Послание сына, "от наготы гневнаго", к отцу
Присному моему пречестному отцу,
приведшему душу мою ко общему творцу,
государю моему,
паче же и благоприятелю моему,
спастися
и радоватися.
Бьёт челом сын твой богом даной,
а дурак давной.
Смилуйся, государь, для ипостаснаго троического божества
и для Христова от девы рождества
и для своея праведные души
глаголы моя внуши.
Где моя грубость —
покажи свою милость.
Пожалуй меня, беднаго
и от наготы гневнаго:
одень мою спинку,
вели дати свитку.
Воистинно, государь, хожу гол,
что бурой вол.
Свитченко у меня одно,
и то не бывало с плечь давно.
И я, государь, храню свой обет
и за то хощу быти одет.
Смилуйся, государь, прикажи въскоре
размыть моё горе
и угаси рыдание слезное,
да в царствии небеснем обрящеши пристанище полезное.
Ведая бо, государь, толикую твою мощ,
надеюся не отъити от тобя тощ.
Здрав буди,
толко меня не забуди.[50]
Оба стихотворения написаны в 17 веке. Но насколько понятнее, современнее кажется "Послание" в сравнении со "Змеем"! И как на этих примерах явственно предстаёт различие двух языков: книжного и разговорного! Зато, как показывают приведённые выше примеры, тоническая просодия очень даже успешно сочетается с русским языком. Хотя отголоски виршевой традиции можно усмотреть и в этом стихотворении второй половины 20 века:
По какой реке твой корабль плывёт --_-_ || --_-_ 10 слогов
до последних дней из последних сил? --_-_ || --_-_
Когда главный час мою жизнь прервёт, --_-_ || --_-_
вы же спросите: для чего я жил? --_-_ || --_-_ (немного нараспев – спросите)
Буду я стоять перед тем судом – --_-_ || --_-_
голова в огне, а душа в дыму... --_-_ || --_-_
Моя родина – мой последний дом, --_-_ || --_-_
все грехи твои на себя приму. --_-_ || --_-_
Средь стерни и роз, среди войн и слёз --_-_ || --_-_
все твои грехи на себе я нёс. --_-_ || --_-_
Может, жизнь моя и была смешна, --_-_ ||--_-_
но кому-нибудь и она нужна. --_-_ || --_-_
(Булат Окуджава, 1989)
Читателям может показаться странным, что в некоторых словах оказывается по два ударения: "вы же спросите", "Моя родина". Однако, это довольно-таки распространённое явление в речитативной (в той или иной степени произносимой нараспев) тонической равноударной поэзии (в данном случае все строки четырёхударны).
Мне представляется, что исторически стихи появились позже песни. Т.е. поначалу "текст" не был отделён от "музыки", а был с ним спаян в "песне". Вся обрядовая поэзия – это прежде всего песенная поэзия. Вероятнее всего обряды поначалу имели сугубо магическое значение, т.е. должны были как-то взаимодействовать с природой, как-то влиять на неё. Для усиления воздействия вполне могли оказаться пригодными дополнительные источники звуков – музыкальные инструменты. Тут текст не имеет самостоятельного значения. Поэтому обрядовую поэзию трудно читать – настолько коряво она сделана. Зато её вполне можно петь. Поскольку при пении звуки могут "тянуться", звучать либо кратко, либо долго, то и количество слогов в тексте песни не очень существенно для создания ощущения её благозвучия. Все эти скальды, трубадуры, миннезингеры, рапсоды, бахши, барды, ваганты, ашуги и акыны являются прежде всего певцами, а потом уже сказителями и, тем более, стихотворцами. Пожалуй, только возникновение письменности вынудило людей отделить текст от музыки. Тогда только речевая составляющая песни предстала как собственно текст. Произошло это не мгновенно и две эти ветви речевого творчества многократно то сливались, то разливались либо подавляя одна другую, либо взаимно обогащаясь. Главное различие: песни поются, стихи сказываются. Т.е. в песнях есть долгие и краткие слоги, а в стихах – ударные и безударные. Касательно именно русской поэзии можно сказать, что первые собственно стихи были прежде всего тоническими. Поскольку таковым предстаёт текст, только что отделённый, а то и отодранный от музыки. Силлабическая же поэзия – прежде всего поэзия книжная. Заимствованная, перенятая, привитая, иначе говоря – для русского языка не родная. И деление текста на стихи по признаку равносложия – деление сугубо умозрительное, не для слуха, а прежде всего для глаз.
