Характерные черты античной философии.
1) Синкретизм – слитность, нерасчленность важнейших проблем философии на проблемы бытия и сознания, человека и общества, природы и бога. Идей античной философии охватывали всё сразу и ещё не проводили строгих различий при выборе объекта размышления.
2) Космоцентризм – направленность философии была сторону постижения мира-в-целом, что на греческом обозначалось как космос. В контексте этого направления античные мыслители выработали самые универсальные категории. Современный философ занимается «узкими» проблемами, например проблемой познания или понимания.
3) Пантеизм – в осмыслении основ мироздания А.Ф. исходила из представления, что космос устроен так как устроена природа, которую А.Ф. обожествляла.
4) Логика общих имен – в определении конкретных феноменов бытия А.Ф. выступает как предпонятийное состояние разработки философских понятий. Платоновская идея и форма Аристотеля – это самые общие понятия, которые называют вещи, но не обозначают, т.е. не дают точного определения.
5) Реалистичность – А.Ф. непосредственно была адресована любому человеку для решения жизненных проблем. Философия в данный период ещё не воспринималась как абстрактное знание, оторванное от жизни. Это выражалось в том, что каждый философ воспринимался как мудрец, т.е. человек, знающий как надо жить в реальном мире.
Первый период античной философии – досократический
Из книги Сергея Николаевича Трубецкого (1862-1905) «История Древней философии»
Милетская и элейская школы – знаменитые направления античной философии досократического периода. Значение этих направлений состоит в том, что в их рамках мыслили первые философы, которые сформулировали первый в истории философии вопрос: что является первоначалом бытия («из чего всё») и стали родоначальниками новой интеллектуальной традиции в истории европейской культуры, традиции, которая исходила из того, что мифологическому способу мышления она противопоставила рационалистический. Представители которых расходились в своих взглядах на проблему того, что следует считать первоосновой всего сущего (архэ). Представителями М.Ш. («античные натурфилософы») являлись: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен. Представители Э.Ш. – Парменид , Зенон.
М.Ш. и Э.Ш. придерживались противоположных взглядов в отношении того, что есть архэ и какими качествами оно обладает.
Античные натурфилософы – [см. античная философиятему I] – первыми подняли вопрос о бытии, который звучал как: «из чего всё?», представители милетской школы. Бытие мыслилось как первоначало, первооснова всего сущего, что по гречески звучит как arche («архэ»). Первооснову всего сущего искали в природе и представляли её по аналогии с природной стихией. Несмотря на то, что их идеи во многом носили чувственный, сенсуалистический, характер, тем не менее, заслугой А.Н. является то, что они сделали первую попытку помыслить бытие как мир в его целом, как единое. Бытие как первоначало, из которого «всё», в этом смысле выступает основой всего сущего, единящей всё многообразие этого мира. Именно с вопроса о бытии начинается история философия, поэтому А.Н. по праву считаются первыми философами.
Фалес – полагал первоосновой всего сущего воду. Он считал, что: всё сущее возникло из воды, всё постоянно возникает из воды, всё станет и становится водой, всё есть вода. Анаксагор ‑ конечной основой мира являются чувственно не воспринимаемые (но только умопостигаемые) качественноразличные «семена» вещей («гомеомерии»). Каждая вещь состоит из всех видов семян ‑ отсюда постулат А. ‑ «все во всем» ‑ но количественное преобладание одного вида гомеомерий придает вещи её специфическое качество. Семена инертны. Приводит их в движение и заставляет соединяться-разъединяться в определенном порядке или форме разумная сила ‑ Нус (Ум). Анаксимандр ‑ качестве первосущего и первоэлемента признавал апейрон ‑ нечто беспредельное и неопределенное. (Идея апейрона подобна современным представлениям о неопределенности Бытия=Ничто). Апейрон порождает противоположность теплого и холодного, влажного и сухого ‑ и только затем, их этих противоположностей, рождаются вещи. Анаксимен – в качестве первоосновы и первоэлемента сущего считает воздух, разряжения и уплотнения которого рождают огонь, воду, землю и проч. Значение идеи воздуха (дыхания, эфира) как «первоосновы» состоит в том, что она дает новый логический образец решения вопроса о единстве многообразных вещей. Вещи, согласно этой логике, возникают не путем комбинации элементов, не в качестве меры (огня), не путем выращивания (гомеомерии), но посредством одной и той же процедуры: сгущения-разряжения. (На современном языке эту процедуру можно назвать: «изменение топологии некого континуума»).
