Теоретическая неосведомлённость и косноязычие
Краткость ходит в сёстрах при таланте,
Но его не в силах заменить.
(Яков Хелемский)
Громадное большинство начинающих стихотворцев не имеет сколько-нибудь ясного представления о теории стихосложения. Начинают люди сочинять стихи совсем не потому, что изучили теорию и захотели воплотить её законы в своей деятельности. Теория их как раз меньше всего интересует. И всякие дактили, оксюмороны, размеры, метры, гиперболы и перифразы их шокируют. Для того же громадного большинства начинающих стихотворцев самоочевидным кажется закон природы, в соответствии с которым, стихи рождаются как дети – естественным путём. А применение всевозможных технических приёмов в творческом процессе представляется им едва ли не кощунством. Но не только теории стихосложения так не повезло. Знание языка, на котором намеревается творить свои эпохальные экспромты очередной потрясатель умов и зажигатель сердец, тоже частенько бывает на довольно-таки посредственном уровне. Ему кажется совершенно необязательным умение отличать наречие от причастия для того, чтобы в очередной раз зарифмовать "пламя страсти – это я, здрасти". Вот и ширятся ряды изобретателей велосипедов и открывателей винных пробок методом разбивания бутылки об сковородку.
Попадаются иногда новаторские приёмы, которые можно причислить не столько к ошибкам, сколько к забавным причудам, типа такого:
Увидеть всё – во всём!
Узнать поверхность/недра!
Вот, для чего живём
И действуем – немедля!
На грани нормы установилось просторечие. Для изображения речи простого народа вполне уместной бывает и соответствующая лексика. В остальных же случаях применение просторечий бывает неоправданным.
Оттого в душе напевы
Разлилися половодьем.
Встречаются иногда каламбурные рифмы, которые применены сознательно, как тут:
Область рифм – моя стихия,
И легко пишу стихи я,
Без раздумья, без отсрочки,
Я бегу к строке от строчки,
Даже к финским скалам бурым
Обращаюсь с каламбуром.
(Д. Минаев)
Я тоже решил внести свой вклад в развитие этого жанра: