Неточности смысловые, фактические, стилистические
То, что нам волю к говоренью
вложило в слабые тела,
простит избыточность горенья
за крохи чадного тепла,
за неразумие усилий
потраченных, чтоб впасть в своё,
за речь, которую любили,
и ужас пошлости её.
(Валерий Черешня)
Нередко случается, что и мысль хороша, и переживания у человека сильные, но не получают они соответствующего словесного выражения. Хорошо ещё, если сам автор понимает это. В таком случае он, скорее, воздержится от публикации, чем предъявит обществу незрелый плод своих раздумий. Иногда бывает, что автор не замечает нечёткости передачи смысла в своём творении и смело представляет его на суд читателей. Обратимся к примеру:
Ночь на берегу моря
В зеркало влаги холодной
Месяц спокойно глядит
И над землёю безмолвной
Тихо плывёт и горит.
Лёгкою дымкой тумана
Ясный одет небосклон;
Светлая грудь океана
Дышит как будто сквозь сон.
Медленно, ровно качаясь,
В гавани спят корабли;
Берег, в воде отражаясь,
Смутно мелькает вдали.
Смолкла дневная тревога...
Полный торжественных дум,
Видит присутствие бога
В этом молчании ум.
(Иван Никитин)
Это вполне себе хорошее, добротное стихотворение. О чём, собственно, в нём речь? – Лирическому герою предстала величественная картина умиротворённости природы. Это событие, точнее, образ этого события, закреплён стихотворцем в тексте. На мой взгляд, это слабый, очень бледный отпечаток пережитого автором события. Как будто что-то едва-едва его коснулось и улетучилось. Не такими словами об этом потрясающем переживании писать надо! В данном случае получилось "назывное" стихотворение: "Полный торжественных дум" и т.п.. А вот если бы эти "торжественные думы" да и предъявить читателям? Но автор остановился в самом начале рассказа, ограничившись намёком на то, что ему открылось НЕЧТО.
Обратимся к другому примеру:
Уже непонятны становятся мне голоса
Моих современников. Крови все глуше удары
Под толщею слова. Чуть-чуть накренить небеса —
И ты переплещешься в рокот гавайской гитары.
Ты сумеречной изойдешь воркотней голубей
И даже ко мне постучишься угодливой сводней,
Но я ничего, ничего не узнаю в тебе,
Что было недавно и громом и славой господней.
И, выпав из времени, заживо окостенев
Над полем чужим, где не мне суждено потрудиться,
Ты пугалом птичьим раскроешь свой высохший зев.
Последняя памяти тяжеловесной зарница...
Чуть-чуть накренить эти близкие к нам небеса,
И целого мира сейчас обнажатся устои.
Но как заглушу я чудовищных звёзд голоса
И воем гитары заполню пространство пустое?
(Бенедикт Лившиц)
Тут другая крайность. Похоже на то, что этому автору тоже довелось что-то такое большое пережить, но он не смог это выразить внятно с помощью стихотворной речи. Очень уж громоздко, тяжело, смутно излагается мысль. Хотя тут есть поэтические находки наподобие строк:
Последняя памяти тяжеловесной зарница...
Крови все глуше удары
Под толщею слова.
Чуть-чуть накренить эти близкие к нам небеса,
И целого мира сейчас обнажатся устои.
Но как заглушу я чудовищных звезд голоса
Ещё фрагмент:
А под маской было звездно[123].
Улыбалась чья-то повесть,
Короталась тихо ночь.
И задумчивая совесть,
Тихо плавая над бездной,
Уводила время прочь.
И в руках, когда-то строгих,
Был бокал стеклянных влаг.
Ночь сходила на чертоги,
Замедляя шаг.
(Александр Блок)
Вот как истолковывает эти строки Виктор Максимович Жирмунский: "Мы сказали бы в последовательном рассказе: «Поэт вернулся из гостей домой. Теперь он один и может снять маску. „А под маской” — в душе поэта, „было звездно”. Воспоминания прежней жизни улыбались ему, как „чья-то” чужая, но знакомая „повесть”. И, вспоминая о прошлом, совесть его не заглядывала в бездну пережитого, а только тихо наклонялась над ней..", и т. п. Возможно и другое толкование: "Поэт заглянул в глаза незнакомой маске. А под маской было звездно. Чья-то незнакомая повесть улыбалась ему..".. Как бы то ни было, в таком изложении метафоры подготовлены, психологически связаны и мотивированы; в рассказе Блока они поражают загадочностью благодаря внезапному началу и внезапным переходам"[124].