Поскольку гласные при говорении уже не "тянутся" как в песне, в тоническом стихосложении значительно возрастает роль пауз.
Пошёл Балда || в ближний лесок, -_-_ || _--_ (выделены опорные ударения
Поймал двух зайков, || да в мешок. -_-_- ||--_ они произносятся слегка растянуто,
К морю опять он приходит, -_-_--_- как бы нараспев.)
У моря бесёнка находит. -_--_--_-
(А. Пушкин "Сказка о попе и о работнике его Балде")
в следующем примере мы снова встречаемся с двумя ударениями в одном слове, однако эта неправильность придаёт значительно больше веса простым, казалось бы, словам (значок | означает паузу, соответствующую продолжительности произнесения одного слога. там, где стоят два таких знака, продолжительность паузы соответствует времени произнесения двух слогов). Как утверждает Георгий Аркадьевич Шенгели, "обыкновенная пауза есть просто миг молчания, при котором выключается голосовой аппарат. Динамическая пауза, или лейма, есть миг напряжённого молчания. В некоторых языках (в арабском и персидском) такие беззвучные напряжения голосовой щели входят в общую звуковую систему, возникая в тех или иных словах в обычной речи (и играя, конечно, свою роль в стихе); там они носят название "хамза" и истолковываются как "нуль звука"[51].
Он же подсчитал, что обычная речевая пауза, соответствующая словоразделам, длится 0,036 сек., а напряжённая пауза, соответствующая пропуску слога в тоническом стихотворении, длится существенно дольше, а именно, около 0,185 сек. Пауза, соответствующая пропуску двух слогов, длится приблизительно 0,238 сек. Зная теперь эти подсчёты, можно себе представить, насколько возрастают требования к чтецам, декламирующим тонические стихотворения. Мне думается, это одна из существенных причин меньшей популярности таких стихов в народе, чем стихов напевных.
Попробуйте произнести это стихотворение с учётом вышесказанного:
Отъезд
Уезжающие — уезжают, --_--_ || --_-
провожающие — провожают, --_--_ || --_-
и одни, совсем одни --_ | -_-_
остаются потом они. --_- | -_ | -_
Только рявкнет гудок паровозный, --_--_--_-
реактивный взревёт самолёт — --_--_--_
одиночество холод грозный --_--_--_
превращает в снег и в лёд. --_- | -_ | -_
Превращает в мрак и в стужу, --_- | _- | _-
в феврали, январи, декабри. --_ | --_ | --_
Это всё случается тут же, --_ | -_--_-
на перроне — гляди, смотри. --_- || -_ | -_
И становится слово прочерком. --_--_- | _--
И становится тишью — звень. --_--_- || _
И становятся люди — почерком --_--_- || _--
в редких письмах
в табельный день. _-_- || _-- | _
(Борис Слуцкий)
В этом стихотворении чётко прослеживается трёхударность в каждой строке, кроме последней.
В силлабо-тонической просодии появляются стопы – условные единицы членения стихов. Стопы состоят из ударных и безударных слогов. Составом стопы определяется метр. в русской поэзии прижились пять метров: два, основанных на двухсложных стопах: это хорей (_-) и ямб (-_), три – на трёхсложных стопах: дактиль (_--), амфибрахий (-_-), анапест (--_). В зависимости от количества стоп в стихе, различают стихотворные размеры. Так, в только что приведённом стихотворении Бориса Слуцкого можно найти немало строк выдержанных в размере трёхстопного анапеста (--_--_--_). В тех местах, где обнаруживаются отклонения от анапеста, заключающиеся в пропусках слогов, возникают паузы. Так что, в каком-то смысле, тоническая просодия может рассматриваться как испорченная силлабо-тоническая. Хотя это и не совсем так. Обратите внимание на знаки препинания, расставленные самим автором. В стихотворении довольно много тире. Уже в первых же строках тире указывают на остановку произнесения, на паузы, которые разрывают вполне правильный анапест.
В рамках тонической просодии уживаются раёшный стих, фразовик, паузник, ударник. Эти названия зачастую обозначают не столько какое-то чётко установленное явление, сколько разные стороны и оттенки одного и того же. Мы уже заметили, что при опоре только на ударные слоги – в стихах возрастает роль пауз. Следовательно, ударников без пауз не бывает.
