Глава 6 душа жаждет чуда
Вы верите в привидения?
По профессии я психолог (как уже было сказано). До сих пор мне приходится встречать людей, которые считают, что представители этой специальности, главным образом, занимаются тайнами души человека, к примеру, ясновидением, телекинезом и прочими чудесами. Должен разочаровать. Если мы к этому иной раз обращаемся, то это никак не главная задача для психологов. Тем не менее обойти это я не могу — ожидания должны быть удовлетворены, хотя бы частично. Мелькают же на экранах телевизоров разные чудодеи и тьма гадалок, прорицательниц и целителей. Они появляются на экране и бесследно исчезают, уступая место новым кумирам. Помните мужа и жену по фамилии Глоба? Где они теперь? Кому ворожат? Только подумать, как смело супруги предсказывали, что с нами произойдет через четыре года, или объясняли, в каком районе Москвы более, а в каком менее благоприятную психологическую и деловую атмосферу обеспечивают сочетания созвездий. Что-то я не слышал о подтверждении прогнозов и рекомендаций. Однако писать об этих героях телевизионного экрана как-то не хочется. Уж слишком они напоминают мне Ходжу Насреддина из чудесной повести Л. Соловьева. Помните, как знаменитый «возмутитель спокойствия» исполнял роль мудреца и астролога перед эмиром бухарским, причем все: и головную боль эмира, и недостаток воды на полях, и повышение цен на пшеницу — объяснял исключительно путем ссылок на звезды. «Звезды Сад-ад-Забих, — говорил он скучным голосом, — противостоят созвездию Водолея, — в то время как планета Меркурий стала слева от созвездия Скорпиона. Этим и объясняется бессонница повелителя». При этом Ходжа Насреддин про себя отмечал: «Всемогущий Аллах, до чего он глуп! Он еще глупее калифа багдадского!».
Меня живо интересует вопрос: на каких современных эмиров, калифов и особ поменьше рангом рассчитывают современные астрологи? Но я не буду писать о них исключительно по причине мелочного чувства личной обиды, поскольку они смело предсказали результаты футбольных матчей сезона, а звезды их и меня подвели...
Но автор все-таки должен посчитаться с ожиданием многих людей, которые думают, что психолог — это именно тот человек, с которым можно поговорить о всяких загадочных явлениях: о чтении мыслей на расстоянии, мальчике, который своим взглядом все поджигает, экстрасенсах и других чудесах.
— Знаете, я видел НЛО, — сказал как-то осенью один из моих собеседников. — Поздним сентябрьским вечером над лесным массивом Заволжья завис светящийся шарик, из которого к поверхности Земли потянулись световые «усики». По всем признакам НЛО. Что Вы думаете об этом как психолог?
Совершенно верно, это был именно НЛО.
Вы не отрицаете?
Ну как же? Неопознанный?
Неопознанный.
Летающий?
Летающий.
Объект?
Объект.
Так что же здесь отрицать? Каждый из нас время от времени видит в небе что-то неопознанное и летающее. Другое дело, если бы Вы утверждали, что видели корабль инопланетян, тогда, извините, это не ко мне. Я не специалист по межзвездным скитальцам.
Моя соседка по лестничной площадке как-то меня остановила:
Вот Вы не верили! А все подтвердилось! Оказывается, живут люди на других планетах, с ними уже научились разговаривать. Я сама об этом по радио слышала.
Пришлось ей объяснить, что она что-то недослышала. Да, действительно, проходил симпозиум по внеземным цивилизациям. Да, ученые ищут братьев по разуму. Пытаются расшифровать сигналы, идущие из глубин Вселенной.
Подобные погрешности восприятия теле- и радиоинформации, конечно, происходят не случайно, а отвечают известной потребности людей выйти за пределы обыденного. Причем выйти в такие области, которые современным уровнем научных знаний не объяснены. Логика здесь проста: раз уж мы смогли добиться при научно-техническом прогрессе удивительных результатов, то почему бы не сделать еще один шаг и не добраться до сверхудивительного? Я, естественно, не специалист ни по «летающим тарелкам», ни по «снежному человеку» или Бермудскому треугольнику. Все это явления чрезвычайно интересные, но абсолютно разнородные, и нет такой единой отрасли знания, которая объединяла бы все это. А если бы была такая возможность, я убежден, что кто-нибудь уже постарался бы обозначить все это какой-нибудь «логией». Ну, скажем, «неведомологией»...
Итак, не имея возможности в целом опровергнуть эти явления или в целом подтвердить, я могу лишь попытаться найти общую основу для обсуждения всего этого, но уже в совершенно иной области. Потому что общая основа разговоров, споров и ссор по поводу удивительного и загадочного действительно лежит в области психологии. Существует определенная психологическая предрасположенность, которая как бы заставляет нас верить в чудесное, причем иногда вопреки разуму, а иногда и в полном соответствии с ним. Эта общая закономерность — «психологическая установка».
Явление установки выступает в виде своеобразной веры во все, во что человек хотел бы поверить, или в то, что оказалось ему внушенным. Люди по-разному предрасположены к этим воздействиям. Некоторое время назад мне предложили принять участие в создании научно-популярного телевизионного фильма, который был посвящен психологической подоплеке веры в чудеса (он назывался «Жгучие тайны века»). Режиссером этой передачи был Л. Николаев. С ним я много работал на Центральном телевидении. Продумывая вместе с режиссером и сценаристом план фильма, я предложил показать, как психологическая установка на «чудо» может создать иллюзии там, где у людей, казалось бы, есть полное ощущение объективности оценок. В этом фильме не было попытки опровергнуть что-то конкретное, как и не было поползновений что-то доказать. Мы пригласили разных людей. Некоторые из них утверждали, что сами видели «снежного человека», другие говорили, что они получили точную информацию от тех, кто видел, третьи высказывались скептически. Были и такие, кто относился с верой к тайнам Бермудского треугольника и кто не верил в его существование. В итоге были продемонстрированы разные точки зрения, но не сами они нас интересовали, а то, что за ними стояло, — психологические феномены.
Обе крайности опасны — и некритическое принятие «чуда» и отбрасывание всего, что не укладывается в рамки привычного. Уверен, что крайности здесь не нужны. И тех, кто пытается разобраться в природе очередного «чуда», нужно поддерживать, но в пределах той науки, которая в этом компетентна. Пусть вопрос о «снежном человеке» решают биологи, этнографы, антропологи. Раз люди ищут, я бы воздержался от скоропалительных заключений на этот счет. В конце концов, в поисках «философского камня» были открыты новые химические элементы. Поиски тунгусского метеорита тоже немало дали науке. Та или иная гипотеза фантастична, но если проверка ведется научным способом, то, как правило, говоря языком химиков, в «сухом остатке» что-нибудь и для науки да будет.
НЛО — неопознанный летающий объект. Я подчеркиваю: не инопланетный корабль, а объект, который люди действительно могут видеть. Но объяснение — уже вне объективного наблюдения. Оно идет от установки человека, от его прежних знаний и многого другого. Вот этот момент трактовки для психологии наиболее интересен. Нечто, напоминающее случаи с эпидемией интереса к НЛО, уже было в прошлом. Выдающийся русский психолог и психиатр В.М. Бехтерев в вышедшей в 1903 году книге «Внушение и его роль в общественной жизни» писал: «Вероятно, многие еще помнят, что при обострившихся отношениях с Германией начались странные полеты в Россию прусских воздушных шаров. Множество лиц свидетельствовало об одновременном видении этих шаров, несмотря на то, что современная аэронавтика не давала оснований верить в действительность этих полетов. Ввиду этого не без основания была высказана мысль, что эти полеты прусских шаров относились к области массовых галлюцинаций, обусловленных направлением умов в сторону возможных неприязненных действий против нас со стороны Германии. Не повторилась ли та же история и с шаром Андре[1], улетевшим к Северному полюсу? Сколько было получено в свое время телеграмм из разных концов северного полушария о том, что масса людей видела шар Андре. Не имели ли и здесь дело с массовой иллюзией или галлюцинацией, подобно тому, как это было, по-видимому, с прусскими воздушными шарами? Такое объяснение по крайней мере напрашивается само собою, когда читаешь мельчайшие подробности о видении шара Андре несколькими лицами той или иной местности».