Гераклит –( из Эфеса) – (544/540/535 – 483/480/475) - первым употребил по отношению к миру понятие «космос». Согласно Г. «космос» не создан никем из богов и никем из людей, а всегда был, есть и будет вечно живущим огнём, «мерами воспламеняющийся и мерами угасающийся». «Огонь» у Г. обладает жизнью, сознанием, провиденциальной волей, правит Вселенной, носитель космического правосудия и Судия, карающий грешников в конце времени.
Образ огня позволил Г. выразить идею самодвижения сущего, что все находится в переходе в свою противоположность: «холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое влажнеет» ‑ «все течет» (по греч. «панта реи»). Идея единства противоположностей как источника самодвижения ‑ наиболее значительная заслуга Г. в истории философии. Г.-В. Гегель называл Г. первым диалектиком.
Г. первым выразил идею, что мир устроен по закону, т.е. разумно, говоря, что божественный огонь – это чистый разум, логос
Демокрит – (ок. 460 – 370 до н. э.) – видный представитель античной философии (досократического периода), прославился своим учением об атомах, в котором он представил свои онтологические взгляды. Бытие есть бытие атомов, которые существуют в пустоте. Атомы – это некие тела, невидимые из-за малой величины и неделимые из-за твёрдости («атомос» в переводе с греч. означает «неделимый»). Точную характеристику основных принципов учения Д. об атомах дал Диоген Лаэртский: «Начала вселенной суть атомы и пустота, всё остальное лишь считается существующим. Миры бесконечны и подвержены возникновению и разрушению. Ничто не возникает из несуществующего, и ничто не разрушается в несуществующее. Атомы тоже бесконечны по величине и количеству, они вихрем несутся во вселенной и этим порождают все сложное – огонь, воду, воздух, землю, ибо все они суть соединения каких-то атомов, которые не подвержены воздействиям и неизменны в силу своей твердости». Атомам присуще движение, которое в онтологии Д. является основным источником развития. Д. при этом был сторонником строгой необходимости. Развитие вселенной, порядок мира, все в сущности происходит по причине необходимости. Чтобы существовал мир, необходимо механическое движение атомов.
Парменид – (ок. 540 ‑ 470 до н. э.) ‑ первый философ, который все вопросы античных натурфилософов подвёл под понятие [см. тему III] бытия. П. полагал, что чертами Бытия являются вечность, неизменность, единность, неподвижность. Эти свойства бытия не дано постичь чувственным способом, бытие нельзя увидеть, его можно только помыслить. Подлинным бытием (подлинносущим) обладает только то, что мыслится с логической необходимостью (например, математические зависимости), что и делало необходимым развитие способностей мышления (абстрактного), а не чувственного восприятия.
Пифагор – (ок. 580 – 500 д. н.э.) ‑ в противоположность тем, кто первооснову бытия видели в том или ином веществе (см. античные натурфилософы), П. такой первоосновой считал идеальную сущность ‑ число. Число ‑ это образ (образец) мирового порядка, некая первоструктура (форма), не наполненная еще каким-либо содержанием. Образцовым для всего мира является и числовой порядок, возможность выведения одного числа из другого путем достаточно простых процедур. «Единица ‑ начало всего». Единица ‑ четно-нечетная величина, поэтому в ней содержится двоица. Единица и двойка порождают прочие числа, из чисел точки, из точек линии, из них плоские фигуры, из последних объемные фигуры, из фигур физические тела и т.д.
П. первым в античной истории стал уподоблять Вселенную «Гармонии и числу».