"К началу 17 в. в распоряжении русских стихотворцев был опыт трёх систем стихосложения: песенного стиха былин и народных песен, молитвословного стиха литургических песнопений и говорного стиха скоморошьих присказок, пословиц и поговорок".[52]
"Выделение стиха как особой системы художественной речи, противополагаемой "прозе", совершается в русской литературе в 17 - начале 18 в. Оно связано с той широкой перестройкой русской культуры, которая в литературе и искусстве происходила под знаком барокко. Барокко открыло в русской литературе стих как систему речи. Со своим характерным эстетическим экстремизмом оно уловило в русской литературной речи выразительную силу ритма и рифмы, выделило эти два фонических приёма из массы остальных, канонизировало их и сделало признаками отличия “стиха” от “прозы”.[53]
С 18 века активно стала распространятся силлабо-тоническая просодия, которая в 19 и 20 веках стала господствующей в русской поэзии. Поскольку в русском языке довольно много длинных многосложных слов, то в ямбах и хореях часто случаются пропуски ударений, обусловленных как раз этой многосложностью. Такая двусложная безударная стопа называется пиррихий (--). Иногда рядом оказываются два односложных слова, которые приходится произносить в той или иной степени с ударением. Такая двусложная ударная стопа получила название спондей (_ _). В трёхсложных размерах попадаются безударные стопы из трёх слогов – трибрахии (---), а также возникают случаи внеплановых ударений. Часто такие ударения не произносятся вообще, или произносятся ослабленно. Вот пример:
Ты всегда хороша несравненно, --_--_--_- (трёхстопный анапест с чередованием
Но когда я уныл и угрюм, --_--_--_ женских и мужских клаузул)
Оживляется так вдохновенно --_--_--_-
Твой весёлый, насмешливый ум; --_--_--_
Ты хохочешь так бойко и мило, --_--_--_-
Так врагов моих глупых бранишь, --_--_--_ ("моих" произносится без ударения)
То, понурив головку уныло, --_--_--_-
Так лукаво меня ты смешишь; --_--_--_
Так добра ты, скупая на ласки, --_--_--_-
Поцелуй твой так полон огня, --_--_--_ ("твой так" произносится без ударения)
И твои ненаглядные глазки --_--_--_-
Так голубят и гладят меня, – --_--_--_ ("так" – безударно)
Что с тобой настоящее горе --_--_--_- ("что" – безударно)
Я разумно и кротко сношу --_--_--_
И вперёд – в это тёмное море – --_--_--_- ("это" – безударно)
Без обычного страха гляжу... --_--_--_
(Николай Некрасов)
В связи с тем, что в русском языке нет строго закреплённого на каком-то определённом месте ударения, возможно большое разнообразие концов строк (клаузул): с ударением на последнем в строке слоге ("мужская" клаузула), с ударением на предпоследнем от конца слоге ("женская" клаузула), с ударением на третьем от конца слоге ("дактилическая" клаузула). Если клаузулы созвучны, похожи по звучанию, то они называются "рифмами". В только что приведённом стихотворении Н. Некрасова четверостишия содержат перекрёстно рифмующиеся строки. Причём нечётные имеют клаузулы женские, а чётные – мужские. Такое чередование мужских и женских клаузул (и, соответственно, рифм) в русской поэзии очень распространено. Нерифмованные дактилические клаузулы повсюду встречаются в былинах. Дактилические рифмы в русской поэзии впервые активно стал применять Николай Алексеевич Некрасов.
Синтаксис. В русском языке ещё не затвердел порядок слов в предложении, как, например, в немецком языке, не говоря уже о китайском. Поэтому русский язык, в принципе, допускает довольно-таки причудливые "синтаксические узоры". Возьмём для примера какое-нибудь вполне рядовое предложение. Попробуем различными способами расставить в нём слова. Не все сочетания слов окажутся удовлетворительными с точки зрения правил русского синтаксиса. Однако выбор весьма велик:
ПРАВИЛЬНО: Какой чудесный вид с горы открылся этой. с горы открылся этой какой чудесный вид. чудесный вид какой с горы открылся этой. С горы этой какой вид открылся чудесный. вид какой чудесный открылся с этой горы. чудесный с этой горы вид какой открылся. | НЕПРАВИЛЬНО: чудесный горы открылся с вид этой какой. чудесный с открылся горы какой вид этой. с какой чудесный этой вид горы открылся. вид с какой этой чудесный горы открылся. Открылся с чудесный какой этой вид горы. |
Но есть в русском языке и недостатки. Очень уж громоздки числительные. Например 831 – восемьсот тридцать один. А в родительном падеже что это будет?! Вот что: восьмисот тридцати одного. А в дательном? Вот дательный падеж: восьмистам тридцати одному. И многие ли дикторы на телевидении и радио правильно это произносят? А что говорить о простом народе?! Новый век начался. И как теперь говорят? Редко от кого услышишь: "в две тысячи первом году"… Ведь скажут: "в двух тысячи первом".
