Рис. 20. «Единение животных». Художник-оджибве Н. Моррнссо (1978)

 

Уже в творчестве отдельных писателей середины века можно увидеть обращение к приемам, преобразованным из арсенала на­родной традиции, связанной с природоведением. Так, например, образность традиционного экологического календаря индейцев -была впервые применена в художественном произведении Джоном Джозефом Мэтьюзом, писателем из племени осейдж, в книге «Речи, обращенные к луне» (1945). Повествование делится в ней не на главы, а на «месяцы», где каждый (Посевная Луна, Луна Прячущихся Оленей, Луна Медвежонка и т. д.) порождает в со­знании определенный настрой. В 1970-е — 80-е годы этот прием станет уже весьма распространенным, проявившись в творчестве поэтов (Дуэйн Ниатум, цикл «Легенды лун») и других индейских литераторов.


Рис. 21. «Защита». Художник Дж. Бёрди (1975)

 

Наконец, тема изображения животных и явлений неживой природы становится важной отправной точкой для индейского писателя; они одухотворяются, и пафос художника заключается в том, чтобы разбудить некое естество, дремлющее в современ­ной личности, для направленного воздействия на окружающее (рис. 20).


Рис. 22. «Равновесие природы». Художник Н. Морриссо (1979)

 

В сфере живописи особенно глубоким погружением в приро­ду отличается так называемая мифологическая школа канадских художников-алгонкинов (оджибве-кри-оттава), основоположни­ком которой по праву считается Норваль Морриссо. Обширная группа картин этого живописца непосредственно связана с эко­логической тематикой: таковы композиции «Единство» (1977), «Равновесие природы» (1975), «Все мы-одно» (1978) и др. (рис. 21—23). Идея единства и взаимозависимости человека и окружающего мира подчеркивается тесным сплетением гуманоидных и зооморфных форм, альянсом небесных наземных и под­земных тварей, как бы объединенных общим духовным качест­вом. То же самое подчеркивает и особая экспрессия контура, за­мыкающего всю композицию. Сердце и уста человека и зверя не­редко соединяются общей «нитью» — символом духовного, «сверхъестественного» взаимопонимания (рис. 24).


Рис. 23. «Орел хайда». Художник-хайда Б. Рид (1973)

 

Среди проявлений того же процесса следует особо выделить ирокезский материал, неожиданным образом сочетающий в себе традиционность и новейшие поиски. В настоящее время можно сказать, что среди индейских этносов к востоку от Миссисипи ирокезы выступают как наиболее активная творческая сила с точки зрения поэтики и идеологии. Об этом говорит экологиче­ская тематика ирокезских газет и журналов («Аквесасне ноутс», «Аквекон» и др.), постоянно публикующих острые статьи и графику, плакаты, раскрывающие проблемы экологии, особенно в применении к конкретике состояния индейских земель­ных угодий. Недавно выпу­щенный альбом графики та­лантливого ирокезского ху­дожника Кахионеса демонст­рирует сочетание раститель­ных и животных символов с мифологической и насущной социальной символикой10 (рис. 25).


Рис. 24. «Все мы — одно». Художник Н. Морриссо (1978)

 

Разительным примером типично индейского совре­менного «экологического» рассуждения является вступление иро­кезского поэта Мориса Кенни к новому сборнику стихов. Экологизм выглядит здесь как творческое и жизненное кредо. Уроки, полученные в результате общения с природой, представляются глубже, чем опыт социальный, хотя на самом деле это лишь специфический способ говорить сегодня о социальных проблемах «по-индейски»: «Я никогда не признавал за человеческим родом права превосходства. Никогда я не удостоивал человечества столь хвастливого титула... И хотя я никогда не питал особой любви к норвежской крысе или к бруклинскому таракану, я не в силах отказать им в праве на существование. Где-то, каким-то образом они вливаются в единую семью всех творений и обладают назна­чением в совершенном замысле нашего творца...


Рис. 25. Композиция ирокезского художника Кахионеса для настенного ка­лендаря

В круг — символ всемирного единства — вписаны Орел (птица Солнца), Медведь (тотем могауков) и другие символы; в центре—человеческий зародыш (символ бу­дущего) в узоре из сцепленных человеческих рук

 

