Громче, Гарри. Ну да, чёрт возьми, ДА! Но это совершенно ничего не значит!”
Гарри всхлипнул. И в следующую секунду увидел Снэйпа. Профессор вернулся не вовремя. Потому что Гарри начал всерьёз давиться слезами.
— Поттер, вы в порядке?
— Да... – с трудом выговорил Гарри.
Снэйп присел с ним рядом и пощупал Гаррин лоб. Прикоснулся тыльной стороной ладони к его щеке.
— У вас температура. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
— Да, — со вздохом ответил Гарри, закрывая глаза. “Пусть он отойдёт. Пусть не трогает меня. Я не могу. Я не хочу. Я сейчас заплачу”.
— Поттер.
Гарри почувствовал на плечах его руки и понял, что уже не лежит, а сидит, и всхлипывает, уткнувшись лбом Снэйпу в плечо. Снэйп не утешал его. Слава Богу. И ничего не говорил. За что ему спасибо. Он просто держал его за плечи и молча ждал, пока Гарри успокоится. Снэйп, видимо, слышал о том, что когда люди плачут, их следует обнять. Этого вполне достаточно. Слёзы лились и лились нескончаемым потоком, Гарри уже не понимал, что с ним происходит, и по какому поводу эти слёзы. Он перестал плакать как-то вдруг. Словно внутри что-то выключилось, и Снэйп, заметив это, опустил Гарри на подушку.
— Всё в порядке, Поттер. После лечения такое бывает. Организм освобождается от напряжения. Это нормально и скоро пройдёт, — голос Снэйпа звучал ровно. Но всё-таки как-то иначе, и от этого не так равнодушно, как обычно. — Вы успокоились?
— Д-да, — заикаясь, откликнулся Гарри. Ему не было стыдно после своей истерики. Раз Снэйп говорит, что это нормально...
Рука учителя чуть приподняла Гаррину голову, и Гарри прижался губами к стакану.
— Пейте, Поттер.
— Эт-то что? – дрожащим голосом спросил Гарри, щурясь на стакан.
— Великий Мерлин, немедленно пообещайте мне, что никогда больше не будете спрашивать, что я вам даю и зачем!
— П-простите, я больше н-не буду... — выдавил из себя Гарри.
— Ну так пейте же, чёрт вас дери!
Гарри сделал глоток и с удивлением понял, что это простая вода. Ну не блин, нет?
— Профессор Дамблдор, видимо, полагает, что нашёл в моём лице одновременно и школьную медсестру, и вашего телохранителя. Я уже давно не понимаю, какие обязанности выполняю в Хогвартсе. Пока я думал, что занимаю место преподавателя в Школе магии и колдовских искусств, меня как-то незаметно перевели на должность вашей личной няньки. Полагаю, что это почётно, и я должен этим гордиться.
Снэйп говорил раздражённо, но голос у него был измученный. И Гарри ощутил, что его потихоньку переполняет чувство вины и – о Боже! – какой-то странной нежности к Снэйпу. Ну, в общем, когда тебя вытаскивают с того света, было бы странно всего этого не чувствовать.
— Если бы вы вели себя, как подобает взрослому человеку, то не попали бы в такое положение! И я вместе с вами! Кой чёрт вас понёс в этот треклятый бар? Вы что, не могли дома напиться, коль вас так уж сильно прижало?
Гарри просто онемел от услышанного. Спятить можно. Вот это да! И это говорит дисциплинированный и педантичный Снэйп, всегда такой правильный, просто до тошноты, не одобряющий даже того, что старшеклассники иногда пьют по выходным пиво? С ума сойти!
— Думаете, мне никогда не было семнадцать? Я всё прекрасно понимаю. Я тоже когда-то был умнее всех. И никого не хотел слушать. И, поверьте, Поттер, я получил ТАКОЕ, что никому не пожелал бы ничего подобного. Я сделал всё, от себя зависящее, чтобы оградить вас от этого. Но вам же говорить бесполезно! Вас надо было с самого начала приковать цепью к стене, и тогда, возможно, мне бы удалось спасти вас от собственной дури.
Несмотря на эти резкие слова, Гарри вдруг почувствовал, как отчего-то становится тепло внутри. Никто никогда не говорил с ним так. Так, словно он не просто раздражает, а по-настоящему не безразличен.
— Я очень надеялся, что вы не унаследуете эту черту от своего драгоценного папеньки. Но увы! Вы, как и он, не имеете ни малейшего представления об ответственности! Вы не думаете ни о себе, ни о тех, кто рядом с вами... Копия Джеймса Поттера.
— Вы правы, сэр. Я вёл себя непростительно глупо.
Снэйп замер. Гарри, к сожалению, не видел его лица, но зато очень хорошо уловил замешательство в его голосе.
— Что вы сказали? – тихо спросил Снэйп.
— Вы абсолютно правы. И мне жаль, что я понял это только сейчас, — ответил Гарри медленно.
Слова сами сорвались с языка. Но это была правда. Он ведь совсем не помнил своего отца и не имел представления о том, каким тот был человеком. Возможно, хорошим. По гриффиндорским понятиям. Но тем не менее, давайте посмотрим правде в глаза. Снэйп был до сих пор жив. Несносный, раздражительный, зловредный. Упивающийся смертью. Лучший друг Люциуса Малфоя. Крёстный отец Драко. Крёстный отец. Хм. Где сейчас Волдеморт? Где Люциус? Джеймс погиб шестнадцать лет назад. Факт. И не поспоришь. Погиб глупо, если разобраться. Погубил себя. Погубил маму. Ведь она даже не нужна была Волдеморту. Тоже факт. А Снэйп – вот он. Живой. “Почему это пришло мне в голову только теперь? Где были мои мозги всё это время?”
— Поттер, боюсь, что вы так ничего и не поняли, — медленно проговорил Снэйп. – Вы для этого чересчур умны и велики. В любом случае, уже слишком поздно. Вас ничто не изменит. Даже могила.
У Гарри снова защипало в глазах. Но не от приступа. Снэйп – это всё, что у него осталось. И что бы он ни говорил, Гарри видел, что это говорится только по одной причине: ему не всё равно!
— Сэр, — прошептал он, слабо поманив его к себе.
— Что? — Снэйп тут же наклонился к нему. — Ну? Что такое?
Гарри приподнял голову и поцеловал Снэйпа в щёку. Крепко. Щека под Гарриными губами оказалась неожиданно мягкой и тёплой. Это было приятно и совсем не страшно. Это не было просто прикосновением. Это был поцелуй. Целомудренный для места, где они находились. Детский, но настоящий. Гарри просто сделал это. Будучи в сознании и (наверное) в здравом уме.
Какое-то мгновение Снэйп неподвижно нависал над Гарри, словно размышляя, что делать дальше, но уже в следующую секунду медленно выпрямился и молча отошёл. И Гарри вдруг показалось, что с души упал камень, который давил на него последние несколько месяцев. А может быть — несколько лет... Но теперь можно было спокойно заснуть. Что Гарри и сделал.
Глава 5.
Следующие три дня прошли, как в тумане. Гарри почти всё время спал. Он старался не обращаться к Снэйпу и не дёргать его по пустякам. Пришлось смириться с тем, что без посторонней помощи невозможно добраться до туалета. По началу это было не слишком приятно – просить Снэйпа довести его до ванной комнаты. Но потом стало почти естественным. В первый день Снэйпу пришлось кормить его с ложки. И то ничего. Всё пережили.
Гарри старался не думать о том, кто ухаживает за ним. Это был просто кто-то. И если не думать о нём, как о Снэйпе, всё становилось гораздо проще. Гарри просыпался совсем ненадолго, глотал какую-нибудь жидкую бурду, не разбирая вкуса, и засыпал снова, и сон его был похож на долгие глубокие обмороки.
Но эта кома не могла длиться долго. На четвёртый день Гарри смог добраться до туалета сам. Ему даже удалось немножко полежать в ванной. Под присмотром Снэйпа, разумеется. Процедура омовения далась Гарри с некоторым усилием. Пришлось смириться с собственной несостоятельностью и дать Снэйпу себя помыть. На этот раз представлять кого-то абстрактного на месте преподавателя было очень непросто. Даже при сильной Гарриной близорукости невозможно было игнорировать прикосновения мыльной губки и рук учителя. Эти треклятые руки словно специально касались его чаще, чем требовалось, задевая самые чувствительные места. И это каждый раз заставляло сжимать зубы.
Если бы Гарри не был так смертельно слаб, одному Богу известно, что бы с ним сталось. Наверное, это был бы кромешный ужас. Гарри старался об этом не думать. Сейчас ему хватало того, что тело реагировало на чужие прикосновения как-то неадекватно и заставляло своего хозяина вздрагивать, тихо ахать и мучительно краснеть. Как это Снэйп удерживался от комментариев – просто невероятно. Но одно Гарри понял точно: в семнадцать лет (а ведь семнадцать ему исполнилось всего несколько дней назад!) без секса или его... э-э-э... замены не обойтись никак. Если не обращать внимания на этот немаловажный аспект жизни, то можно начать сходить с ума. И находить приятными и возбуждающими даже прикосновения Снэйпа. И даже периодически иметь странное желание его обнять. Хотя, возможно, это просто сказывались последствия ритуала. В любом случае, Гарри был уверен, что либо бредит, либо сходит с ума.
Проклятая слабость пополам с сильным головокружением, отсутствие очков и неизменные оргии за стенами номера из ночи в ночь, видимо, и стали причиной этих бредовых желаний. Но после того, как Гарри всё-таки был вымыт, завёрнут в простыню и уложен под одеяло, что-то в жизни изменилось к лучшему. Гарри не захотелось спать сразу. Он даже попробовал привести в порядок волосы. И Снэйп, увидев это, с явным облегчением сообщил ему, что вечером можно отправляться в более приличное место. Гарри не стал спрашивать, куда. Он уже давно понял, что лишние вопросы вызывают раздражение.
А Гарри с недавних пор очень нравилось, что можно просто молчать и в ответ получать такое же молчание. Не зловещее, а спокойное и ни к чему не обязывающее. Нравилось знать, что рядом, наготове, всегда есть сильная рука, за которую можно в любой момент уцепиться. Нравилось чувствовать кого-то рядом с собой в одной кровати. Засыпать с зажжённым светом и слышать, как Снэйп тихо передвигается по номеру. И ещё Гарри очень нравилось чувство полной безопасности, в которой он вдруг оказался. Первый раз в жизни. Впервые можно было ни о чем не думать, ни о чем не заботиться. Для этого у него теперь был Снэйп. Поэтому Гарри не очень беспокоил приближающийся отъезд. Какая разница, куда теперь придётся ехать. Главное, что с ним будет Снэйп. Резкий, циничный, язвительный, легко выходящий из себя, временами пугающий. Иногда просто невыносимый. Но надёжный и неизменный, как Ватикан.
Приняв ванну, Гарри подремал немного, но вскоре Снэйп разбудил его и помог одеться. Сам бы Гарри не собрался и к завтрашнему утру. Процесс одевания и так занял много времени. Учитывая то, что в какой-то момент Гарри (Снэйп как раз надевал на него джинсы) просто повис у профессора на шее, чтобы не упасть. Снэйп молча поддержал его под спину. Пусть чисто автоматически. Но довольно тесно прижимая его к себе. Потому что иначе Гарри непременно упал бы. По крайней мере, он очень ясно дал понять это Снэйпу. И судя по всему, Снэйп сделал вид, что поверил.
Однажды Гарри прочитал в каком-то учебнике (кажется, в “Магической психологии”), что дети, с ранних лет лишённые заботы и родительской ласки, получают моральную травму и продолжают подсознательно искать защиту и опеку, даже став взрослыми. Тогда Гарри этому не поверил, но сейчас, исхитряясь попадать в сильные надёжные объятья преподавателя в любой подходящий (и не очень) момент, начал понимать, что в книге была написана сущая правда. Конечно, это был Снэйп, и всё такое... Но сейчас в Гарриной жизни слишком многое изменилось, и Снэйп покинул ту нишу, которую занимал в течение шести лет. Это была правда, и Гарри нашёл в себе силы признать это.
— Откройте глаза пошире и постарайтесь не моргать.
Гарри подчинился. За эти дни он уже привык к холодным цепким пальцам. Поначалу вздрагивал, но потом даже начал получать своеобразное удовольствие от этих прикосновений. На этот раз пальцы Снэйпа обхватили Гаррину голову сзади, и Гарри почувствовал, что прижимается макушкой к плечу преподавателя. В следующий момент что-то холодное потекло в глаза и полилось по щекам. Гарри проморгался и тут же зажмурился от неожиданности. Даже в очках он никогда не видел настолько хорошо. Какая чёткость! Вот это да! Гарри в восхищении обвёл глазами номер. Захватанные стены, разнокалиберная мебель, разодранная циновка на разбитом кафельном полу, поломанные жалюзи на окне. Но чёрт возьми, как же хорошо видно!
— Посидите минуту спокойно, и поедем, — негромко сказал Снэйп, облачаясь в плащ. Гарри отметил, что одежду профессора составляют светлые джинсы, светлая рубашка, плащ опять же серый. Ничего чёрного. Но дело было не в одежде, а в том, что было со Снэйпом вообще. Вид у него был, мягко говоря, не важный. Он и в лучшие свои времена никогда не выглядел здоровым, а сейчас...
Облепившие изможденное лицо тусклые волосы. Кожа белая как мел, ни кровинки, и губы странного синеватого оттенка. Но всё это можно было пережить, если бы не глаза. Они ТАК запали и утопали в ТАКИХ лилово-чёрных тенях, что это выглядело не просто плохо, а вопиюще кошмарно. Положение могли бы спасти темные очки, но Снэйп решил, что сойдёт и так.
Гарри не без усилия отвлёкся от созерцания преподавателя и вспомнил о главном. “А сам-то я как выгляжу? Наверняка не лучше. Так что нечего пялиться, Гарри Поттер”. Странно было другое. Когда Снэйп помогал ему встать, Гарри почему-то не почувствовал никакого смущения или сожаления за свои странные порывы и желания. Может быть, у него после лечения развилась некрофилия? (Гарри краем уха слышал, что бывает и такое). Но ему совсем не было противно, и прикосновения Снэйпа вовсе не стали неприятны. Хотя вряд ли могло быть приятно, когда к тебе прикасается (“трогает и прижимает к себе, Гарри!”) человек... э-э-э... ну да, человек, который выглядит, как Дракула, последние лет сто просидевший на голодном пайке.
“Какие нежности, Боже мой. Это после всего-то, Гарри Поттер! Постыдился бы вообще думать об этом! Никому не запрещается выглядеть так, как ему хочется. Десять лет жизни – не хрен собачий. Ради тебя между прочим. Так что прекрати его разглядывать и смотри под ноги. А я что... Я вообще молчу”.
Гарри прижался к учительскому боку, не без удовольствия ощутив, как его обнимает сильная рука, и переступил порог номера.
Если номер напоминал притон для наркоманов, то коридор вообще выглядел как общественный туалет. Всё было в ржавых подтёках, штукатурка сыпалась прямо им на головы, краска на дверях номеров облезла. Пыльный неровный пол кое-как залит бетоном. В воздухе, забивая все остальные запахи, висел сигаретный дым. Дым... “Позвольте... А почему мне не хочется курить? Странно. Четыре дня совсем без сигарет, и ничего. Ладно, какая разница. Не хочется, и славно. Что бы ты делал, если бы вдруг захотел курить? Не важно, как это выходит, но очень удобно при сложившихся обстоятельствах”.
Снэйп, одной рукой поддерживая Гарри, остановился в холле, чтобы расплатиться за номер. Пока они рассчитывались в клерком, Гарри не знал, куда деваться от взгляда владельца мотеля, худого старика с пронзительными, как у Дамблдора, голубыми глазами. Да, наверное, было на что посмотреть, и что при этом подумать. Мужчина и юноша снимают номер в притоне на целых четыре дня. Снэйп после этого выглядит так, словно только что встал из могилы, а Гарри не может стоять без посторонней помощи. Можно представить, что могли бы про них подумать люди в Хогвартсе, если бы увидели сейчас. Например, Невилл которому в последний год от сексуальной неудовлетворённости мерещились самые невероятные вещи даже в тех местах, где ничего подобного не было и близко. Или профессор МакГонаголл, которая, безумно опасаясь беременностей и венерических болезней среди гриффиндорцев, бдила денно и нощно, дабы предотвратить неотвратимое. Или Пивз. О, зловредная тварь! Сколько студентов заложил преподавателям – просто ужас. Ходил слух, что Снэйп скармливает своим не в меру озабоченным слизеринцам притупляющее средство, чтобы снять с них сексуальное напряжение. В этом сомневаться не приходилось. Снэйп кого угодно мог лишить последней радости в жизни. Тем не менее, сейчас Гарри, обхваченный учительской рукой поперёк спины, чувствовал себя очень уютно.
