстоя­тельство, что народники всеми силами уклоняются от признания того простого и ясного факта, что совре­менный строй частновладельческого хозяйства состоит из соединения отработочной и капиталистической си­стемы, что, следовательно, чем более развита первая, тем слабее вторая и наоборот, — уклоняются от ана­лиза того, в каком отношении стоит та и другая си­стема к производительности труда, к оплате труда рабочего, к основным чертам пореформенной эконо­мики России и т. д. Поставить вопрос на эту почву, на почву констатирования действительно происходящей “смены” — значило признать неизбежность вытеснения отработков капитализмом и прогрессивность такого вы­теснения. Чтобы уклониться от этого вывода, народ­ники не остановились даже перед идеализацией отра­боточной системы. Эта чудовищная идеализация — основная черта народнических воззрений на эволюцию помещичьего хозяйства. Г-н В. В. дописался до того, что “народ остается победителем в борьбе за форму земледельческой культуры, хотя одержанная победа еще усилила его разорение” (“Судьбы капитализма”, стр. 288). Признание такой “победы” рельефнее, чем констатирование поражения! Г-н Н. —он усмотрел в наделении крестьянина землей при барщинном и отра­боточном хозяйстве “принцип” “соединения производи­теля со средствами производства”, забывая о том ма­леньком обстоятельстве, что это наделение землей служило сродством обеспечить помещику рабочие руки. Как мы уже указывали, Маркс, описывая системы до­капиталистического земледелия, проанализировал все те формы экономических отношений, какие только есть в России, и рельефно подчеркнул необходимость мелкого производства и связи крестьянина с землей и при отработочной, и при натуральной, и при денеж­ной ренте. Но могло ли ему прийти в голову возвести это наделение землей зависимого крестьянина в “прин­цип” вековой связи производителя со средствами произ­водства? Забывает ли он хоть на минуту о том, что эта связь производителя со средствами производства была источником и условием средневековой эксплуата­ции, обусловливала технический и общественный за­стой и необходимо требовала всяческих форм “вне­экономического принуждения”?

Совершенно аналогичную идеализацию отработков и кабалы проявляют гг. Орлов и Каблуков в “Сборниках” московской земской статистики, выставляя образцовым хозяйство некоей г-жи Костинской в Подольском уезде (см. т. V, вып. I, стр. 175—176 и т. II, стр. 59—62, отд. II). По мнению г. Каблукова, это хозяйство дока­зывает “возможность постановки дела, исключающей (sic!!) такую противоположность” (т. е. противополож­ность интересов помещичьего и крестьянского хозяй­ства) “и содействующей цветущему (sic!) положению как крестьянского, так и частного хозяйства” (т. V, в. I, стр. 175—176). Оказывается, что цветущее поло­жение крестьян состоит... в отработках и кабале. Они не имеют пастбища и прогона (т. II, стр. 60—61), — что не мешает гг. народникам считать их “исправными” хозяевами, — и арендуют эти угодья под работу у земле­владелицы, исполняя “все работы по ее имению тща­тельно, своевременно и быстро”.

Дальше некуда идти в идеализации хозяйственной системы, которая представляет из себя прямое пережи­вание барщины!

Приемы всех подобных народнических рассуждений очень просты; стоит только позабыть, что наделение крестьянина землей есть одно из условий барщинного или отработочного хозяйства, стоит только абстраги­ровать то обстоятельство, что этот якобы “самостоятельный” земледелец обязан отработочной, натуральной или денежной рентой, — и мы получим “чистую” идею о “связи производителя со средствами производства”. Но действительное отношение капитализма к докапита­листическим формам эксплуатации нисколько не изме­няется от простого абстрагирования этих форм.

Остановимся несколько на другом, весьма любопыт­ном, рассуждении г-на Каблукова. Мы видели, что он идеализирует отработки; но замечательно, что когда он, в качестве статистика, характеризует действитель­ные типы чисто капиталистических хозяйств Москов­ской губернии, то в его изложении, — против его воли и в извращенном виде, — отражаются именно те факты, которые доказывают прогрессивность капитализма в русском земледелии. Просим у читателя внимания и за­ранее извиняемся за несколько длинные выписки.

