АЛЕКСАНДР (вскочил с постели). Оставьте, дядюшка! Я пытался высказывать свои суждения, старался делать лучше... Никому ничего не надо... Кругом машина. Удобная и вечная машина!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Однако тебе надо сделать какую-нибудь карьеру.
АЛЕКСАНДР: Я уж сделал. Очертил круг действия — тут я хозяин, вот моя карьера.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это лень.
АЛЕКСАНДР: Может быть.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ты можешь идти вперед, твое назначение выше. Долг твой призывает тебя к благородному труду...
АЛЕКСАНДР: Вы что! (Хохочет.) Начали дико говорить! Этого прежде не водилось за вами. Не для меня ли? Напрасный труд!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ты хочешь притвориться покойным и равнодушным ко всему, а в твоих словах так и кипит досада... Человек же должен хотеть чего-нибудь?
АЛЕКСАНДР: Хочу, чтоб мне не мешали быть в моей темной сфере.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да разве это жизнь?
АЛЕКСАНДР: А по-моему, та жизнь, которую вы живете, не жизнь. Стало быть, я прав. (Снова лег на постель.)
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да ты, Александр, разочарованный, я вижу...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (мужу). Это ужасно, он как в безумии...
АЛЕКСАНДР (кричит). Петр Иваныч и опыт научили меня...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Да, он много виноват! Но вы имели право не слушать его...
АЛЕКСАНДР: Я был молод, он — опытен...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (мужу). Слышишь?..
ПЕТР ИВАНОВИЧ (берясь за поясницу). Ох, как поясница болит... Это вроде знака отличия у деловых людей — поясница... Ох!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Вы должны жениться, Александр... У вас есть талант литератора!
АЛЕКСАНДР: Зачем вы бьете лежачего, ма тант!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Это ты, ты виноват, Петр Иванович...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я? Это мне нравится! Я приучил его ничего не делать?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Нечему удивляться. Ты смешал его понятия о жизни. Все превратилось в нем в сомнение, в хаос...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Из хаоса я и хотел сделать нечто полезное...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Он верил в любовь, в дружбу, в святость долга... А теперь он не верит ничему..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Жить бы ему при царе Горохе...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Он верил в самого себя. А ты старался доказать, что он чуть ли не хуже других, и он возненавидел себя.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Напрасно... Я вот знаю себе цену: вижу, что нехорош, а, признаюсь, очень люблю себя.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты себя любишь — это уж безусловно истина... Себя!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ох, поясница!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты одним ударом, без жалости разрушил его мечту, веру в свой талант...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: У него его не было, Лиза.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Был! Только требовал поддержки, а не насмешки и брани... Чему же ты удивляешься, что после всего этого он пал духом?.. Ты не мог понять его. Что может нравиться и годиться тебе, другому, третьему, не нравится ему, другим.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нравится мне, другому, третьему! Чепуха! Будет, Лиза! Ты даже побледнела! Ты нездорова!..
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не тревожься обо мне, Петр Иванович, я здорова...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Разве я один так думаю и действую? Посмотри кругом. Чего я требовал от него — не я все это выдумал.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Кто же?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Век.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Так непременно и надо следовать всему, что выдумывает твой век? Так все и свято, все и правда?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Все и свято!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Как! Правда, что надо больше рассуждать, нежели чувствовать?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: И это свято, что надо больше любить свое дело, нежели любимого человека?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это было — всегда правда.
АЛЕКСАНДР: Правда и то, что умом надобно действовать и с близкими сердцу., например, с женой?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Подожди... у меня отчаянно болит поясница... Ох!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А! Поясница! Хорош век! Нечего сказать!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Очень, хорош, милая. Везде разум, опыт, постепенность, и отсюда успех. Все стремятся к совершенствованию и добру. Да ты посмотри-ка на нынешнюю молодежь — что за молодцы! Как все кипит умственной деятельностью, энергией! Как ловко и легко они управляются со всем этим вздором, что на вашем языке называется волнениями, страданиями... и черт знает что еще!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Неужели тебе не жаль Александра?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет. Вот, если б у него болела поясница, то я бы пожалел его!
АЛЕКСАНДР: Поясница! Неужели вы, дядюшка, сами никогда не поймете, что ваша, как вы думаете, суровая правда, есть на самом деле ложь! И я не могу разбить ее, потому что это железная ложь.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это правда, Александр, оттого ты и не можешь побить ее.