Владелец мотеля, однозначно заподозривший в них парочку садо-мазохистов (о подобном явлении Гарри имел отдаленное представление), проводил гостей взглядом, в котором явно читалось огромное облегчение. В своё время Гарри сам всегда чувствовал небывалую лёгкость, когда оказывался где-то очень далеко от Снэйпа. Но не сейчас. И в голову внезапно пришла мысль: каково это – быть с ним по-настоящему. Хотя как именно этим могут заниматься двое мужчин, Гарри представлял смутно. Даже теоретически. И слава Богу. “О чем я думаю?!”
На улице их ожидало такси. Насколько можно было понять в сумерках, серый неприметный “Плимут”. Снэйп усадил Гарри на заднее сидение и сел рядом, оказавшись точно за спиной у водителя – веснушчатого деревенского парня.
— Куда едем? – бодро спросил он.
— Стэнтон Гивз, — негромко сказал Снэйп.
— Стэнтон... Мистер, вы ничего не путаете? Там же лес, — водитель обернулся к нему и окаменел, увидев его лицо.
— Я знаю, — любезно ответил Снэйп и улыбнулся. Даже Гарри передёрнуло. Водитель сильно побледнел, отвернулся и больше не оборачивался.
Они ехали довольно долго, и Гарри успел заснуть. В себя он пришёл, когда сумерки стали непроглядной темнотой. Но машина всё ещё катилась где-то во мраке. Гаррина голова лежала на коленях Снэйпа. Одной рукой учитель придерживал его за плечо, чтобы Гарри не свалился на пол где-нибудь на ухабе. Трясло сильно. Видимо, они ехали по просёлочной дороге. Лежать было удобно, и Гарри не торопился открывать глаза. Ему никогда не приходилось просыпаться вот так – чтобы кто-то держал его голову на своих коленях, охраняя его сон. К тому же от Снэйпа хорошо пахло. Годы занятий алхимией не прошли для Гарри даром, (как бы Снэйп на эту тему не язвил!) и он смог узнать запахи полыни, мяты и сандалового масла. Был ещё какой-то запах. Тонкий, горький, горше полыни, но тоже приятный. Интересно, что это? Одеколон? Гарри не удержался и втянул носом воздух.
— Выспались, Поттер? – холодно спросил Снэйп.
— Да, спасибо, — с сожалением отозвался Гарри, вынужденный слезть со своего удобного ложа.
— Мистер. Кажется, приехали, — неуверенно сказал водитель, боясь обернуться.
— Чудесно. Остановите у поваленного дерева, — откликнулся Снэйп.
Водитель скользнул взглядом по Гарриному лицу, и Гарри понял, что таксист боится его не меньше, чем Снэйпа. Вероятно, то, что Гарри так безмятежно спал на коленях у своего жуткого спутника, водителю показалось нехорошим знаком.
За окнами было темно, хоть глаз коли. Куда они приехали? Это на самом деле лес?
Снэйп достал и открыл бумажник.
— Сколько с нас?
Водитель назвал сумму, и Гарри, не сдержавшись, указал на нужную купюру, зная, как трудно колдунам разбираться с маггловскими деньгами.
— Благодарю, Поттер, но по маггловедению у меня всегда был самый высокий балл в классе, — Снэйп протянул таксисту бумажку и холодно сказал: — Сдачу оставьте себе.
Таксист, заикаясь, пробормотал “Спасибо”, нажал на газ, и машина скрылась за деревьями со скоростью, больше подобающей кораблю космических авантюристов.
— А куда теперь? – спросил Гарри робко. Снэйп держал его за локоть, но даже несмотря на то, что они стояли совсем близко, Гарри не видел преподавателя.
— Прямо, — отозвался Снэйп и потащил спотыкающегося юношу за собой. В самые заросли.
Деревья и кусты росли чем дальше, тем гуще. Было темно, но Снэйп каким-то непостижимым образом знал, куда идти. Гарри очень надеялся, что идти не долго, потому что сил у него уже почти не осталось. Наверное, надо было сказать об этом Снэйпу, но проклятая гриффиндорская гордость не позволяла. Откуда вообще каждый раз вылезает эта самая гордость? Стоило лишь надеть брюки и начать видеть, как она тут как тут...
— Ой!
Отпущенная Снэйпом ветка чувствительно хлестнула Гарри по лицу, и юноша резко остановился, прижимая ладонь к горящей щеке.
— В чём дело?
Гарри чувствовал, что колени подгибаются и что если он сделает хоть шаг, то упадёт замертво, но не смог сказать об этом. Почему Снэйп не спросит сам? Неужели непонятно?
— Давайте передохнём, — пробормотал Гарри.
— Мы уже почти пришли.
Скажи ему. Просто скажи это!
— Я-больше-не-могу-идти, — выдохнул Гарри. Он был почти уверен, что Снэйп сейчас скажет, чтобы он тут и ночевал. Но учитель не сказал ничего. Гарри с каким-то странным замиранием сердца ощутил, как Снэйп подошёл к нему вплотную. И не успел Гарри понять, что сейчас случится, как его легко подхватили на руки и понесли вперёд в кромешной темноте.
Это было потрясающе. Почему Гарри всегда казалось, что беспомощность отвратительна? Почему он считал, что это страшно – когда ты полностью в чьей-то власти? Почему всегда думал, что это стыдно, когда ты не можешь идти, и тебя несут на руках? Боже. Это было как во сне. Или как в бреду. Безумие. Кто бы это не был. Но это был мужчина. “Гарри, МУЖЧИНА! И плевать. Мне наплевать”. И он обхватил Снэйпа за шею.
— Расслабьтесь, Поттер, я вас не уроню, — ядовито отреагировал Снэйп на это движение.
Гарри перевёл дыхание. Слава Богу. Не очень злится.
— Мы на месте.
Гарри с сожалением почувствовал, как его ставят на ноги. Ну, ладно. Пришли – так пришли. Что же делать. И тут у него так резко закружилась голова, что Гарри застонал, как от боли.
— Всё нормально, Поттер. Действие капель прекратилось.
— А как же я теперь? – чуть слышно прошептал Гарри. Состояние было такое, будто в голове всё съехало со своих мест и теперь болталось само по себе – не при деле.
— Мы пришли, вам это больше не нужно. Как вы?
— Ещё кружится, — простонал Гарри, понимая, что сейчас сверзится в обморок.
— Ну, обопритесь на меня, — раздражённо буркнул Снэйп. – Это сейчас пройдёт.
Обопритесь – это значит обнимите. Гарри обхватил преподавателя за шею и закрыл глаза. Дурнота постепенно отступала. Но как же не хотелось его отпускать... “Гарри, ты обезумел...”
— Всё? – грозно спросил Снэйп.
— Да, — с сожалением ответил Гарри. Может быть, это, конечно и дико, но никого приятнее Снэйпа он в своей жизни не обнимал.
— Тогда идёмте. Вам срочно надо лечь. И одна небольшая просьба: молчите. Даже если к вам будут обращаться. Поняли меня?
— Да, сэр.
Темноту внезапно прорезал яркий свет, и звонкий женский голос взволнованно воскликнул:
— Северус! Ну наконец-то! Я уже собиралась идти вас встречать.
— Всё нормально, Эмили. Мы прибыли. И оба почти в порядке.
В этот момент они как раз вошли в ярко освещённый холл или коридор. А может быть, это была кухня, потому что Гарри увидел живой огонь.
— В порядке?! Северус! Ты себя видел в зеркале?! Вы оба выглядите ужасно! Что случилось?
— Долго рассказывать, — Снэйп поудобнее перехватил Гарри второй рукой. – Вот ему надо поскорее лечь. А мне принять что-нибудь сильное. Я несколько...
— Ну, разумеется! – та, которую называли Эмили, была пышноволосой стройной женщиной в чём-то ярко-голубом. Детали Гарри не смог бы разглядеть при всём своём желании. А жаль.
— Если можно, я хотел бы устроиться в одной с ним комнате, молодому человеку нужен присмотр.
Женщина протянула руку и отвела с Гарриного лба волосы. Ну, сейчас начнётся...
— Господи!
Ну, разумеется...
— Это же... Но почему ты меня не предупредил?...
— Эмили, какая, к дьяволу, разница, кто это! – заорал Снэйп. – Ты уже устроишь нас где-нибудь, или мне его прямо здесь бросить?
— О, прости меня! – чуть не плача откликнулась Эмили. – Я такая глупая...
— Вот очень точно подмечено, — зло сказал Снэйп.
— Надо подняться на второй этаж. Вы сможете?...
— Сможем.
Снэйп дёрнул Гарри за собой, и победитель Волдеморта, стиснув зубы, потащился вслед за учителем на второй этаж.
— Сев, а нельзя сотворить носилки?
— Неужели ты думаешь, что если бы можно было, я таскал бы его на себе? – грубо отозвался Снэйп.
— Боже мой, совсем никакой магии?
— Только зелья. Мне и так пришлось применить два заклинания. Слава небесам, всё обошлось.
— Ой, бедный мальчик. Вот сюда.
Гарри уложили на что-то мягкое и довольно удобное. Гораздо более удобное, чем та кровать в мотеле. Комната была небольшая. Покрашенная светлой краской. На стенах несколько картин. На окнах светлые занавески. Стол, пара стульев и что-то вроде комода. Похоже на больничную палату, но всё же куда лучше, чем в том притоне...
— Эмили, если в доме есть плотные шторы, принеси их сюда. У него проблемы со зрением, ему вреден солнечный свет.
— Господи. Да, я поищу. Сев, а ты не думал насчёт... Ты же знаешь, что я могу...
— Об этом не может быть речи, — отрезал Снэйп.
— Но ты ведь не сможешь ухаживать за Гарри в таком состоянии! Дамблдор должен это понимать.
— Эмили, мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы убедить его в чистой случайности того, что между нами произошло. Давай не будем заводить этот разговор. Я в порядке.
— Ты очень сильно не в порядке!
— Справлюсь как-нибудь.
— Нет, не справишься! Ты опять это принял, я же вижу! Это очень опасно! Сердце может не выдержать!
— Эмили, если не возражаешь, мы потом с тобой это обсудим. Мне нужно устроить молодого человека.
Женщина нерешительно двинулась в сторону двери.
— Позови меня, если что-нибудь понадобится, — тихо сказала Эмили, и Гарри очень ясно услышал в её голосе слёзы. Снэйп. Оказывается, со взрослыми он ведёт себя так же, как и со студентами. А мы ещё на него обижались!
Когда за Эмили закрылась дверь, Снэйп начал его раздевать. Гарри старался не мешать, молча дожидаясь, когда учитель закончит. Наконец Снэйп стащил с него джинсы и накрыл одеялом.
— Как себя чувствуете?
— Так себе, — прошептал Гарри.
— Вы точно можете сказать?
— Слабость. И тяжесть в груди, — с трудом проговорил Гарри.
Снэйп взял его руку и начал считать пульс. Пальцы у него были холодными и твёрдыми. Но Гарри ничуть не был против этой руки. Пульс медленно бился под его пальцами. А потом Снэйп вдруг очень низко наклонился к нему и приложил ухо к Гарриной груди. Гарри с ужасом почувствовал, как бешено застучала сжатая вена под пальцами Снэйпа. Чужие волосы, рассыпавшись по голой коже, обожгли, как крапива. Грудную клетку почему-то сильно сдавило. Снэйп чуть подвинулся и снова приник к его груди. Там, где под его щекой, как обезумевшее, колотилось сердце. Странное чувство. Очень странное. Гаррина рука сама взлетела вверх и скользнула по рассыпавшимся волосам. Коснулась его щеки. Снэйп выпрямился, не говоря ни слова, и хотел было встать, но Гарри его остановил.
— Сэр.
— С вами всё нормально, Поттер. Вы просто устали после переезда.
Снэйп потрогал его лоб рукой. А потом наклонился и коснулся его губами. Гарри замер. Так мама Рона всегда проверяла, нет ли у детей температуры. “Боже, я сейчас сойду с ума!”
— Небольшой жар. Но это не страшно, — медленно произнёс Снэйп. – Выспитесь, и всё пройдёт.
Возможно, дело было как раз в температуре, но Гарри внезапно прорвало:
— Простите меня. Мне очень жаль. Я не хотел, правда. Я думал, что всё закончится. Я больше не мог так. Один. Я не думал, что они... Но получается, что всё это было бесполезно. Бессмысленно. Я вас так подвёл...
— Поттер, я думаю, сейчас не время говорить об этом, — произнёс Снэйп устало. Но без раздражения или злости.
— Но они вас заставили, — слабо возразил Гарри. – Вы бы не стали меня спасать. Это слишком много – десять лет. Никто бы не стал. Вы не согласились бы сами.
— Откуда вы можете это знать, мистер Поттер, — вздохом откликнулся Снэйп.
— Но вы так много делаете для меня. Для меня никто так не старался. Никогда.
— Ладно, Поттер, хватит, лежите спокойно.
— Простите. От меня одни проблемы, — Гарри почувствовал, как защипало в глазах. – Я подставил вас. Вы пострадали из-за моей глупости
— О, только не говорите, что вас это сильно расстраивает. Я бы на вашем месте радовался.
Гарри умоляюще посмотрел на него.
— Может быть, я бы радовался. Раньше. Но не теперь.
— Так хочу вас огорчить, ничего не изменилось. Не терзайте мои уши. Завтра вам станет легче, и вы будете мучиться от того, что мне наговорили.
— Не буду, — тихо сказал Гарри.
— О, поверьте мне, будете, — сказал Снэйп почти мягко. – Вам надо заснуть. Вы очень измотаны.
— Вы не уйдёте? – быстро спросил Гарри.
— Не уйду, — Снэйп положил свою руку поверх Гарриной. – Теперь я никуда от вас не уйду.
— Спасибо, — пробормотал Гарри и покорно закрыл глаза.
Глава 6.
Проснувшись, Гарри обнаружил, что в комнате горит ночник. Окна были плотно зашторены. Какое сейчас время суток, не понять, но это не имело значения. С тех пор, как к нему вернулось зрение, при солнечном свете Гарри мог появляться только в тёмных очках. Он не очень-то скучал по свету. Какой от него прок, если всё равно нельзя играть в квиддич? Это, мол, вредно для зрения. Ни фига подобного — “вредно!”. Просто никто не знает наверняка, когда и от чего может проявить себя сила. Не было никаких гарантий. Все это знали и чертовски его боялись. Кстати, Снэйп тоже знал. Неужели ему не страшно? Где-то в глубине души Гарри был несколько разочарован этим, хотя его ужасно угнетало, что все волшебники шарахаются от него, как от чумы. Все. Но только не Северус Снэйп. Очередная жестокая насмешка судьбы.
Интересно, а Снэйпу вообще бывает страшно? Что-то не верится. Вряд ли можно напугать чем-то непроверенным, негарантированным и сомнительно вероятным человека, у которого хватило смелости лазить в чужой грудной клетке, отказавшись при этом от десяти лет собственной жизни. Несмотря на свою излишнюю подозрительность и неистребимую страсть к перестраховкам, Снэйп был убеждённым материалистом, напрочь лишённым предрассудков. Его жизнью правили здравомыслие, порядок и дисциплина. Поэтому Снэйпа ничто не меняло. Даже то, что мальчик, за которым он ухаживал, мог оказаться самым страшным колдуном на свете. Это совершенно ничего не значило. Снэйп не собирался изменять своим правилам и устоям из-за непроверенных фактов о возможной ненормальности своего подопечного. Гарри достаточно давно знал этого человека, поэтому очень хорошо понимал, почему Дамблдор доверил Снэйпу такую миссию.
Гарри с огромным трудом сел и попробовал сориентироваться в помещении. Комната была пуста. Стоящая рядом кровать убрана. Так. И что теперь делать? Хотелось бы узнать, где тут туалет и ванная. Если эта дверь ведёт в коридор, то вот эта дверь... Гарри осторожно сполз с кровати. Голова немного кружилась, но в целом было терпимо. Как же паршиво без очков! Но тем не менее Гарри удалось рассмотреть стопку белья на тумбочке около своей кровати. Пижама, трусы и майка. А ещё полотенце, зубная щётка, паста и расчёска. Отлично. Гарри по стенке добрался до второй двери и с облегчением выдохнул. Это был санузел. Ура.
Справив дела первой необходимости, Гарри упёрся носом в зеркало и на некоторое время лишился дара речи. Если бы он точно не знал, что он Гарри Поттер, то непременно решил бы, что он Северус Снэйп или кто-то из его близких родственников. Из зеркала на Гарри взирало абсолютно белое лицо с белыми губами. На фоне этого великолепия мрачно темнели тени вокруг ввалившихся глаз. Завершали картину фиолетовые следы полопавшихся сосудов на скулах. И зелёные глаза в подобном оформлении выглядели ничуть не менее кошмарно, чем чёрные... Волосы висели мёртвыми прядями в лучших традициях учителя зельеделия. Ого. Неудивительно, что Эмили пришла в такой ужас от их со Снэйпом вида. Гарри вспомнил, как на них смотрели таксист и хозяин мотеля, и вымученно улыбнулся. Это могло бы быть забавно. Если опустить события последних трёх месяцев.
Следующие полчаса Гарри потратил на то, чтобы привести себя в порядок. Сущей проблемой стала чистка зубов – пальцы категорически отказывались держать щётку. Но в конечном счете ему удалось умыться и даже надеть пижаму. Сил хватило, чтобы добраться до кровати и натянуть на себя одеяло. Гарри обессиленно откинулся на подушку. Сердце колотилось в груди так, словно он пробежал не меньше мили. Сколько же ещё придётся отлеживаться, чтобы прийти в себя после всего этого? Гарри был спортсменом, и находиться в таком состоянии ему было странно и непривычно. Хорошо уже то, что он мог хотя бы умыться и добраться до туалета без посторонней помощи. По сравнению с первыми днями после лечения это существенный прогресс. Лечения... Ага. Пыточное проклятье по сравнению с этой магией – любовное заигрывание... И он терпел это целый час! Терпел. “Ни фига ты не терпел, Поттер! Не изображай из себя героя. Ты орал, как резаный, и пытался вырваться. Чёрт, а кто бы не пытался?!”
Где-то в доме вдруг раздались голоса. Мужской и женский. Снэйп и Эмили. Похоже на скандал. Женщина опять предлагала свою помощь. А Снэйп решительно отвергал её предложения. И всё это на весьма повышенных тонах. До Гарри доносились обрывки фраз. Потом слышно стало ещё лучше – они, видимо, подошли к двери.
— Ты ведёшь себя, как ребёнок!
— Эмили, выбирай выражения! Не забывай, с кем говоришь!
— Но ты же прекрасно понимаешь, что не протянешь так долго!
— Когда мне понадобится твоя помощь, я тебя обязательно попрошу. Моё терпение тоже имеет границы!
— Чёрт тебя побери, Северус Снэйп! А я, по-твоему, должна оставаться безмятежно радостной, видя, во что ты превратился! Ты умрёшь, если будешь продолжать пить этот стимулятор!
— Это моё личное дело!
— Ну, конечно! Твоё дело! А моё дело – стоять и смотреть, как ты медленно сходишь в могилу, так получается, да?
— Я тебя в последний раз прошу, не начинай это снова!
— Иначе что? Что ты можешь сейчас сделать? Ты еле ходишь! Дамблдор ведь должен понимать, что тебе это необходимо! Ты чуть не погиб, ты уже за всё с ними расплатился! Пора бы оставить тебя в покое! Неужели им было мало всего, что ты сделал для них? Им понадобилось ещё десять лет твоей жизни, да?
— Эмили, прекрати!
— Да, отличная идея. Давай просто сделаем это и прекратим друг друга мучить! Я не видела тебя полгода, я пытаюсь тебе помочь, а ты ведёшь себя так, будто я тебе до смерти надоела!
Гарри услышал, что женщина плачет, и как-то равнодушно подумал: “А ты что думала – быть любовницей Снэйпа!” А всё-таки странно, почему он не хочет принять от неё помощь?
— Ну ладно, всё, — раздался холодный голос Снэйпа. – Я не хотел тебя обидеть, но ты ведёшь себя просто невыносимо.
— Тебе всё равно, — сквозь слёзы ответила Эмили. – Я люблю тебя и хочу тебе это доказать!
— Я и без доказательств знаю, что ты меня любишь. И мне это не всё равно. Но как ещё тебе объяснить, что я не могу...
— Северус, позволь мне...
— НЕТ!
— Но почему?
— Мы начинаем всё сначала. Давай сделаем перерыв, хорошо?
— Но сколько ты ещё будешь упрямится? Ты же лучше меня знаешь, что не справишься сам! Господи, ну что такого?
— Что такого?! Что такого?! Меня вышвырнут из школы, вот что такого! – взорвался Снэйп. – Ты что, не понимаешь — никто не захочет, чтобы в Хогвартсе преподавал вампир?
У Гарри открылся рот. Ничего себе... Вампир? Ну да, в общем, ни для кого не секрет, что Снэйп из наполовину вампирского рода, но ведь он вампиром не был... Его бы не стали держать в школе столько лет. Люпина выгнали сразу, едва только узнали, что он вервольф...
— Северус, и к чёрту эту школу! Пусть делают, что хотят! Если ты нужен Дамблдору, он всё поймёт!
— Возможно, — холодно ответил Снэйп. – Но поймёт ли это Временное правление – другой вопрос. Я должен доказать им, что мне можно доверять!
— Ты считаешь, что до сих пор не доказал?! Что им ещё нужно для доказательства? Твой труп?
— Эмили, я не хочу говорить об этом. Довольно, хватит.
— Северус, да как ты не понимаешь?...
— Я подумаю... Надо ещё немного подождать. Чтобы у правления не было возможности придраться.
— Чего ещё ждать? Когда ты не сможешь вставать? Этого будет достаточно для того, чтобы начать тебя лечить?
— Я сказал, что подумаю. Всё, — отрезал Снэйп, и дверь в комнату отворилась. Гарри думал, что женщина тоже войдёт, но учитель был один. – Не спите, Поттер?
Гарри несмело приподнял голову.
— Не удивительно, — хмуро буркнул Снэйп. На нём были светлые джинсы и синяя рубашка с короткими рукавами. – Эти женщины кого угодно могут вывести из равновесия. Они решительно отказываются понимать нормальное обращение. До них доходит только после того, как начнешь орать. Как, впрочем, и до большинства людей, к сожалению. Я вижу, вы вставали?
Гарри кивнул.
— Я был бы вам весьма признателен, если бы вы оставили свою дурацкую привычку трясти головой и отвечали чётко и внятно. Надеюсь, вы в силах удовлетворить мою просьбу?
— Да, сэр. Простите, — негромко отозвался Гарри. – А сколько сейчас времени?
— Времени? Вы куда-нибудь опаздываете?
Гарри почувствовал, что начинает ненавидеть эту Эмили. Снэйп был раздражён, и это отражалось на его отношении к Гарри. Контакта не получалось. Никак.
— Вы проспали двое суток, Поттер. Сейчас три часа пополудни.
— Двое суток?! – потрясённо переспросил Гарри. – А это нормально?
— Более чем, — буркнул Снэйп. – Вас сильно утомил переезд. Организм не выдержал такого напряжения.
— А... А это со мной ещё долго будет? – несмело спросил Гарри.
— Недели две, если всё пойдёт нормально. Главное, как можно меньше двигаться, — Снэйп говорил таким тоном, что у Гарри появилось непреодолимое желание говорить “извините” после каждого слова учителя. – Чем меньше двигаетесь, тем лучше себя чувствуете. На данном этапе любая активность без крайней необходимости для вас смертельна.
Активность. Гарри прикинул, что для него означает это слово. Квиддич. Секс. Сражение. Ничего этого сейчас не было. Всё остальное не существенно. Значит, будем спать дальше... Пока не начнутся пролежни.
— Я принесу вам поесть. Хотите что-нибудь помимо? Вам нужны какие-нибудь вещи?
Гарри попытался сохранить невозмутимый вид.
— А можно мне очки?
— Нельзя, — ответил Снэйп и вышел из комнаты.
— Понятно, — пробормотал Гарри. Собственно, ни на что другое он и не рассчитывал.
Пока очки ему и в самом деле не нужны. Ему всё время хочется спать. Вот, совсем немного подвигался, и уже тянет в сон. Что ж. Может быть, это и неплохо...
Снэйп вошёл в комнату с подносом и пристроил его на Гарриной кровати.
— Спасибо, — чуть слышно ответил Гарри.
Снэйп проигнорировал его благодарность, и Гарри не обиделся. Учитель сел на соседнюю кровать, положил руки на деревянную спинку и уткнулся в них подбородком.
На подносе стояли только чашки. Бульон, шоколад и сырые яичные желтки с сахаром. Ничего твёрдого, одна жидкость. Не слишком аппетитно, но Гарри подумал, что вряд ли ему хватило бы сил справиться с куском мяса. К тому же есть не хотелось, поэтому он без особенного желания взял чашку с бульоном и сделал осторожный глоток. Без соли, как и следовало ожидать. Гарри тяжело вздохнул и посмотрел на Снэйпа.
Достаточно было лишь взглянуть на учителя, чтобы понять — тот неважно себя чувствует. Снэйп даже в кресле обычно сидел очень прямо, не касаясь спинки. И Гарри не удержался.
— Профессор, почему вы не хотите принять ее помощь?
Снэйп так резко встал, что у Гарри бульон чуть не выпрыгнул из желудка.
— ПОТТЕР, ЕСЛИ Я УСЛЫШУ ОТ ВАС...
— Я понял! – испуганно пискнул Гарри, вжавшись в подушку. Дальше отступать было некуда.
— ...ХОТЬ ОДНО СЛОВО НА ЭТУ ТЕМУ...
— Я прошу прощения! – Гарри непроизвольно зажмурился, потому что Снэйп опасно низко наклонился над ним.
— ...ТО ВЫ ОБ ЭТОМ...
— Я же извинился!
— ... СИЛЬНО ПОЖАЛЕЕТЕ!!! ЯСНО ВАМ?
— Ясно, — чуть слышно прошептал Гарри.
— Это обнадёживает, — ядовито сказал Снэйп, выпрямляясь и усаживаясь на свою кровать.
У Гарри отлегло от сердца. “Чёрт дёрнул ляпнуть это вслух. Мой проклятый язык. Никак не могу остановиться вовремя...” Гарри, морщась, глотал сырые желтки, размышляя, почему Снэйп так злится на него и на Эмили. Ведь не идиот же он отказываться от... Господи. Гарри подавился последним глотком. Наверняка это что-нибудь ужасное. Какой-нибудь очередной кошмарный ритуал вроде этого сан-жуна или ещё что покруче... Гарри вспомнил как его сердце билось в пальцах Снэйпа. Посмотрел на учителя, устало прислонившегося к спинке кровати. “Ему по-настоящему плохо. Плохо из-за меня”. И внезапно у Гарри вырвалось:
— Как вы себя чувствуете?
— Это не должно вас волновать, Поттер. Думайте лучше о себе.
Снэйп встал, забрал у него поднос и бесшумно вышел из комнаты.
“Блин, Гарри. Молчи, молчи, чёрт бы тебя побрал! Не трогай его! Не усугубляй положение! Но я не могу думать только о себе. Я никогда так не делал. Меня учили по-другому”.
Снэйп вернулся и снова сел на кровать, подложив себе под спину подушку. И Гарри понял, что не может молчать. Пусть даже Снэйп его убьёт.
— Сэр.
— Что?
— Может быть, вам лучше лечь нормально и поспать? Я же никуда не денусь такой. Честное слово.
— Поттер, я и так знаю, что вы никуда не денетесь, — язвительно ответил Снэйп. – Сделайте одолжение, полежите молча.
Гарри вздохнул и опустился на подушку. Никакого контакта. Неудачный день, но у них ещё две недели впереди...
~*~
Во сне и очень кратких пробуждениях прошло десять дней. А потом Гарри понял, что начинает выздоравливать. Это происходило постепенно. Капля за каплей. Ему больше не хотелось всё время спать. Улучшился аппетит. Голова перестала кружится, и прошла эта гнусная слабость в теле. Первое время Гарри даже не верилось, что всё уже позади. Он вставал, ходил по комнате. Садился. Принимал душ. И всё это он мог делать сам. Без посторонней помощи и присмотра. Гарри был так счастлив, словно с ним происходили настоящие чудеса. Такая тихая радость бывает только у тех, кто пережил сильные физические страдания. Когда всё позади, получаешь удовольствие от лёгкости движений, от отсутствия боли. И вообще от всего, на что обычно просто не обращаешь внимания.
Август выдался на редкость дождливым, дни стояли серые, и шторы в комнате всё чаще оставались поднятыми. Дождь лил без перерыва. Снэйп сказал, что всюду в Европе начались наводнения. Но их дом стоял на холме – как-то раз Гарри удалось разобрать пейзаж за окном – и им наводнение не грозило.
Снэйп всё ещё ссорился с Эмили. Их стычки неизменно заканчивались под дверью комнаты, где Снэйп из раза в раз скрывался от преследований этой на удивление настойчивой женщины. А потом, однажды утром, скандалы прекратились. В доме было тихо. Гарри проснулся и увидел, что учителя в комнате нет, его кровать не тронута, а шторы вопреки всегдашней Снэйповой осторожности подняты, и в окошко пробивается серенькое тусклое утро. Это означало, что Снэйп не ночевал здесь и вообще не заходил в комнату со вчерашнего вечера. Гарри пожал плечами. “В конце концов, меня это не касается, ведь так?”
Но после этого странного утра – такие бывают только после сильных ночных бурь – ссоры между Снэйпом и Эмили чудесным образом прекратились. Гарри вообще не слышал её голоса, хотя она постоянно была где-то в доме. В коридоре иногда раздавались её лёгкие шаги, но Снэйпа она больше не трогала. Всё стало тихо и теперь ещё больше напоминало больницу. Или тюрьму. Или кладбище.
Снэйп не возражал против того, что Гарри несколько раз в день совершает променад по комнате. До сих пор он не пытался покинуть её пределы и даже не заикался про очки, верхнюю одежду или прогулку по дому, поэтому соседство с Северусом Снэйпом было относительно спокойным.
Снэйп приносил ему еду. Раз в день осматривал. Давал выпить на ночь какой-то горьковатый настой. Гарри не прекословил и не противился. Съедал всё, что давали, молча пил лекарства, не задавал вопросов и ни о чём не просил. Это было основным правилом. Для себя Гарри решил, что постарается вести себя так до последнего, пока его пребывание под надзором Снэйпа не подойдёт к концу. А потом будут Дурсли. Ведь август ещё не кончился.
Снэйп вошёл в комнату и остановился перед Гарриной кроватью.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, сэр, — послушно ответил Гарри.
— Завтракать сейчас будете или позже?
— Если можно, немного позже, — вежливо сказал Гарри.
— Как угодно.
Снэйп подошёл к комоду и начал что-то искать в нём.
Гарри помолчал немного и тихо спросил:
— Сэр. А когда я выздоровею, вы отправите меня к Дурслям?
Снэйп обернулся к нему:
— Поттер, вы так жаждете к ним вернуться?
— Нет, сэр, но ведь август ещё не...
— Да, до конца августа ещё две недели, и коль скоро у вас нет на них никаких планов, то лучше всего будет провести это время под моим присмотром.
Гарри открыл было рот, чтобы уточнить некоторые моменты, но Снэйп предупредил поток его вопросов.
— Таково распоряжение профессора Дамблдора, — бросил он нервно. – Довожу это до вашего сведения, чтобы вы не посчитали, будто это моя личная прихоть.
— Всё равно спасибо, — тихо ответил Гарри.
Снэйп раздражённо засопел и подошёл к нему.
— Поттер. Мне нужно уехать. Я буду отсутствовать до полудня, но постараюсь вернуться как можно раньше. Поэтому убедительная просьба... Всего лишь просьба, Поттер. Очень надеюсь, что вы не откажете мне в любезности.
— Я всё понял, сэр, — торопливо вставил Гарри.
— Вы ни черта не поняли! – раздражённо гаркнул Снэйп. – Что у вас за привычка, говорить, не дослушав?
— Извините, — пробормотал Гарри. “Никак к тебе не подстроишься”, — подумал он с досадой, отметив про себя, что подхалимство Снэйпу тоже не по душе. Он, вообще, хоть когда-нибудь бывает полностью доволен?
— Поттер, полностью довольны бывают только покойники, — ядовито изрёк Снэйп в ответ. – А я, к вашему большому сожалению, их ряды до сих не пополнил. Но я отвлекаюсь. Извольте выслушать меня молча.
Гарри кивнул, но вспомнив, что кивки учителя раздражают, добавил к этому негромкое “Да, профессор”.
— Завтрак вам принесёт Эмили. Я очень надеюсь, что вы не доставите ей хлопот и будете вести себя, как подобает джентльмену... – Снэйп сделал паузу и саркастически добавил: — Хотя не знаю, имеете ли вы представление о том, как подобает себя вести джентльмену.
— Я буду молчать, — быстро ответил Гарри.
— А ещё что вы будете делать? – вкрадчиво спросил Снэйп, сделав шаг к Гарриной кровати.
— Я не выйду за пределы комнаты.
Пальцы Снэйпа неожиданно больно впились в его плечо.
— Надеюсь, вы понимаете истинное значение этих слов. И мне не придётся впоследствии...
— Я не встану с кровати до вашего возвращения, — Гарри показалось, что его плечо насквозь проткнули стальные иглы.
— Хотелось бы верить в это, мистер Поттер, но боюсь, что моя вера в вас несколько пошатнулась с тех пор, как вы пошли на поправку.
— Я клянусь! – вырвалось у Гарри, но скорее не от избытка честности, а от острой боли в плече. Рука онемела почти до самого локтя.
— Вы клянётесь? Отлично, — Снэйп наклонился к нему и сжал пальцы так, что у Гарри на глаза навернулись слёзы. – Поклянитесь, что в её присутствии не будет никаких вопросов и никаких просьб. Я всё равно узнаю, о чём вы с ней говорили. И плохо будет вам обоим. Не подставляйте её. Я понятно выражаюсь?
Потрясённый жгучей болью в руке, Гарри смог только кивнуть.
— Вот и славно, Поттер, — зловеще произнёс Снэйп, и в следующий момент Гарри сообразил, что остался в комнате один.
От обиды и шока у Гарри перехватило горло. “За что? Что я сделал?” И провести с ним ещё две недели?! Нет уж, лучше Дурсли! Гарри вытер лицо рукавом пижамы. За всё это время Снэйп ни разу всерьёз не придрался к нему, потому что Гарри изо всех сил вёл себя как можно тише и незаметнее, чтобы лишний раз не раздражать учителя.... Но за что же сегодня?... Гарри почему-то было так обидно, что на глаза снова набежали слёзы. Чёрт, будем называть вещи своими именами. Я в тюрьме. Никуда нельзя выходить. Нельзя разговаривать. Нет верхней одежды. Любой намёк на происходящее за стенами этой комнаты, даже просто желание иметь очки – воспринимается, как попытка к бегству. “Я не могу так. Я не могу! Всё плохо, как себя ни веди. Молчу ли я, говорю ли – всё некстати”. СНЭЙПУ НИЧЕГО НЕ НРАВИТСЯ, ЧЁРТ ЕГО ВОЗЬМИ! Самое ужасное было в том, что Гарри больше не мог себе позволить ненавидеть Снэйпа. Ну не мог, и всё. Раньше всё было просто. А сейчас... Проклятье!!! “Я не имею права на ненависть! Я не имею права ненавидеть его! Всё должно было измениться! И всё изменилось. Но не он... Будто бы ничего не было... Пока я был совсем болен, он был... другим. Но я не хочу, не хочу, чтобы всё было ТАК. Это нечестно! НЕЧЕСТНО!”
Гарри не хотел плакать из-за Снэйпа. Ещё чего не хватало!... Он раздражённо вытер глаза, но это не помогло. Слёзы полились в три ручья.
Глава 7.
Давно пора было смириться с тем, что его присутствие всех раздражает, а сам он никому не нужен. За два месяца он получил от Рона и Гермионы лишь несколько коротких записок с ничего не значащими пустыми строчками. “Привет, всё хорошо, чем занимаешься, мы нормально, пока”. Но на самом деле им было абсолютно не интересно, что с ним творится, да и никому по-настоящему не хотелось знать, как он себя чувствует и чем занимается. Никого не волновало, мучают ли его кошмары. И что вообще с ним происходит после всего, что случилось.
Гарри мог ожидать этого от кого угодно, но только не от самых близких ему людей. Они просто перестали нуждаться в нём. Третий лишний. Рон и Гермиона остались вдвоём на целый месяц, и этого хватило, чтобы всё решилось. Она всё-таки выбрала. Не его. Рона. И, возможно, это было правильно. Но так жестоко...
Гарри почти весь май пролежал слепой, израненный и с сознанием того, что внутри него заперт Волдеморт. Да, ученикам было строжайше запрещено навещать его, и Гермиона однозначно ничем не могла ему помочь. Так же, как и Рон. Но Гарри надеялся, что друзья хотя бы думают о нём, и от этого ему было уже не очень мучительно лежать три недели с повязкой на глазах. Около его постели постоянно дежурили учителя. Все были такие добрые, предупредительные, и говорили, что он обязательно поправится, надо только немного подождать. Лучше бы он умер.
Гарри очень хорошо помнил тот день, когда с глаз сняли повязку. Пришли Дамблдор, профессор МакГонагалл, Артур и Молли Уизли. А мадам Помфри передала ему письма. От Невилла и Джинни. Рон и Гермиона тоже прислали ему записку – несколько строчек. Гарри много раз писал им, но неизменно получал в ответ только короткое послание на тему “Выздоравливай скорее”. Зато Джинни, пока он валялся под замком в лазарете, писала постоянно, и с каждым разом её письма становились всё более странными. А однажды Джинни не выдержала и написала ему, что Рон и Гермиона теперь вместе, и вряд ли их сейчас волнует что-то, кроме совместного времяпровождения в ванной для старост. Судя по всему, Рону удалось сделать то, чего никак не удавалось Гарри. Гермиона наконец-то начала получать удовольствие в постели, и это сыграло решающую роль в их с Роном отношениях.
Да, Рон с Гарри в последний год были больше соперниками, чем друзьями. Гарри видел, как угнетает Рона положение Вечного Номера Два при Великом Герое Хогвартса, и то, что Гермиона отдала предпочтение Гарри, Рона просто подкосило. Их отношения стали натянутыми. А Гермиона, похоже, сама никак не могла определиться в своих симпатиях. Бесспорно, Гарри ей нравился внешне, но она по-прежнему не могла избавиться от детской влюблённости в Рона. Да, Гермиона не клялась Гарри в любви и преданности, и тот факт, что она ему отдалась, тоже ничего не значил. Они просто решили попробовать завязать более серьёзные отношения – вдруг что-нибудь получится... Никто не говорил, что всё уже решено и продлится вечно. Просто Гарри в неё влюбился. Наверное, под впечатлением от первой физической близости. А она... Она влюбилась в Рона. Ну, может быть, “влюбилась” — не самое точное определение, но иногда хороший секс имеет очень большое значение. Рон смог дать ей то, что не получилось у Гарри. Что ж. Надо было не иметь глаз, чтобы не понять, что Гермиона никогда не переставала думать о Роне Уизли.
Гарри долго сидел над письмом Джинни, не в силах поверить в прочитанное. Пока он валялся в лазарете весь в бинтах и повязках, они... Просто вычеркнули его из своей жизни. Точнее, жизнь вычеркнула его. Самое ужасное, что это было нормально. Такое происходило сплошь и рядом. Когда у кого-то с кем-то начинался серьезный роман, старые друзья оказывались начисто забыты. На глазах у Гарри это странное явление набирало обороты среди старшеклассников. Но он был уверен, что с ними троими такое никогда не случится, что дружбу удастся сохранить, как бы ни сложились дальнейшие отношения. Однако их детская дружба плавно и неумолимо сходила на нет. Они выросли и стали слишком разными, чтобы по-прежнему оставаться вместе. В данных обстоятельствах третий был лишним. Кто-то непременно должен был остаться за бортом. На сей раз там оказался Гарри, и дороги назад ему больше не было.
Это было больно. Мадам Помфри устроила Джинни разнос за то, что та беспокоит больного, но Гарри все же был благодарен за письмо. В любом случае, лучше знать правду. Горько, зато никаких иллюзий. Обидней всего оказалось то, что его даже не удосужились предупредить, словно всё и так было ясно.
Конечно, Гермиона поступила... нехорошо. Она должна была сказать. Это было как-то не нечестно. Но раз уж всё случилось именно так, то значило лишь одно: Гермиона влюбилась по-настоящему. За настоящее чувство не имеет права осуждать ни один человек. Это священно. И Гарри, переступив через свою растоптанную любовь и задавленную гордость, написал им снова. Он заставил себя думать об этом, как о чём-то совершенно нормальном. Он по-прежнему любил их обоих и продолжал считать своими друзьями и немедленно написал об этом. Он не хотел их терять и был готов забыть обо всём. Лишь бы они не бросали его. В ответ на своё жалкое, полное унижения и боли письмо Гарри получил: “Мы рады, что ты всё понимаешь, спасибо тебе за это. Ждём, когда ты выйдешь из больницы”. Но на самом деле они совсем не ждали.
Как только учащимся разрешили досрочно покинуть территорию школы в связи с последними событиями, Рон и Гермиона уехали первыми, даже не дождавшись, когда Гарри выпишут. С тех пор он получал от них лишь записки – дань вежливости на его длинные письма, наполненные звериной тоской и одиночеством. В июне Гермиона и Рон наконец-то вняли его мольбам и условились с ним о встрече на Диагон-аллее. Свидание, которого Гарри так долго ждал, не принесло никакой радости. Они решили посидеть в кафе. Хорошо, что время было обеденное, и можно было заполнить неловкие паузы жеванием. Нет, в отличие от всех остальных, Гермиона и Рон не боялись его и не считали, что в Гарри вселился Волдеморт. Спасибо и на этом. Но почему-то вдруг оказалось, что им троим совершенно не о чем говорить. Хотя Рон и Гермиона отчаянно пытались притвориться, будто с оживлением вспоминают прошлые приключения, Гарри видел, что им это уже не интересно. У них все было впереди.. А у него будущего вообще могло не быть. К тому же Гарри ревновал – несмотря ни на что – а ещё его терзало мучительное чувство неполноценности из-за того, что он оказался совершенно никчёмным любовником.
Рон, конечно, был не так хорош собой, как Гарри Поттер, но все внешние недостатки этого длинноносого долговязого парня оказались несущественными на фоне его врождённого умения доставлять женщине удовольствие. К тому же вдруг выяснилось, что Гермионе почти до истерики отвратительны шрамы и ожоги. И Гарри не мог её за это осуждать. После последней битвы этого добра у победителя Волдеморта было навалом. И хотя в день их встречи над Лондоном стояла влажная предгрозовая жара, Гарри был вынужден надеть прихваченную с собой куртку, потому что заметил — Гермиона едва не падает в обморок при виде его еле поджившей изуродованной кожи.
Так закончилась коротенькая история первой неуклюжей любви Гарри Поттера и длинная, сроком в шесть лет, история детской дружбы трёх неразлучных гриффиндорцев. Детство кончилось, и всё осталось в прошлом. Безжалостно и безвозвратно. Гарри вступил во взрослую жизнь один. Покалеченный и с магией разрушительной силы внутри.
Временное правление Министерства магии, скрепя сердце, под давлением Дамблдора разрешило Гарри закончить Хогвартс, и даже оплатила мировому герою последние два семестра обучения. Но при этом были приняты все мыслимые меры предосторожности: у Гарри конфисковали волшебную палочку, метлу и плащ-невидимку. Теперь всё это хранилось у Дамблдора. А ещё все в волшебном мире были предупреждены ни в коем случае не обращать заклинания на Гарри Поттера и вообще по возможности не пользоваться при нем магией. Никто из волшебников не знал, как может отрикошетить от Гарри даже самое простенькое заклинание.
Сила Тёмного Лорда спала, крепко запертая в его теле. Гарри никак её в себе не чувствовал, но большинство членов правления, попавших под влияние Фаджа, были убеждены: если юноша начнёт колдовать, магия пробудит Волдеморта и наступит конец света. Конечно же, всё это был бред. “Наверное”. Гарри не мог быть ни Томом Риддлем, ни Волдемортом. Как вообще можно было быть кем-то из них, когда у него даже нет волшебной палочки?!
Случившееся с Гарри и вердикт Временного правления потряс всех. Даже Драко Малфой смотрел на него с сочувствием. Хотя, с Драко всё было очень и очень странно. Гарри так и не понял, что происходит с Малфоем, но то, что он спас его от Люциуса, переходило все границы. Когда Гарри вышел из больницы за несколько дней до возвращения домой, от него шарахались все, кроме Драко. Как-то само собой получалось, что они всё время оказывались вместе в последние дни своего пребывания Хогвартсе. Они не разговаривали и не подходили друг к другу близко, но Гарри становилось намного легче от того, что блондин не боится его и держится так же холодно и отстранённо, как и раньше. Даже погружённый в свои переживания, Гарри не мог не удивиться потрясающей выдержке Драко. К Гарриному выходу из больницы надменный слизеринец уже вовсю носил ярлык “Сын особо опасного преступника”, но носил его с честью. С гордо поднятой головой. Гарри так не смог бы. Он был рад, что в школе почти никого не осталось, и на него не таращится шестьсот пар перепуганных глаз. Драко повезло меньше. Его заклеймили ещё тогда, когда все ученики были Хогвартсе. Наверняка ему досталось по первое число. Гарри даже испытал нечто сродни сочувствию к сыну человека, хотевшего его убить.
Хотя Гарри в тот момент было не до Люциуса Малфоя. Когда врачи наконец разрешили сыщикам из Министерства допросить Гарри, у того странным образом вылетел из головы эпизод, когда Люциус хотел убить его. Может быть, причиной тому были личные Гаррины душевные терзания. А может быть – Драко, закрывший его собой в тот момент, когда Люциус произносил “Авада...”. После этого Гарри потерял сознание и пришёл в себя только в больнице. А после ничто уже не имело значения.
Гарри даже не знал, что его так сильно подкосило – крушение того маленького хрупкого мирка, в котором он жил, или так плачевно завершившиеся первые серьёзные отношения. А может быть, просто ущемлённое самолюбие. С героями так не поступают. Это нечестно. Бесчеловечно.
Сейчас в Гарри наравне с сопливым детским горем прочно сидело какое-то абсолютно взрослое понимание жизни. Третий лишний. В конце концов, Гермиона должна была определиться. Она ничего ему не обещала. Это были лёгкие, ни к чему не обязывающие отношения. Но больно теперь было не от её выбора, а от того, КАК она сделала этот выбор. “Ты должен смириться. Должен привыкнуть к тому, что ты всегда один. Просто прими это, и всё! От одиночества не умирают, Поттер, прекрати жаловаться! В конце концов, остался Снэйп. И Волдеморт. Вот кто всегда с тобой. Чёрт”.
~*~
— Можно? – раздался за дверью голос Эмили.
— Да, конечно, — севшим голосом отозвался Гарри, вытирая одеялом мокрое лицо.
Эмили вошла в комнату, и Гарри стало как-то легче дышать. На ней было яркое летнее платье – зелёное, с крупными белыми ромашками. И что-то блестящее в волосах. Подробностей Гарри разглядеть не мог.
Она поставила ему на колени поднос и приветливо спросила:
— Ну, как ты?
Этот вопрос отозвался пульсирующей болью в плече, и Гарри негромко ответил:
— Спасибо, я в порядке.
— Северус сказал, что вы пробудете тут до конца лета, — Эмили словно не замечала Гарриной зажатости. – Это хорошо. Дом почти всегда пустует. Нам с мужем некогда сюда приезжать.