Трудности в сексуальных взаимоотношениях
У каждой пары возникали кое-какие проблемы в достижении взаимно удовлетворительных сексуальных отношений. У Дика по временам бывала импотенция. Гейл хотела иметь половые контакты чаще, чем это у них происходило, — и не всегда достигала оргазма. Супруги ощущали, что в их половой жизни что-то идет не так. Рой воспринимал себя сексуально не соответствующим и ущемленным, а Сильвия почти смирилась с мыслью, что ей не дано испытать оргазм.
85
В этом отношении между двумя супружескими парами прослеживается много параллелей. Сильвия не многое может сказать о своей неспособности испытать оргазм. Дик никогда не обсуждает свои эпизодические неудачи с тем, чтобы «довести дело до конца». Главное различие состоит в том, что теперь Рой и Сильвия идут на риск откровенного и свободного обсуждения всех подробностей своих сексуальных ощущений — что их удовлетворяет, а что оставляет неудовлетворенными. Для Дика и Гейл такого рода общение пока остается слишком трудным. И все же в обоих браках каждый из супругов стремится проявить понимание и сочувствие по отношению к партнеру.
Секс на стороне
Как Дик в его взаимоотношениях с Гейл, так и Сильвия в своем браке стремились вступить и вступали в сексуальные и личностные отношения с другими партнерами. Однако причины, побудившие их к этим, потенциально болезненным, экспериментам, были совершенно различными.
Дик проявил некую, смутно негативную, реакцию на свои отношения с Гейл. Он сказал: «Я люблю тебя», — и ушел — с тем, чтобы несколько недель провести у своей блондинки. Насколько наблюдатель может проникнуть в его ощущения того периода, в своем истинном выражении они сводились примерно к следующему: «Я не удовлетворен рядом моментов в наших отношениях. У меня возникает сомнение, смогут ли они продолжаться, хотя ты мне далеко не безразлична. Но, как бы это ни оказалось болезненно для тебя (а возможно, и для меня), я хочу попробовать вступить в связь с другой девушкой, чтобы выяснить, не будет ли так лучше».
Сильвия же, напротив, откровенно поговорила с мужем о своих ощущениях, о том, что ее сексуально возбуждает другой мужчина, и о своем желании вступить с ним в
86
интимные отношения. Однако она сделала это очень тактично и с любовью, потому что понимала, как легко ее признания могут быть восприняты в качестве упрека: «Ты сексуально несостоятелен». И лишь решившись на эти весьма рискованные признания и обсудив с мужем неизбежные впоследствии и нелегкие переживания друг друга, воспользовалась она свободой, которую, несмотря на все свои страхи, предоставил ей Рой, и обнаружила, что с другим мужчиной полнее чувствует себя женщиной. Но как ни захватывающи оказались эти ощущения, они открыли пугающую перспективу разрушения ее брака.
Итог у обеих пар был одинаковым — супруги выяснили, что для них гораздо лучше оставаться со своим основным партнером, и заново выстроили взаимоотношения, многое почерпнув из своего опыта любви на стороне. Безусловно, нет никаких гарантий, что итог всегда будет таким.
Две концепции брака
Возможно, различие между этими двумя супружескими парами контрастнее всего проявляется в их представлениях о том, что такое брак. Если попытаться выразить это различие одной фразой, то для Дика и Гейл брак — закрытый ящик; для Роя и Сильвии — струящийся поток.
Позвольте мне развить эту мысль. Все образы, в которых для Дика и Гейл представала их жизнь после брака, были статичны. Панорама менялась, причем иногда драматическим образом, но на смену ей приходила лишь очередная застывшая картинка. Для Гейл брак был романтическим домиком, в котором заводят детей и потом живут долго и счастливо. Позже он превратился в ужасно тесный гроб, куда попадает собственное «Я» человека. Следующий образ — ловушка, которая захлопывается принятыми на себя обязательствами. И наконец — камера, где узница выполняет домашнюю работу и воспитывает детей. Все это — подобие надежно огороженного пятачка, где может обитать женщина, не заботясь и «не беспокоясь»
87
о своем муже, и, самое главное, — это всегда конструкция, созданная другими.
У Дика помещения другие, но в любом случае — всегда замкнутые. Брак — это глухой забор, ограничивающий свободу; довольно просторное и уютное обиталище, которое дает больше свободы, чем он рассчитывал; коробка фокусника, содержащая в себе решение всех проблем взаимоотношений; будка с неотвратимо надвигающимися стенками, давящими на него: «Почему у тебя нет работы?», «Почему ты не зарабатываешь деньги?», «Почему ты не можешь содержать свою жену?» Для Дика все эти конструкции тоже созданы другими.
У этой супружеской пары лишь очень смутно брезжит понимание того, что, возможно, они и есть строители этих сооружений и только в собственном опыте могут найти подсказки, какими должны быть их взаимоотношения в будущем. Гейл выглядит удивленной, когда отмечает: «Это очень трудно». А Дик строит предположение: «Может быть, брак — это только намерение, требующее времени и труда для своего осуществления».
Для Роя и Сильвии их брак на протяжении ряда лет составлял часть многообразного потока бытия. Когда Рой увлекся Эмили, предписания культуры ясно указывали: «Ты любишь другую женщину, значит — не любишь свою жену». Но он всем своим поведением возражал: «Мой опыт говорит мне иное. Я люблю их обеих, правда, по-разному и по разным причинам. Я хочу, чтобы эта часть моей жизни была открытой и доступной для сопереживания». А когда Сильвию потянуло к сексуальным отношениям на стороне, культурные нормы утверждали: «Это значит, что ты неверная жена». Но Сильвия обернула все иной стороной, поделившись с мужем своими чувствами, которые было трудно выразить и которые могли его ранить. Что касается прочих аспектов их брака, я не взялся бы говорить за партнеров по отдельности. Единственно пригодное здесь слово — местоимение «Мы». Образно говоря: «Мы стремимся к таким взаимоотношениям, при
88
которых у каждого будет свобода и поддержка в том, чтобы полностью реализовать свой личностный потенциал»; «Мы хотим, чтобы наш брак стал увлекательным поиском новых путей»; «Мы стремимся к такому глубокому взаимопониманию, чтобы даже самые запретные и постыдные, ревнивые и недобрые чувства, которые мы испытываем, можно было выражать партнеру и принимать их в партнере так же полно, как чувства любви и нежности»; «Мы желаем, чтобы наши решения были обоюдными и основывались на этой нашей глубинной общности»; «Мы хотим, чтобы наш брак приносил нам неожиданности, новизну и самые разнообразные ощущения, и мы намерены быть изобретательными при создании этой новизны»; «Мы стремимся испытывать всю сложность своих чувств, которые отнюдь не всегда бывают простыми и ясными». Сильвия может сказать: «Сегодня мне не хочется спать с тобой, но я чувствую к тебе нежность, и я это докажу». А Рой может сказать: «Я боюсь, я предчувствую опасность, кажусь себе неполноценным из-за того, что ты любишь другого мужчину, но я также ощущаю бесстрашие и доброжелательность, предоставляя тебе эту свободу».
Заключение, написанное «в последнюю минуту»
Когда эта книга была уже в печати, я неожиданно получил от Роя письмо, которое показывает — яснее, чем все, что я мог бы сказать: процесс изменений, коль скоро начался с отдельным человеком или супружеской парой, имеет тенденцию продолжаться во все новых и новых направлениях. Вот основное содержание этого письма:
«Дорогой Карл!
В некоторых отношениях я предпочел бы, чтобы о себе и о нашем браке я писал тебе сейчас, а не почти год назад. Это было для меня время великого самопознания... Я приобрел больше уверенности в себе и стал меньше бояться. Прежде всего я обнаружил, что никогда не доверял собственному рассудку и не верил в свои способности.
89
Еще мне не хватало разнообразия в жизненном опыте, которое побудило бы меня мыслить глубже. Недавно я впервые убедился на опыте, что способен потратить неделю на то, чтобы думать и писать и мои мысли при этом становятся более значительными, не столь поверхностными и теснее связанными с жизнью.
Отчасти эта отвага объясняется уверенностью в себе. Но отчасти и верой в то, что говоришь, поскольку это почерпнуто из опыта и проверено на опыте.
Сильвия и я могли бы сейчас написать больше, ведь наша жизнь развивалась и преображалась. Мы не снизили темпы своего личностного развития, однако в отношениях друг с другом обрели больше подлинной устойчивости. Наша сексуальная жизнь стабилизировалась в том смысле, что мы неизменно получаем удовлетворение в объятиях друг друга. Еще мы в значительной степени "отцепили" наши представления и ожидания относительно друг друга от наследия наших родителей, отчего возросло наше взаимопонимание.
Не отягощаемые этим пагубным бременем родительских суждений, мы научились бороться за нашу общность и нашу самостоятельность.
Моя жизнь представляется мне непрерывным ростом — от тревоги из-за того, что другие могут подумать обо мне, к уверенности и прекрасному ощущению себя.
Это и есть развитие!
Рой».
Глава 4 Брак «тогда»
Эта глава будет очень короткой. По своей цели она совершенно отличается от любой другой главы в книге. Я назвал бы ее интерлюдией, хотя кое-кто из вас сочтет ее отклонением от темы. Если вас это не устраивает или вам скучно, не читайте ее — вы ничего при этом не упустите из панорамы современного брака. Однако мне хотелось бы объяснить, почему я написал эту главу.
