§ 17. Экологический конфликт
1. Понятие.
Экологические конфликты – одна из наиболее часто встречающихся разновидностей, или групп, социальных конфликтов, возникающих практически на протяжении всей истории существования человечества. Подход к ним основан на двух допущениях. Первое: экологические конфликты имеют сущностные черты и механизм развития, присущие любому социальному конфликту. Второе: эти конфликты обладают одновременно весьма существенной спецификой. Своеобразны предмет и причины экологических конфликтов, процессы их возникновения, протекания и разрешения. Особыми являются последствия этих конфликтов, .весьма опасна их неосознанность, непонятность. Своеобразны и внешние условия динамики экологических конфликтов.
Констатация существования экологических конфликтов порождает необходимость специфического вмешательства со стороны заинтересованных сил (общества, государства, государственных структур, социальных групп), основанного на праве и использующего его возможности.
Рассмотрим сначала экологические конфликты как социальный феномен, некоторую данность, определяющую потребность в правовом регулировании и служащую объектом действия права, а на этой основе и некоторые вопросы, связанные с оптимизацией правового регулирования экологических конфликтов. При этом будет использована информация, полученная при изучении различных сторон механизма действия экологического права, экологически значимого поведения людей и причин экологических правонарушений в различных сферах охраны окружающей среды и рационального использования природных ресурсов[1].
Первая специфическая черта экологических конфликтов, определяющая как методику их распознавания и оценки, так и способы правового и иного регулирования, состоит в их имманентности обществу. Экологические конфликты, будучи, с нашей точки зрения, в принципе порождены самим взаимодействием общества и природы, отражают содержание процессов жизни людей в существующих природных условиях, специфику сложившихся экологических ниш. Как известно, в работах по конфликтологии спорят о существовании полезных конфликтов; возможно, нужно четче различать такие оценки конфликтов, как нормальность, объективность и полезность, и уточнить понятие полезности. Экологический конфликт. есть объективное явление и не обязательно негативное. Общество, люди вынуждены жить в условиях экологических конфликтов, считаться с ними, а также с возможностью их возникновения и необходимостью преодоления. Взаимодействие общества и природы осуществляется на принципиально ограниченной базе и связано с расходованием объективно ограниченных, трудно восстанавливаемых или вообще невосстанавливаемых ресурсов. Это обусловливает характер экологического конфликта. Действительно, проблема выбора между различными вариантами поведения, которая присуща всему социальному развитию, особенно сказывается на поведении в ограниченной нише и при ограниченных возможностях. В современных условиях это постоянное свойство экологического поведения обостряется тем, что, по мнению многих специалистов, человечество живет в долг у природы, так как уровень потребления природных ресурсов превышает способность природы к их пополнению или восстановлению, воспроизводству[2].
Собственно говоря, не столько теоретический анализ, сколько данные экологического мониторинга показывают, что практически каждое крупномасштабное решение в сфере взаимодействия с природой является началом конфликта либо попыткой его решения, так как связано с выбором между реально непримиримыми или плохо примиримыми альтернативами. Самые разнообразные процессы поведения, казалось бы, признанные обществом и не осуждаемые им, в части, обращенной на потребление или переделку природы, чреваты возможностью возникновения конфликта и связаны с его преодолением. Из сказанного можно сделать как минимум два предварительных вывода. Первый состоит в том, что объектом экологического права должны быть конфликты как имманентное свойство экологического поведения и экологических процессов, существующее латентно или открыто, т.е. конфликтогенные и конфликтные ситуации различной зрелости. Второй вывод связан с необходимостью настройки экологического мониторинга на выявление и анализ экологических конфликтов как на его нормальную и повседневную функцию[3].
Следующая специфическая черта экологических конфликтов состоит в их социальности, общественной природе и значимости. В сущности, экологические конфликты в принципе невозможно представить себе как столкновение людей и окружающей среды, общества и окружающей среды. Это всегда столкновения между людьми. Любой выигрыш одного участника взаимодействия с окружающей средой, природой может оказаться проигрышем для другого, хотя понятно, что никто не страдает от того, что Волга, Рейн или Миссисипи стали действительно чище. Но уж во всяком случае любой действительной экологический проигрыш одного участника есть проигрыш и всех остальных. Это означает, что в принципе невозможно нанести ущерб окружающей среде так, чтобы не задеть интересы третьих лиц.
Следовательно, человечество заинтересовано в разрешении конфликта, даже если это не осознается при анализе данного конфликта. Разумеется, в конкретной ситуации разрешения конфликта могут быть лучше или хуже учтены интересы группы населения или страны, но в целом последствия экологического конфликта связаны с сохранением или нарушением общего и единственного базиса жизни людей. Экологические конфликты имеют не просто социальный, но экзистенциальный характер и относятся к проблеме жизни, существования людей. Возможно, выбор политической власти, политический конфликт менее значим для людей, чем экологический, ибо первый может и не подрывать условия жизни, тогда как экологические конфликты на деле соотносятся именно с ними. Это положение значимо как для выявления действительных участников экологического конфликта, так и для выбора способов и определения возможностей его разрешения. Экологические конфликты должны решаться не в пользу одной из сторон, а в пользу окружающей среды или природных объектов как таковых.
Далее, существенной чертой экологического конфликта, характерной, возможно, и для иных конфликтов, можно считать гносеологические трудности их оптимального решения. Это относится не только к экологическим конфликтам в целом, но едва ли не к каждому экологическому конфликту в отдельности. Объясняется это тем, что выбор в сфере взаимодействия с природой ограничен уровнем человеческих знаний, которые в принципе недостаточны, их переоценка уже много раз приводила к неверным решениям, к выбору худшей модели снятия конфликта. Известно, что, кроме того, внешние и внутренние факторы принимаемых решений изменчивы; человечество в целом, равно как и его отдельные представители, в сущности, не имеют достаточных возможностей просчитать и предвидеть последствия того или иного решения конфликта. Так, конфликт, связанный с колебаниями уровня Каспийского моря и требовавший выбора одного из способов решения в определенный период, как будто разрешился. Но впоследствии оказалось, что принятые решения принесли огромный экологический вред. Сторона, настаивавшая на щадящем подходе к регулированию Каспия, проиграла, хотя была права. Сейчас продолжается конфликт вокруг дамбы в Финском заливе в районе Санкт-Петербурга. Не видно, чтобы кто-то из участников этого конфликта, как и мировая экологическая мысль, мог показать, каким путем следует решать этот конфликт.
Из этого вытекает необходимость достаточно осторожного отношения к возможностям человеческого мышления, науки, а соответственно, государственного регулирования экологических конфликтов правовыми средствами. Стремление к осознанию и решению экологических конфликтов должно сочетаться с пониманием ограниченности человеческих возможностей и необходимости их непрерывного приложения к экологическим процессам. С собственно правовой и государственно-правовой точек зрения этим ограничиваются возможности императивного регулирования и подчеркивается потребность в расширении начала диспозитивности, а шире – альтернативности правовых предписаний.
Таким образом, экологические конфликты и конфликтогенные ситуации имманентны экологическим процессам и экологическому поведению, имеют жизненное значение для человечества, должны постоянно быть предметом социального контроля (мониторинга).
2. Изучение конфликтов.
Подход к экологическим конфликтам как к социальной реальности неизбежно ставит задачу их распознавания и описания, будь то в теоретически обобщенной или эмпирической форме. Здесь возникает ряд практических вопросов. Дело в том, что общество должно иметь определенное представление о распространенности и реальном состоянии того, что условно можно назвать экологической конфликтностью, а для этого следует определить объекты наблюдения. Эти вопросы могут решаться с использованием возможностей юридической социологии, в частности криминологии и социологии отклоняющегося поведения. Это, в частности, означает, что любой, и прежде всего регулятивный, подход к экологическим конфликтам, особенно в сфере их правового регулирования, должен быть основан на эмпирических данных, полученных и обработанных в ходе отдельных конкретно-социологических исследований и постоянного осуществления экологического мониторинга.
Вполне понятно, что на практике существует более общая необходимость изучения внешних проявлений и внутреннего содержания экологических конфликтов. Чтобы доказать актуальность такого изучения, достаточно, например, обратить внимание на специфику поведения участников экологического конфликта, например на поведение членов постоянно нацеленной на участие в экологических конфликтах организации «Гринпис», движения зеленых. Специфична и весьма изменчива мотивация поведения участников экологических конфликтов.
Но сначала, разумеется, экологические конфликты нужно сделать объектом наблюдения, а затем уже изучать подробно.
Между тем, как свидетельствует огромный опыт изучения юридически значимого поведения, и прежде всего преступности, эмпирическое, конкретно-социологическое изучение и отражение экологических конфликтов – весьма сложная задача. В сфере экологической конфликтности несомненно значимой является проблема латентности и маскировки конфликтов. Нелегко определить границы единиц наблюдения, выделить основания их учета на эмпирическом материале, классифицировать (сгруппировать) экологические конфликты, ориентируя такую классификацию (структурную характеристику) на практическое использование.
Наиболее показательным признаком экологического конфликта (иногда его считают достаточным) является предмет конфликта, т.е. действия, которые совершаются или должны (могут) совершаться по отношению к окружающей среде, природному объекту. Стороны в случае экологического конфликта занимают ясно или неявно, осознанно или неосознанно различные позиции относительно субъекта и характера присвоенности и использования природного объекта либо его свойств, независимо от того, идет ли речь собственно об использовании объекта или о возможных либо существующих последствиях такого использования.
Практика показывает, что к негативным экологическим последствиям вполне могут приводить технические, политические, экономические, национальные и иные конфликты, приобретая тем самым более сложный, смешанный характер. Так, военные действия, блокада путей сообщения, иные формы политических конфликтов связаны с принятием решений, наносящих экологический ущерб, с прямым уничтожением объектов окружающей среды. Национальные и иные конфликты отвлекают от решения достаточно традиционных экологических задач. Широко известны факты уничтожения лесов, парков, гибели животных в ходе военных столкновений в межнациональных конфликтах, нанесение во время войны ущерба ландшафтам, заповедникам, загрязнение водных источников, вырубка зеленых насаждений в городах (Ереване, например) для отопления жилья в связи с блокадой нефте- и газопроводов.
Следующим шагом после выявления экологической составляющей конфликта является установление и описание ее действительной роли в механизме данного конфликта. Многочисленные исследования показали, что существуют (или можно корректно выделять) реальные и формальные экологические конфликты, а также псевдоэкологические конфликты. Их разграничение – основа подхода к анализу анатомии и физиологии, статики и динамики конфликта, а соответственно и к поиску путей его разрешения, в чем бы они ни состояли.
В этом смысле признаками реального экологического конфликта являются:
а) степень противостояния сторон в решении вопроса о судьбе природных объектов;
б) характер значимых для сторон целей, которые в таком конфликте соотносятся с рациональным использованием и более эффективной охраной окружающей среды.
Реальность конфликта – это его социальное сущностное и финальное (целевое) качество, которое окончательно устанавливается в каждом отдельном случае. При реальном конфликте доминантой его разрешения является принятие решения об изменении (определении) судьбы природного объекта, окружающей среды в целом, способов воздействия на нее.
Однако необходимо подчеркнуть, что реальность экологического конфликта определяется по отношению к природе как его объекту. Для многих участников конфликта его экологическая составляющая может быть только фоном, средством, аргументом. Более того, такое положение можно считать распространенным. Часто конфликт происходит между участниками, заинтересованными в охране природы, мотивированными экологически, и субъектами, пренебрегающими ею.
Напомним об одном из самых известных экологических конфликтов нашего времени – проекте переброски северных рек на юг. Степень противостояния участников конфликта – Минводхоза, ряда правительственных структур, региональных властей и ученых-экологов, юристов, общественности – была чрезвычайно высокой; на определенной стадии конфликт широко отражался в прессе; существовала и четкая дифференциация целей участников конфликта – экономическая выгода и политический капитал у одних и недопущение разбазаривания и прямого уничтожения водных ресурсов, затопления сельскохозяйственных земель – у других. Другой пример – регулирование режима Волги в связи со строительством крупных ГЭС, когда необходимость развития производительных сил, получения энергии для промышленного производства вступила в противоречие с необходимостью сохранения рыболовства, условий отдыха и быта населения, с рядом социально-психологических факторов (особая роль Волги и др.).
Формальный экологический конфликт состоит в противостоянии сторон, рассматривающих экологическое состояние этого объекта не как основание и цель конфликта, а как аргумент для противостояния. Типичным примером формальных экологических конфликтов могут служить конфликты, возникшие в связи со строительством и эксплуатацией атомных электростанций, в частности Игналинской и Ереванской АЭС, когда экологические сложности на определенном этапе использовались для показа «происков» имперского центра, эксплуатации народов и чуть ли не планов их уничтожения, а на другом этапе – как необходимый и оправданный риск для поддержания определенного уровня жизни и благополучия. Аналогичны и примеры с конфликтами по поводу эксплуатации нефтяных месторождений и возможного ущерба для окружающей среды, возникающими при решении вопроса о том, кому предоставить лицензию на эксплуатацию.
Псевдоэкологический конфликт – это заведомо фальсифицированное, искусственное использование экологических аргументов для достижения политических, экономических либо иных целей, например захвата политической власти, приобретения права распоряжаться экономически значимыми природными ресурсами, дискредитации политических противников и т.п.
Есть две опасности, которые имеют особое значение для экологических конфликтов и должны учитываться в рамках юридической конфликтологии. Первая состоит в размывании специфики конфликта, если под ним будут пониматься любые виды и формы расхождений между субъектами, пусть и обозначенные как противостояния. Вторая опасность связана с затушевыванием наличных или потенциальных конфликтов в сфере экологического поведения. Практически такой подход сводит проблемы охраны и рационального использования природных ресурсов к противостоянию «общество как единое целое – окружающая среда», а попытки решения конфликта – к расширению инвестиций и к собственно технико-технологическим задачам Между тем в условиях экологического конфликта весьма распространены ситуации, когда без устранения противоречий между субъектами любые инвестиции могут оказаться бесполезными и даже вредными. Так, разногласия относительно возможности добычи нефти на континентальном шельфе, межгосударственные споры о допустимости строительства нефтяного терминала никак не сводятся к проблеме инвестиций. Выходит за пределы разрешения рутинных технических и экономических трудностей и противостояние при выборе между альтернативными источниками энергии, одобрение или неодобрение строительства автотрасс.
Дело в том, что в рамках юридической конфликтологии и ее экологического направления необходимо обозначить ядро конфликта как особую форму, особый вид поведения, который обладает некими дополнительными свойствами и в силу этого порождает специфические потребности в правовом регулировании[4].
