Приметы знать совсем неплохо конца какой-нибудь эпохи

За окном стучит трамваем
День последний сентября...
Всё не так мы понимаем.
И грустим с тобой, а зря.

(Александр Симонов "Живописцы")

Мы грустим с тобой, а зря
В день последний сентября. –
Он для нас стучит трамваем,
Только мы не понимаем…

И октябрь не молчит –
Он автобусом стучит.

Забавность (почему-то не говорят "смешность") иных строк не сразу бывает заметна читателю. Особенно эффектными получаются пародии, когда пародист пользуется теми же словами, что и в пародируемом стихотворении. Он только делает в пародии нелепость более выпуклой, тогда и нелепость пародируемого стихотворения становится очевидной всем.

Можно сделать несколько вариантов стихотворений с одинаковыми рифмами. Это позволит развить поэтическую изобретательность. Если есть афористичные строки, можно вставить их в какие-нибудь стихи, которые благодаря этим строкам обретут весомость и эффектность. Если их нет, то неплохо было бы взять за правило вкладывать мысли в две-пять строк, чтобы научиться кратко и чётко выражать свои мысли в стихотворной форме. Вот ряд примеров из моих опытов:

Азартом погони прекрасна охота,
Да только зверей убивать неохота.

Низы не могли, а верхи не хотели
Покинуть чарующий омут постели.

Из миллиона, может быть, у ста
Словами скверными не порчены уста.

Врать противно, только, правда,
Не всегда мила и правда.

С годами всё проще грешится и кается –
Вот Богу, должно быть, всё время икается!

Прежде чем утверждать, что владеешь ты даром небес,
Убедись хорошенько, что этот даритель не бес.

Для оттачивания поэтического мастерства иные стихотворцы регулярно сочиняют стихи разными размерами на заданную тему, или одним и тем же стихотворным размером на разные темы.

Чтобы развить поэтический слух полезно сочинять скороговорки. Вот, опять же, кое-что из итогов моих упражнений:

Пули в цели не попали.
В пыльном поле пули пали.

Порицал кацап отца,
Чтобы с ним поцапаться.

Булыжник жалобы

Облыжно обложенный жалами лжи
Блаженно на ложе из жал полежи.
И чтоб из лужёного желоба жалоб
На ближних булыжниками не бежало б.

 

Чтобы овладеть стихотворными размерами, надо много этими размерами писать. Для выработки стихотворного мышления надо постоянно стремиться любое событие излагать в стихотворной форме. Тогда сочинение стихов станет столь же естественным как обычное повседневное общение. Для развития умения рифмовать надлежит заниматься этим постоянно и пытаться всё увиденное описать с помощью рифмованных строк, пусть и неказистых или нелепых. Очень важно позволить себе рифмовать что попало с чем попало, но обязательно чутко улавливая степень созвучности получающихся рифм. Это ведь всего лишь упражнение! А упражняясь можно и раскрепоститься (Только не надо публиковать своих недорослей, уподобляясь Наталье Ванханен). Такой подход приучит к находчивости при поисках рифм, когда они действительно для чего-то важного понадобятся. Ведь если когда-нибудь на горизонте замаячит ВАША тема, у Вас должно уже быть достаточно инструментов для её достойного воплощения.

Но откуда же она возьмётся – тема? Что нужно для её нахождения в себе развить? – Надо развить в себе хищную наблюдательность. Надо бдительно, пристрастно вживаться в каждую подробинку естества. И постоянно искать сравнения для тех явлений и предметов, которые вы наблюдаете. Дело в том, что за, казалось бы, разрозненными явлениями скрываются глубинные закономерности действительности. И любое сравнение, и построенная на его основе метафора потому и бывают возможны, что являются отражением этих глубинных закономерностей. Снежинки похожи на звёздочки, капли дождя – на слёзы, тревожное ожидание – на предгрозовое небо. И вот уже "небо хмурится тревожно и плачет дождями, а небесные звёзды замерзая превращаются в снежинки". Когда вы до автоматизма разовьёте в себе такую способность, внутри вас будет постоянно тикать механизм сравнений: это – как то, это – как то. Вот такое – "этокактойское" мышление станет надёжным поставщиком поэтического сырья для вашего творчества. А чтоб ничего не пропало, наблюдения обязательно надо записывать. Но "коли не заражён ты лихорадкой поиска, то инерция жизни сама не позволит случаю нарушить твой покой, оградит от возможного открытия, и ничто, выходящее за рамки здравомыслия, инструкций и собственных твоих обыденных представлений о мире всего сущего, не коснётся тебя, нелюбопытного".[181]

(Я бы тут, всё-таки, внёс пояснение. В данном случае скорей всего имелась в виду "любознательность", а не "любопытство".

Я заметил одну примету,
Что существенна чрезвычайно:
Любопытным – подай секреты,
Любознательным – нужно тайны.

 

Очень часто между "любопытством" и "любознательностью" не делается различий. Но "любопытные" идут в журналисты, а "любознательные" идут в исследователи. "Любопытные" лезут туда, куда не звали, суют нос не в свои дела (Любопытной Варваре, на базаре нос оторвали). Они стремятся выведать то, что в принципе постижимо, но по каким-то причинам скрывается, держится в секрете от посторонних. Тайна же, даже разглашённая, не становится понятной. Ну, вот, к примеру, все люди многократно наблюдают, что осенью растения сбрасывают листья, а весной растения их снова отращивают и расцветают. Но как узнают растения о наступлении весны и осени? – Тайна.)

Вот как описывает Тур Хейердал один из эпизодов путешествия на плоту "Кон-Тики": "Мы с Кнутом прыгнули в плясавшую на волнах резиновую лодку, и большая волна немедленно отбросила нас далеко от плота. Мы оба вдруг захохотали и немедленно возвратились на плот, чтобы успокоить тех двоих, которые ещё не побывали в лодке. Они уже решили, что мы все четверо спятили. Оказалось, что и мы сами и наше гордое судно, когда мы впервые увидели всё это со стороны, производили безнадёжно нелепое, невообразимое впечатление. Нам ни разу не приходилось смотреть на себя со стороны в открытом море. Дело в том, что из лодки нам не были видны брёвна плота, которые скрывались за волнами, мы видели только скакавшую низкую хижину с плоской крышей и широким входным отверстием. Плот был похож на старый норвежский сеновал, беспомощно нырявший в волнах. Ветхий сеновал, набитый загорелыми и бородатыми бродягами. Такой же неудержимый взрыв хохота вызвал бы у нас человек, который вздумал бы гнаться за нами на вёслах в ванне[182]".

Обратите внимание на его сравнения (я их выделил курсивом – П.К.). Даже в самых безнадёжных обстоятельствах Тур Хейердал находит что-то бодрящее, а то и забавное. Особо хочу отметить, что его сравнения остроумны. Остроумие – это то свойство, которое очень трудно развить, если его у человека сначала не было. Но если оно у вас есть, то при малейшей возможности развивайте в себе это свойство! И применяйте в первую очередь к собственным произведениям. Вы сами должны стать самыми придирчивыми читателями своих стихов. А когда вы станете действительно остроумными то, конечно же, изгоните банальности из своих творений. Ведь остроумие неизбежно порождает оригинальность. И, подбирая слова для выражения своих мыслей, уже автоматически будете отсеивать то, что первым приходит на ум. Поскольку то, что первым пришло на ум вам, наверняка пришло на ум уже многим людям, и, следовательно, не оригинально. Хочу уточнить – не "оригинальничание", а именно "оригинальность". Если вы действительно остроумны и с изрядной долей иронии относитесь к собственной персоне, то первыми же высмеете свои потуги быть оригинальными во что бы то ни стало. К примеру, Андрей Вознесенский с первых шагов в поэзии пристрастился к одному-разъединому приёму – подбору слов по схожести звучания. И вокруг него, как слой изоляции вокруг проволоки в кабеле, доселе строится его творчество. Уже возник вал подражателей, уже это очень не оригинально, а А.А. как бы прирос к этому приёму и ни тпру ни ну. Даже если смысл в таких стихах получается совсем уж убогий, даже если совсем уж пошлый, Андрей Андреевич ничего не может с собой поделать и продолжает пристраивать к созвучиям созвучия с упорством штамповочного пресса: шмяк, шмяк. Вот это и есть "оригинальничание":

Из нас любой – полубезумен.
Век гуманизма отшумел.
Мы думали, что время – Шуман.
Оно – кровавый шоумен.

(Андрей Вознесенский)

 

В стихотворении всего четыре строчки. Много ли тут обязательности? Ну почему "Из нас любой – полубезумен"? Господа и госпожи, читающие эти строки, вы можете принять это на свой счёт? "Век гуманизма отшумел"? – А был ли он вообще хоть когда-нибудь? Первая строчка может быть обоснована только тем, что она рифмуется с третьей. Неужели и впрямь "Мы думали, что время – Шуман"? "Мы" – это кто? Мне думается, что "время" – это такое производное от энтропии, явление действительности, основными свойствами которого можно признать "последовательность" и "необратимость". Все элементы системы изменяются и эти изменения закрепляются в виде следов. Если попытаться вернуть в исходное состояние какой-то из элементов, то на нём останется и след этой попытки. Даже если и удастся в общих чертах, вернуть элемент в исходное состояние, то фон-то уже поменялся! Значит, всё вокруг будет уже другое.

Тут вместо "Шумана" можно подставить имя любого известного деятеля, только бы оно было по звучанию схоже с концом первого стиха. Неужто этот опус, как сказали бы записные велеречивые "критики" "красноречиво свидетельствует о тревоге поэта за судьбу человечества"? От такого произведения за версту веет "сконструированностью". Как отмечал Константин Паустовский, слова такие "берутся больше из щегольства, чем из желания придать живописную силу своей вещи". Валерий
Черешня: "Вознесенский бросает слово, как плоский камешек, который должен сделать как можно больше подскоков в море сознания и, булькнув, утонуть. Что и происходит."[183] А схема этого стишка такова: мы думали что нечто является хорошим, а на поверку оно оказалось плохим. Глубина мысли прямо-таки невообразимая. Можете сами попробовать – прям щас!:

Из нас любой – растяпа! Глянь-ка: Нет смысла? – это ли беда! Венок из звуков плёл как Глинка, А вышла глянца лабуда. Из нас любой полудуховен. Чтоб стать духовным наконец, Твори упорно, как Бетховен, Беспечно, как Дюма-отец.

А дело в том, что оригинальность не должна быть самоцелью, ещё в свои строки обязательно надо и чувства вложить, да и смыслом не пожадничать. А чтобы их вложить, надо же чтобы они сначала в писателе появились. На имитации долго не продержитесь. Или придётся придумывать кучу теоретических пузырей, сопровождаемых обширными историческими подробностями, для оправданья своих бесчувственных словесных конструкций, как это делает К. Кедров:

"В 1958 году я увидел и почувствовал себя в пространстве Лобачевского. Все поверхности мира вывернулись внутрь, в том числе и поверхность моего тела. Оказался не только внутри вселенной, но и со всех сторон НАД.

Я вышел к себе
ЧЕРЕЗ-НАВСТРЕЧУ-ОТ
И ушёл ПОД
воздвигая НАД

 

Два дня я переделывал школьный учебник по геометрии, теоремы и аксиомы Евклида, годные для идеальных прямых плоскостей, в изогнутый седловиной мир Лобачевского. Кратчайшим расстоянием между двумя точками оказалась дуга, а не отрезок прямой. В то же время вышел сборник
Андрея Вознесенского "Парабола", где утверждалось, что "судьба, как ракета, летит по параболе", и хотя в конце стихотворения стоял вопрос: "а может быт всё же прямая короче", мне было абсолютно ясно, что правы Лобачевский, Хлебников и Вознесенский, а не Евклид, Пушкин и Бродский.

В мастерской художницы Галины Мальцевой я увидел вогнутое внутрь зеркало от прожектора. Оно вбирало в себя всю комнату и возвращало зрению, обратно отражаемое, сферическое пространство. Подойдя к нему, можно было указательным пальцем соприкоснуться со своим отражением не на поверхности зеркала, а в воздухе. Так у Микеланджело на фреске "Сотворение Адама" Бог протягивает указательный палец навстречу своему творимому подобию, а Подобие соприкасается указательным пальцем с пальцем Творца.

Никогда не думал, что выворачивание может быть зримым. Вогнуто-выгнутое зеркальное пространство, где каждый предмет охватывает собою мир и одновременно пребывает внутри него – вот что такое МЕТАМЕТАФОРА"[184].

Ну, вот, присмотритесь, причитайтесь – вложил ли К. Кедров всё это в свои четыре строки?:

Я вышел к себе
ЧЕРЕЗ-НАВСТРЕЧУ-ОТ
И ушёл ПОД
воздвигая НАД

 

Или не вложил? Хотя я могу поверить, что с автором случилось нечто небывалое, но к поэзии это отношения не имеет. Хочу добавить, что К. Кедров в этом не уникален. Найдётся много людей, которые испытали такие необычные переживания, после которых стали верить в магию, в привидения, в перевоплощения, в телепатию и ещё много чего. Кто-то после таких потрясений принялся пророчествовать, кто-то – путешествовать, кто-то – сочинять стихи. И такие события высятся в их памятях как величественные горы посреди бугорков прочих рядовых событий. Примерно так же делаются и научные открытия, и изобретения. Всё, что К. Кедров вокруг этих четырёх строчек накомментировал, из них никак не вытекает. Взятые сами по себе они беспомощны, ну прям как дождевые черви, выгнанные на поверхность проливным дождём. Что они значат без родной для них почвы?

Стихотворение должно быть сделано так, чтобы чувства автора излучались из его строк без всяких привесков в виде предисловий и послесловий. Если же автор не охвачен сильным чувством, которое довлеет над ним на протяжение многих дней, а то и месяцев, если это чувство не всколыхивает сильных эмоций, то для творчества нет топлива. Тогда кроме как

Я вышел к себе
ЧЕРЕЗ-НАВСТРЕЧУ-ОТ
И ушёл ПОД
воздвигая НАД

 

сказать вам будет нечего. Ну, вывернетесь вы наизнанку, как К. Кедров, и окажется, что и там, в этой изнанке – ничего-то и нет. Ну, да – изнанка. Ну и что? (Хотя всё же лучше, чем ваятелю или живописцу убедится в напрасности своих усилий после изготовления множества эскизов и скульптур – столько вещества на это дело употребить приходится! – затратное это дело.)

А если чувства сильные в вас достоверно есть – и вся Душа прямо-таки раскалена от их клокотания, то для их выражения с помощью слов, вам потребуется могучий Ум, способный вообразить что угодно. Это с его помощью чувства перельются в смыслы, а смыслы обрастут словами. И не абы какими словами, а словами, соответствующими этим смыслам. И свершится гармония, которая и поразит читателей, ввергнет их в переживания, столь точно Вами в тексте переданные. Но редко это происходит сразу. Поскольку далеко не все стихотворения пишутся за один присест, то со временем у стихотворца накапливается изрядное количество незавершённых стихов, всевозможных отрывков и обрывков. Хорошей привычкой надо признать периодическое их перечитывание, сочетающееся с прислушиванием к недописанным стихам – накопился ли в авторе потенциал для того, чтобы завершить их теперь? Есть стихотворения, которые вызревают постепенно подспудно, как сыр, и, когда они созреют, нужно их только вовремя записать. А для того, чтобы осознанно избрать целью своей жизни создание не то чтобы великих, а, хотя бы, добротных поэтических произведений, и неуклонно продвигаться к этой цели, Вам понадобится могучий дух.

Предположим, что у нас это всё уже есть. Какие же миры тогда нам откроются? Начнём их постигать с того места, в котором мы с рождения оказались – на границе двух сред – тверди и воздуха. Люди являются обитателями твёрдой поверхности на дне воздушного океана. Воздух для них представляется пустотой, что уже неверно, но такое упрощённое представление позволяет создать геометрию Евклида. Но почему вообще возможно что-то представлять, воображать? Не потому ли, что в мире есть некие отдельности, которые стремятся к сохранению своих гомеостазов (постоянств внутренних сред)? И этим они отличаются от других отдельностей, которые к поддержанию своих гомеостазов не стремятся. Назовём первых активными открытыми системами, а вторых пассивными открытыми системами. Первых признаем живыми, а вторых – неживыми. Если, допустим, открытой системе (ОС) становится жарко и это угрожает целостности её внутренней среды, то пассивная ОС так и останется пребывать на том же месте, где была, а активная ОС отползёт куда-нибудь в тенёчек. Но как активная ОС узнаёт где расположен желанный тенёчек? А у неё для этого датчики есть, которые и про повышение температуры её внутренней среды оповестят, и про свойства внешней среды всё проведают. И вот этот посредник между внутренней и внешней средами ОС есть психика. Активные ОС, то бишь "живые существа", даже одноклеточные, даже вирусы уже обладают хотя бы самой примитивной, но всё-таки психикой. И растения, и животные целенаправленно взаимодействуют со своими внутренней и внешней средами. Теперь давайте включим наши могучие воображения (ведь у поэтов они невероятно развитые) и вообразим одномерный мир. В этом мире есть только одно измерение – длина. Вообразите трубку, в которой движется червячок либо вперёд, либо назад. Вот и весь его мир. Если мы эту трубку согнём и перевьём, то с точки зрения обитателя одномерного мира ничего не изменится. Ну, вот, сверните в клубок нитку, сделайте из неё всякие петельки и прочие загогулины – длина и непрерывность нити не изменятся и обитатель этого трубчатого мира так и будет ползать вперёд и назад ничего про наши опыты не подозревая. Имеет ли смысл для него вопрос о кратчайшем расстоянии? Мне кажется, что для него такой вопрос лишён смысла. А если ему навстречу поползёт другой такой же червячок, то оба они воспримут встречное существо как точку.

