Глава одиннадцатая
Металл, металл и еще раз металл…
«Задачей плана производства и капитального строительства по черной металлургии является не только огромное увеличение мощностей, но и осуществление резкого качественного сдвига в структуре металлургической продукции, резкое увеличение производства качественных и высококачественных сталей и труб… Вторая коренная задача, товарищи, – это уголь».
Г.К. Орджоникидзе
«Металлургия – это отрасль более трудная, чем все остальные отрасли промышленности. Это факт. Этого оспаривать не нужно».
Г.К. Орджоникидзе
Новая промышленность вступила в строй. Кончился период героических строек и начался период методичного, упорного освоения нового производства. Страна прошла испытания трудностями, начиная на пустом месте, прошла испытания зимними стройками на сорокаградусном морозе, прошла испытания строительными и монтажными штурмами. Советские рабочие достойно выдержали эти испытания.
Но теперь начался совсем другой этап – освоения производства. Рабочим, вчерашним крестьянам и малоквалифицированным строителям теперь предстояло научиться работать на новейшем, высокопроизводительном оборудовании, научиться достигать на нем наивысшей производительности, научиться перекрывать проектную мощность станков и агрегатов.
Это было испытание посложнее и потяжелее, чем освоение методов строительства на морозе. Здесь штурмом ничего не возьмешь. Здесь нужна долгая, упорная, методичная осада узких мест в производстве. Нужен упорный и дотошный поиск причин неудач и срывов, настойчивая борьба с дефектами и браком в работе, с поломками и неисправностями оборудования. Если штурм стройки требовал нечеловеческой выносливости, то освоение нового оборудования, новых производств и отраслей промышленности требовали железного упорства и стремления во что бы то ни стало победить упрямый станок, не желающий работать как положено.
В строительстве было много провалов и неудач. Были жертвы. Но в освоении нового производства провалов, неудач и жертв было намного больше, чем в строительстве. Борьба за производительность и качество была упорней и ожесточенней, чем за темпы строительства. Первые три года второй пятилетки были истрачены на то, чтобы заставить работать новопостроенную промышленность как положено.
К новым трудностям, порожденным вводом в строй новых предприятий, добавлялись старые проблемы, по-настоящему не разрешенные за первую пятилетку. Первое время, первые два-три года второй пятилетки, новостроечная промышленность, особенно машиностроительная отрасль вынуждена была работать, по существу, на старой угольно-металлургической базе, которая досталась новой промышленности в наследство от старой. Да, она была реконструирована, были увеличены мощности угольных шахт и металлургических заводов «Югостали», но тем не менее это была старая угольно-металлургическая база, ни в какой степени не могущая удовлетворить потребности новостроечной промышленности.
Вступив в строй, промышленность столкнулась с острым недостатком металла. Перед хозяйственным руководством встали две задачи: резкое увеличение производства на старых металлургических заводах, в первую очередь в тресте «Югосталь», и как можно более скорый пуск новостроечной металлургии.
Первое, с чем столкнулась молодая машиностроительная промышленность Советского Союза, так это с острым дефицитом металла. Опасения о том, что металла для работы новой машиностроительной промышленности будет крайне недостаточно, оправдались. Летом 1932 года начался металлический кризис в тяжелой промышленности, второй за короткую историю СССР.
С одной стороны, в черной металлургии была проведена колоссальная работа. Результаты ее Орджоникидзе доложил на Пленуме ЦК ВКП(б) 1 октября 1932 года. В 1928/29 году в СССР работало 70 доменных печей и 202 мартена. За четыре года первой пятилетки вводилось в строй 26 домен, из которых 15 было построено вновь, а остальные были существенно реконструированы. Они вместе давали 2 млн. тонн чугуна в год. В октябре 1932 года в СССР работала 101 доменная печь и 260 мартеновских печей.
Это была только часть строительства в черной металлургии. В 1932 году строилось еще 19 доменных печей, общей производительностью в 4,5 млн. тонн чугуна, 27 больших и 13 малых мартеновских печей, 12 электропечей общей производительностью в 2,5 млн. тонн стали. Сооружалось 42 прокатных стана и 4 блюминга, общей мощностью 4 млн. тонн проката[449].
Однако, несмотря на имеющиеся мощности и на большое капитальное строительство в отрасли, производственная программа была выполнена только-только на уровне отправного варианта пятилетнего плана. Здесь сыграли роль такие обстоятельства. Во-первых, темпы строительства металлургических заводов сильно отстали от темпа строительства машиностроительных заводов, главных потребителей металла. На проектирование металлургических комбинатов требовалось гораздо больше времени, чем на проектирование машиностроительных заводов. Время, необходимое для этого, как мы видели, было упущено из-за споров относительно общей политики индустриализации и из-за трудностей в разработке планов. Металлургия тянула советскую промышленность назад, не позволяла ей динамично развиваться.
Мало того что проектирование металлургических заводов занимало больше времени, так оно еще и было фактически провалено в начале первой пятилетки. Строительство заводов, даже самых крупных и важных, начиналось без проектов, проходило с сильными задержками из-за отсутствия чертежей. Была сильная нехватка стройматериалов. В итоге всех этих сложностей больше половины программы строительства мощностей металлургической промышленности пришлось перенести на 1933–1934 годы. В первой пятилетке полностью, со всем металлургическим циклом, вступил в строй только Кузнецкий комбинат. Все остальные были еще в стадии строительства.
Во-вторых, новые мощности были еще далеко не освоены. Для того, чтобы довести доменную печь или мартен до проектной мощности, нужно осваивать режимы плавки в течение нескольких лет. Выплавка чугуна и стали – дело сложное, требующее хороших знаний и большой практики. Для становления опытных кадров в металлургии требовалось время. Дело же крайне осложнялось острейшей нехваткой квалифицированных металлургов, могущих положиться на свой опыт и могущих научить молодых металлургов основам профессии. Освоение новых мощностей в итоге шло вслепую, ощупью, методом проб и ошибок.
В-третьих, явно не хватало производственной дисциплины. Для того чтобы получать качественную плавку, нужно строго соблюдать технологию подготовки шихты, ее завалки, строго соблюдать режим работы печи, технологию выпуска и розлива готового металла. Металлургическое производство требует точности и четкости. Этого у рабочих еще не было. Кроме того, таких навыков не было у большей части руководителей производств, на которых лежала обязанность налаживать дисциплину. Из-за этого работа то и дело нарушалась. Заводы работали крайне неровно.
В-четвертых, не оправдались расчеты хозяйственных руководителей на резкий рост производства металла на заводах треста «Югосталь». Та работа по развитию треста, которая была проведена после раскрытия вредительской организации, оказалась недостаточной для подъема такого гигантского металлургического комплекса.
В итоге план по выплавке металла в первой пятилетке был выполнен только по отправному варианту. Уже это сдерживало работу машиностроительных заводов. Но недостатки на производстве устранялись очень медленно, во многих местах не устранялись вовсе, и черная металлургия стала недодавать металл и во второй пятилетке.
После того как закончилась эпопея со строительством самых крупных заводов первой пятилетки, внимание хозяйственного руководства переключилось на борьбу за качество продукции и высокую производительность. Первой отраслью, в которой развернулась борьба за производство, стала именно черная металлургия.
Эта металлургическая эпопея началась после того, как Орджоникидзе провел кампанию по борьбе за производство на Сталинградском тракторном заводе летом 1931 года. Кроме беспощадного разноса руководства и инженеров завода за нераспорядительность, Орджоникидзе подметил некоторые другие важные составляющие провала. Уже тогда он увидел, что производство тормозится недостатком металла, исключительно низким его качеством, большими задержками поставок заготовок и отливок на машиностроительные заводы. 21 августа 1931 года Орджоникидзе на Президиуме ВСНХ произнес речь о состоянии и задачах черной металлургии Юга, которой отводилась решающая роль в обеспечении советских заводов металлом. В этой речи Орджоникидзе заявил, что работа «Югостали» совершенно неудовлетворительна, и поставил перед хозяйственниками, которые тогда работали еще под руководством Куйбышева, задачу – разработать комплекс мер по подъему черной металлургии Юга.
1 октября 1931 года были пущены Харьковский тракторный завод и реконструированный автозавод им. Сталина, бывший АМО. 31 декабря был пущен Саратовский завод комбайнов, а 1 января 1932 года был пущен Нижегородский автомобильный завод. Осенью и зимой 1931 года была разработана большая программа для вступающих в строй заводов тяжелого машиностроения, для новых машиностроительных заводов. Резко увеличивалась производственная программа на уже существующих заводах. На «Красном путиловце» удвоили выпуск тракторов, увеличили выпуск паровых турбин, налаживали производство танков Т-26. На Ижорском заводе готовились к выпуску первого советского блюминга. На фоне обширной машиностроительной программы, составленной на 1932 год, отставание черной металлургии становилось угрожающим.
В день реорганизации ВСНХ, 5 января 1932 года, Орджоникидзе провел последний Президиум ВСНХ, посвященный вопросам реконструкции и расширения самого крупного южного металлургического завода – Макеевского. Но пока кардинальных мер не предпринималось. Хозяйственное руководство и сам Орджоникидзе были заняты пуском построенных заводов, приемкой, вопросами наладки производства на них и в это время выпустили черную металлургию из поля зрения до осени 1932 года. Это обстоятельство усугубило положение. По существу, целый год черной металлургией никто не занимался. Год прошел со времени появления первых признаков неблагополучия в этой отрасли, прежде чем хозяйственники взялись за коренное решение металлической проблемы.
Их можно понять. Конец 1931 года и начало 1932 года – это время пуска и принятия в эксплуатацию построенных предприятий. Главное внимание было направлено на это дело. Сталин требовал настоящего, а не показушного пуска завода, и потому хозяйственникам приходилось заниматься этими вопросами, самим участвовать в работе правительственных комиссий по приемке заводов. Это был поток вопросов, проблем, заседаний, прошений, требований, посетителей, писем и телеграмм, и в этих условиях головы не хватало на то, чтобы обратить внимание на состояние черной металлургии. Целый год хозяйственное руководство жило мнением, что положение в черной металлургии можно поправить расширением производства на работающих заводах и скорейшим пуском новостроек.
Обратили внимание и начали действовать через год после первых признаков. Это очень хороший результат, говорящий о том, что у советских хозяйственников того времени была крепкая организаторская хватка. Только в середине сентября 1932 года положение стало настолько нетерпимым, что началась наконец разработка вопроса. Баланс потребления черного металла в Советском Союзе складывался не в пользу советской черной металлургии. Потребление черного металла росло быстрее, чем его производство. В 1932 году производилось 4 млн. тонн прокатных заготовок, а «Стальсбыт» отпускал потребителям 4 млн. 789 тысяч тонн проката. Недостаток производства восполнялся, как мы уже видели, закупками проката за границей. В 1932 году пришлось закупить 884 тысячи тонн проката, в том числе 230 тысяч тонн сортового проката, 346 тысяч тонн листа, 176 тысяч тонн балок и 25 тысяч тонн рельс[450].
1 октября 1932 года Орджоникидзе выступил на Пленуме ЦК с докладом о состоянии черной металлургии. В нем он обрушился с жестокой критикой работы руководителей металлургической отрасли. В этой критике, кроме беспощадного разноса руководства, проглядывались серьезные изъяны в организации металлургического производства, из-за чего оно барахталось в тщетной попытке выполнить высокие планы.
Обследование заводов, проведенное в августе-сентябре 1932 года силами Наркомтяжпрома, показало, что на большинстве заводов отсутствует механизация труда. Шихта, топливо заваливались вручную. Вручную делались все операции. Вся черная металлургия, оказалось, стояла на тяжелом, изматывающем ручном труде металлургов возле пыщущей жаром печи.
Вторая причина провала планов производства металла состояла в том, что шихта для завалки в печь практически не готовилась. От состава шихты, от ее размола, точности составления зависит количество и качество металла. Правильно подготовленная шихта обеспечивает половину успеха в проведении плавки. Но на подавляющем большинстве заводов шихта готовилась «на глазок». И результат получался тоже «на глазок». Значительная часть металла шла в брак.
Третья причина – отсутствие агломерации руды. Одна из основных статей недопроизводства чугуна в доменных печах – это вынос пылевидной руды. То есть в процессе плавки мелкие частицы руды подхватываются потоком газов и выбрасываются из печи. Это приводит к тому, что из руды выплавляется меньше чугуна, чем выходит по расчетам, к перерасходу топлива, к сильному износу печи, горению футеровки и к недовыполнению плана по производству. С этим явлением справляются методом агломерации руды, то есть превращения пылевидной руды в комки-агломераты. При использовании агломератов вынос руды резко уменьшается. Но когда строили и реконструировали металлургические заводы, главное внимание обращали на строительство и ввод в строй печей и оборудования. Агломерационные фабрики традиционно оставлялись «на потом». Когда же новые мощности вступили в строй, оказалось, что без аглофабрик руды и кокса потребляется больше, чем запланировано, а металла выплавляется меньше.
Четвертой причиной были простои печей. Это уже из области организации производства. Организация работ оказалась на поверку настолько низкой, что цеха почти никогда не работали на полную мощность. То плановый ремонт окажется спланированным так, что остановит сразу полцеха. То рабочие уйдут на сенокос или на летние праздники. То нет кокса, руды или необходимых компонентов, и печи переводятся на тихий ход. По объединению «Сталь», в котором были сосредоточены старые металлургические заводы, простои печей составили 35 % от всего рабочего времени.
Кроме простоев, производство потрясали аварии. Низкая квалификация специалистов, технического персонала, рабочих сплошь и рядом приводила к авариям. Достаточно было нарушить режимы плавки, достаточно было не провести вовремя обслуживание оборудования печей или не устранить мелких дефектов, как начинались аварии. В печах обрушивалась футеровка, горели фурмы, образовывались «козлы». Печь останавливали, тушили и начинали долгий ремонт. Кое-где происходили взрывы и были жертвы. Больше всего аварий было на новых печах. У рабочих совсем не было опыта работы на них.
Орджоникидзе обрушился с критикой совершенно негодной кадровой работы на руководство объединения «Сталь». Обследование показало, что на заводах этого объединения большинство технического персонала, как выяснилось, не имело образования и надежных знаний. Только 11 % имели техническое образование, 16 % – инженерное образование, а 71 % не имели никакого образования и не окончили профессионально-технических курсов. Орджоникидзе говорил, что брак, простои и аварии имеют своей причиной совершенно неудовлетворительный подбор производственных кадров. Нельзя надеяться на улучшение работы, не имея технических и инженерных кадров.
С рабочими было еще хуже. Анализ работы заводов показывал, что летом начинается сезонное падение производительности, как в царские времена. Руководство заводов и объединения никак с этим не борется и продолжает отпускать рабочих то на сельхозработы, то на родину, в деревню, то разрешает им праздновать чуть ли не церковные праздники. Текучесть кадров подрывает всякие попытки создать костяк профессиональных рабочих-металлургов. Тут особенно досталось объединению «Востоксталь». Орджоникидзе со свойственным ему запалом заявил: «Востоксталь» – это прямо кочующий цыганский табор, прямо безобразие»[451].
И, наконец, последняя причина – неудовлетворительное состояние транспорта. Выплавка металла требует большого подвоза материалов и топлива. Одна домна в сутки требует 200 вагонов кокса, руды и известняка. Сто доменных печей, работающих в СССР, требуют, таким образом, 20 тысяч вагонов. Это не считая работы мартеновских печей и прокатных станов, которые тоже требуют подвоза сырья и топлива.
На 1 октября 1932 года во всем хозяйстве отрасли имелось всего 15 тысяч 700 вагонов и 1244 паровоза. Этот транспорт не мог обеспечить не то что потребности всего производства, а потребности даже только одного доменного производства. Запасов на заводах не было, потому что их просто еще не создали. Если прекращался подвоз кокса, руды и известняка, то выплавку приходилось приостанавливать в ожидании исходных материалов.
Эта проблема остро стояла даже на южных заводах, где сырье – уголь и руда были чуть ли не на заводском дворе. Транспорт оказался фактически дезорганизованным. Завод стоял всего в пяти километрах от шахты, но тем не менее испытывал острейшую нехватку угля и работал «с колес». В итоге такого снабжения завод работал неровно, то выдавая в один месяц вдвое больше, чем в предыдущем месяце, то снова снижая выплавку в полтора-два раза. При такой работе ни о каком выполнении плана говорить не приходилось.
По докладу Орджоникидзе была принята резолюция, но пока этим дело ограничилось. Орджоникидзе уехал на пуск Днепрогэса. Решение вопроса было отложено. После возвращения Орджоникидзе с Украины, 16 октября Политбюро ЦК приняло решение приостановить пуск Луганского паровозостроительного и Нижнетагильского вагоностроительных заводов как раз по причине острой нехватки металла.
На этом снова остановились, и дальше дело не пошло. Завершалась первая пятилетка, и руководство, в первую очередь, конечно, хозяйственное руководство, было занято подготовкой завершения пятилетки, подведением итогов, спорами по проекту второго пятилетнего плана. В конце 1932 года руки до черной металлургии не дошли.
Новый импульс работе по подъему черной металлургии дал второй пятилетний план, поставивший задачу вытянуть из прорыва отстающие отрасли тяжелой индустрии, в первую очередь именно черную металлургию. После отчетного Пленума ЦК и ЦКК, на котором Сталин выступил со своим знаменитым докладом, Орджоникидзе наконец взялся за борьбу с металлическим кризисом. Он снова выехал на Украину, и 31 января 1933 года в Сталино провел Пленум Донецкого обкома КП(б)У. На этом пленуме он потребовал отчет в том, как работала и работает черная металлургия Донецкого района. В ответ Орджоникидзе получил невнятные, спутанные речи местных руководителей, с изобилием отсылок на особые местные условия, на обстоятельства, на собственные просчеты.
Взяв слово, он сказал:
«Вы простите, нам нужны хозяйственники не кающиеся, а хозяйственники, которые умеют действовать… Металлургия – отрасль более трудная, чем все остальные отрасли промышленности. Это факт. Этого оспаривать не нужно. Поэтому на этом участке сосредотачивались огромные средства: и материальные, и денежные, и людские, и какие угодно. Все, что было мало-мальски пригодным, бросили на черную металлургию.
В чем наша беда? Заводы растут быстрее, чем кадры»[452].
На работе треста до сих пор сказывалась работа вредителей. Они сумели не только нарушить развитие «Югостали», но и предельно разложить руководящие кадры треста. Оказалось, что в самом важном для советской экономики тресте, в таком тресте, который производил больше половины всего советского чугуна и стали, не оказалось инициативных работников, не оказалось хороших, крепких руководителей, которые могли бы поставить производство на должный уровень.
Отсутствие инициативных руководителей привело к тому, что деньги в «Югосталь» были вложены, заводы построены, но ожидаемой отдачи от них не получили. Вместо устойчивого роста, металлургические заводы барахтались в попытках наладить стабильное производство. Вредителей давно разоблачили и осудили, но последствия их действий до сих пор давали о себе знать. Для подъема треста требовались перестановки руководящих кадров, укрепление руководства новыми, свежими людьми.
Впрочем, вредительство дало свои результаты не только в своеобразном подборе кадров. Бесплановое развитие заводов привело к тому, что производственные возможности резко опережали транспортные возможности. В «Югостали» почему-то получалось так, что с расширением заводов забывалось расширение подъездных путей:
«Как мы все прозевали? С расширением заводов не расширялись их транспортные возможности. Больше того, в связи с вводом новостроек, оказывается, мы снимали железнодорожные пути старых цехов, а новых не устанавливали»[453].
По итогам пленума в Сталино просматривались две важнейшие задачи, которые нужно было разрешить. Первая задача – это кадровое укрепление южной металлургии, а вторая задача – это ускоренное развитие транспорта и укрепление транспортных возможностей заводов.
Орджоникидзе сказал на пленуме, что в 1932 году было ввезено из-за границы 700 тысяч тонн проката на сумму 70 млн. рублей золотом. Он поставил перед партийным руководством области задачу: наладить стабильную и бесперебойную работу на металлургических заводах с целью освобождения страны от импорта проката.
Разобрав замеченные недостатки на Пленуме Донецкого обкома, Орджоникидзе поехал по металлургическим заводам, чтобы там своими глазами увидеть производство со всеми его достоинствами и недостатками. Сначал он посетил металлургический завод в Сталино, бывший Юзовский, а потом поехал уже по другим заводам района. 3 февраля он побывал на Енакиевском заводе. На следующий день посетил строительство «Азовстали», а 5 февраля приехал в Ворошиловск. Оттуда Орджоникидзе выехал в Москву.
Лучший способ ознакомиться с производством – это посетить цеха и посмотреть на их работу. Никакое изучение чертежей, таблиц, схем, никакое, даже самое подробное описание не может дать того, что дает посещение работающего цеха. Когда производственный процесс наблюдается в том виде, в каком он обычно проходит, то свежему взгляду сразу становятся видны недостатки организации работы. Грязь в цехе, к которой рабочие и местное руководство давно привыкли, бросается приезжему в глаза. Бросается в глаза непроизводительная работа и стоящие без дела рабочие. Сразу становится ясно, что нужно исправлять, чтобы добиться подъема производства.
Все советские хозяйственные руководители 1920-х и 1930-х годов пользовались этим методом. Прежде чем принять какое-нибудь серьезное решение, они или сами проедут по заводам, или же, по крайней мере, пригласят сведущего человека оттуда. Больше всех поездок сделал Орджоникидзе, который ввел в правило регулярный объезд всего своего обширного хозяйства. За два-три года он объехал все самые крупные и важные заводы страны.
Главное, что увидел Орджоникидзе на металлургических заводах «Югостали», это из рук вон плохое снабжение заводов топливом и из рук вон плохая организация труда. Все их барахтанье, все недовыполнение плана в конечном счете зависело от этих двух факторов. Значит, для решения задачи упорядочивания и увеличения производства нужно было поднимать угольную промышленность и по-новому организовать работу в доменных цехах заводов.
Хозяйственники взялись за подъем донецкой угольной промышленности, от работы которой зависела работа южной металлургии. Как мы уже видели, как и «Югосталь», донецкая угольная промышленность была поражена вредительством. Это обстоятельство в полной мере дало о себе знать тогда, когда от бассейна потребовали резкого увеличения добычи угля. Пока объемы добычи росли постепенно и понемногу, тогда не были заметны результаты вредительства в деле планирования перспективного развития донецкого бассейна. Были терпимы мелкие и средние шахты, была терпима отсталая механизация труда, было терпимо отсутствие электрификации шахт и были терпимы отсталые методы руководства добычей угля.
Но когда же первый пятилетний план поставил задачу поднять угледобычу, поставил задачу обеспечить углем и коксом растущую металлургическую промышленность, вот тут-то и стало ясно, что район за предыдущие несколько лет практически не развивался.
Планом ГОЭЛРО было запланировано строительство в Донецком районе четырех ГРЭС: Штеровской, Белокалитвенской, Гришинской и Лисичанской, общей мощностью 670 тысяч кВт. Но по ходу работ в Донбассе в 1920-х годах три станции из четырех были сняты со строительства. Штеровскую станцию построили, но ее мощность оказалась в два раза ниже проектной. Руководство стройки заказало паровые турбины вдвое меньшей, против проектной, мощности. Это обстоятельство было замечено очень поздно, только в начале первой пятилетки. В 1930 году вышло постановление Госплана СССР и СТО о строительстве в Донецком районе новых районных электростанций[454].
В угольной промышленности был чрезвычайно раздут управленческий аппарат. Каждой шахтой руководило целое управление из 22 отделов. Каждый отдел, кроме аппарата на поверхности, имел своих сотрудников в шахте, которые вроде бы помогали контролировать производственный процесс. Однако весь инженерный состав собрался почти в полном составе в управлении шахты, а надзор за работой в шахте сплошь и рядом выполняли работники без технического образования.
В октябре 1930 года в Донбасс была направлена комиссия ЦК во главе с Молотовым, в задачу которой входило изучение состояния дел в Донбассе и принятия мер по исправлению допущенных ошибок. Комиссия обнаружила на шахтах слабейшую механизацию работ, отсутствие в шахтах инженерно-технических работников и неслыханный бюрократизм в руководстве. Управление угольной промышленностью порождало колоссальное количество вроде как нужной документации.
По материалам, собранным этой комиссией, 10 декабря 1930 года было выпущено постановление Политбюро ЦК о положении в угольной промышленности. Это постановление признавало нетерпимым то положение, которое сложилось в угольной отрасли Донбасса, и приняло решение немедленно провести реорганизацию управления всей угольной отраслью в масштабе страны, перестройку структуры рудоуправления и провести переброску инженерно-технического персонала из рудоуправлений непосредственно в шахты.
В январе 1931 года Политбюро ЦК снова вернулось к решению угольной проблемы. 14 января было принято решение о развитии угольной промышленности, о форсировании добычи угля в восточных районах страны и о начале разработки новых угольных бассейнов. Через несколько дней, 20 января, Политбюро ЦК выступило в «Правде» с письмом о необходимости экономии топлива.
14 марта 1931 года при ЦК ВКП(б) было создано совещание для выработки мер по усилению добычи угля. Это совещание, включившее в себя руководителей и ведущих специалистов угольных предприятий, трестов и главков, разработало программу мер. 7 июля 1931 года было выпущено Обращение Совнаркома СССР, ЦК ВКП(б) и ВСНХ СССР «О задачах угольной промышленности Донбасса», в котором излагалась разработанная совещанием программа. Это обращение требовало устранить обезличку в работе, то есть реорганизовать работу так, чтобы каждый рабочий отвечал за свой инструмент и за участок работы. От рудоуправления требовалось провести на всех шахтах сдельную оплату труда и ввести такие тарифы, которые бы ликвидировали уравниловку в зарплате.
Кроме перестройки управления, работы и оплаты труда, обращение ставило задачи технического развития Донбасса. От треста «Донугля» и Главугля ВСНХ СССР требовалось составление генерального плана механизации шахтных работ, в котором бы был запланирован процесс перевода к 1932 году не менее чем половины работ на использование машин. Требовалось также немедленно осуществить механизацию наиболее важных шахт Донбасса:
1. Горловской № 19;
2. Горловской № 20;
3. Калинино-Кондратьевской;
4. Краснодонской 3-бис;
5. «Макевское-Чайкино»;
6. Советской № 30;
7. Красногвардейской № 39;
8. Красногвардейской № 5/6;
9. Краснотворческой № 21;
10. Сталино-Смолянской № 11;
11. «Сталинская-Пролетарка»;
12. Буденновской № 8.
Обращение требовало введения в строй к 1932 году 15 новых шахт и еще 15 шахт, которые проходили расширение и реконструкцию[455]. Но в решении задач реконструкции и развития угольной промышленности партийное и хозяйственное руководство не забывало о тесно связанной с ней черной металлургией, поскольку разрешение проблем угольной отрасли отражалось на состоянии черной металлургии. В марте 1931 года был пущен мощный Днепродзержинский коксохимический завод, главной задачей которого было обеспечение высококачественным коксом южных металлургических заводов. Через две недели после выпуска обращения, 25 июля вышло постановление Политбюро ЦК о необходимости увеличения угольных и коксовых запасов на шахтах, заводах и предприятиях, чтобы ослабить зависимость работы предприятий от работы шахт и транспорта, чтобы перевести работу металлургических заводов на более равномерный режим.
Эта программа была очень большой как по размаху работ, так и по стоимости. До конца пятилетки полностью ее выполнить не успели. Поэтому, несмотря на все эти меры, Донбасс пришел к концу первой пятилетки с недовыполненным планом. Перед угольной промышленностью района была поставлена задача – добыть в 1932 году 52,5 млн. тонн угля. Но фактическая добыча составила только 45 млн. тонн. Рост составил 82 %, но этот процент так и не дотянул до запланированного показателя. Оказалось, что главная угольная база страны, которая в 1932 году дала 69,6 % всей добычи угля в СССР, является отстающей и не выдерживающей темпы роста всей тяжелой промышленности. По всей угольной промышленности не был выполнен оптимальный вариант пятилетнего плана. Добыча в 1932 году составила 64,7 млн. тонн, вместо запланированных 75 млн. тонн.
Явно недоставало развития шахт. 66, 4 % всей добычи угля в Донбассе в 1933 году было сосредоточено на шахтах средней мощности, с годовой добычей от 50 до 500 тысяч тонн. На этих 57 шахтах добывалось 32,2 млн. тонн угля. Три крупные шахты занимали в добыче всего 13,9 % и поднимали на-гора 6,6 млн. тонн. Добыча этих самых крупных шахт бассейна уступала добыче мелких шахт, мощностью от 10 до 50 тысяч тонн в год. На 52 мелких шахтах добывалось 9,9 млн. тонн угля в год[456].
Одним словом, не хватало для резкого подъема добычи угля концентрации производства. Инженерные кадры, рабочие, техника, средства распылялись между мелкими и средними шахтами, давая постоянный и стабильный рост, но не давая крупного и решающего рывка вперед. Одна или две шахты с годовой добычей в миллион тонн угля, будучи заложенными в начале пятилетки, в конце ее вступили бы в строй и кардинально изменили ситуацию. Но этого не произошло.
После поездки Орджоникидзе в Сталино и проведения там пленума Донецкого обкома КП(б)У в руководстве провели меры по усилению руководства угольной промышленностью Донбасса. Нельзя было дальше терпеть положение, когда в важнейшем угольном бассейне страны, который обеспечивает топливом более половины предприятий важнейших отраслей промышленности, преобладают негодные кадры. Нельзя было дальше оставлять добычу угля на распоряжение малограмотных и застоявшихся кадров. Рудоуправления явно отставали от темпов роста шахт, добычи угля и механизации работ. В постановлении Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О работе угольной промышленности Донбасса» 8 апреля 1933 года об этом говорилось:
«Основной недостаток в работе угольных трестов Донбасса и Главтопа НКТП, так же как и парторганизации Донбасса, состоит в том, что они не поняли этих коренных изменений в условиях добычи угля при ее механизации и продолжают рассматривать шахты как место работы простых землекопов, тогда как шахта превратилась уже в настоящий завод со сложными механизмами»[457].
Мало было обеспечить шахты новейшими механизмами и машинами, мало было провести электрификацию добычи, нужно было еще переломить отношение руководства к труду шахтеров и поднять руководство шахтами до уровня руководства современным на то время высокомеханизированным производством. Без этого обеспечить быстрый рост производства угля никогда бы не удалось.
В конце 1933 года эту проблему решили очень своеобразным методом. В Москве в то время разворачивалось строительство метрополитена, которое требовало участия высококвалифицированных горных инженеров. Молотов, работавший в свое время в Донбассе, предложил перебросить на строительство метро старых, опытных инженеров с донецких шахт, а там, на их место назначить молодых, более передовых, технически подкованных инженеров и технических работников. Метрострой получит опытных инженеров для ведения подземных работ, эти инженерные кадры оторвутся от рутинной работы и повысят свою квалификацию, и в Донбассе шахтами станут руководить новые инженерно-технические кадры, которые смогут перестроить работу на новый лад. Результат от этого предложения превзошел все ожидания. Абакумов, который не однажды был мишенью для постановлений ЦК и Политбюро ЦК ВКП(б) именно как ретроград, на Метрострое стал активным сторонником новшеств и передовых методов работ.
Вскоре были подготовлены меры для подъема южной металлургии. 20 мая Орджоникидзе объявил всесоюзное соревнование «ста домен» на лучшую работу. В ходе этого конкурса подсчитывались коэффициенты использования полезного объема печи, или показатели того, сколько выплавлено чугуна в данном объеме печи, или сколько тонн чугуна на один кубометр печи. В зависимости от режима плавки от подготовки шихты, от соблюдения технологии плавки, этот показатель может очень даже сильно разниться от одной плавки к другой. Например, при завалке одного и того же количества шихты печь может выдать больше тысячи тонн чугуна, или же если условия ведения плавки не соблюдены, то выйдет всего несколько десятков тонн.
Но только соблюдать технологию плавки мало. Ее нужно совершенствовать. Если, например, уточнить график операций на домне, то можно добиться выплавки большего количества металла при меньшем расходе кокса, то есть не допустить угара железа в печи. Можно лучше подготовить шихту, можно лучше провести завалку ее в печь, можно усовершенствовать режим дутья. В общем, нет пределов совершенствования. Каждое такое усовершенствование увеличивает вес каждой плавки и общую выплавку печи.
Кроме коэффициента использования объема печи, подсчитывался расход кокса и руды на тонну плавки, учитывалось качество выплавленного металла и процент бракованного чугуна в общем весе выработки домны. В общем, учитывались все существенные для работы доменной печи показатели.
Во время соревнования организаторы намеревались пробудить у металлургов интерес к усовершенствованию производства, интерес к переходу на передовые методы работы. Самому лучшему доставалось всесоюзное признание и слава передовика производства. Остальные участники соревнования получали солидные премиальные за перевыполнение планов. На это и было рассчитано соревнование. Если включить доменные цеха металлургических заводов всей страны в одно общее соревнование, пробудить интерес у рабочих к своему делу, то можно рассчитывать на поднятие производительности труда, общего производства и качества продукции. Интерес к этому делу был обоюдный. Рабочий получал от конкурса в случае победы всесоюзную известность, почет, улучшенное положение, поощрения, премии, а хозяйственное руководство получало от всех заводов металл в большем количестве и лучшего качества.
В организации соревнования домен Орджоникидзе использовал опыт уже начавшегося соревнования по мартеновским печам. 3 февраля 1933 года рабочие мартеновского цеха завода «Красный Октябрь» предложили лучшим сталеварам Советского Союза включиться в соревнование. В письме было указано, что мартеновский цех, раньше не выполнявший программу производства, теперь выходит из прорыва и для закрепления этого результата предлагает провести конкурс на лучший мартеновский цех.
Эту инициативу поддержали лучшие сталевары заводов трестов «Югостали» и «Спецстали». В соревнование включились: Кретов с Мариупольского завода им. Ильича, Постников с Енакиевского завода, Чесноков с завода «Серп и Молот» и Домрович с завода им. Сталина[458]. Победу в этом соревновании одержал мартеновский цех «Красного Октября».
Через пять дней после старта соревнования «101 домны», 25 мая 1933 года был открыт 1-й Всесоюзный съезд по качественным сталям. Впервые в Москве собрались сталевары со всей страны. Орджоникидзе в своем докладе на этом съезде сказал, что металлургия качественных сталей в Советском Союзе добилась впечатляющих успехов. В 1929 году выплавлялось всего 90 тысяч тонн качественных сталей, а качественный прокат составлял всего 2,7 % от объема всего проката. В 1932 году выплавка сталей составила 670 тысяч тонн, а удельный вес качественного проката составил 15,7 % от объема всего проката. В текущем 1933 году металлурги добились еще больших успехов. В 1-м квартале года было выплавлено 194 тысячи тонн качественных сталей, что больше, чем в 1-м квартале 1932 года на 16 %. Импорт качественных сталей сократился до 7–8 % от всего объема потребляемых видов сталей[459]. Доклад Орджоникидзе задал тон всему съезду. Съезд металлургов превратился в демонстрацию успехов советской металлургии.
Критики Сталина скажут непременно, что это замазывание провалов. Вот, мол, провалились и теперь хвалебными речами пытаются как-то исправить положение. Такие оценки, конечно, ошибочны. Смысл затеи с соревнованием и со съездом заключался в другом. Когда Орджоникидзе посещал заводы, то увидел там и чутьем опытного партийного организатора понял, что людям, погрязшим в рутинной, тяжелой работе, нужно дать импульс. Съезд по качественным сталям собирался не для того, чтобы рассказывать об успехах советской металлургии. Об этом и так рассказывали на каждом собрании и при каждом удобном случае. Съезд собирался не для того, чтобы делиться секретами производства. Все новые технологии тщательно собирались, изучались и распространялись по заводам через научно-технический отдел Наркомтяжпрома.
Этот диковинный съезд собирался для того, чтобы, во-первых, оторвать людей от рутины, во-вторых, вселить в них уверенность в своих силах и в своей победе. Решение собрать съезд именно по качественным сталям объясняется тем, что в этом производстве работали лучшие технические и производственные кадры советской металлургии. Если их подвигнуть на достижения, то они поведут за собой остальных рабочих металлургической отрасли. Так оно и вышло.
Итог соревнования по работе доменных цехов был подведен 1 января 1934 года. В конкурсе «101 домна» победили две домны – магнитогорская № 2 и кузнецкая № 2. Они разделили первое место по лучшему коэффициенту использования объема печи, по качеству чугуна, по расходу руды и кокса.
Освоение производства на новых металлургических заводах началось с огромными трудностями. Еще раз повторю, что у рабочих и инженеров, даже самых опытных, практически не было опыта работы на таких гигантских печах. Не было даже самого минимально необходимого опыта, а что же тут говорить о навыках и знаниях, необходимых для высокой производительности, бесперебойной и безаварийной работы? Не могли научить работе даже немцы, поскольку и у них не было таких крупных доменных печей, какие были выстроены на Магнитогорском и Кузнецком комбинатах. Одним словом, советские металлурги вынуждены были эти печи осваивать сами методом проб и ошибок.
Хватало и того и другого. На Кузнецком комбинате рабочие вели тяжелую борьбу за нормальную работу механизмов и оборудования. Где-то сказывалась торопливость пуска, а где-то совершенно непредвиденные последствия работы в необычных условиях. В январе 1933 года домны чуть было не остановились из-за того, что смерзлись и остановились механизмы подачи и завалки руды. 12 февраля 1933 года прорвало задвижку на главном водопроводе. Вода стала подниматься и заливать соседние колодцы. Бригадир слесарей П.И. Поменцев бросился в ледяную воду, нырнул и под водой перекрыл поврежденный участок водопровода.
В начале января на домне № 1 при взятии ее на тягу произошел сильный взрыв, который разрушил 30 метров дымовой трубы. Когда печь восстановили и разобрались в причинах взрыва, то оказалось, что взрыв произошел из-за неверных приемов работы, которые предложили американские консультанты. Когда разбирательство было закончено и когда была полностью выявлена причина взрыва домны, американские консультанты уехали с комбината.
До сентября 1933 года не мог наладить работу прокатный цех. Наладчики никак не могли настроить рельсо-балочный стан[460]. Больше половины проката в это время шло в брак. Не выдерживались размеры и качество рельс. Только после многих попыток, проб и ошибок удалось полностью наладить работу рельсо-балочного стана «750».
Освоение оборудования сопровождалось строительством, которое не было завершено в первой пятилетке. Завершалось строительство первой очереди комбината. Несмотря на то что в 1932 году был пущен весь цикл металлургического производства, первая очередь тогда была построена едва ли наполовину. Действовали лишь две из четырех запланированных доменных печей. Не был достроен коксохимический цех и не был полностью оборудован мартеновский цех. В декабре 1933 года прибыл миксер для чугуна, который устанавливался в мартеновском цехе. 9 января 1934 года выдала кокс батарея № 4, а 19 января 1934 года была пущена домна № 3. Строительство первой очереди завода завершилось в декабре 1934 года. 22 декабря дала первый чугун домна № 4 Кузнецкого комбината[461].
В 1933 году началось строительство второй очереди Кузнецкого комбината. В его составе находилось 2 доменные печи, 7 мартеновских печей, 2 коксовые батареи и листопрокатный цех. Расширялась центральная электростанция комбината, чтобы в будущем она могла снабжать энергией работу второй очереди.
Еще более болезненным был пусковой период на Магнитогорском комбинате. В 1933 году вступала в строй первая очередь Магнитогорского комбината. 27 июня 1933 года выдала первый чугун домна № 2 комбината. Вскоре она включилась в соревнование 101 домны Советского Союза и победила в нем, достигнув к 1 января 1934 года выполнения 104,3 % плана по выплавке чугуна, добившись коэффициента полезного использования объема печи в 1,17 и снизив расход кокса на тонну продукции до 0,92. Она разделила первое место в соревновании с кузнецкой домной № 2. 8 июля 1933 года была получена первая сталь на мартеновской печи № 1. Вступал в строй мартеновский цех № 2 комбината, полностью спроектированный советскими инженерами и оснащенный советским оборудованием. 28 июля 1933 года в 23 часа в присутствии Орджоникидзе блюминг № 2 комбината прокатал первый слиток. 10 октября работали уже три мартеновские печи. В декабре 1933 года Магнитогорский комбинат выплавлял уже 11 % всего советского чугуна. Одновременно приступили к строительству второй очереди комбината.
Магнитогорский комбинат еще продолжали достраивать. Вокруг уже работающих домен продолжало разворачиваться строительство. Руководство еще не могло обратить внимание на производство, потому что большую часть времени и сил отвлекало строительство. От этого строительства и зависело будущее комбината. Гугель отдавал явный приоритет строительству комбината, чем налаживанию производства.
Невнимание руководства, неопытность рабочих и мастеров, сложные условия работы – все это складывалось вместе и приводило к авариям и остановке печей. Рабочие и мастера мало того, что не умели работать на таких гигантских механизированных домнах, но еще и не имели опыта работы на домне в зимних условиях. Впрочем, в то время его никто в мире не имел. Советские металлурги здесь были первопроходцами. Кроме того, Магнитогорский комбинат был первым крупным металлургическим комбинатом, находящимся в глубине материка, в местности с резко континентальным климатом, с резкими перепадами температуры и циклонами, которые сильно влияли на работу печи.
Зима 1932 года преподнесла магнитогорским металлургам много неприятных моментов. Из-за сильных морозов и циклонов работа домны совершенно расстроилась. В конце декабря 1932 года домны стали давать всего по несколько десятков тонн чугуна. 30 декабря домну № 2 пришлось остановить.
Через несколько дней ее снова пустили и две недели вели плавки. Морозы немного отпустили, и домна работала нормально. Но 18 января 1933 года снова ударили сильные морозы, да так, что вышел из строя транспортер и разливочная машина. В механизмах застыла смазка. Ремонтники два дня боролись с замерзшими машинами, пытаясь их оживить. Но ничего не получилось. 20 января домна № 2 снова остановилась и теперь уже до конца февраля 1933 года[462]. Эта остановка была использована для текущего ремонта печи и выяснения причин неполадок. Опыт зимней работы накапливался с огромным трудом. Мороз сорвал все планы производства.
В июле 1933 года Орджоникидзе поехал по новым металлургическим заводам, посетил Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты. Посмотрев на производство, которое тогда было на Магнитогорском комбинате, Орджоникидзе принял решение о смещении Гугеля с поста директора и замещении его другим человеком, тем, который мог бы организовать нормальную работу на крупнейшем в Советском Союзе металлургическом комбинате. Гугель же переводился на руководство строительством «Азовстали».
Выбор Орджоникидзе остановился на Аврамии Павловиче Завенягине, который в то время был директором завода им. Дзержинского треста «Югосталь». Он был вполне подходящей кандидатурой, поскольку обладал большим опытом работы на таком большом заводе, как Дзержинка. Кроме того, Завенягин обладал ярко выраженными организаторскими способностями. В сентябре 1933 года Орджоникидзе подписал приказ о назначении Завенягина директором Магнитогорского комбината.
Завенягин приехал на комбинат и первые недели его пребывания в Магнитогорске ушли на ознакомление с большим и сложным хозяйством, которое теперь было поставлено под его руководство. Он целыми днями ходил по цехам, по участкам, беседовал с начальниками, с рабочими. Прежде чем приступить к руководству, он составлял себе представление о комбинате. Его правилами были: стройный рабочий график вместо штурма, глубокое знание производства, инженерный расчет вместо волевого решения, деловые отношения в работе вместо окрика и ругани[463].
В тот момент, когда Завенягин стал директором Магнитогорского комбината, он еще не вышел на свою проектную мощность. По проекту он должен был выплавлять 2 млн. 750 тысяч тонн чугуна, а в 1933 году выплавлял всего 572 тысячи тонн. Комбинат должен был выплавлять 3 млн. 50 тысяч тонн стали, а выплавлял всего 86,4 тысячи тонн. Должен был выпускать 2 млн. 485 тысяч тонн проката, а выпускал всего 57,9 тысяч тонн. До проектной мощности комбинату нужно было расти и расти.