Нечёткость выражения сочинителем своих мыслей приводит к выработке читателем множества равноправных догадок. Хорошо это или плохо? Мне думается, что в большинстве случаев это плохо. Ведь читатель так и остаётся в недоумении насчёт авторской задумки: чего же он сказать-то хотел? Если автор кроме как позлить читателей ничего не хотел, то цели своей он, разумеется, достиг. Но вряд ли эти читатели станут в дальнейшем читать стихи такого автора.
Возможны разные объяснения таких неточностей.
Во-первых, автор писал, что называется, "для себя". Ему самому, стало быть, всё понятно в своём творении, поскольку текст является знаком, меткой того события, которое побудило к написанию стихотворения. Автор перечитывает своё сочинение и перед его мысленным взором вновь предстаёт во всех цветах, запахах и звуках былое событие. И он этим удовлетворён.
Во-вторых, можно предположить, что автор старался изо всех сил, но получилось только то, что получилось. Иначе говоря, это предел авторских возможностей. Пережить-то он пережил, но изобразить эти переживания во всей их полноте не может.
В-третьих, предположим, что автор поленился и, понимая всё несовершенство своего творения, не захотел напрягаться, чтобы его усовершенствовать.
В-четвёртых, допустим, что всё так и было задумано. Автор сделал то, что и собирался сделать. Эти неточности ему для чего-то понадобились, вот он их и установил в свои стихи.
В-пятых, автор не склонен обременять себя "доводкой" и "шлифовкой" своих творений. Потому как с первого раза написалось, так и осталось. А чтобы в стихотворении что-то улучшить и мысли ни разу у него не возникало.
Разберём-ка ещё стихотворение.
Моих стихов торжественный недуг
и снег небес, летящий над землёю
твой отклик и любовь твою найдут,
когда меня не будет. Бог с тобою!
Упрямый мальчик, думай и живи,
и верь в добро, сгибаясь от побоев.
Добро – в моей придуманной любви
живёт и видит вечность. Бог с тобою!
Актёр и забияка, посмотри –
тогда лишь светит солнце декораций,
когда живой огонь горит внутри.
(Любовь Якушева)
Скорей всего, автор этого стихотворения хотела написать о своей нежности и доброжелательности в отношении некоего, наверняка симпатичного ей мужчины. Но как-то высокомерно и даже пренебрежительно получилось. Особенно коробит строка
и верь в добро, сгибаясь от побоев.
Хорошенькое пожеланьице! Эти "побои" так явственно выпирают из ряда прочих слов в стихотворении! Если допустить, что оно обращено к человеку, которого регулярно кто-то подвергает оным "побоям", то позиция автора очень уж неприглядной оказывается. Я бы даже сказал, отвратительной: тут, у тебя на виду, над человеком издеваются, а ты ему читаешь в это время свои ехидные стихотворные поучения! Да и дважды упоминающееся расхожее восклицание "Бог с тобою!" весьма многозначно и может быть расценено и как "живи как хочешь", и как "мне нет до тебя дела". И "упрямый мальчик" очень уж снисходительно звучит. И строки про "придуманную любовь" что-то не сильно впечатляют. Получилось нечто не очень любезное. А две последние строки вообще смотрятся самостоятельными:
тогда лишь светит солнце декораций,
когда живой огонь горит внутри.
К тому же эти строки мало согласуются с остальными строками стихотворения.
Мне думается, всё-таки, что писательница неудачно подобрала слова, поэтому стихотворение получилось не такое, какое задумывалось. Хотя первая строчка была многообещающей:
Моих стихов торжественный недуг
Если бы и остальные строки оказались выдержаны на этом уровне, то получилось бы наверняка запоминающееся, сильное стихотворение. Как, например, вот это:
Да, ты мой сон. Ты выдумка моя.
Зачем же ты приходишь ежечасно,
глядишь в глаза и мучаешь меня,
как будто я над выдумкой не властна?