Трудно сказать, какие конкретные атмосферные явления (округлые облака, световые блики и т.п.) послужили толчком для подобных видений. Однако социально-психологические причины их очевидны. Воздушные шары видели люди, у которых фантазия была активизирована определенным эмоциональным состоянием, чьи мысли и представления приобрели определенное, заданное направление, другими словами, те, у кого сформировалась психологическая установка. Позиция человека, который с порога опровергает само существование явлений, не имеющих пока объяснений и потому кажущихся таинственными, ничуть не лучше наивной веры в чудеса. Позволю себе сказать, что только вдумчивое отношение к заинтересовавшему Вас факту, пусть самому удивительному, серьезное знакомство с литературой вопроса, понимание сути эффектов предвзятости, действия психологических механизмов установки, может быть, позволят отделить «злаки от плевел» и обрести собственную точку зрения. После такого предисловия, как может показаться, тема «Психолог о чудесных явлениях» должна быть закрыта. Однако это не так. Нельзя обойти молчанием встречи с людьми, обладавшими способностями, поражающими каждого, кто с ними встречался, и в том числе автора этой книги.
Если бы я выбирал эпиграф к этой части моих записок, я совершил бы, не задумываясь, плагиат, покусившись на интеллектуальную собственность моих любимых писателей А. и Б. Стругацких:
«А Вы сами-то верите в привидения? — спросил лектора один из слушателей.
Конечно, нет, — ответил лектор и медленно растаял в воздухе».
Дело в том, что я человек недоверчивый. Правда, не в общеупотребительном значении этого слова. Когда я слышу рассказ о том, что барабашка завелся и разбушевался в некоей московской квартире, я скорее всего скажу, как пресловутый чеховский персонаж: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
Это то, что я бы назвал профессиональной недоверчивостью. Примечательно, что палеонтолог может поверить в барабашку, но не верит рассказам о чудовище озера Лох-Несс, океанолог допускает возможность существования «снежного человека», но смеется над выдумками о Бермудском треугольнике, психолог готов согласиться с рассказами о внеземном происхождении архитектуры Баальбекской террасы, но не верит, как правило, в телепатическую связь «Москва—Владивосток».
Однако мне некуда деться, поскольку с удивительными историями, проходящими по «департаменту психологии», мне пришлось столкнуться в годы весьма ранние, не говоря уж о последующих событиях и встречах.
Мальчик в коридоре Наркомпроса
Тетушка моя работала в библиотеке Наркомпроса, что на Чистых прудах. Уж не помню, в каком году это было. В 1936-м? 1937-м? Но я приходил к ней почитать журнал «Вокруг Света» — там сохранилось несколько старых комплектов.
Вот сижу я за столиком, читаю. Тетя Маша куда-то ушла и, когда вернулась, рассказала мне удивительную историю. Только что пришел в Наркомпрос мальчик лет девяти с мамой. Мать зашла в один из кабинетов на третьем этаже и сказала, что она не знает, как ей поступить. Ее сын, во всем остальном ничем от сверстников не отличающийся, все помнит и ничего не забывает. Сотрудница позвала мальчика, дожидавшегося в учрежденческом коридоре, хотя и впрямь не знала, что ей с ним делать. Педологов только что разгромили, а это именно они занимались особо одаренными. Идеологический штамп того времени: СССР — страна талантов, страна героев. А поскольку «у нас все талантливы», то заниматься особо одаренными Наркомпросу не с руки. Достаточно было по тем временам одного Буси Гольдштейна в музыке и Мамлакат Наханговой на уборке хлопка.
Но делать было нечего. Сотрудница попросила мать позвать мальчика. Собственно, она не знала, о чем его спросить. Мальчик, который, по-видимому, не в первый раз вынужден был участвовать в таких смотринах, догадался ей помочь:
Тетенька, — предложил он. — Там у вас в коридоре висит стенгазета, я ее прочитал. Хотите, я ее Вам перескажу?
Принесли огромную тоскливо-вымученную (как я теперь догадываюсь) «стеннуху», разложили на столе. Мальчик отошел к окну и, глядя на верхушки деревьев Чистопрудного бульвара, прочитал газету от первого слова до последнего, ни разу не сбившись. После чего предложил прочитать «шиворот-навыворот» от последнего до первого слова. Но наркомпросовская дама убоялась.
Мистика! — сказала она, понимая, что за потворствование мистике можно и неприятности нажить.
Мальчика вернули в коридор, а натужливая беседа с его матерью продолжалась...
Услышав от тети Маши эту историю, я сразу же помчался на третий этаж.
Мальчик, немногим меня младше, сидел на деревянном учрежденческом диване и болтал ногами в коротких брючках. Чуть поодаль, висела длинная простыня стенгазеты. Я подошел к ней, прочитал несколько строчек передовой статьи и, закрыв глаза, попытался их воспроизвести. Ничего не получилось. Там было много неизвестных мне слов (наверное, каких-то политических штампов).
Вздохнув, подошел к мальчику. И, не зная, что спросить, сказал:
Это про тебя рассказывали? Он, не переспросив, кивнул.
А ты и вправду с конца прочитать сможешь?
Могу.
Ну прочти, — я отошел к стенгазете и крикнул:
Читай!
Он медленно, но без запинки прочитал последнее слово, потом предпоследнее, потом следующее. Получилась какая-то абракадабра. Но слова были именно те.
В это время из комнаты вышли две женщины, взяли мальчика за руку и куда-то повели.
Уходя, он обернулся и показал мне язык. Было очень обидно.
Об этом, обидевшем меня мальчугане я вспомнил через много лет, возвращаясь из лицея (Московская школа № 1521) — своего рода питомника для высоко одаренных детей. Действительно, удивительное учебное заведение. Достаточно привести только один пример. Два ее ученика, окончив в 12 лет курс средней школы, сразу же были приняты в Московский университет. Они его за короткое время окончили, защитили дипломы, которые были им зачтены как кандидатские и… уехали работать за границу. Так мне, во всяком случае, рассказывали.
Я вместе с группой сотрудников Президиума Академии сидел в кабинете директора школы. Побеседовав с директором, Хромовой, я попросил пригласить в кабинет мальчика, о котором мне рассказывали. Знал, что он учится в девятом классе и ему около одиннадцати лет. Директор сказала, что его сейчас позовут, а потом несколько смущенно заметила:
Он хороший мальчик, но не всегда бывает вежлив. Как-то раз с ним беседовал корреспондент газеты и после нескольких вопросов, которые поставил «интервьюер», его собеседник сказал: «Извините, мне неинтересно с Вами разговаривать». Встал и, попрощавшись, ушел. Но я все-таки его сейчас приглашу.
Мне стало понятно, что моя репутация психолога сейчас будет поставлена «на карту». В кабинет вошел невысокого роста мальчуган, на вид ничем не отличающийся от обычных пятиклассников. Поздоровался и сел против меня. По-видимому, ему сказали, с кем ему придется общаться. Он хмуро смотрел в сторону.
Каким видом спорта ты увлекаешься? — спросил я.
Он явно удивился вопросу, но ответил: «Вообще-то, спортом я не увлекаюсь, но люблю ходить на лыжах». Тогда я попросил его: «Ты разрешишь пощупать твои мускулы?» Он мог ожидать что угодно, но только не такой вопрос и не такую просьбу. Но, тем не менее, послушно согнул и напряг руку. Я нащупал на предплечье небольшой желвак: «Ого! — сказал я. — У тебя прорастает неплохой бицепс. Перспективно!»
Мальчик просиял и не без гордости посмотрел на директора. Судя по всему, он привык к восторгам, связанным с его редкостным интеллектом. Однако никто, как можно полагать, не восхищался его физическими статями. Лед был сломан:
После школы ты собираешься идти в университет?
Угу.
На какой факультет?
Биологический.
Тебя интересует какая-либо конкретная проблема в области биологии?
Да, происхождение жизни на Земле.
У тебя есть какая-либо гипотеза на этот счет? Какой версии ты придерживаешься?
Космический ветерок занес, — улыбнулся мальчик. — Отсюда и жизнь пошла.
А как ты определяешь, что такое жизнь?
Вообще-то существует определение: «Жизнь — это форма существования белковых тел», но это не более, чем метафора. Научной дефиниции нет ни у кого.
А у тебя?
Думаю. Но пока еще не стану говорить о моей позиции. Рано.
После этого говорить с ним было вовсе нетрудно. Оказывается, он интересуется не только биологией, но и историей. Мы с ним поспорили о личных качествах императоров Александра II и Николая II. К царю-освободителю у него были претензии, связанные с некоторыми аспектами освобождения крестьян от крепостной зависимости. В оценках Столыпина мы с ним сошлись. Однако, он заметил, что политическая «физиономия» этого государственного деятеля ему кажется сомнительной и что ему больше импонирует граф Витте. Мои сотрудники, присутствовавшие во время этого разговора, явно с удивлением прислушивались к дискуссии, которую вел одиннадцатилетний мальчик «на равных» с Президентом Российской академии образования.
Когда мы возвращались, я невольно вспомнил мальчика в наркомпросовском коридоре. В отличие от него, «вундеркинд» из школы № 1521 язык мне не показал и вообще ничем меня не обидел.
Живые компьютеры
Следуя хронологии, мне надо было бы рассказать о встрече с человеком, обладавшим памятью не менее замечательной, чем у мальчика из наркомпросовского коридора. Эта встреча произошла в мои студенческие годы, я тогда не собирался стать психологом и поэтому не мог смотреть на Шерешевского глазами профессионала. О нем я сужу больше по рассказам профессора А.Р. Лурии, которого я хорошо знал. Годами исследовавший возможности памяти Шерешевского, он писал, что тот легко запоминал невероятно длинные ряды цифр, бессмысленных слогов, математических формул, любых текстов и сохранял их в памяти долгие годы.
Лурия предложил ему где-то в начале 50-х годов вспомнить ряд слов, который он предъявлял ему в 1927 году. Ряд начинался словом «палец» и состоял из пятидесяти-шестидесяти ничем не связанных слов, Шерешевский кивал головой:
Да, да, Александр Романович, конечно, помню. На вас тогда был серый коверкотовый костюм и красно-черный галстук...
После чего он безошибочно воспроизвел весь ряд слов. Когда Шерешевский продемонстрировал нам, студентам, свои поразительные способности, мы собрались вокруг него и, конечно, начали спрашивать о том, как ему это все удается.
Очень просто, — не раздумывая, заверил он нас. — Я всех вас этому легко обучу.
Из его объяснений я сделал два вывода. Во-первых, его рекомендации могли пригодиться человеку, который бы обладал точно таким же удивительным, потрясающим мнемоническим талантом, каким наделен от природы Шерешевский, — другими словами, его двойнику. И, во-вторых, что замечательная память отнюдь не свидетельствует об уме человека.
Впрочем, тогда или же позднее, встречаясь с подобными феноменальными явлениями, я сделал еще один вывод. Складывалось впечатление, что работа человеческого мозга может иметь автономный характер и попытки его обладателя как-то понять, объяснить и вмешаться в то, что происходит под черепной коробкой, имеют, как правило, весьма курьезный вид. Слово «компьютер» появилось в нашем обиходе много позднее, но уже тогда я понимал, что мозг — это некая загадочная, фантастически эффективная машина, которая может все. Сегодня я бы сказал, что в мозгу живого компьютера был зафиксирован блок информации, введенный в 1927 году, и ключевым словом этого файла было «палец».
Итак, люди-компьютеры... Мне случалось после наркомпросовского чудо-мальчика и Шерешевского встречать их не так уж редко.
Каждый такой феноменальный субъект имел свои, не свойственные другим особенности. Расскажу о двоих.
В 1967-1968 годах мы снимали научно-популярный фильм «Семь шагов за горизонт». Съемки проходили на студии «Киевнауч-фильм». Режиссером был Феликс Соболев. Вероятно, лучший из кинематографистов, работавших в жанре научно-популярного кино. Я участвовал в качестве научного консультанта картины. Фильм триумфально шествовал по кино- и телеэкранам многие годы, да и сейчас его фрагменты можно увидеть в некоторых телепрограммах Примечательно, что он был удостоен в Турине (Италия) международной премии «Золотой астероид» за лучший научно-фантастический фильм. Между тем фантастики в картине не было. Мы показали строго документально возможности человека на грани невозможного.
Вообще говоря, тема была по тем временам несколько предосудительной. Хотя и считалось, что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью», однако все, что выходило за пределы объяснимого, с точки зрения диалектического материализма, вызывало подозрение.
В эпизодах этого фильма снимался гроссмейстер Таль. Помнится, он был тогда болен — тяжелая почечная колика. Но от съемки игры на 12 досках вслепую не отказался. Ему делали один за другим обезболивающие уколы, а он лишь слегка морщился и сообщал свои ходы партнерам, сидящим в соседнем зале. Те хватались за головы, вздыхали и застывали над строем белых и черных фигур. К своим способностям играть, не видя ни шахматных досок, ни противников, он относился весьма скептически, хотя, помнится, выиграл при одной ничьей все партии.
Это что, — говорил он нам, — вот есть один мастер в Югославии, так он на пятидесяти досках играет вслепую! Это чудо, мне даже не верится! Хотя я точно знаю, что это правда!
На этих съемках режиссеру и операторам необычайно и совершенно непредвиденно повезло. После перерыва — не помню, то ли на обед, то ли для каких-то лечебных процедур — он, извинившись перед кинематографистами, сказал, что хотел бы восстановить последовательность событий шахматной баталии. С поразительной быстротой гроссмейстер стал перечислять ходы, которые совершал он и его партнеры до перерыва. И так по каждой из партий. Он смотрел куда-то на верхнюю часть стены и говорил так быстро, что только камеры могли успеть запечатлеть этот потрясающий монолог. К счастью, оператор не дремал, и все это сохранилось в кадрах фильма. Ну чем не быстродействующее электронное устройство, запрограммированное на победу! .
С другим живым компьютером, правда, работавшим по другой программе, направленной на решение иных задач, я познакомился в процессе работы над тем же фильмом... Игорь Шелушков, молодой инженер из Нижнего Новгорода.
Игорь обладал не менее удивительным даром. Он пришел ко мне домой под вечер. Я уже знал, что мой гость обладает редкостными способностями, но проверка была необходима. Первый опыт протекал так. Оставив Игоря у себя в кабинете, я вышел в соседнюю комнату и потихоньку попросил дочку подсчитать количество букв в каком-нибудь отрывке из стихотворения Лермонтова, но только выбрать такой, чтобы он занимал не менее 3—4 страниц в томе. Пока мы разговаривали, дочка прилежно считала буквы. Наконец, через 30—40 минут она появилась в комнате.
Пожалуйста, прочитайте стихотворение вслух, — попросил Шелушков.
Он прикрыл глаза рукой. Когда декламация закончилась, Игорь сказал:
3647 букв. Правильно?
Нет, 3651.
Ну что же, может быть, ошибка моя, а не Ваша. У меня со школы плохо со словами, где пишется два «н», — великодушно согласился Шелушков. — Между прочим, если бы не Вы читали, а предложили мне прочитать вслух, то результат, вероятно, был бы тот же.
С этого дня и начались проверки его удивительной памяти, которые он всегда с честью выдерживал.
Вот один из опытов, выявлявший его возможности. Он воспроизведен в фильме. Шелушков стоит спиной к классной доске, на ней после знака извлечения корня пишут число невероятной длины. Строчка за строчкой цифры заполняют доску. Это число всей компанией составляла группа студентов. Наконец, вся доска исписана цифрами. Шелушков оборачивается, смотрит 7—10 секунд на доску и извлекает корень с абсолютной точностью.
Сам я не присутствовал, но мне рассказывали, что, когда фильм был снят, Шелушкова пригласили в Киев, в Институт кибернетики, где было устроено его состязание с ЭВМ третьего поколения. Шелушков извлек корень из огромного числа скорее, чем быстродействующий компьютер. Рассказывали, что директор института академик Глушков рассердился и, сказав: «Не верю!», ушел.