Завенягин принялся за работу по налаживанию производства. Ему предстояло решить сложную организационную задачу: подчинить хаос производственно-строительной работы на комбинате своей воле, четкому распорядку и графику, плану. Джон Скотт пишет об этом времени:
«Тем не менее новые комплексы зачастую не могли нормально функционировать. Полуквалифицированные рабочие не умели обращаться с тем сложным оборудованием, которое было установлено. Машины ломались, людей раздавливало, они отравлялись газами и другими химическими веществами, деньги тратились астрономическими суммами»[464].
Для того чтобы увеличить производство на комбинате, нужно было ввести технологический процесс в строгие рамки четкого рабочего графика. Выплавка, особенно на мартеновских печах, была нестабильной оттого, что ни мастера, ни рабочие не могли выдержать четкую последовательность технологических операций, необходимых для получения нужного количества качественной стали или чугуна. Не был введен график нужных операций, не были созданы на рабочих местах запасы нужных материалов. В нужный момент всегда чего-то не оказывалось. Из-за этого печи работали кое-как, выдавая металл низкого качества с большой долей брака.
Завенягин стал добиваться ужесточения графика, нашел нескольких инженеров, готовых возглавить работу по проведению хронометража и по соблюдению графика, но натолкнулся на сопротивление рабочих и мастеров. Они, привыкшие работать так, как работали на старых заводах, сопротивлялись введению графиков, не исполняли предписаний и даже открыто саботировали его. В результате административного введения производственных графиков выплавка стали и чугуна не только не поднялась, а даже упала. Завенягину пришлось отказаться от этого пути и заменить инженеров. Скотт пишет:
«Но такой четкий график работы никогда так и не был организован. Какой-нибудь из материалов всегда отсутствовал, один из кранов постоянно ломался, лаборатория выдавала неправильный анализ или же люди просто что-то искажали и делали ошибки»[465].
Завенягин стал подходить к той мысли, что коренным образом положение можно изменить, если наладить техническое обучение рабочих, мастеров и инженеров. Большинство из них не имело технического образования. Даже инженерные кадры имели очень даже посредственные знания.
Малоопытность технического персонала накладывалась на сложные условия работы доменных печей. Приходилось работать зимой, при сильных морозах. Недостатки в обслуживании охлаждения домны тут же проявлялись в виде нарастающего на трубопроводах и мостках домны льда, огромных сосулек, под весом которых иногда даже ломались металлоконструкции. Домны треть своего рабочего времени простаивали в ремонтах. Малоопытность и малокультурность рабочих выявлялась еще и в том, что вокруг домен в первые годы работы царила невообразимая грязь.
В январе 1934 года на домне № 2 произошла крупная авария. Из-за неправильного обращения со сливным вентилем охладительной системы домны была прожжена водяная рубашка охлаждения и несколько кубометров воды вылились в расплавленный чугун. Последовал мощный взрыв, повредивший с одной стороны печь, разрушивший крышу литейного цеха. Серьезно пострадали рабочие. Домну пришлось остановить на ремонт, обошедшийся в 1,5 млн. рублей[466].
После аварии на домне, произошедшей из-за технической неграмотности персонала, Завенягин организовал на комбинате массовое обучение рабочих. В 1934 году на учебу отправились 32 тысячи человек, в том числе 10 тысяч без отрыва от производства. На учебу были отправлены в первую очередь самые лучшие рабочие комбината. В дальнейшем это позволило улучшить работу комбината и перейти к безаварийной работе.
В результате тяжелой и упорной работы уже к концу 1933 года были получены определенные достижения в работе черной металлургии. Выплавка чугуна в 1933 году достигла 8 млн. тонн, а выплавка стали – 6 млн. 889 тысяч тонн. Отправной вариант первого пятилетнего плана, если считать его по первоначальным календарным срокам, был существенно перевыполнен, но по черной металлургии оптимальный план выполнить так и не удалось. Производство чугуна и стали уверенно росло, но все равно по-прежнему металлургия была отстающим звеном тяжелой индустрии.
Проведенное обследование черной металлургии и результаты соревнования «101 домны» показали, что добиться перелома в работе черной металлургии можно, в техническом смысле, только за счет новых металлургических заводов, и особенно двух мощных комбинатов: Магнитогорского и Кузнецкого. В соревновании первое место разделили именно магнитогорская и кузнецкая домны. У них оказались самые лучшие показатели в работе. Эти результаты дали понять, что главная ставка должна быть сделана на использование и прирост производства на новых заводах.
На металлургических заводах разворачивалось обучение рабочих и технического персонала. Было ясно и понятно, что главная причина отставания производства в отрасли зависит от подготовки кадров. Первое время пытались взять проблему технической подготовки кадров рабочих металлургической промышленности в лоб, путем организации профессионально-технических курсов. Однако уже в 1934 году стало ясно, что одного только профтехобразования недостаточно. В производстве скрываются большие резервы увеличения производительности, которые нужно только увидеть и использовать. Для этого требуется уже не просто начальный уровень технических знаний, а образование на уровне среднеспециального. Помимо ликвидации технической безграмотности вставала еще и эта задача: создание условия для того, чтобы рабочие и инженерно-технический персонал металлургических заводов развернули работу по раскрытию и использованию производственных резервов.
Развитие машиностроительных отраслей тяжелой промышленности потребовали коренной перестройки в деле выплавки качественных и высококачественных сталей. Изготовление машин требует использования большого количества сталей с самыми разными свойствами. Для одной детали требовалась сталь с одними свойствами, для другой детали – с другими свойствами. Требовалось налаживание массового выпуска инструментов, в котором без высококачественных быстрорежущих и твердых сталей просто не обойтись.
Встала необходимость быстро, в самые кратчайшие сроки развить в Советском Союзе качественную металлургию до такого уровня, чтобы она смогла обеспечить советскую машиностроительную отрасль сталями как по количеству, так и по качеству, так и по номенклатуре. Темпы запланированного развития качественной металлургии говорили, что путь собственного развития путем проб и ошибок, путем экспериментов здесь полностью исключен. Выполнить такую задачу можно было, только обратившись за технической помощью к ведущим производителям качественных сталей в мире. Нужно было организовать изучение и перенятие иностранного опыта в этом деле.
В июле 1931 года Президиум ВСНХ СССР принял решение о создании Всесоюзного объединения качественных, высококачественных сталей и ферросплавов – «Спецсталь». Во главе «Спецстали» встал Иван Тевосян. Орджоникидзе поручил ему дело развития качественной металлургии во всесоюзном масштабе как человеку, уже достаточно хорошо знакомому с состоянием и достижениями мировой черной металлургии.
Его работа в качественной металлургии началась с освоения производства ферросплавов на Челябинском заводе. Там долгое время не могли никак наладить стабильную выплавку. Печи работали неровно, часто выходили из строя. Остро недоставало электродов для электропечей. Их в Советском Союзе не производили, а покупали в Германии, в фирме «Сименс-Шуккерт», которая помогала в свое время оборудовать строившийся завод ферросплавов в Челябинске.
Тевосян первым делом поехал в Челябинск для того, чтобы на месте разобраться в причинах плохой работы завода. Обследование производства выявило, что было закуплено оборудование, которое было не проверено на практике. Фирма «Сименс-Шуккерт», по существу, провела эксперименты за счет советских заказчиков. Тевосян и его заместитель по объединению Григорович пришли к выводу, что можно устранить недостатки печей небольшим переоборудованием, которое бы учитывало накопленный опыт работы. Можно было решить проблему нехватки электродов путем наладки такого производства на соседнем абразивном заводе. В этом деле было только одно препятствие: оказалось остронеобходимым изучить в тонкостях и деталях зарубежный опыт производства ферросплавов, работы оборудования и изготовления электродов для электропечей.
Пока Тевосян знакомился с советскими заводами, за границу поехала комиссия во главе с Емельяновым. Ее главной задачей было ознакомиться с производством качественной стали за рубежом, осмотреть, выбрать и заказать самое лучшее оборудование. Емельянов поехал по странам и городам Европы, где располагались фирмы, изготовляющие оборудование для металлургии.
Кое-где уже были размещены заказы для советских заводов, а кое-где еще только предстояло осмотреть оборудование, осмотреть производство, провести переговоры с владельцами фирм и сделать заказы. Первой была итальянская фирма Фальки, расположенная в Турине. Фальки изготовлял электропечи. Но переговоры с ним закончились неудачей. Владелец предъявил такия условия контракта, которые для советской стороны были совершенно неприемлемы:
«Когда я уезжал от Фальки, меня разбирала злоба. Ведь у него ничего, кроме желания заработать, нет. Он просто человек с большой инициативной, активной и голой энергией»[467].
Так охарактеризовал Емельянов владельца фирмы. Переговоры прекратились, и Емельянов только осмотрел металлургический завод в Аосте. Там к нему обратился начальник доменного цеха, который много слышал о заводах-гигантах на Урале и в Сибири, и попросил представить ему возможность поработать на домнах этих заводов. Емельянов пообещал ему, что сделает все возможное.
Ничего не добившись в Италии, комиссия поехала по многочисленным заводам и фирмам Германии. В Бреслау был размещен заказ на детали для электропечей Запорожского ферросплавного завода. Этот заказ почему-то сильно затянулся, и потом, когда уже советские представители грозили расторгнуть конктракт, детали прибыли, но оказались негодными. Емельянову поручили посетить фирму и разобраться с судьбой этого заказа:
«В кабинете владельца завода – совещание. Он пожилой уже человек. За столом рядом с нами – трое работников, руководящих производством. Хозяин завода явно волнуется. Он с тоской в глазах смотрит на нас. Никто из нас не мог даже предположить, что мое техническое участие будет для него смертным приговором»[468].
Детали – бронзовые корпуса для элетропечей – оказались бракованными и негодными. Емельянов твердо отказался принимать детали и оплачивать их. Хозяин попросил позволить ему переделать их на своем заводе. Но и в этом ему было отказано, так как уже прошли все оговоренные сроки. Когда положение стало ясным, владелец завода вышел в соседний кабинет и застрелился:
«Позднее я узнал, что завод был в долгу, как в шелку. Желая во что бы то ни стало получить заказ, владелец завода взялся за изготовление очень сложных деталей электропечей. Никто до этого в Германии таких печных конструкций не изготовлял»[469].
Осенью 1932 года Тевосян написал письмо Емельянову, который тогда находился в Эссене и вел переговоры с Круппом, с просьбой выехать в Аахен и посетить заводы Гадфильда, Тенка, Ферста и ряд других, на которых изготовлялась очень необходимая в Советском Союзе сталь Гадфильда – марганцевый сплав, обладающий особой вязкостью и стойкостью против износа. Емельянову удалось приобрести оборудование и технологию производства этих сортов стали. Вскоре оно было налажено на заводе «Красный Октябрь».
Следующей просьбой начальника «Спецстали» была просьба о поездке в Великобританию, в Шеффилд, на заводы, которые выпускали лучшую в мире нержавеющую сталь и делали из нее стальную ленту. После поездки в Шеффилд Емельянов снова вернулся в Германию и стал объезжать заводы и фирмы, которые производили интересующие их сплавы или металлургическое оборудование.
В фирме «Демаг» в Дуйсбурге Емельянов закупил технологию производства мостовых кранов, крайне необходимых для оборудования цехов металлургических заводов. В том же Дуйсбурге на заводе Канто и Клейна Емельянов изучал технологию производства трансформаторного железа и вербовал рабочих для работы на Кузнецком комбинате. Орджоникидзе попросил Емельянова найти 20–30 хороших сталеваров и прокатчиков и завербовать их для работы в Советском Союзе. Тогда Германия еще не вышла из экономического кризиса и на объявление о приеме явилось более семисот человек.
После этого Емельянов поехал в Фольклинген, на заводы фирмы Рёхлинга, который производил сернистую сталь, используемую для производства метизов. В СССР такой стали не производили. Владелец фирмы пошел навстречу советской стороне. Емельянов получил полную технологию выплавки такой стали, ее обработки, прокатки и калибровки. Более того, Рёхлинг выразил желание более тесно сотрудничать с советскими заводами.
На заводе того же Рёхлинга в Крефельде Емельянов ознакомился с технологией изготовления листа из быстрорежущей стали. Вскоре производство такого листа было организовано на заводе «Серп и Молот». Там же удалось приобрести технологию производства марганцевистой стали для буров, применяемых в горной и угольной промышленности. В Советском Союзе такая сталь не производилась, и никто ничего не знал о способе ее изготовления[470].
В начале 1933 года Орджоникидзе вызвал Емельянова из Германии в Москву на совещание. Задачи дальнейшего развития черной металлургии, поставленные во второй пятилетке, заставили Орджоникидзе обратиться к мировому опыту самых крупных и авторитетных металлургических компаний. Орджоникидзе поставил перед Емельяновым задачу – заключить с Рёхлингом договор о технической помощи и узнать, что он думает по поводу развития советской черной металлургии.
Рёхлинг согласился на заключение такого договора и на оказание технической помощи советской металлургии. Емельянов в ходе одной из бесед с Рёхлингом спросил у него: что бы тот стал делать на месте советских хозяйственных руководителей в деле развития черной металлургии. «Старый, опытный волк промышленности», как его охарактеризовал Емельянов, стал делать свои выкладки. Он начал с того, что в 1937 году Советский Союз собирается выплавить 17 млн. тонн стали. При выплавке мартеновской стали, когда в шихту идет 30 % чугуна и 70 % металлического лома-скрапа, для выплавки такого количества стали нужно 11 млн. тонн скрапа.
Рёхлинг перелистал справочники и показал Емельянову, что при выплавке прошлых лет и при ввозе импортного оборудования в 1937 году в СССР будет самое большее только 4,5 млн. тонн скрапа. То есть этого будет крайне недостаточно для выплавки стали в мартенах. Выход из такого положения – это строительство в дальнейшем не мартеновских печей, а конвертеров, которые позволяют выплавлять сталь без такой большой добавки лома[471].
Рёхлинг был, пожалуй, последним германским сталепромышленником, который поддерживал тесное сотрудничество с Советским Союзом. В 1933–1934 годах тяжелые времена для немецкой промышленности прошли. К власти пришел Гитлер, который стал проводить политику ускоренного вооружения своей державы. Фридрих Крупп, главный производитель вооружения и агитатор за поддержку Гитлера в промышленных кругах Германии, фактически отказался от сотрудничества с Советским Союзом и стал лихорадочно увеличивать объем производства. Началось выполнение большого числа заказов, оборонных по большей части. Перед советскими представителями закрывались ранее доступные цеха. Крупп пересмотрел соглашение о подготовке советских специалистов. Эта работа год от года сокращалась, пока, наконец, в 1933 году подготовка специалистов для советских заводов не прекратилась совсем. Их место заняли большие группы металлургов из Японии, учившиеся основам современной черной металлургии.
Правда, еще оставалась возможность сотрудничества с более мелкими немецкими фирмами. В 1934 году Емельянов проделал большую работу по изучению производства ферросплавов с разными металлами, производства электродов для электросталеплавильных печей. Но вести работу на немецких предприятиях становилось все сложнее и сложнее. Фирмы, одна за другой, отказывались от сотрудничества с советскими заводами. Советских представителей все чаще и чаще стали притеснять. В конце 1934 года несколько раз обыскивались помещения и квартиры торговых представителей. Все указывало на то, что работу в Германии скоро придется прекратить.
В 1935 году, после нескольких конфликтов по поводу притеснения представителей, а также потому, что немецкие фирмы отказались от дальнейшего сотрудничества, работа в Германии была прекращена. Емельянов выехал в СССР. С этого момента советская промышленность развивалась своими силами.
Период активного и тесного сотрудничества с иностранными фирмами в 1928–1935 годах принес для советской промышленности огромную добычу. Были освоены новейшие строительные технологии и получен опыт проектирования и строительства новейших крупных предприятий. Были освоены технологии производства машин, оборудования, деталей, сплавов и металлов, которые до этого или совершенно не производились, или же производились в крайне недостаточном количестве. Были подготовлены кадры квалифицированных рабочих новейшей крупной промышленности. Прямое заимствование иностранного опыта сэкономило миллиарды рублей. Можно сказать, что без такой крупномасштабной технической помощи достижения и успехи первой и второй пятилеток были бы невозможны.
Вместе с изучением и заимствованием зарубежного опыта, работа по созданию прочной металлургии качественных сталей развернулась на самых лучших заводах Советского Союза. Пионером в выработке технологии, освоении и производстве новых качественных, высококачественных и специальных сталей стал «Красный путиловец». На нем имелся мощный сталелитейный отдел, который и до революции держал первенство по стране в деле выплавки самых лучших качественных и инструментальных сталей. Здесь были собраны очень хорошие с огромным опытом работ кадры сталеваров-путиловцев.
Заимствованные за рубежом технологии первым делом проходили апробацию и освоение на «Красном путиловце». Путиловские сталевары, однако, не только изучали иностранную технологию, но и разрабатывали свои варианты, разрабатывали свои марки сталей и внедряли их в производство. Сталелитейный отдел завода стал лабораторией качественной металлургии во всесоюзном масштабе.
Первая крупная задача в деле производства качественной стали встала в связи с освоением выпуска танка Т-28 на заводе. Завод имел хорошо оборудованный отдел тракторостроения, сыгравший большую роль в начале коллективизации сельского хозяйства, который перепрофилировали под выпуск танка. В этом отношении особых проблем у завода не было. Но броневая сталь стала настоящей загвоздкой. Броневую сталь в Советском Союзе тогда почти не производили. Лишь в тресте «Югосталь» был небольшой цех, где варили в «кислых» печах броневую сталь марки «Щ». Мощности этого цеха явно не хватало для развития в стране современного танкостроения. Маститые специалисты-металлурги говорили, что невозможно выплавить броневую сталь в каких-то других печах, кроме мартенов с кислым подом.
Но путиловские металлурги были уверены, что они смогут получить броню гораздо лучшего качества, чем броневая сталь марки «Щ». Работу по получению брони возглавил инженер центральной лаборатории Семен Баранов. Под его руководством в 1932 году в сталелитейном отделе завода сумели разработать технологию и получить новую броневую сталь марки «ПИ». Она могла быть выплавлена в «основной» печи.
На испытания брони приехал Киров. На заводском полигоне выставили щиты из стали «Щ» и «ПИ». Их расстреливали с расстояния 450 метров по шесть снарядов. Оба щита выдержали испытания. Тогда Баранов предложил сократить дистанцию на сто метров. Щит «Щ» обстрела не выдержал:
«Все притихли. Было слышно, как Баранов, стараясь прикурить, ломал спички. Через мгновение снова грохнул выстрел»[472].
Щит из новой марки стали выдержал испытание. Вскоре завод из нее стал изготавливать броневые плиты и детали танка. Баранов за разработку новой марки броневой стали получил орден Ленина. В 1933 году по такому же способу удалось изготовить специальную сталь для производства артиллерийских орудий.
В сталелитейном отделе завода и в центральной лаборатории шли опыты по замене хромоникелевой стали другими марками, которые бы не содержали дефицитного тогда никеля, который в те времена производился в очень небольшом количестве. В 1934 году удалось разработать две новые марки: хромокремниевую сталь «КХ» и кремнемарганцевую сталь «КМ», которые по своим свойствам вполне могли заменить хромоникелевую сталь. Вскоре после этого вышел приказ по НКТП о замене никелевых марок сталей сталью марок «КХ» и «КМ».
Весной 1933 года директор завода Карл Мартович Отс получил в Наркомате тяжелой промышленности заказ на изготовление специальной кислотоупорной стали. Во второй пятилетке ставилась задача развития азотно-туковой промышленности, резкого увеличения производства химических удобрений для сельского хозяйства и строительства новых азотно-туковых предприятий. Для изготовления оборудования этих предприятий нужна была сталь, которая могла бы сопротивляться действию кислоты.
В Советском Союзе кислотоупорная сталь не производилась. Для того чтобы освоить ее производство, Отсу пришлось очень существенно переоборудовать имеющийся электросталелитейный цех. Летом 1934 года кончилась его реконструкция, и в новом цехе начались опыты по выплавке кислотоупорной стали. Первые плавки оказались неудачными: сталь не выдерживала испытания на коррозию или на распределение титана, что имело значение для прочности детали.
Пригласили ведущего специалиста по кислотоупорной стали, британского инженера Брирлея, который когда-то создавал это производство, и пытались применить технологию, которая использовалась на американских заводах. Но и с его помощью дело никак не шло. Сталь получалась, но не соответствовала предъявляемым к ней требованиям. Главная загвоздка заключалась в распределении титана в массе стали. Никак не удавалось добиться его равномерного распределения. Наконец, инженеры центральной лаборатории Левитский и Заморуев предложили решить вопрос распределения титана в стали так: производить завалку ферротитана перед выпуском стали и перемешивать сталь в печи шомполами. Опытная плавка показала очень хорошее качество стали. От американской технологии пришлось отказаться и разработать свою. По разработанной на «Красном путиловце» технологии стали выплавлять кислотоупорную сталь еще на «Электростали» и на «Запорожстали».
Кислотоупорную сталь нужно было еще перед отправкой на металлообрабатывающий завод предварительно протравить, чтобы получить ровную, гладкую поверхность заготовки. О травлении листов кислотоупорной стали на заводе никто ничего не знал. Способ травления позаимствовали у Круппа. Он основывался на использовании сильных, концентрированных кислот. Это было очень вредное и опасное производство. Но другого способа пока не было. Завод создал и оборудовал специальный цех, где травились кислотами листы кислотоупорной стали.
Работавшие в лаборатории завода супруги Зимневы, инженеры-химики, взялись за разработку способа травления стали в слабых кислотах. В конце концов после многих опытов им удалось создать технологию травления кислотоупорной стали в слабой кислоте с использованием тока. Качество ничем не отличалось от крупповской технологии. Директор завода упразднил цех травления кислотоупорной стали и приказал перейти на метод Зимневых. Для завода это упразднение опасного и вредного производства стало настоящим праздником[473]. Рабочие радостно отпраздновали ликвидацию этого цеха.
«Красный путиловец», с 1934 года – завод имени Кирова, добился в изготовлении качественных и специальных сталей огромных успехов. В 1937 году он выплавлял 130 марок сталей. Общий объем производства составил 500 тысяч тонн[474].
После этого только недобитые гитлеровцы могут говорить о том, что будто бы Советский Союз перед войной выплавлял «всего 10 видов качественных сталей».
Советская черная металлургия росла во второй пятилетке как на дрожжах. По чугуну производство было удвоено. Если в 1932 году было выплавлено 6 млн. 161 тысяча тонн, то в 1938 году – 16 млн. тонн, в том числе на предприятиях Главного управления металлургической промышленности (ГУМП) 14 млн. 991 тысяча тонн чугуна[475]. Производственный план по чугуну выполнили без существенного перевыполнения планового задания. Этого не позволили сделать имеющиеся производственные мощности, которые в конце второй пятилетки были загружены на полную мощь. Еще более повысить производство чугуна без строительства новых доменных печей было тогда делом трудноосуществимым.
Причин невысокого уровня выполнения плана несколько. Во-первых, в начале пятилетки заводы фактически работали на голодном топливном пайке. Из-за плохой работы Донецкого угольного бассейна заводы то и дело недополучали кокса и не могли создать у себя каких-либо топливных запасов. В первые годы заводы недодавали своей продукции и были вынуждены в конце пятилетки наверстывать былые упущения.
Во-вторых, до 1935 года имело место неэффективное использование руды. Рудная база, на которой работала советская черная металлургия, поражала своим богатством. В среднем в рудах содержалось 54,3 % железа. Но из-за отсутствия предварительной подготовки, обогащения и агломерации руды на заводах сплошь и рядом имелся большой перерасход руды на тонну готового чугуна. Вынос руды в виде колошниковой пыли составил 5 млн. 498 тысяч тонн, или 29,3 % всей используемой руды. На тонну чугуна получался перерасход 265 кг чистого железа, не перешедшего в чугун[476].
В-третьих, в ходе эксплуатации выявлялись изъяны и недостатки конструкций печей. Вот, например, Л.Б. Кафенгауз[477] пишет о работе домен Кузнецкого комбината:
«В первый период работы домен Кузнецкого завода было много аварий и брака. Из-за горения фурм печи заливало водой. Вынос пыли составлял до 30–40 %. Все домны скоро оказались закозленными. В 1935–1936 годах печи были отремонтированы № 1 и № 2[478], исправлены профили печи № 3 и № 4. Вынос пыли сократился до 402 килограммов на тонну чугуна в 1937 году и до 333 килограммов на тонну чугуна в 1938 году»[479].
В-четвертых, так и не вышел на проектную мощность Магнитогорский комбинат. Он должен был давать по проекту 2 млн. 750 тысяч тонн чугуна, а давал в 1937 году только 1 млн. 530 тысяч тонн[480].
Во второй пятилетке была проделана большая работа по исправлению допущенных сразу после пуска ошибок, устранение последствий аварий и неправильной эксплуатации домен. На заводах достраивались и пускались в ход агломерационные фабрики, работа которых позволяла резко сокращать потери руды при плавке и увеличивать выплавку чугуна. После реконструкции доменного цеха Кузнецкого комбината вынос колошниковой пыли сократился до 17,9 % вместо 30 %. После пуска аглофабрики в 1935 году на Магнитогорском комбинате вынос пыли сократился до 17,5 % вместо 27,4 % до ее пуска. Это позволило сократить расход кокса и повысить эффективность использования печей.
Было поправлено положение с коксом. Вмешательством Политбюро ЦК и посылкой в Донбасс комиссии ЦК ВКП(б) под председательством Кагановича работу на угольных шахтах бассейна удалось выправить. Кроме того, в 1932 году на шахтах бассейна началось движение передовиков производства, которое привело к коренной перестройке технологии и к резкому росту добычи угля.
Еще можно отметить, что за второе пятилетие удалось удвоить производство чугуна по сравнению с производством в 1932 году. Это уже само по себе большое достижение. При недостатке литейного чугуна удалось также добиться полного обеспечения потребности производства стали в передельном чугуне. В 1937 году на производство стали было отпущено 11 млн. 218 тысяч тонн чугуна, против 3 млн. 172 тысяч тонн в 1932 году.
Гораздо большие успехи были достигнуты в производстве стали. При плане в 17 млн. тонн стали, в 1937 году было выплавлено 17 млн. 729 тысяч тонн. Сталеплавильное производство перевыполнило пятилетний план. За второе пятилетие были удвоены мощности мартеновских печей и увеличены в восемь раз мощности электросталеплавильных печей. Электростали стало производиться 799 тысяч тонн вместо 104,9 тысяч тонн в 1932 году[481].
Л.Б. Кафенгауз в своей работе оставил нам как бы моментальную фотографию советской сталеплавильной промышленности в 1938 году. Производством стали занималось 30 крупных заводов, из которых выделялись своими мощностями:
▪ 1. Магнитогорский комбинат – 1 млн. 490,1 тысяч тонн;
▪ 2. Кузнецкий комбинат – 1 млн. 678,3 тысячи тонн;
▪ 3. Макеевский завод:
▪ 4. Цех № 1 – 829 тысяч тонн;
▪ 5. Цех № 2 – 423 тысячи тонн;
▪ 6. Завод им. Дзержинского:
▪ 7. Цех № 1 – 117,1 тысячи тонн;
▪ 8. Цех № 2 – 260,4 тысячи тонн;
▪ 9. Цех № 3 – 493,2 тысячи тонн;
▪ 10. Завод им. Петровского – 536,7 тысячи тонн;
▪ 11. «Азовсталь» – 476,7 тысячи тонн;
▪ 12. «Запорожсталь» – 703,6 тысячи тонн;
▪ 13. «Красный Октябрь» – 744,7 тысячи тонн;
▪ 14. Завод им. Сталина – 530,7 тысячи тонн стали[482].
Только эти заводы выдавали 8 млн. 283,5 тысячи тонн стали, или 46,7 % всей выплавки стали в Советском Союзе в 1938 году. Это были перечислены только заводы, мощность которых была свыше 400 тысяч тонн стали в год. Но кроме них были еще заводы, которые производили 200–300 тысяч тонн стали в год. Во всей крупной советской черной металлургии только один завод – ДЗМО имел годовую производительность менее 100 тысяч тонн стали в год, всего 58,3 тысячи тонн в 1938 году.
Большая часть выпускаемой стали производилась в мартеновских печах. Заводы, которые строились или переоборудовались в первую пятилетку, оснащались мартеновскими печами. В то время им отдавался однозначный приоритет как наиболее простым, дешевым и надежным агрегатам. Во вторую пятилетку стали говорить о развитии производства стали в конвертерах, по томасовскому и бессемеровскому способам. Освоение этих печей и способов производства стали позволяло освоить переплавку руд новых месторождений, получать более дешевую качественную или специальную сталь. Но несмотря на то что в развитие конвертерного производства вкладывались солидные суммы, тем не менее основой советского сталеплавильного производства остались мартеновские печи.
Это, кстати, вызывало некоторые сложности в работе сталеплавильной промышленности. Например, были очень высоки потери железа в процессе производства стали, и большая часть этих потерь приходилась именно на мартеновские печи. В 1937 году на тонну стали приходилось 168 килограммов потерь железа в виде брака, угара, скрапа. Всего в масштабах всей советской черной металлургии расходовалось 2 млн. 900 тысяч тонн железа вместо запланированного показателя в 1 млн. 900 тысяч тонн, то есть на 52 % больше планового показателя[483].
Производством качественной стали занимался 21 металлургический завод, из которых самым крупным был «Красный Октябрь», производивший 392,3 тысячи тонн качественной стали в год. Другие мощные заводы, с производством более 100 тысяч тонн качественной стали в год, выплавляли в 1938 году:
▪ 1. Кузнецкий комбинат – 119,5 тысячи тонн;
▪ 2. Сталинский – 105, 3 тысячи тонн;
▪ 3. Надеждинский – 150,3 тысячи тонн;
▪ 4. «Электросталь» – 150,6 тысячи тонн;
▪ 5. «Запорожсталь» – 133,4 тысячи тонн;
▪ 6. Златоустовский – 214,1 тысячи тонн;
▪ 7. «Серп и Молот» – 168 тысяч тонн.
Эти крупные заводы производили 1 млн. 433,5 тысячи тонн стали в год, или 78 % всего производства качественной стали, составившей в 1938 году 1 млн. 836,1 тысячи тонн[484].
Производство проката в 1937 году составило 15 млн. 600 тысяч тонн, в том числе на предприятиях ГУМПа – 11 млн. 386 тысяч тонн. В том числе было 38,4 % сортового проката, 23 % листа, 11,1 % рельс, 4,8 % балок[485]. По выпуску проката общий план на вторую пятилетку не составлялся. Планировалось производство рельс, особенно необходимых для масштабного железнодорожного строительства во второй пятилетке, и производство качественного проката, остронеобходимого для автотракторной и авиационной промышленности. План давал задание добиться уровня производства к концу второй пятилетки 1 млн. 300 тысяч тонн рельс. В 1937 году было выпущено 2 млн. 800 тысяч тонн, или на 40 % больше запланированного объема. По качественному прокату плановое задание предписывало в 1937 году произвести 2 млн. тонн качественного проката. Было реально произведено 2 млн. 276 тысяч тонн, на 13,8 % больше запланированного объема[486].
Представитель НКТП Л.Б. Кафенгауз в своей работе сопоставляет состояние черной металлургии Советского Союза, Германии и Соединенных Штатов.
В 1937 году по выплавке чугуна Советский Союз и Германия шли вровень: 16 млн. тонн – СССР и 15 млн. 960 тысяч тонн – Германия. США выплавляли 56 млн. 260 тысяч тонн чугуна, то есть превосходили в полтора раза СССР и Германию, вместе взятых. В одной только Пенсильвании производилось столько же чугуна, сколько во всем Советском Союзе – 16 млн. 723 тысячи тонн. Зато в Германии производилось больше стали, чем в СССР. 20 млн. 444 тысячи тонн, против 17 млн. 729 тысяч тонн. В этом нет ничего необычного. Германия к тому моменту являлась индустриальной страной уже более полувека и накопила большой запас железного лома, который пускался в передел на сталь. Потом немецкие сталеплавильные заводы лучше работали, нежели советские. Производство стали на них было налажено намного лучше, и намного лучше оно было освоено. В сталелитейном производстве не было таких крупных диспропорций, которые имелись в советской черной металлургии.
При выплавке стали в Германии использовалось гораздо больше передельного чугуна, чем в СССР. Немцы использовали 13 млн. 300 тысяч тонн чугуна и 7 млн. 144 тысячи тонн скрапа, тогда как в СССР использовалось для производства стали 9 млн. 632 тысячи тонн передельного чугуна и 6 млн. 937 тысяч тонн скрапа[487].
По производству проката Советский Союз уступал Соединенным Штатам: 15,6 млн. тонн против 36,7 млн. тонн, но опережал Германию, производившую 14,1 млн. тонн проката в 1937 году. В годы второй пятилетки в СССР целенаправленно развивалась и расширялась производственная база выпуска проката, и к концу второй пятилетки Советский Союз перестал нуждаться в закупках заготовок и готового проката за рубежом. А вот Германия продолжала крупномасштабные закупки заготовок и проката для своей промышленности. В 1934 году она закупила 1 млн. 108 тысяч тонн проката, а в 1935 году – 462 тысячи тонн[488].
В США большая часть проката приходилась на лист – 46,1 % от всего объема. В СССР производство листа составляло 23 %, а в Германии – 26,2 % от всего объема производства проката. Лист – это в первую очередь производство автомобилей и судостроение.
Но вот в сортовом прокате по доле его в производстве Советский Союз занимал первое место: 38,4 % всего объема. Чуть меньше, 37,8 % объема производства проката, имела Германия, и 16,4 % имели США. Сортовый прокат – это в первую очередь производство тяжелого оборудования и тяжелое машиностроение, хорошо развитое в СССР и в Германии. И по производству рельс в объеме производства Советский Союз держал первое место. На долю рельс приходилось 11,1 % выпуска проката. В Германии – 6,1 %, а в США рельсы практически не производились. Советский Союз активно развивал свои железные дороги, проводил во второй пятилетке масштабное железнодорожное строительство, переоборудование существующих магистралей, а вот в США железные дороги приходили в упадок из-за бурного развития автомобильного транспорта.
В конце второй пятилетки советская черная металлургия вошла в число ведущих мировых производителей черного металла и прочно закрепилась в первой тройке стран – производителей чугуна, стали и проката. Под советскую машиностроительную промышленность была подведена надежная металлургическая база.
Глава двенадцатая
Болезни пуска
«У нас было слишком мало технически грамотных людей. Перед нами стояла дилемма: либо начать с обучения людей в школах технической грамотности и отложить на 10 лет производство… либо приступить немедленно к созданию машин и развивать их массовую эксплуатацию… чтобы в самом процессе производства и эксплуатации обучать людей технике, вырабатывать кадры. Мы выбрали второй путь».
И.В. Сталин Из беседы с металлургами 26 декабря 1934 года
Построенные в первую пятилетку предприятия сразу же после пуска, после выдачи первой, пробной продукции вступали в очень сложный период – пусковой период.
До этого завод был, по существу, скопищем станков и оборудования, которые привезли, расставили по местам, подключили и отрегулировали. Но это еще не завод. Это пока еще только собранное вместе оборудование, которое еще предстоит заставить выпускать нужную продукцию.
Отдел кадров комплектует рабочие кадры завода. Привлекаются или готовятся те люди, кто будет на этих станках работать. Но даже станки и оборудование вместе с рабочими – это еще не завод. Заводом это скопище машин и людей станет только тогда, когда люди станут на станках изготовлять ту продукцию, ради выпуска которой этот завод был построен.
На всех заводах, которые вводились в строй, нужно было организовать и наладить производство той продукции, для которой заводы проектировались. Нужно было научить людей работать на станках, выдерживая при этом требования, которые предъявляются к изделиям. Нужно было установить реальную производительную способность завода, основанную не на паспортных данных станков, а на том, как на них могут работать рабочие. Нужно было организовать бесперебойную работу всех цехов и отделов завода, так, чтобы в конце выходил в нужном количестве, нужного качества конечный продукт завода. И, наконец, нужно было освоить производство до такой степени, чтобы превзойти возможности машин и добиться наивысшей производительности. Все это были исключительно сложные задачи со множеством составляющих.
Пусковой период сложен и труден на любом заводе, в какой бы стране он ни пускался. Но в СССР он был, наверное, сложнее, чем где бы то ни было. Сложнее потому, что у нас были такие факторы, которых никогда не было, и не могло быть в других, более развитых странах.
Во-первых, в СССР в тот момент не было достаточного количества квалифицированных рабочих, необходимых для быстрого освоения производства. Для многих производств, которые создавались в Советском Союзе впервые, опытных, квалифицированных рабочих не было вообще. Отсутствие опыта тут же порождало ошибки, вело к авариям, поломкам станков, к остановке пущенного с такими трудами производства. Эти поломки, остановки, аварии устранялись с очень большими трудами.
Во-вторых, пускались заводы, оснащенные новейшим, высокопроизводительным оборудованием, многие из которых были организованы по принципу поточного производства. Опыта поточного производства в Советском Союзе практически не было. В таких масштабах оно организовывалось впервые. Не было ни инженеров, ни технологов, ни рабочих, которые были бы знакомы хотя бы с аналогичным производством.
В-третьих, заводы пускались в значительной степени недостроенными. То есть пуск и выпуск первой продукции происходил тогда, когда не был завершен полностью монтаж оборудования, а нередко не было даже завершено строительство завода.
В-четвертых, пуск и наладка производства велась при острой нехватке сырья, материалов и инструмента. Машиностроительные заводы не были обеспечены в нужном количестве чугуном и сталью. Качество этого чугуна и стали на первых порах было далеко от предъявляемых требований. Совершенно не было некоторых важных видов заготовок. Например, остро не хватало холоднокатаного листа, который применяется для изготовления кабин автомобилей. Из-за этого пришлось изготовлять деревянные кабины. Еще, к примеру, очень плохо поначалу работали литейные цеха заводов и крайне нерегулярно поставлялись отливки с других заводов, что тормозило сборку важнейших узлов машин. Остро не хватало инструмента, особенно для импортных станков. Практически отсутствовал измерительный инструмент, без которого невозможно обеспечить точность в изготовлении деталей и узлов. Производство нужного инструмента налаживалось тут же, по ходу работ.
Все это вместе превращало и без того тяжелый пусковой период в настоящую борьбу за производство. То, что было на Сталинградском тракторном заводе в 1930-м и в 1931 году, то разразилось на остальных заводах-новостройках годом-двумя позже.
Как разворачивалась борьба за производство, мы посмотрим на примере нескольких крупных заводов-новостроек: Челябинского тракторного, Уральского завода тяжелого машиностроения и Нижегородского, позже Горьковского автомобильного завода.
К слову сказать, эта страница истории советского хозяйства известна меньше всего. Как бы там ни было, но о подвигах первой пятилетки писали гораздо больше и гораздо охотнее. Там было о чем писать, были яркие личности и по-настоящему большие свершения. Но вот о том, как советская промышленность перешла к массовому, поточному, налаженному производству, литературы и материалов об этом невероятно мало. Гораздо легче изучать состояние хозяйства середины 1920-х годов, нежели хозяйство середины 1930-х годов. Но написать об этом времени и его делах стоит. Это время, когда от достижений первой пятилетки был получен первый результат.
Челябинский тракторный завод
После того как завод был в основном построен и пущен, старые строительные кадры перебросили на новые стройки. Леон Борисович Сафразьян с ЧТЗ и Павел Семенович Каган с СТЗ были направлены на строительство Ярославского автозавода. Сафразьян – начальником строительства, Каган – главным инженером и заместителем начальника. Ловин был передвинут с начальника Челябинсктракторостроя на пост первого заместителя начальника Главэнерго Наркомтяжпрома. Директором Челябинского тракторного завода 20 марта 1933 года был назначен Александр Давыдович Брускин.
К заводу было приковано внимание всего мира. Тракторный завод в Сталинграде, считали капиталисты, не может служить показателем технических успехов большевиков, потому что освоить выпуск трактора типа «Фордзон» можно и в России. Но гусеничные, тяжелые трактора типа «Картепиллер», с маркой «ЧТЗ» – это серьезное изделие, требующее хорошо развитого производства. Если большевики справятся с производством трактора, то нужно будет признать, что у них есть современная машиностроительная промышленность. Весь мир следил за тем, справятся большевики с трактором «ЧТЗ» или нет.
На оставшиеся семь месяцев 1933 года заводу был определен план в 2 тысячи машин. В декабре завод должен был произвести 750 тракторов, то есть по 30 тракторов в день, что составляло всего треть от проектной мощности завода. Но, как и на остальных заводах, производство в первые месяцы работы резко отставало от плана. В ноябре вместо 450 запланированных машин удалось произвести только 231 трактор.
9 декабря 1933 года в литейном цехе произошел пожар, выведший на несколько недель этот цех из строя. На участок сборки двигателей на некоторое время перестали поступать отливки блоков. Срочно, в самом спешном порядке, изготовление блоков и других литых деталей было налажено на опытном заводе. Это позволило удержать производство на уже достигнутом уровне и даже немного поднять его, по сравнению с предыдущим месяцем. Но план роста производства до 750 тракторов в декабре был провален. Всего было собрано только 357 тракторов. На конец года из 2 тысяч тракторов удалось произвести только 1650 машин[489].
Но задел был сделан. Уже на XVII съезде, в феврале 1934 года Орджоникидзе заявил, что тракторов Советский Союз больше не ввозит. Советская промышленность может удовлетворить потребности народного хозяйства в тракторах всех марок и модификаций.
Проектная мощность завода была достигнута в ноябре 1934 года, когда завод стал выпускать по сто машин в день. Из первой партии этих тракторов завод 1 января 1935 года сформировал колонну имени Кирова.
Но, как оказалось, освоение гусеничного трактора с бензиновым двигателем было только первой ступенью развития производства. Следующей ступенью было освоение массового производства дизелей, дизельной топливной аппаратуры и массовое производство тракторов с дизельными двигателями.
Летом 1934 года Наркомат тяжелой промышленности объявил конкурс на лучший дизельный двигатель. В самые короткие сроки разными проектными организациями было разработано три проекта: М-13, М-75 и ЧТЗ-НАТИ, Проекты дизелей рассматривались в марте 1935 года. Лучшим оказался двигатель М-75, который потом и запустили в производство. На испытаниях в августе 1935 года он дал запроектированные показатели мощности, веса и расхода топлива.
В апреле 1935 года в Наркомате тяжелой промышленности стал обсуждаться вопрос о реконструкции Челябинского тракторного завода сразу в двух направлениях: увеличения производственных мощностей для выпуска бензиновых тракторов и освоения производства дизельных двигателей. Орджоникидзе предложил удвоить производство тракторов. Брускин удвоения не взял, но план производства увеличил. Было увеличено дневное задание по выпуску тракторов.
6 апреля 1935 года на заводе состоялось техсовещание, на котором обсуждался вопрос производства дизельных двигателей и особенно дизельной топливной аппаратуры. Была создана дизельная комиссия во главе с Элизаром Ильичом Гуревичем[490].
Главным в дизельном двигателе для производственников была топливная аппаратура. При ее изготовлении нужно было соблюсти очень большую точность и чистоту обработки, чтобы получить годные детали. Малейшая неточность, малейшая неряшливость в обработке – и деталь уже выбраковывается. Неточно и плохо обработанные детали не могли обеспечить того распыления дизельного топлива, которое требовалось для нормальной работы дизельного двигателя.
В мире было очень мало фирм, которые могли осилить такую работу. 90 % деталей к топливной аппаратуре производилось немецкой фирмой «Бош». Эта фирма была, по существу, мировым монополистом в производстве этой важнейшей части дизельного двигателя. Когда к руководству фирмы обратились советские представители с просьбой оказания технической помощи, фирма наотрез отказалась от сотрудничества в какой бы то ни было форме. Получив отказ, хозяйственное руководство пошло другим путем. На заводе была организована опытная мастерская, в которой развернулись работы по освоению технологии изготовления прецизионных деталей. Была также образована комиссия из четырех инженеров дизельного цеха под руководством Э.И. Гуревича, которые поехали в США, на завод «Картерпиллер», где уже была к тому времени освоена технология производства тракторных дизельных двигателей. Фирма согласилась ознакомить советских инженеров с этим производством. Там советские дизелестроители получили первоначальный опыт современного на тот момент дизелестроения.
На Челябинском тракторном заводе возводился специальный цех для изготовления и сборки топливной аппаратуры, со специальным оборудованием для герметизации и обеспыливания цеха. Был размещен большой заказ на изготовление станков высокой точности. На «Красном пролетарии» в Москве заказали 51 станок, на Горьковском заводе фрезерных станков – 55 станков, на Ижевском станкостроительном заводе – 29 станков для оборудования цеха дизелестроения. На заводе были организованы специальные курсы для обучения рабочих будущего дизельного цеха.
Освоение изготовления прецизионных деталей топливной аппаратуры растянулось на полтора года. Только добиться высокой точности и чистоты обработки деталей было уже само по себе очень большим достижением. Но нужно было, кроме этого, добиться массового изготовления таких деталей, изготовления в таких масштабах, чтобы можно было обеспечить ими сборку больших серий тракторов. Из опыта освоения производства вынесли необходимые уроки. Производство не пускали до тех пор, пока не были изучены все тонкости процесса, пока не были расшиты все «узкие места» и процесс не был полностью освоен всеми рабочими цеха. Только после этого началось изготовление аппаратуры для массовой сборки дизелей.
Шаг за шагом на заводе продвигались к выпуску первого дизельного трактора. Это была изнурительная работа. Изготовлялись, тщательно проверялись на качество обработки, на размеры и допуски высокоточные, прецизионные детали топливной аппаратуры. Сотни деталей выбраковывались и тут же шли на стол к инженерам, которые искали причины брака. Освоение нового производства потребовало титанического упорства и терпения. Но, наконец, была собрана и испытана топливная аппаратура для первого дизеля. Был собран и испытан сам дизельный двигатель. И вот 20 июня 1937 года в 3 часа 15 минут с главного конвейера завода сошел первый дизельный трактор «С-65». Уже в сентябре 1937 года завод выпустил первый тысячный дизельный трактор[491].
Уральский завод тяжелого машиностроения
В марте 1933 года состоялся пуск завода, отсчитываемый от выпуска первого изделия. Но завод был еще недостроен. Продолжались монтажные работы в ряде цехов, собиралось и настраивалось оборудование. Оборудовался кузнечный цех, в котором шла установка мощного пресса, который мог развивать усилие в 10 тысяч тонн.
К декабрю 1933 года часть оборудования кузнечного цеха собрали и пустили в ход, а часть, как этот мощный пресс, продолжала находиться в монтаже. В цехе построили временную деревянную стенку, которая отделяла ту часть цеха, где уже шла работа и куда подавалось отопление, от той части цеха, где продолжался монтаж и где отопления еще не было.
19 декабря 1933 года в кузнечном цехе произошел сильнейший пожар. В обеденный перерыв, когда рабочие и монтажники ушли из цеха, загорелась деревянная стенка. Рядом были кислородные и ацетиленовые баллоны, рядом проходила магистраль генераторного газа, и к тому моменту, когда о пожаре стало известно, огонь уже разбушевался настолько сильно, что стал плавить металлические перекрытия цеха. Когда рабочие прибежали тушить огонь, уже рухнул первый пролет цеха.
В дальнем углу цеха была кислородно-аккумуляторная станция, где хранился запас кислорода в баллонах. Огонь подбирался уже к этой станции и угрожал взрывом кислородных баллонов. Рабочий-монтажник Афанасий Собакин побежал к этой станции, стал открывать вентили баллонов и выпускать кислород, чтобы не допустить их взрыва. Пока он занимался баллонами, огонь уже подобрался вплотную к двери станции, и Собакину пришлось выбивать окно, чтобы выбраться наружу.
Другие рабочие занимались спасением оборудования. Была отключена водопроводная магистраль, что уберегло цех от размораживания системы. Крановщик увел от места пожара в другой конец цеха кран. Все это было сделано с большим риском. Каждый из этих рабочих рисковал своей жизнью. После того как огонь поутих, рабочие и пожарные принялись за тушение пожара.
К утру на половине цеха лежала огромная гора почерневших, искореженных балок перекрытий цеха, под которыми осталась часть ценного оборудования. На заводе приступили к восстановительным работам. Нужно было разобрать завал перекрытий, достать то, что осталось от оборудования и определить, что можно использовать, а что уже нет. После этого нужно было приступать к восстановлению конструкций цеха и поврежденного оборудования.
Цех металлоконструкций завода приступил к изготовлению деталей для восстановления разрушенной части цеха. А газорезчики тем временем стали разрезать покореженные в огне балки. Это была чрезвычайно рискованная работа. Она велась на приличной высоте без всякой страховки. Кроме того, балки в огне набрали напряжение, и когда их резали, они могли разгибаться в самый неожиданный момент. Восстановление цеха обошлось заводу двумя газорезчиками, погибшими от удара неожиданно разогнувшейся балки.
Расследование причин пожара пришло к выводу, что это был умышленный поджог. Возгорание возникло из-за воспламенения выпущенного из баллонов ацетилена и кислорода, а также из-за утечки генераторного газа. Злоумышленник выпустил газ, который собрался в цехе возле деревянной стенки. Сама стенка была подожжена и тлела до тех пор, пока к ней не подошел выпущенный газ. После этого произошло возгорание и начался пожар.
Работы по восстановлению цеха шли ударными темпами. К началу февраля все работы на разборке завалов были завершены. Оказалось, что часть оборудования, считавшегося погибшим, не пострадала и может быть снова использована. Не пострадал пресс, монтаж которого продолжился в полуразрушенном цехе. В феврале 1934 года цех металлоконструкций перешел на очень жесткий график работы. Выпуск конструкций был расписан буквально по минутам. Выполнялись напряженные заказы, которыми был загружен завод, и, кроме того, цех выпускал конструкции для восстановления кузнечного цеха. К началу мая 1934 года кузнечный цех после пожара был полностью восстановлен[492].
Горьковский автозавод
Нижегородский автозавод вступил в строй, как и большинство заводов-новостроек, недостроенным и недооборудованным. Начальник Автостроя С.С. Дыбец сознательно шел на то, чтобы начать выпуск автомобилей как можно раньше, как только позволит установка самых нужных станков и оборудования. В сентябре 1931 года, перед пуском автозавода Дыбец поспорил с Кагановичем о том, что завод заработает при 30 станках из необходимых 400 станков для самого начального уровня.
1 января 1932 года завод заработал. Начали собираться автомобили типа «Форд-АА» и «Форд-А» под маркой НАЗ – Нижегородский автозавод. 28 января началась сборка первых грузовиков, а 29 января в 19 часов 15 минут с конвейера завода сошел первый грузовик НАЗ-АА.
Завод быстро набирал темпы. Через два дня, 31 января с конвейера сошла уже 25-я машина завода. Был установлен суточный режим на февраль – 5 машин в сутки. В марте темпы производства были удвоены и уже собиралось 10 машин в сутки[493]. Одновременно велись подготовительные работы по выпуску легковых автомобилей.
Освоение неизвестного, сложного и точного производства не обошлось без серьезных неудач и провалов. Очень тяжело давалось освоение сложных и точных иностранных станков. Особенно измучил рабочих и инженеров завода шведский «Ингерсол» – станок по расточке блоков двигателей. Этот станок оказался необычайно чувствительным к малейшим припускам на заготовках блоков, часто выходил из строя.
Инструментальный цех завода никак не мог изготовить режущий инструмент для «Ингерсола». Станок безжалостно ломал все советские резцы. После поломки очередного резца иженеры приносили контрольный комплект, купленный вместе со станком, ставили и проверяли. Работа на импортных резцах шла нормально. Это выглядело просто каким-то издевательством.
Так наломали целый ящик резцов. Перепробовали все пришедшие в голову варианты, но станок продолжал безжалостно ломать новые и новые резцы. В цехе продолжали думать над сложившимся положением. Проблему надо было решить своими силами, поскольку обратиться за помощью к заводу-изготовителю или покупать инструмент за границей заводу просто бы не разрешили. Наконец, один из инженеров обратил внимание на особенности советских резцов. Они отличались от контрольных импортных. Импортные целиком были сделаны из специальной стали, а советские были сварными: к рабочему элементу был приварен хвостовик из обычной стали. Резцы ломались по сварному шву. Проверка показала, что в инструментальном цехе решили экономить дефицитную сталь и провели «рацпредложение» – сваривать части резца из разных сталей. Инженеры потребовали от инструментального цеха прекратить самодеятельность. Первая же партия новых резцов показала, что ничем не отличается от импортных контрольных. После этого «Ингерсол» работал очень долго, перекрыл свою проектную мощность. С производства он был снят только в 1967 году[494].
Но пока этот маленький секрет «Ингерсола» не был раскрыт, производство барахталось. Блок держал всю сборку двигателя и всю сборку автомобиля. Блоковая мастерская чаще всего подводила сборочный конвейер. Однажды, когда «Ингерсол» закапризничал и остановился, когда блоковая мастерская не смогла изготовить нужное количество блоков, а на конвейере исчерпали запас уже изготовленных блоков, главный конвейер завода остановился. Главный инженер завода в 1937–1941 годах, а тогда работавший в механосборочном цехе, Павел Сергеевич Кучумов пишет:
«Однажды остановилась наша сборка. В цехе сразу наступила тишина. От той поры у меня осталось на всю жизнь боязнь неожиданно наступающей в цехе тишины. Такая тишина иногда оглушала больше сильного грома. Для меня она – сигнал тревоги»[495].
В минуты такой тишины в механосборочном цехе все инженеры и технический персонал начинали носиться по заводу, выясняя причины остановки и прилагая усилия к расшивке узкого места. Спустя некоторое время конвейер снова трогался с места.
Производство развивалось. 6 декабря 1932 года был выпущен первый советский легковой автомобиль ГАЗ-А. Главное управление автотракторной промышленности НКТП СССР требовало от завода увеличения производительности, увеличения выпуска автомобилей. Обсуждались проекты постановки на конвейер новых типов автомобилей. Все это требовало нового обращения к опыту американских автозаводов. В 1934 году в США поехала новая делегация с Горьковского автозавода – учиться самым передовым методам производства и закупать самые совершенные и высокопроизводительные станки для реконструкции завода.
Эта командировка проходила уже совершенно в других условиях, чем поездки в США в начале 1930-х годов. Соединенные Штаты признали Советский Союз и установили торговые и дипломатические отношения. В США открылись советские посольства и торгпредства. Теперь можно было развернуть гораздо более широкое сотрудничество с американскими фирмами. В составе делегации поехал П.С. Кучумов. Он так определил цели этой поездки:
«И все же мы ориентировались на новейшее оборудование, в том числе и на такие станки, каких не было даже на заводах Форда»[496].
В Детройте советских инженеров встретил теплый прием Американской ассоциации инженеров. Ее президент мистер Смит, президент компании «Кливленд-Хаббин К°», предложил провести встречу с американскими инженерами, которые представляли разные фирмы и заводы. Первым делом американские промышленники попросили рассказать об СССР и о хозяйственном строительстве. Кучумов описывает этот момент встречи:
«Я согласился, но попросил разрешить сперва задать присутствующим всего один вопрос. Дружное общее согласие. Я спросил у собравшихся, что они думают о заводе, представителем которого я являюсь. Действительно ли это предприятие выпускает автомобили, и реально выпускает, или все это, как говорят, бутафория, пропаганда. Громкий смех мне был ответом»[497].
Задать этот вопрос было необходимо. Незадолго до отъезда делегации на завод приехала писательница Карин Михаэлин с целью узнать – завод существует в действительности или же это большевистская пропаганда. Цеха завода, работающие станки и автомобили, сходящие с конвейера, были неотразимым аргументом.
Американцы очень подробно расспрашивали о заводе, о технологии изготовления, о строительстве, о дальнейших планах в производстве. Представители станкостроительных фирм интересовались планами обновления станочного парка. Советских инженеров очень сильно интересовали зуборезные станки для изготовления шестеренок.
Делегация иженеров проработала в США до сентября 1936 года. Изучалось производство автомобилей разных марок, изготовление двигателей, всевозможные технологические процессы, не налаженные в СССР. Изучались образцы станков. Лучшие тут же закупались и вывозились в Советский Союз. В 1935 году делегация работала не столько на свой автозавод, сколько на оборудование новых заводов, строящихся во второй пятилетке. Строился и оборудовался Ярославский завод тяжелых грузовиков, строился Уфимский моторостроительный завод и другие новые крупные заводы.
1-й Государственный шарикоподшипниковый завод
Освоение производства шарикоподшипников тоже началось с пожара на заводе. Это, как видно, было весьма распространенное явление на заводах-новостройках. Когда срывались попытки повредить строительству в ходе строительных работ, противники Советской власти пытались разрушить уже построенное и пущенное производство. Такие пожары почти во всех случаях возникали в тот момент, когда завод уже практически построен, когда оборудование в целом уже смонтировано, но производство еще не началось. На старых заводах таких загадочных пожаров не было.
Дело здесь состоит в том, что в это время существования завода-новостройки рабочих-строителей еще не сменили рабочие завода. Еще полностью не наведен порядок, и на территорию предприятия еще имеют доступ строители и посторонние люди. Среди них, строителей и посторонних лиц, и находились вредители. Поджог был наиболее доступным способом вредительства, не требующий больших усилий и времени, легкоосуществимый и наносящий большой вред.
Особенностью Господшипникстроя было то, что рядом с построенным инструментальным цехом и цехом заготовок располагались временные фанерные бараки. Их сколотили для того, чтобы разместить там склады, жилье для рабочих. В нескольких бараках размещался заводской детский сад. Их намечали снести тогда, когда будут сооружены постоянные здания для складов, жилья и того же детского сада.
8 августа 1932 года в обеденный перерыв начался пожар в этом фанерном барачном городке. Загорелись бараки, вплотную примыкающие к цехам завода. Рабочие, увидев начавшийся пожар, бросили обед и бросились спасать людей и имущество. Часть рабочих выводила детей из сада, часть открывала склады и выносила имущество. Рабочие забрались на крышу цехов, встали в плотный ряд и стали тушить залетающие искры. Пожар быстро перекидывался с одного барака на другой, и тушить его не было никакой возможности. Все усилия пожарных и рабочих завода были направлены на то, чтобы не дать загореться цехам завода. Тушить огонь стали только после того, как пожар стал утихать.
Завод был спасен, но сгорело 62 барака. Руководство завода обратилось в Московский горком партии за помощью в строительстве постоянного рабочего городка. Эта помощь им вскоре была выделена.
В 1932 году в СССР были использовано 9 млн. 900 тысяч штук подшипников. Эта потребность на 82,8 % покрывалась ввозом. Было ввезено 8 млн. 200 тысяч штук подшипников. Но зато в следующем, в 1933 году, был достигнут перелом. Из 12 млн. 386 тысяч штук использованных подшипников 69,6 % было советского производства. В начале 1933 года завод производил 24 типоразмера подшипников, а в конце года стал производить 46 типоразмеров, увеличив производство с 13,4 млн. рублей до 21,1 млн. рублей[498].
Период, когда производство на новых заводах барахталось из-за неосвоенности оборудования, из-за плохих поставок сырья, заготовок и комплектующих, из-за низкой квалификации рабочих, заканчивался в конце 1934 года. К этому времени почти все заводы справились со своими проблемами, более или менее освоили оборудование и производственный процесс. Проблему освоения техники в начале 1935 года можно было считать разрешенной, когда рабочие более или менее научились работать на установленном оборудовании. Этот болезненный этап был в основном пройден.
Советская промышленность, вооруженная новейшим оборудованием, накопившая опыт работы и опыт производства, сразу выдвинулась в ряды передовых индустриальных держав мира. Теперь Советскому Союзу было по плечу производство любой, даже самой сложной техники.
Глава тринадцатая
Стахановский почин
«Перед вами люди вроде тт. Стаханова, Бусыгина, Сметанина, Кривоноса, Пронина, Виноградовых и многих других, люди новые, рабочие и работницы, которые полностью овладели техникой своего дела, оседлали ее и погнали вперед. Таких людей у нас не было или почти не было года три тому назад. Это – люди новые, особенные».
И.В. Сталин
Любое большое дело никогда не возникает вдруг, из ничего. История сталинской индустриализации тому порукой. В первых главах мы видели, как исподволь, то здесь, то там вызревали идеи индустриализации, вырабатывались и совершенствовались методы индустриализации, возникали идеи и проекты новых заводов и комбинатов и как долго, с боями и противоречиями, эти идеи прокладывали себе путь в жизнь.
Так же дело обстояло и со стахановским движением. Прежде чем Алексей Стаханов добился рекордной выработки, прежде чем его почин был воспринят и с огромным энтузиазмом распространен на всю страну, в промышленности прошла огромная и незаметная на первый взгляд работа по подготовке этого взлета. Эта подготовка шла во всех отраслях промышленности, начиная от угольной и металлургической и заканчивая высокоразвитым машиностроением. Одно то, что стахановцы практически одновременно появились во всех отраслях промышленности, практически на всех крупных заводах, что стахановский метод был с успехом приложен к таким совершенно не похожим производственным процессам, как добыча угля, выплавка стали, отковка коленвалов и поршневых пальцев, говорит – стахановское движение нельзя считать случайностью.
Вообще лозунг борьбы за инициативу и самостоятельность рабочего класса, каждого отдельного рабочего был коренным лозунгом советской хозяйственной политики. Он был выдвинут еще в самом начале, еще в 1918 году, и не снимался вплоть до двенадцатой пятилетки. Впервые этот лозунг пытались реализовать в форме фабрично-заводских комитетов, в виде передачи управления заводами в руки рабочих.
Некоторое время носились с идеей рабочего самоуправления, с идеями практически полной рабочей самостоятельности. В пору революции и Гражданской войны не было недостатка во всевозможных мечтателях, которые старались провести в жизнь самые революционные идеи.
Потом, правда, от этой идеи отказались. Мало-помалу идея рабочего самоуправления на заводах была отброшена. Слишком уж она оказалась неудачной. Рабочие хорошо справились с изгнанием с заводов прежней администрации, но дело управления рабочим комитетом со стороны большевиков как-то не заладилось. Пришлось возвращаться к прежней схеме, ставить во главе завода администрацию, называемую заводоуправлением, во главе с директором, подбирать подходящие руководящие кадры, выдвигать в руководство хозяйством, трестами и предприятиями коммунистов. Форма управления с первого взгляда была старой, но с совершенно новым содержанием. Окончательное же поражение идеи рабочего самоуправления нанесли в конце 1920 года с разгромом в партии «рабочей оппозиции».
Лишь когда идеи рабочего самоуправления были окончательно разбиты и похоронены жизнью, тогда-то и стало понятно, что речь идет, по существу, о создании заинтересованности рабочего в своем собственном труде, в результатах своей работы. Причем речь идет не просто об интересе к труду как к способу заработка, а как к занятию, как к призванию, как к интересному делу. Если удастся создать такого рода рабочий интерес, то тогда лозунг рабочей инициативы и самостоятельности будет выполнен.
Когда взялись за эту работу, оказалось, что она сама по себе состоит из нескольких крупных задач, которые должны быть решены перед выполнением главной и основной задачи. Это, во-первых, условия труда. Очень трудно, почти невозможно добиться искреннего рабочего энтузиазма, если условия работы изматывают все силы. Развитие рабочего энтузиазма в тесных и грязных помещениях старых заводов было крайне трудноосуществимым делом. Значит, для того, чтобы решить эту задачу, нужно добиться гораздо лучших условий труда.
Это, во-вторых, обеспечение рабочего. Невозможно добиться энтузиазма от голодного, раздетого и разутого, одним словом, нищего рабочего, живущего в тесной казарме или в грязном бараке. Наоборот, в таких условиях будут развиваться пессимизм, апатия и всевозможные антисоветские настроения. Значит, для решения задачи нужно последовательно добиваться улучшения быта и снабжения рабочих: строить жилье, строить столовые, развивать снабжение товарами народного потребления.
Это, в-третьих, профессионализм рабочего. Неквалифицированный рабочий, не знающий и не понимающий работу, как правило, ее не любит, и никогда не захочет ее улучшать. И потому, что не любит, и потому, что не знает как ее улучшать. Энтузиазма можно добиться только от образованного и квалифицированного рабочего, который свою работу знает, ее любит, ею дорожит. Значит, нужно работать над поднятием квалификации рабочих масс.
Это, в-четвертых, общий уровень культуры рабочего. Неграмотный и некультурный рабочий, оставшийся в кругу тех понятий и знаний, которые ему дали в семье и в начальной, церковно-приходской школе, даже и не понимает, зачем ему улучшать свою работу, зачем ему добиваться высокой выработки. Конечно, на улучшение его толкает стремление заработать побольше денег. Но если не развиты культурные потребности, то очень скоро денег становится много, они появляются в относительном избытке, и тогда развитие рабочего останавливается. Если все потребности рабочего вращаются вокруг стремления надеть на праздник чистый костюм, поставить в церкви свечку и выпить в кабаке, то, как только рабочий этого добивается, его развитие останавливается. Значит, чтобы решить задачу развития рабочей самостоятельности, нужно повышать их общий культурный уровень, вести просветительскую работу, строить клубы, библиотеки, театры, музеи.
В других странах на выполнение этих отдельных задач уходили века. Только в конце XIX и в начале ХХ века в развитых странах появились слои рабочих, которых можно было бы назвать культурными рабочими и для которых была весьма характерна большая инициатива и самостоятельность как на производстве, так в общественной и политической жизни. В Советском Союзе эти задачи были в основном разрешены в течение очень короткого срока, в течение буквально десяти лет.
Специфические условия первой пятилетки заставили хозяйственное руководство в самые короткие сроки решить проблему квалификации рабочих кадров и подготовки новых рабочих из числа крестьян. Был сделан колоссальный сдвиг в деле улучшения условий труда, в деле снабжения рабочих, улучшения жилищных условий, хотя время было в бытовом отношении очень тяжелое.
В течение первой пятилетки промышленность обходилась теми квалифицированными рабочими и инженерно-техническим персоналом, который имелся на тот момент, и теми, кого успевали подготовить во время самой пятилетки.
Однако вступление в строй действующих предприятий в 1931 и в 1932 годах заводов-новостроек резко изменило картину с наличием и потребностями в квалифицированной рабочей силе и техническом персонале. Его стало сильно недоставать. Приходилось на сложное оборудование, на опасные и ответственные операции ставить полуквалифицированных, а то и вовсе неквалифицированных рабочих. Такие вынужденные меры вызывали рост числа аварий, поломок оборудования, процент выпуска брака. Какое-то время такое положение можно было терпеть, например, до тех пор, пока не будут подготовлены по-настоящему квалифицированные кадры промышленных рабочих.
Времени же для подготовки таких кадров было очень мало. Поэтому руководство сразу взялось за коренное решение вопроса во всем масштабе промышленности. Пробовать и экспериментировать в тех условиях было нельзя. 30 июня 1932 года Совет Труда и Обороны предложил ввести обязательный техминимум для тех рабочих, которые работали на сложном оборудовании и выполняли ответственные операции. Техминимум – это курсы, без отрыва от производства, в ходе которых рабочий изучает основы политехнических наук, необходимых ему в работе. После окончания курсов техминимума, рабочие должны были сдавать гостехэкзамен. Всего было отобрано 255 профессий, по которым техминимум признавался обязательным. Осенью 1932 года эта программа обучения техминимуму стартовала в наиболее важных отраслях промышленности.
С 1 января по 1 мая 1935 года проходила общая сдача гостехэкзамена. Его сдавали 764 тысячи рабочих. Еще 88 тысяч рабочих были освобождены от сдачи экзамена. Половина сдававших сдала гостехэкзамен на «хорошо», а 28 % сдававших – на отметку «отлично». Не сдали экзамен только 12 тысяч рабочих, или 1 % от всего числа охваченных курсами техминимума[499].
Минимальное политехническое образование рабочих позволило добиться резкого сокращения брака в работе и позволило увеличить выработку. Этот техминимум стал образовательной основой стахановского движения.
Кроме самих основных курсов, в середине первой пятилетки ВСНХ СССР развернул большую образовательную сеть, включавшую в себя Промакадемии, высшие технические учебные заведения, техникумы, рабочие факультеты и школы ФЗУ. Кроме этого, на заводах действовали учебные программы для подготовки рабочих без отрыва от производства: производственно-политехнические курсы и рабочие технические школы, готовившие квалифицированных рабочих и мастеров.
Первоначально хозяйственное руководство стремилось как можно больше развернуть свою образовательную сеть, чтобы охватить как можно больше рабочих и технических работников профессиональным образованием. В 1932 году только одними курсами без отрыва от производства было охвачено 350 тысяч человек. Однако, как выяснилось немного позже, созданная образовательная система себя не оправдывала. Она отрывала слишком много людей от производства и не выполняла своей главной задачи из-за того, что в программе учебных курсов преобладали общеобразовательные предметы. В начале 1933 года было принято решение резко сократить общеобразовательные предметы в системе профессионального обучения, чтобы не тратить на них драгоценное время и государственные средства.
В мае 1933 года Орджоникидзе выпустил приказ по НКТП о реорганизации системы курсов без отрыва от производства. Программа курсов сокращалась и в ней больший упор делался на политехнические предметы. Производственно-политехнические курсы сокращались с одного года до 6 месяцев, а программа рабочих технических школ сокращалась с двух лет до 10 месяцев. То есть выпуск должен был пройти не в мае 1934 года, а в декабре 1933 года в профполитехкурсах, а в рабочих техшколах выпуск должен был пройти не в в ноябре – декабре 1934 года, а в марте 1934 года.
Это было необходимо для того, чтобы ускорить подготовку уже обучающихся рабочих, а также для того, чтобы, не увеличивая числа преподавателей, пропустить через систему обучения без отрыва от производства как можно больше людей. Из числа специалистов, имевшихся в то время в промышленности, 55 % составляли практики, то есть рабочие, окончившие технические курсы и школы без отрыва от производства, но не имевшие ни высшего, ни среднего образования.
С другими учебными заведениями проблема заключалась в другом. Академии, втузы и техникумы имели очень слабую техническую базу, не имели достаточного количества мест в общежитиях и испытывали острый недостаток в преподавательских кадрах. План по набору из года в год недовыполнялся на 5–6 % по причине отсутствия мест в общежитиях. Нехватка преподавателей и отсутствие хорошо оборудованных лабораторий делала невозможной качественное обучение студентов и учащихся.
Для того чтобы улучшить качество технического образования, Орджоникидзе приказал сократить число учебных заведений, а кадрами и материальной базой ликвидированных институтов и техникумов укрепить оставшиеся. В 1933 году из 11 Промакадемий было ликвидировано две. Из 150 втузов ликвидировано 35. Из 427 техникумов было закрыто 95, закрыто 122 рабфака и 128 школ ФЗУ. Образовательная сеть НКТП была сокращена на 12–18 %[500]. Зато на оставшиеся учебные заведения были наложены высокие планы по приему и выпуску специалистов. Всего за 1933–1935 годы было подготовлено во втузах 144,2 тысячи человек, а в техникумах – 78,5 тысячи человек. В 1935 году в промышленности работало 67,5 тысячи специалистов с высшим образованием, и их число по сравнению с 1933 годом увеличилось на 75 %[501]. Это были новые, уже советские кадры инженеров и техников. Значение старых, еще дореволюционной выучки технических кадров с каждым годом все уменьшалось и за счет сокращения доли их в общем числе инженеров и техников, и за счет их постепенного отхода от работы в силу старости и болезней.
Перед советской промышленностью стояли новые задачи. Только освоить оборудование было явно недостаточно. Нужно было добиться высокой производительности, большой выработки, нужно было добиться такой работы на станке, чтобы была перекрыта его проектная мощность. Это уже требовало не только каких-то технических знаний, а обширных технических знаний, это требовало уже не каких-то навыков работы на станке, а очень твердых навыков. Это требовало такой квалификации рабочего, чтобы тот увидел в своем станке скрытые производственные резервы, чтобы догадался, как на нем можно увеличить выработку на 10, 20, 50, 100 %.
Обучение рабочих сыграло очень большую роль. Вместе со строительством и пуском новых пятисот заводов, подготовка новых кадров в промышленности была самым большим достижением индустриализации. Но только одного обучения для решения новой задачи – решительного подъема производительности – было явно недостаточно. Никакой, даже самый лучший мастер, никакой, даже самый лучший преподаватель не сможет раскрыть перед рабочим все возможности его станка. До этого он должен дойти сам, своими силами и за счет своего интереса.
Вместе с ростом образованности и квалификации рабочих дорогу в жизнь пробивали новые формы активности, участия в развитии и управлении производством. Таких форм было четыре: ударничество, внесение рационализаторских предложений и изобретений, встречное планирование, а также социалистическое соревнование.
Ударничество, как своеобразный социальный феномен времен Советской власти, зародился достаточно рано и продержался вплоть до 1980-х годов. Ударные методы работы применялись еще во время Гражданской войны, когда понятие ударничества имело смысл выполнения плана производства любой ценой вплоть до собственной жизни. Ударные методы работы широко применялись в начале 1920-х годов, когда понятие ударничества означало выполнение чрезвычайно важной работы, производство особо важной продукции, выполнение особо важного задания, для которого выделялось государственное снабжение. Затем, когда началась первая пятилетка и развернулось широкомасштабное строительство, понятие ударничества стало означать достижение наиболее высоких темпов в работе, постановка рекордов.
Каждое время, в зависимости от генеральной хозяйственной задачи, создавало свое содержание понятия ударничества. Точно так же произошло и в конце первой пятилетки, когда ударниками стали считаться те рабочие, которые добивались в своей работе стабильного и высокого перевыполнения плана по производству.
Ударников производства постоянно окружали большим почетом. Они были, по существу, привилегированным слоем среди рабочих, который имел преимущественное право на поощрения: премии, путевки, выборы делегатами на съезды и конференции. Нередко даже в заводских столовых для ударников накрывались отдельные столы и готовилось отдельное, улучшенное меню.
Надо сказать, что вместе с большим почетом на ударников возлагались очень большие требования и очень большие ожидания. В случае недовыполнения плана основная часть нагрузки ложилась на их плечи. Поэтому далеко не все рабочие могли стать ударниками, и их доля колебалась от 30 до 66 % рабочих на производстве в разных отраслях. В ударники в первую очередь попадали те рабочие, которые прошли техническое обучение и повысили свою квалификацию. С распространением технических знаний среди рабочих росла доля ударников.
Вторая форма активности – внесение рационализаторских предложений и изобретений – тоже зародилась давно и широко использовалась на всех заводах всех отраслей промышленности. Можно сказать, что рост квалификации рабочих, как бы он ни происходил, влечет за собой появление предложений и изобретений: новых приспособлений, новых методов труда, улучшение машин и агрегатов. На любом производстве есть тысячи участков, на которых можно применить какое-нибудь рационализаторское предложение, и рабочие, хорошо освоившие свою работу, начинают придумывать способы ее дальнейшего улучшения и усовершенствования.
Это очень эффективный путь развития производства. Рабочий может увидеть то, что зачастую не может увидеть инженер. Основатель индустриального метода производства – Генри Форд – очень широко использовал предложения и изобретения рабочих и всеми силами поощрял их техническое творчество.
Книгу Форда, в которой очень подробно описывались преимущества от внедрения изобретений, в Советском Союзе читали, и опыт Форда был оценен по достоинству. В середине 1920-х годов, когда более или менее нормально заработала промышленность, работу по собиранию и внедрению рабочих рационализаторских предложений и изобретений сосредоточили в Научно-техническом отделе ВСНХ СССР. Этот отдел, кроме других своих функций, собирал, рассматривал и оценивал поступившие предложения и заявки на изобретение, и если они оправдывались, то скоро внедрялись на всех заводах, на которых производилась улучшаемая операция. В начале 1930-х годов, когда поток предложений и изобретений стал для Научно-технического отдела ВСНХ совершенно непосильным, дело внедрения рабочих предложений передали объединениям, трестам и отдельным заводам.
Внедрение новшеств шло с огромным трудом. Далеко не везде инженеры и технические работники хотели проводить нововведения, далеко не все они понимали важность и нужность предложений и изобретений. У многих инженерно-технических работников имелось твердое убеждение в ненужности и неэффективность новшеств в доказанной эффективности старых методов работы. Поэтому рабочие предложения постоянно наталкивались на препоны и бюрократические рогатки. Даже грозные постановления Политбюро ЦК и ЦК партии часто не могли ничего сделать. Нередко по вопросу о внедрении изобретения или рацпредложения разворачивалась настоящая бюрократическая баталия.
В начале 1935 года ЦК ВЦСПС провел среди профсоюзных организаций месячник контроля за внедрением рационализаторских предложений и изобретений. Было проверено 185 тысяч поданных предложений и изобретений. Большинство из них или уже было внедрено, или внедрялось в производство. Но по части предложений, которые были «положены под сукно», принимались очень жесткие меры. Некоторых инженерно-технических работников снимали с работы и отдавали под суд за задержку внедрения рацпредложений.
Третьей формой рабочей самостоятельности было встречное планирование. Сегодня это позабытая форма народнохозяйственного планирования, совершенно неописанная в литературе, и в широких кругах совершенно неизвестная. Даже самые осведомленные критики Сталина и «гулаговеды» обходят встречное планирование молчанием или невнятными упоминаниями. Словно бы такого явления и не было вовсе.
Однако в те времена встречное планирование было очень широко распространенным явлением и играло очень большую роль в развитии производства. Суть его очень проста: несмотря на то что план составляется в плановых органах, исходя из производственных возможностей предприятия, как правило, он немного расходится с фактическими возможностями производства, причем часто в сторону меньшего, по сравнению с реальными производственными возможностями, плана. Рабочие и администрация завода могут при учете этих своих возможностей выдвинуть встречный, повышенный план и выполнить его.
Встречное планирование зародилось в середине 1920-х годов, когда промышленные предприятия стали впервые работать без убытков, когда за счет экономии, снижения себестоимости продукции и удачной торговли на рынке у заводов стали образовываться свои накопления и финансовые резервы, не учтенные в отчетах и планах. Эти финансовые резервы заводоуправление направляло на дальнейшее развитие производства. Составлялся при самом широком участии инженеров и рабочих завода встречный промфинплан – промышленно-финансовый план производства, который устанавливал более высокие показатели работы, чем промфинплан, спущенный от хозяйственного руководства. Заводоуправление пересматривало цифры закупок сырья, заготовок, капиталовложений и исходя из этого пересматривало цифры производства.
Промфинплан продержался до 1930 года, пока стоимостные показатели хозяйства были главными. В 1930 году, в ходе тех событий, которые уже были описаны в соответствующих главах, отношение к планам несколько поменялось, и планы стали спускать не только по финансам, но и по натуральным показателям производства. План из промышленно-финансового превратился в техническо-промышленно-финансовый план, сокращенно техпромфинплан, который учитывал еще и технические возможности оборудования, и натуральные показатели производства. Здесь принцип тот же самый, только кроме каких-то внеплановых финансовых возможностей еще учитывались возможности технического порядка, например недогруженное оборудование, или возможности комбинации в производстве, или еще, например, возможность экономии материалов и сырья.
Заводы стали выдвигать встречные техпромфинпланы. Кроме финансовых возможностей предприятия, стали обращать внимание на технические возможности, на скрытые резервы роста, на неиспользуемое оборудование и неиспользуемые возможности в работе.
На основе техпромфинплана в начале 1930-х годов родились еще две формы встречного планирования: сменно-встречное и часо-встречное. Первый зародился в 1931 году на Мариупольском металлургическом заводе им. Ильича в прокатном цехе. Перед началом работы мастера и инженеры осматривали агрегаты и оборудование, изучали причины простоя, оценивали подвезенный и имеющийся в цехе запас сырья. За 10–15 минут до гудка на сменном производственном совещании они докладывали результаты заступающей смене и принимали решение, сколько они сегодня сделают за смену. Как правило, они добивались перевыполнения плана на 20–25 % и перевыполнения на 10–15 % своего же встречного плана.
В июле 1933 года на заводе «Серп и Молот» в прокатном цехе, на стане «700» зародилось часо-встречное планирование. Так же, после оценки состояния оборудования и наличных запасов сырья и заготовок, прокатчики расписывали сменный план по часам: сколько заготовок они должны прокатать за час смены. Для себя прокатчики план исчисляли не в тоннах, а в штуках заготовок. Задача перед бригадой состояла в том, чтобы перевыполнять план по часам, хотя бы на две-три заготовки. В результате перевыполнение плана за смену составляло до 30–40 %[502].
Сейчас это явление основательно забыто. Существовало оно недолго, до начала войны. Дело заключается в том, что встречное планирование могут осуществлять только опытные, квалифицированные рабочие. Но с началом войны многих из них призвали в армию, многие погибли. Их заменили на работах женщины и подростки, которые, конечно, никакого встречного планирования проводить не могли. Да и военные планы были настолько высокими, что не было никакой возможности и желания их увеличивать еще больше.
С точки зрения теории встречное планирование было тем самым элементом саморегуляции общества с плановой экономикой, которое приводит его хозяйственную систему в равновесие, когда планы в целом соответствуют производственным возможностям. Оно выполняло такую же роль, какую в рыночном обществе выполняет закон спроса и предложения. После войны этот регуляторный механизм был разлажен, а позже, во время хрущевских реформ, вовсе уничтожен, и плановая советская экономика начала разваливаться, будучи не в состоянии приспособиться к изменяющимся условиям хозяйственной деятельности. Плановое хозяйство смогло просуществовать полвека без саморегуляции, только на колоссальных внутренних резервах.
И, наконец, четвертая форма активности рабочих – социалистическое соренование, возникшее в 1929 году, после публикации статьи Ленина «Как нам организовать соревнование». К 1935 году соревнованием было охвачено 67 % от 4 млн. 601 тысячи промышленных рабочих, в среднем по разным отраслям – от 51 % до 78 % рабочих[503]. В 1933 году прошли два крупных всесоюзных конкурса: соревнование «101 домны» между доменными цехами металлургических заводов и соревнование между лучшими сталеварами Советского Союза, начавшееся по инициативе рабочих мартеновского цеха завода «Красный Октябрь».
То есть к тому моменту, когда зародилось стахановское движение, среди рабочих была уже проведена большая работа по повышению технической грамотности, было проведено изучение техминимума и проведена сдача гостехэкзамена. Кроме этого, в разных отраслях промышленности от трети до половины рабочих уже было охвачено ударничеством и от половины до трех четвертей – соцсоревнованием. Активность, внимание к работе, интерес к производству и его развитию в середине 1930-х годов стали обычными для большинства рабочих.
Стахановское движение рождалось в атмосфере очень большого внимания к вопросам производства, большой чувствительности ко всем нововведениям и новшествам. Говорить, что стахановское движение было акцией, было кампанией, якобы инспирированной партийными организациями, и что оно, мол, основано на приписках или очковтирательстве – это наглая ложь, построенная на отрицании любых успехов советского хозяйственного строительства, любых сдвигов и достижений.
Стахановское движение возникло в одной из традиционно отстававших отраслей тяжелой промышленности – угольной. Там внимание к производству из-за постоянного недовыполнения планов, постоянных претензий со стороны хозяйственного руководства и приездов высоких комиссий для разбора положения было, так скажем, повышенное. В угольной промышленности, особенно в Донбассе, быстро замечалось и внедрялось любое новшество, если только оно обещало хоть сколь-нибудь поднять добычу угля.
В конце 1929 года на шахте № 22 «Голубовская» в Донбассе инженер К.К. Карташов внедрил новый способ непрерывной откатки угля. Раньше, для того чтобы перенести транспортер с одного участка на другой, нужно было 30–40 минут на разборку и сборку транспортера. На то время откатка угля и работы в забое прекращались. Карташов придумал способ, как переносить транспортер в собранном виде всего за 10–15 минут, не останавливая других работ. Откатка угля стала вестить практически непрерывно, и лава работала без перерывов больше суток. Правление треста «Донуголь» внедрило метод переноски транспортера на всех остальных шахтах, а инженер Карташов был награжден орденом Ленина[504].
14 июля 1930 года газета «Труд» опубликовала сообщение о зарождении нового производственного метода под названием «общественный буксир». На шахте им. Артема в Донбассе бригады, досрочно выполнившие свой план на смену, переходили на помощь к отстающей бригаде. Этот метод работы получил очень широкое распространение и стал применяться не только в угольной промышленности, но и на стройках новых предприятий.
В 1932 году в Первомайском рудоуправлении инженер А.И. Бахмутский разработал и построил первую модель подземного угледобывающего комбайна «Б-1», который был испытан в шахте «Альберт» в августе 1932 года[505].
Одним словом, задолго до знаменитого достижения Алексея Стаханова на донецких шахтах велась напряженная работа по улучшению работы, по увеличению добычи угля, по внедрению передовых методов и технических новшеств. Но главными предшественниками Стаханова были не эти шахтеры и инженеры. Им стал Никита Алексеевич Изотов, шахтер-ударник, разработавший новый метод отбивки угля.
Изотов работал на шахте № 1 «Кочегарка» в Горловке забойщиком. За долгое время работы он накопил большой опыт зарубки угля вручную. В те времена пневматические отбойные молотки были еще редкостью, и шахтеры практически повсеместно работали ручными инструментами: молотком и обушком. Эта была трудная, тяжелая и изматывающая работа. Выполнение плана зависело в первую очередь от физической силы и выносливости шахтера. Однако Изотов во время работы заметил, что можно увеличить производительность труда, если перед работой присматриваться к угольному пласту и не рубить его как попало, а использовать для отбивки трещины и слабые прослойки. Опыты убедили его в том, что это возможно. Распределяя силу и отбивая уголь по разработанной им самим методике, Изотов добился того, что стал стабильно перевыполнять план и прочно вошел в число ударников на шахте.
Другой бы этим достижением удовлетворился, но Изотов был беспокойным человеком. Он стал настаивать на том, что нормы выработки низкие и они не подталкивают шахтера к повышению производительности труда, не подталкивают его к освоению тонкостей зарубки угля. Инженеры и руководство рудоуправления не поверили поначалу Изотову. Он же в ответ попросил перевести его в самый отстающий участок и пообещал вывести его в число передовых.
Его перевели на участок № 7, который был самым отстающим и постоянно невыполняющим план. Вскоре, к большому удивлению начальства, добыча на этом участке стала расти и скоро он вошел в число передовых на всей шахте, а потом и по рудоуправлению. Вскоре после этого, 11 мая 1932 года, в «Правде» появилась его статья «Как я работаю»:
«Нет, одной силой уголь не возьмешь!
Скажу без хвастовства: я даю большую выработку потому, что овладел техникой дела. Как я работаю? Я стараюсь присмотреться к углю. Когда прихожу в забой, прежде всего оглядываю свое рабочее место, продумываю, как лучше взять уголь»[506].
Изотов в этой статье достаточно подробно описал ту технику, с помощью которой он откалывал уголь и добивался высокой производительности. Статья вызвала огромный интерес. Мало кто верил, что такое возможно. Изотова обвиняли в хвастовстве и очковтирательстве. Партком шахты встал на защиту шахтера и организовал поездку Изотова по другим шахтам и рудоуправлениям, где он показывал всем желающим и сомневающимся свою технику работы. За 10 дней Изотов посетил 25 забоев. После этих поездок обвинения стихли. Шахты и рудоуправления стали обращаться к Изотову с просьбами научить их шахтеров новым методам работы.
В 1933 году в шахте № 1 «Кочегарка», на участке № 7 была организована первая подземная школа шахтеров, в которой Изотов учил своим методам работы. Его опыт стал мало-помалу распространяться по Донбассу и завоевывать себе новых приверженцев. В конце концов это начинание вылилось в общедонецкое движение изотовцев. В 1934 году Никита Изотов был награжден орденом Ленина[507].
В это время, когда Изотов получил награду за свои заслуги, заканчивал курсы забойщика на отбойном молотке Алексей Григорьевич Стаханов. Он работал на шахте «Центральное-Ирмино» в Кадиевке с 1927 года, сначала коногоном, потом крепильщиком, а потом и забойщиком. В 1933 году его направили на курсы повышения квалификации, на переобучение на пневматический отбойный молоток.
В это время Донбасс жил идеями Изотова, по шахтам распространялось движение изотовцев. Об изотовских методах много говорили на курсах обучения. Стаханов, конечно, не избежал этого влияния. После окончания курсов его снова направили в забой, где он отбивал уголь уже отбойным молотком.
Здесь нужно сделать самый краткий экскурс в технологию добычи угля и пояснить некоторые технические моменты. Шахта – это большое подземное хозяйство, включающее в себя главный ствол, через который спускаются шахтеры, ствол для поднятия угля на поверхность, горизонтальные штреки, расположенные этажами, которые идут от главного ствола к угольным пластам, забои в самих угольных пластах. Отколотый уголь от забоев откатывается к главному стволу и сбрасывается вниз. Там, в специальных тоннелях, собирается, погружается в вагонетки и отвозится к стволу, по которому поднимается на-гора. Вот так, совсем кратко, можно описать работу шахты.
Если мы перейдем ближе к месту работы забойщика, то увидим, что от главного ствола к забою прорублен горизонтальный тоннель – штрек. Он может быть строго горизонтальным, может быть наклонным, может иметь ответвления и переходы. В конце штрека находится забой. Что такое забой? Это участок угольного пласта, который в данный момент разрабатывается. В пласте прорублено два тоннеля: по одному из них ведется отбой угля, а по другому ведется откат отколотого угля в штрек и дальше для подъема. По мере того как идет отбой угля, крепильщики подпирают рудными стойками кровлю забоя, а потом закладывают освободившееся пространство забоя пустой породой, чтобы не создавалось излишнее давление горных пород на кровлю забоя и не произошло его обрушения.
Отбой угля в забое ведется по определенным правилам. Стена забоя имеет несколько уступов. Забойщик откалывает уголь на одном уступе, затем отколотый уголь откатывается, устанавливается крепь, работа переходит к другому уступу, и так далее по всей длине забоя, который может составлять до 50 – 100 метров. Это делается для того, чтобы не вызвать обрушения кровли забоя.
По этой технологии добывался уголь на шахтах Донбасса, в частности на шахте «Центральное-Ирмино», где работал Стаханов. На других шахтах, где условия залегания угля были другими, технология добычи была другой.
В стахановском забое было 9 уступов длиной по 8 метров каждый. На каждом уступе работал свой забойщик. С ними работали еще несколько крепильщиков и откатчиков угля. Но поскольку первых было много и крепильщики с откатчиками за всеми не успевали, зайбощикам приходилось часть своего рабочего времени тратить на крепление кровли и на откат отколотого угля. В начале 1935 года шахту оборудовали новыми машинами, пневматическими отбойными молотками, транспортерами для откатки угля, но организация работ осталась прежней. Это привело к тому, что темп работы забойщиков вырос, а вот крепильщики и откатчики уже совершенно не успевали за ними. Забойщики большую часть времени занимались откаткой угля и креплением забоя. В рудоуправлении об этом знали, мирились с этим и даже вносили поправки на «необходимость» крепления забоя забойщиками в нормы выработки последних.
На это несоответствие возможностей техники и организации работ обратил внимание Стаханов. В августе 1935 года он изложил парторгу шахты Мирону Дмитриевичу Дюканову свой план. Он состоял в том, что нужно ликвидировать лишние уступы в забое, оставить только 3 уступа по 24 метра в длину[508]. Из забоя убрать всех лишних забойщиков и все три уступа оставить ему одному. По расчетам и прикидкам выходило, что ему одному с пневматическим отбойным молотком можно справиться со всей длиной забоя. В помощь Стаханов попросил выделить двух крепильщиков и двух откатчиков, которые будут тут же, вслед за ним откатывать уголь и крепить кровлю. По его замыслу, бригада из пяти человек должна заменить бригаду из пятнадцати и резко поднять выработку. После обсуждения и продумывания технических тонкостей парторг шахты уговорил начальство пойти на такой эксперимент.
После проведения необходимых подготовительных работ Стаханов вышел в ночную смену 31 августа 1935 года. Началась работа по разработанному плану. Стаханов без остановок и перерывов откалывал уголь, а его бригада тут же ставила крепь и откатывала добытое. Утром 31 августа шахтеры узнали об установлении мирового рекорда по производительности труда. Стаханов отколол 102 тонны угля вместо 7 тонн, положенных за смену, перевыполнив сменную норму на 1350 %.
Весть о достижении Стаханова быстро облетела Кадиевку. В тот же день вечером было созвано партсобрание шахты «Центральное-Ирмино», на которое пригласили тогда еще беспартийного Стаханова, где парторг огласил результаты эксперимента. Другие шахтеры решили тут же последовать примеру Стаханова.
3 сентября Н. Поздняков за смену нарубил 86 тонн угля. В ночную смену 4 сентября парторг шахты Дюканов сам нарубил 115 тонн угля. 5 сентября Д. Концедалов вырубил 125 тонн угля. А 9 сентября сам Стаханов перегнал еще раз своих товарищей, вырубив за смену 175 тонн угля. В этот день участок «Никанор-Восток» шахты «Центральное-Ирмино» досрочно выполнил годовой план добычи[509].
Весть о невиданных достижениях быстро разошлась по Донбассу. Опыт работы перенимали другие шахты. 6 сентября 1935 года забойщик шахты «Артем» И. Авраменко нарубил вручную, обушком, 115 тонн угля. В тот же день в шахте «Кондратьевка» забойщик Е. Исадченко вырубил 152 тонны угля. О необычном достижении узнал Никита Изотов, который тогда находился в отпуске. Он вышел на работу и 11 сентября вручную, применяя метод Стаханова, нарубил за смену 240 тонн угля, выполнив норму двадцати забойщиков. За ним едва успевали ставить крепь пять крепильщиков.
8 сентября 1935 года «Труд» писал:
«Последние дни борьбы за уголь в Донбассе ознаменовались замечательными достижениями: эти успехи еще и еще раз показывают, какие великолепные кадры таят в себе шахты и забои Донбасса. Лучшие представители шахтерского племени, полностью овладевшие своими механизмами, показывают за последние дни чудеса угледобычи!»[510]
Эти достижения как самого Стаханова, так и других шахтеров, показали, что эти рекорды не дутые. Стало ясно, что действительно найдена новая, очень эффективная технология добычи угля, старые нормы совершенно никуда не годны и требуют срочного пересмотра.
Стахановское движение перекинулось из угледобывающей отрасли в машиностроение. После того, как было опубликовано сообщение о достижениях шахтеров, на Горьковском автозаводе кузнец Александр Харитонович Бусыгин 11 сентября 1935 года отковал на своем молоте 1001 коленвал вместо 675 валов, положенных за смену. Через неделю, 18 сентября, он увеличил свое достижение до 1146 валов за смену. Бусыгину удалось превысить производительность, достигнутую на фордовских заводах. Там кузнецы ковали 100 валов в час, а Бусыгин ковал 129 валов в час[511].
На Магнитогорском комбинате, в прокатном цехе оператор блюминга Дмитрий Богатыренко 30 сентября 1935 года прокатал 219 слябов вместо положенного за смену 171 сляба, а 16 октября – 239 слябов. В ночную смену, 16 октября 1935 года, на том же блюминге другой оператор – Огородников, прокатал 234 сляба, а 30 октября довел свое достижение до 243 слитков за смену. Это была тяжелая работа. Для проката одного слитка нужно выполнить 90 операций. За смену получается 21 870 операций, на каждую из которых отводится 1,4 секунды[512]. Достижение такого уровня производительности было выдающимся достижением.
Кроме этих рекордов, были поставлены еще десятки рекордов в самых разных отраслях промышленности, на самых разных работах. Достижение Стаханова стало своего рода толчком для массового перехода к высокопроизводительной работе, к опрокидыванию старых и низких производственных норм.
Новое начинание, быстро распространявшееся в промышленности, вызвало интерес у партийного руководства. 17 ноября 1935 года открылось 1-е Всесоюзное совещание стахановцев, на которое пригласили Сталина.
На этом совещании собравшиеся рассказывали о том, каким образом зарождалось движение и какие большие трудности пришлось пережить первопроходцам-стахановцам в подготовке своих достижений. Когда они только выдвигали свои идеи, их начинали травить и высмеивать. Многие будущие стахановцы, как, например, Александр Бусыгин, чуть было не были уволены с работы за «нарушение производственной дисциплины». После выступлений самих стахановцев собравшиеся попросили выступить Сталина. Он произнес на этом совещании речь, в которой оценил значение стахановского движения и его перспективы:
«Стахановское движение нельзя рассматривать как обычное движение рабочих и работниц. Стахановское движение – это такое движение рабочих и работниц, которое войдет в историю нашего социалистического строительства как одна из самых славных его страниц.
В чем состоит значение стахановского движения?
Прежде всего в том, что оно выражает новый подъем социалистического соревнования, новый, высший этап социалистического соревнования… Нынешний же этап социалистического соревнования – стахановское движение – наоборот, обязательно связан с новой техникой. Перед вами люди вроде тт. Стаханова, Бусыгина, Сметанина, Кривоноса, Пронина, Виноградовых и многих других, люди новые, рабочие и работницы, которые полностью овладели техникой своего дела, оседлали ее и погнали вперед. Таких людей у нас не было или почти не было года три тому назад. Это – люди новые, особенные»[513].
Сталин также подчеркнул в своей речи, что стахановское движение опрокидывает старые технические и производственные нормы:
«Далее. Стахановское движение это такое движение рабочих и работниц, которое ставит своей целью преодоление нынешних технических норм, преодоление существующих проектных мощностей, преодоление существующих производственных планов и балансов. Преодоление – потому что они, эти самые нормы, стали уже старыми для наших дней, для наших новых людей. Это движение ломает старые взгляды на технику, старые технические нормы, старые проектные мощности, старые производственные планы и требует создания новых, более высоких технических норм, проектных мощностей, производственных планов. Оно призвано произвести в нашей промышленности революцию»[514].
Сталин назвал четыре причины появления стахановского движения: улучшение материального состояния рабочих, отсутствие в СССР эксплуатации, наличие новой техники и появление новых кадров рабочих, получивших хорошую техническую выучку, но не подверженных отсталым взглядам на возможности техники. Но первой, главной причиной Сталин назвал коренное улучшение материального благополучия рабочих:
«Основой стахановского движения послужило прежде всего коренное улучшение материального положения рабочих. Жить стало лучше, жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Отсюда высокие нормы выработки. Отсюда герои и героини труда. В этом прежде всего корень стахановского движения»[515].
Второй главной причиной появления движения являлось то, что новые кадры рабочих опрокинули старые производственные нормы, которые были установлены в самом начале 1930-х годов, когда еще не было ни новых заводов, ни нового оборудования, ни новых кадров рабочих. Эти нормы исходили из предыдущего уровня развития советской промышленности, из уровня развития конца 1920-х годов, и понятно, что когда промышленность вышла на принципиально иной, новый уровень развития, они оказались явно недостаточными:
«Одно, во всяком случае, ясно: нынешние технические нормы уже не соответствуют действительности, они отстали и превратились в тормоз для нашей промышленности, а для того, чтобы не тормозить нашу промышленность, необходимо их заменить новыми, более высокими техническими нормами. Новые люди, новые времена – новые технические нормы»[516].
Через месяц, 21 декабря 1935 года, собрался Пленум ЦК для обсуждения вопроса о задачах тяжелой промышленности в связи со стахановским движением. В своем постановлении Пленум ЦК поставил задачу организовать активную помощь стахановскому движению во всех отраслях тяжелой промышленности, особенно в черной и цветной металлургии, в машиностроении, в угле– и рудодобыче, в электроэнергетике:
«1. Развернуть вовсю стахановское движение прежде всего во всех добывающих отраслях, в первую очередь в угольной и рудной промышленности, в нефтяной промышленности, в черной и цветной металлургии, в строительстве, в производстве стройматериалов, в тех химических производствах, которые не ограничены сырьевыми ресурсами…
Организация стахановского движения имеет в этих отраслях основной своей целью максимальное увеличение производства и снижение себестоимости…
2. В машиностроении стахановское движение должно быть направлено в первую очередь на лучшее использование рабочей силы, на повышенное использование машинного времени, на высокое качество изделий, на овладение производством…
3. На электростанциях и электросетях – переход на безаварийную работу, освоение возможностей оборудования за счет уменьшения простоев котельных и других агрегатов в текущем и капитальном ремонте, сокращение удельного расхода топлива»[517].
Что интересно, Пленум ЦК задал четкие цели и задачи стахановскому движению: где развернуть максимальную активность и чего требуется достичь. Партийное руководство решило использовать потенциал рабочего движения для решения еще не решенных проблем в отраслях тяжелой промышленности.
Руководители отраслей промышленности и предприятий начали в спешном порядке перестраивать планы развития производства на своих заводах и внедрять новые методы работы.
Вот, к примеру, начальник Главного управления автотракторной промышленности подал 8 ноября 1935 года записку Орджоникидзе с изложением значения начинания Бусыгина для всей автотракторной промышленности Советского Союза. В ней он предложил увеличить план для разворачиваемой во второй пятилетке автотракторной промышленности. Предлагалось увеличить по Горьковскому автозаводу в 1936 году производство автомобилей до 100 тысяч и производством моторов до 45 тысяч, вместо запланированных 80 тысяч автомобилей и 20 тысяч моторов. По автозаводу им. Сталина: увеличить производство до 120 тысяч грузовиков и 20 тысяч легковых автомобилей вместо запланированных 80 тысяч грузовиков и 10 тысяч легковых. По Сталинградскому и Харьковскому тракторным заводам: увеличить производство до 200 тракторов в день вместо 144, уже освоенных. Объем продукции предлагалось увеличить на 50 % за счет применения стахановско-бусыгинских методов[518].
В январе 1936 года было принято решение провести стахановскую пятидневку на металлургических заводах Советского Союза. 20 января стахановская пятидневка началась на Магнитогорском комбинате. В течение пяти дней был выполнен месячный план: по чугуну – на 101 %, по мартеновской стали – на 117 %, по прокату – на 147 %[519].
На металлургических заводах «Югостали», по данным ЦК профсоюза металлистов, ряд цехов заводов существенно перевыполнил установленные планы. На заводе им. Сталина мартеновский цех перевыполнил задание на 121,2 %, проводя по 17 плавок на мартеновских печах в смену. Этого раньше никогда не достигалось. На «Запорожстали» мартеновский цех выполнил задание на 330 %. На заводе им. Дзержинского доменная печь № 3 выдала рекордную за всю историю работы этой печи плавку чугуна – 761 тонну.
Стахановское движение широко распространилось в промышленности. В конце 1937 года ЦК ВЦСПС подвел итоги развития стахановского движения. Из 6 млн. 468 тысяч рабочих тяжелой промышленности 1 млн. 593 тысячи человек были стахановцами и 1 млн. 219 тысяч человек были ударниками[520].
Стахановское движение является у нас очень малоизвестным явлением. Вот ведь парадокс. Американцы это движение оценили, и слово «stakhanovism» вошло в их язык. У нас же Стаханова и его почин только обливали грязью. Из-за этого сейчас невероятно трудно для простого читателя, а не для профессионального исследователя узнать подробности и людей стахановского движения.
Даже в специальной литературе, которая выпускалась для тех же угольщиков, например, в книге М.А. Сребного и И.А. Шевалдина «Стахановские традиции в угольной промышленности», о самом Стаханове и о его движении, хотя бы на шахтах Донбасса, написано вскользь и как бы скороговоркой. Вроде бы и гордимся, и в то же время вроде как неудобно.
Но в шахтерской среде стахановцев хорошо знают и помнят. Секретарь парткома шахты «Центральное-Ирмино» К.Г. Петров, который поддержал Стаханова и защитил его начинание от нападок, дожил до глубокой старости и большого почета. В 1987 году газета «Экономическая жизнь» поздравляла его с 80-летием. Так что в кругах шахтеров замолчать Стаханова явно не получится.
А вот многие ли знают о стахановцах в машиностроении и металлургии? Знают ли люди, что Бусыгин на Горьковском автозаводе превзошел максимальную выработку на фордовских заводах и что представители Форда сманивали его на работу в США? Знают ли люди, что макеевский сталевар Макар Мазай научился варить сталь лучше немецких и американских сталеваров и что немцы, арестовавшие Мазая в оккупированной Макеевке, заставляли его работать на Германию? Знают ли, что и тот и другой отказались? Знают ли, что Макар Мазай за этот отказ был расстрелян немцами?
Нет, конечно, не знают. Ведь всем «известно», что стахановское движение было «плодом приписок». Странное у нас все-таки отношение. Американцы и немцы наших рабочих оценили, а мы говорим, что им там что-то приписали.
Заключение
Завершалась вторая пятилетка. Индустриализация страны, растянувшаяся более чем на десять лет, подходила к концу. Завершение индустриализации совсем не означало прекращения дальнейшего хозяйственного развития. Наоборот, в последующее время планировался стабильный высокий прирост производства, еще большее и широкое развитие производства. Но этот рост и это развитие будет идти уже на базе нового, современного промышленного комплекса.
Эпоха индустриализации, когда Советский Союз, опираясь на старую промышленность, на крестьянское хозяйство, голыми руками создавал мощную, современную промышленность, завершалась. В 1937 году задания второго пятилетнего плана были выполнены так же, как и в первую пятилетку: за четыре года и три месяца.
Пожалуй, ни одна страна в мире не делала такого резкого рывка в развитии. Обычно страны и народы развиваются медленно, постепенно, решая одну хозяйственную задачу за другой. Индустриализация же СССР представляла собой эпоху, когда с высочайшим напряжением сил были решены главные хозяйственные задачи, вставшие перед страной в индустриальном развитии: поднятие черной металлургии и машиностроения, развития рудной, топливной базы и транспорта, освоение производства и эксплуатации новых машин и оборудования.
Многие страны пытались делать резкие рывки в развитии, но Советский Союз стал исключением из общего правила. Пример сталинской индустриализации, пожалуй, единственный в мире пример успешного рывка в развитии.
В отличие от всех остальных попыток ускоренного развития, например, от попытки ускоренного развития Китая, предпринятого Мао Цзэдуном в 1950-е годы, сталинская индустриализация завершилась увеличением в разы промышленного производства по всем видам промышленной продукции, закреплением этого уровня производства, освоением производственного процесса на предприятиях-новостройках, созданием многочисленного отряда индустриальных рабочих и служащих. В отличие от остальных примеров ускоренного развития, после достижения первых высоких результатов, производство не пошло на резкий спад, а продолжало развиваться дальше, пусть бы и менее высокими темпами, чем раньше. Одним словом, план индустриализации Советского Союза, разработанный в конце 1920-х годов, увенчался полным успехом.
Сталин об этом говорил в своем отчетном докладе на XVIII съезде партии 10 марта 1939 года:
«Наиболее важным результатом в области развития народного хозяйства за отчетный период нужно признать завершение реконструкции промышленности и земледелия на основе новой, современной техники. У нас нет уже больше или почти нет больше старых заводов с их отсталой, допотопной техникой и старых крестьянских хозяйств с их допотопным оборудованием. Основу нашей промышленности и земледелия составляет теперь новая, современная техника. Можно сказать без преувеличения, что с точки зрения техники производства, с точки зрения насыщенности промышленности и земледелия новой техникой, наша страна является наиболее передовой в сравнении с любой другой страной, где старое оборудование висит на ногах у производства и тормозит дело внедрения новой техники»[521].
За восемь с половиной лет первых двух пятилеток было освоено капитальных вложений на сумму 165,2 млрд. рублей. Введено в действие производственных мощностей на сумму 141,9 млрд. рублей. На третью пятилетку планировались капитальные вложения в промышленность в размере 192 млрд. рублей, что было больше, чем вложено за первые две пятилетки.
С 1918 по 1937 год было построено 8,2 тысячи промышленных предприятий. За эти восемь с половиной лет появилось 182 крупнейших предприятия, масштабы которых превышали масштабы и мощность самых крупных заводов в Европе, в США, а то и в мире. Из них было:
57 крупнейших машиностроительных заводов;
18 крупнейших металлургических заводов;
16 крупнейших заводов цветной металлургии;
13 крупнейших заводов нефтепереработки;
21 крупнейший химический комбинат;
20 крупнейших гидроэлектростанций;
37 крупнейших районных тепловых станций.
Промышленность изменила свою географию. Если до революции основная часть промышленной продукции производилась в европейской части России, то в конце 1930-х годов восточные районы СССР давали треть промышленного производства. На Урале было 26 крупнейших промышленных предприятий, в Сибири – 35, на Дальнем Востоке – 13, в Казахстане – 33, в Поволжье – 23 крупнейших промышленных предприятия[522]. В восточных районах СССР вырабатывалось 8,1 % электроэнергии, добывалось 28,8 % угля, 32,1 % железной руды, производилось 22,5 % кокса, выплавлялось 28,6 % чугуна, 19,6 % стали и изготовлялось 18,2 % проката[523].
В третью пятилетку Советский Союз вступил с очень большими замыслами дальнейшего народно-хозяйственного развития. До 1942 года планировалось довести уровень национального дохода страны до 173,6 млрд. рублей, против 96,3 млрд. рублей в 1937 году. Планировалось осуществить вложения 192 млрд. рублей вместо 114,7 млрд. рублей в 1937 году. Планировалось довести валовую продукцию промышленности до 184 млрд. рублей, против 95,5 млрд. в 1937 году, а производство средств производства до 114,5 млрд. рублей вместо 55,2 млрд. в 1937 году, в том числе: в машиностроении – до 63 млрд. рублей, в химической промышленности – до 14 млрд. рублей.
За третью пятилетку планировалось построить 3 тысячи предприятий, в том числе такие крупные, как:
1. Ново-Тагильский металлургический завод;
2. Балхашский медеплавильный завод;
3. Среднеуральский медеплавильный завод;
4. 1-ю очередь Уральского алюминиевого завода;
5. Тихвинский глиноземный завод;
6. Завод «Уралхиммаш»;
7. Горьковский завод тяжелых станков;
8. Московский завод малолитражных автомобилей;
9. Чирчикскую ГЭС;
10. Угличскую ГЭС;
11. РыбинскуюГЭС;
12. Канакирскую ГЭС;
13. Кураховскую ГРЭС;
14. Кувасайскую ГРЭС;
15. Ткварчельскую ГРЭС;
16. Уфимский нефтеперерабатывающий завод;
17. Карачаевский завод пластмасс;
18. Енакиевский цементный завод[524].
