ПЁТР ИВАНОВИЧ: О жизни и смерти?., да, это, конечно, очень важно... а, впрочем — попробуем, авось, проглотим. (Звонит в колокольчик.)
Входит Василий.
Спроси, что там есть поужинать.
Василий уходит.
На голодный желудок, знаешь, оно не ловко...
АЛЕКСАНДР: Вы знаете графа Новинского?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Приятели... А что?
АЛЕКСАНДР: Поздравляю вас с таким приятелем — подлец!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я лет пять его знаю и все считал порядочным человеком.
АЛЕКСАНДР: Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты давно ли стал бранить их, перестал называть ангелами?
Слуга вносит ужин, ставит его на стол и уходит.
АЛЕКСАНДР: Пока не знал, а теперь... Кругом виноват, что не слушал вас, когда советовали остерегаться всякого...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (принимаясь за еду). И теперь посоветую, остерегаться не мешает. Если окажется негодяй — не обманешься, а порядочный человек — приятно ошибешься.
АЛЕКСАНДР (с презрением). Укажите, где порядочные люди?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да хоть бы мы с тобой. Граф, если уж о нем зашла речь, тоже порядочный человек. Да мало ли... Не все дурны.
АЛЕКСАНДР: Все, все!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты?
АЛЕКСАНДР: Я?.. я по крайней мере пронесу через жизнь чистое от низостей сердце.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, хорошо, посмотрим. Что же сделал тебе граф?
АЛЕКСАНДР: Что сделал? Похитил у меня все.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Говори определеннее. Под словом «все» можно разуметь бог знает что, пожалуй, деньги. Он этого не сделает...
АЛЕКСАНДР: Все! Жизнь!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ведь ты жив!
АЛЕКСАНДР: К сожалению — да!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Э! да не отбил ли он у тебя красавицу, эту, как ее? Да! он мастер на это, тебе трудно тягаться с ним. Повеса! повеса!
АЛЕКСАНДР: Он дорого заплатит за свое мастерство! Я не уступлю без спора...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Провинция!
АЛЕКСАНДР: Я истреблю этого пошлого волокиту!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Азия!
АЛЕКСАНДР: Я сотру его с лица земли...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (продолжая есть). Кстати, он не говорил — привезли ли ему из-за границы фарфор?
АЛЕКСАНДР (грозно). Не о фарфоре речь, дядюшка! Вы слышали, что я сказал?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (утвердительномычит). М-м-м!..
АЛЕКСАНДР: Выслушайте хоть раз в жизни внимательно. Я пришел за делом. Согласитесь ли вы быть моим секундантом?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Котлеты совсем холодные!..
АЛЕКСАНДР: Вы смеетесь, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сам посуди, как слушать серьезно такой вздор: зовет в секунданты!
АЛЕКСАНДР: Что же вы?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Разумеется, не пойду.
АЛЕКСАНДР: Хорошо, найдется другой.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Послушай, Александр. Граф не станет драться с тобой, я его знаю.
АЛЕКСАНДР (вскипев). Не станет! я не полагал, чтоб он был низок до такой степени!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Он не низок, а только умен.
АЛЕКСАНДР: Так, по вашему мнению, я глуп?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Н... нет, влюблен... Скажи-ка, ты на кого особенно сердит — на графа или на нее... как... Анюта, что ли?
АЛЕКСАНДР: Я его ненавижу, ее презираю.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Начнем с графа. Положим, он примет твой вызов, положим даже, что ты найдешь дурака секунданта, что же из этого? Граф убьет тебя как муху.
АЛЕКСАНДР: Неизвестно, кто кого убьет.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Наверно, он тебя.
АЛЕКСАНДР: Тут решит божий суд.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, так воля твоя, он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает, а ты вовсе стрелять не умеешь. Положим даже, что суд божий и попустил бы такую несправедливость: ты бы как-нибудь не нарочно и убил его. Что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы? Она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали в солдаты...
АЛЕКСАНДР: Что же мне делать в моем положении?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ничего! оставить дело так, — оно уже испорчено.
АЛЕКСАНДР: Оставить так! В ваших жилах течет молоко, а не кровь!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Полно дичь пороть, Александр! мало ли на свете таких, как твоя... Марья или Софья, что ли, как ее?
АЛЕКСАНДР: Ее зовут Надеждой.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Надежда? А какая же Софья?
АЛЕКСАНДР (нехотя). Софья... это в деревне.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Видишь ли? Там Софья, тут Надежда, в другом месте Марья. Сердце — преглубокий колодезь, долго не дощупаешься дна. Оно любит до старости...
АЛЕКСАНДР: Сердце любит однажды!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сердце любит до тех пор, пока не истратит своих сил. Не удалась одна любовь, оно только замирает, молчит до другой, в другой помешали? — способность любить опять останется неудовлетворенной до третьего, до четвертого раза. Иным любовь удалась с первого раза, вот они и кричат, что можно любить только однажды. Пока человек здоров...
АЛЕКСАНДР: Вы все, дядюшка, говорите о материальной любви.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что это за материальная любовь? Такой любви нет или это не любовь, так точно, как нет одной идеальной. В любви равно участвуют и тело и душа, в противном случае любовь неполна. Мы не духи и не звери... На чем я остановился?.. Да! в солдаты... Кроме того, после этой истории красавица тебя на глаза к себе не пустит... Да и за что ты хотел стереть графа с лица земли? Разве он обязан был справляться, занята ли твоя красавица? Он тоже влюбился, чем же он виноват? Тем, что понравился? А ты? Оспаривал ли ты ее?
АЛЕКСАНДР: Вот я и хочу оспаривать.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: С дубиной в руках? Надо было вести с графом дуэль другого рода.
АЛЕКСАНДР: Презрение хитрости!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ак дубине прибегать — лучше? Внуши чем хочешь любовь, а поддерживай умом. Хитрость это одна сторона ума, презренного тут ничего нет.
АЛЕКСАНДР: Я предпочту страдать, чем прибегать к хитрости!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, так вот и страдай, если тебе сладко... Провинция! О, Азия!.. Нет, чтобы быть счастливым с женщиной, надо много условий... надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методу, если хочешь... Надо хитро овладеть ее сердцем, умом, волей, подчинить ее вкус и нрав своему, чтоб она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом... нужна целая школа...