В других весь цвет, вся гниль Империй, Все золото, весь тлен идей, Блеск всех великих фетишей И всех научных суеверий.
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
Кроме того, ответ на этот же вопрос можно понять и из биографий братьев Беренсов, которые вовсе не были близнецами и чьи жизни разошлись в результате краха империи и отношения каждого из них к Великой октябрьской социалистической революции: их упомянули в ходе церемонии при посещении памятника «Примирение» В.В. Путиным по случаю дня народного единства 4 ноября 2021 г.
Евгений Андреевич Беренс (1876 — 1928) принял сторону красных, и стал первым начальником Морского генерального штаба (1917—1919), командующим Рабоче-Крестьянским Красным флотом (апрель 1919 — февраль 1920) и позднее работал на благо СССР на дипломатической службе.
В 1904 г. он — старший штурман крейсера «Варяг». «Варяг» — «дитя российской коррупции», посудина, не пригодная к бою и службе вследствие 1) конструктивных пороков (неуместный состав вооружения: 2/3 артиллерии — бесполезные в бою малокалиберные орудия; примитивные приборы управления артиллерийским огнём, не обеспечивающие точности стрельбы, сопоставимой с японскими; отсутствие броневой защиты орудий и прислуги; идиотская конструкция боевой рубки, не обеспечивающая защиту в ней находящихся от осколков; саморазрушающиеся ходовые машины) и 2) низкого качества изготовления (дефекты в котлах и их низкая надёжность; шестидюймовки Кане первых серий, которые сами ломались при стрельбе): рассматривался вопрос капитальном ремонте своими силами или возврате крейсера фирме-строителю для устранения дефектов, но этому помешали война и гибель корабля в Чемульпо (ныне Инчхон в Южной Корее), куда он был послан именно по причине своей бесполезности для эскадры[22].
Т.е., пройдя через безнадёжный бой[23], Е.А. Беренс некоторым образом, если и не осознавал, то прочувствовал, что его лично и весь экипаж «Варяга» государственная власть империи предала — послала на убой, не снабдив пригодным для победы оружием и защитой. Это касается и большинства экипажей других кораблей, участвовавших в русско-японской войне.
Это — преступление государственной власти против народа, за которое ответственен режим во главе с Николаем II, поскольку царь знал, что Россия не способна строить высококачественные корабли: за пять лет до начала русско-японской войны в 1899 г. имел место скандал с только что построенной канонерской лодкой «Храбрый», в который был вовлечён и царь[24]. Соответственно у Е.А. Беренса задолго до 1917 г. были реальные основания для того, чтобы в 1917 г. связать свои надежды на лучшее будущее страны с большевиками и поддержать их.
Михаил Андреевич Беренс (1879 — 1943) в 1918 г. принял сторону белых, и в конце концов стал одним из руководителей перехода остатков Черноморского флота в Бизерту (ныне на территории Туниса, колонии Франции в то время). Там все украденные у Советской России корабли «сгнили» и потом были разделаны Францией на металл.
305 мм стволы башен главного калибра линкора «Император Александр III» (после февральской революции — «Воля», потом переименован белыми в «Генерал Алексеев» — в честь генерала М.В. Алексеева, сыгравшего не последнюю роль в событиях, приведших к отречению Николая II: это — один из показателей того, что белое дело — дело сторонников не империи, а февральской революции и её зарубежных хозяев). Франция передала Финляндии в 1940 г. для вооружения её береговых батарей. Однако часть стволов не успели доставить в Финляндию, и они были захвачены гитлеровцами в Норвегии и использованы для вооружения береговой батареи на острове Гернси в Ла-Манше, которая существенно ограничила возможности британского судоходства в этом районе. Три ствола Финляндия использовала для замены стволов железнодорожных транспортёров (установок), выведенных из строя советскими моряками перед эвакуацией военно-морской базы Ханко в 1941 г. Финляндия восстановила транспортёры и пыталась приспособить их для обстрела Ленинграда.
Так М.А. Беренс (как и все прочие белые, кто участвовал в угоне «Александра III» в Бизерту) стал невольным пособником врагов СССР во второй мировой войне, хотя и не сотрудничал с гитлеровцами и финнами непосредственно.
М.А. Беренс участвовал в войне с Китаем в 1900 — 1901 гг., которая привела к тому, что Китай был фактически нейтрален в русско-японской войне вопреки союзническому договору с Россией. В русско-японскую войну М.А. Беренс участвовал в обороне Порт-Артура на разных должностях. По завершении войны он продолжал служить на флоте, поднимаясь по иерархии должностей и званий. 28 ноября 1916 г. он был назначен командиром линейного корабля «Петропавловск» на Балтике. 2 мая 1917 года назначен исполняющим должность начальника штаба минной обороны Балтийского флота. 6 ноября 1917 года назначен исполняющим должность начальника Главного морского штаба. 1918 (12.01) — уволен со службы без права получения пенсии (почему без права получения пенсии — «Википедия» не сообщает, но, возможно потому, что сам отказался служить Советской власти).
