Мировоззрение И. Франко формировалось в условиях нарастания освободительного движения трудящихся масс против социалъ-
495
(1, VII, стр. 54-55). |
кого и национального гнета. Восприняв лучшие традиции передо вой русской и украинской революционно-демократической мысли, И. Франко под влиянием рабочего движения и знакомства с марксизмом развивает дальше революционно-демократические и материалистические традиции Т. Г. Шевченко, Н. Г. Чернышевского
|
и др. И. Франко изучал и популяризировал произведения К. Маркса и Ф. Энгельса. Ему принадлежит перевод 24-го раздела I тома «Капитала» К. Маркса и раздела ив «Анти-Дюринга» Ф. Энгельса (при жизни И. Франко не удалось осуществить издание этих переводов). Обосновывая идеи материализма и диалектики, И. Франко широко использовал новейшие достижения естественных наук. На этой основе он подвергает критике различные идеалистические, агностические концепции..
Социологическим воззре ниям И. Франко присущи зна чительные элементы материа листического понимания исто рии. Однако И. Франко не ви дел глубокого качественного отличия марксистской филосо фии от иных философских, со циологических учений. Он не сумел понять сущности революционного переворота, совершенного К. Марксом и Ф. Энгельсом в философии.
Настоящая подборка составлена автором данного вступитель ного текста В. С. Горским по изданиям: 1) И. Франко. Сочинения в 10 томах. М., 1956—1959; 2) I . Франко. Вибрат сус-тлъно-полгтичт i фглософсъкг твори. Кшв, 1956. Перевод фраг ментов из работы И. Франко «Наука и ее отношение к трудящимся классам» с украинского языка для данного издания осуществлен В. С. Горским.
EXCELSIOR!» КАМНЕЛОМЫ
Я видел странный сон. Как будто предо мною Простерлись широко пустынные края, А я, прикованный железной цепью злою, Стою под черною гранитною скалою, А дальше — тысячи таких же, как и я. Невзгоды каждому чело избороздили, Но взгляд у каждого горит любви огнем,
496
А цепи руки нам, как змеи, всем обвили И плечи каждого из нас к земле склонили, Ведь все мы на плечах тяжелый груз несем.
У каждого в руках железный тяжкий молот, И, как могучий гром, с высот к нам клич идет: «Ломайте все скалу! Пусть ни жара, ни холод Не остановят вас! Пусть жажда, труд и голод Обрушатся на вас, но пусть скала падет!»
Мы встали как один, и, что б нам ни грозило, В скалу врубались мы и пробивали путь. Летели с воем вниз куски горы сносимой; Отчаянье в те дни нам придавало силы, Стучали молоты о каменную грудь.
Как водопада рев, как гул войны кровавой,
Так наши молоты гремели много раз,
И с каждым шагом мы врубались глубже в скалы,
И хоть друзей в пути теряли мы немало,
Но удержать никто уже не смог бы нас!
И каждый знал из нас, что славы нам не будет, Ни памяти людской за этот страшный труд, Что лишь тогда пройдут дорогой этой люди, Когда пробьем ее и выровняем всюду И кости наши здесь среди камней сгниют.
Но славы этой мы совсем и не желали,
Себя героями никак не назовем.
Нет, добровольно мы свои оковы взяли,
Рабами воли мы, невольниками стали,
Мы камнеломы все — и к правде путь пробьем.
И все мы верили, что нашими руками Скалу повергнем в прах и разобьем гранит: Что кровью нашею и нашими костями Отныне твердый путь проложим, и за нами Придет иная жизнь, иной день прогремит.
И знали твердо мы, что где-то там на свете,
Который нами был покинут ради мук,
О нас грустят отцы, и матери, и дети,
Что всюду лишь хулу порыв и труд наш встретил,
Что недруг нас клянет и ненавидит друг.
Мы знали это всё. Не раз душа болела. И горя злой огонь нам сердце обжигал; Но ни печаль, ни боль израненного тела И ни проклятья нас не отвлекли от дела — И молота никто из рук не выпускал.
И так мы все идем, единой волей слиты,
И молоты несем, пристывшие к рукам.
Так пусть мы прокляты и светом позабыты!
Но к-правде путь пробьем, скала падет, разбита,
И счастье всех придет по нашим лишь костям
497
УВЯДШИЕ ЛИСТЬЯ
Душа бессмертна! Жить ей бесконечно! Вот дикая фантазия, достойна Она Лойолы или Торквемады! Мутится разум, застывает сердце. [...]
Ведь что есть дух? Он создан человеком Из ничего, в любой стране, эпохе, Дал человек ему свое подобье Затем, чтоб сотворить себе тирана.
Одно лишь безначально, бесконечно, Материя — она живет и крепнет: Ее один могущественней атом, Чем боги все, все Ягве 2 и Астарты 3.
В пространства бесконечном океане Встречаются там-сям водовороты, Они кружатся, бьются и клокочут, И все они — планетные системы.
В пучине этой волны — все планеты, В них пузырьков ничтожных миллиарды, И в каждом что-то видится неясно, Меняется, взбухает — до разрыва.
Всё это — наши чувства, наши знанья, Ничтожный шар в материи пучине. С их гибелью водоворот утихнет, Чтоб закружиться снова, в новом месте.
Круговорот бесцелен, безначален Всегда и всюду; звезды и планеты, Вплоть до бактерий или инфузорий, Идут по одинаковой дороге.
Лишь маленькие пузырьки людские, Вобравшие в себя кусок пучины, Мечтают, мучаются и стремятся Вместить в себя вселенной бесконечность.
Они ее себе уподобляют, Дают ей облик, сходный с человечьим, Потом они пугаются, как дети, Созданий своего воображенья.
Я не дитя, я не боюсь видений, Я только узник в этом доме пыток, Душа моя на волю жадно рвется, В материю обратно хочет кануть.
Стремится бедный пузырек взорваться И погасить больную искру — разум И ничего из свойств людских не хочет С собою взять, спасаясь в бесконечность
(1, VII, стр. 285—287). 498
ПИСЬМО К О. РОШКЕВИЧ
Львов, 20 сентября 1878 [г.]
[...] Главные вопросы, от которых может в данном случае зависеть тот или иной поворот в нашей жизни, — это: 1) экономические, 2) политические, 3) религиозные, 4) социальные, 5) сугубо практические, то есть касающиеся повседневной нашей жизнедеятельности. Я хочу тебе здесь вкратце ответить на эти вопросы и дать, так сказать, о каждом из них мое profession de foi4.
1) Я убежден, что в экономическом положении народа заключается главная основа его жизни, развития, прогресса. Если экономическое положение народа плохое, то говорить о прогрессе, науке — пустая болтовня. Я убежден, что теперешнее экономическое положение всех культурных народов во многих отношениях очень плохое, и главным образом по причине имущественного неравенства и резкого деления на касту богатых, которые только и пользуются благами культуры и науки, и касту бедняков, которых каждый новый шаг вперед только еще больше душит. Такое экономическое положение не может быть ни вечным, ни неизменным. Возникшее в ходе исторического развития, оно обязательно должно умереть, уступая место другому, более совершенному и справедливому, более человечному. Я убежден, что великая всемирная революция постепенно разрушит теперешний порядок и установит новый. Под словом «всемирная революция» я не подразумеваю всемирный бунт бедняков против богачей, всемирную резню; так могут понимать революцию только всемирные рутенцы5, плосколобы6 да полицейские, которым, например, невдомек, что изобретение паровых машин, телеграфа, фонографа, телефона, электрических машин и т. п. произвело в мире, кто знает, едва ли не большую революцию, чем вся кровавая французская революция. Под словом «революция» я понимаю именно большой ряд подобных культурных, научных и политических фактов, будь они кровавые или нет, которые изменяют все основы и прежние понятия и поворачивают все развитие данного народа совсем на иной • путь. Кто после этого говорит о «будущей социальной революции» — тот предъявляет свидетельство собственно-
499
го убожества, показывая, что не разбирается в самом понятии революции. Социальная революция началась уже с того момента, когда французская революция дала власть капиталистам, вырвав ее из рук родовой аристократии. С первой же минуты своего владычества капиталисты борются с новой революцией, против которой бледнеют все факты и битвы, отмеченные когда-либо историей. Однако капиталисты борются подобно тому, как боролся черт с богом в гетевском «Фаусте», — желая творить зло — творил добро; так же точно и капиталисты, несмотря на свое упорство, каждым своим словом, делом, поступком только помогают осуществлению дела великой революции. Капиталистическая революция 1789 года оказалась такой кровавой не потому, что каждая революция должна быть такой, а потому, что тирания господствовавшей аристократии и духовенства не допускала распространяться просвещению, которое только одно и могло смягчить страшный взрыв, в то время как другие причины: бедность, эксплуатация и т. д. — ускорили этот взрыв. Я убежден, что последний акт великой социальной революции будет тем мягче, а тем самым и разумнее, глубже проведен, чем больше смогут просвещение и наука объяснить массам рабочего люда цель и средства всего дела. Отсюда встает простая задача перед каждым, кто признает и принимает душой эту мысль целиком: стараться смягчить последний революционный кризис распространением здоровых и правдивых понятий. Как будет выглядеть грядущий социальный строй — ныне сказать нельзя, да это и неважно. Наука выдвигает лишь одно основное положение: продуктивный капитал, то есть земля, машины и все орудия производства, сырье и фабрики, должен быть общей, общественной собственностью. Общества состоят между собой в тесных, дружеских (федеративных) отношениях, каждое избирает свое управление, которое распоряжается хозяйственными делами. Плоды труда целиком принадлежат трудящимся. Это главные, основные идеи, принятые теперешней экономической наукой за цель, к которой постепенно должна вести экономическая реформа (1, X, стр. 500—502).
500
НАУКА И ЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ТРУДЯЩИМСЯ КЛАССАМ
I. ВВЕДЕНИЕ
[...] Таким образом, новейшие исторические исследования совершили огромный переворот во всей исторической науке, поскольку 1) вместо признания руководителями исторического прогресса человечества отдельных завоевателей и монархов доказали, что этот прогресс и монархи и завоеватели вместе с ним зависят от прошлых и современных экономическо-политических отношений, что, таким образом, все человечество в своем историческом развитии подчинено определенным естественным и неизменным законам, а не зависит от причуд и желаний отдельных людей; 2) обратили особое внимание как раз на эту, до сих пор запущенную сторону исторической науки, которая является, собственно, ее основой,— на развитие экономических, политических и научных взаимоотношений отдельных народов. Этот большой, счастливый поворот в исторической науке дал начало новому ее разделу — так называемой «истории культуры, или истории развития народов» [...].
В истории человечества мы видим два великих факта, которые удивляют нас своей необычной силою и вместе с тем они такие важные для прогресса, как никакие иные. Факты эти: изобретение письма и изобретение печати. Оба эти факта стоят, как огромные верстовые столбы, на гранях великих исторических эпох [...].
II. ЧТО ТАКОЕ НАУКА?
[...] Уже несколько раз мы упоминали, что только познание законов и сил природы, которые проявляются где-нибудь и как-нибудь, можно назвать наукой. Таким образом, настоящая наука не имеет ничего общего с какими-то надприродными силами, врожденными идеями, с любыми внутренними мирами, которые якобы руководят внешним миром. Она имеет дело только с миром высшим, с природой, понимая эту природу наиболее широко, то есть включая туда все, что только подлежит нашему познанию, следовательно, и людей с их прогрессом, историей, религиями и все эти неисчислимые миры, которые заполняют Вселенную.
501
Человек является лишь одним из неисчислимых творений этой природы — она лишь поставляет ему средства для жизни, для удовлетворения своих потребностей, для комфорта и счастья; она есть все для него, вне природы нет' познания, нет истины·; следовательно, природа является этой книгой, которую человек должен постоянно читать, ибо только из нее может выплыть спасительная правда для него.
Но является ли познание, лишь познание законов природы единственной целью науки? Нет. Познание само по себе не может быть ее целью, ибо если бы так было, то вся наука никому не приносила бы ни малейшей пользы, никому не была бы нужна, была бы, так скажу, пятым колесом в телеге человеческого прогресса. Само знание никому есть не даст. Я могу, например, знать, что такие-то величайшие богатства лежат на дне моря или на луне, но, однако, несмотря на этот факт, можно умереть с голода. От науки мы требуем не самого бесплодного знания. Есть действительно страна, где такие знания, целиком оторванные от жизни и никому не нужные, называют наукой, — эта страна называется Китай. Мы в первую очередь от истинной науки требуем, чтобы она приносила пользу, чтобы давала нам возможность побеждать природу без больших потерь в извечной борьбе за наше существование.
Таким образом, двум необходимым условиям должна отвечать истинная наука: учить нас познавать законы природы и учить нас пользоваться этими законами, использовать их в борьбе с той же самой природой. Следовательно, есть две стороны в науке: знание и труд, понятно, труд, полезный прежде всего нам, а потом и самому трудящемуся человеку.
Как же это, может кто-нибудь спросить, чтоб труд, хотя бы и наиполезнейший, можно было причислять к науке? Ведь наука — это одно, а труд — иное, следовательно, не следует смешивать одно с другим. На такие упреки должен ответить, что сегодня, действительно, и в жизни и в теории большая часть людей отмежевывает труд от науки. Но если ближе присмотримся к тому и другому, то увидим, что именно это разделение очень негативно воздействовало на обоих, ибо действительно замедлило и замедляет их развитие; таким образом, труд и наука, разделенные в жизни, чахнут, как две половины разрублен-
502
ного растения. Правда, новейшие времена стремятся вновь объединить эти два нераздельных понятия — и действительно, с того времени, как наступил этот поворот в человеческих устремлениях, видим огромный прогресс и в науке, и в развитии средств, облегчающих человеческий труд. Покамест же этого не было, покамест наука занималась исключительно делами, далекими от действительности, оторванными от жизни и человеческого труда, с одной стороны, а с другой стороны, труд, которым пренебрегали богатые и ученые, плохо кормил работника и его господина, до тех пор нельзя было и думать о прогрессе, который был бы хоть немного подобен современному.
Человек от веков устремлен к одной цели — к счастью. Счастье это он обретет лишь тогда, когда наука и труд сольются для него воедино, когда всякая его наука станет трудом, полезным для общества, а весь труд будет проявлением его развитой мысли, разума и науки. А народы только тогда смогут достичь счастья и свободы, когда все будут образованными тружениками, то есть когда каждый будет наиболее всесторонне развит, насколько это возможно, и когда каждый сможет использовать свои силы для добра общего и личного. Правда, идеал этот еще далек и кое-кому он может показаться недостижимым или фантастичным, но кто внимательно присмотрится к истории, то есть к тому пути, который прошли уже люди, а при этом внимательно присмотрится к современному положению, тот должен прийти к убеждению, что
1) человечество с самого начала своего развития действительно все движется к этой цели;
2) средства, изобретения, направления, современная борьба подают надежду, что достижение этой цели возможно и необходимо, и то не в столь уж далеком будущем, как это кажется людям маловерным.
Определив науку как слияние двух понятий — знания и труда — не трудно будет нам сказать, какое положение она должна занимать по отношению к классам трудящихся. Правда, она единит и роднит в себе всех людей, но среди всех ближайшими ей есть трудящиеся, как те, что работают физически, так и те, что умственно. Правда, несчастливое разделение на труд физический и умственный еще задерживает человеческое развитие, развитие действительное и необходимое - для человека. Одни
503
|
воспитываются работниками исключительно физического труда, другие — исключительно научного; понятно, что это идет во вред им самим и всему человечеству. Но наука не обращает внимания на эти позорные, хотя и сильные, классовые перегородки там, где это касается ее положения в отношении людей. Ее цель, несмотря на все препятствия, одна — объединить и сделать счастливыми всех людей. Среди рабочих время от времени она выбирает своих самых храбрых борцов, которые тем или иным способом разрушают и уничтожают эти перегородки, стирают различия сословные, вознося низшие и отбирая у высших их привилегии. Все, что наука откроет, мысль породит, все это труд превращает в тело, в действие, в жизнь и дает новым поколениям рабочих в руки как орудия и помощь в дальнейшем труде и в дальнейшей борьбе. Вот каково положение науки. Только в рабочих и через рабочих приобретает она значение для прогресса; поэтому мы надеемся, что она быстро устранит эти последние препятствия, которые их еще разделяют, уничтожит последние привилегии, сотрет остатки следов дикости и варварства в мире (2, стр. 115-125).
ПОТЕБНЯ
Александр . Афанасьевич Потебня (1835—1891) закон чил Харьковский университет, потом руководил до конца жизни кафедрой русского языка. Выл избран членом-кор респондентом Петербургской академии наук. А. А. Потебня колебался между материализмом и идеализмом. Главные философские,психологические, эстетические и лингвистические идеи Потебни разработаны в его трудах «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1860 г.), «Мысль и язык» (1862 г.).