Увы, ни Шерешевский, ни Шелушков, ни известный в прошлом «человек-счетчик» Куни ничего, сколько-нибудь проясняющего их феноменальные качества сообщить не могли. Один из них как-то сказал: «Я ничего не могу объяснить. Это происходит как будто помимо меня самого. Иногда мне кажется, что я стою в конце длинного коридора. По бокам его двери. Из них поочередно, с огромной скоростью выскакивают числа, а в конце коридора я прочитываю результат».
К счастью, в отличие от Шерешевского Игорь не заявил, что он лично обучит нас, как можно извлекать быстро корень 77-й степени из числа, длинного, как товарный поезд.
Пришелец из «Египетских ночей»
…Он пришел поздно. Вероятно, часов в одиннадцать. За окнами было темно. Не очень внимательно оглядел мой кабинет. Выжидающе посмотрел на меня.
Саша! — начал я. — Мне говорили, что Вы можете... Я не мог подобрать слова, чтобы объяснить то, что мне было о нем известно.
Смогу, — улыбнулся он. — Уж такая у меня фамилия — Смогул!
Что же мы сумеем показать в кадре? Мой гость пожал плечами:
Я импровизирую.
Как в «Египетских ночах» у Пушкина?
Да, Вы можете дать мне какую-нибудь тему хоть сейчас.
Я подошел к балконной двери. За стеклом была холодная московская ночь. На египетскую она явно была не похожа. Как, впрочем, не был мой гость похож на пылкого итальянца-импровизатора. Потом снял с полки томик Пушкина, разыскал «Египетские ночи» и прочитал вслух:
«Импровизатор взял со стола гитару — и стал перед Чарским, перебирая струны костлявыми пальцами и ожидая его заказа.
Вот вам тема, — сказал Чарский: — поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением.
Глаза итальянца засверкали, он взял несколько аккордов, гордо поднял голову, и пылкие строфы, выражение мгновенного чувства, стройно излетали из уст его...
Поэт идет — открыты вежды,
Но он не видит никого;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его...
«Скажи: зачем .без цели бродишь?
Едва достиг ты высоты,
И вот уж долу взор низводишь
И низости стремишься ты...»
Я кончил читать и спросил Смогула:
Вы тоже так, сходу импровизируете?
Ну, я же не Пушкин. Таких высот мне не взять, но технически... По существу — так же.
Вот только мне, как и этому итальянцу, с гитарой было бы легче.
Гитары у меня не было, пришлось обойтись без нее. Я кивнул на балкон: «Вот Вам тема».
Смогул подошел к двери, выглянул наружу. Балкон был заснежен. Лампа на моем письменном столе его хорошо освещала. Импровизатор вздохнул и начал читать стихи. О городской тишине, о птичьих следах на снежной глади балкона, о зависти птиц, заглядывающих в теплую уютную комнату из бесприютности их жизни между небом и землей...
Признаюсь, что импровизированное стихотворение я не запомнил. Но «технически» все было на месте: размер, рифмы, соответствие теме, отсутствие каких-либо запинок.
Я сказал Смогулу, что мы будем его снимать в фильме...
Смогула снимали на берегу Днепра, у костра, в окружении молодежи. Они наперебой задавали ему темы для импровизации. Саша покорно брал гитару, поправлял очки с тяжелыми, почти телескопическими стеклами, и пел тут же сочиненное. Один из работников студии «Киевнаучфильм», пожилой человек, по профессии осветитель, рассказал о своем друге Володьке, с которым он вместе воевал в 1943—1944 годах. Его друг погиб под Севастополем на мысе Херсонес.
Так, — сказал Саша. —- 1943—1944 годы. Мыс Херсонес. Володька...
Тревожно зазвучали аккорды гитары, трагически сильно, хрипло, почти с надрывом начал петь импровизатор. Низко опустил голову «заказчик» песни.
Смотри! Уже выросли дети,
И старость подходит вот-вот,
Во мне ж грозовой сорок третий
Осколками стали живет,
И в долгих ночах от бессонниц
Все вижу я вновь, как с небес
Снаряды ложатся на кровью
Пропитанный мыс Херсонес.
Ах, память, солдатская память!
Ну, как это вышло, скажи?
Меж нами бездонные дали,
Меж нами тревожная жизнь,
И вечно тревожные сводки...
А старость у горла как нож.
Но как это вышло, Володька?
Ты жив! Да! Во мне ты живешь!
У костра долго молчали. Друг Володьки явно стыдился своих слез...
Можно спросить, зачем я полностью воспроизвел здесь текст песни? Конечно, это далеко не пушкинские стихи. И литературный редактор нашел бы уйму огрехов, но дело не в этом. Импровизация есть импровизация. Думаю, каждый понимает, что «сделать» такое, «не сходя с места», вряд ли под силу кому-либо из больших поэтов. А тут было все сразу — и текст, и аккомпанемент, и хватающее за душу исполнение...
...Все это было давно, в 1967 году. Прошло почти тридцать пять лет. Где Александр Смогул — не знаю. Сохранил ли он свой удивительный дар, который не берусь объяснить с позиций психологии творчества? Это мне неизвестно. Но в кадрах фильма он живет.
Киевская командировка Фантомаса
В 40—50-х годах в стране гремело имя Вольфа Мессинга — «чудодея», будто бы способного читать мысли. Он выступал на эстраде и показывал удивительные образцы этого умения. О нем ходили легенды якобы он обладал не только этими талантами, но и был великим гипнотизером (в чем я, кстати, не убежден). Рассказывали, что его приглашали к Лаврентию Берии, и, когда тот спросил: «Что же Вы можете мне показать?», он сказал: «Я могу выйти из этого кабинета с чистым листком из Вашего блокнота, который Вы мне сейчас дадите, и буду предъявлять его как пропуск, выданный на выход, и я выйду». Берия сказал: «Попробуйте». И Мессинг вышел из здания на Лубянке! Не верю я в это! Думаю, что это — выдумки, но тем не менее я видел его на эстраде и действительно подтверждаю, что опыты он проводил очень чисто.
Обычно выступление Мессинга проходило так: кто-то из зрителей писал ему записку-инструкцию с предложением найти в зале нечто и отправлял ее жюри. Мессинг вызывал автора записки на сцену, предлагал взять его за руку, и они отправлялись в «путешествие» по залу. При этом он говорил своему спутнику: «Напряженно думайте о задании и мысленно приказывайте мне его выполнить, причем без всяких подсказок!». Мессинг быстро выполнял задание, жюри сверяло с запиской-инструкцией — все было точно! Зал аплодировал.
Мы решили, что не стоит выводить на экран Вольфа Мессинга. На то было несколько причин. Во-первых, мы, психологи, не хотели поддерживать представление о некоей дьявольской силе, заключенной в этом человеке, потому что знали о механизме такого рода «чтения мыслей». Он был известен едва ли не с XVIII века, имел название «мускульное чтение», или «кумберландизм». Суть заключается в том, что тот, кто осуществляет это самое «мускульное чтение», вступает в прямой телесный контакт с рукой человека. Получает от него сигналы по двоичной системе: «да-нет», движение, которое поощряется, и движение, которое не поощряется. Поскольку тот, с кем работал Мессинг, прекрасно знал, что надо найти и что сделать, то он невольно давал информацию «ведущему», правильно ли он выбирает направление для движения или неправильно. Таким образом, «говоря» ему «да-нет», «правильно-неправильно», направлял его к цели, и, разумеется, получались эффекты, потрясающие зал.
Со мной произошла совершенно неожиданная история. Таким же способом уже много позже, после смерти Вольфа Мессинга, гастролируя в Москве, некий Тофик Дадашев показывал на эстраде под восторженный гул зала то же, что демонстрировал Мессинг. У него была неприятность — он рассорился со своим импресарио. Эта дама пришла ко мне жаловаться на Дадашева, поскольку я «руководил» тогда психологической наукой в качестве академика-секретаря Отделения психологии АПН СССР. Она открыла мне множество секретов своего личного врага и недавнего подопечного. По ее словам, Тофик Дадашев утверждал и показывал, что умеет делать не только то, что делал Мессинг, а может просто читать мысли человека. Как же он это делал? В жюри поступало задание, например: «Пройти в зал, найти человека, который сидит в девятнадцатом ряду, и описать его внешность».
Тот, кто написал эту инструкцию, выходил на эстраду, опять-таки вступал в контакт с «гипнотизером», т е. предлагал ему свою руку, и они вместе отправлялись в «путешествие» по залу, затем возвращались на эстраду. Тофик Дадашев становился спиной к залу и говорил: «Напряженно думайте о том человеке, которого я должен узнать в зале, и мысленно приказывайте мне сделать это». Тот напряженно думал, и тогда Дадашев начинал говорить: «Это молодая девушка в синей кофточке, серой юбке, у нее на шее золотой медальон, она блондинка, вы думаете сейчас о ее голубых глазах». Читают затем инструкцию — все точно! Зал потрясен — он читает мысли того, кто стоит рядом, даже не касаясь его! В действительности все было очень просто: он эту девушку легко находил в зале. Проходил мимо нее, фиксировал, что это она, больше ему ничего не было нужно, и «читал» мысли, поскольку он прекрасно запомнил внешность этой девушки. Импресарио Дадашева выдала мне много его тайн, но об этом достаточно.
Было нежелательно, чтобы в фильме снимался Вольф Мессинг, еще и потому, что хотелось показать, что резервы человека — это удел не только такой знаменитости, которую знал весь Советский Союз. И мы нашли в одном из городов Центральной России молодого человека — Бронислава Дрожжина. Он был преподавателем иностранного языка, мастером спорта по боксу. Ничего загадочного и дьяволоподобного в его внешности не было, в этом он отличался от Мессинга, однако проделывал практически все, что проделывал Мессинг. Так как это был фильм, то мы хотели все показать наиболее эффектно, не как эстрадный фокус, а зрелищно.
Мы организовали проезд в открытом автомобиле, который Бронислав Дрожжин вел по Киеву с завязанными глазами. Рядом с ним сидела женщина, свободно державшая руку на его плече. И, получая от нее информацию (опять-таки ту же самую) «да-нет», «правильно-неправильно», «направо-налево», улавливая ее мускульные импульсы (идеомоторные акты), он на большой скорости, в сопровождении эскорта мотоциклистов ГАИ прокатился по Крещатику, потом выехал на Броварское шоссе и свой путь закончил около киностудии «Киевнаучфильм».
Надо сказать, что не все было так благополучно, как показано на экране, потому что первую машину, которую он вел с сидящей рядом женщиной — водителем такси, они хорошо «разобрали» о столб. Решив, что она должна ему подсказывать, подталкивать его, женщина стала это делать — в результате директору картины пришлось выплачивать за ремонт. Потом она освоила задание, никаких толчков не осуществляла, а просто напряженно думала, куда ему нужно ехать, и он, получая соответствующую информацию, провел машину очень точно, и никаких катастроф, аварий больше не произошло. Весь Киев был потрясен! Собралась огромная толпа на старте. Я помню, стоя в этой толпе, услышал, как кто-то спрашивает: «А что это такое? Что? Почему он в черной маске? Почему на него надет еще и черный капюшон?» А кто-то сказал: «Ну что ты, разве не понимаешь? Это снимается фильм «Фантомас в командировке»...
Дрожжин был прекрасным примером того, что обыкновенный (сравнительно обыкновенный) человек может проделывать все те же «удивительные» фокусы, какие показывают на эстраде за деньги. Он никогда не занимался именно этим, работал по своей основной специальности и, к сожалению, трагически погиб на охоте от случайного выстрела вскоре после того как завершились наши съемки.
[1] Андре Саломон Август (1854—1897) — полярный путешественник, погибший при попытке достичь Северного полюса на воздушном шаре.
Кое-что о говорящей лошади
Я выделяю прежде всего историю работ по изучению так называемого кожного зрения.
Примерно в конце 60-х годов внимание не только ученых, но и широкой публики было привлечено к удивительному явлению, о котором раньше мы практически не слышали (если иметь в виду массовую аудиторию). Не так много знали и психологи об этом явлении, условно названном «кожно-оптическая чувствительность». Обладающие такой чувствительностью люди умеют различать цвета, очертания предметов, контактируя с ними без непосредственного соприкосновения.
Эксперименты такого рода осуществлялись где-то с начала 40-х годов, и блестящий результат был получен одним из наиболее видных советских психологов. Он описал его в своей книге, но очень неохотно потом вспоминал об этих экспериментах, вовсе не потому, что они были недостаточно точными, не в достаточной мере проверенными или дали отрицательный результат, а совсем по другим причинам. Дело в том, что он был представлен в эти годы, как раз предшествовавшие созданию фильма, к Ленинской премии и, по всей вероятности (и его понять можно), опасался, что это могло препятствовать правильному решению высокого руководства и получению той награды, которую он вполне заслуживал. Его опыты, приводившие к не укладывающимся в рамки материалистического мышления выводам, могли вызвать у кого-то обвинение в том, что он поддерживает чуть ли ни мистические направления, и он всячески старался уходить от этой тематики.
Между тем совсем в другом уголке нашего необъятного Союза — на Урале, в Нижнем Тагиле и в Свердловске, проводились эксперименты, причем не какие-то локальные, а, я бы сказал, широкий фронт экспериментов по изучению кожной светочувствительности. Там использовались специальные технические средства, которые могли дать достаточно точные данные о возможностях человека поверхностью ладони на расстоянии различать цвет и форму почти так, как если бы он видел это глазами. Конечно, это предполагало тренировку, и результаты не носили характера каких-то удивительных достижений, но тем не менее это было в достаточной мере показательно.
Насколько я помню, на Урале было около ста публикаций, но ни одна из них не проникала в центральные научные журналы — в их редакциях бдительно следили за тем, чтобы какие-то идеалистические и иные, не вписывающиеся в рамки привычного, данные не оказывали негативного и растлевающего влияния на читателей.
Эксперименты вел А.С. Новомейский. Сколько помнится, он был тогда доцентом Свердловского педагогического института. С самого начала замечу, что это тяжело отразилось на его судьбе. Разными способами и на разных уровнях его критиковали, преследовали, травили. В результате всего этого он попал, скажем так, в «специализированную» больницу но тем не менее я знал об этих экспериментах и решил, что их можно включить в содержание фильма «Семь шагов за горизонт». Эта смелость в какой-то мере объясняется тем, что я был в это время академиком — секретарем Отделения психологии и возрастной физиологии Академии педагогических наук СССР и меня было труднее «достать», чем доцента из Свердловска. Я сейчас понимаю, да и тогда понимал, что шел на большой риск. Можно было дать и мне соответствующие разъяснения: что можно и чего нельзя показывать зрителю. Вообще весь фильм «Семь шагов за горизонт» был тогда сплошным риском. Он стал для меня «восьмым шагом за горизонт» моих прав и возможностей на пути к достижению цели. Вело меня вперед стремление показать, что резервы человеческого мозга действительно неисчерпаемы. Еще раз подчеркну, этот риск был меньшим, чем у Новомейского, — его раздавить было легче.
В фильме показано, как специально тренировавшиеся студентки педагогического института различали сквозь непрозрачные среды форму букв, цвета бумаги, предложенные им для эксперимента. Он проводился очень чисто, при полной невозможности подглядеть, получить какую-либо подсказку, в фильме об этом повествуется достаточно полно. Не стану подробно рассказывать о фильме — его видели многие, он шел на экранах несколько лет. В последующие годы выросло несколько поколений зрителей, не знакомых с ним. Его и сейчас бы смотрели с достаточным интересом.
Скажу о другом — о том, чего не было в фильме. Начало этому движению положила полуграмотная женщина. Отсюда и название — «эффект Розы Кулешовой». Я общался с ней в период съемок фильма и не только тогда. Сначала в Киеве, а позднее в Москве, она была в моем служебном кабинете, и, надо сказать, что она мне доверяла. В какой-то мере и я ей доверял, исходя, правда, из принципа: «Доверяй, но проверяй!».
Роза Кулешова — молодая женщина (по-моему, ей тогда было около тридцати лет). Как она мне рассказывала, работала техничкой в интернате для слепых детей. Открытие, которое она сделала для себя при фантастических обстоятельствах и по не менее фантастическим мотивам, стало отправной точкой для гипотез и экспериментов, проводимых учеными. Это чем-то напоминало открытие Колумбом Америки: не то искал, но нашел нечто, еще более ценное. Она наблюдала, как слепые дети учатся читать по рельефно-точечному шрифту Брайля. Ей очень хотелось поступить учиться то ли в техникум, то ли в училище, где надо было сдавать экзамены. Она решила: «А что если я попробую читать шпаргалку в кармане, перелистывая ее там, но не по Брайлю, а простой текст?». Вот с этого момента и начались ее тренировки.
Конечно, успех пришел не сразу. Не знаю, приходилось ли ей таким способом шпаргалить на практике, но читать обычный текст и различать цвета, не прибегая к помощи зрения, ладонями и пальцами рук, она научилась. Конечно, все подверглось сомнению, была проведена специальная проверка, организованная одной из газет. В составе экспертов были люди, которые не просто не верили тому, что видели, а с самого начала не хотели верить. Естественно, ее всячески дискредитировали, тем более, что она была склонна и к мистификации. Ей всегда было мало того, что она умеет. Она всегда хотела показать больше, произвести более яркое впечатление. Поэтому, когда я писал о ней раньше, отмечал, что она напоминает персонаж одного английского рассказа о том, как некий путник, выйдя на опушку леса, увидел крестьянина, копающегося на участке земли, а неподалеку — лошадь. И вдруг он слышит, что лошадь заговорила: «Сэр, помогите мне, он заставляет меня возить тяжести, а я благородных кровей, я — дочь английского короля!». Крестьянин прислушался и говорит: «Что она там такое заявляет? Она — дочь английского короля? Выдумки! Она — обыкновенная говорящая лошадь...».
Роза Кулешова очень напоминала героиню рассказа именно тем, что она, может, и не была дочкой английского короля, но как феноменальное явление действительно могла вызывать восторг и удивление всех, кто имел с ней дело. Ее не включили в состав участников фильма и не показали.
Роза не попала в фильм из-за того, что не смогла наладить отношения с режиссером, оператором и сценаристом. Я, к сожалению, улетел в это время в Москву, а верила она только мне. Роза была очень импульсивна: рассорившись со всеми, бросила съемочную группу и уехала. Но у нас с нею контакты еще продолжались. Я хорошо помню, как она приезжала ко мне с жалобой на трудное положение, на то, что ей не верят, ее обижают. Я искал возможность ей помочь. Написал в свердловский отдел культуры (так, кажется, называлось это ведомство в облисполкоме). Письмо было такого содержания: «Если вы не верите в то, что она действительно это делает, то рассматривайте, Бога ради, это как цирковой фокус и показывайте ее на эстраде безо всякой необходимости давать какие-либо объяснения». Но ничего не помогло.
...Появление в моем кабинете Розы Кулешовой вызвало у сотрудниц жгучий интерес. Они буквально окружили ее, засыпали вопросами. Роза демонстрировала свои способности — читала рукой с завязанными глазами. Под подбородок ей подвели толстый большой журнал, а повязку на глазах еще и прижимали руками, стоя за ее спиной, чтобы свет вообще не проникал, исключив таким образом подглядывание. И вот в таком положении она читала тексты — какие-то счета из бухгалтерии.
Потом, хитро улыбаясь, Роза сказала: «А я могу читать еще одним местом...» — «Как?» — «А вот так: положите на стул за моей спиной раскрытую книгу, завяжите мне глаза, я с вашей помощью подойду к нему, сяду и... прочитаю». Все ее пожелания выполнили. Она села и прочитала! Прочитала правильно! После этого потрясенные сотрудницы вышли, а Роза говорит мне: «Артур Владимирович, я ведь обманула их, я не умею читать этим местом. Когда я поднимала юбку, успела рукой прочитать, то что там было напечатано». Вот в этом — вся Роза! Можно еще много рассказать о встречах с ней — это было явление, конечно, совершенно поразительное, но история ее трагична. Эти удивительные способности никак не были использованы. Эксперименты, в силу того, что они были идеологически не выдержаны (с точки зрения того времени), игнорировались.
Я пытался что-то сделать и предполагал организовать поездку на Урал бригады, которая могла бы проверить эксперименты Новомейского, еще раз поработать с Кулешовой, но, к сожалению, тот, кто мог бы возглавить, по моим представлениям, эту группу, погиб в авиационной катастрофе. Я имею в виду профессора Владимира Дмитриевича Небылицына. Но, может быть, здесь есть и моя вина — я не успел это продвинуть дальше. Вскоре я получил новую, более высокую должность, и передо мной возникло множество других проблем и задач. Что касается Розы Кулешовой, то ее удивительные руки были использованы только для исполнения роли судомойки в одной из столовых уральского города. Она умерла. Кажется, у нее была опухоль мозга.
Мое личное знакомство с Рафаэлем и Репиным
За годы моей научной деятельности я подготовил множество кандидатов психологических наук. По отношению к трем моим ученикам я потерпел фиаско. Среди них был врач Владимир Леонидович Райков. Долгое время я пытался добиться, чтобы он написал кандидатскую диссертацию. По-моему, он тогда меня боялся и уклонялся от разговоров со мной, потому что был занят другим, — он создавал фактически впервые в нашей стране серьезную концепцию гипнологии, которая явно не вмещалась в рамки кандидатской диссертации. В то время он, очевидно, эту задачу перед собой не ставил. Правда, сейчас ситуация как будто бы меняется — Райков опубликовал книгу, которая могла бы быть защищена им как докторская.
Однако я ему помогал получить помещение для экспериментов, находился с ним в постоянном общении и пригласил его для участия в съемках фильма. Вероятно, Владимир Леонидович Райков — один из сильнейших гипнотизеров современности. Я видел результаты его работы и, естественно, не хотел доверять им без проверки. Поэтому передо мной была задача выяснить: не являются ли какой-то подтасовкой те удивительные эффекты, которых он добивается. То, что можно было наблюдать во время проводимых им сеансов, казалось неправдоподобным, невозможным. Состояние, в котором находились его подопечные, трудно назвать гипнотическим сном — они были невероятно активны, и между тем эта активность была уж очень необычной. Райков обучал молодых людей, погруженных в «гипнотическое состояние»... рисованию. Собственно, слово «обучал» здесь не очень подходит. Обучением это было назвать трудно. Но как же по-другому этот процесс обозначить? Тем более речь шла о людях, которые, может быть, ни разу со времени своего детства не держали в руках кисточки или цветные мелки.
Происходило это так. Используя обычные приемы, он вводил юношу в состояние гипноза, а затем внушал ему, что он... Репин. Ни более, ни менее! Юноша, еще пять минут назад студент первого курса педвуза, преображался до неузнаваемости. Взгляд его, ставший снайперски пристальным, буквально сверлил натурщика и сразу же впивался в листок бумаги, прикрепленный к мольберту. Лицо отрешенное, движения удивительно точные, смелые, как будто выверенные давним опытом. Карандаш, легко скользящий по бумаге...
Райков смотрит через плечо «художника». «Дима, — говорит он мягко и заискивающе, — ты не находишь, что пропорции лица нарушены и тень здесь не на месте?». Молчание. Еще несколько попыток привлечь внимание к себе, и столь же безуспешных. Тогда Владимир Леонидович говорит, чуть погромче:
«Илья Ефимович! Обратите внимание: рот здесь сужен и плечо на портрете слишком поднято».
Довольно быстро следует высокомерный ответ: «Милостивый государь! Вы меня учить вздумали?!». И опять уходит в творческий процесс. Тогда Райков показывает на меня:
«Илья Ефимович! Вот и Владимир Васильевич Стасов так думает. Что-то на вашем рисунке с правым плечом неладно». Имя знаменитого критика и искусствоведа производит на «Репина» впечатление, он поднимает бровь и сверяет еще раз рисунок с оригиналом. «Да, пожалуй, — цедит он сквозь зубы, — что-то здесь не так». И он, к моему удивлению, очень быстро и успешно исправляет рисунок.
Выдавая человеку легенду, что он — Рафаэль, гипнотизер внушал ему удивительный подъем творческой энергии, предельно обострял внимание к деталям натуры, возбуждал эстетическое чувство, оживлял в памяти образы художественных произведений, которые испытуемый видел в прошлом, и отсюда результат, поражающий наблюдателя. Все рисунки снабжались гордыми подписями: «И. Репин», «Рафаэль» и т.д. Вот только даты на рисунках «Рафаэля», не всегда совпадали с годами его жизни. Ошибка бывала и на столетие.
Мне было подарено на память несколько набросков. Есть и удачные. Многие из «учеников» Райкова и вне сеансов гипноза продолжали и продолжают упорно совершенствоваться в графике и живописи. Я видел интересную выставку их работ. Есть среди них и сравнительно слабые работы (хотя, по всей вероятности, ни я, ни многие из читателей все-таки не сумели бы так рисовать).
Удивляться я, конечно, удивлялся. И глазам своим доверял. Однако возникал вопрос: «Может быть, это все-таки какая-то инсценировка, и испытуемые, сидящие перед мольбертами, вовсе не находятся в особом состоянии, а просто изображают то, чего ждет от них гипнотизер». Тогда я предложил контрольный опыт, пусть не столь эффектный, но предельно объективный. На этот, совершенно неожиданный для него эксперимент Райков согласился.
Есть такая психологическая методика — тест Бурдона, или корректурная проба. Ее применяют при изучении устойчивости внимания, степени утомления и т.д. Суть в следующем. Испытуемому дают печатный листок, где в строчку набраны в случайном порядке буквы алфавита, и предлагают, идя по строкам, вычеркивать две буквы: «с» и «в». Затем подсчитывается количество ошибок (пропущенных или ошибочно вычеркнутых букв) и общее количество строчек, просмотренных за установленную единицу времени. Я предложил использовать корректурную пробу в целях выяснения достоверности опытов Райкова.
Опишу эксперимент. Сначала испытуемый выполнял корректурную пробу. Результаты были обычными по количеству просмотренных строк и числу ошибок. Затем Райков усыпил испытуемого и внушил ему, что тот... Эйнштейн. Я потом поинтересовался у гипнотизера, почему, собственно, Эйнштейн. Он объяснил: «Просто мне нужно вызвать образ заведомо талантливого человека».
Уяснив еще раз под гипнозом сущность инструкции, «Эйнштейн» приступил к выполнению. Скорость и точность его работы были невероятны, карандаш буквально летал над строчками, а ошибок было едва ли не вдвое меньше, чем до гипнотизации. Таких итогов выполнения теста Бурдона я до тех пор не встречал. Мой скепсис исчез.
Примечательно, что Владимир Леонидович не раз оказывал помощь тем, кто испытывал трудности в общении, переживал то, что в театральном и музыкальном искусстве именуется страхом сцены, поднимал настроение и внушал уверенность людям, попавшим в трудное положение, в ситуацию, которая казалась им безвыходной.
Помню студента, до дрожи боявшегося идти на экзамен по английскому языку. Райков внушил ему, что он дипломат, работает в Лондоне и прекрасно говорит по-английски. Это было так называемое постгипнотическое внушение: то, что содержалось в приказах гипнотизера, сохранялось и после пробуждения. Не думаю, что студент на экзамене говорил так, как мог говорить советский дипломат. Однако он чувствовал себя уверенно и заслужил отличную оценку. У меня пропали все сомнения — Райкова можно допускать к съемкам фильма.
Для того чтобы представить Райкова зрительно, я не могу ссылаться на фильм «Семь шагов за горизонта, потому что многие из молодого поколения его не видели, но я могу сослаться на фильм «Агония». Там министра Хвостова, дьявольски улыбаясь, как это свойственно Владимиру Леонидовичу, играет сам Райков.
В конце нашего фильма Райков поворачивается к зрителям и, глядя прямо в глаза каждому, говорит с экрана: «Дерзайте! Вы — талантливы!». Мне кажется, что он прав, и мне хотелось бы это же сказать всем читателям моих записок: «Дерзайте, Вы — талантливы! Вы способны на многое, вы часто не знаете, как можете использовать свои способности, свои таланты, но я убежден, что у каждого они есть в избытке».
Гипнотизер Райков. Тридцать лет спустя
Не то, чтобы я потерял его из виду. Так или иначе, но я получал о нем какие-то сведения.
Случайные, отрывочные. Он, как я писал, удачно сыграл министра Хвостова в фильме «Агония» — министр надменно смотрит на ползущего по полу к его ногам вдрызг пьяного Распутина. Знал, что Райков продолжает экспериментировать, пишет неплохие стихи, часто бывает за рубежом, где его ценят больше, чем дома. Были какие-то незапомнившиеся телефонные разговоры. Его творческая мастерская находилась все там же, в полуразрушенном доме, где-то на Бронной улице. Вот, собственно, и все.
Прошло тридцать лет после первой демонстрации нашего фильма, и Владимир Леонидович вновь появился в дверях моего служебного кабинета. Постарел, седая борода, только голос все тот же. Он пригласил меня посмотреть его новые работы.
«Рафаэли» и «Рембрандты», нигде, кроме как под гипнозом, не учившиеся живописи и графике, стали настоящими мастерами.
Поразительными были его новые достижения как гипнотизера.
Для того, чтобы рассказать о них, мне пришлось обратиться, с одной стороны, к. вполне объективным источникам: фотографиям, энцефалограммам, статьям в солидных иностранных журналах, рисункам его «учениц», которых я помнил начинающими свой путь в качестве двойников Рафаэля. С другой стороны, приходилось Райкову «верить на слово». Впрочем, в мистификациях он никем и никогда замечен не был.
Выберу из многих рассказов моего друга всего два сюжета.
Психологии давно известен феномен гипнотического «внушения возраста». Здесь, казалось бы, в экспериментах Райкова ничего сколько-нибудь нового ожидать не следовало. Слишком много раз его коллеги это эффектно демонстрировали. Однако...
Обычно это делается так. Гипнотизер, усыпив взрослого человека, внушает, что тому семь лет и он учится в первом классе. «Взрослый дядя» превращается в «малыша». Разумеется, его внешность не изменяется, но поведение... Он изображает из себя паровоз, гудит, ползает по полу. Ему дают бумагу и говорят: «Напиши: «Мама мыла Милу»«. Пишет. И почерк у него в точности такой, как лет за тридцать до погружения в гипнотическое состояние. Проснувшись, он ничего не помнит о своем «путешествии в машине времени». Повторяю, все это хорошо известно и описывалось в психологической литературе многократно.
Но Райков пошел дальше и затеял то, что еще никому не удавалось сделать. Он внушил взрослому человеку, что тот младенец, недавно появившийся на свет. Здесь уж возникли явления более чем поразительные. Прозвучал младенческий крик, у новоиспеченного «младенца» проявились рефлексы, которые угасают у обычного ребенка к третьему-четвертому месяцу жизни (к примеру, так называемый рефлекс Бабинского). И, что особенно удивительно, возникло «плавающее косоглазие».
Дело в том, что у младенца, как известно, глазные оси нескоординированы. Как говорят в народе, «один глаз смотрит на нас, а другой — на Арзамас», Это потом оба глаза «научаются» согласованно фиксировать объект. Ни один психолог или психофизиолог не сумеет объяснить, каким образом гипнотизеру удалось остановить действие механизмов, управляющих поведением взрослого человека, и восстановить бесконечно давно исчезнувшие, казалось бы, навсегда угасшие, младенческие реакции. Вместе с тем, всему этому есть объективные подтверждения.
На этом я мог бы закончить рассказ об экспериментальном возвращении в прошлое, о времени, пошедшем вспять, но возьму на себя смелость пересказать то, что мне сообщил Райков, хотя и понимаю при этом всю опасность такого рода информации, которая, скорее всего, относится к разряду «невероятного» и не очень-то «очевидного». Так и хочется заранее оправдаться перед читателем — за что купил, за то и продаю.
Как говорил мне Владимир Леонидович, группа врачей-психиатров спровоцировала его провести эксперимент, в успешность которого он сам не мог поверить. Ему предложили попробовать внушить подопытному пребывание во внутриутробном состоянии.
Дальше я передаю слово самому Райкову:
- Я отнекивался, так как это было за пределами того, что представлялось мне возможным и допустимым. Но они на меня буквально «навалились». Я согласился нехотя, считая, что ничего не получится. Есть у меня один молодой человек, который идеально подвержен гипнотическому внушению. Я его, как всегда, легко загипнотизировал и сказал, что он находится в утробе матери. После чего произошло нечто ужасное. Трудно передать испуг, который я испытал. Толик, так его звали, вдруг принял, сидя в кресле, «внутриутробную позу» и... перестал дышать. В отчаянии я свалил его на пол и стал делать искусственное дыхание. Никакого эффекта — не дышит. Тогда я ему приказал «родиться». Прошло несколько томительных секунд и, наконец, раздался крик, новорожденного. Я был еле жив после этой встряски.
Второй эпизод с тем же Толиком был вполне безобидный, но, в свою очередь, поразительный. Как рассказал мне Райков, во время приезда в Москву гроссмейстера Тиммана был организован «матч» (правда, из одной партии) с Толиком. На этот раз Толик стал Мерфи — великим американским шахматистом. Толик вполне прилично играл в шахматы, но, конечно, далеко-далеко от уровня «второй шахматной доски мира», как тогда величали Тиммана некоторые компетентные лица. Но Тимман на этот раз имел дело с великим шахматистом, «восставшим из мертвых» в номере московской гостиницы, где происходил этот невероятный турнир. Тимман проиграл. Расстроенный, он стал оправдываться, говоря о необычайности ситуации, своей неожиданной рассеянности. Его жена, негритянка, сказала ему: «Замолчи! Посмотри на доску! Тебе поставили мат!».
В эту историю, не вошедшую в шахматную летопись, мне было легче поверить. Я достоверно знал, что один из загипнотизированных Райковым средних по своим данным игроков сделал ничью с Михаилом Талем. И Райков и Таль тогда участвовали в съемках фильма «Семь шагов за горизонт». Было это, как уже говорилось, более тридцати лет тому назад.
Как стать магистром парапсихологии
Не слишком ли много рассказов о всякого рода чудесах попало на страницы моих записок? Может возникнуть впечатление, что автор задался целью указать, что за его спиной могут легко укрыться астрологи, ворожеи, прорицательницы, спириты и им подобные. Времена сейчас позволяют безбоязненно заявлять, где угодно и о чем угодно, без опасений, как некогда, за партбилет и штатную должность. Достаточно включить телевизор, чтобы всяческие невероятные сообщения, разнокалиберная эзотерика хлынули с экрана в твою комнату. Поглядишь, послушаешь и начнешь заглядывать во все углы квартиры — где там спрятался «бара-башка»? Повторю, особенно умиляют астрологи. Да как им не поверить, если они вечером во вторник честно предупреждают, что в среду звезды рекомендуют использовать для деловых встреч промежуток времени от 14 до 18 часов, а для любовных свиданий — от 21 до 24. Воистину трудно проложить фарватер между Сциллой шарлатанства и Харибдой тупого неверия тому, что выходит за пределы обыденного. С одной стороны, тебя втягивают в бесовский хоровод суеверий и вообще всяческой чертовщины. С другой стороны, грозит пальцем все тот же известный сверхнедоверчивый чеховский персонаж. При этом за взаимоисключающими позициями стоят люди, обремененные учеными званиями и гордо указывающие на свои дипломы и сертификаты.
Однако мне легко выбрать любую из этих позиций и стать «авторитетом». У меня есть десяток полученных в разное время дипломов и аттестатов, подтверждающих ученые степени, научные и почетные звания, членство в различных государственных академиях, лауреатские дипломы и т.д. и т.п.
Кроме этого, в моем письменном столе хранится уникальный диплом... «магистра парапсихологии».
Уникален он не тем, что написан красивым готическим шрифтом на немецком языке, а поистине чудесным способом его обретения.
Нет, никто не облекал меня в мантию магистра или доктора и не надевал на меня четырехугольную шапочку с кисточкой. И не надо думать, что причиной этому были заслуги, связанные с моими «шагами за горизонт». Все было весьма буднично, почти по бытующему в «ваковском» фольклоре анекдоту:
Выходит из здания ВАКа некий гражданин в кепке сверхъестественного размера и рассматривает только что полученный кандидатский диплом. На недоуменный вопрос знакомого о том, как это можно умудриться обрести эту «корочку», не защитив диссертации, звучит гордый ответ: «Ты думаешь, я его купил? Подарили!».
Диплом «магистра парапсихологии» мне подарил технический сотрудник одной близкой к разорению фирмы. И произошло это в самой прозаической обстановке — в лифте учреждения, где я работал.
Оказывается, эта фирма проявила редкостную изобретательность. Она специализировалась на продаже «ученых званий» в сфере эзотерических наук.
ДИПЛОМ НА ПРАВО ТВОРИТЬ ЧУДЕСА, ЧУДЕСНЫМ ОБРАЗОМ ОБРЕТЕННЫЙ
Была хорошо продумана процедура «остепенения» кандидата в «магистры». В Германии были заказаны солидные бланки дипломов, наняли прекрасного каллиграфа, наладили рекламу. «Соискатель» должен был написать реферат на парапсихологическую тему, к примеру, об успешном общении с духами, телепатической связи с дальним и ближним зарубежьем, о контактах с «пришельцами» и т.д. Предполагалось, что специальная высокоученая комиссия рассмотрит реферат и примет решение о выдаче диплома. Впрочем, этот документ получали все соискатели. Разумеется, при условии внесения в кассу фирмы солидной суммы. (Я получил бесплатно.)
Сочинения соискателей были, как мне рассказывал человек, одаривший меня этим редкостным экземпляром диплома и попросивший каллиграфа вписать в бланк мою фамилию, изложил мне содержание одного из присланных на «экспертизу» эзотерических опусов.
Молодая дама писала о том, что «пришельцы» из космоса изъяли на время ее душу и этапировали на свой «звездолет». Когда же произошло возвращение на Землю, то она поняла, что за время межзвездных скитаний души ее тело кто-то «посетил». Однако, это не осложнило для «магистра парапсихологии» получение роскошного «диплома».
Забавно? Очень немногим отличаются от предприимчивой фирмы бесчисленные «ассоциации», объявившие себя «академиями» (нет, почему бесчисленные? Их число к началу 1999 года в Российской Федерации перевалило за 100). Все эти «клубы по интересам» выдают не менее шикарные дипломы по соответствующей таксе.
У одной милой молодой женщины, кандидата педагогических наук, которая при знакомстве со мной представилась «академиком» какой-то неведомой мне академии, я спросил, не далось ли труднее получение кандидатской степени, чем введение в звание «академика». Она подумала и согласилась.
Весьма примечательно, что для некоторых лиц и организаций ’синонимом демократии служит не народовластие, а наглая вседозволенность.
Предполагаю, что у каждого человека где-то в глубинах его психики пульсирует авантюристическая жилка. Хотелось бы поставить такой «ненаучный» эксперимент. Раскошелиться и заказать для себя роскошную визитную карточку с золотым обрезом и с графской короной над фамилией, а под этим титуловаться «граф, кавалер ордена Владимира, командор ордена Почетного легиона, член Британского Королевского общества». «Визитка» из добротного бристольского картона это выдержит. Интересно, какова будет реакция тех, кому я эту карточку стану вручать. Возмутятся? Потребуют доказательств? Не думаю. Скорее всего, станут размышлять, как меня следует величать. «Ваша светлость»? «Ваше сиятельство»? А чему, собственно, изумляться и негодовать — размножаются же «члены» царской династии явно «вегетативным способом «? При этом некий господин с легкостью необыкновенной еще недавно возводил всех в графское или княжеское достоинство. Вольному воля!
В последний (1999) год моей работы в качестве члена Президиума Российской академии образования обсуждался вопрос о реорганизации одной из наших экспериментальных школ в «гимназию имени принцессы Ольденбургской». На мой недоуменный вопрос: «Причем здесь принцесса и почему более чем заурядная школа обретает столь высокий аристократический ранг?», ответа я так и не получил. И хотя я проголосовал против этого титулования, решение состоялось. Впрочем, здесь не было ничего удивительного. Предполагаю, что в гимназию посыпятся многочисленные заявления от родителей, которые не пожалеют денег для того, чтобы их дочери были с некоторым опозданием приближены к августейшим особам.