Второй период античной философии – сократический (классическая античная философия)
Из книги С. Н. Трубецкого
Сократ (469 – 399 до н.э.)
Платон (428-347 гг. до н. э.)
Платон ‑ П. воспринял идею Парменида, что бытие есть то, что не дано нам почувствовать, бытие можно только помыслить. В соответствии с этим им было сформулировано понятие «идеи» как сверхчувственного бытия, открывающему свою сущность только разуму. Бытие как «идея» резко противопоставляется чувственному миру вещей. Чувственные вещи необходимо изменчивы и преходящи, в них нет ничего прочного, устойчивого, тождественного. Эта непрерывная текучесть, изменчивость чувственных вещей подчеркнута П. в «Федоне»: «Что скажешь, - спрашивает здесь Сократ Кебеса, ‑ (что скажешь) о многих прекрасных предметах – о людях, о лошадях, платьях и других тому подобных или равных, похвальных и всегда одноименных им? Одинаково ли они существуют или… несогласны (т.е. нетождественны – С.П.) ни с самими собой, ни между собой, и никогда и ни под каким видом, можно сказать, не остаются теми же?» ‑ «Никогда не остаются теми же», ‑ отвечает Кебес.
«Идея» – есть то, что существует само по себе, поэтому оно есть истинно-сущее, потому что не подлежит никакому изменению или превращению, совершенно тождественно и есть вечная сущность, всегда равная самой себе. «…сущее само по себе, поскольку оно есть, подлежит ли хоть какому-либо изменению? Или каждая из вещей сущих, сама по себе однородная, продолжает быть той же и таким же образом, не подлежа никогда, никогда, никак и никакой перемене?»
Как «идея» бытие есть сущность, чувственно не воспринимаемая и даже бесформенная. Такое бытие характеризуется таким рядом признаков – объективность, безотносительность, независимость от пространства и времени.
Миру истинно-сущего бытия, или миру «идей», у Платона противостоит мир не-бытия, который он определяет понятием «материя». Бытие – не-бытие, истинное ‑ не-истинное, идея – материя. Материя – есть род пространства, который характеризуется тем, что он обособляет всё существующее. Именно материя способствует образованию вещей. Вещь – способ обособленного от идеи существования. С одной стороны вещь причастна идее, так как она есть её отражение: каждая вещь воплощает идею, а с другой стороны вещь существует в пространстве, что делает её существование чувственным, а значит ограниченным и подверженным разрушению. Вещь – это срединное бытие, бытие между истинным бытием (идеей) и не-бытием (материей).
Мир идей П. образует иерархию, которая завершается идеей Блага.
Политик
Чужеземец. Каким образом отыскать путь политика? А ведь нужно его отыскать и, отделив его от других путей, отметить знаком единого вида; все другие ответвляющиеся тропки надо обозначить как другой единый вид, с тем, чтобы душа наша мыслила знания в качестве двух видов. [...]
Итак, арифметика и некоторые другие сродные ей искусства не занимаются делами и дают только чистые знания. [...]
А строительные искусства и все вообще ремесла обладают знанием, как бы вросшим в дела и, таким образом, они создают вещи, которых раньше не существовало. [...]
Значит, разделим все знания надвое и один вид назовем практическим, другой - познавательным
Значит, для всего, что мы сейчас рассматриваем, по-видимому есть единое знание: назовут ли его искусством царствовать, государственным искусством или искусством домоуправления - нам нет никакой разницы. [...]
Ведь и любой зодчий не сам работает, а только управляет работающими. [...]
И вносит он в это знание, а не ручной труд. [...]
Поэтому справедливо было бы сказать, что он причастен познавательному искусству. [...]
Но только, я думаю, после того, как он вынесет суждение, это еще не конец, и он не может на этом остановиться, подобно мастеру счетного искусства: он должен отдавать приказания - какие следует - каждому из работающих, пока они не выполнят то, что наказано. [6]
Сократ мл. А обоими путями следовать невозможно?
