Пятнадцать лет радикально меняющихся взаимоотношений
Эта беседа с Эриком и Денизой станет в книге последней, поскольку охватывает собой такую обширную проблематику и такое множество счастливых и драматических моментов, какие только можно ожидать от взаимоотношений, длящихся добрые пятнадцать лет. Вступив в брак в возрасте девятнадцати лет и двадцати одного года соответственно, супруги поначалу отдали себя в рабство всевозможным социальным ожиданиям. Через пять лет Де-низа дошла до «психического расстройства» и их взаимоотношения стали чрезвычайно холодными и неконструктивными. Психотерапия помогла Денизе восстановить свою личность, и она впервые смогла в своем браке действительно стоять на собственных ногах. Эрик, употребляя марихуану, превратился из предельно рационального интеллектуала в человека, который принимает свое «Я» в его целостности, прислушивается к своим чувствам и естественным ритмам, благодаря чему их брак стал намного крепче. С другой стороны, бывало немало моментов, когда казалось, что их брак на грани распада. Супруги осуществляли сексуальные эксперименты вне брака (и делились друг с другом своим опытом) с тем небезынтересным результатом, что по ходу дела они стали более привержены моногамии. Сейчас они готовятся начать совершенно новую жизнь в чужой стране, что вызывает у них вполне понятные опасения. Даже такое схематическое описание их брака дает некоторое представление обо всем разнообразии этого жизненного процесса — чрезвычайно гармоничного сов-
200
местного существования двух людей, ныне весьма самобытных личностей.
Мне хотелось бы сказать несколько слов о моих контактах с этими людьми. Впервые я увидел их у наших общих знакомых лет десять назад и, если бы меня тогда спросили, предсказал бы, что их брак — уже распадающийся — очень скоро прекратит свое существование (это к вопросу о возможностях диагноза и прогноза!).
После той первой встречи я эпизодически контактировал с Эриком на профессиональной почве, а однажды мы весьма успешно с ним сотрудничали в оргкомитете небольшой научной конференции. В нашей совместной работе было немало поводов для потенциальных разногласий, однако я нашел Эрика человеком весьма одаренным, здравомыслящим, готовым к поиску разумных компромиссов, работать с которым — одно удовольствие.
В последние годы мы встречались лишь в обществе, и довольно редко, однако меня глубоко заинтересовали изменения, происходящие в обоих супругах. Если бы наши встречи отделялись промежутком в один год, как, впрочем, нередко и бывало, у меня бы возникало полное впечатление того, что Эрик и Дениза — совсем другие люди, нежели те, кого я знал год назад. Этот процесс удивительного (для меня) преображения побудил меня написать супругам письмо с приглашением принять участие в беседе. К моей радости, они согласились, однако я оказался совершенно не готов к обилию и важности материалов, которые они предоставили мне с такой готовностью и откровенностью.
В других главах мне зачастую приходилось многое редактировать — собирать воедино связанные друг с другом части материала, даже если в беседе они шли непоследовательно. Нередко я также прерывал опрос, чтобы вставить свои замечания. Однако в случае Эрика и Денизы изложение их истории протекало так естественно и центр внимания так плавно перемещался от одного
201
ее важного аспекта к другому, что я практически не редактировал этот материал, не считая замены нарушающих анонимность деталей. Я просто вставил заголовки, обозначая, в какие моменты сменяется тема, чтобы облегчить читателю последующее возвращение к заинтересовавшим его местам. Итак, без долгих вступлений, я, с вашего позволения, передам слово Эрику и Денизе. От каких бы то ни было своих комментариев я воздержусь до конца главы.
Переселение первопроходцев
Эрик: Знаешь, Карл, когда мы сегодня летели сюда, мне просто пришло в голову, что этот опрос будет, в сущности, юбилейным — в следующем месяце у нас пятнадцатая годовщина свадьбы; к тому же это момент, когда мы расстаемся со всеми структурообразующими элементами нашего брака. Мы продаем наш дом и все имущество, мы прощаемся с нашими друзьями, увольняемся с работы и оставляем позиции, которые занимали в профессиональном мире, — мы покидаем страну, где мы встретились и поженились, и вступаем на совершенно новый путь, по сути в одиночестве, ведь у нас есть только мы сами, и наши дети, и какие-то наши личные качества, самые органичные. Поэтому мне кажется, что одним из важнейших аспектов нашего брака и его эволюции до настоящего момента станет то, что он больше не будет частью такой структуры, как местожительство, имущество, круг старых друзей и т. п. Отказываясь от всего этого, мы взяли и расстались с этой исправно функционирующей структурой и собираемся перейти к другой, совершенно новой. Это полный переворот в отношениях нашей супружеской пары с окружающим миром.