Я позабыла все твои слова,
твои черты и годы ожиданья.
Забыла всё. И всё-таки жива
та теплота, которой нет названья.
Она как зноя ровная струя,
живёт во мне и как мне быть иною?
Ведь если ты и выдумка моя –
моя любовь не выдумана мною.
(Вероника Тушнова)
Смысловые неточности для некоторых авторов настолько характерны, что могут восприниматься как неотъемлемое свойство их стилевого своеобразия. Таковы стихотворения Татьяны Бек, Бахыта Кенжеева, Александра Кушнера. Метко указал на это Валерий Самуилович Черешня: "Кушнер напоминает охотника из пьесы Шварца, который всё время готовится к охоте, чистит оружие, рассказывает об убитых медведях. Короче, петляет вокруг да около, делая вид, что попасть в десятку ему ничего не стоит. Просто пока есть другие дела. Такой приём безошибочно действует на простодушного ученика из той же пьесы, полюбился он и читающей публике. Дело в том, что большие поэты, прежде всего – Пастернак, создали обманчивое ощущение, что попасть в десятку легко, не стоит никаких усилий и тем несколько обесценили в глазах читателя счастье единственного уместного слова, чувственной и смысловой точности, а потому петляние вокруг цели, нащупывание, приближение к ней стало особенно сладострастным, самоценным приёмом. И Кушнер, своим осмотрительным стоицизмом, эзоповым языком итээровской[125] фронды ответил этим ожиданиям публики. Это какая-то бесконечная прелюдия к неслучившейся любви."[126]
Примеры подобрать совсем не трудно:
В. Ш.
Я расскажу тебе впотьмах,
Вполголоса, скороговоркой
Про город на семи ветрах,
Стоящий кротко за "Вечёркой", –
Где я росла; где даже бред
Бульварной изморози ржавой
И тот был понят и воспет
Магнитофонным Окуджавой;
Где мы росли под гул вестей;
Где воздух был жесток и молод
В шестидесятых. Не старей!
Я расскажу тебе про город,
Где ежедневно бил пожар
Зари в окошко угловое;
Где ёлочный лиловый шар
Мне был как зеркальце кривое
И сокровенное. Я так
Сумею рассказать об этом,
О давешнем
-- за шагом шаг, –
Что светом озарится мрак
Усталости, тщета бумаг
Служебных, тряпка с табуретом...
– Живи, живи под этим светом!
(Татьяна Бек)
Что? Уже конец? Дважды автор заявляет "Я расскажу", однажды "Сумею рассказать об этом". И где же рассказ? И для чего вставлено восклицание "Не старей!"?
...эта личность по имени "он",
что застряла во времени оном,
и скрипит от начала времён,
и трещит заводным патефоном,
эта личность по имени "ты"
в кипяток опускает пельмени.
Пики, червы, ночные кресты,
россыпь мусорных местоимений –
это личность по имени "я"
в тёплых, вязких пластах бытия
с чемоданом стоит у вокзала
и лепечет, что времени мало,
нет билета – а поезд вот-вот
тронется, и уйдет, и уйдет...
(Бахыт Кенжеев)
Кто душу назвал пауком? Гераклит.
А тело сравнил с паутиной.
За что на неё он так страшно сердит?
И врач-психиатр его мысль подтвердит
Своей саркастической миной.
Я не поленился и в книге нашёл
Скульптурный портрет Гераклита.
Итак, бородат, волосат, полугол,
И взгляд неприятен, пожалуй, тяжёл,
И в каменных складках хламида.
А как же душа и скептический взгляд
На эту субстанцию? Явимся в сад
Загробный, поверив в спасенье:
Висит паутина, и нити блестят.
Снуёт паучок – загляденье!
(Александр Кушнер)
В годы моей молодости, когда рубли и копейки что-то значили, а подростки увлекались футболом, про такие явления говорили "разбег на рубль, а удар на копейку". Если это и поэзия, то сильно разбавленная.
