Контакт в Вене: попытка заинтересовать Израиль в советском посредничестве
24 сентября состоялось решение Политбюро о проведении либо в Вене, либо в Гааге очередной встречи с представителями правительства Израиля «с целью закрепления контактов с израильскими руководителями и детального обсуждения позиций сторон по ближневосточному конфликту». Обеспечение встречи и связи, как и в первом случае, было поручено Комитету госбезопасности.
Договорились встретиться в Вене. Нам сообщили, что в Вену вылетают для встречи со мной генеральный директор МИД Израиля Газит и Барон. 7 октября 1971 года прилетел в Вену, где уже находились израильские представители. Встречи происходили в различных загородных ресторанчиках.
Этим встречам Москвой придавалось большое значение, так как они должны были состояться после того, как СССР выступил со своим планом политического урегулирования ближневосточного кризиса. Советский план предлагал, во-первых, в виде меры, которая сразу же снимет остроту конфликта, увязку вывода израильских войск со всех оккупированных в 1967 году территорий с одновременным прекращением войны и установлением мира между всеми арабскими государствами и Израилем. Во-вторых, предусматривалось, что этот вывод может осуществляться в два этапа и уже после первого будет объявлено о прекращении войны и установлении мира. В-третьих, предлагалась целая система мер по обеспечению безопасности границ всех стран этого региона. Особенно важно, что советский план был принят в основных своих частях арабскими странами, которые еще четыре года назад торпедировали латиноамериканский проект резолюции на Чрезвычайной сессии Генассамблеи ООН, так как ни при каких условиях не соглашались на запись о прекращении войны и установлении мира с Израилем. Эволюция арабской позиции произошла в том числе в результате плотной работы Советского Союза.
Нацеленность намечаемых в Вене встреч на конкретное продвижение процессов урегулирования была очевидной. В указаниях для бесед с представителем руководства Израиля, утвержденных Политбюро, акцент делался на то, чтобы разъяснить: наша позиция — не пропагандистская, она выработана в интересах всех сторон, вовлеченных в конфликт. В частности, предлагалось «при подробном анализе советских предложений акцентировать внимание на содержащихся в них мерах по обеспечению гарантий безопасности границ Израиля и свободы судоходства по всем морским путям этого района».
Советский Союз явно хотел сыграть конструктивную посредническую роль в урегулировании. Мне предписывалось не просто изложить наш план, но вести дело к тому, чтобы «израильский представитель детально остановился на позиции своей страны по ряду вопросов, связанных с территориями, будущими границами, а также размещением войск или наблюдателей ООН». При этом я должен был подчеркнуть готовность серьезного изучения нами конкретных израильских предложений, особенно если они будут носить конструктивный характер.
Мы не отвергали «промежуточное урегулирование» — открытие Суэцкого канала. Более того, в директивах указывалось на необходимость предметно рассмотреть предложения президента Египта по открытию канала, чтобы получить информацию о готовности Израиля принять те или иные положения плана Садата. Вместе с тем предлагалось откровенно сказать, что при отсутствии гибкости в израильском подходе Египет, естественно, будет еще более настойчиво стремиться получить новые виды оружия, особенно в авиации, где он пока отстает в наступательных средствах от Израиля, и Советскому Союзу будет трудно оставлять без положительного решения соответствующие просьбы Каира.
Однако собеседники явно не хотели обсуждать конкретные вопросы, и реальная возможность продвинуться в урегулировании была упущена. Как сказал Газит, советские предложения не подходят потому, что они базируются на использовании механизма ООН, а это не устраивает Израиль. Да и гарантии великих держав тоже неприемлемы. Опять прозвучал тот же мотив — лишь удержание территорий, оккупированных в 1967 году, может обеспечить безопасность Израиля. Чувствовалось, что по согласованию с США либо без них Израиль без всякого реального учета складывающейся обстановки, возможно, под воздействием эйфории от победы в 1967 году взял курс на навязывание своей позиции арабским странам.
Забегая вперед, скажу, что советский план мог бы быть развит до положений «дорожной карты», которая в начале XXI века стала признаваемым мировым сообществом путем к урегулированию ближневосточного конфликта. У израильского руководства был шанс еще в 1971 году решительно продвинуться к миру с арабами. Хочу подчеркнуть — не с одним лишь Садатом, а с арабами в целом, чему мог и был готов способствовать Советский Союз.
Вместе с тем и Газит, и Барон в личном плане пытались обговорить вопросы, не увязанные с общим урегулированием, — они это подчеркивали. Например, возможность после достижения договоренностей о промежуточном урегулировании («суэцкий вариант») провести второй этап отвода израильских войск в более длительные сроки, скажем в течение ряда лет (15, 10, 5). Но при этом речь шла об одном лишь Синае. Или опять уже поднимаемый ранее вопрос о возможности передачи Израилю Шарм-аш-Шейха и Газы «при сохранении на них суверенных прав арабских стран». Или о включении израильских воинских контингентов в войска ООН, если будет решено разместить их в отдельных районах. Я обращал внимание собеседников на то, что все эти вопросы могут обсуждаться, но в рамках общего урегулирования, они должны быть жестко сочленены с формулой «территории за мир». Газит отвергал такую постановку с порога. Барон ее тоже отрицал, но в более мягких тонах.
Израильтяне затронули вопрос о своих девяти военнопленных, находящихся в Египте. Они попросили освободить четверых тяжелораненых или хотя бы одного — летчика Ияла Ахикара, парализованного в результате нескольких пулевых ранений. При этом выражалась готовность рассмотреть любое встречное предложение египтян в отношении более 60 египетских военнопленных, находящихся в Израиле. В информации для Садата о проведенных в Вене контактах была подробно изложена эта просьба Израиля.
В ходе венских встреч выявился еще один момент — стремление израильтян свести на нет миссию представителя Генерального секретаря ООН Ярринга и подменить ее «добрыми услугами» США.
Как и в Тель-Авиве, поднимались вопросы об эмиграции евреев из СССР в Израиль. В то время уже не было прямых препятствий для такой эмиграции, но, чтобы ее не поощрять, предпринималась целая система мер: и увольнение с работы тех, кто проявил желание эмигрировать, и требование выплаты за полученное в СССР образование. А в самом Израиле нарастала антисоветская кампания, в которой особенно усердствовали молодчики Меира Кахане. Сказал Газиту: «Если бы вы открыто осудили провокационные действия Кахане, то это было бы хорошо воспринято в Москве».
Во время последней встречи, которая состоялась 15 октября, Барон подчеркнул, что их поездке в Вену придавалось большое значение. Два раза их принимала Меир. По его словам, такое внимание было проявлено особенно в связи с тем, что во время нашей венской встречи в Москве находился Садат.
Сложности с продолжением контактов
После моего возвращения в Москву Ю.В. Андропов и А.А. Громыко направили в ЦК КПСС записку:
«ЦК КПСС
13 ноября с. г. по обусловленному с представителями Израиля конфиденциальному каналу получено письмо на имя Примакова Е.М., в котором израильская сторона дает следующую оценку происшедшему в Вене обмену мнениями:
„По возвращении мы представили полный доклад нашим руководителям, с которыми вы встречались во время вашего пребывания здесь. Считается, что наши беседы были полезными. Хотя расхождения во мнениях остаются, все же было важно ознакомиться с образом мышления друг друга. Мы уверены, что периодический обмен мнениями мог бы принести большую пользу“.
Письмо подписано директором кабинета министра иностранных дел Израиля X. Бароном.
В связи с изложенным было бы желательно направить израильской стороне по существующему конфиденциальному каналу связи следующий ответ за подписью Примакова Е.М.:
„Ваше письмо от 4 ноября с. г. получил. По возвращении из Вены я также доложил о содержании состоявшихся бесед. У нас здесь существует аналогичная оценка их результатов“.
Просим рассмотреть.
Андропов
Громыко
„3“ декабря 1971 года»
На записке резолюция — «Согласиться». Под резолюцией три подписи: Суслов, Косыгин, Подгорный — и приписка Черненко: «Л.И. Брежнев ознакомлен».
В конце марта из Израиля пришло предложение о новой встрече. Вместе с тем в письме отмечалось, что встречи считаются полезными, хотя «ничего нового в израильской позиции нет». Предложение о новой встрече, напрямую связанное (дабы не было никаких иллюзий!) с тем, что в позиции Израиля ничего не изменилось, было оставлено нами без ответа.
В сентябре 1972 года я принимал участие в XXII Пагуошской конференции в Оксфорде (Англия). Туда прибыл Ш. Фрейер, сказав мне, что целью его поездки было намерение встретиться со мной «для обсуждения интересующих обе стороны вопросов». По его словам, инструкции для бесед он получил от М. Газита и «других израильских руководителей».
Фрейер всегда говорил со мной откровенно. И на этот раз он без всяких обиняков подчеркнул, что, по израильской оценке, отъезд советского военного персонала из Египта должен позитивно сказаться на отношениях СССР с Израилем. Сославшись на полученные инструкции, он сказал, что израильская сторона планирует поставить перед нами вопрос о возобновлении дипломатических отношений. Однако, добавил он, «в новых условиях» это должно быть отделено от вопроса об отношениях между Израилем и арабскими странами, иными словами, от ближневосточного урегулирования.
Я задал вопрос Фрейеру: а не используются ли контакты с нами Израилем для давления на американцев, которые заигрывают с Египтом, и для попыток осложнить советско-арабские связи? Обратил внимание Фрейера, что СССР по-прежнему имеет сильные позиции не только в Египте, но и в ряде других арабских стран, в палестинском движении, поэтому политика СССР была и остается одним из главных факторов развития ближневосточной ситуации. Характерно, что Фрейер согласился с высказанной мною мыслью о тех целях, которые, как он сказал, «некоторые в Израиле» связывают с нашими встречами. Но, по его словам, Меир не входит в число этих «некоторых». Фрейер сказал, что он через израильское посольство в Лондоне в деталях сообщит в Иерусалим о содержании наших бесед.
Ю.В. Андропов доложил о состоявшейся встрече с Фрейером в ЦК КПСС. На записке Андропова имеется три подписи об ознакомлении с ней — М.А. Суслова, Н.В. Подгорного, А.Н. Косыгина.
Новая конфиденциальная встреча с представителями Израиля на неофициальной основе была проведена с 22 по 26 марта 1973 года снова в Вене. Израильскую сторону опять представлял Газит, недавно занявший пост директора канцелярии премьер-министра, и Барон, бывший директор кабинета министра иностранных дел Израиля, назначенный послом в Нидерланды.
С нашей стороны было тоже два участника. Вместе со мной в Вену прибыл Ю.В. Котов — один из лучших аналитиков внешней разведки, прекрасно разбирающийся в ближневосточных делах. Встречи проходили на окраине австрийской столицы в частном двухэтажном особняке, предложенном израильской стороной.
Из новых впечатлений об израильской позиции можно было бы отметить следующие. Израильское руководство приблизилось к заключению с Египтом соглашения о частичном урегулировании с открытием Суэцкого канала. В этом вопросе оно даже готово было провозгласить свое согласие не ограничиваться выводом войск на Синае на «промежуточные позиции». В то же время Израиль полностью исключал предварительную разработку какого-либо плана расписания отвода своих войск с оккупированных в 1967 году арабских территорий, даже с Синая. При этом израильтяне считали, что Соединенные Штаты должны помочь Израилю вступить в прямой контакт с Садатом, — израильтяне рассчитывали на прямые переговоры с ним.
Газит явно стремился показать незаинтересованность в участии СССР на стадии подготовки частичного урегулирования с Египтом. Нам было доподлинно известно, что о вытеснении Советского Союза из процесса подготовки «промежуточного» урегулирования с Египтом израильтяне договорились с Соединенными Штатами. Но на последнем этапе, видимо, им необходимо было по многим причинам получить наше одобрение соглашения между Израилем и Египтом об открытии Суэцкого канала.
Что касается решения палестинской проблемы, то, по мнению израильтян, это могло происходить только в рамках Иордании. Израильские собеседники практически ушли от обсуждения наших аргументов о том, что известные резолюции ООН предоставили права палестинцам возвратиться на родину, а тем из них, кто не воспользуется этим правом, получить компенсацию. Мы обратили внимание наших собеседников на нежелание обсуждать проблему самоопределения палестинцев, подчеркнув, что жизнь заставит Израиль признать права палестинцев на собственное государство.
Было заметно, что Газит, не говоря уже о Бароне, не шел на обострение полемики, смягчал тон своих высказываний. Создалось также впечатление, что израильтяне, будучи полностью уверенными в своем военном превосходстве над арабами, не ожидают инициативных военных действий с их стороны и считают, что отведен большой срок для использования межарабских противоречий и сохранения негативизма в отношении общего политического урегулирования. А ведь наши встречи происходили за считаные месяцы до начала октябрьской войны 1973 года.
Между этой и предыдущей встречей прошел значительный период. Отметив это, Барон наедине сказал нам: у израильского руководства поначалу сложилось мнение, что форма более или менее регулярных конфиденциальных контактов будет на данный период в какой-то степени компенсировать отсутствие дипотношений между двумя странами. Мы с Котовым заметили, что причиной задержки ответа на предложение израильтян о возобновлении контакта было настойчивое подчеркивание с израильской стороны отсутствия у нее «новых моментов для обсуждения».
На самом деле это была одна из причин. Другая, по-видимому, — конечно, мы об этом не говорили — заключалась в том, что тормозящее влияние на развитие контактов с Израилем оказывала созданная нами же формула: восстановление советско-израильских дипломатических отношений возможно только при условии ликвидации причин решения о разрыве дипотношений в 1967 году, а именно — освобождение Израилем оккупированных арабских земель и предоставление палестинцам законных прав, в том числе на создание своего государства. Никто из советских руководителей на том этапе персонально не решался выступить за изменение этой формулы, чтобы не подвергнуться обвинению в «соглашательстве», в «содействии агрессору».
В реальности в пользу восстановления дипотношений были настроены Андропов, внешняя разведка, колебался Громыко, «не возражал» Брежнев. Однако многие были против. Характерно, что в записке Ю.В. Андропова и А.А. Громыко в ЦК КПСС по результатам наших переговоров 1973 года в Вене было предложение «сообщить израильтянам, что мы могли бы изучить их просьбу о расширении помещения консульской секции посольства Нидерландов в Москве, если оно поставит такой вопрос перед МИД СССР»[60]. В решении Политбюро от 18 апреля 1973 года по записке Андропова и Громыко говорилось: «Предложения одобрены без сообщения об изучении вопроса о расширении помещения консульской секции посольства Нидерландов в Москве».
Тем не менее в решении Политбюро о мартовских контактах предлагалось организовать новую встречу с израильскими представителями в Вене 10–15 июня. Неофициальный и секретный характер контактов устраивал тогда советское руководство, а закладываемая частота этих встреч объективно могла бы привести к их перерастанию на официальный уровень. Я думаю, что большинство в Политбюро подталкивало именно к этому, хотя вслух об этом, очевидно, не высказывались.
Однако началась непонятная волокита с израильской стороны: мы не получали писем, которые, как утверждалось, нам были направлены, затем выражалась готовность увидеться с нами во время поездки Газита в Европу. Так прозрачно давали понять, что встреча с нами — чисто производная от этой поездки. При этом опять подчеркивалось отсутствие нового в израильской позиции. Все это не располагало к быстрому возобновлению контакта.
Между тем начала работать Женевская конференция по Ближнему Востоку. Перед началом одного из ее заседаний Киссинджер спросил Громыко, не согласился бы он, чтобы участники конференции раздельно нанесли визиты сопредседателям — госсекретарю США и министру иностранных дел СССР. Было ясно, что речь идет о визите Эбана к Громыко, который согласился его принять. Эбан начал беседу со слов, что выступление Громыко на конференции вызвало очень хороший отклик в Израиле, поскольку в нем отчетливо прозвучала неизменность советского признания права Израиля на существование как независимого и суверенного государства. Потом Эбан внимательно выслушал подробные разъяснения Громыко, что политика вражды с арабскими государствами и территориальных аннексий несовместима с заявлениями о желании обрести безопасность Израиля.
Эбан сказал, что «идет речь о самых минимальных, а не о максимальных условиях, обеспечивающих его безопасность». Но так как в Израиле приближаются выборы, он, дескать, не может излагать конкретно свои соображения, хотя нисколько не сомневается в успехе на выборах Голды Меир.
Беседа, по сути, была пустой. Эбан ее вел по известному кругу: отказ Израиля от прекращения оккупации арабских территорий, захваченных в 1967 году, с одновременным созданием иллюзий о возможности кое-каких подвижек в своей позиции при упорном нежелании обсуждать конкретные вопросы.
Оставшись с Эбаном наедине, Громыко коснулся зондажа, который проводит Израиль по вопросу восстановления дипотношений с Советским Союзом. Он сказал о невозможности рассмотрения этого вопроса сейчас. «По мере того как конференция будет делать прогресс и будет обеспечено соглашение об окончательном урегулировании, тогда, конечно, вопрос созреет», — повторил Громыко советскую позицию.
После этой беседы, по-видимому, не было нужды активизировать в ближайшее время негласный контакт с израильтянами по нашему каналу.