Помимо старых типов хозяйств с вольнонаемным трудом в Московской губернии есть

“новый, недавний, нарождающийся — тип хозяйств, совер­шенно оставивших всякую традицию и взглянувших на дело просто, так, как смотрят на каждое производство, которое должно служить источником дохода. Сельское хозяйство теперь ужа не рассматривается как барская затея, как такое занятие, за ко­торое каждый может приняться... Нет, тут признается необходи­мость иметь специальные знания... Основание для расчета” (относительно организации производства) “то же, что и во всех других видах производства” (“Сборник стат. свед. по Моск. губ.”, т. V, в. 1, стр. 185).

Г-н Каблуков и не замечает, что эта характеристика нового типа хозяйств, который только “недавно наро­ждался” в 70-х годах, доказывает именно прогрессив­ность капитализма в земледелии. Именно капитализм впервые превратил земледелие из “барской затеи” в обыкновенную промышленность, именно капитализм впервые заставил “взглянуть на дело просто”, заставил “порвать с традицией” и вооружиться “специальными знаниями”. До капитализма это было и ненужно, и невозможно, ибо хозяйства отдельных поместий, об­щин, крестьянских семей “довлели сами себе”, не завися от других хозяйств, и никакая сила не могла их вы­рвать из векового застоя. Капитализм был именно этой силой, создавшей (чрез посредство рынка) обществен­ный учет производства отдельных производителей, заставившей их считаться с требованиями общест­венного развития. В этом-то и состоит прогрессив­ная роль капитализма в земледелии всех европейских стран.

Послушаем дальше, как характеризует г. Каблуков наши чисто капиталистические хозяйства:

“Затем уже берется в расчет рабочая сила, как необходимый фактор воздействия на природу, без которого никакая органи­зация имения ни к чему не приведет. Таким образом, сознавая все значение этого элемента, в то же время не рассматривают его, как самостоятельный источник дохода подобно тому, как это было при крепостном праве пли как это делается и теперь в тех случаях, когда в основу доходности имения кладется не продукт труда, получение которого является прямой целью его приложения, не стремление приложить этот труд к произ­водству более ценных его продуктов, и этим путем воспользо­ваться результатом его, а стремление уменьшить ту долю про­дукта, которую рабочий получает на себя, желание свести стоимость труда для хозяина по возможности к нулю” (186). И, оказывается на ведение хозяйства за отрезки. “При таких условиях для доходности не требуется ни знания, ни особенных качеств от хозяина. Все, что получается благодаря этому труду, (оставит чистый доход владельца или, по крайней мере, такой, который получается почти без всякой затраты оборотного ка­питала. Но такое хозяйство, конечно, не может идти хорошо и не может быть названо в строгом смысле это1 о слова хозяйством, как не может быть названа им сдача всех угодий в аренду; тут нет хозяйственной организации” (186). И, приведя примеры сдачи отрезков за отработки, автор заключает: “Центр тяжести хозяй­ства, способ извлечения дохода от земли коренится в воздейст­вии на рабочего, а не на материю и ее силы” (189).

Это рассуждение — крайне интересный образчик того, как извращенно представляются действительно наблю­даемые факты под углом неверной теории. Г-н Каблу­ков смешивает производство с общественным строем производства. При всяком общественном строе произ­водство состоит в “воздействии” рабочего на материю и ее силы. При всяком общественном строе источником “дохода” для землевладельца может быть только при­бавочный продукт. В обоих отношениях отработочная система хозяйства вполне однородна с капиталисти­ческою, вопреки мнению г-на Каблукова. Действи­тельное же отличие их состоит в том, что отработки необходимо предполагают самую низкую производи­тельность труда; поэтому для увеличения дохода нот возможности увеличить количество прибавочного про­дукта, для этого остается только одно средство: приме­нение всяческих кабальных форм найма. Наоборот, при чисто капиталистическом хозяйстве кабальные формы найма должны отпадать, ибо непривязанный к земле пролетарий есть негодный объект для кабалы; — повы­шение производительности труда становится не только возможным, но и необходимым, как единственное сред­ство повысить доход и удержаться при ожесточенной конкуренции. Таким образом характеристика наших чисто капиталистических хозяйств, данная тем самым г-ном Каблуковым, который так усердно старался идеализировать отработки, вполне подтверждает тот факт, что русский капитализм создает общественные условия, необходимо требующие рационализации земле­делия и отпадения кабалы, а отработки, наоборот, исключают возможность рационализации земледелия, увековечивают технический застой и кабалу произво­дителя. Нет ничего легкомысленнее обычных народни­ческих ликований по поводу того, что капитализм в на­шем земледелии слаб. Тем хуже, если он слаб, ибо это означает лишь силу докапиталистических форм эксплу­атации, несравненно более тяжелых для производи­теля.