Душа может воспринимать вещи тремя способами: посредством чистого рассуд ка, посредством воображения, посредством чувств.
Она воспринимает чистым рассудком духовные предметы, универсалии, общие понятия, идею совершенства, идею бесконечно совершенного существа и вообще все свои мысли, когда она познает их при помощи рефлексии, обращенной на себя самое. Она воспринимает также чистым рассудком материальные предметы, протяженность с ее свойствами, ибо ведь только чистым рассудком можно познать совершенный круг или квадрат, фигуру с тысячью сторон и тому подобные предметы. Такого рода перцепции называются чистыми постижениями, или чистыми перцепциями, так как, чтобы представить себе все эти предметы, духу нет необходимости вызывать в мозгу их телесные образы. [...]
На нас действуют еще очень сильно наши наклонности и наши страсти; они ослепляют наш ум ложным блеском, покрывают и наполняют его мраком. Таким образом, наши наклонности и страсти вовлекают нас в бесчисленные заблуждения, если мы следуем за тем ложным светом и обманчивым знанием, которое они производят в нас. Следовательно, их нужно рассматривать вместе с тремя способностями разума как источники наших заблуждений и ошибок, прибавив к обманам чувств, воображения и чистого рассудка те заблуждения, которые можно приписать страстям или природным наклонностям (III, стр. 29—31).
Мы должны точно соблюдать правило судить по чувствам не о том, что такое вещи сами в себе, но только о том, какое отношение они имеют к нашему телу; так как на самом деле они, [чувства], даны нам не ради познания истины вещей самих в себе, а лишь для сохранения тела (III, стр. 41).
Несомненно, что до того, как был сотворен мир, существовал только бог и он не мог создать мира без знания и идеи; что, следовательно, эти идеи, которые были у бога о мире, не отличаются от него самого; и что, таким образом, все творения, даже самые материальные и самые земные, суть в боге, хотя совершенно духовным и нам непонятным образом. Итак, бог созерцает в самом себе все существа, рассматривая свои собственные совершенства, которые ему их представляют. Он
443
совершенным образом знает и их бытие, потому что, имея все в зависимости от своей воли к существованию, он не может' не знать своих собственных желаний, следовательно, он не; может не знать их бытия; а следовательно, бог созерцает' в самом себе не только сущность вещей, но и их существование.
Не то с сотворенными духами; они не могут созерцать в самих себе ни сущности вещей, ни их бытия. [..,]
Абсолютно необходимо, чтобы бог имел в самом себе идеи всех сотворенных им существ, потому что иначе он не мог бы создать их; поэтому он созерцает все эти существа, рассматривая совершенства, которые он заключает в себе и к которым они имеют отношение. Следует также знать, что своим присутствием бог теснейшим образом связан с нашими душами, так что можно сказать, что он есть место духов, подобно тому как пространство в известном смысле есть место тел. Если мы сделаем эти два предположения, станет несомненным, что дух может созерцать то, что есть в боге, который представляет сотворенные существа, потому что это в высшей степени духовно, сверхчувственно и налично в духе. Таким образом, дух может созерцать в боге творения бога, если предположить, что бог соблаговолит открыть ему то, что в нем есть и что представляет их (III, стр. 396—398).
Бог есть все-бытие, потому что он бесконечен и содержит все; но он не есть какое-либо бытие в частности. Между тем то, что мы видим, есть лишь одно или несколько отдельных существ, и мы не понимаем этой совершенной простоты бога, содержащего в себе все существа.
[...] Сам бог просвещает философов теми знаниями, которые неблагодарные люди называют естественными, хотя они приходят к ним лишь свыше. [...] Это он, собственно, свет разума и отец светов [...]/ Это он дает знание людям [...]. Словом, это истинный свет, просвещающий всякого человека, приходящего в мир (III, стр. 400).
Останемся же при том мнении, что бог есть сверхчувственный мир, или место духов, так же как мир материальный есть место тел; что от его могущества получают они все свои модификации; в его мудрости находят все свои идеи; его любовью волнуются они во всех своих праведных движениях; и так как его могущество и любовь — это лишь он сам, то будем верить вместе со св. Павлом, что он не далек от каждого из нас и что в нем мы живем, движемся и существуем (III, стр. 409).