Планировалось произвести реконструкцию автотракторной, станкостроительной и комбайностроительной промышленности, перевести ее на массовый выпуск новейшей техники и оснастить новейшим автоматическим и полуавтоматическим оборудованием.
Народный Комиссариат тяжелой промышленности СССР был в 1937 году, вероятно, самым крупным в мире промышленным концерном. Он объединял 1700 предприятий, объединенных в 200 трестов и управляемых 33 главными управлениями.
В январе 1939 года была проведена реорганизация управления промышленностью, в результате чего появились сразу тринадцать хозяйственных наркоматов:
Образованы 5 февраля 1939 года:
Наркомат общего машиностроения;
Наркомат среднего машиностроения;
Наркомат тяжелого машиностроения.
Образованы 11 января 1939 года:
Наркомат авиационной промышленности;
Наркомат боеприпасов;
Наркомат судостроения;
Наркомат вооружений.
Образованы 24 января 1939 года:
Наркомат черной металлургии;
Наркомат цветной металлургии;
Наркомат топливной промышленности;
Наркомат химической промышленности;
Наркомат электростанций и электротехнической промышленности;
Наркомат стройматериалов.
Разделение управления промышленности улучшило состояние руководства промышленностью, потому что теперь каждый наркомат управлял 200–300 заводами и предприятиями, вместо 1000–1500 предприятий, сосредоточенных в Наркомате тяжелой промышленности.
В результате индустриализации Советский Союз оказался гораздо более подготовленным к ведению войны, обладал большими запасами стратегического сырья и имел хорошо развитое их производство. В конце 1930-х годов насчитывалось 22 вида стратегического сырья. СССР имел запасы и производство всех видов этого сырья, в отличие от вероятных противников: Японии, не имевшей 14 видов стратегического сырья, и Германии, не имевшей 18 видов сырья. Кроме того, производство по этим статьям существенно увеличилось. Председатель Госплана СССР и заместитель Председателя СТО СССР Н.А. Вознесенский сказал на XVIII съезде ВКП(б):
«К этому можно добавить только одно: в СССР имеются, а в третьей пятилетке возрастут дополнительно более чем втрое производственные мощности для изготовления из этого сырья первоклассного вооружения в виде самолетов, танков, артиллерии, снарядов, винтовок и порохов»[525].
Полной победой увенчался план реконструкции сельского хозяйства на основе использования машин. Коллективный сектор хозяйства объединил в себе 93,5 % крестьянских хозяйств, которые засевали 92 млн. гектаров посевов. В сельском хозяйстве работало 483,5 тысячи тракторов, в том числе 394 тысячи тракторов в машинно-тракторных станциях. Ленинская мечта о 100 тысячах тракторов в деревне осуществилась в очень короткие сроки с большим перебором. Кроме этого, в деревне имелось 153,5 тысячи комбайнов, 130,8 тысячи сложных и полусложных молотилок и 195,8 тысячи грузовых автомобилей[526]. Сбор урожая превысил сбор урожая в 1913 году: по зерновым на 118 %, по техническим культурам от 153 % до 363,5 %. Сталин по этому поводу говорил на XVIII съезде партии:
«Если к этим цифрам добавить тот факт, что количество машинно-тракторных станций за отчетный период выросло у нас с 2900 единиц в 1934 году до 6350 единиц в 1938 году, то можно на основании всех этих данных с уверенностью сказать, что реконструкция нашего земледелия на основе новой, современной техники – уже завершена в основном»[527].
Эта книга, наверное, никогда не была бы написана, если бы к тому не толкали обстоятельства и нужды дня сегодняшнего. «Сталинская индустриализация» писалась не столько ради прославления Сталина и его сподвижников, не столько ради прославления его дел и свершений, сколько для того, чтобы донести накопленный им уникальный опыт хозяйственного развития и сделать этот опыт достоянием дня сегодняшнего.
Россия вступила в XXI век сильно ослабленной после больших политических событий начала 1990-х годов, с большими и трудноразрешимыми проблемами как в экономической и политической, так и в общественной сферах. Всем понятна необходимость перемен, каких-то реформ, каких-то действий, находится множество «знатоков», но все попытки реформирования и осуществления каких-то программ шаг за шагом проваливаются, не решая проблем старых и создавая при этом проблемы новые.
В обществе и среди политиков явственно чувствуется острая нехватка понимания проходящих экономических процессов. Ни один из российских политиков последних 15–20 лет не проявил глубоких познаний в области российской экономики. Даже те люди, у которых изучение экономики является основной специальностью, не могут предложить эффективных программ развития экономики.
На мой взгляд, это положение создалось оттого, что мало кто в России знает историю создания, развития и становления на ноги советского, а потом и российского промышленного комплекса, советско-российской экономики. По этой теме за последние 15 лет не выпущено ни одной серьезной книги, если не считать поделок, претендующих на знание «всего» и решение «всех проблем». История советско-российской экономики не преподается в университетах и академиях. Если же даже и затрагивается тема сталинской индустриализации, то вскользь и обязательно почему-то через призму «цены», «жертв», «затрат», полностью отбрасывая при этом те изменения и процессы, которые намного десятилетий вперед определили направление развития советско-российской экономики.
В итоге рецепты решения проблем ищутся в Соединенных Штатах, в Великобритании, в Германии, во Франции, в Китае. Пробовали искать даже в Аргентине. Но никто пока еще не искал рецептов решения хозяйственных проблем у себя на родине, в России.
Для того чтобы переломить такой ход событий, я и написал эту книгу.
История сталинской индустриализации может стать главным источником рецептов и методов решения любых хозяйственных проблем, встающих перед Россией. В ней можно почерпнуть методы решения проблемы накоплений, технического перевооружения, подготовки кадров промышленных рабочих, освоения новых производств и резкого увеличения промышленного производства. Этот опыт годится не только для России, но и имеет мировое значение.
Никто не заставляет с точностью до мелочей копировать сталинский подход к экономическому развитию. Нужно понимать, что многие решения принимались под давлением обстоятельств, многие явления возникали самопроизвольно, а потом узаконивались, многое было плодом, так сказать, живого экспромта. Но общий подход к хозяйству страны, к промышленности нужно, вне всякого сомнения, взять на вооружение.
Суть этого подхода можно выразить в нескольких пунктах.
1. Главным рычагом развития хозяйства и экономики является промышленность, производящая средства производства. Машины и оборудование, которые она производит, резко увеличивают производительность труда во всех отраслях и областях производства как в легкой, пищевой, так и в тяжелой промышленности. Вместе с увеличением производительности идет рост производства, его стоимости и физического объема.
2. Главным методом развития хозяйства является концентрация ресурсов и сил. Сталин развивал свою тяжелую промышленность, сколачивая колоссальные фонды капиталовложений, направляя на хозяйственную работу, на самые важные участки лучших работников и руководителей, передвигая их из высших государственных и партийных органов вплоть до Политбюро ЦК ВКП(б).
3. Для сколачивания фондов капиталовложений использовались возможности государственного бюджета, широкие займы у населения и внутрипромышленные накопления. Сталин не откладывал решение хозяйственных задач до того момента, когда иностранные кредиторы или инвесторы соизволят потратиться, а максимально полно использовал внутренние возможности страны.
4. На хозяйственную работу выдвигались лучшие работники и руководители. Без этого индустриализация никогда не была бы выполнена. Выдающихся результатов можно достичь только тогда, когда на руководящие должности выдвигаются наиболее смелые, активные, подготовленные и распорядительные руководители, когда подбираются и готовятся лучшие кадры рабочих. Партия большевиков выполняла роль всесоюзного кадрового отдела индустриализации, проводя систематическую и постоянную работу по выдвижению лучших работников, инженеров и руководителей в руководство хозяйством.
5. В хозяйственном строительстве широко использовался энтузиазм масс рабочих, их знания, навыки и умения. Отряд индустриальных рабочих, имевшийся в СССР к моменту начала первой пятилетки, сыграл важнейшую роль в деле индустриализации. С его помощью и при его активном участии распространялись технические и профессиональные знания, навыки и умения, массы новых рабочих приучались к производственной дисциплине.
Был хорошо использован энтузиазм и энергия молодежи. Молодежь стала «мотором» индустриализации, главным фактором достижения и поддержания высоких темпов хозяйственного роста. Без широкого участия молодежи невозможно было достичь таких высоких темпов роста советской промышленности, таких темпов строительства и таких выдающихся результатов.
6. Был в максимальной степени использован накопленный мировой опыт. На его изучение и перенимание хозяйственное руководство не жалело средств и сил. Это в конечном счете оправдало себя и проявилось в высоком уровне советского производства, оснащении заводов и предприятий новейшим оборудованием, опытом и культурой производства. На достижение такого же уровня самостоятельным путем потребовались бы многие десятилетия.
Нужно отметить, что главное внимание направлялось не на изучение «достижений западной экономической мысли» или «опыта управления», а на изучение конкретных достижений, конкретных технологий, конкретных схем организации производства.
7. Во время индустриализации все внимание государственного и партийного руководства было направлено на индустриализацию. Во внутренней политике не было по существу других задач, кроме строительства промышленности. Все меры хозяйственного строительства тут же получали самую высокую и сильную политическую поддержку.
Более того, государственные и партийные органы, высшие руководители сами выступали инициаторами тех или иных направлений хозяйственного развития.
Сочетанием этих факторов и был достигнут успех сталинской индустриализации.
Примечания
1
Бузлаева А.И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. М.: Наука, 1969, с. 50.
2
Бузлаева А.И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. С. 49.
3
Хаммер А. Мой век – двадцатый. Пути и встречи. М.: Прогресс, 1989, с. 108.
4
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М.: Издательство МГУ, 1966, с. 31–32.
5
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 32.
6
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 34.
7
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 43.
8
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 245.
9
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М.: Наука, 1979, с. 46, 57.
10
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 258.
11
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 236–238.
12
Струмилин С.Г. Указ. соч. С. 256.
13
Система социалистического хозяйствования: концепции советских экономистов 20-х годов. Л.: ЛГУ, 1990, с. 12, 13, 18, 29.
14
Цитируется по: Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 259.
15
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 257.
16
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 266.
17
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 274.
18
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М.: Наука, 1979, с. 124.
19
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 262.
20
Струмилин С.Г. На плановом фронте. С. 262.
21
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 95.
22
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 73.
23
Die Luftfahrt der UdSSR. 1917–1977. Berlin, «transpress VEB Verlag fьr Verkehrswesen», 1977, с. 25.
24
Симаков Б.Л., Шипилов И.Ф. Воздушный флот страны Советов. Краткий очерк истории авиации нашей Родины. М.: Воениздат МО СССР, 1958, с. 170, 173.
25
Die Luftfahrt der UdSSR. 1917–1977. Berlin, «transpress VEB Verlag fьr Verkehrswesen», 1977, с. 24.
26
Симаков Б.Л., Шипилов И.Ф. Воздушный флот страны Советов. Краткий очерк истории авиации нашей Родины. С. 179.
27
Симаков Б.Л., Шипилов И.Ф. Воздушный флот страны Советов. С. 214.
28
Симаков Б.Л., Шипилов И.Ф. Воздушный флот страны Советов. С. 184–194.
29
Симаков Б.Л., Шипилов И.Ф. Воздушный флот страны Советов. С. 184.
30
Валентинов. Н. Наследники Ленина. М.: Терра, 1991. С. 116.
31
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 73.
32
Хавин А.Ф. У руля индустрии. М.: Издательство политической литературы, 1968, с. 17.
33
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М.: Издательство МГУ, 1966, с. 41.
34
Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М.: Политиздат, 1988, с. 194.
35
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 50–51.
36
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 49.
37
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. C. 71.
38
Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Иркутск: Восточно-сибирское книжное издательство, 1991, с. 464.
39
Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. Б/м, СП «Софист»-ИРУ «Информиздат», 1990, с. 200–201.
40
Валентинов. Н. Наследники Ленина. М.: Терра, 1991. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: годы работы в ВСНХ во время НЭПа. Воспоминания. М.: Современник, 1991, с. 161.
41
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 73–74.
42
Хромов С.С. Указ. соч. С. 78.
43
Хромов С.С. Указ. соч. С. 148.
44
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 79.
45
Хромов С.С. Указ. соч. С. 32.
46
Значит, один паровоз стоил в 1924 году примерно 68 тысяч рублей золотом. Шведский паровоз был вдвое дороже.
47
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 89.
48
Значит, одно судно в 1924 году в среднем обходилось в 10 млн рублей. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 91.
49
Стоимость пуда чугуна в 1924 году – 1 рубль 25 копеек. Тонна стоила 70 рублей, а 1 тысяча тонн чугуна – 70 тысяч рублей.
50
Это расчет по чугуну. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 112.
51
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 86.
52
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 119.
53
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 155.
54
Внешняя торговля СССР за 1918–1940 годы. Статистический обзор. М.: Внешторгиздат, 1960, с. 240.
55
Внешняя торговля СССР за 1918–1940 годы. Статистический обзор. С. 240.
56
Костюченко С., Хренов И., Федоров Ю. История Кировского завода. 1917–1945. М.: Мысль, 1966, с. 194–197.
57
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 158.
58
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 140.
59
Были, нужно отдать должное, и по-настоящему выдающиеся работы. Те, кого я чаще всего цитирую, проделали очень большие и важные исследования.
60
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 74.
61
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 96–97.
62
Хромов С.С. Указ. соч. С. 124.
63
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 125–127.
64
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 136–137.
65
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 132.
66
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 143.
67
«Цупвоз» – Государственное объединение механических военно-оборонных заводов.
68
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 144.
69
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 177–180.
70
Хромов С.С. Указ. соч. С. 177.
71
Валентинов Н. Наследники Ленина. М.: Терра, 1991. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: годы работы в ВСНХ во время нэпа. Воспоминания. М.: Современник, 1991, с. 221.
72
Валентинов Н. Наследники Ленина. С. 224.
73
Валентинов. Н. Наследники Ленина. С. 232.
74
Валентинов Н. Указ. соч. С. 233.
75
Валентинов Н. Наследники Ленина. М.: Терра, 1991, с. 236.
76
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 188.
77
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 100–101.
78
Звездин З.К. Указ. соч. С. 98.
79
Бывший Юзовский.
80
Первые шаги индустриализации СССР 1926–1928 гг. М.: Госполитиздат, 1959, с. 128.
81
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 212.
82
Каждая такая шахта обходилась от 2,5 до 16 млн рублей.
83
Первые шаги индустриализации СССР 1926–1928 гг. Сс. 87, 102–104.
84
Чуланов Г.У., Ишмухаммедов Б., Антонов П.И., Романов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917–1928 годы). Т. 1. Алма-Ата: Издательство АН КазССР, 1959, с. 64.
85
Первые шаги индустриализации СССР 1926–1928 гг. С. 143.
86
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 245.
87
Хромов С.С. Указ. соч. С. 246.
88
Лельчук В.С. Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии. М.: Наука, 1975, с. 107.
89
XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) 18–31 декабря 1925 года. Стенографический отчет. М. – Л.: Госиздат, 1926, с. 37.
90
XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) 18–31 декабря 1925 года. Стенографический отчет. С. 488.
91
Такое заявление, во вполне волкогоновском духе, есть, например, в книге Цакунова С.В. «В лабиринте доктрины»: Цакунов С.В. В лабиринте доктрины. Из опыта разработки экономического курса страны в 1920-е годы. М.: Россия молодая, 1994, с. 160.
92
Этим заявлением я, о ужас! порвал с диалектическим материализмом и переметнулся на сторону буржуазного идеализма. Для заинтересованных догматиков сделаю пометку, что Маркс воспринимал процесс труда как «опредмечивание» человека, его мыслей и способностей в продукте этого самого труда.
93
Особенно большая и богатая подборка такого рода высказываний в книге Дмитрия Волкогонова «Сталин: политический портрет».
94
Из статьи Сталина в «Правде» 7 ноября 1925 года – Сталин И.В. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1954, т. 7, с. 255.
95
Из выступления Сталина на собрании Ленинградского актива партии 13 апреля 1926 года – Сталин И.В. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1954, т. 8, с. 120.
96
«Правда», № 256 от 7 ноября 1925 года – Сталин И.В. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1954, т. 7, с. 252.
97
Автомобиль 1920-х годов – не чета современным. По нынешним меркам он кажется очень простым.
98
Могу привести такой пример. В газогенераторном двигателе, поставленном на конвейер в конце 1930-х годов, использовалось 18 тысяч специальных колец. В 40 тысячах тракторов, которые за год мог выпустить один тракторный завод в СССР, таких колец в сумме используется 720 млн. штук. Вот что такое массовое производство!
99
Все эти характеристики из книги Волкогонова: Волкогонов Д.А. Сталин. Политический портрет. В 2 книгах. Кн.1. М.: АСТ-«Новости», 1998, с. 195, 201, 217.
100
Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т.2 На плановом фронте. М.: Издательство АН СССР, 1963, с. 258.
101
Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т.2 На плановом фронте. С. 284.
102
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 188.
103
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 97.
104
Омметаллтрест выпустил в 1924/25 году 14 тысяч плугов, 1 тысячу борон и 3 тысячи веялок. К вопросу об индустриализации Сибири // под ред. А. Гамарина. Новониколаевск: Издательство СибЦУПа, 1925, с. 20.
105
К вопросу об индустриализации Сибири // под ред. А. Гамарина. Новониколаевск: Издательство СибЦУПа, 1925, с. 32.
106
Могу только предполагать, что железная дорога Норильск – Лабытнанги или в позднем варианте Салехард – Игарка была частью подобных планов.
107
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 291.
108
Валерьян Владимирович Куйбышев. Биография. М.: Политиздат, 1988, с. 230. Пятаков был изгнан из Президиума ВСНХ как троцкист. Впрочем, в 1928 году Пятаков покаялся, отказался от троцкистских позиций и в 1930 году был снова введен в Президиум ВСНХ и избран в ЦК партии.
109
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 182.
110
Хавин А.Ф. У руля индустрии. М.: Издательство политической литературы, 1968, с. 142.
111
Валерьян Владимирович Куйбышев. Биография. С. 239.
112
Волкогонов Д.А. Сталин: политический портрет. В 2 книгах. М.: АСТ-«Новости», 1998, с. 217, 224.
113
К слову сказать, оценка «Краткого курса» современниками была совершенно иной. Она тщательно изучалась и бережно хранилась. Солдаты нередко брали эту книгу на фронт. Даже противники Сталина ценили эту книгу. При разгроме штаба УПА – «Центрального провода», солдаты НКВД нашли несколько десятков экземпляров «Краткого курса».
114
Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1991, с. 504.
115
Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917–1928 годы. М.: Издательство политической литературы, 1968, т.1, с. 538.
116
Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917–1928 годы. С. 539.
117
Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917–1928 годы. С. 547.
118
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 190.
119
Цит. по: Как социал-фашисты готовят войну против СССР. М.: «Партиздат», 1932, с. 46.
120
Цакунов С.В. В лабиринте доктрины. Из опыта разработки экономического курса страны в 1920-е годы. М.: «Россия молодая», 1994, с. 120.
121
Лельчук В.С. Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии. М.: Наука, 1975, с. 154.
122
Внешняя торговля СССР за 1918–1940 годы. Статистический обзор. М.: Внешторгиздат, 1960, с. 95.
123
Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е издание. М.: Госполитиздат, 1953, с. 192.
124
Внешняя торговля СССР за 1918–1940 годы. Статистический обзор. С. 95.
125
Все данные по: Внешняя торговля СССР за 1918–1940 годы. Статистический обзор. С. 94–95.
126
Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917–1928 годы. С. 663.
127
Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917–1928 годы. С. 667–668.
128
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 212.
129
Индустриализация СССР. 1926–1928. Сборник документов. М.: Наука, 1969, с. 291.
130
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 224.
131
Звездин З.К. Указ. соч. С. 220.
132
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 224.
133
Звездин З.К. Указ. соч. С. 226–229.
134
Индустриализация СССР. 1926–1928. Сборник документов. С. 307.
135
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 232–233.
136
Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. С. 235–237.
137
Имеются в виду отраслевые конференции декабря 1928 – марта 1929 года.
138
Индустриализация СССР. 1926–1928. Сборник документов. С. 316–318.
139
Таблица составлена по данным: Индустриализация СССР. 1926–1928. С. 332–333.
140
Таблица составлена по данным: Индустриализация СССР. 1926–1928. Сборник документов. С. 336–337.
141
Хавин А.Ф. У руля индустрии. М.: Издательство политической литературы, 1968, с. 23.
142
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 282.
143
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 300, 307.
144
Вопреки распространенным представлениям в конце 1920-х и начале 1930-х годов в СССР была очень сильно развита реклама, которую давали и частники, и крупные государственные предприятия. Исчезновение рекламы из обихода связано уже со второй пятилеткой.
145
Валентинов. Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: годы работы в ВСНХ во время нэпа. Воспоминания. М.: Современник, 1991, с. 168–169.
146
Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. С. 317–325.
147
Гинзбург С.З. О прошлом для будущего. М.: Издательство политической литературы, 1986, с. 62.
148
Ознобин Н.М. Электроэнергетика СССР и ее размещение. М.: Соцэкгиз, 1961, с. 148.
149
Боруля В. Сказание о Днепрострое. М.: Издательство политической литературы, 1969, с. 14–16.
150
Сделаем Россию электрической. Сборник воспоминаний участников Комиссии ГОЭЛРО и строителей первых электростанций. М-Л.: Энергия, 1961, с. 34.
151
Боруля В. Сказание о Днепрострое. С. 29.
152
Ряжи – высокие бревенчатые срубы, засыпаемые изнути землей или бутовым камнем, применяемые для перегораживания русел рек, устройства дамб, плотин, пристаней, мостов.
153
Лельчук В.С. Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии. М.: Наука, 1975, с. 154.
154
Боруля В. Сказание о Днепрострое. С. 48–54.
155
Магнитка. Челябинск: Южноуральское книжное издательство, 1971, т. 1, с. 36.
156