Входит Александр, молча кланяется.
АЛЕКСАНДР: Вы меня звали, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Звал.
Александр молча садится.
На друга дуешься?.. А скажи-ка, чего ты хотел от него? Жертвы, что ли, какой? Чтоб он на стенку полез?
АЛЕКСАНДР: Люди не способны возвышаться до того понятия о дружбе, какая должна быть...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Если люди не способны, так такой дружбы и не должно быть.
Пауза.
А что ты теперь делаешь?
АЛЕКСАНДР: Да ничего...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Мало... Ну, читаешь, по крайней мере?
АЛЕКСАНДР: Да.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что же?
АЛЕКСАНДР: Басни Крылова.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хорошая книга. Да не одну же ее?
АЛЕКСАНДР: Теперь одну. Боже мой, какие портреты люде какая верность!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чем же тебе так противны люди?
АЛЕКСАНДР: Чем! Своею низостью, мелкостью души.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хандришь, хандришь! Надо делом заш маться, тогда и людей бранить не станешь, не за что! Чем не хорош твои знакомые? Все люди порядочные.
АЛЕКСАНДР: Да! За кого ни хватишься, так какой-нибудь зверь из басни Крылова и есть.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хозаровы, например?
АЛЕКСАНДР: Целая семья животных!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, Лунины?
АЛЕКСАНДР: Сам он точно осел. А она такой доброй лисице смотрит.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что скажешь о Сониных?
АЛЕКСАНДР: Да хорошего ничего не скажешь.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: И Волочков не нравится тебе?
АЛЕКСАНДР: Ничтожное и еще вдобавок злое животное. (Александр даже плюнул.)
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, теперь заключи эту галерею портрета нашими: скажи, какие мы с женой звери?
Александр промолчал, только иронически улыбнулся.
Ну, а ты сам что за зверь?
АЛЕКСАНДР: Я не сделал людям зла!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Так ты во всем прав? Вышел совсем сух из: воды? Постой же, я выведу тебя на свежую воду...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Петр Иванович! Перестань...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, путь выслушает правду. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых и ослами, и лисицами, и прочими зверями, у тебя в сердце не зашевелилос! что-нибудь, похожее на угрызение совести?
АЛЕКСАНДР: Отчего же, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду находил радушный прием. Положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили козни, а в тебе им нечего было искать. Нехорошо, Александр!.. Пойдем дальше. Ты говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое.
АЛЕКСАНДР: Трое? был когда-то один, да и тот...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Трое... Начнем по старшинству. Этот... тот... Поспелов, кажется... Не видавшись несколько лет... другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он пригласил тебя к себе, предлагал тебе услуги, помощь, и я уверен, что дал бы и денег, а в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство... нет, ты познакомь меня с ним, я вижу — человек порядочный, а по-твоему, — коварный... Ну, как ты думаешь, кто твой второй друг?
АЛЕКСАНДР: Кто?.. Да никто...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А? Лиза! И не краснеет! А я как довожусь тебе, позволь спросить?
АЛЕКСАНДР: Вы... родственник.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Важный титул!.. Нет, я думал — больше. Нехорошо, Александр, это такая черта, которая даже на школьных прописях названа гнусною и которой, кажется, у Крылова нет.
АЛЕКСАНДР: Но вы всегда отталкивали меня...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да, когда ты хотел обниматься...
АЛЕКСАНДР: Вы смеялись надо мной, над чувством...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А для чего, а зачем?