Переходим к двумерному миру. У него уже есть длина и ширина. Обитатели это мира смотрят друг на друга в горизонтальные щели и видят других таких же существ как отрезки, хотя при виде сверху (или снизу) из третьего измерения они будут представлять из себя всевозможные пятна на плоскости. Если мы их плоский мир свернём в рулет, то они ничего такого не заметят. Если мы даже вообще скомкаем их плоскость, то конфигурации пятен останутся такими, какими были. Для верности сомните в комок кусок газеты а потом его расправьте. Изображение разве что потрётся на сгибах, но не изменится. И тут нам становится очевидно: в Евклидовой планиметрии неявно присутствует третье измерение. Поэтому все эти "отрезки", "лучи" и "прямые" не гнутся! С точки зрения существ одномерного мира такое непредставимо! С точки зрения существ двумерного мира – тоже! И только взгляд из третьего измерения – с высоты – позволяет заметить не только извилистость очертаний фигур на плоскости, но и извилистость самой плоскости.

Одномерные миры – не выдумка. Все наши водо-, газо- и нефтепроводы, электросети, железные и прочие дороги и тропинки построены по его правилам. Взгляните на любой лабиринт – он одномерен. Под это определение подпадают и реки, и звериные норы, и сосудистые системы растений и животных. Есть линейные виды спорта: пеший и лыжный бег, плаванье, спортивная ходьба, скачки, автогонки и т.п. В одномерных мирах бывают развилки и запорная арматура: двери, задвижки, вентили, пробки, заторы, плотины, клапаны. А как проявляет себя время в одномерном мире? Оно тоже линейно – последовательно и необратимо.

Как живут-поживают твёрдые ОС в твёрдой внешней среде? – Они строят норы. В ходе этого занятия они очень скоро обнаруживают малоподвижность и неоднородность внешней среды. И если, допустим, цокор или слепыш, или крот, или медведка натыкаются, роя в почве ход, на какой-нибудь камешек, то они его не пытаются прогрызть насквозь, а благоразумно огибают. При жизни в такой среде не нужно зрение, и обитатели почвы имеют либо крошечные глазки, либо вообще лишены органов зрения. Зато у них сильно развиты органы осязания – вибриссы[185]. Надо полагать, что и мир свой они воображают с помощью осязательных образов. Смею заявить, что коренные жители такого мира ни в жисть не сочинили бы Евклидовой геометрии, основанной на зрительных образах. Потому что однородной воздушной среды им в подземельях не попадалось, и для них кратчайшим расстоянием безусловно является не какая-то абстрактная прямая, а то расстояние, на преодоление которого затрачивается меньше всего сил. А поскольку живым существам надо питаться, то и шастают они в почвенных потьмах не из любопытства, а пропитания для. И тут по осязаемым содроганиям окружающей почвы, по запахам и звукам надо находить пищу и кратчайшие пути к ней. Так что их "картина мира" состоит из осязательных образов разной плотности, фактуры и влажности, а также звуков и запахов. А их подземные "прямые" это весьма извилистые ходы среди всевозможных вкраплений, вмурованных в почву, как-то: камней, корней, полостей, взрослых насекомых, их яиц и личинок, и пр. под. К категории жидких активных ОС можно отнести кольчатых червей, которые могут существенно изменять форму своего тела. В почвенной подстилке обитают и другие жидкие существа – слизни и улитки. Они, как и прочие жидкости, весьма склонны обтекать препятствия на пути.

А это попытка обитателя дна воздушного океана вообразить себе почвенный мир:

Облака под землёй

Облака под землёй – это корни кустов и деревьев:
кучевые – акация, перистые – алыча,
грозовые – терновник, в котором Григорий Отрепьев,
и от слёз у него путеводная меркнет свеча.

Облака под землёй – это к ним возвращаются люди,
возвращается дождь и пустынны глазницы его.
Спят медведки в берлогах своих,
спят личинки в разбитой посуде,
засыпает Господь, больше нет у меня ничего…

Пусть сермяжная смерть – отгрызает свою пуповину,
пахнет паленой водкой рассохшийся палеолит.
Мой ночной мотылёк пролетает сквозь синюю глину,
сквозь горящую нефть и, нетронутый, дальше летит!

Не глазей на меня, перламутровый череп сатира,
не зови за собой искупаться в парной чернозём.
Облака под землёй – это горькие корни аира…
…и гуляют кроты под слепым и холодным дождём.

Мы свободны во всём, потому что во всём виноваты,
мы – не хлеб для червей, не вино – для речного песка.
И для нас рок-н-ролл – это солнечный отблеск лопаты
и волшебное пенье подвыпившего рыбака.

(Александр Кабанов)

Жизнь на дне морском столь же двумерна как и жизнь на дне воздушного океана. Но и донная поверхность в той или иной степени неоднородна. Тут и каменистые, и песчаные, и илистые поверхности, как и заросшие всевозможной растительностью встречаются гораздо чаще, чем идеально приспособленные для установления рекордов беговые дорожки со специальным покрытием. Так что и тут понятие абстрактной прямой линии как кратчайшего расстояния до цели теряет смысл. Допустим, что вот отсюда до вон той деревушки, если смотреть по топографической карте, всего-то метров 300, только через болотистые заросли, а в объезд по грунтовой слякотной дороге 3000 метров, через пашню – 1200 м, через свалку бытовых отходов – 1800 м. И что же тогда понимать под кратчайшим расстоянием?

Ну, а если твёрдые существа обживут разряжённую воздушную среду, то какую топологию придумают? Понаблюдаем за птицами. Все они тяжелее воздуха, поэтому нуждаются в больших плоскостях для того, чтобы перемещаться в столь разряжённой среде. Но мы можем обратить внимание и на то, что размеры у птиц очень разные, да и формы и размеры крыльев и хвостового оперения у них тоже разные. То же можно сказать о рукокрылых и насекомых. Пауки приспособились к полёту с помощью клочка паутины. Но пауки пассивно висят на своих паутинках, и движутся туда, куда несёт их ветер… Стоп! Значит и воздушная среда тоже неоднородна, но она ещё и подвижна, растяжима. В ней существуют потоки воздуха и часть птиц хорошо к этому приспособилась. Их называют парителями (альбатросы, чайки, грифы, орлы и п. п.). Учитывая разную нагретость воздуха, они могут подниматься вверх всего лишь "оседлав" восходящий нагретый воздушный поток и почти не махать крыльями. Поскольку в дневное время суток воздушное пространство бывает освещено солнечными лучами, то у всех обитателей этой среды хорошо развито зрение. И именно эту среду можно уверенно назвать трёхмерной.

У некоторых насекомых (стрекозы, двукрылые, перепончатокрылые) полёт настолько совершенен, что они могут зависать на одном месте и двигаться в любом направлении даже не поворачиваясь. К тому же у многих насекомых очень развито обоняние. Этому способствует воздушная среда, почти беспрепятственно распространяющая запахи на большие расстояния. Но поскольку даже это, наиболее приближенное к Евклидовой абстракции пространство, всё-таки неоднородно, то и тут кратчайшим расстоянием оказывается не воображаемая "прямая", а, опять же, то расстояние, на преодоление которого потребуется меньше всего сил (полёт по ветру существенно отличается от полёта против ветра). Но ведь кроме воздушных потоков бывают ещё и дожди, снегопады, дымы и туманы. Они сильно затрудняют не только перемещение в пространстве, но и ориентацию в нём.

Интересно, а как выглядят воздушные активные ОС в воздушной же среде? Уж не являются ли они теми самыми привидениями, которые изредка предстают пред нашими взорами? Мне довелось пару раз растождествиться со своим плотным телом – я всё вокруг видел, но ничего не осязал – сквозь меня ветер перемещал листья, проходили люди, проносили вещи… Я всё вокруг видел, но сам оставался невидимым. Так что тут вообще нелады с какой бы то ни было геометрией.

Водная среда тоже неоднородна, хотя и менее подвижна. Поскольку вода плотней воздуха и почти равна по плотности обитающим в ней активным ОС, то последним уже не нужны большие "крылья" для того, чтобы держаться на плаву. Это привело к тому, что многие обитатели водной среды могут обходиться без тверди. В воде они и едят, и спят, и размножаются. Ещё интересней наблюдать за жизнью жидких активных ОС (медузы и моллюски) в жидкой среде. Иные медузы настолько прозрачны, что их не сразу-то и отличишь от окружающей водной среды. А осьминог в состоянии пролезть в любую щель при условии, что в неё пролезет его клюв. У кальмаров, каракатиц и осьминогов сильно развито зрение и их кожа способна очень быстро менять цвет. С помощью изменения цвета кожи они общаются.

Но препятствиями для движения активных ОС во внешней среде бывают не только неоднородности среды, но и другие активные ОС. Если тот же осьминог заметит какие-то опасные для него изменения среды, то он затаивается, а его кожа приобретает цвет, очень похожий на цвет донной поверхности. Он старается слиться с фоном, чтобы стать незаметным для врага. В то же время такая незаметность позволяет ему самому охотиться, нападая из засады на мелкую живность. Попытайтесь вообразить картину мира осьминога. Что мыслит о себе и мире эта ползучая лужа с присосками?

Во всяком случае осьминоги запросто могут выворачиваться присосками наружу. Тогда вся внешняя действительность окажется как бы под ними, а они соответственно как бы над ней. Причём проделывают они эту процедуру чуть ли не ежедневно на протяжении – можно подумать – нескольких миллионов лет. Так что есть основание признать осьминогов первыми творцами метаметафоры.

Евклидова геометрия могла прийти на ум только зрячим существам, обитающим на дне воздушного океана, воспринимающим мир в отражённом солнечном свете. А лучи света и в самом деле кажутся прямыми, не гнущимися. Особенно хорошо это видно на заре. И воздушная среда может восприниматься как однородная. Хотя стоит только посмотреть какими путями во время грозы свет пробирается от туч к земной поверхности, то уже зародится сомнение в прямизне световых лучей и однородности воздушной среды. Молнии чётко показывают отнюдь не прямолинейные пути электрических разрядов, которые однако можно признать безусловно кратчайшими. Так, кстати, и люди вымещают свои обиды зачастую не на действительных обидчиках, которые могут оказаться сильными и опасными, а на слабых и не опасных друзьях и родственниках. Так эмоциональный заряд разряжается самым экономически целесообразным способом – с наименьшей затратой сил. И в таком случае можно уже говорить о ПЛАЗМЕННОМ МИРЕ, в котором взаимодействуют всевозможные потенциалы (преддйствия, предрасположенности к действиям).

Наверняка многие из читателей знакомы со словосочетанием "переход в иное измерение". Мне представляется, что это есть переход из одной среды в другую. Показателен в этом отношении пример летучих рыб (размеры у них от 15 до 30 см). Они могут выныривать из воды и лететь в воздухе несколько десятков метров. Известны случаи, когда летучие рыбы пролетали в воздухе до четырёхсот метров, периодически прикасаясь хвостом к водной поверхности и дополнительно разгоняясь. И вот, допустим, гонится за такой рыбой тунец, а она – исчезает! В воде – пусто. Наверно, тунец так про неё и подумает – перешла в другое измерение.

А вот что описывает Майя Генриховна Быкова со слов охотника, попросившего не упоминать его имени: "мне в лесу всегда всё понятно. А всякие непонятные истории я отношу на счёт двух великих плутов — медведя и россомахи. Они любого своими проделками могут заставить кое в чём усомниться. И всё же расскажу вам одну историю, которая и меня смутила. В 1984 году мы впятером пошли на охоту. К вечеру разожгли костёр и каждый занялся своим делом. Я прилёг к костру, ружьё положил вдоль тела, оно было буквально под рукой, заряженное. Несколько минут смотрел через поляну, туда, где метрах в семи начинались деревья. И вдруг увидел, как на поляну шагнул кто-то большой и лохматый, на двух ногах. Не задумываясь, я дважды выстрелил. На выстрелы сбежались ребята. А я, сразу ничего не объясняя, пополз, чтобы не менять для глаз освещения, к тому месту, где должно было упасть то существо. Но там никого не было. Стал искать на земле хотя бы следы крови, их тоже не было".[186] Чтоб охотник, да с семи метров не попал в огромное существо?! Пожалуй, оно тоже в другое измерение провалилось.

Мне думается, что с помощью таких мысленных путешествий в иные картины мира развивается не просто одно только воображение (хотя и это – большое дело), но и существенно расширяется и обогащается собственная картина мира. А это – источник новых тем для творчества:

По образу и подобию

Вообрази себя мизинцем своей левой ноги,
сфера интересов которого упирается в туфлю,
когда не слышно ни звука, не видно ни зги,
и стержень самосознания – это глюк
об отдавленной любимой мозоли, и на нём построены
философия мирозданья, наука и вера, а также понятия
о Добре и Зле, о Свете и Тьме, о мире и войнах,
о монархии, диктатуре и демократии.
А теперь представь, что этот левый мизинец
возомнил себя центром мира, венцом Творенья,
пусть, мол, не всё постиг, зато не проведёшь на мякине,
и для познанья Вселенной хватает органов чувств и воображенья:
всё, что не жмёт и не трёт, того не бывает, и стало быть
есть ли ты, нет ли – большой вопрос, хотя поминаешься всуе.

А Господь всё так же не слушает просьбы наши и жалобы...
И вообще – кем доказано то, что Он существует?

(Юлия Могелевер)

Картину мира паразитических червей и прочих глистов, нам, пожалуй, не так уж и трудно вообразить, достаточно повращаться в чиновничьем аппарате. И многомерные миры представить себе не так уж трудно – сумел же это сделать Николай Асеев (Хотя тут море необязательностей!):

Зерно слов

От скольких людей я завишу:
от тех, кто посеял зерно,
от тех, кто чинил мою крышу,
кто вставил мне стёкла в окно;

Кто сшил и скроил мне одежду,
кто прочно стачал сапоги,
кто в сердце вселил мне надежду,
что нас не осилят враги;

Кто ввёл ко мне в комнату провод,
снабдил меня свежей водой,
кто молвил мне доброе слово,
когда ещё был молодой.

О, как я от множеств зависим
призывов, сигналов, звонков,
доставки газеты и писем,
рабочих у сотен станков;

От слесаря, от монтёра,
их силы, их речи родной,
от лучшего в мире мотора,
что движется в клетке грудной.

А что я собой представляю?
Не сею, не жну, не пашу —
по улицам праздно гуляю
да разве стихи напишу...

Но доброе зреет зерно в них
тяжёлою красотой —
не чертополох, не терновник,
не дикий осот густой.

Нагреется калорифер,
осветится кабинет,
и жаром наполнятся рифмы,
и звуком становится свет.

А ты средь обычного шума
большой суеты мировой
к стихам присмотрись и подумай,
реши: "Это стоит того!"

Любая анкета может рассматриваться как набор измерений. Социальное происхождение, образование, профессия, должность, стаж работы, награды, призы, премии, родственные и производственные связи, рост, вес, охват груди, состояние здоровья, возраст, семейное положение и много ещё чего задают измерения общественного пространства. И на пересечении всех этих измерений прорисовывается место каждого члена общества. Как перемещаются в этом пространстве? Увеличивается возраст и стаж работы – член общества уже переместился на пару делений соответствующих шкал. Понизили в должности, ухудшилось здоровье, распалась семья – вот и новые перемещения.

То же и с межличностными отношениями. Люди ведь так и говорят: "мы отдаляемся друг от друга", "мы сильно сблизились в последнее время", "с имярек мы очень близки" и п.п. Если между индивидами всё больше возникает различий в жизненных ценностях, то они отдаляются. Если одни духовно развиваются, а другие стоят на прежнем уровне развития, то между ними возникает отчуждение и непонимание. Чем больше измерений мы принимаем во внимание при сближении с другими людьми, тем многомерней образуются между нами связи, тем прочней дружба.

То же и с творчеством. Почему одиннадцать футболистов клуба высшей лиги с разгромным счётом выиграли у одиннадцати футболистов клуба дома престарелых? Если принять во внимание только одно измерение – количество игроков, то трудно объяснить большую разницу в счёте. Если же учесть ещё и уровень физической подготовки, уровень технической подготовки, сыгранность команды и п. п., то итог игры уже покажется закономерным. Ведь теперь мы берём в расчёт и уровень мастерства игроков. Стихотворец всё более становится поэтом по мере преображения его мировоззрения, насыщения его картины мира множеством новых значимых измерений. Тогда он творит каждое произведение с учётом множества обстоятельств, которыми начинающие стихотворцы не то что пренебрегают, которых не то что не замечают, а таких, о существовании которых они даже не могут помыслить.

То же и с метаметафорой Кедрова, и со звуковыми ассоциациями Вознесенского, и с листовертнями Авалиани. Это даже не плоско – а – одномерно. На мой взгляд такое "творчество" можно рассматривать как одно из упражнений, полезное, но не имеющее самостоятельного значения.

Пожалуй, не только стихотворцу, а и любому человеку для полноты мировоззрения было бы полезно почитать книги Майкла Ньютона "Путешествие души" и "Предназначение души"[187]. Мне не нравится терминология, которая есть в русскоязычных переводах этих книг, поскольку в русской языке словом "душа" обозначается и субъект-субъектная составляющая психики, и та монада, которая перевоплощается из жизни в жизнь. Когда мы говорим о ком-то "душевный человек", то подразумеваем под этими словами человека отзывчивого, доброго, обходительного. Вот это значение за словом "душа" и хорошо бы оставить, а ту штуковину, которая перевоплощается, на мой вкус, лучше называть "монадой". Кроме того нет чёткого определения для душ и духов, поэтому одно и то же место иногда называют "миром душ", иногда – "духовным миром". Чтоб понятней было о чём я толкую, приведу по цитате из этих книг:

"В начале своей практики я отклонял любые просьбы людей заглянуть в прошлую жизнь, так как я ориентировался на традиционную психотерапию. Когда я использовал гипноз и техники возрастной регрессии, чтобы определить истоки беспокойных воспоминаний и травм детства, мне казалось, что любая попытка обследовать прошлую жизнь была бы нетрадиционной и выходящей за рамки клинической практики. Мой интерес к реинкарнации и метафизике ограничивался лишь интеллектуальным любопытством, и так было до случая с одним молодым человеком, которому я пытался помочь преодолеть боль.

Этот пациент жаловался на хроническую боль в правом боку, мучавшую его всю жизнь. Одно из гипнотерапевтических средств регулирования болевых ощущений заключается в том, чтобы сориентировать пациентов на сознательное усиление боли, после чего они могут также научиться уменьшать боль и таким образом контролировать болевые ощущения. Во время одного такого сеанса по интенсификации боли этот человек для воспроизведения своего страдания использовал воображение, представив себе, что его поранили ножом. Пытаясь установить источник этого образа, я в конечном итоге обнаружил, что в своей прошлой жизни он был солдатом первой мировой войны, который был заколот штыком во Франции, и в результате мы смогли вместе устранить его боль.

Вдохновлённый этим успехом, я начал экспериментировать: возвращал некоторых пациентов в период, предшествовавший их последнему рождению на Земле. Сначала я был озабочен тем, что соединение текущих проблем, убеждений и страхов вызовет фейерверк фантасмагорических образов. Однако вскоре я понял, что память предлагает нам набор прошлого опыта и переживаний, которые слишком реальны и тесно связаны с нами, чтобы их игнорировать. Во всяком случае, я оценил, насколько терапевтически важна связь между нашим телом и событиями наших прошлых жизней, с одной стороны, и тем, кем мы сегодня являемся — с другой.

Затем я случайно сделал для себя открытие огромной важности. Я обнаружил возможность заглянуть в духовный мир через ум человека, находящегося в состоянии гипноза, который способен рассказывать о жизни между жизнями на Земле"[188].

"Во время гипноза, находясь в состоянии сверхсознания, мои субъекты рассказывают мне, что в Мире Душ ни на одну душу не смотрят как на менее развитую или менее ценную, чем какая-либо другая душа. Все мы находимся в процессе трансформации, обретения некоего более значительного и высокого, чем сейчас, состояния просветления. Каждый из нас считается обладающим уникальной квалификацией, способным внести свой вклад в целое — не важно, насколько тяжело мы боремся, осваивая свои уроки. Если бы это было не так, мы бы, прежде всего, не были созданы.

На основании того, что я рассматриваю цвета степеней продвинутости, различные уровни развития, различные аудитории, Учителей и обучающихся, можно было бы легко сделать вывод о том, что в Мире Душ существует определённая иерархия; Подобное заключение было бы совершенно ошибочным — судя по свидетельствам моих пациентов. Если и существует какая-либо иерархия в духовном мире, то это касается скорее ментального сознания. Мы же склонны судить по существующей на Земле системе авторитетов, для которой характерна борьба за власть, подсиживание и использование системы жёстких правил внутри иерархической структуры. Опредёленно, в Мире Душ есть структура, но она существует в глубинах возвышенных матричных форм сострадания, гармонии, этики и морали, которые совершенно не похожи на то, что мы практикуем на Земле. По моему опыту, в Мире Душ есть также необъятный своего рода "централизованный отдел кадров" учитывающий задачи, задания и предназначение душ. Однако здесь существует система таких ценностей, как невероятная доброта, терпимость, терпение и абсолютная любовь"[189].

На моё мировоззрение сильно повлияли опыты, которые мне довелось проводить в 1994 – 1997 гг. с группой друзей. Мы с помощью особого трансового способа научились вспоминать свои прошлые воплощения и вводить других людей в такой же лёгкий транс, позволяющий им вспоминать их прошлые воплощения. В связи с этими опытами моя память существенно увеличилась на тысячи лет. Но, не смотря на неоднократные попытки, не удавалось проникнуть в промежутки между жизнями. Зато это удалось сделать Майклу Ньютону. Во всяком случае существование перевоплощений, реинкарнаций и т.п. для меня является не верой, а знанием многочисленными фактами подтверждённым. Поскольку мне довелось вспомнить десятки своих воплощений (причём не только в человеческой плоти, но и в телах различных животных), соответственно помнятся и десятки моих смертей. Всякий раз смерть воспринималась как освобождение от ограничений плоти. И основная, настоящая жизнь происходит – там – между воплощениями на Земле. А тут – мы в командировке. Как водолазы погружаются на морское дно, так монады погружаются в наш плотный мир – для работы. Чтобы тут осуществлять своё предназначение, они облачаются в спецодежду – человеческую плоть. А когда спецодежда износится, монады её оставляют и возвращаются в Мир иной – на отдых и подготовку к следующему "погружению". Это знание конечно же отражается в творчестве. И, чем ближе время возвращения, тем больше раздумий об итогах очередного воплощения:

Чем явственней близость последних мятущихся вздохов,
Последних улыбок и сердца последних ударов,
Тем яростней хочется верить, что прожил неплохо,
В ладу со своей, что тебе подвернулась, эпохой.
Достойно, счастливо, не зря, не напрасно, не даром…

Какие дни роскошные пошли! –
Корплю над составлением отчёта.
А тем, кто балагурит и пошлит,
Им тоже, Смерть, пронзительно пошли
Великий смысл обратного отсчёта.

 

Чем масштабней будут ваши представления о действительности, тем яснее будете вы осознавать своё предназначение. И тем ответственней будет ваше творчество. Поэтому помимо упражнений, предназначенных для совершенствования поэтической техники, важно много читать самой разной познавательной, литературоведческой литературы и собственно стихов самых разных авторов. Причём не просто просматривать, а читать вдумчиво, внимательно, придирчиво. И при любой возможности делать подробные разборы прочитанных стихотворений.

Если Вы начинающий стихотворец и уже последовательно дочитали до этого места, то наверняка знаете, что разбор стихотворений надо начинать с выявления в них описанных в этой книге признаков: зрелые это стихи или незрелые? Начинающим критикам и редакторам – тоже облегченье. Имея под рукой признаки они могут теперь более обоснованно критиковать и редактировать стихотворные тексты. Во всяком случае они знают ЧТО ИСКАТЬ. Если в разбираемом стихотворении окажется много признаков, описанных в этой книге, то дальше его разбирать не имеет смысла. Зато можно наглядно объяснить автору что в его творениях не так. Если же Вы убедитесь, что признаков незрелости в разбираемом стихотворении немного, а то и совсем нет, то можно приступать к следующей ступени разбора.

Чтоб было понятно о чём речь, напомню процитированное в начале книги высказывание Владимира
Фёдорова: "Прискорбный факт существования огромного количества стихотворных произведений, обладающих всеми признаками речи, удостоверяющими её “поэтичность”, и всё же не являющихся поэтическими произведениями, должен, казалось бы, поставить под сомнение “поэтичность” поэтической речи. Конечно, факт этот известен и теоретикам стиха. Но так как они изучают закономерности поэтической речи на произведениях, поэтичность которых (в основном) вне сомнения, то вопрос этот, в сущности, ими обходится".

Данная книга является откликом на указанный выше "прискорбный факт". Полагаю, что на вопрос В. Фёдорова в ней даётся вполне развёрнутый ответ. Вся трудность, как теперь стало ясно, заключалась в смешении понятий "поэзия" и "стихи". Теперь мы знаем, что стихи могут быть корявыми, с пропусками слогов, перебоями ритмов, банальными рифмами и т.д. Их мы назовём "плохими" стихами. А если всё в стихах сделано в соответствии с избранной автором просодией, то стихи такие мы признаем "хорошими". Однако, текст может обладать всеми признаками стихотворения, но при этом быть невыразительным, т.е. непоэтичным. Теперь надо посмотреть – а много ли в хороших стихах "поэзии"? Иначе говоря, насколько они "выразительны"? Вот и вторая ступень. Теперь к этим, выдержавшим первичную проверку стихотворениям, можно приложить критерии, предлагаемые корифеями стиховедения (Смотрите список литератур в конце книги).

Приведу список некоторых книг, которые хорошо бы иметь начинающему автору под рукой:

Адольф Урбан "Стихи-собеседники";

Елена Дрыжакова "В волшебном мире поэзии";

"Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология" (Сост. Владислав Холшевников);

Юрий Откупщиков "К истокам слова. Рассказы о науке этимологии";

Николай Шанский "В мире слов";

Александр Калинин "Культура русского слова";

Владислав Холшевников "Основы стиховедения. Русское стихосложение";

Георгий Шенгели "Техника стиха";

Леонид Тимофеев "Слово в стихе";

В. Онуфриев "Словарь разновидностей рифмы";

Давид Самойлов "Книга о русской рифме"; и т.п.

А также учебники русского языка, справочники, словари. Выходные данные не указываю, так как эти книги переиздавались и годы издания могут быть разными.

Наряду с языковедческими и литературоведческими книгами не помешало бы обзавестись книгами человековедческими: о психологии творчества, мышления и п. п., а также биографическими книгами, чтоб поближе и поглубже познакомиться с жизнью творческих деятелей иных времён.

Полезно производить отбор понравившихся и не понравившихся чужих произведений. Это необходимо для формирования у стихотворца собственного представления об идеальном стихотворении. У него должны быть образцы, вершины русской поэзии, на которые надлежит равняться и, которые, по возможности, он должен стремиться превзойти. Такой подход даёт очень важное для роста поэтического мастерства постоянное чувство сопричастности со стихотворцами прошлого, настоящего, будущего и вечного.

Если Вы начинающий стихотворец, то всего тут перечисленного у Вас нет. Вы, конечно, имеете право написать поздравительный стишок для своих деток или родственников, или для сослуживцев с сотрудниками (и даже с соратниками), но не публикуйте их, пожалуйста. Поймите сначала, что такое поэзия. Ведь если Вы станете знатоком поэзии и научитесь получать от поэтических произведений полноценное и всестороннее удовольствие – это уже очень много. А если, всё-таки, приметесь сочинять стихи самостоятельно, то примите к сведению всё, что написано в этой книге.

Образец графомании

Внимает он привычным ухом

Свист;

Марает он единым духом

Лист;

Потом всему терзает свету

Слух;

Потом печатает – и в Лету

Бух!

(А. Пушкин "История стихотворца")

 

Тут сохранены все авторские… надо слова подбирать... ухищрения. Украшательства. Красивости (К примеру, разделение строф четырьмя интервалами, @ вокруг названия...). В общем, в Интернете опубликовано огромное количество произведений этого автора. Поскольку я вижу свою задачу в исследовании явления, но никак не в популяризации оного, то имя автора называть не стану. Судя по сопровождающим все произведения точным датам с указанием времени написания, автор занимается сочинительством не меньше 14-ти лет. При этом качество его произведений ничуть не изменилось.

Следующие стихотворения очень характерны для начинающих авторов, уверовавших в редкостное величие своего дарования. Вообще-то я не против указания дат и даже времени написания, а так же упоминания прочих жизненных обстоятельств рядом с очередным своим произведением. В качестве материала для исследователя – вдруг пригодится? Но, думается мне, это лучше делать в черновиках или в чём-то подобном. Короче – не для широкой публики. Поскольку уж очень претенциозно это смотрится. Надо ещё предупредить, что тут кое-где вместо дефисов стоят тире и есть грамматические и орфографические ошибки. Но так было у автора, и я не стал ничего менять.

 

@@@@@@@@@@@@@@@@@@@
Сердце и душу – открой…
@@@@@@@@@@@@@@@@@@@

 

Начало: 03 июля 2001 года. Время: 03 часа. 39 минут.

 

Открой своё сердце и душу – открой,
Для тех, кто сегодня – рядом с тобой…
Открой своё сердце и душу – открой,
Для родственников, близких и лучших друзей –
Открой, открой, открой…

 


И в каждом – сердце и в каждой – душе,
Есть, что – то, дорогое и милое…
Открой своё сердце и душу открой,
Для завтрашних и будущих – родственников и друзей –
Открой, открой, открой…

 


И помните – люди, что Вы не одни,
Средь Вас ходят – близкие и друзья, и родственники.
Откройте свою – душу и сердцем – согрейте,
Всех тех, кто вдруг окажется – завтра рядом –
Откройтесь, откройтесь, откройтесь…

 


Открой своё сердце, и душу откройте,
Для будущего Наследия – детей, детей…
Открой свою – душу и сердцем – приголубьте,
Всех немощных и слабых, и больных –
Ведь в каждом этом взгляде и бьющемся сердечке,
Может оказаться любой из нас с Вами –
Откройте своё – сердце и душу, и подарите народу – Доброту!!!...

 

Ну и для чего столько повторов(?): "Открой, открой, открой…", "Откройтесь, откройтесь, откройтесь…". Конечно, нельзя не умилиться столь важным напоминанием: "Средь Вас ходят – близкие и друзья, и родственники". Особую слезу умиления исторгают глаза читателей при восприятии этих "родственников". И нельзя не восхититься столь "по-русски" сказанным: "Открой свою – душу и сердцем – приголубьте Всех немощных и слабых, и больных". Или другой, столь же "по-русски" выведенной фразой: "Откройте свою – душу и сердцем – согрейте, Всех тех, кто вдруг окажется – завтра рядом". Ну и как же не встрепенуться от, набившего на памяти оскомину, строгого напоминания о том, что на этом месте "Может оказаться любой из нас с Вами". И где же это место? А "в каждом этом взгляде и бьющемся сердечке".

В целях экономии книжного места остальные примеры творчества того же автора я приведу уже без украшательств.

Мечты…
Начало: 23 марта 1991 года. Время: 23 часа. 17 минут.

 

Оглянусь – я назад и увижу тебя,
Девушку детства моего.
И прошепчет – сердце, что – то про мечту,
Детство моего и девчонки –
С которой мы когда – то миловались.

Мечты бывают – сбываются,
В жизни нашей небольшой.
Но есть мечты такие, которые не сбылись,
И остаются в сердцах, и ждут, когда придёт пора –
Влюбиться или просто, зависти роман,
С той мечтой, что повстречалась нежданно –
Или остаться хорошими лучшими друзьями на годы.

Проходит время, и вновь мы повстречались,
Она расскажет, о замужестве своём.
Про – то, как хорошо с любимым – юношей,
И то, что всё ровно её – тянет ко мне –
И чтоб – я, её обнял и поцеловал, пригрел, и что – то на ушко прошептал.

А прошептал – я, несколько фраз,
“ Зачем же ты поторопилась – Дорогая.
Пусть даже ты любишь его, а он тебя,
Родила ты ему и для себя – тройнят.
Прекрасных, милых – мальчиков, здоровых,
Но всё ровно тебя тянет до меня –
К первому и горячо любимому – единственному парню”.

И вот проходит время с небольшим годом,
Жениться – я собрался, на человеке – Дорогом.
Но на свадьбу не забыл пригласить и её,
Пусть нелегко это мне далось.
И разница с ней, чуть больше десять лет,
Но любим мы друг друга и нужны –
А те мечты вдруг, куда – то, увы – улетели.

Мамина – сказка…

Начало: 13 мая 2001 года. Время: 13 часов. 37 минут.

Мамина – сказка, мамина – сказка, мамина – сказка,
Так задушевна, так задушевна, так задушевна…
Мамину – сказку, мамину – сказку, слышим – мы перед сном,
Голос нежный, шепчет – сказку, сказку рассказанную – мамой дорогой...

В маминой – сказке, в маминой – сказке, много – много добра,
Птицы и звери, рыбы и насекомые – рядом живут с людьми.
Под мамину – сказку, под мамину – сказку, спица – уютно, тепло,
Мальчикам – девочкам и тем, кто рядом – слушают сказку –
Сказку рассказанную, мамой – дорогой…
Мамина – сказка так прекрасна и мелодично звучит,
Из дня же в день, из месяц в месяц, из года в год…
На маминой – сказке, на маминой – сказке, все мы когда – то росли,
И мамину – сказку, и мамину – сказку рассказываем – мы другим, детям – детям своим…

 

Вообще-то, после прочтения такого... как бы помягче сказать... ну, возникает вопрос: Это, что ли, стихи? Или это просто разбитая на короткие строчки проза? Но у меня складывается стойкое мнение, что это даже не стихи и не проза, а – обыкновенная графомания. Ну вы только вообразите, как "Из дня же в день, из месяц в месяц, из года в год" "Мамина – сказка так прекрасна и мелодично звучит"!!! Так же многократно озвереть можно!

Написаны эти строки на каком-то странном языке… Слова-то, вроде бы, русские, но составлены как-то не по-русски. Примерно так разговаривают, полузгивая семечки, пареньки и девчата в сельской глубинке, сгрудившись вечерком вокруг какой-нибудь скамейки возле забора под тусклым фонарём. Эти произведения инфантильны и при этом назидательны. Тут чувства только называются – и ничего не изображается, не показывается. Это вопиющая банальность и безвкусица, претендующая на внимание. Тут нет ни глубоких мыслей, ни сколько-нибудь ярких метафор, ни тебе рифм, ни тебе аллитераций… То есть, нет всего того, что обычно и побуждает читателя читать!

У людей, с развитым в той или иной мере эстетическим вкусом, чтение подобных сочинений вызывает утечку жизненных сил. Они буквально опустошают! Хотя, в целом, заметно же, что человек старается, призывает читателей стать добрее и т.п. Что ж...

Не в каждой птице сердце певчее,
Не каждый человек – поэт.
На это обижаться нечего,
И ненормальности здесь нет.

(Виктор Боков)

Стихи на заказ

Сначала надо бы пояснить как пишутся "стихи не на заказ". Такие стихи рождаются сами. Тут инициатива написания стихотворения оказывается где-то за пределами авторской воли. Возникает специфическое предвосхищение чего-то важного, непреложного. И этому порыву трудно прекословить – он очень императивен. После того как волна вдохновения схлынула, остаётся текст, с которым нередко приходится ещё работать – что-то уточнять, выравнивать и оттачивать. Но его основа остаётся неизменной, рождённой во время того самопроизвольно возникшего состояния творческого возбуждения. Такое творчество в той или иной степени бессознательно. Выражаясь военной терминологией, это более напоминает внезапную вылазку, застающую противника врасплох.

Теперь поясню, что я подразумеваю под "стихами на заказ". Это не значит, что вот пришёл ко мне некто и заказал стихотворение (хотя бывает и такое). Некто вполне может и не приходить, а заказ состояться. Тут важней моё отношение к происходящим событиям. В качестве заказчика может выступить и сама общественная обстановка. И вот если никакого вдохновения нет, а обстановка напряжена, и необходимо сочинить нечто, способствующее её разрядке, то приходится изыскивать какие-то дополнительные нетривиальные возможности для осуществления такого замысла. Тут гораздо больше изначальной заданности, предписанности. Если опять прибегнуть к военной терминологии, то это более напоминает планомерную осаду крепости. Обобщая можно сказать, что в первом случае стихи бывают "рождены", а во втором случае "сделаны". В дальнейшем речь пойдёт об этом втором подходе.

Наверно было бы неправильно посетовать на обилие плохих стихов, подосадовать на широкую распространённость плохого эстетического вкуса и оставить всё как есть. Давайте попробуем вычленить в стихотворении "Мамина – сказка…" тему и написать на эту тему стихотворение, добавив в него пафоса, метафоричности и афористичности, аллитераций, рифм, строфической чёткости и композиционной целостности. Тема проста: с высоты прожитых лет некто вспоминает своё детство, читая своим детям старую сказку, которую ему самому рассказывала давным-давно его мама. Сказка обыкновенная, но нахлынувшие воспоминания вызывают в нём чувство умиления и к своему детству, и к своим детям, и печальную благодарность к умершей уже маме. Это, так сказать, зародыш, некая "болванка" замысла, которую надо обтёсывать, а потом ещё и полировать.

Тут мне представляется уместным напомнить цитату из книги Бениамина Семёновича Мучника "Человек и текст": "Квалифицированный пишущий, руководствуясь известными ему стилистическими ограничениями, замечает, что то или иное сконструированное им предложение (его сегмент) "укладывается" в соответствующую, предусмотренную стилистическим правилом-запретом типичную ситуацию, и, произведя такое отождествление (вольно или невольно), осознаёт, что так, как сделано, писать нельзя. Поэтому пишущий отказывается от сконструированного варианта и, удерживая положительное, старается избавиться от недостатка, о наличии которого сигнализирует стилистическое правило-запрет. Мысль пишущего, отталкиваясь от забракованного варианта, получает нужное направление поисков и в конце концов приводит к конструированию нового варианта, удовлетворяющего всем заранее поставленным требованиям (ограничениям), не нарушающего правил стилистики".[190]

Далеко не всегда такие правила-запреты вводятся авторами осознанно. Но, ознакомившись с творческой продукцией, довольно часто удаётся восстановить тот ряд ограничений, которые автор установил для себя, и которых старался придерживаться, работая над произведением. Вот и в данном случае – произведение только замысливается, а его контуры уже прорисовываются:

Какой должна быть лексика в таком произведении? Она должна соответствовать теме – никаких каламбуров, мудрёных вычурных слов; зато фразы из хорошо знакомых сказок окажутся вполне уместными, возможны вставки детской речи, сопровождающие чтение сказки. Переживания не должны прямо называться, они должны изображаться, показываться, чтобы увлечь читателя, всколыхнуть в нём похожие воспоминания и переживания. Собственно стихотворный размер тут не очень важен, но строки не должны быть очень короткими, чтобы не походить на считалку. Пусть это будет четырёхстопный амфибрахий. Строфа? Пусть будет пятистишие с рифмовкой МРММР. Просто потому, что мне нравится такая строфа. Рифмы возьмём женские. Опять же просто потому, что должны же они хоть какими-то быть! И ещё – стихотворение не должно быть очень длинным – надо вписаться примерно в 30 строк. Вот итог первой попытки:

Дума про сказки

Как сказывать стану старинную сказку
О молодце храбром и доброй царевне,
Светлеют детей моих зоркие глазки
И видятся им разудалые пляски
На свадьбе, где вдоволь конфет и варенья.

Они с колобком убегают от волка,
Жалеют Снегурку – а это не мало.
Чтоб царство Кащеево длилось недолго,
Они из яйца извлекают иголку,
Покрепче сжимая в руках одеяло.

И я вместе с ними лечу за гусями,
И кашкою мышку кормлю торопливо.
Как в собственном детстве я, слушая маму,
С Емелей – опять понаделал бедламу,
С лягушкой – царевича жду терпеливо.

Потом вы узнаете буквы и слоги,
Потом вы постигните граммы и метры.
И будете к сказкам всё более строги,
Пока не поймёте, что люди – не боги,
Что мы не подобны Кащеям бессмертным.

И где б вы ни жили, где б вас ни носило:
По суше ль, по морю, по синему небу –
Слеза материнская вас оросила…
Поскольку так много исправить не в силах,
Вы снова полюбите сказочью небыль.

 

На мой взгляд, получилось крепкое, вполне технически состоятельное стихотворение. Почему-то я смею думать, что это стихотворение лучше, чем "Мамина сказка…". Но сам я им не удовлетворён. В стихотворении маловато аллитераций и совсем нет метафор. К метонимиям можно причислить строки: "Потом вы узнаете буквы и слоги", "Потом вы постигните граммы и метры" и "Слеза материнская вас оросила…". В первом случае словами "буквы и слоги", "граммы и метры" заменяются понятия "наука", "образование". Т.е. смысл тут таков: потом вы получите образование, приобщитесь к научным знаниям. Во втором случае подразумеваются какие-то материнские тревоги, которые детям ещё не близки и плохо понятны. Понять эти тревоги можно только с возрастом, оказавшись в роли родителя.

К тому же мне бы хотелось, чтобы в стихотворении были забавные детские высказывания. Иначе говоря, я не выполнил все те условия, какие поставил сам себе перед началом сочинения стихотворения. Я не вполне выполнил собственный заказ. Приступил к переделкам. Получился такой новый вариант:

 

Дума про сказки

Как сказывать стану старинную сказку
О молодце славном и сонной царевне,
Сверкают азартом ребят моих глазки:
У бар и бояр кудри вихрятся в пляске
На свадьбе, где вдоволь конфет и варенья.

Бегут с колобком от клыкастого волка,
Скорбят о Снегурке – а это не мало.
Кащееву мощь сокрушить чтоб надолго,
Они из яйца извлекают иголку,
Покрепче вцепившись в концы одеяла.

И я вместе с ними лечу за гусями,
И кашкою мышку кормлю торопливо.
Как в собственном детстве я, слушая маму,
С Емелей – опять понаделал бедламу,
С лягушкой – царевича жду терпеливо.

Но вот ощущаю как что-то возносит
Меня над молочных приливов валами,
И слышу как всюду настойчиво просят
Родителей дети на прорву вопросов
Сейчас же ответить простыми словами.

О, сказочья небыль! Как ты чрезвычайна! –
Чаруют чертоги, чураются чада
Чудовищ рычащих, что лаву ручьями
Из горл изрыгают, которых речами
Не выманишь к свету из смрадного чада.

Куда ж от чудовища времени деться,
От стынущей нитями лавы липучей? –
Младенчество минуло, минуло детство,
А ты, улыбаясь, на сказку надейся,
Нещадно шепча повеление щучье.

 

 

Кое-что подправил, две последние строфы вообще убрал, зато три добавил. Сгустил аллитерации – стихи стали явно более звучными. Но аллитерация на шипящие звуки скорее как украшательство присутствует, от смысла стихотворения отвлекает. Появилась метафора "чудовище времени". Опять нашёл возможность вставить в стихи неологизм "сказочья" – очень уж он мне понравился. Выстроился новый художественный образ – теперь тема "невечность мамы" уступила место теме "невечность людей вообще". Зато возник композиционный разрыв между четвёртой и пятой строфами. Тема четвёртой строфы не получает развития. Перечитываю несколько раз строфы с третьей по пятую. Возникает мысль: а не убрать ли четвёртую вообще? Пробую прочитать без неё. Опять переход кажется слишком резким – пятая строфа уж очень явно сделана в угоду звучности. По-видимому надо изменить четвёртую строфу. Сама по себе она хороша, но неуместна. Тут скорей всего надо сделать переход от сказочности к действительности, рассказать об иносказательности сказок, о том, что подразумевается под сказочными образами. Да и переход от первой ко второй строфе резковат. Получилось вот что:

 

Дума про сказки

Как сказывать стану старинную сказку
О молодце славном и спящей царевне,
Горят предвкушеньем ребят моих глазки,
И чудится им: кудри вихрятся в пляске
На свадьбе, где вдоволь конфет и варенья.

Они колобка от клыкастого волка
Упрятать мечтают в толпе у вокзала.
Кащееву мощь сокрушить чтоб надолго,
Они из яйца извлекают иголку,
Покрепче сжимая в руках одеяло.

И я вместе с ними лечу за гусями,
И кашкою мышку кормлю торопливо.
Как в собственном детстве я, слушая маму,
С Емелей – опять понаделал бедламу,
С лягушкой – царевича жду терпеливо.

Но что-то увлёкся я ливнем сюжетов…
Подумаешь – сказка! Ну что тут такого?
Обманчива всё ж незатейливость эта.
В них нравственных правил основа воспета –
Они маяки океана людского.

О, сказочья небыль! Как ты чрезвычайна! –
Чаруют чертоги, чураются чада
Чудовищ рычащих, что лаву ручьями
Из горл изрыгают, которых речами
Не выманишь к свету из мрачного чада.

Куда ж от чудовища времени деться,
От стынущей нитями лавы липучей? –
Младенчество минуло, минуло детство,
А ты, подбоченясь, на сказку надейся,
Нещадно шепча повеление щучье.

 

 

В первой строфе сглажен смысловой переход от действительного плана к воображаемому. Наконец-то заметил, что слово "кашка" созвучно слову "какашка" (вообще-то я стараюсь убирать сразу подобные созвучия, которые могут при прочтении свести к нулю весь пафос стихотворения). Полностью заменена четвёртая строфа, в которой появились метафоры про "ливень сюжетов" и "маяки океана людского". Не вместилась Снегурка. "Смрадный чад" заменён на "мрачный" – так легче произносить, да и аллитерация, опять же, шибче проявляется (хотя и тут меру знать надо). В предпоследней строке стихотворения "улыбаясь" заменено на "подбоченясь", поскольку так легче "нещадно" шептать. Но всё это можно признать только разминкой! Если бы я опубликовал такое стихотворение, то, вероятней всего, мне вскоре стало бы за него стыдно. В нём есть всевозможные технические изыски, но нет самого главного – душевного тепла. Чтобы оно появилось, нужна эмоциональная возгонка. Нужно вообразить, представить себе очень отчётливо, нуждающегося в моём душевном тепле, адресата (Ну и казённое же это слово!). Чтобы стихотворение получилось хорошим, очень нужен воображаемый собеседник, перед которым стыдно было бы халтурить, притворяться, мелочиться и п. п. Это необходимо для того ещё, чтоб выкладывался полностью, чтоб так писал, как будто счёты с жизнью сочтены и это твои последние слова (Вы наверно где-то уже читали или слышали нечто подобное. Звучит и впрямь знакомо, почти банально, но это правда.).

Вот что получилось теперь:

Дума про сказки

Как сказывать стану старинные сказки
О молодце славном и спящей царевне,
Горят предвкушеньем ребят моих глазки –
О, сколько ж вам, дети, недодано ласки! –
Не то, что игрушек, конфет и варенья.

И много ли взрослых за чадом слеженье –
Сумело поспать ли, поесть и умыться –
Заменят на сказок занятных сложенье,
На вдумчивым детям святое служенье –
На радость совместно к вершинам стремиться?

И сказку, допустим, о Марье Царевне,
Отвлекшись от вечных погонь за вещами,
Осев где-нибудь в заурядной деревне,
Расскажут ли как о мистерии древней,
Как будто всей жизни своей завещанье?

А судеб дороги приводят к распутьям.
Услужливых гурий коварны подсказки –
Успех обернётся гульбою распутной –
Ты сам не поймёшь как свой узел распутать,
А тут ещё детям рассказывай сказки!

И мы предаём их, наивных и кротких –
Детей наших учат Уолты Диснеи.
Пока мы к успеху путь ищем короткий,
Потомки умами врастают в коробки,
Которые делают жизнь их яснее.

И мы их теряем. И, скорбные руки
Воздев покаянно, не встретим участья.
Поймём, лишь испив полной чашею муки,
Как нам не хватает Емелиной щуки,
Чтоб только коснуться семейного счастья.

 

Тут от предыдущих вариантов не осталось, практически, ничего. Я, как прежде, старался подбирать полнозвучные рифмы. Вполне допускаю, что в немалой степени именно рифмы направляли ход моей мысли. Порядок слов в стихотворении я старался соблюдать тот же, что случается в разговорной речи. Следовательно старался избегать инверсий. Настрой на благозвучие тоже присутствовал – я старался избегать труднопроизносимых сочетаний звуков. Так же имело место стремление к насыщению стихотворения аллитерациями, но не в ущерб смыслу. Это можно заметить хотя бы по первой строчке первой строфы, где четыре слова начинаются со звука "с". Во второй строке той же строфы есть перекличка "с" и "ц". О том же свидетельствуют "чудное чадо", "заурядная деревня", "мистерии древней", "всей жизни своей завещанье", "услужливых гурий", "к успеху путь", "только коснуться семейного счастья". Думается, что более чётко в этом варианте проявлена мысль о заброшенности наших детей, о том, что они даже имея родителей, растут как сироты, поскольку родители очень бывают чем-то заняты и не имею возможности и желания вникать в детские заботы.

Не скажу, что последний вариант стихотворения на эту тему получился быстро. Меня не устраивали первые варианты, я осознавал их промежуточность. Мне было очень важно иметь представление об адресате. Пока такого представления не возникало, стихотворение не получало окончательной отделки. Но однажды меня позвали в гости давние знакомые. В их семье в одном доме живут представители четырёх поколений: прадедушка и прабабушка, их старшая дочь со своим мужем, их дочь, их сын с женой и новорождённым сыном, дочь младшей дочери прадедушки и прабабушки. Итого: 9 человек. Представители старшего поколения имеют высшее образование, младшие учатся в школах и колледжах. В целом обстановке в семье показалась мне агрессивной (Что, к сожалению, приходится наблюдать нередко и в других семьях.). Все члены семьи не очень-то считаются друг с другом и ведут себя по отношению к остальным довольно-таки эгоистично. Особый интерес вызвала двенадцатилетняя дочь младшей дочери прабабушки и прадедушки. Маму свою она не видела уже 6 лет. Она уехала в другую страну на поиски лучшей доли и там теперь у неё новая семья и два сына 6-ти и 4-ёх лет. Папа её спился и бомжует где-то на просторах СНГ. Девочка выглядит лет эдак на 8-9 и заметно отстаёт в физическом развитии. И вот эта кроха имеет свою полку в шифоньере, свою полку в книжном шкафу, ещё кое-какие вещи. У неё есть свой крохотный мирок, который она яростно защищает. Домочадцы рассказывали мне о том, что она воюет за каждую бумажку, отстаивает каждый сантиметр своих владений. Она сама стирает свою одежду и возмущается, если бабушка проявляет инициативу и делает попытки ей в этом деле помочь. Я заметил, насколько она одинока и заброшена. Все члены этой семьи заняты своими делами и не очень-то стремятся вникнуть во все замысловатые закоулки её внутреннего мира. Да, она обута, одета, накормлена. Но как ей не хватает душевного тепла! Через день после посещения этой семьи, я понял, что теперь у меня есть для кого писать это заказное стихотворение. Конечно же для родителей этой девочки!

Многим начинающим стихотворцам сочинение стихов на заданную тему, в заданной форме да ещё в заданное время, короче, всесторонне "на заказ", представляется верхом глумления над творческой стихией. Но как раз такое умение и отличает профессионалов от любителей.

Поперечный срез

Покамест есть охота, покамест есть друзья, давайте делать что-то, иначе жить нельзя. Ни смысла и ни лада, и дни как решето, – но что-то делать надо, хоть неизвестно что. (Борис Чичибабин) Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы, Не бойтесь мора и глада, А бойтесь единственно только того, Кто скажет: "Я знаю, как надо!" Кто скажет: "Идите, люди, за мной, Я вас научу, как надо!" (Александр Галич, "Поэма о Сталине")

Полагаю, призыв Бориса Чичибабина очень по душе русскому человеку, привыкшему куролесить при малейшей потери ориентации в обстановке. И если Александр Аркадьевич Галич так написал, то следует ли из этих его слов, что уж он-то "знает, как надо"? Не уверен, что я правильно понял обоих авторов, но у меня складывается впечатление, что оба они призывают и дальше пребывать в неведении. И не просто в неведении – это ещё полбеды. А в неведении активном! Но как хочется из тьмы неведения выйти наконец к ясности, определённости, понятности.

В главе "Особенности русского стихосложения" мы пусть и рывками, зигзагами, но проделали срез вдоль "тела" русской поэзии от силлабики 17-го века до современных верлибров. Теперь мне хочется сделать "поперечный срез" и обозначить "основных игроков" нынешнего, если так можно выразиться "поэтического пространства". Кто ныне обозревает "поэтические горизонты", указывает пути, расставляет вехи? Современное "пространство русской поэзии" огромно и необозримо, прежде всего в связи с возникновением Интернета и созданием "виртуальных издательств". Поэтому мой обзор можно воспринимать лишь как попытку обозначить контуры и наиболее крупные материки этого пространства. Обзор этот неполон, мозаичен и очень субъективен. Вполне возможно, что другой "топограф" русской поэзии очертит эти контуры совсем иначе.