Ахилл (со своего места). У кого днюха?
Че Гевара. У Ноя!
Шумахер. Правда?
Ной. Ага.
Ахилл. А чего ты шифруешься, братуха?!
Че Гевара. Завтра тебе, по-любасу, выставляться придётся!
Ной. Выставлюсь. После работы выставлюсь.
Вертит в руках бумагу, краски, карандаши. Садится, начинает рисовать.
Ной. Кажется, сто лет в руках карандаш не держал…
Ахилл, Че Гевара, Шумахер один за другим оставляют работу и подходят к Ною. Внимательно смотрят. Ной рисует, не обращая ни на кого внимания. Мария в стороне чистит и режет яблоки. Становится тихо. Так тихо, что слышно, как карандаш царапает бумагу…
День шестой
Ной, Ахилл, Че Гевара и Шумахер на авансцене.
Ной. Каждое утро ты откидываешь полог шатра, пересчитываешь овец, гонишь их на пастбище.
Ахилл. Смотришь, как Эгейское море подступает к ступеням дворца.
Че Гевара. Спешишь в министерство вооружённых сил по узким улочкам Гаваны.
Шумахер. И думаешь, что так будет всегда, что уже никогда ничего не случится.
Ной. Но однажды в громе и молнии ангел сходит с небес.
Ахилл. И является гонец от Менелая.
Че Гевара. Он говорит, что для меня и Фиделя Куба слишком мала.
Шумахер. И назад тебе уже не вернуться.
Ной. Потому что на землю упали первые капли дождя.
Ахилл. И Парис натянул свой лук на краю террикона.
Че Гевара. И палач Теран вытащил соломинку с коротким концом.
Шумахер. И ты мчишься по горному склону, закрыв от восторга глаза.
Ной. Туда, где сияет вершина Арарата, слепленная из снега и света.
Ахилл. Где в донецких парках в июле осыпается с ветвей абрикос.
Че Гевара. Где от горизонта до горизонта простёрлась обетованная земля Аргентины.
Шумахер. Где в сказочном домике со шпилем на башне сварен борщ и растоплен камин.
Ной. Где любят и ждут.
Ахилл. Любят и ждут.
Че Гевара. Любят и ждут.
Шумахер. Любят и ждут.
Затемнение. Из затемнения – взрыв хохота. Ной. Ахилл, Че Гевара, Шумахер в расслабленных позах, устроившись на земле, празднуют днюху Ноя. Видна большая бутылка самогона, картошка, овощи, открытые банки тушёнки.
Че Гевара. Я отвечаю, у Шуми реально жир вместо брони! Все осколки от пуза отлетают. Ему даже по штатке бронник не положен.
Ахилл. А в окопе как с пузом таким?
Че Гевара. Так Шумахеру отдельный капонир экскаватором копают. По индивидуальному размеру.
Хохот.
Ной. А ничего тушёнка – нажористая. Домашняя, видать.
Ахилл (Шумахеру). Ты бы Ною на днюху хотя б банку тушняка организовал. А, Шуми?! Давай, не жмоться!
Шумахер. Подарю.
Ной. Все слыхали?! Потом отмазки не катят.
Ахилл разливает.
Ахилл. Ну, за тебя, братуха!
Че Гевара. За тебя!
Шумахер. За тебя!
Чокаются. Выпивают.
Шумахер. У вас хоть жратва человеческая, а у нас кормят всяким дерьмом. Думаешь, от хорошей жизни тушёнку из дома тягаешь?
Че Гевара. Сыч на той неделе в банке с консервами зубы нашёл. Реальные зубы, а чьи – хрен поймёшь. Не коровьи, вроде, и не собачьи.
Ной. То чупакамбра была. Точно говорю! Это потому, что её вместо курицы сожранной на фарш пустили.
Че Гевара. Это потому что зам по тылу наш – чмо конченое. Находит задёшево бутор всякий вместо еды, а бабки себе в карман кладёт.
Ахилл. Я бы этих крыс тыловых сразу к стенке ставил. Без трепотни лишней. На чужой крови раскрутиться хотят, мудачьё.
Ной (смеясь). Это ж сколько народу придётся обнулить?!
Шумахер. А передок тем временем с голодухи загнётся.
Ахилл. Поглядишь, после войны вся эта гниль первыми героями окажется. Вылезет откуда-то из подвала тело в камуфляже, на трибуну вскарабкается и начнёт грузить, как он самолично с гранатомётом за самоходками гонялся…
Че Гевара. Наш начальник арты всю войну в бункере просидел. Под обстрелами в каску свою срать ходил – нос высунуть боялся. А недавно встретил – у него медалек от шеи до яиц. На спине только место осталось.
Ахилл. Чё, прям в каску?
Че Гевара. В каску! А подтирался приказами из нашего Генитального штаба.
Хохочут.
Ной. Разливай, Ахилл, не тормози!
Че Гевара. На переправе руку не меняют!
Разливают, пьют.
Шумахер. Хлопцы, случай вспомнил смешной. У нас мехвод был – из трактористов бывших – так он в 14-м, когда самоходки колонной на нулёвку гнали, на всех светофорах на красный свет тормозил. Как его взводный не дрючил – не помогало. Привычка!
Че Гевара. Это он гайцов боялся. А если заметили бы – да на штрафплощадку!
Хохочут.
Ной. В Донецке в 14-м ГАИ вообще не было. После того, как в июле четверых гайцов правосеки на Октябрьском положили, всех как ветром сдуло.
Ахилл. А что им было в Донецке ловить? В ту пору город, считай, пустой стоял. В семь вечера на Ленинском – ни машины, ни пешехода.
Че Гевара. Артобстрел – лучший способ борьбы с пробками!
Ной. А в 15-м летом еду на отцовской «девятке», гляжу - стоит. Гаец, живой! Тощий, задроченный – и палочкой машет. Рука у него от волнения трясётся. Я чисто из жалости тормознул. Вдруг, думаю, случилось чего. А он мне: у вас, водитель, задний фонарь не горит. И глазки опустил. Прикинь! А у меня два дня назад в десяти метрах от машины 120-я легла. Какой на хер фонарь, когда кузов - в решето?!
Ахилл. Я бы ему сразу - промеж рогов!
Ной. Ты что! Меня тогда реально чуть на слезу не прошибло. Всё, думаю, раз гайцы вернулись, теперь точно – скоро мир. Это как грачи весной.
Ахилл. Зато сейчас будки поотъедали. Скоро Шумахера перегонят.
Шумахер. Ну и где он?
Ной. Кто?
Шумахер. Мир?!
Пауза.