Отношение к античной философии
Чтобы понять философию Августина, нужно прежде всего понять его отношение к античной философии. В 7-й книге «О граде Божием” Августин излагает свое отношение к древнегрече-ской философии в форме краткого историко-философского экс-курса. Он пишет о том, что греческая философия возникает сразу в двух школах — италийской и ионийской. Основоположником первой был Пифагор, второй — Фалес Милетский. Августин ука-зывает на то, что Пифагор первым стал употреблять термин «фи-лософия”. От Фалеса через Анаксимандра, Анаксимена, Анакса-гора, Диогена Аполлонийского и Архелая философия приходит к Сократу. Именно Сократ первым направил философию на изуче-ние нравов; до этого изучали природу. Сократ первым стал пони-мать, что познать Бога и вещи можно лишь чистой душой. Одна-ко Сократ был таким человеком, что выводил на свет глупость своих современников, за что его не любили и в конце концов каз-нили. Впоследствии же стали почитать до того, что одного из его врагов, как пишет Августин, по навету которого Сократ был каз-нен, толпа растерзала, а второй спасся только бегством из Афин.
Образовалось множество школ, однако все они брали какой-то аспект сократовской философии, и только Платон был лучшим учеником Сократа, сумевшим развить истинные черты сократов-ской философии.
Правда, Платон имеет своим первоисточником философию не только Сократа, но и Пифагора. Как указывает Августин, от Пифагора Платон взял созерцательную часть — исследование ис-тины, а деятельную часть — устроение жизненных вопросов — он взял от Сократа.
Всю философию Платона Августин разделяет на три части: натуральная (то есть физическая) часть, рациональная (логика) и этическая. Во всех своих частях Платон показал, что он выше всех античных философов и единственный, кто вплотную при-близился к положениям христианства.
В физической части Платон первым показал, что Бог нема-териален, что Он выше всякого изменчивого и в материальной, и в душевной жизни. Платон первым показал также, что все суще-ствует благодаря Богу, что Бог все сотворил, Сам не будучи со-творенным, и что, наблюдая изменчивость мира, понимая, что мир все-таки познаваем, и стремясь таким образом к истине, Пла-тон первым узнал о том, что существуют некоторые нематери-альные образы — идеи. Не зная фразы из Послания к Римлянам ап. Павла (1:20) о том, что «Невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений ви-димы”, Платон понял все это, еще не живя во времена Августина. В логической (рациональной) части Платон также был выше всех философов, поскольку доказал, что постигаемое умом выше того, что постигается чувствами. И в этике, нравственной части своей философии, Платон также был выше всех остальных, ибо, во-первых, показал, что блажен лишь тот, кто познал Бога; что по-знание Бога есть высшее благо (это тот взгляд, который содер-жится и в Св. Писании).
Августин высказывает две противоположные точки зрения. С одной стороны, он пишет, что Платон пришел к этому путем своих собственных философских размышлений, а с другой — он пишет, что Платон какое-то время жил в Египте и, как указывают некоторые, мог слышать пророка Иеремию (хотя сам Августин и доказывает, что он Платон жил позднее). Другие говорят, что Платон мог читать Септуагинту, хотя Августин доказывает, что Платон жил раньше, но соглашается с тем, что тем или иным спо-собом Платон познакомился, будучи в Египте, с мудростью, из-ложенной в Ветхом Завете. Хотя, по всей видимости, Платон просто описал то, что сказано в книге Исхода («Я есмь Сущий”), и в диалоге «Тимей” изложил то, что изложено в первых главах книги Бытия. Другие диалоги Августин цитирует, не называя их названия или просто включая мысли из них в контекст своих соб-ственных размышлений.
К остальным философским школам у Августина отношение достаточно противоречивое. Он описывает свое отношение к стоикам и обращает внимание только на их учении о душе, точ-нее о страстях в душе. Некоторые стоики утверждают, что муд-рец должен не иметь страстей, и в этом Платон выше стоиков. Августин тем не менее описывает случай, который встречается в «Аттических ночах” у Авла Геллия, когда некий стоик плыл на корабле и разыгрался шторм. Все заметили, как этот стоик страшно испугался и побледнел, и, когда шторм утих, все стали смеяться над ним: как же так, ты провозглашаешь воздержание от страстей, а сам испугался больше всех. На что этот философ сказал: «Вам за ваши пустые души бояться нечего, а мне за мою бо-жественную душу есть чего бояться”. И дальше, как пишет Авгу-стин, Авл Геллий описывает, как философ доказывает, что муд-рец отнюдь не должен не иметь страстей, он обязан только ими владеть. Это, по мнению Августина, роднит стоиков с платони-ками и возвышает этих философов. Эпикурейскую школу Авгу-стин выставляет в самом неприглядном свете, и, вероятно, от Ав-густина пошел миф об эпикурейцах как о философах, практи-кующих только лишь чувственные наслаждения, хотя в своей теории познания Августин часто соглашался с эпикурейцами и многое взял именно от их гносеологии. Философов-киников Ав-густин называл «собачьими философами”, сводя всю их филосо-фию к половой разнузданности. Полностью забыв Демокрита, он вообще его не упоминает.
Августин не упоминает Аристотеля, которого он восприни-мал лишь как ученика и последователя Платона. Различия между Платоном и Аристотелем, которое бытовало в позднем Средневе-ковье и особенно в эпоху Возрождения, в Средние века не было: Аристотель считался просто учеником Платона.
Про Плотина Августин пишет, что в нем вновь воссияло светлое лицо Платона. У него Августин вычитал многие истины Св. Писания, а самое главное, Августин взял его метод — метод, благодаря которому смог преодолеть свой собственный скепти-цизм и свое собственное манихейство, решить проблему зла и до-казать, что истина существует и является познаваемой.
Невероятно высоко Августин относился к ученику Плотина Порфирию, что кажется тем более удивительным, что Порфирий был явно ниже своего учителя по уровню философствования, а кроме того, был известен своим ярым антихристианским тракта-том и вообще своей антихристианской направленностью.
Августин очень много, может быть, больше всего, посвяща-ет страниц анализу философии Порфирия (и даже не философии, а демонологии) и называет Порфирия ученейшим из философов и видит превосходство Порфирия над Плотином в том, что он го-раздо ближе подходит к христианской трактовке ипостаси. Не просто ближе — он пишет, что у Порфирия христианская трак-товка ипостасей, в то время как у Плотина ипостаси занимают иерархическую субординацию. Порфирий отказался от идеи о круговороте душ, преодолев таким образом заблуждение о перевоплощении людей; отказался от учения о знании как припоми-нании; учил о благодати Божией; учил об уважении к Богу и к ев-реям.
Почему таково отношение Августина к Порфирию? Воз-можно, потому, что таким образом Августин хотел повлиять на учеников и последователей Порфирия, которых было чрезвычай-но много и в Риме, и в Милане, и на севере Африки, и приблизить их к христианству, показать, что дорога в христианскую Церковь им не закрыта, что они благодаря своей собственной философии так же, как и Августин, смогут прийти в лоно христианской Церкви.
В целом Августин оценивал античную философию так же, как и предыдущие богословы, отцы Церкви — Тертуллиан, Тати-ан и Иустин, называя пестрым собранием различных философ-ских истин, которые не могли в целом достичь истин, открытых в Св. Писании.
Вера и разум
В «Монологах” Августин говорите: «Я желаю знать Бога и душу”. — «И ничего более”? — спрашивает Августин и отвечает: «Решительно ничего. В этих словах ключ ко всей его философии. Собственно говоря, любая философия, особенно религиозная, может быть сведена к этим двум словам. Что такое душа (и, соот-ветственно, что такое человек) и как мы можем знать Бога, как душа может познать Бога, прийти к Богу и получить спасение, кто такой Бог, как Он создал мир и т.п. Из этих двух проблем вы-текают, собственно говоря, все вопросы — гносеологические, он-тологические, аксиологические, этические и т.д. Поэтому прежде чем приступить к философии Августина, поговорим о том, каким методом собирался Августин строить свою философию.
Естественно, в любой религиозной философии возникает антитеза двух методов: веры и разума. То, что в более общем ви-де может быть выражено как противоречие между религиозным и философским методами познания. Мы помним, как до этого ре-шались подобные проблемы — или пытались обрести гармонию, или исключали одно. Августин пытается мыслить шире и впер-вые вводит положение о том, что вера и знание, различаясь, все же не исключают друг друга. Вера есть один из видов знания, один из видов разума. Вера противопоставляется только постигающему, рациональному мышлению. Но вера тоже есть мышле-ние. Не всякое мышление есть вера, но всякая вера есть мышле-ние, пишет Августин. В доказательство он приводит тот факт, что религия есть только у мыслящего существа — человека. Поэтому и вера есть только у того, кто может мыслить. Так что в любом познании всегда вера и понимание сменяют друг друга. Они не отрицают друг друга, а просто находятся на своих местах.
В любом познании прежде всего имеет место вера: ученик верит своему учителю, ребенок верит родителям, ученый верит своим предшественникам, верит книгам, которые читает, — если каждый будет подвергать сомнению все и начинать все сначала, то никакого познания вообще не будет. Поэтому вера прежде по-нимания, но ниже него, потому что дальше человек начинает по-нимать то, во что он верил. Он переходит на новый уровень бла-годаря своему познанию, своим умственным способностям: на-чинает понимать то, во что раньше верил. То есть по времени первична вера, а по сути первичен разум.
Мысль о приоритете разума у Августина не является слу-чайной. В «О граде Божием” мы видим даже некоторый гимн ра-зуму. Августин пишет, что всякий человек стремится к истине, к познанию, и для человека тягостно потерять способность быть разумным, о чем говорит тот факт, что любой человек предпочтет быть в здравом уме и бедствующим, нежели радующимся и сума-сшедшим (ср. у Пушкина: «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума...”). Иногда Августин довольно снисходительно от-зывается о людях, которые не могут постигать истину разумом, говоря о том, что большинству достаточно веры. Если они лени-вы и не способны к наукам, пусть верят, пишет Августин. Но в целом, если рассматривать веру в контексте знания, то вера ока-зывается шире понимания. Не все можно понять, но во все можно верить. Что я понимаю, тому верю, но не все, во что я верю, я по-нимаю; можно лишь верить, но не понимать. Но если я понимаю, то я в это уже верю. Вера оказывается шире, чем понимание.
В этом плане Августин все области человеческого познания делит на три вида:
- те области, которые доступны лишь человеческой вере (история);
- те области, где вера равна пониманию (доказательные нау-ки — логика и математика);
- та область, где понимание возможно только через веру (религия).
Поэтому между верой и пониманием существует достаточно тесная связь. В этом аспекте блж. Августин цитирует пророка Исаию: «Если не поверите, не поймете”. Отсюда вытекает та ав-густиновская максима, которая была главенствующей во все средние века: верую, чтобы понимать. Таким образом, вера и ра-зум находятся не просто в гармонии; они являются как бы ветвя-ми одного корня, одной человеческой способности — способно-сти к познанию. Вера не противоразумна, а сверхразумна. Она не противоречит разуму, а является его высшим уровнем. Хотя от-ношения между верой и разумом более сложны: в некоторых ас-пектах разум он ставит на более высокое место, а в других наобо-рот.
Иногда Августин называет веру разумом Бога. Человек не может всего понять, он может лишь верить; Божественный разум — это и есть вера; глубокая вера и разум тождественны.
Августин по-разному относится и к порождению человече-ского разума, к наукам: есть науки полезные и науки вредные — науки, которые следует развивать, и науки, от которых стоит от-казаться. Развивать стоит те науки, которые помогают понять Св. Писание: теорию знаков, учение о языке, естественные науки, помогающие понять Св. Историю (минералогия, зоология, гео-графия, математика — она поможет разобраться в таинстве чисел, изложенные в Св. Писании), музыку, медицину, историю. Все это науки, имеющие Божественное происхождение, поэтому они нужны людям. Те же науки, которые изобретены людьми, явля-ются вредными и от них следует отказаться: астрология, магия, разного рода театральные представления.
Опровержение скептицизма. Самопознание как исходный пункт философствования
Августин в своей концепции истины исходит из фразы, ко-торую произносит Спаситель: «Я есмь путь, и истина, и жизнь”. Поэтому Августина уверен, что проблема существования истины и познания ее является основной, ключевой для христианской философии. Если истина не существует, как утверждают скепти-ки, то не существует и Бог. А если истина непознаваема, то и Бог непознаваем и для нас закрыты все пути к спасению. Поэтому для Августина чрезвычайно важно опровержение скептиков, важно доказать, что истина и существует, и познаваема.
Этой проблеме Августин посвящает свой первый трактат «Против академиков”, в котором он излагает свои аргументы против скептицизма. Скептицизм для Августина — злейший враг; он подтачивает основы морали, доказывая, что все истинно или все ложно, и человек только выбирает то, что ему нравится. Скептицизм подтачивает основы религии, доказывая, что Бог есть или что Бога нет, как каждому угодно.
Однако скептик сам себе противоречит, считает Августин. Ибо если академики указывают на то, что невозможно познать истину и можно познать лишь истинноподобное, то Августин от-вечает, что в этой фразе есть противоречие: как мы можем знать истинноподобное, не зная истины? Это все равно что утверждать, будто сын похож на отца, но при этом отца не знать.
Августин указывает, что фраза «знание истины невозмож-но” противоречива сама по себе, потому что человек, выражаю-щий такое мнение, претендует на то, что эта фраза истинна. Зна-чит, он тем самым утверждает, что истина есть. Если же мы ска-жем, что эта фраза ложна, то, следовательно, знание истины воз-можно, и истина, опять же, существует. В обоих случаях из этого постулата скептиков вытекает, что истина существует.
Еще один аргумент выдвигает Августин: сами скептики все-гда аргументируют, доказывают, т.е. верят в истинность доказа-тельств — логических правил и законов. В частности, Августин говорит о законе исключенного третьего и законе противоречия. Как бы люди ни старались, ничего нового они придумать не смо-гут: вещь или существует, или не существует. И этот закон будет всегда истинен, как бы с ним ни спорили. Все или истинно, или ложно — сама по себе эта фраза истинна.
Не могут спорить скептики и с истинами математики: 2х2=4; 3х3=9. Это является абсолютной непререкаемой истиной.
В споре против скептиков Августин прибегает и к одному эпикурейскому аргументу: он говорит о том, что скептики на-прасно обвиняют чувства в том, что они не выдают нам истины. Это не так, поскольку чувства лишь извещают нас о внешнем ми-ре. Чувства не могут ошибаться; ошибаются не чувства, а судя-щий о них разум.
Августин говорит об аргументе скептиков (весло, погруженное в воду, кажется сломанным, а в воздухе оно прямое; ка-ково же оно на самом деле?), что это совершенно верно: чувства правильно показывают картину, так как весло, погруженное в во-ду, кажется сломанным. Удивительно было бы, если бы чувства показывали обратную картину. Мы должны сделать соответст-вующие выводы из этого преломления, замечает Августин.
Для скептиков органы наших чувств были границей, за пре-делы которой мы не можем выйти. Для Августина наоборот: чув-ства — это то, что связывает человека с миром. Здесь отличие Августина от Плотина, для которого все познание состоит лишь из познания своего собственного мыслящего «я”. Плотин абсо-лютно не доверял своим чувствам, поскольку чувства дают зна-ние о материальном мире, а материальный мир есть мир теней, мир зла, на который не стоит обращать внимания. Но Августин все же следовал именно плотиновскому методу самопознания. Почему? Потому что, в конце концов, Августин выдвигает еще один аргумент против скептиков: если человек сомневается, то он мыслит, он существует — и это истина. Нельзя сомневаться в собственном сомнении — это самая очевидная истина. Вот что пишет он об этом в книге 11 «О граде Божием”:
«Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: а что, если ты обманываешься? Если я обманываюсь, то поэтому я уже сущест-вую, ибо кто не существует, тот не может, конечно, обманывать-ся. Я, следовательно, существую, если обманываюсь. Итак, по-елику я существую, если обманываюсь, то каким образом я обма-нываюсь в том, что существую, если я существую несомненно, коль скоро обманываюсь? Поелику я должен существовать, что-бы обманываться, даже если бы и обманывался, то нет никакого сомнения, что я не обманываюсь в том, что знаю о своем сущест-вовании. Из этого следует, что я не обманываюсь и в том, что я знаю то, что я знаю. Ибо как знаю я о том, что существую, так равно знаю и то, что я знаю. Поскольку же эти две вещи я люблю, то к этим двум вещам, которые я знаю, я присоединяю эту самую любовь как третью, равную с ними по достоинству”.
Отсюда Августин делает выводы, может быть, большие, чем сделал впоследствии Декарт, который скажет: «Я мыслю, следо-вательно, я существую”. Августин пишет о том, что он сомнева-ется, следовательно, он существует, а значит, знает, что существует; а поскольку он знает, что существует, он любит это свое знание и свое существование. Этот взгляд он переносит на Пре-святую Троицу и таким образом делает переход к познанию Бога.