Однако я не тревожусь о том, что норвежская крыса или та­ракан из Бруклина не переживут ядерной катастрофы... Они зна­чительно легче приспосабливаются к любым условиям, нежели дикая земляника, чья жизнь так зависит от яркого солнца и прихода новой весны. Я больше боюсь за выживание ястреба, за радужную форель Адирондакских озер, за щуку в реке Св. Лав­рентия, за болотный ирис, за медведя в лесу; да-да, конечно же, и за человечество... в его красоте и глупости, способности к твор­честву и тупому уничтожению. Я трепещу ночами оттого, что его неразумие, его слепота могут победить здравый смысл и что все существа, большие и малые, погибнут. И, однако же, разве чело­вечество не прекрасно? Столь же совершенно, как волк или чере­паха, хотя, быть может, и не столь храбро, как ондатра (мифо­логический «ныряльщик за землей» после потопа.— А. В.), и не столь изобильно, как кукуруза или фасоль, или тыква — три се­стры-богини? Но человечество наделено духом... столь же вели­ким, как дар орлиного зрения, сладость земляники, полет пчелы. И потому человечество, вероятно, сможет выстоять и со здравым смыслом предоставить всем созданиям равное справедливое право на жизнь...


Рис. 26. Композиция индейского художника К. Бракупэ для настенного ка­лендаря

Трубка связует нашу кровь,

Орел охраняет нас,

Древо мира защшцает наш народ,

Мы — дети единой Матери,

Первотворение укрепляет наши тела,

Сестры, братья, мы неколебимы

 

Эти песни и истории призваны напомнить человечеству о его красоте и красоте окружающего мира и подсказать ему его обя­занности. Вот тот барабан, звук которого отдается по лесам и лугам, проникая через великие пространства вод и небес, про­низывая всеобщее духовное бы­тие» 11 (рис. 26).

*

Все сказанное в связи с эколо­гией и поэтикой североамери­канских индейцев подводит к следующим выводам.

Из всех сфер общественного сознания опыт взаимодействия с природой находит наиболее убедительное воплощение в со­временном искусстве индейцев, где создаваемый ими художественный язык свободен от подража­тельности и идеологической незрелости, которая нередко отличает политические концепции индейских организаций и общественных лидеров.


Рис. 27. Ассоциативная мифологиче­ская символика поуни, связанная с четырьмя странами света

 

В сфере образного воссоздания окружающего мира историче­ски индейскими культурами был описан своеобразный эволю­ционный круг: от неосознанной первобытной системы художест­венных средств к осмысленной поэтике отдельных видов искус­ства, прежде всего — литературы и живописи (рис. 27). На основании выявленного материала справедливо, очевидно, пола­гать, что существует ряд национальных культурных традиций, чье творческое мышление исконно обращено к экологическим фено­менам и наиболее последовательно использует их в процессе вы­работки традиционной, затем национальной поэтики искусства. К числу таких культур, в частности, с несомненностью относится японская, в которой наблюдается сходное явление — реализация в эстетике философских аспектов опыта жизни на природе.

Рассмотренные примеры индейской литературы и живописи свидетельствуют о том, что особенности «экологии духа» требуют детального анализа не только с точки зрения количества мате­риала, учета его высокой эстетической завершенности, но и при­стального внимания к вопросам техники — как именно строятся те или иные изображения или описания.

Разговор об индейской поэтике, вероятно, уместнее всего завер­шить напоминанием о том, что на современном этапе обществен^ ного развития в экологических процессах принимает участие и «вторичная система» — опосредованного взаимодействия с приро­дой, т. е. область художественного творчества и вообще — фактор саморефлексии человека, мыслящего в рамках экологических от­ношений, оправдывающего как собственную деятельность, так и пассивность.

На практике же органичное проникновение экологической проблематики в поэтику художественного творчества приводило к активизации масс в деле взаимодействия их с непосредственным окружением, т. е. возвращало их к изначальной сфере экологии.

  1. Я связан добром с землей: Из современной литературы индейцев США/ Сост. А. Ващенко. М., 1983.
  2. American Indian prose and poetry/Ed. by M. Astrov. N. Y., 1962.
  3. American Indian literature: An anthology/Ed. by A. R. Velie. Norman, 1979.
  4. La Flesche F. War ceremony and peace ceremony of the Osage Indians Wash., 1939. (Bur. Amer. Ethnol. Bull. 101).
  5. Black Elk speaks: Being the life story of a Holy Man of the Oglala Sioux: As told through John G. Neihardt. N. Y., 1972.
  6. I have spoken: American history through the voices of the Indians/Comp, bv V. I. Armstrong. N. Y., 1972.
  7. Standing Bear, Luther (Mato NaЛn): Land of the Spotted Eagle. Lincoln, 1978.
  8. Literature of the American Indian/Ed. by E. T. Sanders R. W. Peek. Beverly Hills (CaL), 1973.
  9. Run toward the Nightland/Ed. by J. F. Kilpatrick, A. G. Kilpatrick. Dallas, 1967.
  10. Kahionhes J. Visions in ink: Drawings of native nations. N. Y., 1983. Un­paged.
  11. Kenny M. Is summer this bear. Turtle Round Road. 1985.