Если мой собеседник хочет мне что-то сообщить, но ему кажется, что я не совсем подготовлен к восприятию его многозначного и сложного сообщения, то он сначала пытается меня подготовить и начинает свой рассказ издалека, как тот паучок, плетя паутину от краёв к середине. Здесь же процесс противоположный – повествование разворачивается и разворачивается, всё более растопыривается и внезапно обрывается. Автор как бы разводит руками: "Извините, но это – всё…" После прочтения массивов таких стихотворений складывается представление, что у их авторов "сбит прицел". Из-за этого и впечатление стихи производят какое-то блёклое, смазанное, нечёткое. Они зачем-то что-то обещают (Типа: "А у меня в сумке что-то есть. Только я вам не покажу. Ну, ладно, покажу – только никому не рассказывайте. Обещаете?"), и регулярно не выполняют обещанного (Сумка торжественно открывается: "Ой, оно куда-то делось!"). Банкроты. И стихи у них "банкротские".
Есть ещё другой вид неточностей: географических, этнографических, биологических и пр. под. Тут обнаруживается несоответствие фактам того, что излагается в стихах. Во всех этих случаях стихотворцев подводит эрудиция. Вот ряд примеров:
Гиппопотам с огромным брюхом
Живёт в Яванских тростниках,
Где в каждой яме стонут глухо
Чудовища, как в страшных снах.
Свистит боа, скользя над кручей,
Тигр угрожающе рычит,
И буйвол фыркает могучий,
А он пасётся или спит.
Гиппопотамы на Яве не водятся – это обитатели Африки. Боа – змея из подсемейства удавов – обитает в Америке и не обитает на Яве. А буйволы и тигры там обитают. Конечно, остаётся ещё вероятность того, что автор лукавит, подтрунивает над простодушными читателями, сочетая в своих произведениях несочетаемое. Поэтому читателю надо быть осторожным в оценках. Чтоб самому впросак не попасть.
Ещё пример:
Удар, удар, еще удар,
Опять удар и вот,
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот.
Это начало стихотворения про боксёрский поединок. Всё бы ничего, но в шестой строфе появляются такие слова:
Но он пролез, он сибиряк,
Настырные они.
И я сказал ему :
"Чудак, устал, ведь, отдохни".
Однако, Краснодар располагается не в Сибири. Так что если Борис Буткеев "сибиряк", то он никак не может быть из Краснодара. Вероятнее всего автор текста перепутал Краснодар и Красноярск. Последний действительно находится в Сибири.
В следующем фрагменте упоминается "кречет" – это самый крупный из соколов:
Как когда-то за лисой гонялся быстрый кречет,
Так и ныне он свою добычу сторожит...
Самки кречета крупней самцов (как и вообще у дневных хищных птиц) и весят в среднем от одного до полутора килограммов. Охотятся преимущественно на сопоставимых с ними по размерам птиц, сбивая их на лету. Реже нападают на птиц и грызунов на земле. Лисы значительно крупней кречетов по размеру и кречеты за ними не гоняются.
Да и следующие строчки сочинил явно не орнитолог:
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетёрок глухари.
Резонно предположить, что глухари глухаркам больше обрадуются, чем тетёркам.
Широко распространено выражение "растекаться мыслью по древу", которое означает всяческую словесную тягомотину. Это перевод текста из "Слова о полку Игореве", где эта фраза записана так: "Растекашеся мысию по древу". Так вот, мысь – это белка[127]. Но существует множество якобы оригинальных текстов "Слова", в которых уже внесены современные поправки:
"Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы"[128].
Тут "мысь" уже подменили "мыслию". Но вчитайтесь даже в эти строки, ведь в них есть явные параллели: волк – по земле бегает, орёл – в небе летает, белка – по деревьям скачет. И как в эти параллели можно вставить "мысль"? Понимать цитированный абзац, на мой взгляд, можно так, что автор считает Бояна таким же умельцем в своём деле, как белку – в древесной стихии, волка – в земной, а орла – в воздушной.
Правильно так: "Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мысию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы".[129]
Про узду и удила. Вследствие того, что ныне почти повсеместно гужевой транспорт вытеснен автотранспортом, мало кто разбирается в конской сбруе. И поэтому часто путают узду и удила. Узда – это часть упряжи, состоящая из ремней, надеваемых на голову коня и удил, которые состоят из двух металлических частей, подвижно скрепленных между собой. К удилам прикрепляется повод (поводья) – ремень с помощью которого управляют конём. Вот примеры:
Вы пролетали тройкой свадебной
Кому-то счастье подарив.
Хрипели вы с невестой краденной,
Узду до боли закусив.
и
Раз отмерю да семь раз потом отрежу,
Закушу узду и разорву подпругу.
Где-то там вдали живёт моя надежда,
Где-то там бежит по заливному лугу.
У коней зубы расположены не по всей длине челюстей. Между резцами и коренными зубами есть промежуток, называемый диастемой, на котором зубов не бывает. И вот в этот-то промежуток и попадают удила. Коню больно когда всадник тянет поводья и, тем самым вдавливает удила в дёсна диастемы. Но если коню удаётся закусить удила, т.е. зажать их между коренными зубами верхних и нижних челюстей, то ему уже не бывает больно от дёрганья поводьев. И конь вполне может выйти из повиновенья. Так что закусывают они не узду, а удила.
А это – начинающая и завершающая строфы стихотворения Константина Дмитриевича Бальмонта "Я мечтою ловил уходящие тени", состоящего из пяти четверостиший:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И всё выше я шёл, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Так, без всей промежуточной музыки словес, легче заметить под чем же дрожали ступени. Оказывается – под ногой. То ли и впрямь лиргерой тут одноногий, то ли автор что-то недоглядел.
А тут неувязка с воинскими званиями и их погонными приметами:
Младший лейтенант стоит в сторонке,
Бирюзовый взгляд как у ребёнка,
Что-то не танцует, что-то не танцует он.
Младший лейтенант с улыбкой странной
Запросто мог стать звездой экрана
Только две звезды упали на его погон.
У младшего лейтенанта на погоне только одна звезда, а две – это уже у лейтенанта.
Есть такая песня:
Много красной у нас материи.
Всем рубахи пошьём вам, братва.
Эх, корона Российской империи.
Екатерина, ты была не права.
Не валяй дурака, Америка.
Не обидим, кому говорят.
Отдавай-ка землицу Алясочку.
Отдавай-ка родимую взад.
Текст тут довольно-таки неряшливый. Но не об этом речь, а об Аляске и Америке. Почему-то в народе бытует мнение, что российская императрица Екатерина II продала американцам Аляску. Хотя в годы её правления освоение Аляски русскими только начиналось. А продана она была за 7,2 млн. долл. в 1867 г. при Александре II.
Стойкость этого поверья наводит на кое-какие выводы. В этом мне видится нечто крестьянско-пролетарское. Люди такой породы не имеют обыкновения в минуты сомнений справляться со словарями и справочниками. Их главный источник информации – анекдоты. Чуть менее главный источник информации – это рассказы друзей, соседей, сослуживцев. Далее следует телевидение и радио. Ещё далее – периодические печатные издания предназначенные для семейного (домашнего) чтения. А те, кто во время разговора вдруг достают откуда-то энциклопедический словарь и в нём вычитывают что надо, для таких крестьянско-пролетарских собеседников кажутся кривляками и задаваками. Среди сельской интеллигенции мне довелось как-то услышать такой диалектизм – "простодырый". Этим словом как раз и обозначаются представители этой рабоче-крестьянской породы.
Ну вот сочиняет такой простодырый автор песню и при этом опирается на своё смутное знание истории своей страны. И не опасается облажаться. Кроме того он опирается на столь же смутное своё знание родного языка. И пишет как говорит. А говорит он криво. А пишет и подавно враскоряку. Он ни в чём не сомневается. И для изложения своих простых мыслей и чувств ему много слов не надо. А на "Ыстраду хочица". И поёт он для таких же простодырых как он сам. И получает сочувственный отклик – Во! Дескать, и наш до сцены дорвался. И поёт-то всё больше про наше – родное – простодырое. Как такому не посочувствовать? Как такого не полюбить? И простодырая публика такого простодырого артиста любит. Ведь, как гласит пословица, "свой своему поневоле друг".
И если ему скажут, что страус вместо того, чтоб убежать от опасности или драться с врагами, прячет голову в песок, он поверит. И другим людям пример про страуса с головой в песке приводить станет. И не озаботится мыслью: что ж это страусы до сих пор существуют – при таком-то странном способе самозащиты! И не поинтересуется где эти страусы живут – уже не на пляже ли песчаном, чтоб было куда головой тыкать?
Примет он и небылицу про то, что слоны панически боятся мышей. Поскольку подтверждение этому он неоднократно видел в жуть как авторитетных диснеевских мультиках.
И если такому скажут, что в Библии написано про то, что в России устроит перестройку "Мишка меченный", он не станет уточнять в каком стихе Библии это предсказано, а многозначительно кивнёт в ответ, мол, "знамо дело, это ж Библия, это ж не халам-балам". Сами себя они называют "трудягами", да "работягами", хотя и трудятся кое-как, и работают как попало. И стихи у них получаются соответствующие – "простодырые". И радуются они этому несказанно. Ох, не мешало бы им дыры в своих образованиях подлатать.
В стихах выходцев из этой среды располагаются в больших количествах и неточности третьего вида, а именно, стилистические. Вот пример:
Как красив холодный мрамор,
Видно ты ему сродни.
И изгибы древних амфор
В твоих линиях видны.
И изящество и жёсткость
В тебе странно сведены.
Ты божественна. Безбожность –
Это хлад твоей души.
В хореических стихах очень заметно отсутствие ударений на первом слоге. Поэтому строки
В твоих линиях видны
В тебе странно сведены
неизбежно читаешь с ударением на первом слоге: "в твоих", "в тебе". Упоминание про мрамор и амфоры навевают какие-то древнегреческие ассоциации. Но с ними рядом оказывается этот архаический славянский "хлад", который принадлежит совсем другому стилистическому пласту. Помимо этой стилистической неточности есть и логическая неточность:
Ты божественна. Безбожность –
Это хлад твоей души.
Ведь нелепица же получается! Если та личность, которой адресованы эти упрёки и впрямь "божественна", то как же она при этом ещё и "безбожна"?
В следующем – более складном – тексте неуместны уже составные рифмы, поскольку сильно к себе внимание читателей стягивают. Тут ведь что-то такое трагическое излагается. А раз так, то и рифмы не должны быть столь выпирающими, ибо не они тут главные. Но тут ещё торчит и сниженная лексика – "раскоряченных". И неудачный эпитет для "зла". Можно говорить об "огромности" "зла". Но никак не о его "величии". Слово "величие" предполагает незыблемую нравственную основу в том, с чем оно сочетается: "величие подвига", "величие замысла", "величие цели". Но тут и мысль выражена неточно, расплывчато:
Я пойду, слыша плач иных
Инквизиторских стран,
Мимо тел раскоряченных,
Мимо дыб и сутан.
Долго будет звенеть ещё
Тех помостов пила...
Я пойду, цепенеющий
От величия зла.
"Плач иных" поставлен только ради рифмы, да и "инквизиторские страны" – тоже. Ну что это такое! – "Плач иных инквизиторских стран"? Это что ли собрались иные инквизиторские страны и плачут?
А тут стилизация "под казаков".
Ох, девчата-девицы,
Ну, куда ж вы денетесь!
До станицы только б дойти,
Развернёт гармонь в три ряда,
Коль полюбишь – то не беда,
Кончится война, и тогда
Доиграется мотив.
Но в "казачьей" лексике нет такого слова – "мотив". Инородное оно.
Идём дальше. Это стихи "про любовь" – 3-я, 4-я и 5-я строфы из 7-ми. Тут сохранена авторская пунктуация:
Думал, эти встречи ненадолго,
Думал, вольный ветер – кораблю.
"Дурачок", - шумели липы звонко.
"Господи, за что её люблю?" (Это липы, что ли, так сетуют?)
Бегал как собака, всё напрасно.
Унижаться больше нету сил.
Говорила медленно и властно.
Я бледнел и тихо отходил.
Ревность-стерва застилала очи,
Ты с другим болтаешь, жар во мне.
Тёмной ночью тошно, нету мочи,
Грезились веденья на стене. (тут вероятней всего надо понимать "виденья")
Нейтральная лексика соседствует с лексикой сниженной, которая слишком выделяется, снижая и весь пафос "любовных страданий". Что значит "бегал как собака"? На четвереньках, что ли? И как совместить в одном четверостишии "ревность-стерву", "Ты с другим болтаешь" и "Грезились веденья"? Похоже на то, что автор не догадывается и о многозначности слова "отходил".