Я обнаружил (и думаю, это свойственно многим из вас), что склонен воспринимать настоящее так, словно оно в этом своем виде существует столетиями. Рассудок подсказывает нам другое — мы знаем, как много изменений произошло. Но на каком-то глубинном уровне нам кажется — в отношении практически любого аспекта жизни, — что положение вещей всегда было именно таким. Лишь по чистой случайности мы время от времени открываем для себя, какое же это заблуждение. Поэтому моей целью в нижеследующем небольшом отступлении будет взгляд — пусть отрывочный — на брак в его исторической перспективе, чтобы показать: перемены характерны не только для наших дней, но составляют часть исторического процесса.
Я приведу три лаконичных примера изменений — по одному из области расовой политики, законодательства о браке и истории семьи. Затем я хотел бы чуть-чуть подробнее обрисовать картину брака, но не с той точки зрения, каким он был много веков назад в каких-нибудь далеких краях, а как он выглядел несколько десятилетий назад у наших ближайших южных соседей — у мексиканцев.
91
Возможно, эти конкретные примеры послужат нашей цели намного лучше, чем любые, утомительные в своей абстрактности, обзоры всемирного масштаба.
В 1934 году президент Франклин Рузвельт вполне одобрял закон против линчевания, выдвинутый в конгрессе. Многих людей шокировали те двадцать восемь случаев линчевания (из них двадцать четыре — с чернокожими жертвами), которые произошли в 1933 году. Жена президента, Элеонора, настоятельно призывала его поддержать этот закон, который установил бы, пусть фрагментарно и на самом примитивном уровне, основы справедливости для черных. Однако президент отказался, опасаясь, что это может стать самоубийственным шагом по отношению к ряду законопроектов, с помощью которых он надеялся поднять экономику. Итак, без его поддержки билль даже не был поставлен на голосование, и толпы линчевателей могли и дальше рассчитывать на невмешательство федеральных органов (Lash, 1971, р. 515 ff.). В 1972 году, хотя оставалось еще много проявлений несправедливости и дискриминации, в южных штатах было избрано восемьсот чернокожих представителей власти, а в ряде округов чернокожие составили большинство в окружной администрации. Существуют чернокожие шерифы и множество чернокожих служителей закона. До идеала, конечно, еще далеко, однако в изменения, произошедшие меньше чем за полвека, просто трудно поверить.
Давайте рассмотрим еще один пример, более близкий к нашей теме брака. На протяжении ряда поколений для любого жителя штата Коннектикут использование контрацептивов было запрещено законом. Запрет распространялся даже на супружеские пары, уединившиеся в собственной спальне (хотя этот аспект закона редко применялся на практике). Закон был отменен лишь в 1965 году. А в начале 1970-х годов федеральное правительство, напротив, выделило почти сто миллионов долларов на программы планирования семьи, предохранения от беременности и соответствующие исследования. Во многих штатах
92
законом разрешено предоставлять информацию о предохранении от беременности несовершеннолетним девушкам, и для этого не требуется согласия родителей. Такие действия правительства игнорируют даже призывы Папы Римского, хотя и соответствуют желаниям большинства католиков. И опять же, грандиозные перемены произошли за десяток лет, а не за столетия.
Обратимся теперь к вопросу, непосредственно связанному с нашей темой. Большинство людей полагают, будто бы так называемая «нуклеарная, или малая, семья» — супружеская пара и ее дети — была ячейкой общества на протяжении всей истории цивилизации, то есть с незапамятных времен. Ничто не может быть дальше от истины. Семье пришлось стать малой не более пятидесяти или шестидесяти лет назад в связи с возросшей мобильностью населения. Вплоть до этого времени родственники, соседи, соплеменники, этническая группа в той же мере выступали для индивида ячейкой его социальной принадлежности, источником помощи и заботы, как и его родители. Малая семья — в высшей степени новый, все хуже и хуже функционирующий институт. Она родилась вследствие перемен, которые не поддавались планированию, и разрушается из-за обстоятельств, которые точно так же не поддаются планированию, — и все это за период, много меньший столетия. Итак, перейдем теперь к другому моменту истории.
Позвольте мне приступить к описанию брака, каким он был в 1940 году в Тепоцлане. Почему я выбрал именно эту мексиканскую деревушку с труднопроизносимым названием? Потому что она тщательно изучалась рядом выдающихся этнографов, и полученные ими данные вполне достоверны. Роберт Редфилд, антрополог из Чикагского университета, жил в Тепоцлане и изучал его в 1926— 1927 годах. Оскар Льюис из университета Иллинойса долгое время занимался мексиканской культурой и тоже исследовал жизнь в этой деревне в 1943—1948 годах, а потом еще раз в 1956—1957 годах, то есть почти три года в общей сложности. Если какую-то мексиканскую деревню
93
можно назвать типичной, то именно Тепоцлан. Описание, которое я дам, в основном относится к периоду 1940-х годов. Тем не менее я, дважды побывав в Тепоцлане в качестве гостя, могу засвидетельствовать, что изменения, которые можно пронаблюдать на рынке, на улицах, в домах жителей, невелики и происходят медленно.
Я постараюсь описать брак того периода таким образом, чтобы вы смогли представить себя на месте тех мужчин и женщин и попытались прочувствовать их реакции в ситуациях, в которых сами вряд ли могли бы оказаться.
Начнем со свадьбы. Вы, будучи девушкой, вышли замуж лет в пятнадцать—семнадцать, а муж был на пару лет вас старше. Ухаживание протекало довольно скрытно, осуществляясь в значительной мере с помощью записок, оставленных в тайниках или переданных через доверенных лиц. Хотя предполагалась сложная церемония сватовства, вы просто сбежали со своим избранником и стали жить вместе, надеясь, что и те и другие родители вас простят и вы сможете обвенчаться в церкви.
В вашем девичестве мать ничего не рассказывала вам о менструациях, половых отношениях и беременности. Она была уверена, что следует оберегать вашу «детскую невинность». Даже информация, полученная от знакомых и школьных подруг (если вам повезло ходить в школу), была чрезвычайно скудной.
В качестве молодой жены вы угождали желаниям мужа, были пассивной и покорной, уступали его сексуальным требованиям. Вы старались не показывать своей любви и нежности и вообще не проявлять каких бы то ни было чувств. Вы были не живой и веселой, а услужливой и покорной. Как и для других женщин в вашей деревне, половые отношения являлись для вас «мужскими домогательствами». Вы старательно вели домашнее хозяйство, пользуясь всем, чему выучились, много лет работая вместе со своей матерью. Вы ухаживали за детьми, ходили на рынок или просили сходить подругу, если боялись, что ваша отлучка из дому вызовет у мужа подозрения. Вы спраши-
94
вали разрешения у своего мужа в любых мало-мальски важных случаях. Основной доход семьи состоял из сельскохозяйственных продуктов, а когда появлялись деньги, вы старались сберечь их для мужа, чтобы он мог отправиться в кантону (Сельская лавка-распивочная. — Прим. перев.) или еще куда-нибудь.
После свадьбы вы забыли обо всех своих бывших приятелях, ведь они, понятное дело, могли только втянуть вас во что-нибудь непотребное. Если вам особенно не повезло, вы жили в доме родителей мужа, где прежде всего становились рабыней своей свекрови. Она вступала в роль «распорядительницы» и освобождалась от многих домашних забот, а вы, поневоле подчиняясь ей, брали их на себя.
Будучи мужчиной, вы, вероятно, женились лет в восемнадцать. До свадьбы у вас был опыт мимолетных связей. От такой линии поведения вы не собирались отказываться после свадьбы, ведь это служило лишним подтверждением вашей мужественности. Вы считали, что жена должна сносить такое ваше поведение и не проявлять по этому поводу ни любопытства, ни ревности.
Поскольку до этого момента все ваше воспитание сводилось к тому, чтобы повиноваться отцу и учиться у него полевым работам, у вас зачастую появлялась внутренняя неуверенность в связи с ролью полновластного хозяина, которую вам предстояло усвоить. Вам надлежало стать кормильцем семьи, но на вас также возлагалась ответственность за то, как себя ведут ваша жена и ваши дети. Для вас это был пугающий объем ответственности, ведь раньше вы никогда не взваливали на себя подобное бремя. Поэтому вам иногда требовалось пропустить несколько рюмочек в кантоне, чтобы набраться духу и поколотить жену за действительные или воображаемые ошибки и проступки.
В сексуальных отношениях вы всячески старались не возбуждать свою жену, ведь пробуждение какой бы то ни было сексуальности могло привести ее к супружеской
95
неверности. Если она выглядела страстной или сексуально активной, вы приходили к выводу, что женились на девушке «чокнутой», испорченной, и это было большим несчастьем. В любом случае вы по мере сил старались, чтобы она не вылезала из беременностей, — это не оставляло ей шансов на супружескую измену. Любые проявления флирта и галантность в обхождении приберегались вами для женщин, которых вы стремились соблазнить.
Через несколько лет брака жизнь входила в свою колею. Муж с раннего утра уходил работать на поле и редко возвращался раньше вечерних сумерек. Он избегал сердечности в отношениях с женой и детьми, держался солидно, чтобы не терять уверенности в своем положении главы семьи, требовал, чтобы его уважали, подчинялись и угождали ему. Лишь эпизодически, будучи немного навеселе и «забывшись», отец мог взять на руки детей и открыто приласкать их.
