Не требует ли нынешнее Состояние знаний новой науки.
[...] Истинная двигающая сила, устремленная к обновлению человеческой жизни, заключается не в одном знании, а в той совокупности деятельности всех прогрессивных элементов, которые составляют современную цивилизацию. Знание, в самом лучшем смысле этого слова, указывает только на более верные и ближайшие средства для достижения известных реформ, подвигающих человечество вперед. Знанием можно пользоваться различно, и, смотря по тому, кто им пользуется, оно может быть действительным благодеянием или действительным злом. [...]
На каждый век и на каждое мыслящее поколение приходилось по своей задаче. Задача нашего времени состоит в том, чтобы пересмотреть, объяснить и привести в общее сознание идею общественной жизни, изменив ее условия, насколько они полезны общечеловеческому благосостоянию. Поэтому возникает потребность в новой, по преимуществу науке общественной. Какова бы ни была судьба ее впоследствии, но она станет во главе всего умственного движения и будет управлять ходом мировых событий. Это так же верно, как верно и то, что средневековая схоластика не воротится назад и не вытеснит собою новых понятий, завоеванных на ее полусгнившем трупе. Попытки создать общественную науку, с ее всемирным и чисто-практическим значением, уже давно начинают проявляться; с этой целью составляются ученые конгрессы, съезды; обмен идей и наблюдений становится быстрее и шире, но все это только одни попытки, которые дают чувствовать, что потребность в новом знании действительно существует. Потребность же эта вызывается изменением общечеловеческих отношений, для которых старые понятия делаются неудовлетворительными, и потому обновление научных начал, методов и приема наблюдений, пересмотр и дополнение прежних выводов существенно необходимы. Благодаря тому, что современное естествознание сумело стать вразрез со старыми рутинными приемами научного исследования и разорвало всякую связь с метафизическими пошлостями, оно привлекло на свою сторону самые энергические умы и стало лучше других наук удовлетворять требованиям настоящего поколения. Я не сомневаюсь, что естественные науки в будущем развитии человечества займут одно из первых мест, но напрасно думает наша молодежь, что на этом должна остановиться работа современного мыслящего человека. Если естествознание ограничится одними научными выводами, не имея в виду общественных вопросов, — оно попадет в ту же филистерскую колею, в которую попала и отвлеченная философия. Вот почему, мне кажется, между общественной наукой и естествознанием должен произойти — и, чем скорее, тем лучше — обмен главных сил их, то есть одна
319
может поааимствоваться у другого превосходным методом и дать ему, в свою очередь, превосходные стремления. [...]
Главный недостаток общественной науки заключается именно в отсутствии правильного метода и той массы фактов, которые необходимы для окончательной постройки ее. Самое точное из общественных знаний, статистика, далеко еще не располагает средством, нужным для удовлетворения громадных требований, предъявляемых новыми общественными условиями. Статистические данные необходимы для удовлетворительного решения важнейших политико-экономических и финансовых вопросов и, без всякого сомнения, могли бы облегчить решение многих антропологических задач. -Но, как ни драгоценны заслуги некоторых деятелей этой науки, она далека еще от положительных результатов; привести ее в такое положение — труд, превышающий силы самых даровитых и энергических личностей, отдельно взятых. Сравнительная статистика еще, можно сказать, в зародышном состоянии. По мере ее развития, с одной стороны, все рельефнее обрисовывается ее польза, с другой — оказывается, как неудовлетворительна полнота ее, при которой она могла бы получить все свое законное практическое влияние. Социальная экономия успела в новейшее время облегчить некоторые из зол, причиненных меркантильною теориею, и приобретает все большее значение. Но едва ли можно ожидать, чтобы она имела прочные основы. Большая часть ее обширной области — еще terra incognita. Она не может указать почти ни одного окончательно и со всех сторон решенного, ни одного бесспорного вопроса. Те немногие общие истины, которыми она может похвалиться (напр., что всякая свободная деятельность выгоднее несвободной), были скорее угаданы, чем доказаны гениальными мыслителями. Только по мере практического приложения этих истин накопляются доказательства в их пользу. Потому-то они и применяются так медленно. Несмотря на осязательность доводов, противники все еще имеют возможность противополагать им те или другие невыясненные факты и таким образом спутывать понятия. Но таких общих и в высшей степени важных истин социальная экономия может выставить весьма немного — может быть, две-три, и притом даже они не вполне сформированы в точные законы, потому что из них сами экономисты подчас допускают изъятия. [...] Подобно всем органическим законам, управляющим жизнью, экономические законы вернее всего могут быть открыты рядом наблюдений. Конечно, иногда может удаваться открыть их и априорически, — только и тут, как вообще, гораздо больше шансов против, чем за. Это вполне подтверждается медленными успехами науки со времени Адама Смита, несмотря на большое количество появившихся трактатов. При таком состоянии политической экономии часто-финансовые вопросы сводятся на трескотню фраз, до того избитых, что жизнь и теория не имеют никакой надобности справляться друг с другом (стр. 189—192).
Кроме того, нельзя не обратить внимания на солидарность, возрастающую между науками по мере их развития. Чем очевиднее становится их значение для современных обществ, тем сильнее они должны опираться одна на другую. Экономисту, историку становится решительно невозможно продолжать своих исследований без знания, по крайней мере, главных положений естественных наук. В свою очередь, их науки могли бы значительно облег-
320
чить трудное деЯо естествоиспытателей, открывая законы, управляющие обществами, или, по крайней мере, доставляя осмысленные факты и достоверные данные. Взаимное содействие каждой из этих наук, как я уже заметил выше, не только полезно, а положительно необходимо, но по мере того, как этот круг принимает правильную форму, становится ясно, что ему недостает центра.
Создание такой центральной и верховной науки было бы важно во всех отношениях. Ее содержание определяется само собою, когда присматриваешься к современному направлению и содержанию всех наук вообще. Отвлеченные теории так изолгались и опошлели даже в глазах их лучших представителей, что им никогда уже не поправить своего рухнувшегося кредита. Научные Ht-следования преимущественно имеют в виду живое общество, со всеми его нуждами и потребностями. Между тем нет науки, которая бы занималась этим предметом в его полном объеме, в его многочисленных видоизменениях. Нет науки, которая изучала бы современный организм живущих обществ в такой полноте, в какой мы желаем узнать его у отживших обществ, изучая историю. Множество наук знакомят нас с его различными частями, но его общий вид остается вне исследования. Удивительно ли, что истории не удается восстановить его вполне за прежнее время? Может ли быть вполне плодотворно изучение частей, когда целое остается неизвестным? Да и может ли при таком условии это частичное изучение быть вполне удовлетворительным? Физиология и теперь не может похвалиться слишком большими успехами, — но что было бы с нею, если бы она распалась на науку о мозге, науку о сердце, науку о желудке и затем забыла бы, что совокупная деятельность всех этих отдельных факторов образует живой организм? ' Одна такая мысль возбуждает улыбку. Разве не менее странно, что общественные науки, изучая различные части общественного организма, оставляют без внимания самый организм, самое общество, в котором проявляется совокупная деятельность этих частей? Мысль немецких ученых, желавших иметь в статистике «остановившуюся историю» или «покоящуюся действительность», была верна в том смысле, что подобная наука действительно необходима. Но они ошибались, желая обратить в такую науку статистику, имеющую свой специальный.круг исследований, в который нет возможности уместить всех социальных вопросов.
Все это приводит к той мысли, что нынешнее развитие знаний требует новой науки, науки об обществе (социологии). Она должна обнимать очерк положения и размеров внешнего вида страны, ее социальный характер, то есть все, могущее дать понятие о важнейших моментах общества: развитие городской и сельской, местной или центральной жизни, значит, характер городов и сел, удобства сообщений, торговые и промышленные центры; деление народа на сословия или касты (политическое и юридическое деление); экономическое деление по занятиям; численные отношения классов; внутренние числовые отношения по полу и возрасту, равновесие половых отношений и политическая равноправность мужчин и женщин; внутренний общественный быт: нравы, обычаи, предрассудки, одежда и т. д.; размеры, характер производства и рабочая плата; валовой доход и падающие на него налоги; способы взимания и употребления их (не с финансовой, а с социальной точки зрения); правительственная организация, образование и
321
средства распространения его в массе, характер преступлений и наказаний; степень образования и экономическое состояние преступников. [...]
Весьма вероятно, что при достаточном развитии общественной науки влияние ее на сродные ей науки обнаружится особенно сильно в двух отношениях: .излагая результаты наблюдений и выводя заключения из сравнения целого ряда наблюдений, она будет наукою строго-опытною. Весьма вероятно, что она укажет возможность сродным ей наукам усвоить себе сравнительный метод. Это сильно помогло бы их развитию. Априорический и гипотетический методы, которых держится большая часть из них, имеют неоспоримые достоинства; но, употребляемые отдельно, без контроля более точных методов, они имеют бросающиеся в глаза недостатки: они обыкновенно приводят к предвзятым результатам и не исключают возможности одному гадательному предположению противопоставить другое. Потому-то многие общественные и все философские науки и представляют такое множество разноречивых систем, не приводящих к положительным результатам и даже не обещающих их в далеком будущем. Только усвоив себе точные методы, могут они надеяться разъяснить мало-помалу хаос мнений и понятий. Во-вторых, можно надеяться, что социология ускорила бы реформу в самом содержании некоторых из этих наук. Без всякого сомнения, чем яснее люди будут понимать состав обществ и условия жизни большинства, тем быстрее будут изменяться их нынешние понятия. Очень может случиться, что правильное и подробное сравнение быта, привычек, понятий образованных и необразованных, богатых и бедных, трудящихся и привилегированных классов различных стран заставит изменить многие из обиходных взглядов о племенных преимуществах, народных свойствах, врожденных понятиях, различных экономических явлениях и т. д. Во всяком случае, изменятся ли эти взгляды или укрепятся, их можно будет проверить обширным сравнением, при котором будет видна вся обстановка основных фактов. Если статистика успела в короткое время бросить свет на некоторые общественные и нравственные вопросы, над решением которых отвлеченное мышление напрасно трудилось целые века, то общественная наука, вероятно, будет действовать еще успешнее в том же смысле: при одинаково точном методе она обнимет не только большее количество явлений, но обнимет их полнее, многостороннее (стр. 191—198).