Чужеземец. Вместе, конечно, нельзя, чудак; поочередно же, ясное дело, можно.
Сократ мл. Итак, я избираю оба пути - поочередно.
...Когда же оно будет поделено и обнаружится искусство пасти людей, надо взять политика и царя и, поставив его во главе как возничего, вверить ему бразды правления государством: ведь именно в этом состоит присущая ему наука.
Тогда, вначале, самим круговращением целиком и полностью ведал [верховный] бог, но местами, как и теперь, части космоса были поделены между правящими богами. Да и живые существа были поделены между собой по родам и стадам божественными пастухами - даймонами; при этом каждый из них владел той группой, к которой он был приставлен, так что не было тогда ни диких животных, ни взаимного пожирания, как не было ни войн, ни раздоров, зато можно назвать тысячи хороших вещей, сопутствовавших такому устройству. [...] Бог сам пестовал их и ими руководил, подобно тому как сейчас люди, будучи существами, более прочих причастными божественному началу, пасут другие, низшие породы.
Мы сказали, что существует самоповелевающее искусство, распоряжающееся живыми существами и пекущееся не о частных лицах, а о целом обществе; назвали же мы это тогда искусством стадного выращивания.
Трудно ведь, не пользуясь образцами, пояснить что-либо важное. Ведь каждый из нас, узнав что-то словно во сне, начисто забывает это, когда снова оказывается будто бы наяву.
У меня, милый, оказалась нужда в образце самого образца.
...Образец появляется тогда, тогда один и тот же признак, по отдельности присущий разным предметам, правильно воспринимается нами и мы, сводя то и другое вместе, составляем себе единое истинное мнение?
Коль скоро дело обстоит таким образом, мы - я и ты, верно, ничуть не погрешим, если решимся познать природу образца по частям, сперва увидев ее в маленьком образце, а затем с меньших образцов перенеся это на идею царя как на величайший образец подобного же рода, и уже с помощью этого образца попытаемся искусно разведать, что представляет собой забота о государстве, - дабы сон у нас превратился в явь? [...]
Значит нужно вернуться к следующему рассуждению, а именно: хотя тысячи людей оспаривают у рода царей заботу о государствах, надо отвлечься от всех них и оставить только царя, а для этого нам необходим, как было сказано, образец.
Значит, нам надо считать двоякой сущность великого и малого и двояким суждение о них и рассматривать их не только... в их отношении друг к другу, но скорее... одну [их сущность] надо рассматривать во взаимоотношении, а другую - в ее отношении к умеренному. [...]
Если относить природу большего только к меньшему, мы никогда не найдем его отношения к умеренному, не так ли?
...И сейчас нам, видно, придется признать, что большее и меньшее измеримы не только друг по отношению к другу, но и по отношению к становлению меры. Ведь невозможно, чтобы политик или другой какой-либо знаток практических дел был бесспорно признан таковым до того, как по этому вопросу будет достигнуто согласие. [...]
...Надо считать, что для всех искусств в равной степени большее и меньшее измеряются не только в отношении друг к другу, но и в отношении к становлению меры.
Ясно, что мы разделим искусство измерения... на две части, причем к одной отнесем все искусства, измеряющие число, длину, глубину, ширину и скорость путем сопоставления с противоположным, а к другой - те искусства, которые измеряют все это путем сопоставления с умеренным, подобающим, своевременным, надлежащим и со всем тем, что составляет середину между двумя крайностями.
Чужеземец. Но люди эти, не привыкнув рассматривать подобные вещи, деля их на виды, валят их все в одну кучу, несмотря на огромное существующее между ними различие, и почитают их тождественными, а также и наоборот: не разделяют на надлежащие части то, что требует такого деления. Между тем следует, когда уж замечаешь общность, существующую между многими вещами, не отступать, прежде чем не заметишь всех отличий, которые заключены к каждом виде, и, наоборот, если увидишь всевозможные несходства между многими вещами, не считать возможным, смутившись, прекратить наблюдение раньше, чем заключишь в единое подобие все родственные свойства и охватишь их единородной сущностью.
А как же обстоит дело с нашим исследованием политика? Предпринимается ли оно ради него самого или же для того, чтобы стать более сведущим в диалектике всего?
В самом деле, ведь никто, находясь в здравом уме, не стал бы гоняться за понятием ткацкого искусства ради самого этого искусства. Однако, думаю я, от большинства людей скрыто, что для облегчения познания некоторых вещей существуют некоторые чувственные подобия, которые совсем не трудно выявить, когда кто-нибудь хочет человеку, интересующемуся их объяснением, без труда, хлопот и рассуждений дать ответ. Что же касается вещей самых высоких и чтимых, то для объяснения их людям не существует уподобления, с помощью которого кто-нибудь мог бы достаточно наполнить душу вопрошающего, применив это уподобление к какому-либо из соответствующих ощущений. Поэтому-то и надо в каждом упражнять способность давать объяснение и его воспринимать. Ибо бестелесное - величайшее и самое прекрасное - ясно обнаруживается лишь с помощью объяснения, и только него, и вот ради этого и было сказано все то, что сейчас говорилось.
И вот еще что: тому, кто порицает подобные беседы за длину речи и кто не приемлет таких обходных движений, не следует слишком легко и скоро позволять корить речь лишь за то, что она длинна, но надо еще требовать, чтобы он указал, каким образом она может стать короче и сделать беседующих лучшими диалектиками, чем они были раньше, более изобретательными в рассуждении и в объяснении сущностей; в остальном же собеседникам не следует особенно заботиться о порицаниях и похвалах, да и слушать подобные речи им вовсе негоже.
У нас монархия - это один из видов государственного правления?
А после монархии, я думаю, надо назвать правление немногих. [...]
Третий же вид государственного устройства не есть ли правление большинства и не носит ли оно имя демократии? [...]
Если принять во внимание имеющиеся в этих двух видах государственного устройства насилие и добрую волю, бедность и богатство, законность и беззаконие, то каждое из них можно разделить надвое, причем монархия будет носить два имени: тирании и царской власти. [...]
А государство, управляемое немногими, будет носить название аристократии или же олигархии. [...]
Что касается демократии, то правит ли большинство теми, кто обладает имуществом, насильственно или согласно с доброй волей последних, точно ли оно соблюдает законы или же нет, никто ей, как правило, не даст иного имени.
...В каком из упомянутых государственных устройств кроется уменье управлять людьми? Ведь это одно из сложнейших и самых трудно постижимых умений. Его надо понять для того, чтобы знать, кого следует отделить от разумного государя из тех, кто делает вид, что они политики, и убеждает в этом многих, на самом же деле вовсе не таковы. [...]
Неужели можно полагать, что большинство людей в государстве может обладать этим знанием?
Согласно этому, хорошее правление, если только оно бывает, следует искать у одного, двоих или во всяком случае немногих людей.
И мы должны будем считать, как мы то сейчас решили, что, правят ли эти люди согласно нашей доброй воле или против нее, согласно установлениям или без них, богаты они или бедны, они правят в соответствии с неким искусством правления. Ведь врачем мы почитаем врачами независимо от того, лечат ли они нас по нашему согласию или против нашей воли, когда они делают нам разрезы, прижигания или, пользуя нас, причиняют другую какую-то боль, действуют они согласно установлениям или помимо них и богаты они или бедны, - пока они руководствуются искусством, очищая или как-то по-иному ослабляя либо, наоборот, укрепляя наше тело, - лишь бы врачеватели действовали на благо наших тел, превращали их их слабых в более крепкие и тем самым всегда спасали врачуемых.
И из государственных устройств то необходимо будет единственно правильным, в котором можно будет обнаружить истинно знающих правителей, а не правителей, которые лишь кажутся таковыми; и будет уже неважно, правят ли они по законам или без них, согласно доброй воле или против нее, бедны они или богаты: принимать это в расчет никогда и ни в коем случае не будет правильным. [...]
И пусть они очищают государство, казня или изгоняя некоторых, во имя его блага, пусть уменьшают его население, выводя из города подобно пчелиному рою колонии, или увеличивают его, включая в него каких-либо иноземных граждан, - до тех пор, пока это делается на основе знания и справедливости и государство по мере сил превращается из худшего в лучшее, мы будем называть такое государственное устройство - в указанных границах - единственно правильным.
Сократ мл.. Чужеземец, обо всем прочем ты говорил как нужно; а вот о том, что следует управлять без законов, слышать тяжко.
Чужеземец. Некоторым образом ясно, что законодательство - это часть царского искусства; однако прекраснее всего, когда сила не у законов, а в руках царственного мужа, обладающего разумом.
Потому что закон никак не может со всей точностью и справедливостью охватить то, является наилучшим для каждого, и это ему предписать. Ведь несходство, существующее между людьми и между делами людей, а также и то, что ничто человеческое, так сказать, не находится в покое, - все это не допускает однозначного проявления какого бы то ни было искусства в отношении всех людей и на все времена. [...]
Закон же, как мы наблюдаем, стремится именно к этому, подобно самонадеянному и невежественному человеку, который никому ничего не дозволяет ни делать без его приказа, ни даже спрашивать, хотя бы кому-то что-нибудь новое и представилось лучшим в сравнении с тем, что он наказал. [...]
...Убедил кто других либо не убедил, богат ли он или беден, согласно установлениям или вопреки им делает он полезное дело, именно эта польза и должна служить вернейшим мерилом правильного управления государством, с помощью которого мудрый и добродетельный муж будет руководить делами подвластных ему людей? Подобно тому как кормчий постоянно блюдет пользу судна и моряков, подчиняясь не писанным установлениям, но искусству, которое для него закон, точно таким же образом заботами умелых правителей соблюдается правильный государственный строй, потому что сила искусства ставится выше законов. И пока руководствующиеся разумом правители во всех делах соблюдают одно великое правило, они не допускают погрешностей: правило же это состоит в том, чтобы умно и искусно уделяя всем в государстве самую справедливую долю, уметь оберечь всех граждан и по возможности сделать их из худших лучшими.
А то, что никогда многие, кто бы они ни были, не смогут, овладев подобным знанием, разумно управлять государством; единственно правильное государственное устройство следует искать в малом - среди немногих или у одного, все же прочие государства будут лишь подражаниями... одни - подражаниями тому лучшему, что есть в правильном государстве, другие - подражаниями худшему.
...Никто из граждан никогда не должен сметь поступать вопреки законам, посмевшего же так поступить надо карать смертью и другими крайними мерами. Такое устройство - самое правильное и прекрасное после первого, если бы кто вздумал его отменить.
Ведь я думаю, что если бы кто-нибудь осмелился нарушать законы, установленные на основе долгого опыта и доброжелательных мнений советников, всякий раз убеждавших народ в необходимости принять эти законы, то такой человек, громоздя ошибку на ошибку, извратил бы все еще больше, чем это делают предписания.
Итак, когда наилучшему государственному устройству подражают богатые, мы называем такое государственное устройство аристократией; когда же они не считаются с законами, это будет уже олигархия. [...]
Когда же один кто-нибудь управляет согласно законам, подражая сведущему правителю, мы называем его царем...
Однако, если такой единоличный правитель, ни считаясь ни с законами, ни с обычаем, делает вид, что он знаток... разве не следует его - и любого другого такого же - именовать тираном?
Так станем ли мы удивляться, Сократ, всему тому злу, которое случается и будет случаться в такого рода государствах, коль скоро они покоятся на подобных основаниях? Ведь все в них совершается согласно предписаниям и обычаям, а не согласно искусству, и любое государство, если бы оно поступало противоположным образом, как ясно всякому, вообще при подобных обстоятельствах погубило бы все на свете.