Небезынтересно, что муж до такой степени отдалялся от людей, поведение которых ему надлежало контролировать, что зачастую невольно предоставлял им свободу, хотя теоретически она им не полагалась, Члены семьи могли действовать — и действовали — за его спиной. Если это выявлялось, под удар попадала жена. Она должна была подчиняться своему мужу и следить, чтобы дети выполняли его волю. И все же мать, как правило, пыталась заступиться за детей, чтобы наказание не оказалось слишком суровым. Она была своего рода посредником. Нередко это приводило мужа в ярость. Поскольку его ощущение безопасности было связано с реализацией своей авторитарной роли, он обычно старался, чтобы вся семья боялась его.
В подобной атмосфере детей стремились воспитать как можно более скромными, исполнительными и покорными — до тех пор, пока они жили под родительским кровом. Они часто подвергались суровым наказаниям, особенно в возрасте от пяти до двенадцати лет. Держать их в
96
страхе помогали также рассказы о чудовищах, приходящих в ночи, чтобы сожрать непослушных.
Когда дети немного подрастали, они начинали чувствовать себя полезными членами семьи. Мальчик каждый день помогал отцу в поле, и отец заботливо обучал его всем необходимым навыкам. Однако в их взаимоотношениях все равно сохранялся особый, авторитарный, статус отца, требовавшего к себе уважения. Между матерью и дочерью, которые оставались дома и делили все домашние хлопоты, было больше близости. Однако их близость не предполагала возможности отклониться от тщательно соблюдаемых ханжеских приличий. Никакие вопросы на тему секса не обсуждались — сама эта тема считалась запретной.
Крестные родители и близкие родственники как-то смягчали суровость такой семейной жизни. Правда, общались они в основном с родителями, но все же могли дать ребенку чувство защищенности. Связи с более дальними родственниками особо не поддерживались.
Но даже при таких строгостях социальной жизни существовало множество исключений. У жен и мужей складывались отношения партнерства, при которых часть индивидуальной ответственности становилась общей. Кроме того, во многих семьях вырабатывались своеобразные молчаливые соглашения во избежание непрерывных конфликтов. Супруги приходили к некоторому компромиссу. Муж оставался при своей традиционной власти, но фактически воздерживался от прессинга. Жена, ни на минуту не ставя под сомнение его абсолютный авторитет, в то же время вырабатывала свои приемы, как пользоваться определенной независимостью от мужа. И разумеется, дети всегда могли изыскать множество лазеек, чтобы не слушаться старших.
Итак, вы можете без особого труда представить себе людей, которые оказывались более-менее довольны своей семейной жизнью. А что межличностная коммуникация? Отсутствовала напрочь! Ложь и обман становились
4 - 5001
97
абсолютно необходимой составной частью жизни, коль скоро человек хотел сохранить хотя бы остатки своей индивидуальности. А счастье? Подозреваю, что в подобной семье даже мечтать о нем не приходилось, за исключением разве что восторгов матери по поводу своего новорожденного ребенка или других, совершенно особых, случаев. Счастье или то, что его заменяло, предполагалось по большим праздникам. Веселые, буйные, хмельные гуляния захватывали всю деревню своей причудливой смесью древних ацтекских и «языческих» танцев, игрищ и феерических зрелищ, с тонким слоем «христианской» позолоты на них. Это была отдушина в семейной жизни, даже если все кончалось похмельем, дырой в семейном бюджете и саркастическими семейными попреками.
Я очень надеюсь, что приведенное описание семейного уклада в Тепоцлане поможет вам в новом свете увидеть те взаимоотношения партнерства, с которыми вы встречались и еще встретитесь на страницах этой книги. Если бы по какому-то стечению обстоятельств те супружеские пары, которые здесь рассказывают нам о себе, жили на несколько сотен миль южнее и лет на тридцать раньше, они бы вели именно такой образ жизни. В самом деле, не нужно даже пересекать южной границы, чтобы ощутить всю глубину и необратимость перемен в каждом аспекте взаимоотношений между мужчиной и женщиной в современных Соединенных Штатах. Наш краткий обзор брака в мексиканской деревне не слишком отличается от того, что можно было увидеть в американской провинции всего несколько поколений назад.
Вероятно, в качестве заключения нам подойдет название недавно опубликованной статьи, адресованной женщинам, но относящейся и к мужчинам тоже: «Да, дорогие мои, немало нами пройдено!». Мы действительно проделали долгий путь, и примеры взаимоотношений, которые мы рассматривали, отделены дистанцией огромного размера от того, что было тридцать лет назад в Мексике или шестьдесят лет назад в Соединенных Штатах. Мы всту-
98
пили на новую территорию, и, возможно, эта короткая глава поможет нам лучше понять современных людей, рассказывающих о своих неумелых еще попытках установить новый, лучший тип взаимоотношений. Неудивительно, что, когда мы так быстро с исторической точки зрения продвигаемся по этому пути, мы иногда спотыкаемся, чувствуем себя заблудившимися и даже попадаем в тупики.
Словом, если мы ясно осознаем, что брак Роя и Сильвии существует всего лишь на тридцать лет позже и на тысячу миль севернее описанного брака в Тепоцлане, то должны будем оценить, что разница между ними измеряется не шагами, а световыми годами! Мы врываемся в новую, неизведанную галактику.
Глава 5
Три брака
и одна развивающаяся личность
Супруги, о которых я хочу рассказать, живут в другой части нашего штата. Мы с женой несколько раз встречали их в обществе, и на нас произвели немалое впечатление их явное внутреннее родство, непринужденность и непосредственность взаимоотношений не только друг с другом, но и со своими детьми. Их брак выглядел истинно счастливым, что в наши дни встречается не слишком часто. Впоследствии я был крайне удивлен, уяснив из нескольких случайных реплик той женщины, что это ее третий брак и что первые два отнюдь не были счастливыми.
Когда я приступил к работе над этой книгой, мне пришло в голову, что было бы неплохо провести опрос с этой женщиной. Я решил, что несколько коротких выдержек из него могут оказаться весьма показательными. Я вспомнил о ней еще и потому, что она выглядела очень открытой и искренней, здравомыслящей и крепко стоящей на земле женщиной, которая не откажется откровенно рассказать о пережитом.
Я написал ей, и она согласилась принять участие в беседе, которая будет записана на магнитофон и позднее — процитирована в моей книге.
Прослушивая запись этой беседы, я обнаружил в ней столько замечательных и поучительных высказываний — о браке, о взаимоотношениях вообще, о половом удовлетворении, о моментах, способных оказать решающее влияние на всю жизнь, — что просто не смог урезать ее до отдельных выдержек. Я понял, что должен воспроизвести беседу целиком, изменив лишь нарушающие анонимность
100
детали. Итак, вот рассказ о трех замужествах одной женщины. Полагаю, его стоит прочесть, и не один раз. В заключительной части главы я прокомментирую некоторые психологические соображения, на которые он меня натолкнул, но этим отнюдь не будут исчерпано все его значение и те важные мысли, которые сможете обнаружить в нем вы. Вы увидите, что я взял слово только один раз. Дальше следует история Ирен, рассказанная ею самой.
Я: Расскажите мне все, что сочтете нужным, о ваших трех замужествах, и особенно о тех характерных моментах, которые, по вашему мнению, могут оказаться интересными и полезными для молодежи. Если у вас возникнут какие-то колебания, стоит ли рассказывать о некоторых вещах, то пусть критерием будет ваше ощущение: «Ах Боже мой, если бы мне в молодости кто-нибудь рассказал об этом — как бы было хорошо!», и тогда вы легко поделитесь с нами своими мыслями. Вы не то чтобы обращаетесь к молодежи — вы просто говорите о себе.
Вспомните все свои ошибки и правильные решения; все хорошее, что вы сделали; свои ощущения в каждой ситуации — каким образом это могло повлиять на вас. Это и есть то, над чем я размышляю, и, надеюсь, вы нам об этом расскажете. Если вы не раскроете каких-то тем, я, возможно, задам вам несколько вопросов в конце беседы (Необходимости в этом не возникло. — Авт.).
Ирен: Знаете, сегодня утром, принимая ванну, я размышляла о предстоящем разговоре... (Пауза.) Итак, начнем с того, каким человеком я была раньше и почему я вышла замуж.
Нельзя сказать, чтобы наша семья была очень дружной. У нас бывали радостные моменты, а иногда случались какие-то проблемы, но мы не были особо дружны — мы, в сущности, не жили вместе. Тогда мы, дети, ничего этого не понимали. У матери с отцом были крупные разногласия, и это ощущалось во всем. Никто из нас не испытывал большой симпатии друг к другу. Не было возможности
101
как-то выделиться, быть собой. В нашем доме мы не чувствовали уюта, и большинство из нас — в нашей семье было семеро детей — стремились только вырваться оттуда. Это была мечта, и осуществить ее я могла, только выйдя замуж. У нас не было денег на колледж или что-нибудь подобное. После окончания школы мы шли работать. По крайней мере, так было со мной. Я начала работать. При этом я всячески стремилась выйти замуж, чтобы обзавестись своим домом, растить детей и жить долго и счастливо, — вот такие сказочки из книжек с хорошим концом.
