Глава XXI. Автор выезжает из Варшавы (Versavia), следуя по пути в Москву (Moscua), и рассказывает, что на этом пути произошло.

…Мы продолжили наше путешествие среди густых лесов, чащоб (selvas) и оврагов, а среди прочего пересекли знаменитую реку, называемую Днепр (Nebel). До Кадина, которое располагается на границе Литвы и России (Rusia), мы доехали по столь ужасающей дороге и через такие темные леса, что и в самом храбром сердце зародились бы печаль и страх. Через несколько дней после выезда из Вильны (Vilna) по левую руку мы видели провал в земле (profundidad); в старину там находился один весьма знаменитый город, но он потонул, и земля поглотила его. А этот провал до сих пор видно с высоты; мне рассказывали, что по ночам там слышно много воплей и рыданий.

В этих лесах сплошь и рядом следы лютых зверей, среди прочих – медведей. Доехав до почтового стана (estancia), где нам предстояло заночевать, я встретил плачущую женщину. Я просил, что у нее за беда, и она принялась рвать на себе волосы, раздирать себе лицо ногтями и простираться по земле, а утешить мы ее никак не могли. Придя в себя, она рассказала нам: не прошло и двух часов с тех пор, как медведь задрал у нее сына чуть старше двух с половиной лет. Она показала нам его голову, и я закопал ее в том же самом доме. Пусть видит благочестивый читатель, чтó это за края, раз там даже несчастные матери не могут надежно укрыть детей даже у себя дома.

Мы доехали до Кадина – это село (lugar), куда съехались московитские и польские послы (Comisarios) из обоих государств на заключение и подписание мира[7]. Послов, прибывших из Польши[8], было шестеро, чьи имена таковы: Марциан Огинский (Marcian Ogisch), воевода троцкий[9] (Bayboda Proti); Ян Антоний Храповицкий (Juan Antoni Chra Crapolisch), воевода витебский[10] (Bayboda Vitesci); Александр Гилярий Полубинский (Alexander Hilari Polubinslij), маршалок (Mariscal) великий литовский[11]; Циприан Павел Бжостовский (Cipriano Paulo Broztozqui), референдарий (Referendario) литовский[12]. Помощниками же при них были Константин Томицкий[13] (Constantino Pomisch) и Станислав Ковалевский (Estanislao Donolosch)[14]. Имена же московских послов были столь причудливы (exquisitos), что я не мог их никоим образом запомнить[15], ибо мне показалось, что значения в том немного. Впрочем, опишу, каким образом они собрались.

В половине лиги от Кадина проходит граница между Литвой и Россией. Там поставили добротный дом из дерева, в котором был зал – пусть и небольшой, но богато украшенный. Посередине стоял весьма большой стол, а справа и слева от него – скамьи со спинками. В этом дом через разные двери входили поляки и московиты. Приподнимался расположенный посредине занавес, они приветствовали друг друга и по старинному обычаю садились так, чтобы поляки оказывались на своих землях, а московиты – на своих. Беседовали они о заключении мира между обоими государствами и о границах, а в иные дни устраивали шумные перебранки. Наконец они худо-бедно договорились, и через несколько дней после приезда в Кадино Циприан Павел Бжостовский попросил от имени своего короля, чтобы меня пустили в Москву, ибо я вез письма к царю. Ему ответили, что исполнить того не могут, не известив царя. Потому они отправили гонца (correo) в Москву, и через несколько дней пришел ответ с дозволением (licencia) на въезд и распоряжением снабдить меня лошадьми и санями (eslitas[16]). Достичь этого уже было делом немалым, ибо попасть в то царство так же трудно, как в Японию или Эфиопию.

Получив дозволение, я попрощался со всеми господами польскими послами и прочими важными людьми, собравшимися на тот съезд (junta); а прежде всего – с благодетелем моим Циприаном Павлом Бжостовским. Ему я обязан отеческим покровительством, о котором, покуда жив, никогда не забуду. На прощание он дал мне рекомендательное письмо на имя Артамона (Artimón)[17], фаворита (Privado) московского царя. Тот был его близким другом, поскольку в Москве ему довелось некогда быть полномочным послом (Plenipotenciario). Оно мне сильно помогло, как в деле устроения церкви, основанной мной в Кукуе (Cucuy), так и в продолжении моего путешествия.