АЛЕКСАНДР: А вот вглядитесь. (Держит листок перед глазами дяди.)
ПЕТР ИВАНОВИЧ (пытаясь схватить листок). Отдай мне...
АЛЕКСАНДР: Ага, покраснели! Нет, дядюшка, пока не сознаетесь здесь при тетушке, что и вы когда-то любили, как я, и были, извините глупы, как все... (Развернул пожелтевший листок.) Слушайте, тетушка, и посмейтесь вместе со мной над Петром Ивановичем. (Читает.) «Ангел, обожаемая мною...»
ПЕТР ИВАНОВИЧ (кричит). Перестань!
АЛЕКСАНДР (опешив). Что вы! Пожалуйста... (Рвет письмо.) Я хотел посмешить тетушку и сказать, что не один я...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (подойдя к Александру, тихо). Неужели ты не видишь, в каком положении жена?
АЛЕКСАНДР: Что такое?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ничего уж теперь не видишь вокруг. А то, что я бросаю службу, дела и еду с ней в Италию...
АЛЕКСАНДР: Что вы!.. Ведь вам нынешний год следует в тайные советники...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да... Только тайная советница плоха...
АЛЕКСАНДР: Но неужели вы из-за этого откажетесь от такой карьеры...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (громко, безразлично). И много ли у твоей невесты приданого?
АЛЕКСАНДР: Триста тысяч! (Выжидательно и победно смотрит на дядюшку и тетку). И пятьсот душ отдает в наше распоряжение. Триста тысяч и пятьсот душ! А? И карьера! И фортуна! А вы, дядюшка, говорили, я не Адуев! И всем этим я обязан вам... О чем вы вздохнули, ма тант!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: О прежнем Александре.
АЛЕКСАНДР (смеется). Что делать, ма тант! Век такой! Я иду наравне с веком, нельзя же отставать! И век, откровенно надо сказать, хороший! Кстати, дядюшка, не собираетесь ли вы продать ваш завод? Я бы его мог... А? И разрешите у вас занять на короткое время денег тысяч десять... Ох, поясница! (Схватился за поясницу, радостно.) А? Поясница болит! (Хохочет.) Поясница!
Занавес
1966 год