Я (к Денизе): Меня это просто поражает, и я хотел бы узнать, что ты думаешь о его словах.
Дениза: Я не рассматривала все это с такой точки зрения, но меня пугает наш переезд из-за того, что мы те-
202
перь должны будем стать самой что ни на есть малой семьей и опираться нам будет не на кого, только друг на друга. Мы не сможем получать помощь от близких друзей. В этом смысле мы чувствуем себя первопроходцами. Я не задумывалась о том, как это коснется нашего брака, конкретно нас четверых, — ведь то, к чему мы готовимся, это прыжок, причем мы не знаем в точности, куда мы попадем.
Эрик: Наш брак никогда не был безмятежным. Мы всегда много ссорились, у нас было множество конфликтов, причем очень бурных, и за последние несколько лет мы научились относиться к этому позитивно — как к движущей силе нашего личностного развития, к залогу того, что мы не заскучаем и не будем воспринимать друг друга как должное. В результате конфликты, которые были очень болезненными, теперь пробуждают в нас что-то вроде чувства юмора. Впрочем, одна из причин, благодаря которой мы научились относиться к этому с чувством юмора, заключается в том, что мы всегда знали: в нашей жизни есть нечто большее, чем одни только супружеские отношения. То есть, если я по-настоящему разозлюсь на Денизу, я на недельку отмежуюсь от нее, и она поступит точно так же — пару дней от меня отдохнет. Мы будем встречаться с друзьями или переключим наше внимание еще на какие-то вещи.
А сейчас, в последние месяц-два, мы, сталкиваясь с такой ситуацией, говорим себе: «Через каких-нибудь пару месяцев нам предстоит отправиться буквально на край света, в страну, где мы будем оторваны от всего, к чему привыкли, и все, что у нас будет, это мы сами и наши дети». И теперь, если мы начинаем из-за чего-нибудь ссориться или Дениза делает что-то не так, я сразу думаю: «Боже мой, готов ли я жить с этой женщиной где-то на краю света?»
В каком-то смысле городская жизнь и общество друзей служат убежищем на случай возникающей в браке напряженности. А когда начинаешь понимать, что такого
203
убежища у тебя больше не будет — по крайней мере, в течение какого-то времени, — что ты отправишься в страну, где будешь совершенно чужим и одиноким, где совсем другая, незнакомая тебе культура и вокруг очень мало людей, тогда брак становится для тебя как бы коконом.
Вот пример. Существует два вида ссор, по крайней мере у нас, и, как я подозреваю, у многих других — тоже. Один из них — когда мы обижаемся или сердимся друг на друга — нас тогда просто распирает от ненависти. И вся злость, которая долгое время скапливалась из-за самых разных неприятностей, вырывается наружу. А другой вид ссор — когда что-то задевает одного из нас за живое. Ты становишься подлинным, настоящим, спрашиваешь себя, кто мы такие, чего хотим и во что верим, и ты понимаешь, насколько нестерпимо стало поддерживать одну только видимость, мириться с нечестностью, с неосуществимостью лучших замыслов, которые со дня на день всё откладываются. И тогда ты говоришь: «Я этого добьюсь и на меньшее я не согласен».
Вот и сейчас мы сказали себе: «Господи, это необходимо как-то исправить, иначе мы просто погибнем». Ведь у нас — может быть, конечно, я выражаюсь с излишним пафосом — последний шанс решить, стоит ли нам жить вместе. Потому что сейчас мы действительно должны будем жить вместе и на ближайшие два-три года лишимся возможности играть в игры. Мы должны будем в полном смысле прилепиться друг к другу, так, как никогда раньше. Именно об этом я и говорю.
Я (к Денизе): А что ты обо всем этом думаешь?
Дениза: Я с ним согласна, хотя не думала об этом в таком ключе. То есть кое-что он мне высказал во время ссоры, но не так решительно и окончательно.
Я: Поясни немножко.
Дениза: Эрик сказал, что все эти мысли овладели им во время последней ссоры. Но они не были подсказаны мною — он сам до этого додумался. Я понимала, что нам
204
будет трудно, но я не думала, что это может вообще разрушить или ослабить наши брачные узы, повлиять на них больше, чем что-либо другое. В этом вся разница. Я не думаю, что это может разъединить нас больше, чем все остальное. Знаешь, мы уже прошли через огонь и воду и перед нами не раз вставал вопрос — жить или не жить нам вместе, — так что такими пустяками нас уже не проймешь.
Эрик: Я считаю наше решение очень важным, и скажу почему. Видишь ли, есть разница между тем, как едешь в другую страну ты, и тем, как еду в другую страну я. Ты достаточно хорошо знаешь, чего хочешь, и достаточно уверена, что найдешь там это. Ты ждешь, что у тебя будет сколько-то грядок и ты сможешь на них копаться, то есть заниматься простыми вещами, о которых ты так долго мечтала. И все это завязано на семье. На этот счет ты чувствуешь себя совершенно спокойно.
А я еду с совершенно другими чувствами, связанными с моей профессиональной деятельностью. Для меня ежедневные радости и ежедневный энтузиазм основаны на общении с моими настоящими друзьями, поддерживающими и подбадривающими меня, на моих профессиональных успехах, на занятиях со студентами и т. п. Это объясняется тем, что я действительно люблю ту социальную среду, в которой мы вращаемся. Но я не думаю, что так будет и там. Какое-то время, по крайней мере, мы будем чувствовать себя чужими в незнакомой стране, а я еще и очень одиноко — в интеллектуальном, профессиональном и социальном смысле. Откровенно говоря, я не думаю, что люди там окажутся такими симпатичными, что я сразу смогу найти с ними общий язык. Я думаю, что это будет очень скользкий и трудный путь к установлению дружбы, выстраиванию взаимоотношений, путь по длинному и узкому мосту. А это значит, что поддержку мне все больше и больше придется черпать в собственной семье, рассчитывая на тебя и на детей. Поэтому, видя на такую перспективу, я говорю: «Ой-ой-ой, у нас все должно быть как можно лучше. Потому что если уж и дома я буду злиться, огорчаться и чувствовать
205
себя неудовлетворенным, нас ждет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое, как здесь, — вот что я имею в виду.
Три фазы их брака
Эрик: Когда мы сюда летели, у меня появилась еще одна мысль, которою, наверно, стоит поделиться. Мне пришло в голову, что в нашем браке мы прошли через три основные, главные, стадии.
Период социальных «надо»
Эрик: Для меня совершенно ясно, что в первый период брака наши поведение, ожидания и взаимоотношения в основном обусловливались набором определенных социальных норм. Я имею в виду, мы вступили в брак, имея готовые представления о том, как мы должны себя вести и что чувствовать по отношению друг к другу. Было также известно, что мы должны испытывать по отношению друг к другу в сексуальном плане, как часто нам надо заниматься любовью. Понимаешь, мы были научены — не только родителями, но всей нашей культурой, — что мужчина, если он мужчина, должен много трахаться, ну и соответственно вести себя по-мужски. И мы жили согласно этому набору социальных норм, по некоему шаблону брака, лет пять-шесть, до полного краха. В общем это оказалось для нас убийственным. Да и как еще это назвать, если Дениза дошла до психического расстройства, а я мучался и чувствовал себя совершенно несчастным?
«Чувственный» период
Эрик: И мы решительно от этого отказались. Пришло время, когда мы оба в достаточной степени оправились от кризиса, уселись друг против друга и очень спокойно сказали: «Это дерьмо, про которое нам говорили, что оно должно быть основой нашего брака, никуда не годится. Нам при-
206
дется найти другой способ строить наши отношения». И именно в тот момент мы начали всерьез участвовать в таких вещах, как групповые встречи и тренинги; немножко увлекаться наркотиками — травкой и ЛСД; заниматься такими вещами, как экспериментальные сексуальные отношения с другими людьми. Мы решили: позволим себе открываться навстречу любым взаимоотношениям и посмотрим, что из этого выйдет». Это был «чувственный» период нашего брака, время открытости для того, что подсказывают нам наши чувства и ощущения по поводу того, как нам на самом деле надо жить, вопреки всем социальным шаблонам.
Жизнь по внутренним ритмам
Эрик: А сейчас, я полагаю, мы вступаем в другую фазу. Чувственная жизнь — это такая штука, под которой люди обычно подразумевают чувственную восприимчивость, более глубокое проникновение в суть вещей. Теперь же мы переходим к фазе, главным принципом которой является следование естественным, внутренним, ритмам наших тел. Вот даже взять такую вещь, как еда. Мы сейчас едим, когда проголодаемся. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Иногда мы ничего не едим, а бывает — весь день обжираемся. И мы предпочитаем заниматься любовью, когда чувствуем сексуальный подъем, желание, а не так: «Сейчас ночь, мы одни, давай трахаться» или «Мы не трахались три дня, пора бы уже». И отношения с детьми у нас стали правильнее — как-то естественнее, что ли. Сам не знаю, почему так получилось.
Конечно же, отчасти это происходит благодаря биоэнергетике и йоге, но вдобавок мы все дальше и дальше уходим от социальных стереотипов, так долго влиявших на нашу жизнь. После периода некоторого хаоса, вызванного раскрытием всех чувств, мы стали прислушиваться к самим себе, к собственной интуиции, и это помогает нам по-новому строить наши взаимоотношения. По-моему, это правильно сказано, как ты считаешь, Дениза?
Дениза: Да.
207