Знаете, я всегда — даже когда была еще совсем девочкой — думала, что секс играет очень важную роль. Я была неопытной, наивной, но секс казался мне очень важным. В моей семье никогда не обсуждали этой темы. Помню, я как-то обмолвилась, что одна девушка забеременела, и меня выставили из комнаты за само это слово. Так что секс стал для меня чем-то очень интересным и очень грязным.
Мой брак, наверное, — нет, совершенно определенно — был ошибкой во всех отношениях. Лишь бы вырваться из родительского дома! Я не только по-настоящему не знала человека, за которого вышла, я даже себя по-настоящему не знала. И в сущности, мы оказали друг другу плохую услугу. Он сам не понимал, какой он, а у него было совсем другое воспитание, совсем другие родители. Его очень любили и во всем опекали. Кроме того, он привык к финансовой стабильности, чего в нашей семье не наблюдалось. Такие вещи для меня тоже были важны. Я думала: «О-о-о, вот парень, у которого есть деньги и любящие родители...»
Мне было двадцать — достаточный возраст, чтобы немножко соображать, но я была больше похожа на че-тырнадцатилетку в том, что касается понимания мира и себя самой. Очень наивная и неопытная — ведь у меня ни с кем еще не было интимной близости: секс меня пугал и восхищал одновременно.
102
Еще одна особенность моего первого мужа состояла в том, что он уже был когда-то женат, — это очень важное обстоятельство. Он развелся, и от того брака осталась дочка, с которой ему больше нельзя было видеться. Ей в то время исполнилось четыре года, и он очень из-за нее переживал, гораздо сильнее, чем я могла предполагать. Его бывшая жена угрожала убить девочку, если он только посмеет с ней повидаться, — конечно, после этого он вообще не хотел больше иметь детей.
Я совершенно не улавливала, ни в каком он положении, ни какой он сам по себе, ни что с ним происходит. Тот развод ужасно его травмировал — он явно любил жену и дочку. А она переспала со всеми его друзьями. Он узнал об этом последним и развелся, мучился из-за этого, чувствовал себя обманутым, преданным и потерял веру в людей. А я автоматически считала, что ко мне это не относится, что меня он не будет сравнивать с нею. Я ведь другая. Но он, конечно, сравнивал. И он не доверял мне. Я полагалась на доверие, которого не было. Он не хотел заводить новых детей, потому что не хотел еще раз их потерять. Однако я очень скоро забеременела, и он из-за этого ходил совершенно несчастный, но мы никогда это до конца не обсуждали.
Я, в сущности, не обращала ни малейшего внимания ни на то, что он говорит, ни на те его особенности, которые как ни крути не соответствовали своеобразному стереотипу «моего мужа» — ну, вы понимаете, в кавычках. «Мой муж» должен был быть сильным и умным, любить детей и быть хорошим отцом, обеспечивать меня и удовлетворять сексуально — весь этот книжный набор. Но, конечно же, он оказался живым человеком, а не машиной и не мог мне всего этого дать.
Так вот: я не имела никакого сексуального опыта, и это стало для нас большой проблемой. Он тоже оказался довольно неопытным — у него, очевидно, не было проблем с его первой женой, и он полагал, что и у нас их не должно быть, а если проблема возникает, значит, все дело во мне.
103
Я же полагала, что все дело в нем. У меня никогда не было оргазма, и я винила в этом мужа. Я считала это его изъяном, ведь я всегда стремилась к сексу, но каждый раз оставалась совершенно неудовлетворенной.
Я в самом деле не имела ни малейшего представления о том, что такое брак, и ринулась в это очертя голову, словно бы мы играли в игру — строили домик из кубиков. Да, вот еще одно важное обстоятельство, которое я забыла упомянуть. Поскольку он был разведен, моя мать автоматически записала его в неподходящие женихи, и это стало важным мотивом, подтолкнувшим меня к нему. Сначала он ей понравился — и то, кем он работает, и его возраст, и внешность, и все такое, но, едва она узнала, что он разведен, он сразу испортился — мол, ничего хорошего, тебе не подходит. А меня это только раззадорило, и брак с ним стал еще одной формой протеста. Ей-богу, мне захотелось это сделать, и я взяла и сделала — на свою же голову.
У нас, как я сказала, были серьезные проблемы с сексом, и мы не знали, как их решить. Мы говорили о них в обвиняющем тоне вместо того, чтобы обсудить все спокойно, с пользой для себя. Я стыдилась своей неспособности достичь оргазма. Это меня ужасало, и я считала себя ненастоящей женщиной. Я винила во всем мужа, так долго, сколько могла, а потом обратила все это внутрь, на себя.
Я никогда не ощущала себя любимой, живя в родительском доме, со своей матерью. Я никогда и ни от кого не видела настоящей любви. Мне было уже тридцать два года, когда мать сказала: «Никогда тебя не любила и не могла любить. Я не понимаю тебя, но зато я тебя уважаю». Я поняла, что в действительности она старалась сделать мне что-то вроде комплимента, но после этих слов я кинулась в ванную, и меня там рвало и рвало. Это было ужасное расстройство — узнать, что не просто я чувствую, что она никогда меня не любила, но это действительно так и она сама мне об этом сказала.
Я чувствовала себя недостойной любви, просто никчемной. И секс, который был у нас с мужем, только усиливал
104
эти чувства. Я недостойна, и никогда не смогу испытать этого. Однако я ужасно переживала. Я дошла до того, что эта сексуальная несостоятельность завладела мной и изводила меня, и я использовала ее как оружие против себя (и против мужа, конечно, тоже).
Как выяснилось, мой муж не был слишком сильным человеком. Он был художником, несколько бесполым и чрезвычайно чувствительным. Как я уже говорила, он привык к опеке, а первый брак его ужасно травмировал. Но я об этом не задумывалась. Я ждала, что он будет таким, каким он не мог быть, и поэтому всячески его обижала, пытаясь реализовать свои представления о браке. Это не имело ничего общего со стараниями двух людей жить вместе. Я даже не понимала, что вообще с нами происходит. Он мог загореться каким-нибудь проектом, потратить деньги, которых у нас и так не было, но ничего не доделать. А я старалась поддержать его, потому что думала — хорошая жена помогает мужу, но, понимаете, если уж ты решил это осуществить, то почему же не довел до конца? Я же не знала, что он из тех людей, которые и не могут ничего доделать, и такое давление для него убийственно.
И еще он не был особенно сексуальным. Ему не было нужно много секса — хватало эпизодических оргазмов, просто эякуляция, и все. С тем же успехом он мог бы мастурбировать — уверена, что это удовлетворяло бы его ничуть не хуже. Он не любил мое тело, ему не нравилось смотреть на меня обнаженную, и у меня появился чудный способ наказывать его за это. Если что-то не ладилось или я на него злилась — все, что мне нужно было сделать, — выйти к завтраку в чем мать родила, представляете! Он давился своей яичницей и убегал на работу — это было довольно жестоко с моей стороны. Я его дразнила и совсем не помогала ему. Он все глубже и глубже погружался в свой личный маленький ад — ив этом была моя вина.
Однако все, что я делала ему, вредило мне. Теперь я это понимаю, но тогда я так плохо разбиралась в
105
собственных чувствах, что вряд ли могла об этом догадываться.
С внешней-то стороны это было незаметно: мы разыгрывали для наших друзей спектакль под названием «Идеальный брак». Люди думали: «Боже, ну разве они не восхитительны? Как они милы друг с другом, и как у них все хорошо!» Но это была игра — проклятая игра, в которую играли мы и играют, по-моему, очень многие. И нам действительно удавалось провести большинство наших друзей, потому что они и не желали вдаваться в подробности. Общение с нами доставляло удовольствие. В наш дом было приятно прийти, но, как только двери за гостями запирались, начиналась наша собственная «Вирджиния Вульф» (Имеется в виду известная пьеса Э. Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?». — Прим. перев.). И все же оба мы были симпатичными людьми. Думаю, мы вполне могли бы справиться со своими проблемами, если бы я тогда понимала то, что понимаю сейчас.
Дети дела не исправили. Я постоянно была беременна и, как ни предохранялась, родила четверых детей (правда, двоих потеряла), и эта ответственность оказалась для мужа слишком тяжела — психологическая ответственность, а не только финансовая. Его воротило от самой мысли, что я опять беременна. Он не хотел детей. Но никакого сочувствия он от меня не дождался, потому что мужья должны быть хорошими отцами, должны любить детей и все прочее. А с сексом у нас было все ужасно, и становилось хуже и хуже.
Тот брак продлился восемь лет, и за это время я пришла к твердому убеждению, что со мной что-то не так в чисто физическом плане. Говоря «в физическом», я не имею в виду то, что можно исправить с помощью хирургической операции или как-то еще, — просто я родилась без чего-то важного. Я уже поверила, что мне просто не дано быть любимой. Это засело у меня внутри. Друзей у меня было много, но я как будто все время защищалась и, в сущности, никогда не позволяла себе чересчур сближаться с людьми.
106
Я обнаружила, что держусь отстранение даже с детьми. Мне было бы не по себе, пожелай они сблизиться со мной по-настоящему, понимаете? Если бы они стремились к какой-то глубокой привязанности... Я избегала этого, потому что была просто уверена — если только я позволю себе любить их и быть любимой, они обнаружат во мне что-то такое, что любить невозможно. Я боялась потерять их и решила, что лучше уж не любить, чем любить и потерять. И из-за этого, конечно, моим детям тоже приходилось несладко, особенно пока они были маленькими.
Сама атмосфера в нашем доме была просто убийственной. Я думала, что смогу это выдержать — стать мученицей. Я, наверное, и была величайшей мученицей на свете. Ухитриться прожить так восемь лет, наказывая и утешая! Я могла изводить мужа, а потом стать его «мамочкой» и упрекать его за это — ужас, да и только. И никому из нас не хватало ума, чтобы из этого вырваться. Мы даже представления не имели, что можно жить иначе, и оставались вместе главным образом из-за семьи и общественного мнения — этой дурацкой игры, в которую мы играли, стараясь, чтобы никто не узнал. Это было очень важно для нас.
И наконец, завершающий штрих в истории нашего секса — не уверена, что вас это заинтересует, — но я расскажу вам о том случае, когда я почувствовала, что дальше ехать некуда, мы в наших взаимоотношениях дошли до низшей точки. Мне нужно было много секса, просто потому, что я никогда не чувствовала себя удовлетворенной. Я хотела еще и еще, но все равно ничего при этом не получала, и я просто сводила мужа с ума — ведь ему-то все это изначально было ни к чему. И вот он, наконец, заявил мне, что я скучная и неинтересная, и не могу его завести, и может быть, если бы у него была связь с другой женщиной, это оживило бы наши отношения. И я даже с ним согласилась! Ему не хотелось брать на себя труд искать девушку, так что я и это сделала за него. И, понимаете, я уже не могла особо казнить его за то, что сама и
107
устроила. Мы сотворили какую-то ненормальную, омерзительную вещь. Теперь я вспоминаю об этом даже с некоторым ужасом.
По-моему, это и стало одним из переломных моментов. Во всяком случае, я беспристрастно взглянула на себя, на то, что я с собой делаю и к чему я иду, понимаете? Это уже был бред какой-то, а я все думала, что смогу это пережить, но не смогла.
А его жестокость к детям! Поскольку он не мог по-настоящему задеть меня или отомстить мне (я была слишком хорошо защищена), он отыгрывался на детях. Позже я смогла этим воспользоваться — его жестокость с детьми стала поводом для развода. Именно так. И здесь все были на моей стороне.
При разводе я чувствовала себя абсолютно правой. Он просто не был таким, каким должен быть муж. Я вынесла ему и обвинение, и приговор, чувствуя, что это совершенно справедливо. Я была сильной, а он — нет. Я права, вот и все, а он — настоящий подлец.
После развода я думала, что теперь-то буду в отличной форме. Этот змий меня больше не душит, и я смогу найти работу и все устроить по высшему разряду. Тут меня ожидало немало сюрпризов. Я не умела водить машину, и мне пришлось научиться водить. Я нашла работу, ужасно скучную, — в заводоуправлении, да еще в ночную смену. Я вдруг узнала, что значит быть одинокой. Мне нужно было растить двоих детей. Физически я чувствовала себя неважно, поскольку незадолго до этого мне сделали операцию по удалению матки. Так что момент для развода был отнюдь не подходящим. Я была, наверное, в наихудшем состоянии для того, чтобы самой обдумывать важные решения. Эмоционально и физически я себя чувствовала совсем не тип-топ.
Мне пришлось нанять приходящую няньку, и дети росли без моего участия. У моего старшего мальчика возникли серьезные эмоциональные проблемы, виной чему были я, его отец и наш брак и много еще чего. А я не знала, как
108
правильно разобраться с таким количеством проблем одновременно. Я в общем не годилась даже на то, чтобы руководить собой, не говоря уже о других обязанностях — дети, дом и так далее.
Кажется, в тот момент я действительно думала, что в сексуальных отношениях меня может сделать счастливой почти любой мужчина, а потребности мои были велики. Так что я одно время скакала из постели в постель. И к моему глубочайшему удивлению, никакой разницы не обнаружилось. С кем бы я ни спала, я по-прежнему никак не могла достичь оргазма — доходила до какого-то предела, и все. И я настолько была уверена в своей ущербности и непригодности для любви, что ни одному мужчине не позволяла догадаться об отсутствии у меня оргазмов. Я разыгрывала целые представления. Сексуальное возбуждение было настоящим, но потом я изображала оргазм, просто чтобы не огорчать партнера. От меня осталась только моя личина. Это превратилось чуть ли не в навязчивую идею: если я смогу испытать оргазм, я буду женщиной. Так глупо. Понимаете, дело ведь вообще не в этом, но я зациклилась, а соответствовать не могла, просто не могла.
Работать оказалось для меня полезно. Я знакомилась с новыми людьми и могла хотя бы иногда гордиться своими достижениями, несмотря на весь идиотизм моей работы. Я легко выдвинулась и стала руководить другими, а это весьма приятно. Но работа отнимала у меня уйму времени.
У меня вышли небольшие неприятности с соседями. Мы жили в районе новостроек, все переехали сюда одновременно, и соседи были нашими хорошими друзьями — так мне казалось. Но стоило мне развестись, как я обнаружила, что нигде не буду желанной гостьей, и меня это здорово задело. Я представляла угрозу для всех женщин и ловушку для всех мужчин, хотя ни то ни другое не было правдой, поскольку у меня очень крепкие моральные устои. Разведенная женщина совершенно беззащитна и сталкивается с тем, что и представить себе нельзя, пока не
109
окажешься на ее месте. Это, знаете ли, словно татуировка на лбу: «Берегитесь, мужья!».
Потом я увлеклась одним мужчиной с моей работы. Он был начальником, на двенадцать лет меня старше, и он стал моим вторым мужем. У него уже был один диплом, но он снова поступил в колледж и поэтому тоже работал в ночную смену. В колледже он специализировался по психологии и все, что узнавал, «обкатывал» на мне. А я была легкой добычей — ну, знаете, «Ой, как это здорово!». Симпатичный мужчина, солидный, с мягким голосом, доброжелательный (таким он казался), очень умный, и он заинтересовался мной, что представлялось мне удивительным. Что во мне могло привлечь внимание этого замечательного человека? И я оказалась достаточно глупа, чтобы думать, будто все дело тут во мне самой. Ничего подобного. Это было чисто сексуальное влечение. А поскольку я не очень-то верила в свою сексуальную привлекательность — ко мне это просто не могло относиться, — значит, дело было в чем-то еще. Так что наши отношения опять начались с двух ложных допущений. Я-то думала, будто здесь что-то другое, не связанное с сексом, а он думал, будто я знаю, что это именно секс, — вот такая чепуха.
Когда мы начали встречаться, он был женат, поэтому меня мучило ужасное чувство вины. В конце концов он развелся, и мы поженились. Но это только кажется простым, а на самом деле все было очень сложно. Я, в сущности, совсем не хотела с ним связываться, но не смогла устоять перед вниманием, которое он проявлял ко мне. Меня это буквально завораживало. Мне нужен был кто-то, кто бы заботился обо мне. Сколько бы я ни думала, что смогу без этого обойтись, на самом деле я отчаянно в этом нуждалась. Я могла обманывать себя на сотню ладов и придумывать себе оправдания — все из-за его внимания ко мне.
Я все время пыталась разорвать с ним отношения, но не могла. Иногда я прямо говорила: «Бог мой, почему ты
110
не можешь просто уйти и оставить меня в покое?», но чем больше я его отталкивала, тем привлекательнее для него становилась.
Он прекрасно относился к детям, или мне так казалось, а для меня это было очень важно. Впрочем, детей он так и не сумел обмануть, потому что они мне с самого начала сказали: «Мам, он просто ужасный, не вздумай с ним связываться». А я, как взрослая, умудренная жизненным опытом, и как Мать — с большой буквы — просто отметала все, что бы они ни сказали, и говорила им, что я сама буду принимать решения о том, как нам жить, и уж во всяком случае...
Я думала, что это я разрушила его семью, и чувствовала себя премерзко. Хотя какого черта, он все равно собирался разводиться. Если бы не я, нашлась бы еще какая-нибудь цыпочка. Потом я это поняла и с тех пор больше так себя не казнила.
В то время я была просто никем. Меня так легко было уговорить — любой мог убедить меня в чем угодно. Я не знала, кто я, за исключением того, что я никто. И сейчас я даже с каким-то изумлением вспоминаю, что перед нашей свадьбой, когда он только получил развод, я сказала одной своей хорошей подруге: «У меня единственный способ избавиться от него — это выйти за него замуж, а потом развестись».
Это свидетельствует о многом. Поскольку я не верила в то, что мной можно заинтересоваться, и считала, что рано или поздно он выяснит, какая я никудышная, мое решение выйти за него в основе своей было очень циничным. Я думала, что это — очень заманчивая партия: у него есть деньги, он станет отцом моим детям, мне больше не нужно будет работать. Я так устала — просто сил уже не хватало, — что я готова была целыми днями сидеть дома. И потом вот еще что: он, казалось, проявил интерес к моему старшему сыну и выдвигал этот довод, убеждая меня выйти за него, — дескать, что он будет хорошим отцом для Джона, моего старшего.
111
Словом, наш брак продлился один год, и все было совершенно ужасно. Оказалось, что у него нет ни цента, — он не умел распоряжаться деньгами и был в долгах, по уши в долгах! Кончилось тем, что большинство моих сбережений ушло на оплату его счетов. Я лишилась своей машины, да и, собственно, всего, что имело хоть какую-то материальную ценность, а было у меня не много. Такой ужас! А он хотел только секса, секса, секса. Если бы я еще получала от этого удовлетворение, тогда, может быть, все было бы вполне приемлемо, но я ничего не получала. Так что очень скоро он превратился для меня просто в грязного старикашку. Атмосфера постоянно накалялась.
Всем стало только лучше, когда мы с этим покончили. Странно, кстати, что этот период своей жизни я почти не вспоминаю. Когда меня спрашивают, сколько мы с Джо уже женаты (Джо — это мой нынешний муж) и я отвечаю, что шесть лет, то возникает естественный вопрос: «А, так вы, значит, уже были замужем?» (ведь моему сыну-то уже восемнадцать).
И я заметила, что думаю только о двух своих браках, но никогда не вспоминаю бедного Кена, который затесался в промежутке.
Как бы то ни было, я все это выдержала, но суть в том, что я опять вышла замуж по ошибке — для того, чтобы можно было оставить работу и сидеть дома с детьми. Я вышла замуж ради финансовой стабильности, которой не нашла, и ради эмоциональной стабильности — ведь муж был меня старше и казался очень надежным, хотя на самом деле таким не был. Он тоже был просто человеком, как и все, кого я знала, и вошел в наш брак с громоздким багажом своих проблем и своих пунктиков, а я этого не предвидела. И опять же, мной владела нелепая идея, что, как только мы поженимся, начнут осуществляться мои представления о том, каким должен быть брак, но, конечно же, ничего подобного не произошло.
Брак был тем, к чему я по-настоящему стремилась, а я обожглась на замужествах дважды, причем совершенно
112
безнадежно, и для меня это было очень тяжело. В то время я пришла к полной и окончательной уверенности, что есть во мне что-то такое, из-за чего меня нельзя любить, и что уже невозможно от этого факта открещиваться. Боль от неудачных попыток полюбить и стать любимой была слишком сильной, чтобы я рискнула еще раз ее испытать.
Я решила, что буду работать и растить своих детей, заниматься ими и совершать мученическое подвижничество, а потом мне захотелось покончить счеты с жизнью. Я уже полностью разработала такой план — все равно, все к этому и шло. И это казалось мне возможностью прекратить мучения, понимаете? Я знала, что, в конце концов, этого все равно не избежать. Мне не хотелось еще тридцать лет маяться в своем ужасном одиночестве.
Одиночество меня просто изводило. А главное, это знание, что со мной что-то не так и я не способна и не буду способна поддерживать никакие длительные взаимоотношения. И я постаралась, чтобы так все и шло. Никому больше не удастся узнать, какая я на самом деле. Я больше не буду ни для кого раскрываться, разве что самую малость. Ровно столько, сколько необходимо. И пора научиться жить без секса. Ведь можно и самой о себе позаботиться. Я мастурбировала, а потом отделывалась от чувства вины из-за этого — просто добавляла его к старым грехам, валила все в одну кучу. Чувствуя свою вину за то, до чего я довела своих детей, как обошлась с двумя своими мужьями и что сделала с самой собою, я могла найти только два выхода: или переложить ответственность на мою мать — представляете, мою бедную старую мамочку, — списав на нее вину за то, что во мне чего-то не хватает, или же решить, что я просто наткнулась на двух специфических мужчин, а это тоже не моя вина. Иногда у меня получалось думать так, но потом я снова во всем каялась и казнила себя.
Я иногда удивляюсь, как мой третий муж — впервые я увидела его в гостях, а потом на собрании, где мы смогли
ИЗ
пообщаться, — как он ухитрился разглядеть меня через всю эту ерунду. В каком-то смысле это было чудо.
Между моим первым браком и вторым прошло примерно три года, а между вторым и третьим, наверное, года полтора или два. Так вот, в тот период я начала действительно избавляться от своих «должно быть» и «надо», то есть учиться видеть и признавать свою вину и уметь примириться с этим чувством, оглянувшись на прошлое и осо-знав: «Это прошлое, и его не исправишь, но я могу испортить свое будущее, если завязну в прошлом».
Итак, я в первую очередь стремилась познакомиться с самою собой: кто я такая и что иногда заставляет меня вести себя так, как я себя веду. Я старалась разобраться в некоторых своих чувствах, что было для меня ново. Я не рассчитывала, что они могут стать объектом заботы для кого-то другого. Мои чувства всегда были моей собственностью, и я, наверное, причисляла их к тому, что считала неприемлемым в себе. Если мной овладевала депрессия — чувство, что меня нельзя любить, — или другие негативные чувства по отношению к себе самой — вплоть до мысли о самоубийстве, я должна была не допустить, чтобы кто-то их увидел, узнал о них. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять: окружающие могут ценить это во мне и заботиться обо мне из-за этого. Хотела бы я ясно припомнить какие-то детали этого процесса, да слишком трудно. Я не очень хорошо в этом разбираюсь. Джо пришлось немало над этим потрудиться.
В мою жизнь вошел Джо, а он такой человек, который всегда был любим, знал это и принимал без всяких вопросов, чем вызывал у меня что-то вроде благоговения. Он обладал чувством собственного достоинства — этот факт никогда не подвергался сомнению — и в то же время сумел заметить меня, у которой мнение о себе было почти полной противоположностью. Но это его не беспокоило и не отталкивало, хотя он и не приветствовал этого во мне. Он никогда не поощрял мою «тошноту» — мои негативные чувства по отношению к себе самой. Он мог выслу-
114
шать рассказ о них и принять их как данность, а потом в своей неподражаемой манере заявить, что это все чепуха: «Я понимаю, что ты испытываешь такие чувства, но на самом деле ты не такая».
И тогда я попыталась приглядеться к себе. Так, чисто гипотетически: то, какою он видит меня, — ближе к тому, какая я есть, чем то, какою вижу себя я; и я понемножку стала как бы примеривать это на себя. Это оказалось довольно интересно. Я обнаружила, что мне гораздо легче принижать себя, потому что тогда от меня меньше требуется. Мне не нужно сильно стараться и оправдывать ожидания. Я обездолена, обижена, нелюбима и ущербна, и поэтому мне вообще не обязательно стараться быть на высоте и чему-то соответствовать. Я могу прощать себе, что не справляюсь, что сама себя не одобряю и все прочее.
Думаю, если бы на Джо произвела впечатление моя ужасная история, я могла бы застрять на этой стадии гораздо дольше. Не произвела. Он выслушал ее и сказал, что это очень печально, но больше не хотел об этом слушать. Меня это немного покоробило — ведь это был, так сказать, мой билет на пути к людям: все ужасное должно производить на них впечатление и пугать их. Джо я ничем не могла испугать. Я впадала в страшные депрессии, даже склонялась к суицидальным намерениям. В то время это казалось мне вполне реальным, но Джо просто не обращал на это ни малейшего внимания. Это для него просто не существовало: «Что ж, надеюсь, ты это уже преодолела» или «Бог мой, если ты собираешься рыться в этом, я лучше уйду и вернусь, когда ты почувствуешь себя лучше. Могу я что-нибудь сделать, чтобы помочь тебе? Я не хотел бы опять это выслушивать. Если ты намерена изводить себя своим прошлым всю оставшуюся жизнь, на этом маршруте ты будешь одна-одинешенька».
Его поведение часто казалось мне довольно жестоким, но это действительно отвадило меня от моей манеры. Мне предстояло сделать выбор. Он заботился обо мне такой, какая я есть. Ему наплевать на то, какой я была раньше, и
115
на прочую ерунду. Да, это часть меня, но это только часть меня. Это еще не вся я. И чем больше я буду смотреть на себя его глазами, тем лучше я буду думать о себе.
Но интересно здесь то, что я не была уверена, хочу ли я этого. Я не знала, действительно ли я хочу быть нормальной женщиной, потому что это предполагает чертову уйму ответственности. Мне не нравилась перспектива быть мученицей и лет за десять зачахнуть, избавившись от страданий.
Я сердилась на него довольно часто, потому что по-прежнему была уверена: да, приятель, я тебе не безразлична, но только та я, которую видишь ты. Я не показываю тебе тот темный, испорченный, мерзкий комок, который прячу внутри себя и который и есть настоящая я — отвратительная и никчемная. В тот момент моей жизни меня просто ужасала перспектива... попытаться снова войти в этот взаимообмен любви, принимать любовь и отдавать свою.
Видите ли, я могла бы сохранять свой статус-кво, жалеть себя, принижать, быть мученицей на полставки и чувствовать себя в безопасности, потому что все это было мне знакомо и я знала, что смогу так существовать и дальше. Не ахти какая жизнь, но все-таки жизнь. Или же я могла бы снова попробовать по-настоящему раскрыться, дать ему увидеть себя и рискнуть — вдруг тот темный комок внутри меня в самом деле настолько отвратителен, что Джо захочет уйти. И для меня это был ужасный риск. По моим ощущениям, если бы я опять сделала неудачную попытку — я имею в виду не просто брак, а подлинные взаимоотношения с другим человеком, — тогда я сошла бы с ума, я бы действительно потеряла рассудок.
Так рисковать не стоило. Но через какое-то время я поняла, что еще рискованнее — не рисковать и, может быть, так никогда и не узнать, могу ли я быть любимой и могу ли я любить.
Мне нужно было это понять. Я отталкивала Джо от себя. Я старалась отгородиться от него, чем только могла. Джо был открытым, он жил в «здесь и сейчас», а я ухит-
116
рялась критиковать его за это. Он был таким настоящим, что это меня пугало и восхищало одновременно. Я любила его, но я думала, что только я умею любить, а больше никто. Я могу любить и умею это делать, но никто не сможет действительно любить меня; опять вернется то ужасное время.
Но его интерес ко мне не угасал, и наши взаимоотношения продолжались. Мы начали спать вместе, и я все ближе и ближе подходила к тому, чтобы испытать оргазм. Дело в том, что Джо никогда не торопился. Для меня секс всегда был очень торопливым занятием. Эякуляция у мужчины — и все, а я оставалась настолько неудовлетворенной, что иногда выходила и билась головой о стенку. И тогда я мастурбировала, а потом мучилась чувством вины из-за этого. Я считала мастурбацию возможной причиной того, что я не способна испытывать оргазм. Так что ситуация была для меня хуже некуда.
Но Джо никогда не спешил, и он интересовался, что именно доставляет мне удовольствие. Он спрашивал, что мне нравится в наших физических контактах. И оказалось, что мне ужасно трудно об этом говорить. Я просто не привыкла к такого рода вниманию и сочувствию. Я действительно думала, будто бы никто не может испытывать сочувствия к другому человеку. Однако я рассказывала о своих ощущениях, и мы становились все ближе и ближе друг к другу, и, хотите верьте, хотите — нет, я начала испытывать оргазм. И благодаря этому наши взаимоотношения в целом стали гораздо более значительными.
Но я была убеждена, что он бросит меня, как и все остальные. Он проникнется ко мне отвращением, поймет, что меня нельзя любить. И тогда я стала разыгрывать из себя привлекательную женщину. Я готова была сделать все, лишь бы угодить ему. Я никогда ему не противоречила, не выказывала никаких негативных чувств по поводу того, что он делает, ведь я чувствовала, что не должна потерять его. Если он только узнает меня, он меня бросит, так что я
117
должна играть в «привлекательную женщину». И ведь я тогда не сознавала, что я вовсе не дурачу его!
Однако в такую игру нельзя играть все время, поэтому я, в конце концов, решила — это было не сознательное решение, а постепенно сложившееся убеждение, — что если уж он правда бросит меня, то, наверное, лучше сейчас. И я стала рыться в себе и извлекла слой того темного мерзкого комка у меня внутри, бухнула на стол, и подумала: «Ну вот, это-то уж точно отпугнет его, и лучше пусть сейчас, пока я не увязла слишком глубоко».
Но это на него не подействовало. Он принимал это как данность или игнорировал, или смахивал на пол, или еще как-то, но все-таки не встал и не ушел. Иногда он очень сердился, иногда плакал, иногда смеялся, понимаете, просто реагировал. Я могла добиться его реакции на что угодно, но он так и не ушел. А я никак не могла этого понять, потому что никогда с подобным не сталкивалась. И я полезла за очередным слоем, вытащила еще часть того комка. Тогда я столкнулась с настоящей его реакцией, как позитивной, так и не очень-то, но он остался, и это было важно.
И знаете, через несколько месяцев именно дети побудили его переехать в наш дом! Какое-то время он по утрам вскакивал и переходил спать на диван или выходил и ехал домой в четыре-пять утра — он оставлял машину в квартале от нашего дома. И чем прочнее и серьезнее становились наши взаимоотношения, тем больше храбрости от нас требовалось, поскольку люди видели, что мы живем вместе, и дело было не столько в том, что о нас подумают они, сколько в том, что ощущаем мы сами.
А потом наступил подлинный поворотный момент, и это была довольно странная сцена. Мы прожили вместе почти целый год, что казалось мне невероятным. Как это оказалось возможным (при наших-то соседях!), не знаю, но так и было. Это чертовски сильно зависело от того, что я думала о себе. И от того, что мы думали о себе. Как бы то ни было, Джо уехал в другой город по делам, а я оста-
118
лась дома. Дети уже уснули, я сидела в гостиной и смотрела телевизор. Рядом с телевизором было окно, большое панорамное окно. Обычно я задергиваю занавески, но в тот вечер не задернула, и вот, глядя на экран телевизора, я увидела свое отражение в окне. И у меня состоялось что-то вроде разговора с самой собою. Это было для меня очень важно, и не знаю, интересно ли вам, но я говорила примерно в таком духе: «Привет, вот тебе и тридцать четыре, и насколько же другой оказалась жизнь по сравнению с тем, чего ты ждала». У меня всегда были очень нереалистичные представления о жизни. Я думала, что хочу выйти замуж, остепениться, родить шестерых детей, Господи, прости, вырастить их и жить долго и счастливо. Это выглядит такой простой и благоразумной мечтой. А в действительности все оказалось совсем не так. Я нашла мужчину, и мне казалось, что я любила его. Я думала, что была справедливой, искренней и честной, но в действительности у меня ничего не вышло. Получилось так много горя! У меня было столько невзгод, уйма проблем с детьми... На самом деле я просто не умела жить. Я вообще ничего об этом не знала, погрузилась в какой-то гибельный туман. Моя жизнь была больше похожа на ад.
И вот я как бы слушала себя и услышала все, что оказалось плохим. А потом я задумалась о том, что может оказаться хорошим. И тогда я задала сама себе вопрос: «А чего ты на самом деле хочешь? К чему ты стремишься?» И выяснилось, что ответ — не выйти замуж, не иметь шестерых детей, не жить долго и счастливо, ничего такого. Оказалось, что я хочу научиться любить, просто любить одного человека и быть любимой, вот и все. Мне не нужен свой дом, мне не нужно больше ничего, а только на самом деле узнать, как к этому прийти. Узнать, как испытать это — и то и другое.
И мое отражение в окне сказало: «Балда, а что, по-твоему, у тебя есть сейчас?» И я сидела там и думала: «Правда, сколько ж можно, ведь у меня действительно есть человек, которого я учусь любить, а это значит быть не
119
одной. Если это моя цель — любить и быть любимой, — я ее достигла. Джо любит меня, я люблю его, он любит детей, и чего же мне такого нужно, чего бы у меня не было?»
Вплоть до этого времени я всегда воспринимала наши взаимоотношения с оглядкой, поскольку Джо никогда не показывал, что намерен на мне жениться. Проклятая бумажка, свидетельство о браке, опять становилась для меня мерилом его любви, и это просто глупо. Он жил со мной, он разделил со мной свою жизнь, он чудесно относился к моим детям, у него были самые серьезные намерения в отношении всех нас. Он принимал меня в точности такой, какая я есть, со всеми потрохами, и я получила именно то, к чему стремилась, но отвергала это, потому что не был выписан листок бумаги. У меня хватило цинизма сказать себе: «Что ж, может быть, Джо просто дурачит меня, и все, что у нас есть, — не настоящее, раз нет этого листка бумаги». И я поняла, как я неправа. Так со мной, внутри меня, произошло очень важное событие. У меня состоялся очень важный разговор с самой собою, и я испытала чувство умиротворения, которого в своей жизни никогда прежде не испытывала.
Я, наверное, плакала, не помню, да это и неважно. Но я также ощутила радость. Это были две вещи, о которых я ничего не знала. Я поговорила о взаимоотношениях с самой собою. Я никогда не ощущала умиротворения, и я никогда не ощущала радости. Это случилось со мной впервые, и всего этого я добилась сама. Мне не потребовался для этого Джо. Мне никто не потребовался, чтобы сделать это для меня или за меня. Это была моя собственная, моя личная удача, и это было прекрасно. Невозможно переоценить значение этой беседы с моим отражением. Это был настоящий переломный момент.
И когда Джо вернулся из своей командировки, мне не потребовалось делиться этим с ним, это не было великим семейным событием, о котором нужно рассказывать. Это было мое, личное, событие, жизнеутверждающее и пре-
120
красное, и вместе с ним ко мне пришло бремя ответственности, которое почему-то совсем меня не испугало, — не возникло никакой тяги к суициду.
И я явно перестала — впоследствии мы с Джо много об этом говорили — явно перестала давить на Джо насчет оформления наших отношений. Я ничего не сказала, но изменилась сама моя внутренняя установка. Неожиданно (с его точки зрения) оказалось, что впервые за все время я — полностью с ним, в сексуальном смысле и вообще. Умиротворенность, которую я ощущала по отношению к себе самой, и добрые чувства, которые я испытывала к себе, и светящаяся внутри меня радость были очевидны и передавались ему, и, похоже, именно этого он и ждал. Ему не потребовалось слишком долго раздумывать, и через две недели мы поженились, что было совершенно удивительно! Неожиданно для меня, Джо был категорически убежден, что мы должны (должны в хорошем смысле слова) пожениться; что все, к чему мы стремились, у нас уже получается. И что, по всей вероятности, — мы оба это поняли — наша жизнь будет все лучше и лучше.
