Александр раскланивается со всеми, уходит.
ГРАФ: Какой приятный молодой человек... очень молодой... и приятный...
Все продолжают есть.
Картина восьмая
Тот же сад. Наденька и граф в костюмах для верховой езды. Марья Михайловна суетится. За кустом виден притаившийся Александр.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Крепче сиди, Наденька! Посмотрите, граф, за ней, ради христа!
НАДЕНЬКА (весело). Ничего, маман, мы на один круг, я уже умею ездить... Граф! мы опять вокруг рощи поедем?
АЛЕКСАНДР (тихо). Опять!
ГРАФ: Очень хорошо.
Наденька и граф о чем-то шепчутся. Потом пошли к лошадям.
АЛЕКСАНДР (выскакивая из-за кустов, кричит). Надежда Александровна!
Все остановились как вкопанные. Пауза.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (опомнившись). Ах, это вы, Александр Федорович!
Граф поклонился Александру. Тот не ответил.
НАДЕНЬКА: Вы правы, граф, Александр Федорыч как ребенок. (Зло посмотрела на Александра и пошла к лошадям.)
Граф ушел за ней.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (вслед). Тише, тише, ради бога, тише! (Подошла к скамейке, села.) Ну, пусть молодежь порезвится, а мы с вами побеседуем, Александр Федорыч... Да что это две недели о вас ни слуху, ни духу? Разлюбили, что ли, нас?
АЛЕКСАНДР: Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы меня?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю вас как родного. Вот не знаю, как Наденька. Да она еще ребенок — что смыслит? Я каждый день твержу ей: что это, мол, Александра Федорыча не видать, что он не едет? и все поджидаю. Уж и Наденька говорит иногда: что это, маман, кого вы ждете? Мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже...
АЛЕКСАНДР: А граф... часто бывает?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да почти каждый день. А как Александр Федорыч, говорю я, будет? Не будет, говорит она, нечего и ждать.
АЛЕКСАНДР: Она... так и говорила?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да!.. А теперь эта верховая езда! Нет, нас совсем не так воспитывали. А нынче, ужас сказать, дамы стали уж покуривать...
АЛЕКСАНДР: Давно это началось?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да не знаю, говорят, лет с пять в моду вошло: ведь все от французов...
АЛЕКСАНДР: Нет-с, я спрашиваю — давно ли Надежда Александровна ездит верхом?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Недели с полторы. Граф такой добрый! Смотрите, сколько цветов! все из его саду.. А теперь каждый день ездит... Вы не больны, Александр Федорыч?
АЛЕКСАНДР: У меня что-то грудь болит...
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Что ж вам — ломит, что ли, ноет или режет?
АЛЕКСАНДР: И ломит, и ноет, и режет!
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Не надо запускать... Знаете что? возьмите-ка оподельдоку, да и трите на ночь грудь докрасна. А вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
Слышен приближающийся стук копыт. Возвращаются Наденька и граф. Наденька тяжело дышит.
(Подбегая к дочери.) Смотри-ка, как уходилась, насилу дышишь. Уж не доведет тебя эта езда до добра!
ГРАФ (Александру). Не желаете ли разделить нашу прогулку, Александр Федорыч? Есть отличная лошадь.
АЛЕКСАНДР: Извините, нет.
НАДЕНЬКА: Вы не умеете? А как это весело!
АЛЕКСАНДР: Я не могу заниматься пустяками. У меня дела.
ГРАФ: Важные?
АЛЕКСАНДР: Да... Я делаю извлечения из немецких экономистов.
ГРАФ: Это интересно. А я подумал, у вас завод, или фабрика, или судостроительство.
НАДЕНЬКА: Мы завтра опять поедем, граф?
ГРАФ: С удовольствием.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Полно тебе, Наденька, ты беспокоишь графа.
ГРАФ: Мне приятны эти прогулки, Марья Михайловна.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Граф, не хотите ли чаю с вареньем, сама варила.
ГРАФ: С удовольствием.