Последнее место его корабельной службы — командир дредноута «Петропавловск» (в советские времена — линкор «Марат»). Линейные корабли типа «Петропавловск» советской пропагандой (не без участия академика А.Н. Крылова, лично причастного к разработке их проекта) были возведены в ранг шедевров отечественной инженерной и военно-морской мысли, хотя реально это были ошибочные корабли, прежде всего в аспекте слабой и конструктивно дефективной броневой защиты[25], а также — и по своей мореходности, обитаемости и отсутствию запаса на модернизацию. Слабость броневой защиты проявилась в ходе Великой Отечественной войны: хотя по воззрениям тех времён броневая защита линейных кораблей должна была выдерживать попадания бронебойных снарядов, как минимум, своего калибра (в данном случае — 305 мм), однако 28 декабря 1941 г. 280 мм немецкий снаряд прошёл навылет сквозь броневую защиту, снарядный и зарядный погреба третьей башни главного калибра линкора «Марат» и застрял в трюме, по счастью не взорвавшись. Произойди такое попадание в реальном морском бою со взрывом вражеского снаряда в погребе главного калибра — один из четырёх русских дредноутов на Балтике перестал бы существовать вместе со всем экипажем в течение нескольких десятков секунд (в лучшем случае спаслись бы единицы). А если бы произошёл эскадренный бой, то и все четыре русских дредноута могли повторить судьбы британских плохо бронированных линейных крейсеров, взорвавшихся в Ютландском сражении вследствие проникновения в их артиллерийские погреба снарядов немецких кораблей. Однако История избавила их от разгрома, аналогичного цусимскому, к чему они были технически готовы.
Т.е. линейные корабли типа «Петропавловск» — ещё одно государственное преступление, о котором на флоте знали, и потому всю первую мировую войну они простояли в базах, поскольку командование и царь опасались их уничтожения германскими дредноутами в возможном боестолкновении (германские линкоры-дредноуты, даже уступая по калибру орудий англичанам, были конструктивно наилучшими линкорами той эпохи и по вооружению, и по защите, и по живучести).
М.А. Беренс должен был осознавать, что и его вместе с экипажем «Петропавловска» предали и могут послать на убой, не снабдив оружием, обеспечивающим победу, точно так же, как 12 годами ранее послали на убой экипаж «Варяга», в котором был и его брат, и вторую тихоокеанскую эскадру, погибшую при Цусиме. Но М.А. Беренс был верноподданным служакой, каких было много и кого жизнь мало чему научила вследствие исповедания ими принципа «армия и флот вне политики».
Жизнь М.А. Беренса — яркое выражение последствий отказа царизма от задачи воспитания человека и ориентации системы образования на производство «служебного человека», изрядная доля которых, включая и М.А. Беренса, вошла в белое движение.
И в том, что братья в годы гражданской войны оказались по разные стороны линий её фронтов — показатель обусловленного воспитанием различного отношения каждого из них к безответственности государственной власти перед народом и к её злоупотреблениям в отношении народа. И хотя Е.А. Беренс был военно-морским атташе СССР в Великобритании, а потом во Франции (где в эмиграции проживал М.А. Беренс, обеспечивая свою жизнь пошивом дамских сумочек), однако братья после гражданской войны больше не виделись, сохранив верность каждый своему выбору, обусловленному разным отношением к ошибкам и преступлениям государственной власти империи против народа. Реальное их примирение не состоялось именно по этой причине.
То обстоятельство, что оба брата избрали разные стороны в гражданской войне, ныне подается пропагандой как конфликт «совесть vs[26] государственная необходимость» (https://sevastopol.su/news/nasha-istoriya-bratya-berensy-sovest-vs-gosudarstvennaya-neobhodimost), в котором М.А. Беренс — якобы на стороне совести, а Е.А. Беренс — якобы на стороне «государственной необходимости», хотя в действительности:
· Е.А. Беренс после Великой октябрьской социалистической революции по совести реализовывал новую государственную необходимость,
· а М.А. Бренес после Великой октябрьской социалистической революции честно, но бессовестно, служил неведомо какой «государственной необходимости»: то ли монархической имперской, то ли либерально-буржуазной февральской — марионеточной.
Т.е. реально в сооружении памятника «Примирение» в Севастополе выразилось не примирение и не якобы уже достигнутое народное единство, а лицемерие постсоветской «элитарной» государственной власти, реально проводящей политику в стиле «Рабы, повинуйтесь господам. Это угодно Богу». Поэтому в её официальной и неофициальной пропаганде порицание большевиков — норма, и такая же ползучая норма — возвеличивание и почитание деятелей белого движения и эмиграции, включая и тех, кто в последствии сотрудничал с гитлеровским режимом и попустительство государственной власти такого рода инициативам, выражающим мнения «народа».[27]
Эта нравственно-этическая неопределённость наших дней ведёт к тому, о чём М.А. Волошин тоже написал в том же стихотворении: