Глаза с надеждою глядят На утренний рассвет. И этот вечности обряд Поддерживает всех.
3
Закон дуализма в природе
Вторичен в познанье его,
Рожденье всегда будет в моде,
А смерть — продолженье всего.
4
Так ли уж бесспорно
Житие богов?
На вершинах горных
Властвует покров.
Тут выделены всякие несообразности и корявости. Такое складывается впечатление, что авторы этих строк то ли иноземцы, то ли иностранцы, которые пытаются сочинять стихи на неродном для них языке. Или это переводы с каких-то иных языков на русский. Ну, и наконец, остаётся предположить, что это русскоязычные люди сочиняют, которые мысли ясно выражать по-русски не умеют.
В первом примере два существительных в переносном значении стоят в одном ряду с вполне прямой конкретной "пургой". Во втором примере не согласованы предложения. И кроме того, нешто "рассветы" какие-то ещё кроме "утренних" бывают? Третий пример содержит... даже, точнее сказать, как раз не содержит сколько-нибудь заметного смысла. Это какие-то бессвязные выкрики. Главное, чтоб рифмы были. И в четвёртом примере смысла не намного больше, зато рифмы, опять же, имеются в наличии.
На третье и четвёртое четверостишия я написал пародии:
Сказать что-то умное вроде,
А, в общем, сказать ничего –
Похоже, всегда будет в моде –
И это страшнее всего.
Так ли это нужно –
Выдоить быка?
Он мычит натужно,
А в глазах тоска.
Писать пародии на такие стихи очень трудно, потому что они и так уже смешно сделаны. А тут нужно извернуться и в якобы корявые строки смысл вложить.
Однако, продолжим. Особое умиление вызвало у меня следующее сочинение в самодельной книжице (сохранена авторская разбивка на строки и даже "к" в седьмой строке после "приведёт") :
Наш город Ташкент становится
большим произведением искусства…
В нём парк Диснейленд, множество
мест для ума и для чувства.
А дружбы людской свет
создал города новый портрет,
Вновь приведёт к нас к миру, богатству,
процветанию и братству.
Наполним его Добротой,
Правдой, Чистотой.
В нём пассажиром праздным не стой!
Полагаю, это произведение можно принять за эталон косноязычия и с его помощью проводить проверки стихотворцев на профпригодность. Если человеку его впервые прочитавшему оно понравится, в особенности "множество мест для ума и для чувства", то с большой долей вероятности можно предположить, что его "ум" и "чувства" уже оставлены в каком-то из упомянутых мест.
В идеале должно быть примерно так: "Квалифицированный пишущий, руководствуясь известными ему стилистическими ограничениями, замечает, что то или иное сконструированное им предложение (его сегмент) "укладывается" в соответствующую, предусмотренную стилистическим правилом-запретом типичную ситуацию, и, произведя такое отождествление (вольно или невольно), осознаёт, что так, как сделано, писать нельзя. Поэтому пишущий отказывается от сконструированного варианта и, удерживая положительное, старается избавиться от недостатка, о наличии которого сигнализирует стилистическое правило-запрет. Мысль пишущего, отталкиваясь от забракованного варианта, получает нужное направление поисков и в конце концов приводит к конструированию нового варианта, удовлетворяющего всем заранее поставленным требованиям (ограничениям), не нарушающего правил стилистики".[100]
Хорошо бы, конечно, но для великого большинства начинающих стихотворцев такая саморефлексия явно не по силам.
Основываясь на приведённых примерах, мы уже можем выделить два важных признака. Итак, первый признак: грамотность. Можно построить примерную шкалу: полная безграмотность, частичная грамотность, просто грамотность, полная грамотность, выдающаяся грамотность. Читатели, как и писатели, бывают в разной степени грамотными. Это подсказывает обыденный жизненный опыт, поэтому никаких цифр с процентами приводить не буду.
Грамотные писатели, иногда, с каким-либо умыслом (для большей выразительности образов, хотя бы) пишут как бы безграмотно. И грамотные читатели эти их шалости улавливают. Это позволяет им испытывать соответствующее эстетическое удовольствие, которое неведомо читателям безграмотным. Для безграмотных же читателей различий между грамотно написанным произведением и безграмотно написанным – нету. Если грамотные писатели могут писать при желании и так, и эдак, то безграмотным писателям остаётся только одно – писать безграмотно. Если они за собой такое свойство знают и нанимают кого-нибудь для правки их безграмотных творений, то в итоге получается пресный вполне грамотный текст, который только с большой натяжкой можно назвать художественным. Чтобы писать играючи, живо, свежо, озорно, надо обладать не просто грамотностью, а неким трудно описуемым "чувством языка". Это чувство подсказывает уместность и даже необходимость нарушения грамматических правил. И читатели, обладающие чувством языка, читая произведения авторов, обладающих тем же чувством, испытывают вполне определённое эстетическое переживание, неведомое тем, кто таким чувством обделён. Чувство языка я бы поставил на положительный край шкалы – это та самая выдающаяся грамотность, некий доступ к правилам нарушения правил. Да, надо быть талантливым читателем, чтобы такие, тщательно продуманные и выверенные, небрежности в тексте уловить. Для остальных же не шибко сведущих читателей – всё едино.
Писатели, чувством языка не обладающие, могут вполне искренне полагать, что пишут ничуть не хуже остальных писателей. Иногда они могут быть даже очень высокого мнения о своих произведениях, полагая, опять же, искренне, что очень даже разбираются в сути дела. Иногда они удивляются высоким оценкам каких-либо произведений, которые на их взгляд написаны с теми же ошибками, что свойственны им самим (чем же они лучше меня?). Увы, сим господам и госпожам, приходится часто недоумевать. Если же они берутся за труд критика, то запросто ставят на одну доску произведения откровенно безграмотные и произведения изощрённо грамотные. А всё потому, что различия находятся за пределами разрешающей способности их критической лупы.
"Чувство языка" – вот тот хребет, что разделяет писателей грамотных и неграмотных.
Граждан безграмотных можно сравнить с дальтониками. Как те не различают красного и зелёного цветов, так эти не различают грамотных и безграмотных текстов. Но это же всё до очевидности вопиющая элементарщина! Неужели эти азбучные истины необходимо ещё как-то доказывать?!
Оказывается – надо. И я догадываюсь – почему. А это потому, что дальтонику совершенно не понятно где красное, а где – зелёное. Различение красного и зелёного цветов кажется элементарным только для людей с нормальным зрением. С "литературными дальтониками" – та же проблема. Их собственная безграмотность для них НЕОЧЕВИДНА! А если они её и признают, то только под напором грамотных сограждан. Признать-то они её могут, но это совсем не означает, что они понимают о чём же идёт речь и чего от них хотят.
Теперь о втором признаке. Очень кратко можно дать такие определения:
ЧУВСТВО ЮМОРА – это способность различать смешное и не смешное.
ОСТРОУМИЕ – способность создавать смешное.
В чём-то эти способности близки, обе имеют отношение к смеху. Чувство юмора – это, как бы, пассивная сторона смеховой стихии, а остроумие – её активная сторона.
Бывают люди в разной степени наделённые этими способностями. Люди остроумные часто многие дела делают как бы всерьёз (прикидываются простаками, например), а люди, лишённые этой способности, что называется, всё принимают за чистую монету.
Любому литератору необходимо чувство юмора, чтобы не сочинять снотворных опусов. А редактору? Как же он отличит ироническую прозу от юмористической, не обладаючи сей способностью? А читатель? А критик? И как же обозначить другой полюс? С одной стороны – остроумие…, с другой – тупоумие, что ли? Полная неспособность находить в обстоятельствах жизни что-либо смешное. В обиходе слово "тупоумие" считается довольно обидным и обозначает нечто другое, но для данного случая, я полагаю, сойдёт. Просто будем помнить что мы в данном конкретном случае договорились под этим словом подразумевать. В качестве примера остроумия приведу ряд коротеньких стихотворений Гавриила Державина (Прошу обратить внимание на ударения в глаголах! В 18 веке "ё" частенько заменяли на "е". Рифма "погребен – тлен") :
На птичку Поймали птичку голосисту И ну сжимать её рукой. Пищит бедняжка вместо свисту, А ей твердят: "Пой, птичка, пой!" | НА СМЕРТЬ СОБАЧКИ МИЛУШКИ, которая при получении известия о смерти Людовика XVI упала с колен хозяйки и убилась до смерти Увы! Сей день с колен Милушка И с трона Людвиг пал. – Смотри, О, смертный! Не всё ль судеб игрушка – Собачка и цари? |
Правило жить Утешь поклоном горделивца, Уйми пощёчиной сварливца, Засаль подмазкой скрып ворот, Заткни собаке хлебом рот, – Я бьюся об заклад, Что все четыре замолчат. | На гроб вельможи и героя В сём мавзолее погребен Пример сияния людского, Пример ничтожества мирского: Герой — и тлен. |
Особенно мне симпатично "На смерть собачки Милушки", в котором название стихотворения сопоставимо по размерам с самим стихотворением. Хотя здоровенная пауза после "О, смертный!" сильно портит впечатление.
"В основе всякого искусства лежит ремесло, и только тот, кому не стать мастером, не хочет этого признать и не хочет ремеслу учиться"[101]. Тем не менее, для некоторой части начинающих авторов их собственное невежество и прочие целинные свойства, даже представляется немалым достоинством, так как позволяют не подпасть под чьё-либо нежелательное влияние. тем самым они сохраняют свою самобытность. "Встречаются писатели, которые книг остерегаются. Это те, кто является врагом книги или же слишком сильно её любит. Сколько есть посредственных писателей, пишущих так называемые увлекательные романы или театральные пьесы, о которых принято говорить, что они "хорошо сделаны", лишённые всякой интеллектуальной культуры. Они похваляются тем, что будто бы их единственная книга — это сама жизнь, хотя чаще всего она проходит в кафе, кабаке или игорном клубе. Эти писатели убеждены, будто бы книги лишают их воображение полета и свежести, иначе они не смогли бы объяснить, почему книги для них так скучны"[102].
Наиболее самонадеянные, написав пару сотен рифмованных строк, даже берутся создавать теории. При этом продолжают совершенно непринуждённо гроздьями рассыпать орфографические ошибки в своих стихах и трактатах. Приведу пример одной такой самохарактеристики, опубликованной в Интернете:
"Творческая биография.
Писать начал очень рано в 7 лет. К 20 годам около 10 публикаций в разных журналах, в основном поэзия. Сразу же стал развиваться как теоретик стихосложения в 14 лет начал менять ритм в известных и описанных структурах, затем в 15 вышел самостоятельно на белый стих , далее в 17 на акцентный, а в 18 открыл скользящий ритм . К 20 годам у меня было уже свыше 30 собственных разработок в теории стихосложения (проверенных мною).
Литературный стиль символизм. Проштудировал таких поэтов, как В. Хлебников, О. Мандельштам, А. Белый, вообще всех, до кого смог дотянутся. В настоящее время написал более 20 статей по теории стихосложения и истории литературы (шесть в настоящее время опубликованы в интернете). Всегда был противником консерватизма в литературе (мой принцип: чем сложнее, тем лучше и интересней ).
Год назад (ноябрь 2001-го), вернулся в литературу, и написал цикл Песни нашего времени , после чего ещё два цикла: Первая тетрадь и Блуждания , чем воскресил в нашей стране, символизм в его классической трактовке.
О себе: Считаю самым главным в литературе непрерывный творческий поиск. Не люблю переписывать , не стремлюсь подражать . Найти новое, – значит найти себя. Это и составляет цель моего творчества. Люблю хорошую поэзию, ту, что запоминается и оставляет чувство красивого при прочтении . Символизм исповедую буквально как религию . Люблю дискутировать с классиками, в частности писать тексты в стеле опровержения, или дополнения к текстам великих. Пишу всегда очень быстро, всегда на идеально чистую голову, в абсолютной тишине. Ни разу в жизни, не употреблял ни каких стимуляторов, кроме чая или кофе. Вообще не считаю, что наркотики могут как-то расширить сознание , можно хорошо улететь и без всяких наркотиков, так что, даже любопытства ни разу не возникло. Вернулся в литературу, как сам считаю всерьёз и надолго . Главной своей целью, в литературе считаю разбудить сонное царство и победить чернуху".
Конец цитаты. Не правда ли, прямо-таки колосс предстаёт перед мысленным взором, во время чтения сей биографии. Пожалуй, корифею русской словесности позволительно писать вместо "в стиле" – "в стеле", вместо "никаких" – "ни каких", забывать поставить то запятую, то тире, то точку, то двоеточие в своих непревзойдённых шедеврах. Особенно восхищает определение хорошей поэзии: "Люблю хорошую поэзию, ту, что запоминается и оставляет чувство красивого при прочтении".
Вот пара стихотворений этого автора. Из цикла "Блуждания":
Похороны листа бумаги.
Я убил лист бумаги!
Я написал плохое стихотворение…
Долго пыжился, мысли тратил…
Потом всё порвал, без напряженья.
Бедный лист бумаги, как мне жалко тебя,
Я плачу самыми горькими слезами…
Лучше бы я отрезал руку себе,
Чем замучил тебя тухлыми словами!