Бог более превосходит сотворенных духов, чем эти духи тела, и бога следует назвать духом не столько для того, чтобы показать положительно, что он есть, как для того, чтобы обозначить, что он нематериален. Это существо бесконечно совершенное; в этом нельзя сомневаться. Но не следует воображать вместе, с антропоморфистами, что у него должна быть человеческая фигура (так как она кажется самой совершенной), если
444
бы даже мы считали его телесным, — точно так же не следует думать, что божественный разум имеет человеческие мысли и его дух подобен нашему в силу того, что нам не известно ничего совершеннее нашего духа. [...·] Его истинное имя — тот, кто есть, т. е. бытие без ограничения, все-бытие, бытие бесконечное и универсальное (III, стр. 436).
Люди не только не бывают действительными причинами движений, которые они вызывают в своем теле, — представляется даже противоречивым, что они могут быть такими причинами. Как я понимаю, истинная причина есть причина, между которой и ее действием разум усматривает необходимую связь. Но только в бесконечно совершенном существе разум усматривает необходимую связь между его волей и ее действиями. Следовательно, только один бог есть истинная причина и действительно обладает силой двигать тела. Я скажу больше, а именно: нельзя даже представить, чтобы бог мог передать людям или ангелам свою способность двигать тела; допуская, что возможность двигать рукою будет действительной силой в нас, мы должны будем также признать, ' что бог может дать духам силу творить, уничтожать, делать все, что угодно; словом, что он может сделать их всемогущими (IV, стр. 330).
Итак, есть только один истинный бог и только одна причина, которая поистине есть причина, и не следует воображать, что то, что предшествует явлению, есть его истинная причина. Бог не может даже передать своего могущества творениям, если следовать свету разума; он не может сделать из них истинные причины; он не может сделать из них богов. [...]
Новая философия [...] уничтожает все доводы вольнодумцев, установив свой самый высший принцип, совершенно согласный с первым принципом христианской религии, а именно: что следует любить и бояться только одного бога, потому что только бог может сделать нас счастливыми.
Ведь если религия, учит нас, что есть только один истинный бог, то эта философия заставляет нас познать, что есть только одна действительная причина. Если религия говорит нам, что все языческие божества — это лишь безжизненные камни и металлы, лишенные движения, то эта философия также открывает нам, что все вторичные причины или все божества философии суть только не способные к действию материя и воля. Наконец, если религия учит нас, что не следует преклонять колен перед богами, которые вовсе не являются богами, то эта философия учит нас, что наше воображение и наш разум не должны преклоняться перед величием и мнимой силой причин, которые вовсе не являются причинами; их не следует ни любить, ни бояться; не следует вовсе заниматься ими, — нужно думать только о боге, видеть бога во всем, поклоняться богу во всем, бояться и любить бога во всем (IV, стр. 332—333).
445
ХРИСТИАНСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Размышление V. 14. [...] Только бог движет тела тем же самым действием, которым он их производит или последовательно сохраняет в различных местах; и ты начинаешь верить, что изменения в материальном мире происходят только через движение составляющих его частей: таким образом, ты хорошо видишь, что бог создает все, как истинная и общая причина. Но помимо общей причины имеется и бесконечное множество частных причин; помимо истинной причины имеются естественные причины, которые ты должен называть окказиональными, чтобы избежать опасной двусмысленности, которая рождается из ложной идеи философов о пр'ироде. [...]
15. Бог, чтобы создать или сохранить мир, установил определенные законы передачи движений.!...]
Когда тело находится в движении, оно, конечно, имеет тем самым силу приводить в движение другое тело в соответствии с законами передачи движений, которым постоянно следует бог. Можно сказать, что это тело является физической или естественной причиной сообщаемого движения, потому что оно действует в соответствии с естественными законами. Но от этого оно нисколько не становится истинной причиной в смысле языческих философов: это лишь абсолютно окказиональная причина, которая через столкновение определяет действие общего закона, согласно которому должна действовать общая причина, неизменная природа, бесконечная мудрость, которая предвидит все следствия всех возможных законов и которая умеет строить свои планы на основе самого мудрого, простого и плодотворного отношения, открываемого ею между законами и тем, что они должны произвести. [...]
17. Можно, наконец, сказать, что солнце есть общая причина бесконечного множества благ, которые нам оказывает бог, так как посредством его теплоты бог сообщает плодородие земле и всем животным, а посредством его света он приводит нас в состояние, когда мы оказываемся способными пользоваться тысячью различных способов окружающими нас предметами. Но оно в самом себе не имеет никакой силы. Это лишь материя, обладающая силой только через оживляющее ее движение, и один бог есть истинная причина этого движения. Солнце является причиной тысяч и тысяч восхитительных следствий, но причиной окказиональной, или причиной естественной, в соответствии с естественными законами передачи дви жения. Запомни же хорошенько, сын мой: БОГ СООБЩАЕТ СВОЕ МОГУЩЕСТВО ТВОРЕНИЯМ, ЛИШЬ ВВОДЯ В НИХ ОККАЗИОНАЛЬНЫЕ ПРИЧИНЫ, ЧТОБЫ ПРОИЗВОДИТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ СЛЕДСТВИЯ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНАМИ, КОТОРЫЕ ОН СОЗДАЕТ ДЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ СВОИХ ПЛАНОВ ЕДИНООБРАЗНЫМ И ПОСТОЯННЫМ ОБРАЗОМ, ПУТЯМИ САМЫМИ ПРОСТЫМИ, САМЫМИ ДОСТОЙНЫМИ ЕГО МУДРОСТИ И ДРУГИХ ЕГО АТРИБУТОВ (II, стр. 58—60).
446
Размышление VII. 17. Итак, провидение бога проявляется двояко Во-первых, в том, что, определив вначале движения таким образом, что их результатом является множество неправильностей и чудовищ, он начал, создавая мир и все в нем заключенное, приводить материю в движение так, чтобы, например, было как можно меньше беспорядка в природе и в сочетании природы с благодатью. Во-вторых, в том, что бог чудесами исцеляет беспорядки, которые происходят в соответствии с простотой естественных законов, лишенных тем не менее требуемого им порядка, так как на взгляд бога порядок есть закон, из которого нет никаких исключений.
18. Таким образом, бог имеет два вида законов, регулирующих его поведение. Один — вечный и необходимый, это — порядок; другие — произвольные, и это суть законы природы и благодати. Но бог установил последние только потому, что порядок требует, чтобы он действовал именно так (II, стр. 85).
БЕСЕДЫ О МЕТАФИЗИКЕ
БЕСЕДА ВОСЬМАЯ
Теодор1. [...] Когда я говорю, что бог всегда следует предписанным им самим общим законам, то я говорю лишь об общем и обычном провидении. Я вовсе не исключаю чудес или следствий, которые совершенно не вытекают из его общих законов. Но[.„] когда бог творит чудо и когда он не действует в соответствии с общими законами, которые нам известны, я утверждаю, что бог действует или в соответствии с другими общими законами, которые нам неизвестны, или совершаемое им тогда предопределено некоторыми обстоятельствами, которые он предвидел извечно, производя этот простой, вечный, неизменный акт, который включает в себя и общие законы его обычного провидения, и исключения из этих самых законов. Но эти обстоятельства не следует называть окказиональными причинами в том же самом смысле, в каком столкновение тел есть окказиональная причина передачи движений, потому что бог создал общие законы совсем не для того, чтобы единообразно упорядочивать действие своей воли при встрече с этими обстоятельствами, так как в исключениях из общих законов бог действует то так, то иначе, хотя всегда согласно тому, что требует тот из его атрибутов, который является для него, так сказать, самым драгоценным в данный момент (I, стр. 177—179). А р и с т. Я думаю, Теодор, что бог находится в мире таким же образом, каким, по вашему мнению, душа находится в вашем теле, так как я хорошо знаю, что вы считаете, что ваша душа распространена во всех частях тела. Она находится в голове, потому что там она мыслит; она находится в руках и ногах, потому что движет ими. Таким же образом бог находится в мире, потому что он его сохраняет и управляет им.
Теодор. Что за предрассудки, что за неясность в вашем сравнении! Душа вовсе не находится в теле, а тело не нахо-
447
дится в душе, хотя их модальности соответствуют друг другу вследствие общих законов их связи. Но и то и другое находится в боге, который есть истинная причина соответствия их модальностей. Духи, Арист, суть в божественном разуме, а тела — в божественной безграничности; но они не могут быть друг в друге, так как дух и тело не имеют между собой никакого существенного отношения. Только через бога они имеют необходимую связь. Дух может мыслить без тела; но он может что-либо знать лишь в божественном разуме. Тело может быть протяженным без духа, но оно может быть таковым лишь в безграничности бога, потому что качества тела не имеют ничего общего с качествами духа, так как тело не может мыслить, а дух не может быть протяженным. Но оба они участвуют в божественном бытии. Бог, дающий им реальность, обладает ею, так как он обладает всеми совершенствами творений — без их ограниченностей. Он знает, как духи; он протяжен, как тела; но все это иначе, чей его творения. Таким образом, бог находится повсюду в мире и за его пределами; но душа нисколько не находится в телах. Она вовсе не познает в мозгу, как вы полагаете; она познает лишь в сверхчувственной субстанций божественного слова, хотя она познает в боге только по причине того, что происходит в определенной части материи, называемой мозгом. И" она вовсе не движет членами своего тела, прилагая принадлежащую ее природе силу. Она не движет ими потому, что тот, кто в своей безграничности находится повсюду, осуществляет через свое могущество бессильные повеления своих творений. [...]
Арист. То, что вы мне говорите, кажется мне очень трудным. Я подумаю об этом. Но скажите, однако, мне, прошу вас, где был бог до того, как появился мир и бог стал в нем действовать?
Теодор. Об этом я спрошу вас, Арист, вас, который хочет, чтобы бог был в мире только через свое действие. Вы не отвечаете? Ну ладно, я скажу вам, что до творения мира бог был там, где он находится в настоящее время и где он будет, когда мир станет превращаться в небытие. Он находился в себе самом. Когда я говорю вам, что бог находится в мире и бесконечно за его пределами, вы не улавливаете моей мысли, если вы думаете, что мир и воображаемые пространства являются, так сказать, местом, занимаемым бесконечной субстанцией божества. Бог находится в мире только потому, что мир находится в боге, так как бог находится только в самом себе в своей безграничности.
[...] Пространство, Арист, — это реальность, а все бесконечные реальности находятся в нем. Бог, следовательно, протяжен, как тела, потому что он обладает всеми абсолютными реальностями или всеми совершенствами; но бог протяжен не так, как тела; потому что, как я только что сказал, у него нет ограниченностей и несовершенств своих творений. Бог познает столь же хорошо, как духи, но он не мыслит так, как они. Он является для самого себя непосредственным объектом своих зна-
448
ний. В нем вовсе нет следования или разнообразия мыслей. Одна из его мыслей не означает, как у нас, небытия всех других. Они не исключают друг друга. Точно так же бог протяжен, подобно телам; но в его субстанции нет частей. Одна часть не означает, как в телах, небытия всякой другой части, и место его субстанции есть лишь сама субстанция. Он всегда един и всегда бесконечен, совершенно прост и составлен, так сказать, из всех реальностей или всех совершенств. Потому что истинный бог [...]— это бытие без ограничения, а не ограниченное бытие; бытие, состоящее, так сказать, из бытия и небытия. Приписывайте нее богу, которого мы почитаем, лишь то, что вы постигаете в бесконечном совершенном бытии. Отбрасывайте в нем только конечное, то, что исходит от небытия. И хотя вы не понимаете ясно того, что я вам говорю, так же как я сам не понимаю этого, вы поймете по крайней мере, что бог таков, каким я вам его представил; так как вы должны знать, что для того, чтобы достойно судить о боге, ему надо приписывать только непостижимые атрибуты. Это очевиднЪ, потому что бог бесконечен во всех смыслах; ничто конечное ему не подходит, а все, что бесконечно во всех смыслах, яв-. ляется со всех сторон непостижимым для человеческого разума (I, стр. 182—185).
ЛЕЙБНИЦ
Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646—1716) — великий не мецкий философ и ученый-энциклопедист, крупный общественно-политический деятель своей эпохи. Родился в Лейпциге в семье юриста и преподавателя философии («мировой мудрости») местного университета, в котором учился и сам Лейбниц. В дальнейшем отказался от академической карьеры и поступил на службу к Майнцскому курфюрсту. Выполняя ряд научных, политических и дипломатических поручений, в 70-х годах XVII в. совершил ряд путешествий в Париж и Лондон, где усиленно занимался научной работой. С 1676 г. — на службе у Ганноверского курфюрста в качестве библиотекаря, придворного историографа, а также политического советника по внешним делам. В историю естествознания Лейбниц вошел как крупнейший математик, разработавший дифференциальное и интегральное исчисление (независимо от Ньютона сформулировал более совершенные методы его), усовершенствовавший счетную машину Паскаля, решивший ряд первостепенных технических проблем своего времени, высказавший ряд гениальных идей в области геологии, биологии, юриспруденции, язы-, кознания и других наук. Был членом лондонского Королевского общества и Парижской академии наук. Лейбниц много занимался организацией научной работы, был основателем и первым президентом Берлинской академии наук. Неоднократно встречался с Петром I во время его заграничных поездок в 1711— 1716 гг., выдвигая в беседах с ним идеи распространения
449
|
|
научных знаний в России «1 организации здесь академии! наук. Свои философские идеи\ Лейбниц сформулировал β·\ ряде произведений и множе- \ стве писем к самым различ- ί ным корреспондентам. К чис лу важнейщих ив »тих произведений относятся: «Испо- : ведание природы против ате истов» (1668), «Рассуждение о метафизике» (1685), «Новая система природы и общения между субстанциями, а также о связи, существующей между душой и телом» (1695), «Новые опыты о человеческом разуме» (1704) — полемическое сочинение, стремящееся к систематическому опровержению сенсуалистических идей «Опыта о человеческом
разуме» Локка (ввиду смерти последнего Лейбниц отказался от публикации этого важнейшего своего философского произведения, которое впервые увидело свет лишь в 1765 г.). За несколько лет до смерти автора появились «Теодицея» (1710) и «Монадология» (1714) — краткое и популярное изложение сложившейся идеалистической системы Лейбница. Большая часть его философских произведений написана на французском и латинском языках, незначительная — на немецком. В Настоящем томе публикуется с небольшими купюрами «Монадология» по изданию: «Избранные философские сочинения» Лейбница под ред. В. П. Преображенского (М., 1908). Затем мы воспроизводим отрывки из «Новых опытов» по единственному полному изданию этого произведения (Г. В. Лейбниц. Новые опыты о человеческом разуме. М. — Л., 1936). Потом следует отрывок из письма к Вариньену, видному французскому математику и механику той эпохи, излагающий один из важнейших принципов лейбницеанской метафизики-диалектики — принцип непрерывности. Этот отрывок был впер· вые опубликован в «Книге для чтения по истории философии» под ред. А. Деборина (М., 1924), откуда он и перепечаты~ вается.
МОНАДОЛОГИЯ
1. Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав сложных; простая — значит не имеющая частей.
450
2. И необходимо должны существовать простые субстанции, потому что существуют сложные, ибо сложная субстанция есть не что иное, как собрание или агрегат
простых.
3. А где нет частей, там нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость. Эти-то монады и суть истинные атомы природы, одним словом, элементы
вещей.
4. Нечего также бояться и разложения монады, и никак нельзя вообразить себе способа, каким субстанция могла бы естественным путем погибнуть.
5. По той же причине нельзя представить себе, как может простая субстанция получить начало естествен ным путем, ибо она не может образоваться путем сложения.
6. Итак, можно сказать, что начало или конец монады могут произойти лишь с одного раза, т. е. монады могут получить начало только путем творения и погибнуть только через уничтожение; тогда как то, что сложно, начинается или кончается по частям.
7. [...] Монады вовсе не имеют окон, чрез которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти. Акциденции не могут отделяться или двигаться вне субстанций, как это некогда у схоластиков делали чувственные виды (species sensibiles) [...].
9. [...] Каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего, или же основанного на внутреннем определении.
10. Я принимаю также за бесспорную истину, что всякое сотворенное бытие — а следовательно, и сотворенная монада — подвержено изменению и даже что это изменение в каждой монаде беспрерывно.
11. Из сейчас сказанного следует, что естественные изменения монад исходят из внутреннего начала, так как внешняя причина не может иметь влияния внутри
монады [...].
14. Преходящее состояние, которое обнимает и представляет собой множество в едином или в простой
451
субстанции, есть не что иное, как то, что называется восприятием (перцепцией), которое нужно отличать от апперцепции или сознания, как это будет выяснено в последующем изложении. И здесь картезианцы сделали большую ошибку, считая за ничто несознаваемые восприятия. Это же заставило их думать, будто одни лишь духи бывают монадами и что нет вовсе душ животных или других энтелехий; поэтому же они, вместе с ходячими мнениями, смешали продолжительный обморок со смертью в старом смысле. А это заставило их впасть в схоластический предрассудок, будто душа может совершенно отделиться от тела, и даже укрепило направленные в дурную сторону умы во мнении о смертности душ.
15. Деятельность внутреннего начала, которая производит изменение или переход от одного восприятия к другому, может быть названа стремлением. Правда, стремление не всегда может вполне достигнуть цельного восприятия, к которому оно стремится, но в известной мере оно всегда добивается этого и приходит к новым восприятиям.
16. Мы в самих себе можем наблюдать множество в простой субстанции, если обратим внимание на то обстоятельство, что наималейшая мысль, какую сознаем, обнимает разнообразие в предмете ее. Таким образом, все, кто признает душу за простую субстанцию, должны признать и эту множественность в монаде [...].
17. Вообще надобно признаться, что представление и все, что от него зависит, необъяснимо причинами ме ханическими, т. е. с помощью фигур и движений. [...] Именно в простой субстанции, а не в сложной и не в машине нужно искать восприятия. Ничего иного и нельзя найти в простой субстанции, кроме этого, т. е. кроме восприятий и их изменений. И только в. них одних могут состоять все внутренние действия простых субстанций.
18. Всем простым субстанциям или сотворенным монадам можно бы дать название энтелехий, ибо они имеют в себе известное совершенство [...] и в них есть самодовление (autarceia), которое делает их источни-
452
ком их внутренних действий и, так сказать, бестелесными автоматами.
19. Если бы мы хотели называть душой все, что имеет' восприятия и стремления, в том общем смысле, как я только что пояснил, то можно бы все простые субстанции или сотворенные монады назвать душами; но так как чувство, есть нечто большее, нежели простое восприятие, то я согласен, что для простых субстанций, имеющих только последнее, достаточно общего названия мбнад и энтелехий, а что душами можно называть только такие монады, восприятия которых более отчетливы и сопровождаются памятью.
20. Ибо мы в самих себе можем наблюдать такое состояние, в котором мы ни о чем не помним и не имеем ни одного ясного восприятия, как, например, когда мы падем в обморок или когда мы отягчены глубоким сном без всяких сновидений. В этом состоянии душа не отличается заметным образом от простой монады; но так как это состояние непродолжительно и душа освобождается от него, то она есть нечто большее, чем простая монада.
21. И отсюда вовсе не следует, чтобы простая субстанция тогда вовсе не имела восприятий. Этого даже и не может быть именно по вышеприведенным основаниям: монада ведь не может погибнуть, она не может также и существовать без всякого состояния, которое есть не что иное, как ее восприятие. Но когда у нас бывает большое количество малых восприятий, в которых нет ничего раздельного, тогда мы лишаемся чувств; например, когда мы несколько раз подряд будем поворачиваться в одном и том же направлении, то у нас является головокружение, от которого мы можем упасть в обморок и которое ничего не дозволяет нам ясно различать. И смерть может на некоторое время приводить животных в такое же состояние.
22. И так как всякое настоящее состояние простой субстанции, естественно, есть следствие ее предыдущего состояния, то настоящее ее чревато будущим.
23. И так как, однако, проснувшись от бессознательного состояния, мы сознаем наши восприятия, то последние необходимо должны были существовать и
453
непосредственно перед тем, хотя бы мы и вовсе не со знавали их. Ибо восприятие может естественным путем произойти только от другого восприятия, как и движение естественным путем может произойти только из движения.