А я не была уверена, что хочу вступить в брак. Это забавно, ведь я нашла для себя столько хорошего и совсем не хотела и не нуждалась в том, чтобы все испортить. И все-таки было именно так. Я могла бы теперь навещать его родителей, моих родителей, всех тех людей, чьего осуждения я так боялась раньше, — оказалось, что я, даже не расписавшись с Джо, могу посмотреть им в глаза с немалой гордостью. Ну, как бы то ни было, мы вступили в брак.
И это замечательный брак, действительно замечательный. Наши взаимоотношения изменяются каждый день, постоянно развиваются. Я, в сущности, не знаю, извлекла ли я до последней горсти или капли тот темный комок, который был у меня внутри. Но если и нет, это меня не пугает, и обычно с ним не связано ничего противоестественного. Я не достигла некой цели или завершения чего-либо, однако я нахожусь в процессе достижения. Для
121
меня это просто бытие, причем не слишком легкое. Очень часто мне было бы гораздо проще не делиться с мужем кое-чем из того, что происходит во мне. Я думаю: «О Боже, это повлечет за собой то, а то повлечет еще и это, и, как только я расскажу, у меня возникнут проблемы и в наших взаимоотношениях возникнут проблемы». И все-таки я никогда не должна забывать делиться тем, какая я именно сейчас, а это просто бытие, процесс. И это помогает, причем другого способа я не знаю. Это дает мне радость, и иногда, глядя в зеркало, я действительно нахожу себя привлекательной — что и говорить, настоящий прогресс!
Мне даже стыдно, что я дошла до этого только к сорока годам и потеряла так много времени, но, в сущности, я не жалею ни об одной минутке из всего, что случилось со мной. Я больше не казню себя, действительно нет. Я все понимаю и сожалею о многом из того, что сделала. Я сожалею также о многом из того, что не сделала, и какой была, но я в самом деле больше не казню себя. А еще я научилась жить в настоящем и начала понимать, что означает это слово. Секс у нас абсолютно фантастический. Я, похоже, стала довольно раскрепощенной в сексе, что для меня весьма удивительно. Джо думает, что я просто красавица. А я в половине случаев думаю, что он, должно быть, просто слеп, но с этим тоже все в порядке. Я в отличных отношениях со своими детьми, как и они между собой. Это нарастает словно снежный ком, переходит от одного к другому, даже к нашим друзьям. Я честна с Джо, он честен со мной, мы верны друг другу. Никаких штучек, никаких игр, и так замечательно, что можно все время быть именно такой, какая я есть, ну, хотя бы большую часть времени, и убеждаться, что все при этом выходит просто прекрасно. Мне действительно не приходится ничего скрывать, не нужно стараться угадать, чего кто-нибудь хочет, чтобы дать это ему и тем самым превратить в друга и... Это так славно\ Не думаю, что я такова все двадцать четыре часа в сутки, вовсе нет, но это созидание,
122
постепенное продвижение вперед, и это прекрасно. И я счастлива, что живу. У меня нет никаких гарантий, но я счастлива, что живу.
И знаете, я обнаружила, что тот темный комок у меня внутри — это самая достойная любви часть меня. Та часть меня, которую я считала отвратительной, оказалась самой красивой, потому что я научилась раскрывать ее.
Обнаруженные мной важные моменты
На основе рассказа Ирен о своей жизни можно написать целое исследование по личностной динамике. В нем есть информативный материал о воспитании детей, о взаимоотношениях детей и родителей, о создании «Я»-кон-цепции, о развитии плохих и хороших взаимоотношений, о факторах, обусловливающих личностные изменения, о раскрытии своей личности в общении, о сексуальной адаптации (плохой и хорошей), о рационализациях и т. д. и т. п. Сначала я задумал расположить некоторые характерные элементы, обнаруженные мной в рассказе Ирен, под соответствующими заголовками. Затем я почувствовал, что полезнее, пожалуй, будет просто перечислить некоторые из отмеченных мною моментов, весьма кратко и в хронологическом порядке изложения Ирен. При такой организации материала вы сможете возвращаться к рассказу Ирен, чтобы проверить, согласны вы со мной или нет и не подразумевает ли для вас пережитый Ирен опыт иной смысл. Итак, вот сводный перечень.
Влияние деструктивных семейных отношений на детей и подростков.
Влияние ранних детских запретов относительно секса.
Невероятная дистанция, которая образуется во взаимоотношениях, основанных на ригидных ожиданиях партнеров относительно друг друга, а не на взаимопонимании.
123
Разрушительное действие, которое может оказать на брак отсутствие удовлетворительных сексуальных отношений.
Долговременные эффекты отчужденности в отношениях с родителями.
Некоторые факторы, способные повлиять на формирование негативной «Я»-концепции: отчужденность со стороны матери; сексуальная неадекватность; две неудачные попытки установить взаимоотношения; отвращение мужа к телу жены и др. Некоторые из этих факторов возникают главным образом в отношениях с окружающими: «Я никогда тебя не любила». Другие переживаются на опыте: «У меня никогда не было оргазма». Однако когда человек интроективно усваивает негативные представления окружающих и оценивает переживаемый им опыт в терминах ожиданий окружающих («У меня никогда не было оргазма, поэтому я не настоящая женщина»), тогда «Я»-концепция в самом деле может стать крайне негативной.
Раскручивающаяся спираль жестокости в отношениях, основанных в первую очередь на ролевых ожиданиях окружающих, а во вторую — на обвинениях в несоответствии этим ожиданиям.
Напряжение из-за необходимости сохранять на людях видимость, которая совершенно не соответствует личностной реальности.
Боязнь взаимоотношений, обусловленная уверенностью в том, что в глубинах личности существует нечто неописуемо ужасное, о чем ни в коем случае не должны узнать другие люди.
Полное отсутствие жизненного опыта взаимоотношений с другим, независимо существующим человеком, которое может разрушить брак.
124
Неестественное поведение, которое может постепенно формироваться в связи с нарастающей фрустрацией, например, приглашение случайной женщины для своего мужа.
Легкость, с которой мы принимаем удобные рационализации. «Единственная причина моего развода — жестокость моего мужа по отношению к моим детям. Вот так!»
Трудности существования в реальном мире, не осознаваемые вплоть до столкновения с ними.
Утонченная сложность удовлетворительных сексуальных отношений между мужчиной и женщиной.
Потребность во внимании и любви, которая, будучи достаточно сильной, искажает восприятие.
Чувство вины из-за разрушения чужой семьи, которое добавляется к негативной «Я«-концепции.
Слабость, развивающаяся из-за отсутствия обоснованного, позитивного образа себя — результат ощущения, что «Я — никто».
Каталог сомнительных причин для брака: усталость, готовность сидеть дома, финансовая стабильность, эмоциональная стабильность, симпатичный партнер, потребность в отце для детей, сексуальное влечение (со стороны мужа). Кроме того, бунт против матери, желание обзавестись своим домом и семьей.
Способ, с помощью которого мы избавляемся от неприятных воспоминаний.
Как жизнь может стать настолько невыносимой и как собственная личность может восприниматься настолько отвратительной, что самоубийство и уничтожение личности выглядят желательными.
125
Первый проблеск психологического выздоровления — взгляд на себя со стороны.
Каким образом могут постепенно сформироваться новая система ценностей и новое самовосприятие.
Элементы взаимоотношений, обеспечивающих личностное развитие: постоянная забота о партнере, вера в его потенциал, подлинность, аутентичность, принятие всех аспектов личности партнера — все это вклад со стороны Джо.
Осознание того, что, как ни велик риск личностного изменения, хуже может быть только одно — так и не рискнуть жить.
Убежденность, присущая многим, в том, что: «Никто не способен любить меня целиком. Моя внутренняя сущность — мрачная и отвратительная».
Поиск индивидом тех составляющих бытия, которые действительно обладают для него наибольшей ценностью.
Ощущение релаксации и умиротворенности, возникающее, когда переживания, прежде отрицаемые в самовосприятии, становятся объектом рассмотрения и сознательно принимаются человеком как часть собственной личности.
Возможное исчезновение напряженности во взаимоотношениях, когда человек становится подлинным.
Несущественность социальных ожиданий и оценок, когда взаимоотношения подлинны.
Значение жизни и взаимоотношений как процесса существования, а не набора ролевых ожиданий в сравнении с тем, что было в первых двух браках.
Огромное значение (и рискованность) открытости во взаимоотношениях.
126
Доминирующее значение «Я»-концепции как ключа к поведению человека. Сравним открытое, искреннее поведение привлекательной, сексуально адекватной, не испытывающей чувства вины, «симпатичной» женщины, ощущающей внутри себя красоту, с поведением женщины непривлекательной, сексуально неадекватной, испытывающей страхи, нелюбящей и склонной к защитным реакциям. Разумеется, постепенное изменение ее самовосприятия можно объяснить многими факторами, однако лишь тогда, когда она постепенно стала воспринимать себя по-другому и усвоила другой, приемлемый для нее образ себя, ее поведение действительно изменилось.
Таковы некоторые из важных моментов, отмеченных мной в истории Ирен. Они выглядят довольно бледными на фоне самого рассказа, но они, возможно, натолкнут вас на какие-то важные мысли. Надеюсь, что история Ирен во многом поможет лично вам, а также даст пищу для размышлений о более общих психологических принципах.