КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ [О материи и форме в простых субстанциях]

8. Мы уже раньше показали, что низшее истекает из высшего; отсюда следует, что чувственные сферы истекают из умопостигаемых сфер, откуда в свою оче­редь следует, что умопостигаемые сферы составлены из материи и формы, подобно тому как из материи и формы составлены чувственные сферы. Отсюда ясно видна невозможность того, чтобы духовная субстан­ция была только материей или только формой, и необ­ходимость того, чтобы она была составлена из той и другой.

14. Всякая низшая субстанция, как мы уже ска­зали, есть форма для той субстанции, которая нахо­дится выше ее; всякая высшая субстанция есть мате­рия, носительница низшей субстанции; этот последо-

774

вательный ряд продолжается и дальше, пока он не дойдет до первой материи, абсолютно простой. Отсюда вытекает, что первая материя, которая есть носитель­ница всего, едина. Но так как было доказано, что вся­кая субстанция, служащая материей для находящегося ниже ее, есть в то же время форма для находящегося выше ее, то отсюда вытекает, что, хотя все субстраты суть материи, служащие субстратами (а это значит, что более тонкие среди субстанций служат субстратом для более грубых), они в то же время суть формы, но­сительница которых — первая материя... Отсюда выте­кает, что различие субстанций происходит исключи­тельно благодаря форме, а не благодаря материи, ибо форм множество, между тем как материя едина.

15. Итак, первая материя, носительница всего, едина, ибо она объединяет в себе и материи чувствен­ных вещей, и материи умопостигаемых вещей, так что все они становятся одной материей. Но если все имеет одну материю, то отсюда следует, что ее свойства на­ходятся во всем; и действительно, если ты исследуешь все субстанции, то найдешь, что во всех них находятся свойства и отпечатки первой материи; так, например, тело — это субстанция, которая есть носительница мно­жества различных форм; но природа и чувствующие души суть носительницы еще большого числа различ­ных форм, ибо именно они запечатлевают свои формы в телах; носители наибольшего числа различных форм — это разумная душа и разум, ибо они заклю­чают в себе все формы... Если ты вдумаешься в это, то есть исследуешь, каким образом, по мере того как субстанция занимает более высокую ступень и прибли­жается к верхнему пределу, эти свойства проникают в субстанции и простираются в них, существуют и утверждаются в субстанции, то для тебя станет оче­видно, что эти свойства истекают из более высокой сферы, происходят от первой всеобщей материи, кото­рая охватывает все субстанции, объемлет их и дает им свое имя и свое определение. Если ты примешь во внимание еще и то, что все многообразные вещи стре­мятся к объединению, то для тебя станет ясно, что ма­терия, которая есть носительница всего, едина; ибо

775

эти многообразные части не стремились бы к объедине­нию, если бы целое, содержащее и утверждающее их, не было единым.

22. Форма есть совершенный свет, материя проти­воположна ей; однако, чем более тонкой становится материя и чем выше она поднимается, тем в большей степени субстанция подобно разуму и душе становит­ся более знающей и более совершенной благодаря свету, проникающему в нее, и, наоборот, чем ниже спускается материя, тем более плотной она становится из-за удаленности ее от света, распространяющегося в ней, и из-за множественности своих частей. Нечто подобное происходит и с воздухом: чем больше он уда­ляется от нас, тем труднее нашей зрительной спо­собности проникать в него и достигать видимых форм, находящихся за ним, из-за удвоения и умножения воздушных слоев, вследствие чего воздух овеще­ствляется и образует препятствие между нашей зри­тельной способностью и видимым предметом, и, наобо­рот, чем больше воздух приближается к нам, тем легче наша зрительная способность проникает в него и раз­дирает его. То же происходит и со светом, проникаю­щим в плотную материю: чем ниже она расположена, тем плотнее она, так что свет не может полностью проникнуть в нее. То же можно сказать о различных частях всеобщей материи: свет не может так легко проникнуть в ее нижние части, как он проникает в ее верхние части.

Истина заключается в следующем: чем вещь чище, тем лучше она сохраняет свойство своего вида, тем сильнее она и более видима; но если в ее состав вхо­дит нечто чужеродное, то она становится менее проз­рачной и чистой. Так же обстоит дело и со светом, распространяющимся в материи: если он абсолютно чист и свободен от материи, то он более совершенный и более сильный; подобным же образом если он сме­шивается с более прозрачной частью материи, то он лучше сохраняет свойство своего вида, он сильнее и прочнее, чем когда смешивается с более грубой частью материи. Из этого явствует, что изменение света, рас­пространяющегося в материи, имеет своей причиной

776

исключительно материю, а не свет сам по себе. Это можно сравнить со светом солнца, когда он смеши­вается с темнотой, или же с прозрачной и белой тканью, облекающей черное тело: вследствие преобла­дания черного цвета не видна ее белизна. С этим можно сравнить, например, свет, проникающий через три оконных стекла: второе стекло получает меньше света, чем первое, а третье — меньше света, чем вто­рое. Ясно, что причина этого не в том, что свет сам по себе слаб, причина этого — оконные стекла, которые, будучи телесны и плотны, образуют препятствие, ме­шающее распространению света.

31. Свет, распространяющийся в материи, излу­чается другим светом, находящимся выше материи, то есть светом, находящимся в сущности деятельной силы; я имею здесь в виду волю, заставляющую форму переходить из потенциального состояния в актуаль­ное... Свет, распространяющийся в воздухе, составляет ничтожную величину по сравнению со светом, находя­щимся в самом солнце, а в таком именно отношении находится форма материи к форме воли. Формой на­зывается не первый свет, а только второй, ибо второй имеет своей носительницей материю и служит ей фор­мой, между тем как первый свет не имеет никакого носителя и, следовательно, ничему не служит формой.

КНИГА ПЯТАЯ [О всеобщей материи и всеобщей форме]

1. Цель этой пятой книги — говорить о всеобщей форме и всеобщей материи, рассматривая их незави­симо друг от друга, а также изложить учение о сущ­ности каждой из них и о значении, которое следует им приписать; это послужит нам как бы лестницей, по ко­торой мы сможем подняться до познания воли и пер­вой субстанции.

7. Мы можем представить себе, что тот способ, ка­ким форма сочетается с материей, напоминает тот спо­соб, каким свет сочетается с воздухом или каким мело­дия, то есть движение, сочетается с голосом, ибо и

777

свет, и звук сочетаются со своей материей, не будучи ограничены сами по себе.

25. Низшее должно служить веществом для на­ходящегося выше его, ибо высшее действует на на­ходящееся ниже его. Вот почему ученые говорят, что только первый разум полностью соответствует представлению об истинной форме; они называют его деятельным разумом.

26. Чем больше форма спускается вниз и овеще­ствляется, тем лучше она воспринимается чувством; та­ков, например, цвет, который из всех форм наиболее доступен для чувства.

29. Невозможно дать дефиницию всеобщей материи и всеобщей формы, ибо нет рода, который был бы выше их и мог бы послужить основой для их дефиниции.

40. Остановись в своем уме у границы творения — я хочу сказать: там, где начинается соединение мате­рии с формой, — и представь себе субстанцию, не име­ющую ни начала, ни конца, — это и есть субстанция творца, да будет благословенно его имя! Представь себе, далее, что все духовное и телесное бытие суще­ствуют в субстанции творца так, как, согласно твоему представлению, какое-нибудь понятие существует в душе. Тогда ты увидишь, что сила творца, то есть его воля, существует во всем бытии.

41. Материя существует в знании божества о ней, подобно тому как земля существует в центре неба; форма блистает над ней и погружается в нее, подобно тому как свет солнца блистает в воздухе и над зем­лей и разливается по ним. Эта форма называется све­том, потому что слово, из которого истекает форма, есть свет, то есть умственный свет, а не чувственный; говоря иначе, подобно тому как природа света состоит в том, что он обнаруживает и показывает форму вещи, после того как она была скрыта, так и форма, когда сочетается с материей, обнаруживает вещь, после того как она была скрыта; таким образом, именно благо­даря ей вещь и существует.

47. Движение всего движущегося направляется к единству и совершается благодаря единству; дока­зывает это то, что все движущееся движется только

778

для обретения формы, а форма есть не что иное, как отпечаток единства. Единство — это благо; следова­тельно, движение всех вещей совершается только для достижения блага, которое и есть единство. Другое до­казательство этого: ни одна из существующих вещей не желает быть множественной, все они желают быть единым; следовательно, все они жаждут единства.

48. Под влечением и любовью мы необходимо по­нимаем стремление прилепиться к любимому предмету и соединиться с ним; а так как материя стремится соче­таться с формой, то отсюда вытекает, что ее движение совершается из любви к форме и влечения к ней. То же можно сказать обо всем, что движется в поисках формы.

49. Ты скажешь: если движение материи для обре­тения формы совершается только вследствие ее влече­ния к первому существу, то между ними обоими долж­но существовать подобие, ибо влечение и сочетание имеют место только между существами, подобными друг другу. Я отвечу тебе так: между материей и пер­вым существом имеется подобие только в том смысле, что материя получает свет, содержащийся в сущности воли, что направляет материю к воле и вызывает вле­чение к ней. Но материя движется не для того, чтобы достигнуть сущности воли, а для того, чтобы достиг­нуть формы, исходящей из воли.

56. Существуют три источника знания и три корня его: первое знание — это знание о материи и форме; второе — это знание о действующем слове, то есть о воле; третье — это знание о первой субстанции. Кто овладел этими тремя общими знаниями, тот имеет зна­ние о всякой вещи, насколько это возможно для спо­собности человеческого ума; после того как он приобре­тет эти знания, ему нечего больше искать, так как в них содержится все.

57. Различие между движением и словом таково: слово — это сила, разлитая в духовных субстанциях и сообщающая им знание и жизнь; движение — это сила, разлитая в телесных субстанциях и сообщающая им действие и страдание. Слово, то есть воля, после того как оно создало материю и форму и сочеталось с ними, подобно тому как душа сочетается с телом, разли-

779

вается среди них, пребывает с ними и пронизывает их сверху донизу.

72. Из всего сказанного ясно, что в сотворенных ве­щах нет ничего, кроме материи и формы; ясно также, что движение есть сила, истекающая из воли, а воля есть божественная сила, которая пронизывает все, по­добно тому как свет пронизывает воздух, душа — тело, а разум — душу.

73. Ты должен напрягать все силы, дабы понять сущность всеобщей материи и всеобщей формы, рас­сматривая каждую независимо от другой, понять, ка­ково отличие, присущее форме, каким способом форма сообщается материи и полностью проникает в нее, как она пробегает по всем субстанциям, сообразно с различ­ными занимаемыми ими ступенями; ты должен отделять материю от формы, форму от воли и волю от движения, отмечать в своем уме различие между одними пред­ставлениями и другими, применяя правильное опре­деление. Когда ты получишь основательное знание обо всем этом, твоя душа очистится, а твой ум прояс­нится, проникнет в мир разума и ты охватишь своим взором всеобщность материи и формы. Материя со все­ми формами, заключенными в ней, будет для тебя как бы открытой книгой; ты будешь рассматривать знаки, начертанные на ней, созерцать умственным взором ее фигуры, и тогда ты начнешь понимать и то, что кроет­ся за всем этим. Цель всего этого — познание мира божества, который обладает абсолютной величиной, ме­жду тем как все, что находится под ним, ничтожно мало по сравнению с ним. К этому возвышенному зна­нию ведет двоякий путь: сначала нужно приобрести знание о воле, которая охватывает материю и форму, то есть знание о высшей силе, свободной от всякой примеси материи и формы; затем, дабы достигнуть по­знания этой силы, целиком отличающейся и от мате­рии, и от формы, следует сочетаться с силой, облечен­ной в материю и форму; при помощи этой силы сле­дует подниматься ступень за ступенью, пока не дой­дем до начала и источника этой силы. Избегание нами смерти и соединение с источником жизни — вот плод, который мы соберем на этом пути.

780

74. Если ты. спросишь, какими средствами мы мо­жем добиться исполнения этой возвышенной надежды, то отвечу: отрешись от чувственных вещей, погрузись в умопостигаемые вещи и соединись с тем, кто дарует благо; ибо, если ты так будешь поступать, то он обра­тит на тебя свой взор и сотворит для тебя благо, ибо он источник благодеяния. Да будет он благословен!

МАЙМОНИД

Маймонид (Моисей бен Маймун, 1135—1204) — еврейский средневековый философ, теолог и ученый. Родился в Кордове, в столице Испанского арабо-марокканского халифата, получил религиозно-иудаистское образование. Преследование евреев в Испании заставило Маймонида покинуть город Кордову, а за­тем и страну. В 1165 г. Маймонид поселился в Каире, столице египетского халифата, и в 1187 г. стал лейб-медиком султана Салах-ад-Дина (Саладина). Здесь Маймонид написал на араб­ском языке свое главное философское произведение — «Путе­водитель заблудших» (1190), которое еще при жизни автора было переведено на еврейский язык («Мойре невухим», 1204), а еще позже, в Европе, и на латинский язык. В целом это произведение представляет собой попытку примирения филосо­фии Аристотеля с положениями иудаизма. Оно состоит из трех частей. Первая из них рассматривает проблему антропомор­физма, поскольку единый древнеиудейский бог Яхве (Иегова) представлен в Ветхом завете в образе человека, а также дает изложение и критику философско-теологического учения при­верженцев ортодоксального богословия — калама (в особен­ности мутакаллимов). Вторая содержит доказательства суще­ствования бога, обсуждает проблему материи и формы, сущ­ность божественного творчества, стремится дать философское осмысление пророчества, которому отведена столь важная роль в писании (особенно в Ветхом завете). Третья посвящена рассмотрению взаимоотношений бога и мира, божественного провидения, проблеме зла, свободы воли, здесь содержится попытка рационализации моральных предписаний, содержа­щихся в Торе, священном писании иудаизма.

Приводимые ниже тексты заимствованы из первой части «Мойре невухим». 71-я и 72-я главы этого произведения, яркие и типичные для средневековой натурфилософии и космологии, опубликованы в «Приложении» к книге С. Н. Григоряна «Из истории философии Средней Азии и Ирана VII—XII вв.». М., 1960.

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ЗАБЛУДШИХ

ВВЕДЕНИЕ

Цель этого сочинения и подобных ему творений со­стоит в том, чтобы согласовать Тору с истинной нау-

781

кой. Я ставлю себе целью просветить набожного чело­века, в душе которого укоренилась вера в истинность нашей Торы и который добросовестно исполняет свои обязанности в поведении и в делах веры, но в то же время глубоко изучил философские науки. Человече­ский разум влечет его к себе; однако он считает труд­ным принять как разумное учение, основанное на до­словном толковании Торы и считающее правильными те значения, которые он или другие дают равнозвуч-ным, но разнозначным словам, иноречиям и смешанным терминам. Это приводит его в смущение и тревогу. Ес­ли он будет руководиться своим разумом и откажется от мнений, основанных на этих выражениях, то он бу-деть считать, что отверг основные принципы Торы; ес­ли же он будет придерживаться мнений, основанных на этих выражениях, так что он не будет следовать сво­ему разуму и откажется от его руководства, то он уви­дит, что нанес ущерб и вред своей вере. Ибо он тогда останется при тех причудливых представлениях, кото­рые вызвали у него страх и боязнь, причинили муче­ния и внушили великую смуту.

Это сочинение ставит себе и другую цель. Оно стре­мится объяснить некоторые очень темные иносказания, встречающиеся в книгах пророков, причем в них не указано, что они суть иносказания. Невежественные и поверхностные читатели понимают их дословно и не видят их скрытого содержания. Если эти выражения принимать дословно, то даже образованный человек ис­пытает великое замешательство; но он почувствует се­бя освобожденным от своих сомнений, если мы ему объясним смысл иносказания или же обратим его вни­мание на это. Вот почему сие сочинение называется Путеводителем заблудших.

Я не считаю, что сие сочинение устранит все сомне­ния у внимательного читателя, но утверждаю, что оно устранит большую часть великих сомнений, в нем воз­бужденных. Пусть образованный человек не требует от меня, чтобы всякий раз, как коснусь какого-нибудь предмета, я полностью исчерпал его, и пусть он не на­деется на это; пусть не ожидает того, что, излагая смысл какого-либо иносказания, я дам полное объяс-

782

нение всех его частей. Такое полное изложение невоз­можно даже тогда, когда изучение ведется путем во­просов и ответов; тем более оно невозможно для пи­шущего книгу, ибо в этом случае он рискует стать ми­шенью для всякого чванного глупца, который направит в него стрелы своего невежества...

Знай, что и в науке о природе есть такие предметы, которые не следует излагать полностью. Наши муд­рецы выставили следующее правило: «Маасе Берешит не следует излагать в присутствии двух лиц». Если бы кто-нибудь захотел излагать эти предметы полностью в письменном виде, то это значило бы, что он хочет их объяснить тысячам лиц. По этой причине наши пророки излагают эти предметы иносказательно, а наши муд­рецы, следуя методу священных книг, говорят о них в иноречиях и иносказаниях; ибо существует очень близ­кое родство между этими предметами и метафизической наукой, и их тайны действительно составляют часть тайн метафизики. Не думай, что эти великие тайны мо­гут быть до конца поняты кем-либо из нас. Дело обстоит не так. Иногда истина обнаруживается столь ярко, что мы ее воспринимаем как бы при свете дня; но затем наша природа и наши привычки скрывают ее от нас, и мы погружаемся в такую же густую тьму, в какой пребывали раньше. Мы похожи на тех, кто восприни­мает непрерывно следующие друг за другом молнии, но сам пребывает в глубокой ночной тьме. Если эти вспышки следуют друг за другом очень быстро, то они образуют как бы сплошной свет, так что ночь превра­щается в день. Такого высокого пророческого совер­шенства достиг величайший из наших пророков Мои­сей, которому бог сказал: «А ты здесь останься со мной» [Второзак., V, 28], и о котором сказано: «Стало сиять лучами лицо его от того, что бог говорил с ним» [Исход, XXXIV, 29]. Между одной молнией и другой может быть значительный промежуток; такова степень [совершенства] большинства пророков. Другие воспри­нимают в течение целой ночи лишь одну молнию; о них сказано: «Они стали пророчествовать, а потом переста­ли» [Числа, XI, 25]. Некоторые воспринимают молнии с различными промежутками; другие же находятся в

783

положении людей, тьма которых освещается не молния­ми, а некоторого рода кристаллами, или похожими на них камнями, или другими субстанциями, обладающи­ми свойством сиять ночью; и хотя эта доля света мала, однако она для них не сплошная, а то появляется, то исчезает подобно «пламени вращающегося меча».

Степени совершенства людей видоизменяются сооб­разно этим различиям. Относительно тех, кто не видит света ни разу и бродит в сплошной тьме, сказано: «Не знают, не разумеют, во тьме ходят» [Псалом LXXXI, 5]. Истина, хотя и сияет столь ярко, совершенно скрыта от них, так что к ним подходят следующие слова писания: «И ныне люди не могут глядеть на светило, которое ярко сияет в небесах» [Иова, XXXVII, 21]. Такова тол­па обыкновенных людей; настоящее сочинение не при­нимает их во внимание...

Если бы кто-нибудь захотел обучать этим предме­там, не пользуясь иносказаниями и иноречиями, то его выражения стали бы столь темными и краткими, что они не были бы более понятны, чем иносказания и ино-речия. Можно сказать, что ученые и мудрецы руково­дились в этом отношении божественной волей, подобно тому как они подчинялись законам природы в предме­тах, касающихся тела. Ты, конечно, знаешь, что всемо­гущий, желая исправить нас и усовершенствовать со­стояние нашего общества, открыл нам законы, которые должны руководить нашими действиями. Это возможно лишь в том случае, если наше умственное развитие до­шло до известной ступени. Сначала мы должны обра­зовать понятие о нашем творце, которое соответствова­ло бы нашим умственным способностям; это возможно лишь посредством науки метафизики. Но эту науку мы можем изучить лишь после того, как изучили фи­зику, ибо последняя граничит с метафизикой и должна предшествовать ей в обучении, как это известно всем занимавшимся этими вопросами. Вот почему всемогу­щий начал свою книгу с описания творения, что, как мы объяснили, составляет науку физику. Но этот пред­мет очень важен и значителен, а наша умственная спо­собность недостаточна для того, чтобы полностью по­стигнуть эти великие вопросы. Поэтому, когда божест-

784

венная мудрость пожелала сообщить нам те глубокие истины, которые она считала необходимыми для нас, она воспользовалась иносказаниями и иноречиями и весьма темными выражениями. Так и наши мудрецы сказали: «Существу из плоти и крови невозможно пол­ностью объяснить творение. Поэтому писание просто рассказывает нам: вначале бог сотворил небо и зем­лю». Значит, наши мудрецы обратили внимание -на то, что упомянутые предметы составляют великую тайну. Ты знаешь также изречение Соломона: «Далеко то, что было, и глубоко-глубоко: кто постигнет его?» [Екклези-аст, VII, 24]. Все эти предметы излагаются посредством равнозвучных, но разнозначных слов, так что необра­зованный может понимать их в одном смысле, соответ­ствующем мере его понимания и незначительной силе его постижения, а образованный может понимать их в другом смысле.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Не думай, что только метафизику следует излагать простому народу осторожно, это относится также к большей части физики. Мы часто ссылались на следу­ющее изречение наших мудрецов: «Маасе Берешит не следует излагать в присутствии двух лиц». Этим пра­вилом руководились не только богословы; древние фи­лософы и ученые других народов точно так же выра­жались темным и загадочным языком, когда разбирали вопросы о началах вещей. Так, Платон и его предшест­венники называли материю женщиной, а форму — муж­чиной. Ты знаешь, что существуют три начала возни­кающих и уничтожающихся вещей, а именно: материя, форма и отсутствие особой формы, соединенное всегда с материей; если бы материя не была связана с этим отсутствием особой формы, то она не могла бы вос­принять новую форму. В этом смысле отсутствие осо­бой формы принадлежит также к началам. Как только материя получает известную форму, прекращается от­сутствие этой формы, а именно той, которую материя только что получила; отсутствие этой формы заменяет­ся отсутствием другой формы, и так происходит со все-

785

ми возможными формами, как это объясняют трактаты по физике.

Если даже эти философы, которые ничего не теряли от ясного изложения предмета, все же при обсуждении метафизических вопросов пользовались фигурами и иноречиями, то тем более нам, исповедующим опреде­ленную веру, не следует выражаться ясно относительно таких предметов, которые выше понимания толпы или же могут быть поняты в смысле, противоречащем тому, который мы имеем в виду.