Морфология. В иных словах нагромождается куча префиксов, суффиксов, аффиксов и даже инфиксов и постфиксов! Хотя бы вот это из двадцати одной буквы "самораспаковывающееся". Раздробим его на составные части. Сам – о – рас – пак – овы – ва – ющ – ее – ся. "О" – соединительная гласная. Её присутствие в слове указывает на то, что это слово составное, в нём два корня. Из них: "Сам" – определительное местоимение, указывающее на предмет, выступающий источником собственной деятельности. "Пак" – корень имени существительного, который самостоятельно не употребляется. Зато его можно найти в словах, означающих тару, обёртку, некий покров: упаковка, паковать, распаковать, распаковывать, пакет. "Рас" – приставка, означающая разделение на части, расширение, направленность движения в разные стороны. Суффикс "овы" сопутствует глаголам несовершенного вида. Он указывает также на возможность многократности действия. В данном случае это глагол "распаковывать". "Ва" – основа неопределённой формы глагола. Суффикс "ющ" используется при образовании причастий от глаголов. Следовательно, рассматриваемое нами слово является причастием. "Ее" – падежное окончание, означающее, что данное слово относится к среднему роду. И, наконец, возвратная частица "ся". С её помощью глаголы обретают форму возвратного залога.
Все эти штуковины расположены на своих местах, все они нужны, но до чего же неуклюжим выглядит это слово! Такие вот длиннющие слова не влезают ни в какой стихотворный размер, да и произносить их довольно трудно. Как, например, тут:
Фантазия – болезнь причин и следствий,
Их раж, их беззаконный произвол.
И непоследовательность последствий. (Тут ещё и ударение падает на слог "ва" совсем некстати.)
Фантазия! Она начало зол!
(Давид Самойлов "Фантазия")
Аллитерации. Народное поэтическое творчество породило и такой жанр как скороговорки. В скороговорках собираются звуки, которые в тесном соседстве с трудом произносятся.
На дворе трава, на траве дрова.
Вполне можно выстроить звуки так, что они будут произноситься благозвучно. Как, например, в этом стихотворении (в каждом стихе созвучные звуки выделены буквами одинакового начертания):
Под вечер он видит, застывши в дверях:
два всадника скачут в окрестных полях,
как будто по кругу, сквозь рощу и гать,
и долго не могут друг друга догнать.
То бросив поводья, поникнув, устав,
то снова в седле возбуждённо привстав,
и быстро по светлому склону холма,
то в рощу опять, где сгущ ается тьма.
Два всадника скачут в вечерней грязи,
не только от дома, от сердца вблизи,
друг друга они окликают, зовут,
небесные рати за рощу плывут.
И так никогда им на свете вдвоём
сквозь рощу и гать, сквозь пустой водоём,
не ехать ввиду станционных постов,
как будто меж ними не сотня кустов!
Вечерние призраки! – где их следы,
не видеть двойного им всплеска воды,
их вновь возвращает к себе тишина,
он знает из окриков их имена.
По сельской дороге в холодной пыли,
под чёрными соснами, в комьях земли,
два всадника скачут над бледной рекой,
два всадника скачут: тоска и покой.
(Иосиф Бродский)
Можно смело заявить, что для звукописи с помощью согласных звуков в русской поэзии возможностей много. С гласными, как уже говорилось в предыдущей главе, дела обстоят хуже. Сюда же можно отнести и рифмы – как разновидность звукописи. Рифмы можно разделить на два больших класса. В 19 веке господствовала рифма заударная, в начале века 20-ого распространяется предударная рифма.
Вот пример рифм заударных, когда рифмующиеся звуки располагаются за последним ударением в строке: Я возвращуся к вам, поля моих отцов, Дубравы мирные, священный сердцу кров! Я возвращуся к вам, домашние иконы! Пускай другие чтут приличия законы; Пускай другие чтут ревнивый суд невежд; Свободный наконец от суетных надежд, От беспокойных снов, от ветреных желаний, Испив безвременно всю чашу испытаний, Не призрак счастия, но счастье нужно мне. (Е. Баратынский) На тихих берегах Москвы Церквей, венчанные крестами, Сияют ветхие главы Над монастырскими стенами. Кругом простёрлись по холмам Вовек не рубленные рощи, Издавна почивают там Угодника святые мощи. (А. Пушкин) Иду, бодрюсь... А где-то ель скрипит, И почему-то делается грустно. Всё спит кругом, а может, и не спит, А только притворяется искусно. На дне канав мерцает лунный блик. Пугая тишь, заухал филин в чаще. Как путь далёк, как этот мир велик!.. Друзья, давайте видеться почаще! (К. Ваншенкин "Ночная дорога") Дождём осенним плачут окна. Дрожит расхлябанный вагон. Свинцово-серых туч волокна Застлали серый небосклон. Сквозь тучи солнце светит скудно, Уходит лес в глухую даль. И так на этот раз мне трудно Укрыть от всех мою печаль! (Демьян Бедный "Печаль") | А это уже пример рифм предударных. В данном случае рифмующиеся звуки располагаются пред последним ударением в строке: Сегодня приедет – уродом-урод, а завтра – узнать посмейте-ка: в одно разубран и город и рот – помады, огней косметика. <…> Засвистывай, трись, врезайся и режь сквозь Льежи и об Брюссели. Но нож и Париж, и Брюссель, и Льеж – тому, кто, как я, обрусели. (В. Маяковский. Два фрагмента из цикла стихов "Париж") Постель была расстелена, и ты была растеряна... (Е. Евтушенко) Когда есть друг, то безлюбовье не страшно нам, хотя и дразнит бес легонько по временам. (Е. Евтушенко) Прекрасная пора была! Мне шёл двадцатый год. Алмазною параболой взвивался водомет. (София Парнок) Царь застыл — смурной, малохольный, царь взглянул с такой меланхолией, (А. Вознесенский) Страсть к убийству, как страсть к зачатию, ослеплённая и зловещая, она нынче вопит: зайчатины! Завтра взвоет о человечине... (А. Вознесенский) |
Разумеется, нет никаких практических препятствий для того, чтобы в одном произведении использовать оба вида рифм. Но есть препятствия исторические и художественные. Поскольку исторически заударные рифмы стали применяться в русской поэзии раньше предударных, то они представляются для слуха наших современников более привычными. Предударные же рифмы из-за их новизны воспринимаются более обострённо, более выпукло и потому своей непривычностью привлекают больше читательского внимания, чем заударные рифмы. Поэтому для людей, с детства приученных слышать в стихотворениях только заударные рифмы, встреча с рифмой предударной становится событием. И автор должен обладать немалым поэтическим чутьём, чтобы гармонично совместить оба вида рифм в рамках одного произведения.
Стоит упомянуть ещё неравносложные рифмы. Звучат они довольно эффектно:
Не устанет трудиться -_- (женская клаузула)
и искать
человек
то,
что нашей традицией -_-- (дактилическая клаузула)
назовут
через век.
(Семён Кирсанов "Новаторство")
Пожалуй, следует отметить вот ещё что. Не только в стихах, а и в прозе, и в разговорной речи завершение фразы ударным слогом звучит весомее, энергичнее. Прям щас расставлю те же слова в другом порядке и вы сами это признаете: "завершение фразы ударным слогом весомее, энергичнее звучит". Вообще, чем меньше в речи ударных слогов, тем медлительней она кажется. А если речевые периоды ещё и завершаются дактилическими клаузулами, то и подавно.
Вот мы и признали, что в пределах русского языка вполне уживаются тоническое и силлабо-тоническое стихосложение. Силлабическое – скрепленное метрическим каркасом – тоже вполне сносно уживается с русским языком. Осталось только приложить к русскому языку, так называемый, "свободный стих", то бишь, "верлибр". "Это тип стихосложения, для которого характерен последовательный отказ от всех "вторичных признаков" стиховой речи: рифмы, слогового метра, изотонии, изосиллабизма (равенства строк по числу ударений и слогов) и регулярной строфики.[54]" Назовём такое определение верлибра "ортодоксальным". Ведь тут "свобода" получается мнимой, поскольку отказы надо же соблюдать. От стиховой речи осталось только требование выдерживать стиховые паузы, соответствующие концам строк. Для проверки нам опять представляется счастливая возможность сочинить что-нибудь про тяжкое житьё теплолюбивого субъекта в приполярных широтах. Как и ранее попробуем втиснуться в четыре строки.
Закрепиться не может в этом краю лето надолго. --_--_-_--_ _--_- 16 слогов
Что за радость – отсиживаться при костре в яранге, --_--_-----_-_- 15 –/–
Когда месяцами длится снежная зимняя ночь? -_--_-_-_--_--_ 15 –/–
Куда приятней познать радость сопричастности с перелётными птицами. -_-_--_ _---_----_--_-- 22 –/–
В первой строке 16 слогов и 6 ударений, во второй 15 и 4, в третьей 15 и 6, в четвёртой 22 и 7. Следовательно нам удалось избежать равносложия и равноударности в строках. Равностопия тоже не получилось. Рифм нет. Все ортодоксальные формальные требования соблюдены – сплошные отказы!
Только, как я уже отметил, не такой уж он и свободный – этот "свободный стих". Поскольку среди верлибристов есть много суровых ортодоксов, отвергающих любые упорядочивающие добавки. Равносложие закралось – и кричи "караул, верлибр загрязнился"! А, то, неровён час, рифма просклизнёт[55] – вот ужас-то! Сиди над строками да только успевай выковыривать все эти ритмические примеси – блюди "свободу". Кроме того, что-то мне подсказывает, что мелкотемье при таком подходе ещё только заметней станет, чем в метрически организованном тексте. Давайте прочитаем три приводимых далее стихотворения и поищем в них хоть какого-нибудь содержания. Ознакомимся с творением Евгения Михайловича Винокурова.
Я ловил ощущенье...
Я ловил его, чтобы поймать
И запрятать в клетку стихотворенья.
Я ловил его.
Я подкарауливал его,
Выслеживал,
Ладонью зажав себе рот,
Затаив дыханье,
Подкрадывался на цыпочках,
Пытаясь накрыть его рукою...
Но оно улетало.
Только несколько раз
В моих пальцах оставалось яркое перо
Как свидетельство того,
Что оно было на самом деле,
А не приснилось.
Ну, а тут – Юрий Давыдович Левитанский:
Освобождаюсь от рифмы,
от повторений
дланей и ланей,
смирений и озарений.
В стихотворенье –
как в воду,
как в реку,
как в море,
надоевшие рифмы,
как острые рифы,
минуя,
на волнах одного только ритма
плавно качаюсь.
Как прекрасны
его изгибы и повороты,
то нежданно резки,
то почти что неуловимы!
Как свободны и прихотливы
чередованья
этих бурных его аллегро
или анданте!
На волнах одного только ритма
плавно качаюсь.
Как легко и свободно
катит меня теченье.
То размашисто
заношу над водою
руку,
то лежу на спине,
в небеса гляжу,
отдыхаю...
Но внезапно
там,
вдалеке,
где темнеют плёсы,
замечаю,
как на ветру
шелестят берёзы.
Замечаю,
как хороши они,
как белёсы,
и невольно
к моим глазам
подступают слёзы.
И опять,
и вновь,
вопреки своему желанью –
о любовь и кровь! –
я глаза утираю
дланью.
И шепчу, шепчу –
о берёзы мои, берёзы! –
повторяя –
берёзы,
слёзы,
морозы,
розы...
