[92] Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М., 1967.
[93] Там же, с. 25-26.
[94] «Два элемента значения — номинативный и синтаксический — могут оказаться связанными таким образом, что в любой словоформе они либо присутствуют, либо отсутствуют» (Зализняк А.А., цит. соч., с. 27). Такие элементы А. А. Зализняк называет сопряженными. Всякий отдельный грамматический элемент значения, для которого не нашлось сопряженного с ним грамматического элемента, а также всякую пару сопряженных между собой грамматических элементов он обозначает термином "граммема" (там же, с. 27) и определяет всю совокупность граммем слова и его отдельной словоформы как грамматическое значение этого слова и словоформы. С этой точки зрения элементы видового значения нельзя считать сопряженными. Тем не менее, они оба присутствуют в любой словоформе данного вида, но актуализируются не вместе, а по отдельности в зависимости от контекста. Следует заметить, что подобное соотношение номинативных элементов грамматического значения не является уникальной чертой категории вида. Например, значение глагольных словоформ типа говорил содержит граммему, реализуемую, по меньшей мере, двумя номинативными элементами — ‘прошедшего времени’ (Он говорил) и ‘ирреальности’ (Я хочу, чтобы он говорил). Подобное же соотношение номинативных элементов можно усмотреть практически во всех граммемах категории падежа, например, граммема Т. п. в разных контекстах может быть представлена номинативными элементами ‘квалификативный признак’ (быть инженером), ‘орудийность’ (показать рукой), ‘делиберативный объект’ (доволен собой) и др. Инвариантные признаки падежного значения (см. о них: Якобсон Р. О. К общему учению о падеже. В кн.: Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985) можно считать общими признаками всех номинативных элементов одной падежной граммемы. Таким образом, для любой граммемы допустимо выделять более одного номинативного элемента, при этом необходимо определить условия актуализации каждого элемента.
[95] Зализняк А. А. Там же.
[96] То, что разные вокабулы, подобно глаголам разных видов, обозначающим одно и то же действие, могут выражать одинаковое лексическое значение, является необходимым, но не достаточным условием их объединения в одно слово. Одинаковым лексическим значением обладают и некоторые слова разных частей речи, существенно различаясь при этом грамматическим значением. Так, И. И. Мещанинов писал: «Не всякое слово, содержащее смысловое значение действия или состояния, будет глаголом. Само слово действие остается именем существительным даже в том случае, когда в этом своем виде попадает в сказуемое» (Мещанинов И. И. Глагол. М., 1982, с. 1982). А. А. Потебня в порядке дискуссии по поводу термина "глагольные корни" указывал, что отглагольные существительные бег, полет обозначают то же самое действие, что и глаголы бежать, лететь. Он писал: «Ближайшее значение части *л е к в гл. л е т и т есть примета или признак, коим восприятие, напр., летящая птица, намечается мыслью для дальнейшей мысли. Такое же значение в той же мере предполагается и именем и есть столь же доименное, сколь и доглагольное» (Потебня А. А., Из записок по русской грамматике: Т.1-2. — М., 1958, с. 90). И далее: «…По отношению к познающему лицу и акту познания имя относится ко глаголу, как воспоминание прежде познанного к познаваемому вновь; что по отношению к познаваемому в имени представляется признак не как производимый предметом (солнце светит), а как данный в предмете, находящийся в нем (с в е т л о е солнце, с в е т солнца). Когда говорю: "солнце светит", то это (при ясности этимологического значения слова "солнце", светлое, светящее) значит: то, что я прежде называл светлым, и что под этим ярлыком было сложено в моей памяти, то, как замечаю, производит теперь свет» (Там же, с. 94). Исходя из этого, можно предположить, что отглагольные имена действия могут выражать бóльшую устойчивость видения действия, чем глаголы, так как сосредоточивают внимание на действии более, чем на его производителе и прочих сопутствующих факторах, ср.: Вот Давид победил Голиафа; Вот победа Давида над Голиафом.
[97] Зализняк А.А., цит. соч., с. 31.
Парадигмой лексемы А. А. Зализняк называет «совокупность всех грамматических значений, представленных у некоторой лексемы или дополнительно приписанных ей, с указанием для каждого из них, какая словоформа (или словоформы) этой лексемы имеет данное грамматическое значение» (там же, с. 30). По А. А. Зализняку, каждому грамматическому значению в парадигме соответствует одна словоформа (нормальный случай), или несколько словоформ (являющихся вариантами друг друга), или не соответствует никакая словоформа (дефектная парадигма).
[98] Некоторые исследователи одним из признаков морфологической парадигмы лексемы считают регулярный характер образования одних ее словоформ от других. Мы не считаем этот признак определяющим для разграничения формообразования и словообразования, поскольку им могут обладать и словообразовательные связи (см. о них подробнее в ст.: Винокур Г. О. Заметки по русскому словообразованию. В "Изв. АН СССР: Отд. Лит-ры и яз.", т. 5, вып. 4).
[99] Ср.: «Категория вида является ареной борьбы и взаимодействия грамматических и лексических форм. В то время как грамматика выстраивает группу глаголов, произведенных от одной и той же основы, в соотносительные видовые пары, — в лексике, в словаре, напротив, обнаруживается стремление к созданию от одной и той же основы множества разных глаголов, в которых семантически дифференцированы разные стороны и вариации какого-нибудь действия»[99] (Виноградов В.В. Современный русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1936, с. 396-397).
[100] Н. В. Перцов на примере глагольного вида показал, что одна и та же грамматическая категория может частично соответствовать как критериям словоизменительных, так и критериям классифицирующих категорий, не удовлетворяя в полной мере ни тем, ни другим, если задавать эти критерии двумя взаимно исключающими друг друга списками. В результате он пришел к выводу о том, что вид русского глагола — это категория, имеющая некий "промежуточный статус" (см.: Перцов Н. В. Русский вид: словоизменение или словообразование? В кн.: Типология вида: поиски проблемы решения. М., 1998). Избежать подобной неопределенности выводов можно, если принять список критериев лишь для грамматических категорий одного типа, относя все категории, не удовлетворяющие этому списку в полной мере, к другому типу. Именно такой подход использован в настоящей работе. Полагая, что признание разных средств плана выражения формами одного слова требует бóльших оснований, чем рассмотрение их в качестве отдельных слов, будем считать, что, коль скоро некоторую грамматическую категорию не удается однозначно квалифицировать как словоизменительную, то ее следует рассматривать как классифицирующую.
[101] Грамматика русского языка. М., 1990, с. 269.
[102] К физической структуре времени действия относятся следующие факторы: занимает ли действие отрезок времени (протяженное действие) или оно сосредоточено в одной временной точке (моментальное действие), различаются ли начало и конец протяженного действия, сколько временных отрезков или точек заняло действие, т. е. сколько раз оно было произведено — один (однократность действия) или более одного (многократность действия). Подробнее о физической структуре времени действия и временных способах глагольного действия см.: Черткова М. Ю. Грамматическая категория вида в современном русском языке. М., 1996, с. 35, 41 и далее; ср.: Петрухина Е. В. Аспектуальная категоризация действий в русском языке в сопоставлении с некоторыми другими славянскими языками: (Вид и фазисно-временные способы глагольного действия): Автореф. дис….д-ра филол. наук. М., 1997; ср. с описанием общих фаз бытия, понимаемого как нестабильное состояние, в кн.: Слово и грамматические законы языка: Глагол. М., 1989, с. 8-9 и далее.
[103] В связи с этим представляется более удачным для данного способа действия название МГНОВЕННЫЕ (или МОМЕНТАЛЬНЫЕ) глаголы, используемое разными исследователями — Востоковым, Павским, Потебней, Размунсеном, Ульяновым (который настаивал на том, что данные глаголы нельзя называть однократными), Шафрановым (который, впрочем, использовал оба названия). Полагая в то же время, что бóльшую важность имеет не название, а описание языкового явления, мы в отношении всех способов действия придерживаемся терминологии указанного выше издания.
[104] Длительность действия могла бы быть объективным признаком физической структуры действия, если бы она оценивалась автором не произвольно, а относительно каких-либо определенных факторов, например, с точки зрения заполненности / незаполненности действием всего отрезка времени (больше / меньше года), сравнением двух действий (более долго / менее долго) или чем-либо под. Например, если бы длительно-ограничительные глаголы обозначали действие, целиком заполняющее некоторый отрезок времени (проработал весь срок), а ограничительные — действие, занимающее часть временного отрезка (поработал половину срока), то они разграничивали бы объективные характеристики физической структуры времени действия. Но при существующем их соотношении они выражают субъективную оценку одного и того же действия как долгого или как скоротечного.