24. Отсюда видно, что если бы в наших представлениях не было ничего ясного и, так сказать, выдающегося и ничего более высокого. разряда, то мы находились бы в постоянном бессознательном состоянии. И таково положение совершенно простых монад.
25. Мы видим также, что природа дала животным выдающиеся восприятия путем той заботливости, какую приложила она, снабдив их органами, которые собирают несколько световых лучей или несколько волн воздуха, чтобы их соединением придать им больше силы. [...]
26. Память дает душе род связи по последователь ности, которая походит на рассудок, но которую нужно отличать от него. Именно, как мы видим, животные, при восприятии чего-нибудь их поражающего, от чего они имели до этого подобное же восприятие, при помощи памяти ожидают того, что было соединено в этом предшествовавшем восприятии, и в них возбуждаются чувства, подобные тем, какие они тогда имели. Например, когда собакам показывают палку, они припоминают о боли, которую она им причиняла, и воют или убегают [...].
28. Люди, поскольку последовательность их восприятий определяется только по началу памяти, действуют как животные, уподобляясь врачам-эмпирикам, которые обладают только практическими сведениями, без теоретических; и в трех четвертях наших поступков мы бываем только эмпириками; например, мы поступаем чисто эмпирически, когда ожидаем, что завтра наступит день, потому что до сих пор так происходило всегда. И только астроном судит в этом случае при помощи разума.
29. Но познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и науками, возвышая нас до позна-
454
ния нас самих и бога. И вот это называется в нас разумной душой или духом.
30. Равным образом через познание необходимых истин и через их отвлечения мы возвышаемся' до реф лексивных актов, которые дают нам мысль о том, что называется я, и усматривать в себе существование того или другого; а мысля о себе, мы мыслим также и о бытии, о субстанции, о простом и сложном, о невещественном и о самом боге, постигая, что то, что в нас ограничено, в нем беспредельно. И эти-то рефлексивные акты доставляют нам главные предметы для наших рассуждений.
31. Наши рассуждения основываются на двух великих началах: начале противоречия, в силу которого мы считаем ложным то, что скрывает в себе противоречие, и истинным то, что противоположно, или противоречит ложному.
32. И на начале достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, — без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны.
33. Есть также два рода истин: истины разума и истины факта. Истины разума необходимы, и противоположное им невозможно; истины факта — случайны, и противоположное им возможно. Основание для необ^ ходимой истины можно найти путем анализа, разрешая ее на идеи и истины более простые, пока не дойдем до первичных.
34. Точно так же и у математиков умозрительные теоремы и практические правила сведены путем анализа к определениям, аксиомам и постулатам.
35. И наконец, есть простые идеи, определения ко~ торых дать невозможно; есть такие аксиомы и постулаты или, одним словом, первые начала, которые не могут быть доказаны, да и нисколько в этом не нуждаются. Это — тождественные положения, противоположное которым заключает в себя явное противоречие.
455
36. Но достаточное основание должно быть также и в истинах случайных, или истинах факта, т. е. в ряде вещей, рассеянных в мире творений, где разложение на частные основания могло бы идти до беспредельного многоразличия и подробностей, по причине безмерного разнообразия вещей в природе и разделенности тел до бесконечности [...].
37. И так как все это многоразличие скрывает в себе только другие случайности, предшествующие или еще более сложные и многоразличные, из которых каждая, чтобы найти основание для нее, требует такого же анализа, то мы не подвинемся в этом отношении дальше,. а следовательно, достаточное или последнее основание должно стоять вне цепи или ряда этого многоразличия случайных вещей, как бы ни был ряд бесконечен.
38. Таким образом, последняя причина вещей должна находиться в необходимой субстанции, в которой многоразличие изменений находится в превосходной степени, как и в источнике; и это мы называем богом.
39. А так как эта субстанция есть достаточное основание для всего этого разнообразия, которое притом повсюду находится во взаимной связи, то существует только единый бог, и этого бога достаточно.
40. Отсюда можно заключить, что эта высшая субстанция [...] едина, всеобща и необходима, так как нет ничего вне ее, что было бы независимо от нее [...].