Разумеется, определение этих идентификационных черт экологического конфликта, основываясь на общем понятии и общей теории конфликта, должно отражать его экологичность, подтверждать наличие экологической составляющей конфликта, как бы она ни была осложнена или замаскирована иными конфликтными элементами.
На наш взгляд, имеющееся противоречие оценивается как конфликт в экологической сфере (экологический конфликт) на основе нескольких связанных между собой признаков, к которым относятся:
а) наличие несовместимых интересов субъектов взаимодействия с окружающей средой, что может выражаться в стремлении лица или труппы лиц использовать определенным образом тот или иной природный объект или ресурс; применять определенный способ воздействия на окружающую среду; сохранить в неприкосновенности или, напротив, изменить титул и содержание прав на объекты природы и возможность их присвоения;
б) формирование целей одностороннего выигрыша при возникновении ситуации выбора, по сути дела постоянно присутствующей в сфере взаимодействия общества и окружающей среды;
в) подготовка и осуществление действий, направленных на выигрыш.
На этой основе можно указать на различия между конфликтогенной ситуацией в сфере экологии, которая охватывает несовместимые или противоречивые интересы и возможности их отстаивать, и экологическим конфликтом, который представляет собой реализацию, проявление конфликтогенной ситуации. Следовательно, ядром конфликта является сочетание трех элементов:
а) наличия полностью или частично несовместимых, осознанных или неосознанных интересов в сфере экологии;
б) выбора стратегии на подавление или исключение интересов иной стороны;
в) реализации деятельности по обеспечению собственных интересов и вариантов их осуществления.
Такой подход, на наш взгляд, наиболее полно отражает специфику охраны окружающей среды, поскольку именно в собственно экологических конфликтах достаточно сильно проявляется рациональная, целевая сторона.
Разумеется, все эти элементы должны быть интерпретированы и конкретизированы в контексте взаимодействия общества и окружающей среды.
На наш взгляд, выделенные признаки – элементы ядра экологического конфликта – хорошо фиксируют реально протекающие конфликтные отношения. Возьмем конфликты вокруг АЭС. Они связаны с выбором способа, а значит, и источника получения энергии, необходимой обществу.
В этой ситуации общество, субъекты социального действия должны зафиксировать наличие конфликта и предпринять вначале усилия по его анализу, структурированию интересов, выявлению установок на поведение и т.п., а затем уже регулировать этот конфликт.
В сущности, именно такой подход необходим по практическим соображениям, для реального осуществления экологического мониторинга, если считать появление конфликтов одной из его задач.
Пока же, по нашим наблюдениям, общество имеет слабое представление об экологической конфликтности. Контент-анализ прессы, опросы специалистов (правда, имевших лишь косвенное отношение к проблеме экологических конфликтов) показали, что внимание привлекают экологические конфликты, которые возникают: а) по поводу появления дополнительных или новых источников угрозы для окружающей среды; б) в связи с определением судьбы факторов, прежде всего техногенных, негативно воздействующих на состояние окружающей среды, причиняющих ей вред; в) из-за использования или планов использования природных объектов, причем эти конфликты обычно связаны с противостоянием по поводу вариантов использования объектов, масштабов такого использования, применяемых технологий и т.п.
К числу наиболее известных таких экологических конфликтов относятся споры относительно судьбы существующих и строительства новых АЭС, допустимости генной инженерии, международный конфликт из-за сброса радиоактивных отходов в морские воды, строительство на территории заповедников, захоронение на территории России токсичных и радиоактивных отходов и т.д.
Далее, на наш взгляд, в конфликте следует выделять его стадии, т.е. основание конфликта, формы противостояния, позиции как систему так или иначе выраженных взглядов о необходимом поведении, аргументы этих взглядов и др. При социологическом подходе особое значение имеют также масштабы и глубина конфликтов, затраты на их преодоление, связь с интересами различных групп граждан, формальных и неформальных структур.
Эта группа вопросов в принципе должна находиться в центре внимания экологов. На основе имеющегося материала наметим здесь предмет исследования.
На наш взгляд, в связи с предложенным пониманием экологического конфликта необходимо:
а) дать классификацию реальных и возможных участников экологического конфликта и носителей конфликтогенной ситуации; здесь подлежит учету характер и степень заинтересованности и осознанности интересов, позиций, иерархия интересов, возможности их отстаивания и т.п.;
б) определить выраженность и осознанность позиций в конфликте как некоторых артефактов, имеющих огромное социальное значение, связанных с участниками конфликтов и одновременно существующих как бы самостоятельно, т.е. речь идет, по существу, о целевом анализе экологического сознания и экологического мышления;
в) выявить принятые и ожидаемые процедуры, стереотипы действия, реализации принятых позиций, аргументы осуществляемой стратегии, степень воли к действию, интеллектуального уровня и интеллектуальной насыщенности;
г) оценить соотношение целей, решаемых в экологическом конфликте, с иными потребностями и целями поведения личности, социальной группы, т.е. участника экологического конфликта.
Наряду с этим целесообразно выделить и исследовать некоторые черты экологической конфликтности как одного из качеств общего состояния общества, как некоторого самостоятельного феномена, характеризующего процессы взаимодействия общества и окружающей среды.
Такими признаками могут быть:
а) место экологических конфликтов в социальной ситуации в целом и в системе социальных конфликтов в частности;
б) распространенность экологических конфликтов по кругу субъектов и объектов (ситуаций) и связанная с этим напряженность экологической конфликтности;
в) содержание экологической конфликтности и структура экологических конфликтов, взятая в соотношении групп экологических конфликтов;
г) контекст экологических конфликтов, т.е. социальная ситуация их протекания.
Все эти характеристики даются во времени (в динамике), в пространстве и по кругу лиц.
Вполне возможно, что знания об экологических конфликтах в связи с проблемой их правового регулирования могут быть конкретизированы несколько иначе либо полнее. Несомненно, однако, что предложенный подход позволяет определить личностный состав экологических конфликтов и вектор его возможного изменения; изучить поведение участников конфликта и остающихся нейтральными социальных сил; выявить значимость конфликтов для общества и демаскировать ложные, псевдоэкологические или выявить реальные конфликты и т.д. Без этого регулировать экологические конфликты нельзя.
3. Динамика экологических конфликтов.
Попытаемся с учетом сказанного о видах экологических конфликтов высказать некоторые суждения о современном состоянии экологической конфликтности в стране.
В настоящее время произошли, на наш взгляд, показательные и ожидаемые изменения в состоянии экологической конфликтности. Она довольно интенсивно перемещается на более низкий уровень в иерархии конфликтов, вытесняясь политическими и экономическими конфликтами (передел собственности и передел власти). Разумеется, происходящие перемены не свидетельствуют об улучшении экологической обстановки. Уход экологических конфликтов на периферию социального внимания не снимает самих этих конфликтов.
На фоне общих негативных процессов в сфере экологии, характеризуемых во многих случаях как экологическая катастрофа, в стране происходят конфликты как на общефедеральном, так и на местном уровне, в рамках как общества в целом, так и отдельных социальных групп. По нашим данным, наиболее распространены конфликты в сфере межгосударственных отношений и конфликтогенные ситуации в сфере использования потребительских природных ресурсов (охота, рыбные промыслы, разработка нерудных ископаемых и т.п.), в сфере землепользования, городского строительства. Показателями этих конфликтов являются данные (хотя и недостаточно полные) об административной ответственности и гражданско-правовых спорах. В Государственном докладе о состоянии окружающей природной среды в Российской Федерации отмечается, что в 1991 г. только за нарушения природоохранного законодательства предприятиями и организациями к административной ответственности было привлечено более 50 тыс. человек, а из 32 тыс. проектных и других 'материалов, проходивших экологическую экспертизу, треть не прошла согласование (т.е. в них заведомо были заложены нарушения экологических требований).
Крупномасштабные, условно говоря, общенациональные, экологические конфликты оказались в состоянии определенного замораживания. Практически затихло противостояние по поводу загрязнения Байкала, судьбы Аральского и Азовского морей, отсутствуют средства для крупномасштабной мелиорации и т.п. Даже конфликты вокруг АЭС приобретают иной характер и перестают быть столь напряженными, как это было раньше.
По нашим наблюдениям, экологическая конфликтность реально не снята, но загнана вглубь. Это проявляется в там, что продолжает наращиваться негативное воздействие на окружающую среду, а следовательно, углубляется размежевание экологических интересов. В экологической сфере существует высокая степень конфликтогенности.
Пока что она ослабляется тем, что в новых условиях экологические интересы многих групп населения осознаны слабо; они подавляются актуальностью экономических потребностей, страхом перед насилием, общей неопределенностью развития, неадаптированностью отдельных групп населения к происходящим переменам. Можно с высокой степенью вероятности утверждать, что это временное состояние и что уже в ближайшее время пружина экологических разногласий может привести к возникновению острых экологических конфликтов. Во всяком случае возможно дальнейшее использование экологической аргументации при территориальных и межнациональных конфликтах, спорах по поводу собственности на землю, в процессе структурной перестройки горнодобывающей промышленности и энергетики.
4. Правовое регулирование экологических конфликтов
— одна из важнейших задач экологического права. В своей основе оно должно отражать реальное состояние этих конфликтов, их распространенность, предмет, содержание и иные показатели.
В связи с постановкой такой задачи, на наш взгляд, возникает ряд специфических проблем. Прежде всего, появляется необходимость в установлении соотносимости права и экологических конфликтов. При этом должны быть: уяснены общие возможности права, пределы государственного вмешательства, поскольку оно связано с регулятивными функциями права в данной сфере; прояснен механизм действия права применительно к конфликтогенной ситуации, конфликтному экологическому поведению; исследован собственно процесс регулирования правом поведения в сфере экологических конфликтов. Причем особый интерес вызывает связь права в целом и экологического права в частности с разрабатываемыми в рамках конфликтологии приемами разрешения конфликтов, с институционализацией, переговорами и т.п. Крайне важно, далее, найти необходимое соотношение между различными методами воздействия на конфликт: применением запретов с целью хотя бы временного подавления конфликта, достижением компромисса на основе права, расширением полномочий участников по определению судьбы конфликта и т.д.
Возможности действующего права в сфере разрешения экологических конфликтов весьма широки. Их использование обусловливается степенью развитости правового регулирования, принципиальной нацеленностью на предупреждение и разрешение различного рода конфликтов. Несмотря на споры относительно сущности права, соотношения права и закона, все же бесспорно, что право направлено на упорядочение общественных отношений, достижение стабильности и предсказуемости деятельности людей.
Поэтому возможности экологического права в сфере экологической конфликтности (а это относится, по-видимому, и к другим отраслям права) определяются его упорядочивающим воздействием, стабилизирующим потенциалом. Наиболее наглядным и одновременно крайне актуальным примером этого может служить роль права в идентификации природных объектов и определении титула собственника на них. Бесконечные изыски относительно обозначения характера присвоенности земли, иных природных ресурсов хотя и утоляли идеологические потребности, но приводили и приводят к многочисленным спорам между ветвями власти, звеньями управления, субъектами Федерации и др. Неопределенность титула собственности, которая может быть государственной, но должна быть жестко обозначенной, есть один из факторов возникновения, развития и усиления конфликтов. Все это усугубляется и технико-юридическими слабостями структурирования прав на природные ресурсы. Многие институты римского права еще не применялись; новейшие приемы, характерные для рыночного хозяйства, не использовались. Это требует в каждом отдельном случае особого обсуждения, но общие возможности регулирования экологических конфликтов представляются весьма обширными.
Вместе с тем возможности права в разрешении экологического конфликта в принципе ограничены. Это может быть вызвано тем, что стороны конфликта противопоставляют себя праву и правовые предписания в данном случае не срабатывают; позиции сторон не квалифицируются на основе .правовых норм, т.е. являются юридически нейтральными; не определяются правом и процедуры решения конфликтов.
На наш взгляд, с точки зрения соотносимости права и экологических конфликтов (а эта проблема не сводится к конкретизации права собственности) следует рассматривать два основных направления: использование общих институтов права в сфере действия (возникновения, преодоления) конфликта; дальнейшее развитие специальных правовых предписаний, рассчитанных на разрешение возникающих экологических конфликтов. При этом должна, разумеется, учитываться тесная взаимосвязь этих, в сущности, достаточно мягко разграничивающихся правовых норм и институтов.
В связи со сказанным можно считать наиболее близкими к проблеме разрешения конфликтов следующие группы норм: нормы, определяющие права и обязанности потенциальных участников конфликта; нормы, устанавливающие отношение различных субъектов права к природному объекту и фиксирующие их интересы, причем в данном случае речь должна идти о носителях вещных прав, субъектах обязательственных гражданско-правовых и хозяйственно-правовых отношений, гражданах, имеющих права на использование природного объекта, гражданах, имеющих общее право на благоприятную окружающую среду; нормы, устанавливающие режим использования или охраны объекта природы; наконец, процедурные нормы, регламентирующие порядок разрешения конфликтов именно в сфере экологии.
С учетом сказанного представляется, что в настоящее время наиболее продуктивными направлениями адаптации экологического права к воздействию на экологическую конфликтность следует считать:
— дальнейшую разработку права собственности на окружающую среду и природные ресурсы со стороны его публично-правового и частноправового содержания, поскольку ни понятие суверенитета, ни понятие гражданско-правовой собственности в нынешних условиях не делает позиции заинтересованных лиц в данной сфере легитимными;
— юридико-техническое совершенствование экологических прав и обязанностей по отношению к своей и чужой, государственной, частной, муниципальной, общественной и иной собственности;
— пополнение, развитие и совершенствование процедур решения экологических конфликтов, включая, например, право на независимую экологическую экспертизу, усиление роли третейского суда и т.п.;
— диверсификацию и углубление экологической ответственности, включая обеспечение реального прекращения вредной предпринимательской деятельности, а возможно, и введение уголовной ответственности юридических лиц за экологические преступления.
Как уже говорилось, право имеет ограниченные возможности в разрешении экологических (Конфликтов. Однако соединение профилактического и собственно правового подхода может в значительной мере способствовать снижению экологической конфликтности в стране и в мире.
[1] См.: Дубовик О.Л. Механизм действия права в охране окружающей среды. М., 1984; Дубовик О.Л., Жалинский А.Э. Причины экологических преступлений. М., 1988; Иконицкая И.А. Проблемы эффективности в земельном праве. М., 1979; Колбасов О.С. Экология: политика – право. М., 1976; Право и чрезвычайные ситуации. М, 1992; Эффективность юридической ответственности в охране окружающей среды. М., 1985.
[2] См., напр : Право природопользования в СССР. М, 1990; Caн-Марк Ф. Социализация природы. М., 1977; Фешбах А. Экоцид в СССР Здоровье и природа на осадном положении. М., 1992.
[3] В соответствии с Законом РСФСР «Об охране окружающей природной среды» экологический мониторинг осуществляется ныне как государственная служба наблюдения за состоянием окружающей среды специально уполномоченными на то государственными органами Российской Федерации в области охраны окружающей среды при участии министерств и ведомств через систему наблюдения в городах, промышленных центрах, на водных объектах в отдельных регионах, в космическом пространстве (п. 2 ст. 69), а также подкрепляется системами государственного, производственного, общественного экологического контроля (ст. 70—72), научными экологическими исследованиями (ст 77). Выявление и анализ экологических конфликтов, разумеется, пока еще специально не выделены.
[4] Можно эту проблему обозначить и как определение начала конфликта. Но в данном случае делается попытка определить качество явления, а не точку его отсчета.
§ 18. КРИМИНАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ
1. Понятие.
Вряд ли нуждается в специальном пояснении утверждение о том, что преступление, преступное поведение, а значит, и интересы преступника противоречат интересам общества и его отдельных граждан. Очевидно, что само уголовное законодательство, определяющее, что же является преступным, вытекает из необходимости защиты определенных общественных интересов. В уголовно-правовой и криминологической литературе рассуждения на подобные темы давно уже стали общим местом.
Однако эти, казалось бы, банальные мысли имеют вполне конкретный и емкий смысл в применении к предмету нашего рассмотрения.
Противоречие преступных и общественных интересов во многих случаях выливается в противостояние интересов преступника (преступников) и конкретной личности (группы). Преступление, где имеются потерпевшие – конкретные лица, как правило, создает конфликтную ситуацию или прямой межличностный (межгрупповой) конфликт, разрешаемые затем путем усилий частных лиц, в том числе самих потерпевших, а также с помощью государственных институтов, в процессе уголовного судопроизводства. Кража личного имущества и частной собственности, телесные повреждения и клевета, а также многие другие виды преступлений представляют собой такое ущемление личных или групповых интepecoв, которое всегда создает почву для конфликтов.
Но во многих случаях преступление не только создает почву для конфликтов, но и само является следствием конфликтов и их заключительной стадией. Особенно явно подобная причинно-следственная взаимосвязь прослеживается на примере насильственных преступлений, таких, как умышленное убийство, телесные повреждения различной степени тяжести и злостное хулиганство.
Традиционная криминологическая модель анализа насильственных преступлений почти не учитывает межличностного взаимодействия между преступником, и жертвой, происходящего до совершения преступления. Одними из первых на это обратили внимание Ш. Шохам и его коллеги, подвергшие критике устаревшие взгляды юристов[1]. Было, в частности, показано, что событию насильственного преступления обычно предшествует последовательность циклов взаимодействия, состоящих из взаимных стимулов и реакций преступника и потерпевшего. Достаточно определенно поэтому поводу высказались западные и отечественные виктимологи, не только занявшиеся анализом поведения жертвы, но и уделившие внимание – правда, главным образом в теоретическом плане – межличностному взаимодействию преступника и жертвы. В частности, А.В. Ривман и Л.В. Франк, воспринявшие западный виктимологический опыт и сами осуществившие углубленные эмпирические исследования, пришли к выводу, что основным содержанием преступных и допреступных событий является межличностное взаимодействие[2]. Виктимолог В.Я Рыбальская напрямую отождествила допреступные события с конфликтом, развивающимся по спирали[3]. Насильственные и некоторые другие преступления Ю.М. Антонян точно, на наш взгляд, назвал «преступлениями отношений»[4].
Для осознания того, что этим преступлениям, как правило, предшествует конфликтная ситуация, достаточно обратиться к формулировкам Уголовного кодекса и традиционно применяемым в отечественной криминологии обозначениям мотивов насильственных преступлений. Такие, например, часто используемые понятия, как «месть» и «ревность», «злоба» и «неприязнь», имеют прямую связь с конфликтными вэаимоотношениям. К понятию конфликта, как нетрудно увидеть, протягиваются нити от таких понятий и формулировок, как «необходимая оборона» и «превышение пределов необходимой обороны», «сильное душевное волнение, вызванное противозаконными действиями потерпевшего», «сопротивление представителю власти или иным гражданам, пресекающим противоправные действия», «воспрепятствование правомерной деятельности потерпевшего, связанной с выполнением им служебного или общественного долга» и т.п. Известно, что хулиганским действиям обычно предшествует тот или иной повод, данный потерпевшим, и их, как правило, ошибочная квалификация в процессе следствия или в суде в качестве «беспричинных» чаще всего связана лишь с явной несоразмерностью повода и ответных действий.
Многими эмпирическими исследованиями причин насильственных преступлений установлено, что таким преступлениям чаще всего предшествуют различные скандалы, ссоры, бытовые неурядицы, неприязненные отношения. Обобщение значительного числа фактов насильственных проявлений в обществе позволяет прийти к выводу, что в большинстве случаев применения насилия источником является межличностный конфликт[5].
Таким образом, в качестве специфической разновидности конфликтов, затрагивающих сферу правовых отношений, могут быть выделены конфликты, касающиеся уголовно-правовой сферы, или криминальные конфликты. Криминальный конфликт, конечно, специфичен прежде всего своими результатами, или завершающей стадией, но это, впрочем, нередко характеризует особенности его возникновения и развития. Насильственное преступление или серия таких преступлений, завершающих криминальный конфликт, являются результатом и проявлением особых механизмов динамики конфликта. Сам факт применения насилия в конфликте характеризует. его как конфликт интересов – либо изначально, либо только на завершающих стадиях.
2. Длящиеся конфликты.
Криминальные конфликты неоднородны. Прежде всего различны преступления, которыми они завершаются. Кроме того, различно число участников в этих конфликтах. Нередко это всего лишь два человека (будущие преступник и потерпевший), но достаточно часто конфликтующих субъектов (и, соответственно, преступников и (или) потерпевших) больше. Встречаются также межгрупповые криминальные конфликты. Различны предметы и объекты этих конфликтов, а также поводы к их возникновению. Одним из важных критериев дифференциации криминальных конфликтов является критерий временной, т.е. их длительность и число эпизодов конфликтного взаимодействия. По этому критерию криминальные конфликты можно разделить на длящиеся и ситуативные (спонтанные).
Длящиеся конфликты – это, как правило, целая серия конфликтных эпизодов. Их субъектами выступают родственники, члены семьи, сожители, соседи, знакомые, сослуживцы и другие люди, в отношениях которых накапливается неприязнь, присутствуют постоянные предметы разногласий, периодически возникают споры. Завершает такие конфликты конкретный эпизод взаимодействия, который и реализуется в преступлении, но сам этот заключительный эпизод вызывается общим состоянием отношений, напряженность которых достигает некоего критического уровня. Конкретные темы разногласий здесь различны: это могут быть проблемы власти и подчинения в межличностных отношениях совместно проживающих людей, проблема владения и дележа имущества, аморальное и распущенное поведение одного из субъектов, плохое ведение хозяйства кем-то из родственников или соседей, ревность во взаимоотношениях мужа и жены или сожителей. Подобные конфликтные отношения могут растягиваться на месяцы или на долгие годы.
Длящиеся криминальные конфликты – это, как правило, бытовые конфликты, значительную часть которых составляют семейные. Примером длящегося конфликта на почве семейных противоречий может послужить дело К. (умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью)[6]. Женившись на М., К. узнал от нее, что ранее она встречалась с .молодым человеком, который до ее замужества был призван в армию. Через некоторое время бывший возлюбленный М. вернулся из армии, и М. стала поздно возвращаться домой. К. заподозрил ее в измене, в доме начались ссоры (позднее М. призналась, что вновь встречалась с тем же человеком и что любит. его). Ссоры усилились, и однажды К. избил жену и в результате по ее требованию был вынужден переехать жить к своим родителям, хотя продолжал каждый день приходить к М. и уговаривать ее жить вместе. М. отвечала отказом и среди прочих претензий к К. говорила ему, что он не удовлетворяет. ее как мужчина. К. в один из своих приходов на квартиру к М. вновь поссорился с ней и нанес ей множество ударов ножом.
Как видно из приведенного примера, криминальный конфликт может включать эпизоды применения насилия уже на ранних стадиях, в процессе развития. В одних случаях насильственные действия совершаются в ходе развития конфликта только одной стороной (будущим преступником или будущим потерпевшим), в других заключительному криминальному инциденту предшествуют взаимные побои и драки.
В большинстве подобных ситуаций противоправные насильственные действия не являются совсем неожиданным и экстраординарным событием для участников конфликта. На наш взгляд, не только накопление взаимных обид и неприязни, но и привычка использовать в отношениях физическую силу (или быть жертвой насилия) играют решающую роль в обусловливании насильственного преступления. «Стаж» взаимотношений с применением физического насилия может быть достаточно высок. По данным одного из опросов, 68% жертв применения насилия в семье подвергались побоям в течение всей супружеской жизни, 19% стали жертвами насилия еще во время совместной жизни до женитьбы, а 13% – еще даже до начала совместной жизни с будущим супругом[7]. Хотя среди опрошенных в ходе этого исследования подавляющее большинство составляли женщины, в реальной семейной жизни мужчины почти столь же часто становятся жертвами женского насилия[8]. Важнейшая особенность криминальных конфликтов с «насильственной историей» развития заключается в том, что частота и интенсивность применения насилия постоянно увеличиваются и дело кончается, как правило, тяжким преступлением. При применении насилия в семье даже в «малых дозах» значительно увеличивается риск дальнейшего повышения его жестокости[9].
Длящиеся криминальные конфликты, однако, не всегда имеют подобную насильственную историю 'развития. Но в их «продвижении» к насильственному преступлению существенную роль играет аккумуляция отрицательных эмоций и взаимного недоверия. Конкретным же поводом для преступления могут послужить старые счеты или кровные обиды. Решающее значение при этом имеют угрозы, к которым прибегают стороны в бесчисленных мелких стычках и ссорах. Установлено, что чем дольше и чаще угрозы используются в конфликтах между близкими людьми, тем выше вероятность насильственного разрешения возникающих инцидентов[10].
Таким образом, можно заключить, что в ходе развития длящихся криминальных конфликтов проявляется тенденция к их эскалации. Эта эскалация может иметь как явный, так и скрытый характер, проходить на глазах у окружающих или протекать имплицитно, прорываясь в акт насилия лишь на завершающей, собственно криминальной стадии конфликта.
3. Ситуативные конфликты.
Другая разновидность криминальных конфликтов возникав и протекает в рамках одной ситуации, одного эпизода взаимодействия и. как правило, имеет место в инцидентах, возникающих в общении ранее незнакомых людей.
Для социологической и криминологической характеристики подобных «ситуативных» конфликтов немаловажно отметить, что в отличие от конфликтов между близкими или хорошо знакомыми людьми они чаще всего происходят в общественных местах: на улице, в парке, в барах, кафе и т.д. Эти спонтанно возникающие межличностные или межгрупповые коллизии не имеют никакой предыстории и разворачиваются из-за самых разнообразных мелких и не столь мелких проблем, часто на глазах у множества свидетелей. Последнее обстоятельство позволяет выделить частную разновидность ситуативных конфликтов, возникающих в результате вмешательства в чужой конфликт посторонних людей, пытающихся остановить противоправные действия и фактически своим вмешательством инициирующих новый конфликт с собственным участием.
Хотя ситуативные конфликты являются самостоятельным объектом изучения, результаты их анализа отчасти могут быть перенесены и на другой самостоятельный объект – длящиеся конфликты. В особенности они могут быть использованы для понимания того, как разворачивается борьба на заключительной стадии длящегося конфликта, в ходе завершающего инцидента. Однако в длящемся конфликте его последний эпизод всегда оказывается под сильным влиянием всей «прошлой истории» конфликта, на реакции, мысли и поступки его участников существенное давление оказывает прошлый отрицательный опыт общения с данным субъектом (субъектами). В ходе длящегося конфликта, как правило, характеризующегося цикличностью, повторяемостью конфликтных эпизодов, у его участников вырабатываются привычные, стереотипные реакции, и потому заключительный криминальный эпизод нередко является как бы «слепком» с прошлых ситуаций, отличающимся от прошлых эпизодов более мощным воздействием скрытых механизмов. Эти скрытые механизмы внезапно прорываются во внешний план и, казалось бы, в достаточно стереотипном инциденте дают криминальный результат. Так, преступник П., осужденный за умышленное убийство с особой жестокостью, в какой-то момент, по его словам, «вспомнил все» все обиды, причиненные ему потерпевшей, и, схватив орудие убийства, бросился за жертвой. Именно поэтому динамические к особенности ситуативных криминальных конфликтов, которые .мы далее рассмотрим подробнее, лишь отчасти характеризуют завершающиеся эпизоды длящихся конфликтных взаимоотношений.
4. Причины ситуативных конфликтов.
Конфликтные инциденты, завершающиеся насильственным преступлением, имеют, конечно, различные причины, однако в их генезисе есть много общего. Как показало ранее проведенное исследование[11], все они разворачиваются как конфликты интересов и имеют либо «объектную», либо «безобъектную» основу.
Часть конфликтов характеризуется наличием объекта обоюдных потребностей сторон, фактическая и (или) психологическая «неделимость» которого заставляет каждого участника конфликта единолично претендовать на этот объект, отвергая аналогичные попытки другой стороны. Подобные разногласия возникают, например, в тех случаях, когда два ранее незнакомых субъекта одновременно останавливают одно и то же такси или одновременно претендуют на один и тот же столик в ресторане. Каждый из противостоящих индивидов стремится захватить некий объект и помешать сделать то же самое другому. Из-за этого возникает ссора, переходящая, как правило, в драку.
Другие криминальные инциденты не имеют подобной основы и могут быть отнесены к категории «безобъектных». Их суть состоит в том, что стороны чинят помехи друг другу в осуществлении определенной деятельности, не связанной с попытками обладания тем или иным объектом. Такой, например, была ситуация по делу Г., осужденного за нанесение умышленных легких телесных повреждений. В то время как машинист электропоезда Г. вел поезд в депо, в одном из вагонов находился С., обнаруживший, что забыл в поезде часть своих вещей. Когда поезд начал отходить от платформы, С. сорвал стоп-кран и поезд остановился. Г. отключил стоп-кран и продолжал движение. С. вторично сорвал стоп-кран. Г. попросил своего помощника привести С. и, увидев его, ударил кулаком по лицу. Такие же «безобъектные» ситуации встречаются в тех случаях, когда, например, случайный прохожий делает замечание человеку, совершающему хулиганские действия, или прямым вмешательством пресекает. его противоправную деятельность.
Исследование криминальных конфликтных инцидентов, происходивших в американских и ирландских барах, показало широкую вариацию проблем, из-за которых чаще всего возникают подобные конфликты[12]. Конфликты обычно возникают из-за отказа работника бара обслужить клиента, из-за прямых оскорблений и чьего-то неправильного поведения, из-за тем, связанных с политикой и спортом, а также с работой, из-за противоположного пола, денег и собственности, а также в процессе игр или из-за их результата. Это исследование со всей очевидностью показывает, что в генезисе ситуативных конфликтов могут лежать не только «объектные» (например, из-за денег) или «безобъектные» противоречия (например, из-за чужого неправильного поведения или отказов обслужить клиента), но и когнитивные конфликты. Споры на темы политики или спорта, если они не имеют своей скрытой основой противоречия интересов (попытки доказать, что собеседник менее компетентен, например), – это вариант когнитивного конфликта, который в какой-то момент перерастает в конфликт интересов. В иных случаях, как мы уже сказали, спор изначально может существовать как «ширма» для реализации собственных амбиций, как чисто внешняя форма или как «язык», на котором разворачивается не всегда заметная наблюдателю подлинная борьба интересов.
Важно отметить и то обстоятельство, что ситуативные конфликты иногда начинаются, так сказать, с более высокого «стартового уровня», например с прямых оскорблений и обидных действий. Этот вариант «безобъектного» конфликта можно обозначить как «персонализированный», поскольку сталкиваются не частные интересы сторон, а физические и социальные «Я» субъектов, их самолюбия, самооценки, защитные механизмы. Аналогичным образом некоторые «объектные» конфликты могут быть отнесены к категории персонализированных; типичным представляется случай, когда кто-либо пытается задержать (пленить) субъекта, нарушающего общественный порядок или совершающего иные противоправные действия. Объектом разногласий фактически является сам задерживаемый, который сопротивляется захвату и защищает право на собственную автономию.
5. Динамика ситуативных конфликтов.
Развитие ситуативных конфликтов от момента их возникновения до завершающих насильственных действий проанализировано в небольшом количестве эмпирических исследований. Такие исследования, как вытекает из самого их предмета, практически не могут быть проведены путем непосредственного наблюдения за ходом развития конфликта; они всегда опираются на материалы конкретных уголовных дел или в крайнем случае на другие документы, зафиксировавшие происшедшее. Причем эти дела не дают сразу прямой картины событий и исследователь вынужден по крупицам восстанавливать фабулу конфликта, сопоставляя различные материалы дела (в основном различные показания, данные в ходе следствия). Многие детали при этом все же неизбежно ускользают, и : потому восстанавливаемая фабула, к сожалению, почти всегда оказывается приблизительной. Тем не менее выявленные общие закономерности оказываются вполне пригодными для дальнейшего научного анализа.
Д. Лакенбилл, изучивший конфликты, завершающиеся убийством, показал, что они имеют в среднем шесть стадий развития: 1) будущая жертва оскорбляет будущего преступника или не подчиняется его требованиям; 2) преступник интерпретирует эти действия как враждебные и 3) отвечает вызовом или физически атакует преступника; 4) жертва не подчиняется вызову или ответно физически атакует преступника; 5) стороны вступают в физическое столкновение или достигают «рабочего соглашения»; 6) стороны продолжают противоборство или вновь вступают в борьбу[13].
Р. Фелсон и X. Стэдмен, проанализировав динамику развития конфликтов, предшествующих различным типам тяжких насильственных посягательств, установили последовательность, состоящую из восьми этапов: 1) различные атаки, не приносящие физического ущерба (оскорбления, обвинения, толчки и т.п.); 2) попытки влияния (просьбы, уговоры, требования и пр.); 3) неподчинение; 4) подстрекательство наблюдателей; 5) посредничество наблюдателей; 6) угрозы (вербальные и невербальные) со стороны преступника; 7) попытки жертвы уклониться от борьбы; 8) физическая атака преступника[14].
Таким образом, важной особенностью инцидентов является постепенная эскалация конфликтных взаимоотношений, завершающаяся применением насилия. Ш. Шохам и его коллеги вообще установили, что в подобных криминальных инцидентах количество циклов взаимодействия, состоящих из одноразового «обмена» реакциями, ограничено и чем выше интенсивность взаимодействия (т.е. чем с более высокого «стартового уровня» конфликт начинается), тем меньше подобных циклов предшествует применению насилия[15].
Нами была предпринята попытка выявить основные типы взаимных действий в криминальных конфликтах и проследить основные варианты их развития[16]. Все действия, предпринимавшиеся сторонами в ходе этих конфликтов, были разделены на семь групп: 1) создание помех; 2) захват объекта; 3) просьбы, требования, отказы; 4) толчки; 5) угрозы; 6) оскорбления; 7) физическое насилие.
Развитие криминальных инцидентов характеризуется эскалацией, представляющей собой, как правило, постепенный переход от менее интенсивных к более интенсивным конфликтным действиям. Эскалация, однако, может быть и не столь постепенной, а иметь скачкообразный, подчас «взрывной» характер. Стороны часто вовсе не одинаковы в своем поведении, и обычно одна из них более активна и агрессивна, и это не обязательно преступник.
Существенно, что динамика криминальных инцидентов характеризуется не просто изменением (ростом) интенсивности конфликтных действий, а качественными изменениями в природе самого конфликта. На стадии оскорблений и физического насилия обычно происходит оттеснение на второй план первоначального предмета конфликта, связанного с теми или иными частными проблемами, и доминирующей темой становятся несуществовавшие прежде противоречия в личных взаимоотношениях – «персонализированные» противоречия. Благодаря действию определенных внутренних механизмов конфликт перерастает в более глубокую и труднее разрешаемую коллизию. Каковы же эти механизмы?
6. Эскалация.
Анализируя ход криминальных инцидентов, можно обратить внимание на несколько ключевых, на наш взгляд, механизмов эскалации. Прежде всего сам «переговорный процесс» в этих конфликтах обычно очень краток и, главное, представляет собой столкновение непримиримых позиций, т.е. характеризуется бескомпромиссностью. (Попытки договориться и найти взаимно приемлемое решение в таких случаях обычно отсутствуют, каждое требование или просьба вызывает решительный отказ или ответное конфликтное действие. А ведь известно, что определенные уступки в ходе переговоров часто служат тем средством, которое может затормозить конфликт.
Кроме того, попытки высказать свою позицию в конфликте, как правило, предпринимаются с нескрываемой враждебностью. Это проявляется в тоне, которым высказывается требование или отказ, в агрессивной позе или выражении лица. Таким образом, «переговорное сообщение», предназначенное для прояснения позиции стороны, становится фактором, углубляющим сложившуюся проблемную ситуацию и переводящим ее в план личного противостояния, конфликта амбиций, самооценок, физических «Я». В этом смысле самую провокационную роль играют угрозы. Предназначенные принудить другую сторону уступить притязаниям, они являются типичным и универсальным «бескомпромиссным» средством. Но в формулу угрозы включены возможные санкции за неподчинение требованию. А они предполагают посягательство на более существенные интересы противника и тем самым открыто сигнализируют о проявляемой враждебности. Именно в связи с этим многие «объектные» или «безобъектные» конфликты переходят на следующую ступень эскалации.
Существенную роль в интенсификации конфликта играют конфликтные действия «утилитарного» предназначения, промежуточные, тактические элементы конфликта – толчки, отталкивания, а также другие различные «легкие» формы насилия, применяемые сторонами для того, чтобы отдалить противника от пространственного «эпицентра» конфликта. Эти действия по своему результату выходят за рамки своего функционального предназначения и, будучи примененными для того, чтобы разрешить в пользу одной из сторон возникающую относительно частную проблему, на самом деле сигнализируют о проявляемой враждебности и вызывают ответную персонально направленную атаку. Борьба переходит в «личностный план».
Помимо названных механизмов в ходе конкретного криминального инцидента, как и в ходе длящегося конфликта, особое значение имеет накопление отрицательных воздействий, приводящее к «взрывным» изменениям в конфликтной динамике. Постоянноесоздание помех, например, или продолжающееся нереагированиена просьбы или требования формирует у противника впечатлениео неуважительном и враждебном отношении к его личности, а этотакже продвигает конфликт по витку спирали, приводя к пронализированному столкновению.
Наконец, распространенной причиной интенсификации криминальных инцидентов являются разнообразные ошибки восприятия, социально-перцептивные искажения. Как известно, любой человек в ситуации взаимодействия поступает в соответствии с тем образом ситуации, противника, его действий, который складывается у него в настоящий момент. Искажения этого образа способны вызвать неадекватные действия и модифицировать ситуацию – как правило, в худшую сторону. В конфликте такие искажения часто связаны с преувеличением чужой враждебности и интенсивности (оскорбительности) действия. Бывают случаи, когда простое замечание воспринимается как оскорбление, а неосторожное действие – как предумышленное. Подобное восприятие вызывает контрдействие иного «стартового» уровня и влечет за собой ответное не менее интенсивное действие. Искажениям восприятия способствует состояние алкогольного опьянения, они также связаны с особенностями склада характера, с общей тревожностью и подозрительностью личности.
Особо следует сказать о тех случаях, когда конфликт не является спонтанным проявлением случайно сложившихся противоречий, а возникает вследствие сознательной провокации одной из сторон. Такие случаи достаточно распространены в уголовно-правовой практике и обычно связаны с квалификацией действий одной из сторон как хулиганских. Распространены случаи приставания к находящимся с другим мужчиной женщинам ради того, чтобы затеять драку с этим мужчиной. Широко известны примеры хулиганского поведения, начинающегося с просьбы закурить или дать немного денег. Цель провокатора – любая отрицательная ответная реакция провоцируемого, отказ, несогласие, как бы «обосновывающее» затем его враждебность и хулиганские действия. Преступник разрабатывает своеобразный «мини-сценарий» взаимодействия, где уже определена участь жертвы.
К особому типу конфликтов с применением насилия следует отнести ритуализированные формы конфликтных столкновений, так называемые честные драки[17]. Они «генетически» восходят к широко практиковавшимся в прошлом дуэлям или кулачным боям. Подобный тип насильственного взаимодействия сопряжен с определенными правилами, в частности с теми или иными запретами и ограничениями, например «драться один на один», «до первой крови» и т.п. Эти правила могут быть более жестокими и допускать серьезные ранения или даже смерть одной из сторон. Подобные ритуализированные формы конфликтов представляют собой стадию конфликтного процесса, переход к которой происходит в результате соглашения участников.
В целом можно сказать, что криминальные конфликты различны по формам своего протекания и конкретным механизмам динамики или их сочетаниям. Эти различия зависят от многих факторов, таких, как особенности личности сторон-участников, их возрастные и половые особенности, окружение, временные и пространственные факторы и т.п. Безусловно, механизмы развития длящихся конфликтов с множеством «скрытых» пружин развития сложнее. Но все они имеют ряд общих причин как субъективного, психологического, так и объективного свойства.
Комплекс психологических причин криминальных конфликтов связан прежде всего с опытом формирования личности и общей культурой поведения. И главное здесь, на наш взгляд, – неумение идти на компромиссы, гипертрофированное «чувство врага», связанное с повышенной подозрительностью и ранимостью, а также нормы поведения, предписывающие возмездие за нанесенный ущерб. Традиции мести и насыщенность человеческой культуры образцами насильственного поведения самым роковым образом проявляются в общении конкретных субъектов.
Повседневная жизнь создает множество поводов и объективных причин для разногласий, приобретающих криминальный характер в основном благодаря психологическим причинам. Бытовая неустроенность, дефицит тех или иных товаров и услуг, нехватка денег или иные препятствия к нормальному существованию создают кратковременные или постоянные очаги фрустрации, которые не только вызывают повышенную раздражительность людей, но и формируют конкретные межличностные проблемы, становящиеся причинами конфликтов.
[1] Shoham S Points of No Return Some Situational Aspects of Violence//The Prison Journal 1968 Vol XLYIII N 2, Shoham S et al The Cycles of Interaction in Violence Unpublished manuscript, 1972.
[2] См.: Ривман А.В. Виктимологические факторы и профилактика преступления Л , 1975; Франк Л. В. Потерпевшие от преступления и проблемы советской виктимологии. Душанбе, 1977.
[3] См.: Рыбальская В.Я. Виктимологические исследования в системе криминологической разработки проблем профилактики преступлений несовершеннолетних//Вопр борьбы с преступностью. М., 1980. Вып. 33.
[4] См.: Антонян Ю.М. Роль конкретной жизненной ситуации в совершении преступления М., 1973.
[5] Hazlehurst К. М. Violence Disputes and Their Resolution//Violence Today. Dec. 1989. № 7.
[6] Этот и другие примеры в настоящем параграфе взяты из реальных уголовных дел, использованных в монографии: Кудрявцев С. В. Конфликт и насильственное преступление. М, 1991.
[7] Mug ford J. Domestic Violence//Today. Apr. 1989. № 2.
[8] Ibid. P. 2.
[9] Feld S. L., Straus M A. Escalation and Desistance of Wife Assault in Marriage//CrimmoIogy. 1989. Vol. 27. №. 1.
[10] Intimate Victims: A Study of Violence Among Friends and Relatives//U S. Department of Justice. A National Crime Survey Report. Jan. 1980. P. 7.
[11] См.: Кудрявцев С. В. Указ соч.
[12] Felson R. В., Baccaglini W., Gmelch G. Barroom brawls: Agression and Violence in Irish and American Bars// Campbell A., Gibbs J. I. (Eds). Violent Transactons. The Limit of Personality. Oxford; N.Y., 1986. P 25.
[13] Luckenbill D. F. Criminal Homicide as a Situated Transaction//Social Problems 1977. Vol 25 №. 2.
[14] Felson R. В., Steadman H. J. Situational Factors in Disputes Leading to Criminal Violence//Criminology. 1983 Vol 21 № 1.
[15] Shoham S. et al. Op. Cit.
[16] См.: : Кудрявцев С. В. Указ. соч.
[17] Подр См.: Campbell A The Streets and Violence//Violent Transactions Oxford, N.Y, 1986