Скорее надо удивляться тому, как прочно государство по своей природе: ведь нынешние государства терпят все это зло бесконечное время, а между тем некоторые из них монолитны и неразрушимы. Есть, правда, много и таких, которые, подобно судам, погружающимся в пучину, гибнут либо уже погибли или погибнут в будущем из-за никчемности своих кормчих и корабельщиков - величайших невежд в великих делах...
Итак, монархия, скрепленная благими предписаниями, которые мы называем законами, - это вид, наилучший из всех шести; лишенная же законов, она наиболее тягостна и трудна для жизни.
Правление немногих, поскольку немногое - это середина между одним и многим, мы будем считать средним по достоинству между правлением одного и правлением большинства. ...Оно во всех отношениях слабо и в сравнении с остальными не способно ни на большое добро, ни на большое зло: ведь власть при нем поделена между многими, каждый из которых имеет ее ничтожную толику. ... Если при всех них царит распущенность, демократический образ жизни торжествует победу; если же всюду царит порядок, то жизнь при демократии оказывается наихудшей, а наилучшей при монархии, если не считать седьмой вид: его-то следует, как бога от людей, отличать от всех прочих видов правления.
...Мы видим шумную ораву кентавров и сатиров, которую следует отстранить от искусства государственного управления...
А науку, сведущую и умеющую дать совет относительно того, надо ли воевать или лучше покончить дело миром, будем ли мы считать отличной от этой способности или одинаковой с ней?
Но какую же науку решимся мы назвать владычицей всего этого великолепного и огромного воинского искусства, кроме науки подлинно царской?
Итак, мы нашли, что сила судей - не царственная, сила эта - хранительница законов и служанка царской силы. [...]
Если же обозначить одним именем способность того искусства, которое правит всеми прочими и печется как о законах, так и вообще о всех делах государства, правильно сплетая все воедино, то мы по справедливости назовем его политическим.
Итак, вот что мы называем завершением государственной ткани: царское искусство прямым плетением соединяет нравы мужественных и благоразумных людей, объединяя их жизнь единомыслием и дружбой и создавая таким образом великолепнейшую и пышнейшую из тканей. Ткань эта обвивает всех остальных людей в государстве - свободных и рабов, держит их в своих узах и правит и распоряжается государством, никогда не упуская из виду ничего, что может сделать его, насколько это подобает, счастливым.
Аристотель (384 ‑ 322 гг. до н. э.)
Из книги С. Н. Трубецкого
Аристотель ‑ Исходя из критики платоновских «идей», А. создает теорию, в соответствии с которой бытие есть сущность каждой индивидуальной вещи. Каждая конкретная чувственная вещь представляет собой единство «материи» и «формы». «Форма» понимается А. как сущность (суть бытия) вещи. Форма нематериальна, но она не есть нечто внешнее по отношению к материи. Каждая вещь выступает как оформленная материя. В качестве примера можно взять медный шар, представляющий собой единство меди (вещества) и шаровидности (формы). Противоположность «формы» и «материи» относительна. Медь может выступать материей по отношению к одному предмету (например, шару) и формой по отношению к другому (к первоэлементам). Медь как материал в потенции содержит форму как свою возможность. Форма ‑ есть действительность («энегрейя»), тех возможностей («дюнамис»), которыми располагает материи. Форма активна, материя пассивна. Иерархия форм приводит к высшей «форме», которой является перводвигатель, или Бог. Форма как сила, которая приводит вещь (материал) в движение и как дающая этому материалу назначение (цель), является триединой. Вместе с материей, таким образом, имеется четыре причины всякой вещи: 1) материальная, отвечающая на вопрос «Из чего?»; 2) формальная, отвечающая на вопрос: «В чем суть этой вещи или что это есть?» 3) движущая ‑ «Откуда начало движения?»; 4) целевая ‑ «Ради чего?».
Аристотель
Из книги «Политика»
О том, что такое государство
I 1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же Общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других, и к высшему из всех благ стремится ю общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим.
2. Неправильно говорят те, которые полагают, будто понятия "государственный муж", "царь", "домохозяин", "господин" суть понятия тождественные. Ведь они считают, что эти понятия различаются в количественном, а не в качественном отношении; скажем, господин - тот, кому подвластно небольшое число людей; домохозяин - тот, кому подвластно большее число людей; а кому подвластно еще большее число - это государственный муж или царь; будто нет никакого различия между большой семьей и небольшим государством и будто отличие государственного мужа от царя состоит в том, что царь правит в силу лично ему присущей власти, а государственный муж отчасти властвует, отчасти подчиняется на основах соответствующей науки - политики. Это, однако, далеко от истины. 3. Излагаемое станет ясным при рассмотрении с помощью усвоенного нами ранее метода: как в других случаях, расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие части целого) и рассматривая, из чего состоит государство, мы и относительно перечисленных понятии лучше увидим, чем они отличаются одно от другого и возможно ли каждому из них дать научное объяснении.
И здесь, как и повсюду, наилучший способ тсоретического построения состоял бы в рассмотрении первичного образования предметов. 4. Так, необходимость побуждает прежде всего сочетаться попарно тех, кто не может существовать друг без друга,- женщину и мужчину в целях продолжении потомства; и сочетание это обусловливается не сознательным решением, но зависит от естественного стремлении, свойственного и остальным живым существам и растениям, - оставить поело себя другое подобное себе существо.
[Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину и рабу полезно одно и то же. 5. Но женщина и раб но природе своей дна различных существа: ведь творчество природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов, изготовляющих "дельфийский нож"; напротив, в природе каждый предмет имеет свое назначение. Так, всякий инструмент будет наилучшим образом удовлетворять своему назначению, если он предназначен для исполнения одной работы, а не многих. У варваров женщина и раб; занимают одно и то же положение, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный во природе своей к властвованию. У них бывает только одна форма общения - общение paбa и рабыни. Поэтому и говорит поэт: "Прилично властвовать над варварами грекам"; варвар и раб по природе своей понятия тожественные. 6. Итак, из указанных двух форм общения получается первый вид общения - семья. Правильно звучит стих Господа: "Дом прежде всего и супруга, и бык-землепашец" (у бедняков бык служит вместо раба). Соответственно общение, естественным путем возникшее для удовлетворения повседневных надобностей, есть семья; про членов такой семьи Харонд говорят, что они едят из одного ларя, а Эпименид Критянин называет их питающимися из одних яслей.
7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковременных только потребностей, - селение. Вполне естественно, что селение можно рассматривать как колонию семьи; некоторые и называют членов одного и того же селения "молочными братьями", "сыновьями", "внуками". Греческие государства потому вначале и управлялись царями (а в настоящее время то же мы видим у негреческих племен), что они образовались из элементов, признававших над собой царскую власть: ведь во всякой семье старший облечен полномочиями царя. И в колониях семей - селениях поддерживали в силу родственных отношении между их членами тот же порядок. Об этом именно и упоминает Гомер, говоря: "Правит каждый женами и детьми", ведь они жили отдельными селениями, как, впрочем, и вообще жили люди в древние времена. И о богах говорят, что они состоят ид властью царя, потому что люди - отчасти еще и теперь, а отчасти и в древнейшие времена - управлялись царями и, так же как люди уподобляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили, это представление и на образ жизни богов.
8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство - продукт естественного возникновения, как и первичные общения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем природой каждого объекта - возьмем, например, природу человека, коня, семьи - то его состояние, какое получается при завершении его развития. Сверх того, в осуществлении конечной цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее существование оказывается и завершением, и наивысшим существованием.
9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, н что человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, - либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо в сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря "без роду, без племени, вне законов, без очага"; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске.
10. Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. 11. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятии, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства. Первичным по природе является государство по сравнению с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Уничтожь живое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их, подобно тому как мы говорим "каменная рука"; ведь и рука, отделенная от тела, будет именно такой каменной рукой. Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это действие; раз эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как таковом: останется только его обозначение. 12. Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение пли, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством.
Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо, Человек, нашедший свое завершение,- совершеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права,- наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие - умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону. Поэтому человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения.