Рой (Начиная открывать книгу): Первая глава гласит: “Как это все началось”. И все страницы склеились. Что это значит?
Вильям: Возможно, это говорит вам, что глава закрыта. Как насчет следующей главы?
Рой: Она озаглавлена “Отношения”. Но здесь только одна страница и много пустых.
Вильям: Что вы чувствуете глядя на главу со всеми этими пустыми страницами?
Рой: Опять чертовски грустно. Вы знаете, и я знаю, что отношения и я...
Вильям: Иными словами, это сфера, на которую мы не могли бы посмотреть. Есть какие-то другие главы, открытые?
Рой: Вот одна, озаглавленная “Сексуальность”. Это длинная глава. (Он читает несколько страниц, и его лицо белеет). Я не хочу читать эту чепуху; это отвратительно.
Вильям: Значит, то, что там есть, действительно затрагивает вас, не так ли? И это неправда? (Рой смотрит на меня. Раньше мы не исследовали его сексуальность:
Рой: В достаточной степени правда, но мне ведь это не должно нравится, так?
Вильям: Полагаю, так. И вы не обязаны говорить об этом. Выбор за вами. Но если это есть в книге, и глава все же открыта, то, если вы не прочтете ее сейчас, вам когда-нибудь придется это сделать.
Рой: Я бы постыдился рассказать вам, что здесь.
Вильям: Люди, которым неловко, часто ощущают, что о них будут сводить по тому, что они хотят об этом говорить. Может быть, вы испытываете нечто подобное?
Рой: Думаю, да. Я полагаю, мне когда-нибудь придется.
Вильям: Еще какое-нибудь незаконченное дело, открытые главы?
Рой: А, вот эта. Отец. Он был ублюдок, я его ненавижу. Хотя забавно, здесь его фотография незадолго до смерти, и он обнимает меня за плечи. Как это сюда попало? Конечно, в действительности этого не было; такого никогда не случалось.
Вильям: В вашем голосе, Рой, звучит сильное желание: как будто вам хочется, чтобы такое могло произойти.
Рой: Вздор! Он этого не хотел, и я тоже. (Он смотрит на меня, по-видимому, больше не используя свое воображение, и у меня возникает мысленный образ того, как он с треском захлопывает книгу.) — Я не знаю, что вы пытаетесь сделать со мной, когда вот так любопытствуете. И ничего больше не хочу делать с этой образной чепухой. Я думаю, что на сегодня получил достаточно.
Вильям: Рой, не такая уж хорошая идея — подводить сеанс к завершению именно так, и я чувствую себя довольно плохо из-за того, что вам кажется, будто я подтолкнул вас слишком далеко.
Рой: Это не вы, Вильям, это я. Я просто не могу войти в эту книгу, сейчас это слишком болезненно. Может быть, в будущем я вернусь к ней. Я бы предпочел на сегодня закончить.
Обсуждение случая Роя
Это один из тех случаев, когда я, просматривая его ретроспективно, думал, что, может быть, следовало бы работать по-другому. Моя самопроверка сеанса привела меня к следующему вопросу: почему я решил направлять воображение, а не позволил образам развиваться: Я думал, что Рой может обойтись с “личной книгой” скорее так, как это сделала Беверли. Правильно ли это будет? Может быть, этого было слишком много сразу. Был ли Рой прав, сказав, что я любопытствую? Конечно, именно это он и чувствовал. Может быть, это объясняло то обстоятельство, что книга спрятана и покрыта пылью, а я “заставил” выставить ее напоказ?
Мне бы хотелось сказать, что Рой вернулся и работал, заканчивая каждую главу; но этого не случилось. Он отменил дальнейшее консультирование. А я? Я остался с чувством, что растоптал историю чьей-то жизни горными ботинками двенадцатого размера, хотя и получил ценный урок.
Важный вариант книги — видео или аудиозапись. Нам так часто кажется, что на наше поведение влияют старые записи, которые включаются в мозгу. Один из способов, каким мы можем помочь клиентам осознать содержание этих записей состоит в следующем. Когда клиенты используют образы, следует попросить их представить себе, что они сидят и слушают радио или смотрят телевизор. Внезапно передача прерывается, они слышат или видят нечто из собственной жизни. “Что вы слышите (видите)?” Можно открыть многое, особенно если задать вопрос: “Кто это говорит, что они делают?”
Когда я побудил Дженни сделать это, она смогла услышать, как ее мать, кричит на нее: “Ты бесполезна, Дженни, бесполезна, ты никогда ничего не сделаешь сама. Если бы ты была, как твоя сестра, она смышленая... У нее есть мужчина, ни один мужчина никогда не захочет тебя”. Дженни старалась сдержать слезы гнева, когда пересказывала мне это. Мы сделали так: побудили ее проиграть запись снова, а затем нажали на кнопку “стоп”. “Это кажется таким легким, Вильям, почему я не подумала об этом раньше”. Ее лицо осветилось, когда она сказала: “Это дает мне силу управлять ситуацией не так ли?”
То же самое мы проделали с видеозаписью. Дженни была в гибельных отношениях с человеком, который плохо обращался с ней, бил, всеми способами унижал, и тем не менее она не могла вырваться от него на свободу. Я побудил ее представить себе, что она выбирает одну из записей для своего видеоплеера (кассета была помечена ее именем). “Что вы видите, когда проигрываете ее?” Как и в предыдущем случае это была полностью деморализующая сцена, в которой мужчина принижал ее, называл бесполезной, безобразной, а в сексуальном плане — холодной рыбой. Этот сеанс произошел в конце периода в восемнадцать месяцев, когда Дженни пыталась оставить этого мужчину и возвращалась, совершила попытку самоубийства и попала в больницу. К тому моменту она проделала некоторый путь по направлению к разрыву с ним, но все еще сохранялись кусочки, которые “вонзились в нее” (ее слова). “Я полагаю, Дженни, эту запись нужно уничтожить, она не заслуживает того, чтобы занимать место в доме. Как бы вы хотели ее уничтожить?” Она думала несколько минут, затем сказала: “Я вырву ее из кассеты и сожгу пленку”. Я наблюдал, как она, в своем воображении, сделала это. Когда Дженни закончила, то вытерла руку об руку жестом отстранения или очищения от нежелательного вещества: “Так лучше. Теперь я чувствую себя чистой”.
Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Дженни наконец вырвалась от мужчины, единственной целью которого служило подтверждение предсказания ее матери. Около двух лет спустя мне пришло письмо от Дженни. Она получила работу в Саудовской Аравии, и все у нее шло хорошо.