Стихотворение Е. Винокурова было написано в 1961 году. Стихотворение Ю. Левитанского я взял из книги "Годы", изданной в 1987 году. И оба эти автора уделяли верлибрам лишь малую часть своих писательских сил. Нынче же народилось поколение, некоторые представители которого уже осознанно, явно причисляют себя к разряду "верлибристов" и силлабо-тонических стихов не пишут. Вот, к примеру, Кирилл Медведев. В подавляющем большинстве произведения его довольно-таки длинные, как это, датированное 2002-ым годом:
мной движет тщеславие; вчера
моя знакомая лена рассказывала мне
про археологическую экспедицию
в посёлке гнёздово
под смоленском,
в которую я ездил когда учился на историческом факультете
восемь лет назад;
она была там
в июле этого года;
она сказала,
что в этом году копали ближе к Днепру
и нашли,
помимо обычных черепков, помимо
мелких монет
захоронение скандинавской девушки
(там каждый год раскапывают стоянки и захоронения
скандинавов-викингов 10 века –
тогда только что было принято христианство,
поэтому в раскопках ещё очень много языческой символики,
но уже попадаются и кресты)
когда она всё это рассказывала,
я подумал, что если бы я поехал туда сейчас,
то меня бы наверное очень увлекло
всё это;
а тогда
на первом курсе истфака
я хотя и собирался стать археологом,
но всё-таки меня уже тогда не очень
привлекала археология
она уже не очень
устраивала меня
я понимал
что долго не выдержу
на истфаке;
я тогда пытался писать стихи
может быть, я тогда считал,
что буду поэтом,
точно не помню
скорее я собирался тогда быть
блюзовым музыкантом;
моё увлечение археологией,
которым я жил несколько лет до этого,
уже прошло;
мне так и не доверили
своего кургана
в той экспедиции
(при том что каждому археологу
давали там свой курган)
я сходил с ума
мой знакомый илья
до сих пор иногда рассказывает
о некоторых моих
сумасшедших штучках
лена сказала, что
в этом году в экспедиции
была норвежская девушка
она сказала, что в следующем году
норвежских девушек
будет больше;
мной движет тщеславие;
моя подруга аниса сказала мне,
что я никогда не смог бы
заниматься наукой
потому что я неусидчив
и ещё по одной причине –
тщеславие;
в то лето, когда я был в экспедиции
на берегу Днепра нашли клад
со множеством золотых и серебряных украшений;
в тот день, когда его нашли,
разразился ливень,
и я хорошо помню,
как люди вырывали, вычерпывали
(как они фактически выкорчёвывали)
это золото
из жидкой чёрной
земли
(чёрной, сырой)
все эти вещи, монеты,
женские драгоценности –
всё это буквально вычерпывалось из земли;
хотя аниса и говорит,
что я не смог бы заниматься наукой,
я всё же считаю
что археология
(так же как, например, потом филология)
это одна из моих несбывшихся возможностей
(всё не происшедшее со мной
я разделяю на
в принципе невозможное
и на несбывшиеся возможности –
которыми, кстати, при необходимости, можно жить –
если ничего другого – реального –
не удастся);
я всё же считаю,
что сумел бы
стать археологом,
я думаю,
что смог бы
заниматься наукой,
у меня есть всё, что нужно
для этого –
у меня вполне хватило бы тщеславия
(а тем более усидчивости)
я не знаю, как насчёт музыки
но я уверен что мне хватит тщеславия
для того чтобы написать некоторое количество
лаконичных тонких мерцающих
удивительных
стихотворений-молитв.
Сравним? Мне думается, что Ю. Левитанскому удалось создать более "живое" стихотворение, чем Е. Винокурову. "Освобождаюсь от рифмы" гораздо более гибко обращается с формальными требованиями, форма своевременно как бы "подыгрывает" содержанию. И где надо для усиления смысла – рифмы то есть, то нет. Да и чувство искренне прослеживается. И мне думается, что как раз такой вот "стих", как у Ю. Левитанского, и заслуживает названия "свободный"[56]. Винокуровское же "Я ловил ощущенье.".. как будто для отчёта написано: вот, мол, и у меня верлибр есть (подавляющее большинство его стихотворений созданы в рамках силлабо-тонической просодии). Да и забавное оно с самого начала, на пародирование напрашивается. Ну что это за начало?: "Я ловил ощущенье... Я ловил его, чтобы поймать". Но есть и другое представление о верлибре: "Свобода свободного стиха в том и заключается, что искомая семантика создается в нём в условиях поэтической свободы от счёта слогов и ударений, что смысл стиховых рядов и воплощающие его лексические единицы, синтаксические конструкции и интонационные контуры замкнуты напрямую, без слоговых и акцентных средостений. Поэтому в верлибре возможно всё, что нужно поэту, — и слово любой длины, и усложненный синтаксис, и любое тончайшее интонирование, но также и любая метрическая схема отдельного стиха, и тропика, и рифма, и любые виды повторов и параллелизмов. Автор верлибра свободен от каких бы то ни было внешних ограничений, кроме одного — необходимости учитывать резко возросшую функцию концевых пауз.[57]" Вот такой верлибр и создал Ю. Левитанский.
Произведение К. Медведева отличается от первых двух как своей явной ставкой на прозаичность[58], так и явной неэкономностью языковых средств. У Е. Винокурова и Ю. Левитанского прослеживается установка на общественную значимость творчества. Даже начиная с каких-то обыденных тем, они почти инстинктивно пытаются подняться до чего-то всемирного, или, хотя бы, общечеловеческого, чтобы вывести из них какие-то общественно значимые выводы. К. Медведев же не видит ничего зазорного в том, чтобы самозабвенно копаться в оттенках собственных воспоминаний, переживаний, планов, догадок и поверять это всё публике в том порядке, в каком оно изволило прийти ему на ум. При этом с помощью знаков препинания, разбивки на строки, выделения слов курсивом, он пытается передать интонации. Почему-то они оказываются для него важными. Я пробовал читать это произведение без разбивки на строки – обыкновенная проза. Четырёхкратное упоминание о тщеславии в разном словесном обрамлении придаёт ей некоторый поэтический шарм. Но вы сравните эти Медведевские строки хотя бы с прозой В. Катаева, приведённой в главе "Ограниченный словарный запас и скудость выразительных средств". Катаевская проза – ничуть не претендуя на звание поэзии – звучит сочней, ярче, красочней. Так что членение на строки отнюдь не делает текст произведением поэтическим, хотя и делает его похожим на стихи. Это подметила и Елена Всеволодовна Невзглядова, которой "пришлось однажды присутствовать при таком разговоре Кушнера с верлибристом Алёхиным:
Кушнер: - Мне понравилась в "Арионе" ваша статья об Америке.
Алёхин: - Это стихи. "[59]
Ну и как же не предъявить теперь творение такого знатного верлибриста, как Владимир Бурич!
Недостроенный дом
это мысли о лете
о детях
о счастье
Достроенный дом
это мысли о капитальном ремонте
наследниках
смерти
Тут совсем иной, нежели у К. Медеведева, подход – вместо пространных и в общем-то неглубоких раздумий о текущих событиях, воспоминаний и мечт[60] – большая афористическая ёмкость. Тут, пожалуй, наглядно предстаёт коварство свободного стиха. И можно сказать, "что верлибр – это скорее анархия, чем свобода. Полное отсутствие любых правил не есть закон свободы; это именно закон анархии. Анархия же, как известно, нестабильна. Следовательно, верлибр не просто самостоятельный стиль, явление в себе, но определённый этап в развитии литературного пространства"[61].
Ну, а если пытливые читатели глянут на 23-ю страницу, то наверняка заметят сходство с данными примерами у стихотворения "Послание сына, "от наготы гневнаго", к отцу". Только там рифмы есть. И что же? Признавать его за это верлибром или уже не признавать? Или это уже совсем крамола? – рифмованный верлибр!!! Или сдать рифмованные неравноударно-неравносложные стихи в ведомство "фразовиков" из министерства "ударников"? В общем, такие виды стихосложения русскому языку вполне доступны уже с давних пор. А о теоретической неопределённости их привязки к какой-либо просодии мы пока сильно тужить не будем.
О жанрах, направлениях, течениях, школах, столпах и прочих исторических вехах можно было бы поговорить, только это было бы уж очень существенным отклонением от заявленной темы книги. Единственное, что необходимо в завершении этого обзора сделать, так это дать определение поэзии.
Не отличающейся особой строгостью язык искусства оперирует такими понятиями как поэт, художник, ваятель, зодчий, лицедей и т.п. для обозначения людей творческих профессий. Но и деятели науки тоже могут быть причислены к людям творческим. На мой взгляд: "Художник создаёт образы, а исследователь – формулы. Можно даже сказать, что художник формулу превращает в образ, а исследователь образ превращает в формулу.[62]" Так что мы можем выделить из множества деятельностей по признаку "творческости" особый сорт деятельностей, а именно – "творческих", распадающихся на два раздела: "искусство" и "науку". В рамках искусства выделим "словесное искусство", разделяющееся в свою очередь на "письменное" и "говорное". Первое разделяется на "поэзию" и "прозу", второе объединяет в себе множество различных "сценических искусств". Своё представление о поэзии я попытался выразить в таких строках:
Поэзия
Что – Поэзия, если не дум отраженье,
Не во лбу и не в темени звонкое жженье,
Как отчаянный отклик на вражье вторженье,
Как невежества тёмным словам возраженье,
Как подмога ведущим с враждою сраженье,
Что бушует у каждого в воображенье,
Где снижение планки – уже пораженье,
И своё повседневное стихосложенье
Понимаешь как высшему смыслу служенье?
Итак, на мой взгляд,