Я бледнел и тихо отходил.
Ведь "отходить" означает не только "удаляться", но и "умирать".
В следующем коротеньком тексте – чехарда стихотворных размеров.
Дружбы свет благой _-_-_
Здесь течёт рекой, _-_-_
Души людей он напоит, _--_---_ (если придерживаться хорея, то получится "Души людей он напоит")
Как ключ золотой, -_--_
Двери счастья нам _-_-_--_
отворит.
Текст катастрофически косноязычный, будто сочинён нарочно для удобства заик, но для нашего случая достаточно привлечения внимания к слову "благой". Это церковно-славянское слово означает "добродетельный". На фоне столь раздрызганных фраз он смотрится комично. Кроме того, у этого слова есть и другой смысл – вспомните хотя бы фразеологизм "орать благим матом".
Всё это я клоню к тому, что сочинителям стихов не мешало бы научиться улавливать стилистические оттенки смыслов слов.
Однако и эту стилистическую мешанину можно провозгласить самоценным выразительным приёмом. И назвать его "Полистилистика — намеренное сочетание в одном произведении несовместимых (или, по крайней мере, резко различных, разнородных) стилистических элементов. Основные формы полистилистики — цитата... псевдоцитата... аллюзия... К полистилистике не относятся такие явления, как чужая тема в вариациях... невыдержанность стиля» ("Музыкальный энциклопедический словарь")."[130] Впрочем это же явление можно назвать и менее торжественно – эклектика.
Знаем мы эти глубокие древности
Драки от скуки Убийства из ревности
Комплекс отважности Сифилис
нежности
Недооценка прямой безнадежности
Знаем как ТЫкаться ВЫкаться
Мыкаться
в цифрах мутации в швах эманации
Но перспектива астральной стагнации
не убивает желания выспаться
Вот вам и логика Вот вам и выгод-ца
Знаем-то знаем а всё-таки хочется
встать на котурны по имени-отчеству
влезть на кентавра на турбокадавра
тиль кара пун цаца ундра нахавра
бар-бара- БЕЕ
И опухнуть от творчества
(Нина Искренко)
И чё? Где ж тут поэзия? Соратник Нины Юрьевны Искренко по молодёжным тусовкам 80-ых годов прошлого века – Евгений Абрамович Бунимович констатирует в своих воспоминаниях: "В нашем интеллектуальном постмодерне оценок не дают и чувств не проявляют. Дурной тон. Нина тоже старалась оценок не давать, но вот оставаться бесчувственной не могла. Её переполняло одно чувство – чувство любви. Нина безмерно любила эту жизнь – с её суматохой и неразберихой, любила свой дом, семью, любила друзей со всеми их стихами, жёнами, детьми, заморочками и прибамбасами, любила Россию, любила нелепых, нескладных, косноязычных героев и героинь своих стихов"[131].
Догадываюсь, почему "оценок не дают и чувств не проявляют". Потому что критериев нету. И "критики-постмодернисты <> высокомерно видят в окружающей их литературной действительности один тупой первозданный хаос — что позволяет им бодро выхватывать из этого хаоса произвольные куски аморфной плоти и — по принципу д-ра Франкенштейна — конструировать из них нечто отвечающее своим потребностям. Чтобы тут же, не отходя от кассы, это сконструированное с хрустом потребить и описать (замкнутый на себя внутренний цикл, по принципу: “Я тебя слепила из того, что было, а потом что было — то и полюбила”). Критики-традиционалисты не участвуют в мертворожденных ПРОЕКТАХ и франкенштейновых забавах, а оперируют реальными данностями, выполняя главную (скучную, неизбежную, исторически сложившуюся) профессиональную задачу — быть посредниками между читателем и произведением."[132]
Ведь если бы эти ребята попытались дать-таки оценки, то вместо напыщенных эпитетов пришлось бы вводить мерки и устанавливать планки. А это – конец. Все пустышки предстали бы пустышками. Даже если бы им пришлось трижды "опухнуть от творчества". Но это ещё не всё. Е. Бунимович, так сочувственно высказавшийся о Н. Искренко в прозе, написал стихи, посвящённые ей: