4. 4. Тенденции в выборе вида глагола и отступления от них

4. 4. 1. Общий стратегический характер выбора глагольных видов.4. 4. 1. 1. Таким образом, аспектуальный фрейм одной и той же ситуации может быть вербализирован весьма различно не только разными людьми, но и одним и тем же лицом, в результате чего одно и то же обсуждаемое действие может быть в одном случае обозначено глаголом одного вида, а в другом случае — глаголом другого вида.

Это связано с тем, что выделение ситуаций в едином, нераздельном и изменчивом посюстороннем мире является следствием ограниченных возможностей человеческого восприятия и инертности мышления, в силу которых человек испытывает потребность положить некоторые границы миру, отражаемому его мыслью, и хотя бы с некоторой степенью устойчивости зафиксировать в сознании какие-либо признаки выделенного фрагмента. Например, различаются "наблюдаемое пространство" и "представляемое пространство": «…Процесс перехода к идеальным образам состоит не только в абстрагировании, т. е. в исключении из рассмотрения несущественных свойств воспринимаемых объектов. Он сопровождается другой, совершенно противоположной тенденцией: добавлением к воспринимаемым объектам некоторых новых свойств. …Для прямой такое добавление производится в направлении "микрокосмоса": отрезок в результате многократного повторного деления понимается как континуум, состоящий из бесконечно большого числа точек. Однако конкретный отрезок прямой, например, линия, ограничивающая потолок аудитории, требует дополнения также в направлении "макрокосмоса". В самом деле, отрезок может быть продолжен за пределы аудитории, правда, практически не очень далеко. Но зато в нашем представлении мы можем продолжить его неограниченно в обе стороны, сохраняя при этом его идеальную прямизну.

Таким образом, переход от видимого пространства к представляемому происходит только частично путем процесса абстрагирования, т. е. исключения (с точки зрения геометрии) не имеющих значения деталей и качеств. В существенном этот переход обуславливается также конструктивным, можно сказать — продуктивным моментом»[189].

Оговорка цитированного автора о малозначительности деталей именно с точки зрения научной геометрии весьма важна, так как то, что ученому в процессе исследования представляется несущественным, для него же может оказаться весьма и весьма значимым с точки зрения "наивной геометрии". В силу этого определение границ "представляемого пространства" имеет вполне субъективный характер. Подобным же образом различаются "абсолютное время" и "относительное время". События А и В, которые по абсолютной шкале времени определяются как одновременные, т. е. произошедшие в одну и ту же по счету единицу времени, на деле может разделять больший или меньший временной интервал, так называемый "интервал неопределенности"[190], события в период которого следует квалифицировать как то, что произошло после события А, но ранее события В. Поэтому определение одновременности / неодновременности событий также зависит от выбранной системы координат.

Итак, выделение ситуаций в мысленно воссоздаваемом мире носит преимущественно субъективный, а не объективный характер. В результате фрейм одной и той же ситуации в разных случаях может быть вербализирован весьма различным образом. Т. А. ван Дейк и В. Кинч называют индивидуальный (авторский) способ представления фрейма моделью ситуации, рассматривая ситуационную модель как интегральную структуру эпизодической информации, вобравшую в себя информацию об определенной ситуации и задействованную общую фреймовую информацию из долгосрочной (в их терминологии — семантической) памяти. По их мнению, модель ситуации отличается от фрейма тем, что носит гораздо более личностный характер, основана на личном опыте и охватывает многие детали, от которых можно абстрагироваться при создании некоторых универсальных шаблонов действий в сходных ситуациях, но которые невозможно игнорировать при необходимости понять представление того или иного лица об определенной ситуации[191].

Такими деталями при интерпретации действия (а в настоящей монографии ситуации рассматриваются в первую очередь с точки зрения производимых в них действий), согласно Д. Фоллесдалю, является множество факторов:

«...Считается, что в объяснении действий не может быть никакой системы и что в этом отношении действия отличны от физических явлений, которые мы можем объяснить с помощью законов.

Я убежден, что в случае действий тоже существует определенная система, но картина здесь более запутанная, а схема объяснения совершенно отлична от той, которую склонны принять сторонники практического силлогизма. При объяснении поведения человека необходимо принимать во внимание полный набор представлений, которыми руководствуется субъект, когда он думает о том, какие действия он может предпринять и каковы возможные последствия этих действий, из которых он должен осуществить выбор. При объяснении поведения субъекта надо рассматривать все указанные факторы в комплексе. Я склоняюсь к мысли, что модель анализа действий является не чем иным, как в первую очередь приложением принципов рациональности, классификацией которых занимается теория принятия решений»[192]. Подробно рассмотрев разнообразные факторы принятия решений, автор обобщает: «Ставя перед собой цель понять человека и его действия, мы должны взвесить и сопоставить одно за другим эти соображения, которые базируются на наших наблюдениях за его действиями, мимикой и жестами и на информации, полученной из его рассказов. Основой для подобного анализа является нормативная или рациональная теория. Характер случайных и иррациональных факторов, которые могут повлиять на поведение человека, мы можем предсказать на основе нашей общей теории человека»[193].

Таким образом, анализ понимания действий опирается на знание законов материального мира, а так же на знание человеческой логики и психологии, но не на лингвистические категории. Поэтому применение лингвистических понятий, в том числе и аспектуального фрейма, весьма редко позволяет предсказать, каким образом индивидуум решит квалифицировать упоминаемое им действие: как обстоятельство ситуации или как изменение обстоятельств.

Очевидно, однако, что это зависит от того, какую модель ситуации он стремится сформировать в сознании адресата. Выбор модели, в свою очередь, зависит от коммуникативного намерения автора речи, которое понимается в самом широком смысле как то, чего хочет добиться адресант от адресата при помощи своей речи. Для ее реализации оба (и адресант, и адресат) прибегают к определенным стратегиям порождения и понимания речи, под которыми имеются в виду авторские решения относительно оптимальной структуры содержания и оптимальной композиции одного высказывания и целого текста, под вторыми — соответствующие гипотезы адресата, выдвигаемые им на основе вероятностного прогнозирования воспринимаемой речи и верифицируемые по мере выражения собеседником своей мысли[194]. Выбор и использование языковых и речевых средств для реализации стратегий определяется тактикой реализации принятой стратегии.

Т. А. ван Дейк и В. Кинч выделяют следующие типы стратегий порождения и понимания текста:

— пропозиционные, которые связаны с конструированием пропозиций (содержания высказываний);

— локальной связности (когерентности), которые служат для соединения элементов содержания в единую пропозицию и пропозиций в макропропозиции;

— макростратегии, которыми определяется последовательность выражения пропозиций;

— схематические пропозиции, реализующие определенную композицию монолога;

— продукционные стратегии, связанные с поиском способа выражения пропозиции;

— стилистические стратегии, которые определяют выбор между способами выражения примерно одного и того же значения с учетом связи между текстом и личностным и социальным контекстом;

— риторические стратегии, цель которых — повышение эффективности дискурса и коммуникации;

— стратегии разговора, определяющие последовательность обмена репликами в разговоре и предусматривающие обозначение его участников и выражение отношений между ними[195].

 

4. 4. 1. 2. Использование глагола определенного вида является, как правило, тактикой осуществления продукционных стратегий, но выбор глагола данного вида зависит от пропозиционных, когерентных и в некоторой степени от схематических, а в некоторых случаях и риторических стратегий порождения речи и осуществляется с учетом аналогичных стратегий понимания речи. Рассмотрим пример:

 

Итак, расставшись на площадке с экономистом, буфетчик добрался до пятого этажа и позвонил в квартиру № 50. Ему открыли немедленно, но буфетчик вздрогнул, попятился и вошел не сразу. …

— Ну что ж, входите, раз звонили! — сказала девица, уставив на буфетчика зеленые распутные глаза. (Булгаков, 1988, с. 472).

 

В авторском повествовании преследуется цель — создать у читателя представление о ряде действий, достаточно быстро совершенных друг за другом одним и тем же лицом. Для этого формируется модель ситуации, координатами которой являются действующее лицо, обозначенное существительным буфетчик, а также время события, указанное вводным словом итак, возвращающим повествование от раннего события к более позднему, но уже упоминавшемуся в предыдущем контексте. Все действия в этой ситуации представлены как ряд последовательно произошедших изменений, для чего использованы глаголы СВ с оттенком значения ‘действие, после которого осуществляется другое действие’, в том числе и слово позвонил.

Что касается девицы, то она имеет намерение побудить буфетчика войти в квартиру, для чего в качестве аргумента указывает на желание самого буфетчика войти в квартиру, выраженное при помощи звонка. Поэтому из предшествующей ситуации ее внимание привлекает только одно действие (звонили), которое как единственно важное, с ее точки зрения, становится координатой ситуации наряду с самим действующим лицом, указанным грамматическим 2-ым лицом.

 

4. 4. 1. 3. В тех случаях, когда стратегия, принятая автором речи, может быть в равной мере осуществлена при использовании как глагола НВ, так и глагола СВ, можно говорить о конкуренции глагольных видов, которая, однако, не приводит к нейтрализации их видовых значений[196]. В качестве примера рассмотрим отрывок одной из автобиографий С. А. Есенина:

 

Бабушка меня любила изо всей мочи и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе. Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и отдали в закрытую церковно-учительскую школу... (Есенин, 1962, с. 21).

 

В другой автобиографии Есенина (Есенин, 1962, с. 8), весьма сходной с цитированным выше текстом, вместо глагола протекло используется глагол протекало. Ни речевая стратегия С. А. Есенина, ни, тем более, судьба поэта при этом не меняются, но модель ситуации, а с ней и смысл высказывания несколько изменяются. Глагол протекало выделяет в качестве координаты ситуации наиболее общий признак ранее описываемых событий, все их относя к детству. Сообщение о данной ситуации можно было бы продолжить, дополнив его информацией о других событиях, относящихся к детству поэта. Глагол протекло указывает на окончание прежней ситуации и переход к новой, для которой требуется иная координата. Поэтому после него текст не может быть продолжен сообщением новых сведений о детстве без оговорок, типа: Да, вот еще…, Нужно добавить…, Чуть было не забыл сказать… и т. п.

Конкуренцию видов нужно отличать от тех случаев, когда именно выбор глаголов того или иного вида при одинаковом контекстном окружении позволяет различить существенно различные коммуникативные намерения автора речи. Для примера рассмотрим две противоположных интерпретации действия, произведенного в одной и той же ситуации, выраженных практически идентичными высказываниями, в одном из которых употребляется глагол СВ открыть, а в другом — глагол НВ открывать.

1) — Почему открыты все окна? — Не знаю, я открыл только два окна.

В вопросительной реплике высказывания сказуемое представлено причастием открыты с нулевой связкой. Причастие СВ выступает в общевидовом значении ‘изменение’, в то время как нулевая связка выражает перфектное значение ‘сохранение результата действия к моменту речи’. В конечном счете сказуемое передает следующий смысл: «Данное изменение в положении дел привело к возникновению настоящей ситуации». В вопросе имплицируется содержание: «Имеешь ли ты отношение к возникновению настоящей ситуации»?

Отвечающий употребил глагол СВ открыл в общевидовом значении ‘изменение’ при частной видовой характеристике ‘многократность’ и оттенках значения ‘конкретность’, ‘самостоятельное действие’. Все это выражает следующую интепретацию отвечающим своего действия: «Да, я имею отношение к возникновению настоящей ситуации, но вот мой личный вклад в ее возникновение, и я готов его обсуждать».

2) — Почему открыты все окна? — Не знаю, я открывал только два окна.

Здесь в ответной реплике использован глагол НВ открывал в общевидовом значении ‘обстоятельство’, который выделяет координату ситуации "неактуальное время говорящего", выражает частную видовую характеристику ‘многократность’ и приобретает оттенки абстрактности и утраты действием своей актуальности. Это означает: «Нет, я не имею никакого отношения к возникновению настоящей ситуации, мои действия были совершены в другой, прошлой ситуации, которая стала неактуальной в связи с последующими событиями, и я не считаю нужным ее обсуждать».

С другой стороны, выбор глагольных видов следует отличать от выбора способов действия. Трудность их различения обусловлена тесной связью между видовыми значениями и значениями временны΄х способов действия, на основе которой, как уже говорилось, образуются частные видовые характеристики. Но все же в определенном контексте преобладающее влияние на выбор глагола может оказывать не его видовое значение, а именно значение способа действия. Так, в высказывании Я упрашивал соседа дать мне денег в долг, но он не дал глагол упрашивать не может быть заменен финитным результативным глаголом упросить, так как значение последнего пришло бы в неразрешимое противоречие с смыслом правого контекста. Предопределенность выбора глаголов в данном контексте может внешне выглядеть как невозможность употребления глагола СВ. На деле же невозможность употребления глагола упрашивать является следствием его финитности и результативности, с учетом которых не может быть выбран глагол СВ именно из пары упрашивать - упросить. Если же обратиться к глаголам, не маркированным по способу действия, то станет очевидной конкуренция видов, ср.: Я просил / попросил соседа, дать мне денег в долг, но он не дал.

Носитель языка выбирает те средства выражения мысли, которые позволяют ему осуществить его коммуникативное намерение оптимальным образом.

4. 4. 1. 4. Описание глагольного вида как одного из тактических средств реализации речевых стратегий[197] позволяет яснее понять, почему обычно весьма затруднительно прогнозировать его выбор другими лицами, но уже осуществленный выбор, как правило, нетрудно объяснить.

Как пишут Т. А. ван Дейк и В. Кинч, «Стратегические процессы во многом противоположны процессам алгоритмическим, или управляемым правилами. Примером последних является порождающая грамматика, дающая структурное описание предложения с помощью правил синтаксического анализа. Процесс может быть сложным, долгим, утомительным, но он гарантирует успешное достижение цели, если правила верны и применяются корректно. В стратегическом процессе такого гарантированного успеха нет, как нет и единого представления текста. Применяемые стратегии похожи на эффективные рабочие гипотезы относительно правильной структуры и значения фрагмента текста; дальнейший анализ может их и не подтвердить. Стратегический анализ зависит не только от текстуальных характеристик, но и от характеристик пользователя языка, его целей и знаний о мире. …

Стратегии — это часть нашего общего знания: они представляют собой знание о процессах понимания. Стратегии образуют открытый список»[198].

Выбор глагольных видов в целом невозможно алгоритмизировать. Часто приходится говорить именно о выборе глагола того или иного вида и способа действия, а не о выводе того, какой именно вид должен быть употреблен. В качестве примера рассмотрим письмо А. А. Виноградского А. Н. Вульфу:

 

С грустью спешу уведомить: отец мой 28-го января умер от рака в желудке, при страшных страданиях в доме Бакуниных в селе Прямухине. После похорон я перевез старуху-мать несчастную к себе в Москву, где надеюсь ее кое-как устроить у себя, и где она будет доживать свой короткий, но тяжелогрустный век. (Друзья Пушкина, 1986, т. 2, с. 241).

 

Последний глагол можно было бы заменить ограничительно-завершительным глаголом СВ доживет, но, если учесть, что речь идет о матери автора, станет понятно, почему автор отдает предпочтение глаголу НВ ограничительно-завершительного способа действия, обозначающему жизнь в ее завершающий период, а не СВ, который в данном контексте обозначил бы полное прекращение жизни, т. е. смерть. Говоря иначе, автор предпочел оттенок глагольного значения ‘длящееся действие’, возникающий в результате взаимодействия видового значения ‘обстоятельство’ с лексическим значением глагола и значением сочетания короткий век, оттенкам ‘длившееся, но исчерпанное действие’ и ‘уверенность в осуществлении действия’, последний из которых, как было показано выше (см. в главе 3), более характерен для будущего времени. Следовательно, одной из стратегий реализации авторского намерения может стать выражение такого смысла, который фактически является определенным оттенком глагольного значения[199].

В следующем примере второй участник диалога использует начинательный СВ начну обманывать, а не НВ буду обманывать, вероятно, потому, что СВ выражает оттенок уверенности в том, что действие будет осуществлено, как только для этого возникнут необходимые условия, а НВ придал бы смыслу высказывания некоторую степень абстрактности, неуверенности:

Я твердил:

— Спасибо тебе, Чарли! Вряд ли ты на мне хорошо зарабатываешь. Значит, ты идеалист, хоть и американец.

Чарли отвечал мне:

— Не спеши благодарить. Сначала достигни уровня, при котором я начну обманывать тебя… (Довлатов, 1993, с. 139).

 

4. 4. 1. 6. Выражение видового значения, как общего, так и частного, может быть тактическим средством реализации также и такой стратегии, которая не связана с выражением какого-либо оттенка глагольного значения, например:

Сталина мой дядя обожал. …

Когда Сталин оказался бандитом, мой дядя искренне горевал.

Затем он полюбил Маленкова. Он говорил, что Маленков — инженер.

Когда Маленкова сняли, он полюбил Булганина. Булганин обладал внешностью захолустного дореволюционного полицмейстера. А мой дядя родом был как раз из захолустья, из Новороссийска. Возможно, он честно любил Булганина, напоминавшего ему идолов детства.

Затем он полюбил Хрущева. А когда Хрущева сняли, мой дядя утратил любовь. Ему надоело зря расходовать свои чувства. (Довлатов, 1993, с. 185).

В данном примере одним из намерений С. А. Довлатова является формирование у читателя иронического отношения к культу личности государственного руководителя, для чего используются факты из жизни дяди автора. В качестве одной из стратегий реализации данного намерения выбирается указание на то, что со сменой руководителя у дяди появлялся новый объект обожания. Это подчеркивается многократным использованием начинательного глагола СВ полюбил, каждый раз открывающего аспектуальный фрейм новой ситуации. Во втором из этих фреймов глагол любил выделяет в качестве координаты ситуации наиболее яркое действие, как это видно из контекста. Ни глагол СВ, ни глагол НВ при этом не получают никакого дополнительного оттенка.

4. 4. 1. 7. Выбирая глагол того или иного вида и способа действия, автор должен учитывать то, что, как уже говорилось, оттенок глагольного значения в определенных условиях может возникнуть как бы сам собой (см. об этом выше, в главе 3). Поэтому во избежание неадекватного понимания текста адресатом автор должен отказаться от выбора глагола того или иного лексического и видового значения, если в данном контексте он приобретет оттенок, не приемлемый для той модели ситуации, которую пытается сформировать адресант. Другая возможность разрешения подобных проблем — изменение контекста. Рассмотрим пример:

 

Ба­гро­вый от сты­да, Ви­ть­ка оправ­ды­вал­ся, го­во­рил, что ни­че­го не бу­дет, ни­от­ку­да Гор­ба­че­ва не ис­клю­чат — не име­ют пра­ва. Раз­да­влен­ный без­жа­ло­ст­ны­ми до­во­да­ми Ки­ры, он ска­зал на­ко­нец по­те­рян­ным го­ло­сом, что, ес­ли Леш­ку ис­клю­чат, он пой­дет к ди­рек­то­ру и все рас­ска­жет. Мол­чит он во­все не по­то­му, что бо­ит­ся, а по­то­му, что... Вмес­то то­го, что­бы объ­яс­нить, по­че­му он мол­чит, Ви­ть­ка не­ожи­дан­но всхлип­нул и убе­жал. (Дубов, 1971, с. 295).

 

При же­ла­нии мож­но без из­ме­не­ния кон­текс­та про­из­ве­сти за­ме­ну НВ го­во­рил гла­го­лом СВ ска­зал, но не­воз­мож­но за­ме­нить НВ оправ­ды­вал­ся гла­го­лом оправ­дал­ся, по­ско­ль­ку по­след­ний обо­зна­ча­ет пол­ное окон­ча­ние дан­но­го дейс­твия, т. е. до­ка­зан­ность пра­во­ты, что не со­от­ветс­тву­ет замыслу автора. В дан­ном слу­чае мож­но бы­ло бы ис­по­ль­зо­вать со­че­та­ние стал оправ­ды­ва­ть­ся, ука­зы­ва­ющее на на­ча­ло дейс­твия.

По­доб­ные же труд­но­сти мо­гут воз­ни­кать и при по­пыт­ке пред­ста­вить дейс­твие не как из­ме­не­ние в ситуации, а как особое обстоятельство:

 

Он си­дел один в по­ме­ще­нии ко­ми­те­та ком­со­мо­ла: ком­сор­га вы­зва­ли в гор­ком (Дубов, 1971, с. 37).

 

При за­ме­не гла­го­ла СВ гла­го­лом вы­зы­ва­ли воз­ни­кнет оттенок ‘утрата действием своей актуальности’, отражающий пред­став­ле­ние о си­ту­ации как об уже оконченной, су­ще­ство­вав­шей ра­нее той, ко­то­рая обо­зна­че­на гла­го­лом си­дел. По­это­му при замене вида было бы не­об­хо­ди­мо про­из­ве­сти еще и лек­си­че­скую за­ме­ну, на­при­мер: Ком­сорг был в гор­ко­ме.

В не­ко­то­рых слу­ча­ях при из­ме­не­нии взгля­да на си­ту­ацию в ней мож­но ис­по­ль­зо­вать гла­гол дру­го­го ви­да, обо­зна­ча­ющий то же са­мое дейс­твие, но упо­тре­бить его в дру­гом вре­ме­ни:

 

Те­перь я долж­на вам рас­ска­зать сце­ну, ко­то­рую я бу­ду по­мнить до по­след­не­го свое­го из­ды­ха­ния. (Друзья Пушкина, т.2, с. 132).

 

Для то­го что­бы пред­ста­вить дейс­твие, обо­зна­чен­ное гла­го­лом бу­ду по­мнить, как из­ме­не­ние, не­воз­мож­но ис­по­ль­зо­вать бу­ду­щее вре­мя гла­го­ла СВ за­по­мнить. Оно обо­зна­ча­ло бы или бу­ду­щее на­ча­ло со­сто­яния (обозначаемого глаголом НВ по­мнить), ко­то­рое в дейс­тви­те­ль­но­сти на­ча­лось до мо­мен­та ре­чи, или ко­нец про­цес­са (обозначаемого глаголом НВ за­по­ми­нать), ко­то­рый как та­ко­вой во­об­ще не имел мес­та. По­это­му, для то­го что­бы пред­ста­вить дан­ное дейс­твие в ви­де из­ме­не­ния об­сто­ятельств, мож­но ис­по­ль­зо­вать про­шед­шее вре­мя гла­го­ла за­по­мнить и про­из­ве­сти со­от­ветс­тву­ющую мо­ди­фи­ка­цию кон­текс­та: ...ко­то­рую я за­по­мни­ла на всю жизнь.

4. 4. 2. Тенденции в выборе вида глагола при разграничении обстоятельств и изменений. 4. 4. 2. 1. Очевидно, что стратегии выбора видов глагола в целом невозможно задать предписывающими, запретительными и рекомендательными языковыми нормами[200] и выражающими их обязательными правилами. Исключения составляют официальные тексты, в которых используются клише, требующие глаголов определенного вида, как, например, в договорах и протоколах: Стороны согласились в том, что…(а не соглашались, соглашаются), но: Стороны берут на себя обязательство… (а не взяли). Употребление видов глагола относится к сравнительно открытой части системы русского языка и в большей степени регулируется не нормами, а тенденциями.

Как известно, языковой знак обладает двумя взаимно противоречащими качествами — неизменностью и изменчивостью: «Именно потому, что знак произволен, он не знает другого закона, кроме закона традиции, и, наоборот, он может быть произвольным только потому, что опирается на традицию.

Время, обеспечивающее непрерывность языка, оказывает на него и другое действие, которое на первый взгляд противоположно первому, а именно: оно с большей или меньшей быстротой изменяет языковые знаки, так что в известном смысле можно говорить как о неизменчивости языкового знака, так и об изменчивости его. В конце концов, оба эти факта взаимообусловлены: знак может изменяться, потому что его существование не прерывается»[201].

Взаимодействием этих качеств объясняется то, что общая языковая система образуется из двух частных подсистем, одна из которых относительно более закрыта и устойчива, а другая — относительно более открыта и изменчива. Это соотношение Э. Косериу выразил триадой "структура — норма — узус", в которой под структурой языка понимается общая система возможных реализаций, под языковой нормой — подсистема обязательных реализаций, под узусом — подсистема предпочтительных реализаций[202]. Второй член триады представляет собой „результат естественной преемственности поколений, использования языка и тождества стремлений и склонностей, наблюдаемого у лиц данного ряда поколений в данный период времени“[203]. Существование третьего члена триады обусловлено тем, что „члены социальной группы обнаруживают тенденцию, независимо друг от друга, сохранять одни и те же черты прежнего состояния языка и вводить одни и те же новшества“[204]. Взаимодействие между этими подсистемами таково, что норма, теряя свою устойчивость, порождает в языке новые тенденции, а тенденция, устоявшаяся с течением времени, может стать (но не обязательно станет!) нормой: «Когда одна и та же совокупность причин начинает вызывать изменения, она приводит либо к тождественным, либо к сходным результатам у всех индивидов одного поколения, говорящих на одном языке…»[205]. Но именно разница между тождественным и сходным, в конечном счете, требует разграничивать кодифицированную[206] норму и тенденцию[207].

Различия между нормами и тенденциями, в частности, проявляются в том, что первые могут быть выражены при помощи обязательных, а вторые — переменных правил. «Закрытая система может быть соотнесена со своей моделью посредством обязательных (категорических) правил, которые, будучи корректно сформулированы, всегда применимы. В логике и лингвистике использовались два весьма сходных типа обязательных правил — правила образования в логике и базисные правила в лингвистике и правила вывода, конверсии (превращения) или трансформации. … Открытая система, в противоположность закрытой, соотносится со своей моделью посредством переменных, а не обязательных правил, которые применяются только вероятностным образом. Переменное правило обычно формулируется не в виде „если X,то Y“, а в виде „если X в контексте A … F , то имеется вероятность P % , что Y “»[208].

Станет ли тенденция нормой, и как долго она будет удерживаться в качестве нормы, в значительной степени зависит от характера тех явлений, которые ею регулируются.

Может возникнуть вопрос, в силу чего в той или иной степени подвергается стандартизации выбор языковых единиц, выражающих личные субъективные представления, а не только более или менее объективные коллективные знания? Думается, что одним из объяснений этого является описанная У. В. О. Куайном так называемая "тяга к объективному", феномен которой состоит в том, что языковой коллектив вырабатывает некоторые условные, якобы объективные признаки даже для употребления таких средств субъективной оценки, как междометия. Но на деле тяга к объективности при употреблении междометий сводится к тому, чтобы слушающий мог понять, почему и для чего говорящий использовал междометие[209].

То, что выбор глагольных видов в целом регулируется тенденциями, а не нормами, предопределяется субъективной природой данной грамматической категории, ее широким взаимодействием с лексическим значением глагола, а также зависимостью от роли глагола в высказывании и, шире, в дискурсе. Ниже будут рассмотрены наиболее общие стратегии, закрепившиеся в речевом узусе носителей русского языка в качестве тенденций выбора глагольных видов.

4. 4. 2. 2. Самыми общими можно считать следующие четыре стратегии: 1) обозначить начало (причину) и/или конец (следствие развития) ситуации; 2) показать ход развития ситуации; 3) дать общее представление о ситуации; 4) выделить подробности ситуации. Первая и вторая стратегии реализуются при помощи глаголов СВ, третья и четвертая — при помощи глаголов НВ. Рассмотрим пример:

 

— Итак, позвольте вас спросить, где вы были вчера вечером, Аркадий Аполлонович?

При этом неуместном и даже, пожалуй, хамском вопросе лицо Аркадия Аполлоновича изменилось, и весьма сильно изменилось.

— Аркадий Аполлонович вчера вечером был на заседании акустической комиссии, — очень надменно заявила супруга Аркадия Аполлоновича, — но я не понимаю, какое это имеет к магии.

— Уй, мадам — подтвердил Фагот, — вы натурально не понимаете. Насчет же заседания вы в полном заблуждении. Выехав на упомянутое заседание, каковое, к слову говоря, и назначено-то вчера не было, Аркадий Аполлонович отпустил своего шофера у заседания акустической комиссии на Чистых прудах (весь театр затих), а сам в автобусе поехал на Елоховскую улицу в гости к артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов. (Булгаков, 1988, с. 397).

 

В данном диалоге супруга Аркадия Аполлоновича, не желая вдаваться в подробности затронутой ситуации, ограничивается предельно свернутым фреймом, в котором используется один глагол — был, приобретающий в данном контексте несколько абстрактный оттенок. Фагот же, напротив, представляет развитие ситуации полностью, от начала до конца, для чего использует развернутый фрейм с несколькими глаголами СВ, приобретающими оттенки конкретных действий, одни из которых следуют за другими.

4. 4. 2. 3. Если адресату необходимо знать только одно действие, произошедшее в уже известной ему ситуации, то адресант представляет максимально свернутый фрейм с использованием одного глагола СВ:

 

— Я извиняюсь, вы мне дали телеграмму? — спросил Максимилиан Андреевич…

— Он! — ответил Коровьев и указал пальцем на кота.

Поплавский вытращил глаза, полагая, что ослышался.

Кот же шевельнулся, спрыгнул со стула, стал на задние лапы, подбоченился, раскрыл пасть и сказал:

— Ну, я дал телеграмму. Дальше что? (Булгаков, 1988, с. 468).

 

Телеграмма явилась причиной прихода Поплавского на место действия, т. е. причиной возникновения ситуации, существовавшей там в момент диалога. Для обозначения этой причины автор использовал глагол СВ дал(и).

4. 4. 2. 4. Глаголы СВ представляют все действия как равно важные, если же автор желает выделить какие-либо подробности, он может использовать глаголы НВ, которые, задавая разные координаты, образуют сложные или/и прерванные аспектуальные фреймы, чем способствуют дроблению ситуации на ряд фрагментов, или же ее разделению на разные ситуации, например:

 

Милый Андрюша, пишу к тебе с глазами, наполненными слез, а сердце и душа тоскою и горестию; закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина! Он дрался на дуэли с Дантезом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дни, а вчерась, в пятницу, отлетел от нас; я имела горестную сладость проститься с ним в четверьг; он сам этого пожелал. Ты можешь вообразить, мои чувства в эту минуту, особливо, когда узнаешь, что Арид с первой минуты сказал, что никакой надежды нет. Он протянул мне руку, я ее пожала, и он мне также, и потом махнул, чтобы я вышла. Я, уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: «перекрестите еще», я тогда опять, пожавши еще раз его руку, я уже его перекретила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал и опять махнул. Других подробностей не хочу писать, отчего и почему это великое нещастие случилось: они мне противны; Сонюшка тебе их опишет. А мне жаль тебя; я знаю и чувствую, сколько тебя эта весть огорчит; потеря для России, но еще особенно наша; он был жаркий почитатель твоего отца и наш неизменный друг лет двадцать. (Друзья Пушкина, 1986, т. 1, с. 551).

 

В данном фрагменте письма Е. А. Карамзиной А. Н. Карамзину представлено пять аспектуальных фреймов. Координатами первого из них служат автор и актуальное время пишущей, выраженное формами настоящего времени. Это — прерванный фрейм, единство которого обеспечивается глаголами НВ пишу, не хочу, знаю, чувствую и нулевыми связками при сказуемых жаль, противны, указывающими на эти точки отсчета.

Координатами второго фрейма являются действующие лица Пушкин и Дантес, и время прошлого события, выраженное грамматическим прошедшим временем. Этот фрейм выделен глаголом НВ дрался. Третий фрейм — сложный и прерванный. Он отражает более общую ситуацию, координатами которой являются действующее лицо (Пушкин) и время события, обозначенное как прошедшем временем, так и сочетанием два дни. Этот фрейм задан глаголом жил. В этой общей ситуации выделяется частная ситуация прощания, дополнительными координатами которой вновь становится сама Е. А. Карамзина, что подчеркивают формы глаголов НВ имела, уходя, прикладывая, а также неактуальное время пишущей, подчеркнутое словом нет.

Координатами третьего фрейма, тоже прерванного, являются адресат, на что указывает глагол можешь и время будущего события, выраженное формами будущего времени. Четвертый фрейм, предельно свернутый, в качестве координат имеет действующее лицо (Пушкин) и время наиболее раннего события, выраженное сочетанием лет двадцать. Этот фрейм выделен глаголом-связкой был.

4. 4. 2. 5. Для русских народных сказок характерно сопоставление и противопоставление персонажей друг другу по действию. Для этого каждый персонаж выделяется в качестве особой координаты ситуации, что подчеркивается обозначением осуществляемых им действий при помощи НВ, как, например, в русской народной "Сказке о курочке Рябе":

 

Жили-были дед да баба. И была у них курочка Ряба. Снесла курочка яичко, не простое яичко, золотое. Дед бил-бил, не разбил. Баба била-била, не разбила. Мышка бежала, хвостиком задела, яичко упало и разбилось. Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь дед, не плачь, баба! Я снесу вам новое яичко, не золотое, простое».

 

4. 4. 2. 6. Фраза с глаголом НВ (считая таковым и нулевую связку, см. выше, в главе 3), за которой следуют фразы с глаголами СВ открывает сообщение о ситуации, как бы заявляя новую тему, причем координатами могут служить разные элементы ситуации, например:

— неактуальное время говорящего, место действия и действующие лица, как в письме П. А. Плетнева Я. К. Гроту:

В понедельник мы все трое были у Балабиных. Я прочел там вторую главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин приятеля своего Кюхельбекера. (Друзья Пушкина, 1988, т. 2, с. 268);

 

— неактуальное время говорящего, место действия, действующие лица и наиболее длительное действие:

Как-то мы завтракали с Лисовскими в пиццерии. Рита вышла позвонить. Толя вдруг покраснел и спрашивает:… (Довлатов, 1993, с. 132);

 

— актуальное время говорящего, место действия, наиболее общее и периодически повторяющееся действие (выраженное сказуемыми с нулевой связкой):

 

Дома бытовало всеобъемлющее ругательство — "империалист". Что не так — империалисты виноваты.

Здесь — "агенты КГБ". Все плохое — дело рук госбезопасности. Происки товарища Андропова.

Пожар случился — КГБ тому виной. Издательство рукопись вернуло — под нажимом КГБ. Жена сбежала — не иначе как Андропов ее охмурил. Холода наступили — знаем, откуда ветер дует. (Довлатов, 1993, с. 127).

 

4. 4. 2. 7. Если фраза, заявляющая тему, содержит глагол СВ, то с точки зрения смысла высказывания возможны разные случаи. В одном из них данный глагол обозначает начало ситуации или ее причину, например:

 

Мы приехали в семидесятые годы. Нас радушно встретили. Помогли нам адаптироваться и выстоять. Приобщиться к ценностям замечательной страны. Нам удалось избежать того, что пережили старые эмигранты. И мы благодарны всем, кто способствовал этому. (Довлатов, 1993, с. 126).

 

4. 4. 2. 8. В другом случае глагол СВ в предложении, заявляющем тему фрагмента, обозначает конец, следствие или какой-либо иной итог развития ситуации. Это наблюдается, если основное внимание автор уделяет той ситуации, которая сложилась в результате произошедшего изменения, но необходимо раскрыть адресату предшествующую ситуацию в качестве объяснения этого изменения, например:

 

Викентий Павлович давно решил бросить курить. На папиросы уходила пропасть денег, стал донимать кашель, особенно по утрам. Просыпался рано, сразу же начинал кашлять и будил весь дом. И нервы начали сдавать: чуть что, нервически начинало дрожать левое веко, все труднее становилось сдерживать вспыльчивость. Для сосудов никотин — смерть. На щеках уже проступали багровые склеротические жилки. Врачи в один голос настаивали — бросать немедленно. Викентий Павлович и без врачей знал, что бросать надобно, необходимо, твердо решил бросить и только со дня на день отодвигал исполнение решенного.

[Теперь, когда решение было окончательным, и назначен срок — завтрашний день, каждая папироса стала особенно драгоценной. Придя с урока, Викентий Павлович забивался в угол, чтобы спокойно и сосредоточенно выкурить "отдохновенную"]. (Дубов, 1971, с. 274).

 

В данном отрывке главным событием является последний день курения персонажа. В силу этого фрагмент начинается повествованием о том, что Викентий Павлович решил бросить курить. Но для понимания его психологического состояния в этот день читателю необходимо знать, что привело героя книги к такому решению. Поэтому далее следует сообщение о предшествующей ситуации, которое заканчивается повтором решения Викентия Павловича и замечанием о том, что выполнение решения откладывалось. После этого автор переходит к описанию основной ситуации.

4. 4. 2. 9. Глагол СВ при заявлении темы отрывка может обозначать наиболее общие характеристики всех далее описываемых действий, но в отличие от глаголов СВ представляет эти характеристики не как координату ситуации, а как ее итог, достигнутый совершением всех нижеописанных действий в сумме, например:

 

Кроме котов, некоторые незначительные неприятности постигли кое-кого из людей. Произошло несколько арестов. В числе других задержанными на короткое время оказались в Ленинграде — граждане Вольман и Вольпер, в Саратове, Киеве и Харькове — трое Володиных, в Казани Волох, а в Пензе и уж совершенно неизвестно почему, — кандидат химических наук Ветчинкевич… Правда, тот был огромного роста, очень смуглый брюнет. (Булгаков, 1988, с. 659).

 

4. 4. 2. 10. Общие характеристики действий, произведенных в одной и той же ситуации, могут быть одновременно обозначены и как ее координата, т. е. глаголом НВ, и как сумма всех действий, т. е. глаголом СВ:

 

Но были и еще жертвы, и уже после того, как Воланд покинул столицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, черные коты. Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку и полезных ему животных были застрелены или истреблены иными способами в разных местах страны. Десятка полтора котов, иногда в сильно изуродованном виде, были доставлены в отделения милиции в разных городах. Например, в Армавире один из ни в чем не повинных зверей был приведен каким-то гражданином в милицию со связанными передними лапами. (Булгаков, 1998, с. 657-658).

 

4. 4. 2. 11. Ограничительный глагол СВ при заявлении темы отрывка может обозначать начало и конец ситуации одновременно, как, например, деепричастие побывав в следующем фрагменте:

 

Попал он, однако, к профессору Стравинскому не сразу, а предварительно побывав в другом месте. От другого этого места у Никанора Ивановича осталось в воспоминании мало чего. Помнился только письменный стол, шкаф и диван. Там с Никанором Ивановичем, у которого перед глазами как-то мутилось от приливов крови и душевного возбуждения, вступили в разговор, но разговор вышел какой-то странный, путанный, а вернее сказать, совсем не вышел. (Булгаков, 1988, с. 427).

 

4. 4. 3. Допустимые и недопустимые отступления от тенденций. 4. 4. 3. 1. В отличие от норм, имеющих абсолютный характер, благодаря которому отступление от них обычно воспринимается адресатом как нарушение правил языка, отступление от тенденций воспринимается как нарушение только при его многократном совершении или/и при его необъяснимой причине с точки зрения адресата[210]. При соблюдении двух указанных ограничений отступления от общих тенденций выбора видов вполне возможны. Так, если общая тенденция состоит в том, чтобы использовать взаимодействие глаголов обоих видов для разграничения двух и более ситуаций, то в тех случаях, когда все глаголы относятся к НВ, все действия оказываются подчеркнуты в равной степени, фактически нейтрализуется функция НВ как средства, использующегося для выделения координат (которые в этом случае отмечаются другими средствами) и позволяющего идентифицировать и разграничивать ситуации. Например:

 

Вчера Пушкин читал свою трагедию у Лаваль: в слушателях были две княгини Michel, Одоевская-Ланская, Грибоедов, Мицкевич, юноши, Балк, который слушал трагически. Кажется, все были довольны, сколько можно быть довольным, мало понимая. В трагедии есть красоты первостепенные. Я несколько раз слушал ее со вниманием, и всегда с новым, то есть свежим, удовольствием. Иные сцены, в особенности из последних, не достаточно развиты, и только des sommaires de scènes. Вообще истина удивительная, трезвость, спокойствие. Автора почти нигде не видишь. Перед тобою не куклы на проволоке, действующие по манию закулисного фокусника. (Друзья Пушкина, 1986, т. 1, с. 417).

 

В данном фрагменте письма П. А. Вяземского В. Ф. Вяземской представлены три ситуации, объединенных общностью предмета речи — трагедией Пушкина "Борис Годунов". Координатами первой ситуации являются время действия, выраженное наречием вчера, место действия, обозначенное существительным у Лаваль, и действующие лица, указанные именами одушевленными. Координатами другой ситуации являются автор письма, что подчеркнуто местоимением первого лица, неактуальное время пишущего, выраженное грамматическим прошедшим временем глагола слушал, и повторяющееся действие, на что указывает сочетание несколько раз. Координатой третьей ситуации является актуальное время пишущего, выраженное грамматическим настоящим временем глаголов, таких, как, кажется, не видишь, есть, в том числе нулевой связкой. Общая координата всех ситуаций — трагедия Пушкина. Исключительное использование в данном фрагменте глаголов НВ существенным образом подавляет возможности адресата разграничить ситуации с использованием аспектуальных фреймов. Так, если бы при глаголе слушать не было сочетания несколько раз, то было бы весьма затруднительно отделить данную ситуацию от ситуации в салоне И. С. Лаваля, ср.: Я слушал / Балк слушал. С другой стороны, использование глаголов только НВ позволило автору создать единый сложный одновидовой аспектуальный фрейм нескольких ситуаций, показав тем самым, что для него в данном случае представляется наиболее важным подчеркнуть единство темы, а не разделять относящиеся к ней факты по ситуациям. (Впрочем, как было отмечено выше, непрерывная повторяемость глаголов одного и того же вида обычно достигает не более, чем семи, предложений. С этой точки зрения употребление видов в рассмотренном здесь фрагменте письма П. А. Вяземского отступлением от тенденции не является).

4. 4. 3. 2. Как уже было сказано, одной из общих тенденций является обозначение начала и конца единичной ситуации глаголами СВ, другой — использование СВ во вводах прямой и косвенной речи. Однако в следующем примере С. А. Довлатов отступает от обоих этих принципов:

 

Кроме журналистов, в редакции постоянно находились самые загадочные личности.

Заходил эстрадник Беленький, который так и не смог получить работу. Зато успел пристраститься к марихуане.

Заезжал на своем радиофицированном такси бывший фарцовщик Акула. Рассказывал о ночных похождениях в Гарлеме и Бронксе.

Например, он говорил:

— Америка любит сильных, мужественных и хладнокровных. Вот я уже год занимаюсь каратэ. Под сиденьем у меня хранится браунинг. В кармане — нож. Мои нервы превратились в стальные тросы. Как-то останавливают меня двое черных. Что-то говорят по-своему. Я понял только одно слово "деньги". А у меня было долларов пятьдесят.

— Ну и чем все это кончилось? — спрашивали мы.

— Отдал им пятьдесят долларов и рад был, что ноги унес, — мрачно заканчивал Акула.

Появлялся у нас религиозный деятель Лекмус. Говорил, что ведет на какой-то загадочной радиостанции передачи о любви и христианском смирении. Параллельно торгует земельными участками в Рочестере.

Баскин подозрительно спрашивал:

— Что такое Рочестер? Может, это название кладбища?

— Ничего подобного, — заверял его Лемкус, — это сказочное место. Вы можете купить там недорогое бангало.

Эрика раздражало слово "бангало". (Довлатов, 1933, с. 133).

 

Все выделенные жирным курсивом отступления от вышеуказанных тенденций объясняются тем, что автор пытается создать впечатление часто свершающихся действий, общие характеристики которых обозначены глаголом толклись в сочетании с наречием постоянно. Для этого он большинство действий обозначает глаголами НВ, вероятно, пытаясь актуализировать частную видовую характеристику ‘повторяющиеся действия’, представляя, однако, не каждое из них как повторяющееся само по себе, а как действия одного и того же рода. Ср.: Лекмус говорил, что ведет передачи — вполне возможно рассматривать как повторяющееся действие; Например, Акула говорил… — невозможно считать повторяющимся действием, но следует рассматривать, как действие того же ряда, что и в предыдущее. Таким образом, преобладание НВ в данном примере, очевидно, подчеркивает повторяемость ситуаций одного и того же типа.

4. 4. 3. 3. Действие, представляемое как начало текущей ситуации, в которой общающиеся находятся в момент речи, принято обозначать глаголом СВ, например:

 

— Оля, у нас гость — художник, — поспешила представить мать. — Приехал поработать, отдохнуть… Игорь Алексеевич. (Шукшин, 1980, с. 246).

 

Если действие потеряло актуальность к началу текущей ситуации притом, что последняя является основным предметом речи, то такое действие обычно обозначается глаголом НВ, приобретающим оттенок утраты действием своей актуальности и образующим особый, предельно свернутый фрейм:

 

— Он зачем в город-то приезжал? — спросил начальник.

— Сала продать. На базар — сальца продать. Деньжонки-то нужны, раз уж свадьбу-то наметили, где их больше возьмешь? (Шукшин, 1980, с. 138).

 

В следующем примере можно обнаружить отступление от этой тенденции. Оно объясняется тем, что, хотя действие, обозначенное глаголом НВ приезжал, сохраняет свою актуальность для текущей ситуации, женщина, которая задает вопрос, пытается создать у мужчины впечатление, что она не связывает данный вопрос с текущей ситуацией — их знакомством. Хотя, как становится ясно из продолжения рассказа, она лукавит:

 

Витька Борзенков поехал на базар в районный городок, продал сала на сто пятьдесят рублей (он собирался жениться, позарез нужны были деньги), пошел в винный ларек "смазать" стакан-другой красного. Потом вышел, закурил. Подошла молодая девушка, попросила:

— Разреши прикурить.

Витька дал ей прикурить от своей папироски…

Пошли с базара как давние друзья.

— Чего приезжал?

— Сала продал. Деньги нужны — женюсь.

Потом Витька ничего не помнит — как отрезало. Очнулся поздно вечером под каким-то забором. Долго мучительно соображал, где он, что произошло. … Кое-как припомнил девушку Риту. И понял: опоили чем-то, одурманили и, конечно, забрали деньги. (Шукшин, 1980, с. 134).

 

4. 4. 3. 4. Стратегически обусловленный и регулируемый тенденциями выбор глагольного вида, в отличие от алгоритмического и нормативного употребления языковых единиц, с одной стороны, предоставляет автору речи значительную свободу выражения своей мысли, но, с другой стороны, налагает на него индивидуальную ответственность, которая состоит не столько в соблюдении всем известных правил, сколько в обеспечении адресату понимания того, для чего автор отбирает именно данные средства выражения, и почему он их комбинирует именно так, а не иначе. В конечном счете, выбор и комбинирование средств выражения должны позволить адресату понять, что является предметом речи, какие его признаки выделяются автором при характеристике (и оценке) предмета по действию, в какой связи они находятся между собой, и в каких целях адресант осуществляет выражение данных признаков в их данном соотношении. В случае, когда такое понимание не обеспечено, вина за ошибку адресата ложится на автора речи.

Автор должен стремиться обеспечить адресату в числе прочего понимание того, почему в авторской модели ситуации принято именно такое соотношение обстоятельств и изменений, следовательно, почему выбраны глаголы данного вида. Наиболее понятными в этом отношении являются простые, непрерывные, максимально развернутые фреймы, наиболее трудными — прерванные, свернутые фреймы.

Специально проведенное автором настоящей монографии исследование[211] показало, что меж­ду тремя раз­лич­ны­ми пе­ре­во­да­ми Биб­лии с древнееврейского языка на рус­ский язык нет ско­ль­ко-ни­будь зна­чи­те­ль­ных рас­хо­жде­ний при выборе вида глагола в тех сти­хах, ко­то­рые объ­еди­ня­ют­ся в про­стран­ные опи­са­ния, по­вес­тво­ва­ния или рас­су­жде­ния, со­де­ржа­щие раз­вер­ну­тые ас­пек­ту­аль­ные фрей­мы. Но в сти­хах, пред­став­ля­ющих со­бой от­де­ль­ные вы­ска­зы­ва­ния, в ко­то­рых фрейм не раз­вер­ты­ва­ет­ся или раз­вер­ты­ва­ет­ся не­ пол­нос­тью, не­ма­ло та­ких рас­хо­ждений. Так, пе­ре­во­ды сти­хов 20 — 41 гла­вы 22 кни­ги “Бе­мид­бар” (“Чис­ла”)[212] со­де­ржат вы­ска­зы­ва­ния раз­ных ре­че­вых ти­пов: по­вес­тво­ва­ние, рас­су­жде­ние, по­буж­де­ние и во­про­сы. Вы­ска­зы­ва­ния по­вес­тво­ва­те­ль­но­го ти­па ха­рак­те­ри­зу­ют­ся пропозициональным единс­твом и раз­вер­ну­то­стью ас­пек­ту­аль­ных фрей­мов. По­это­му в них на 44 гла­го­ль­ных сло­во­упо­треб­ле­ния (счи­тая по Си­но­да­ль­но­му пе­ре­во­ду) практически не име­ет­ся рас­хо­жде­ний в вы­бо­ре ви­дов гла­го­ла. Рас­су­жде­ния, во­про­сы и по­буж­де­ния в дан­ной гла­ве за­клю­ча­ют­ся в 9 от­но­си­те­ль­но са­мо­сто­яте­ль­ных от­рез­ках пря­мой ре­чи, со­де­ржа­щих свер­ну­тые ас­пек­ту­аль­ные фрей­мы. Здесь на об­щее ко­ли­че­ство 37 гла­го­ль­ных сло­во­упо­треб­ле­ний, об­на­ру­жи­ва­ет­ся 7 слу­ча­ев рас­хо­жде­ний в вы­бо­ре ви­дов гла­го­ла, а имен­но в сти­хах 22 гла­вы кни­ги “Чис­ла”: 20 (идипой­ди, де­лайсде­ла­ешь), 29 (по­ру­га­ласьиз­де­ва­лась), 33 (уви­де­лави­дя), 35 (идипой­ди), 37 (смо­гумо­гу), 38 (го­во­ритьска­зать). При­чи­на дан­ных рас­хо­жде­ний кро­ет­ся в том, что во всех этих слу­ча­ях фрей­мы си­ту­аций вер­ба­ли­зиру­ют­ся в свер­ну­том ви­де, по­это­му каж­дый пе­ре­вод­чик вы­нуж­ден сам раз­вер­ты­вать их в сво­ем со­зна­нии для то­го, что­бы опре­де­лить, ка­кой вид гла­го­ла бо­лее под­хо­дит в том или ином слу­чае. Ра­зу­ме­ет­ся, у раз­ных пе­ре­вод­чи­ков возникает раз­ное ви­де­ние тех си­ту­аций, ко­то­рые об­ри­со­ва­ны в ори­ги­на­ль­ном текс­те не­полно.

4. 4. 3. 5. Фрейм может быть свернут автором речи в той степени, которая не препятствует адресату развернуть его с полнотой, достаточной для реализации коммуникативного намерения адресанта в соответствии с известным постулатом: «Высказывание должно содержать не меньше информации, чем требуется (для выполнения текущих целей диалога)»[213].

Для примера рассмотрим, как одна и та же ситуация представлена в трех разных письмах С. Довлатова и в одном письме к нему.

 

(1) Первому секретарю ЦК КП Эстонии тов. Кэбину И. Г.

от корреспондента "Советской Эстонии" С. Довлатова

Уважаемый Иван Густавович!

В сентябре 1973 года я представил в издательство "Эсти раамат" сборник под общим названием "Городские рассказы". Книга была положительно отрецензирована, со мной заключили договор. К началу 1975 г. она прошла все инстанции, была набрана и одобрена в ЦК КПЭ. Одновременно готовилось издание небольшой детской повести.

Трудно выразить, как много значит для начинающего автора первая книга. Ведь я ждал ее более десяти лет.

И вот оба сборника (один из них совершенно готовый к печати) запрещены. Что же произошло? … (Довлатов, 1971, с. 63).

 

В данном письме взаимоотношения автора с издательством представлены с помощью развернутого сложного аспектуального фрейма, объединяющего четыре ситуации, общими координатами которых являются действующее лицо С. А. Довлатов и объекты действия — его книги. Одна из ситуаций имеет более конкретный характер и описана более подробно. Это работа по подготовке изданий. Помимо действующего лица и объекта особыми координатами данной ситуации служат наиболее длительное действие, обозначенное глаголом готовилась, и время события, указанное соответствующими датами и подчеркнутое связкой прошедшего времени. Начало ситуации обозначено глаголом представил, окончание — словом запрещены. Это же слово обозначает переход к другой ситуации, которая существовала во время написания письма. Поэтому ее точкой отсчета, кроме объектов, становится актуальное время говорящего, на что указывает нулевая связка. Третья ситуация, выражение которой охвачено все тем же аспектуальным фреймом, в качестве особой координаты имеет неактуальное время говорящего, обозначенное сочетанием более десяти лет и подчеркнутое глаголом НВ ждал. Четвертая ситуация имеет общий и вневременной характер, ее точкой отсчета становится самое яркое эмоциональное действие, вызываемое у любого автора его собственным первым произведением, в том числе и у С. А. Довлатова. Это действие обозначено глаголом значит.

(2) Директору издательства "Ээсти раамат" от автора Довлатова С. А.

Уважаемый товарищ директор!

В июне 1974 года издательство заключило со мной договор на книгу рассказов. До этого рукопись была положительно отрецензирована доцентом ТГУ В. Беззубовым. Редактор Э. Кураева проделала значительную работу. Книгу сдали в набор. Появились гранки, затем верстка. Шел нормальный издательский цикл. Внезапно я узнал, что книга таинственным образом приостановлена. Никаких официальных сведений ни в одной из инстанций я получить не смог. Причины запрета доходили до меня в виде частных, нелепых и фантастических слухов.

За книгу, мистическим образом уничтоженную, я получил 100% авторского вознаграждения. И это единственный акт, доступный моему пониманию. Повторяю, официальная версия запрета мне не известна. Настоятельно прошу Вас разобраться в этом деле.

С уважением, С. Довлатов. (Довлатов, 1993, с. 65).

В данном письме С. А. Довлатов все внимание уделяет работе издательства над его впоследствии запрещенным сборником. Он выстраивает приближающийся к максимально развернутому, но прерванный и сложный аспектуальный фрейм. Координатами являются объект действия — книга, время события, указанное датой, и общие характеристики большинства действий, обозначенные глаголом шел. Начало ситуации обозначено глаголом заключило. Этот же аспектуальный фрейм включает выражение другой, предшествующей ситуации, точкой отсчета которой является время предшествующего события, обозначенное сочетанием до этого и подчеркнутое связкой была. Использование СВ отредактирована позволяет автору объединить обе ситуации в одну более широкую ситуацию, в силу чего они выражены при помощи одного сложного фрейма. Конец основной ситуации обозначен СВ узнал, приостановлена. Последнее слово одновременно обозначает начало новой ситуации, координатами которой служат автор как действующее лицо, актуальное время говорящего (на что, в частности, указывает нулевая связка при именной части сказуемого приостановлена), и периодически повторяющееся действие (доходили). Эта ситуация выражена при помощи собственного аспектуального фрейма, прерывающего первый фрейм, отделяя от него предложение За книгу, мистическим образом уничтоженную, я получил 100% авторского вознаграждения, которым, в свою очередь, прерывается второй фрейм. В этом предложении причастие уничтоженную обозначает по существу тот же конец ситуации, что и запрещена, а глагол получил — одно из частных действий, произведенных в данной ситуации. Далее возобновляется развертывание второго фрейма.

(3) Государственный комитет Совета Министров ЭССР по

делам издательств, полиграфии и книжной торговли

Издание Вашей книги было приостановлено по известным Вам причинам. В настоящее время вернуться к вопросу ее издания не представляется возможным также потому, что республиканское издательство по существующему положению издает на русском языке лишь произведения местных авторов.

Директор Р. Сиийрак. (Довлатов, 1993, с. 65).

 

В своем письме директор, видимо, не желая разбирать обстоятельства подготовки и запрета книги, формирует минимально развернутый сложный аспектуальный фрейм. Основной здесь является актуальная ситуация, координатами которой служат объект действия (книга) и актуальное время пишущего. Ситуация, по мнению отправителя письма, не может иметь конца, обозначенного инфинитивом вернуться, по меньшей мере, в ближайшем будущем. Начало ситуации обозначено глаголом остановлено, одновременно указывающим на окончание предшествующей ситуации, выраженной при помощи того же аспектуального фрейма. Ее координатами служат тот же объект действия, а также время прошлого события, выраженное связкой было.

(4) Директору издательства "Ээсти раамат" тов. Сийраку

Уважаемый товарищ Сийрак!

Вы, очевидно, принимаете меня за идиота. Чем еще объяснить характер Вашего письма? Я спрашиваю о причинах, по которым не издают мою книгу. Вы отвечаете: „…По известным Вам причинам“. И дальше: издательство публикует только местных авторов. Это после того, как со мной заключили договор, выплатили мне гонорар, и книга прошла весь издательский цикл. Не скрою, Ваша отписка показалась мне издевательской. … (Довлатов, 1993, с. 65).

 

В ответном письме директору С. А. Довлатов, не желая вновь подробно описывать ситуацию подготовки книги к изданию, ограничивается минимально развернутым фреймом, в котором координатой, отличающей описываемую ситуацию от актуальной ситуации, служит время прошлого события, выраженное союзом после того как, начало обозначено глаголами заключили, выплатили, а конец — словом прошла.

4. 4. 2. 6. В качестве примера неадекватного свертывания фрейма приведем ответ мальчика из известного школьного анекдота. На вопрос учителя, читал ли школьник роман Л. Толстого "Война и мир", тот ответил: „Читал“, хотя прочитал только одну страницу. Если автор речи сообщает, что он нечто читал, не уточняя количество прочитанного, то в свернутой вербализации фрейма действие (как принято говорить в школьной грамматике) только называется, или, говоря иначе (в используемой нами терминологии), дается лишь координата ситуации — неактуальное время говорящего. Адресату надлежит самому развернуть этот фрейм.

Как уже было сказано, восстановление ситуации производится по наиболее вероятному сценарию с учетом характеристик объекта речи, известных реципиенту. Учитель из рассматриваемого анекдота ожидает, что книга была прочитана целиком, именно потому, что в предельно свернутом фрейме не указываются ни начало, ни конец чтения. Из того, что автор речи не указывает начало ситуации, адресат ни в коем случае не делает вывода, что начала не было. Подобным же образом отсутствие указания на конец действия не предполагает того, что действие осталось неоконченным. Коль скоро автор не указывает ни начало, ни конец, то адресат делает вывод, что таковые подразумеваются, и полагает, что действие было совершено от начала до конца. Если же автор речи не дочитал книгу, то он должен сообщить об этом адресату или же построить свое высказывание так, чтобы в нем была имплицирована информация, достаточная для вывода о количестве прочитанного.

Такая стратегия осуществляется в нормативной ситуации общения[214]. Анекдот, как известно, отражает не нормативные, а анекдотические ситуации, в основе которых нередко лежит игра словами. В вышеупомянутом анекдоте игра словами строится на противоречии между категориями истинности и искренности. Утверждение мальчика о том, что он читал книгу, истинно с точки зрения пропозиции, но не искренно по своему коммуникативному намерению, т.к. школьник не сообщает учителю всю информацию, необходимую для правильного видения ситуации, ставшей предметом речи. Он отступает от следующей тенденции нормативного общения: в русской речи не обязательно сообщать о том, что действие доведено до конца (до результата), но если действие осталось незаконченным, необходимо воспользоваться одной из тактик обозначения незавершенности действия, как то: 1) употребить СВ с отрицанием, напр.: не дочитал; 2) указать прочитанную или/и непрочитанную части: прочитать половину; 3) использовать формы настоящего времени: читаю; 4) употребить конструкции с предикативами: еще нужно прочитать и т. п.[215]

4. 5. Нормы употребления глагольных видов

Предварительные замечания. Несмотря на то, что выбор глагольных видов в целом регулируется тенденциями, можно выделить некоторые нормы употребления видов глагола. Прежде всего нормой является то, что НВ обозначает обстоятельство, а СВ — изменение обстоятельств только при отражении ситуации, которая или не относится к возможному миру, или относится к нему, но ее фрейм развернут в степени, достаточной для того, чтобы отличить обстоятельство от изменения обстоятельств.

Далее, как уже было сказано выше, действие, которое становится координатой ситуации, должно быть обозначено глаголом НВ. Эту норму не следует смешивать с более широкой тенденцией указания других координат, не акциональных, но персональных, объектных, временных, локальных, при помощи глаголов НВ. Как было показано, любые координаты, кроме акциональных, могут обозначаться и без участия НВ. Но употребление глагола СВ, а не НВ для обозначения действия неизбежно лишает последнее статуса координаты. Поэтому действие, которое должно стать координатой ситуации само по себе (т. е. независимо от других координат), может быть обозначено только НВ, и от этой нормы невозможно отступить.

4. 5. 1. Аспектуальный фрейм как средство текстовой категории таксиса и связанные с нею нормы употребления глагольных видов. 4. 5. 1. 1. Существуют нормы употребления глагольных видов, обусловленные тем, что аспектуальный фрейм является одним из средств категории таксиса. При этом следует учесть, что с точки зрения выбора видов целостный период времени, в рамках которого устанавливается то или иное соотношение обозначаемых глаголами действий, определяется относительно границ ситуации, ставшей пропозицией высказывания. Поэтому на выражение последовательности совершения действий существенное влияние оказывает положение глаголов в аспектуальном фрейме.

4. 5. 1. 2. Так, наиболее длительное действие, которое было начато ранее и окончено позднее выделенной автором ситуации, всегда становится координатой этой ситуации, а поэтому обозначается глаголом НВ, например:

 

Римский прокрался мимо него [дежурного], на цыпочках и выскользнул в главную дверь. На улице ему стало несколько легче. Он настолько пришел в себя, что, хватаясь за голову, сумел сообразить, что шляпа его осталась в кабинете. Само собой разумеется, что он за ней не вернулся, а, задыхаясь, побежал через широкую улицу на противоположный угол у кинотеатра, возле которого маячил красноватый тусклый огонек. Через минуту он оказался возле него. (Булгаков, 1988, с. 426).

 

Здесь НВ маячил обозначает действие, которое было начато до возникновения ситуации, указанного глаголом СВ выскользнул, а закончено после исхода ситуации, выраженного словом оказался. Поэтому он не может быть заменен ни начинательным замаячил, ни ограничительным СВ помаячил. Первый из этих глаголов СВ представил бы действие как бы начавшееся после возникновения ситуации, а второй — как бы начавшееся после возникновения и закончившееся до исхода ситуации.

Исключением являются такие случаи употребления ограничительных глаголов, как: Он проспал два часа (см. о них выше, в главе 4), притом, что действие, обозначенное глаголом СВ, не окончено в выделенной ситуации. В этом случае действие как бы расчленяется на части, из которых первая закончилась, а вторая продолжается, поэтому действие не становится координатой ситуации.

Действие, начатое до возникновения ситуации, может быть обозначено кратким причастием СВ:

 

В то время как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась, и перед Наташей явился Николай Иванович. Он был взволнован, в руках держал сорочку Маргариты Николаевны и собственную свою шляпу и портфель. Увидев Наташу, Николай Иванович обомлел. (Булгаков, 1988, с. 512).

 

4. 5. 1. 3. Действие, которое началось в описываемой ситуации, но не окончилось в ней, может быть обозначено кратким причастием, глаголом НВ или глаголом СВ, указывающим на начало действия:

 

...Наташа была занята сборами. Столько нужно перебрать, проверить перегладить, уложить — просто ужас! Она металась от одной вещи к другой, пыталась делать все сразу, ужасалась, смеялась, вспоминала что-нибудь забытое, но абсолютно — абсолютно! — необходимое, панически бросалась разыскивать и тут же теряла что-нибудь другое. (Дубов, 1971, с. 478).

 

В данном отрывке выражение была занята могло бы быть заменено как глаголом НВ занималась, так и глаголом СВ занялась.

4. 5. 1. 4. Действие, которое началось раньше описываемой ситуации и окончилось в ней, может обозначаться глаголом НВ:

 

Цепь солдат по мановению Крысобоя разомкнулась и кентурион отдал честь трибуну. Тот, отведя Крысобоя в сторону, что-то прошептал ему. Кентурион вторично отдал честь и двинулся к группе палачей, сидящих на камнях у подножий столбов. Трибун же направил свои шаги к тому, кто сидел на трехногом табурете, и сидящий вежливо поднялся на встречу трибуну. И ему что-то негромко сказал трибун и оба пошли к столбам. (Булгаков, 1988, с. 448).

 

Здесь глагол сидел обозначает действие, которое началось ранее возникновения ситуации, на которую указывает СВ разомкнулась, но закончилось до исхода ситуации, выраженного глаголом пошли.

Завершение действия, начатого до возникновения ситуации, но оконченного в ней, может быть обозначено глаголом СВ, указывающим на окончание действия:

 

Как-то досиделись они, Баев с Марьей, часов до трех тоже, Баев собрался уже уходить, закладывал в нос последнюю порцию душистого — с валерьяновыми каплями — табаку, и тут увидела Марья, как на крыльцо сельмага всходит какой-то человек. Взошел, потрогал замок и огляделся. Марья так и приросла к стулу. (Шукшин, 1980, с. 121).

 

В этом примере начало ситуации обозначено глаголом досиделись. В данном случае затруднительно определить (в том числе и для самих персонажей), началось ли действие, переданное глаголом всходит, до или после возникновения ситуации, обозначенного глаголом досиделись. Но, коль скоро начало действия не было замечено, то оно не может быть и отмечено при помощи начинательного глагола СВ. Поэтому действие обозначается глаголом НВ как уже совершающееся. Конец данного действия обозначает глагол СВ взошел.

4. 5. 1. 5. В отношении окончательных глаголов действует следующая тенденция: если в дискурсе никак не отмечена часть действия, предшествующая самому его концу (такая, как восходит в последнем примере), то типичная характеристика (окончательное значение) финитного глагола нейтрализуется, и он обозначает не самый конец действия, а все действие в целом, например:

 

Письмо написал я вам вчера, когда не было еще консилиума. (Есенин, 1962, с. 207).

 

В таких случаях для выделения конца действия используются аналитические формы выражения окончательности, ср., например: Осенью 1936 г. А. С. Пушкин написал пять маленьких трагедий, "Повести Белкина", более сорока лирических стихотворений и закончил писать роман в стихах "Евгений Онегин".

4. 5. 1. 6. Если действие было однократно прервано в описываемой ситуации, то прерывание и возобновление, если таковое имело место, обозначается глаголами СВ, причем возобновление не может быть передано глаголом СВ, обозначающим конец действия, например:

 

Он еще будет... — начала Галина Федоровна и осеклась [прерывание говорения — В. М.]. — Хорошо, Горбачев, — сказала [прерывание молчания, возобновление говорения] она, помолчав, — я первая буду рада, если ты не виноват, потому что это такое..., такая тень на школу, что... — Голос ее дрогнул, она снова замолчала [прерывание говорения, возобновление молчания]. (Дубов, 1971, с. 278).

 

4. 5. 1. 7. Действие, которое привело к смене одной ситуации другой ситуацией, всегда обозначается глаголом СВ, например:

 

Услышав наконец свое имя, Незнайка вышел за дверь и очутился в большой мрачной комнате с серыми стенами. (Носов, 1968, с. 167).

 

4. 5. 1. 8. Если ситуация определяется по действию, которое периодически то прерывается, то возобновляется, используются глаголы НВ, например:

 

Он начинал считать и, так как очень боялся ошибиться, несколько раз ошибался, злился и начинал считать заново. (Дубов, 1971, с. 321).

 

4. 5. 1. 9. Действие, повторяющееся в одной и той же ситуации, может быть обозначено глаголом НВ, если его повторения продолжаются в рамках всей ситуации и служат для нее координатой:

 

Виктору вдруг стало жарко. Он стоял на месте и смотрел на Киру, а сердце стучало все сильнее и сильнее. (Дубов, 1971, с. 412).

 

4. 5. 1. 10. Если действие повторяется на протяжении всей ситуации, но не оно привлекает основное внимание автора и не служит координатой, то такое действие может быть обозначено глаголом СВ, указывающим на начало действия, как, например, в следующем фрагменте, где автор стремиться обратить внимание читателя не на работу рабочих и механизмов, а на взаимодействие основных персонажей:

 

Подручные подтащили баллон с кислородом, резиновый шланг с насаженной на конец железной трубой. Кислород зашипел, посыпались искры, от летки заклубился багровый дым, прорвалась сверкающая струйка, и наконец тяжким потоком хлынула слепящая жидкая сталь. Сергей минуты две наблюдал, потом подошел к Федору и, вытирая полой спецовки залитое потом лицо, виновато сказал:

— Слышь, Федя, ты не обижайся! Сам понимаешь — под горячую руку... Тут выпускать надо, перестоит, а летка приварилась... (Дубов, 1971, с. 437).

 

В остальных случаях действия, повторенные в рамках одной ситуации, обозначаются глаголами СВ. Например, в нижеследующем предложении представлен конец ситуации, длившейся на протяжении некоторого времени. Координатой этой ситуации является действующее лицо (Кира), которое в исходе ситуации совершает несколько одинаковых действий подряд. Эти действия показаны автором как частное изменение в данной ситуации, поэтому обозначены глаголом СВ оглянулась:

 

Уходя, Кира несколько раз оглянулась. (Дубов, 1971, с. 202).

 

4. 5. 1. 11. Если повторяется ситуация в целом, то повторяющееся действие, которое в контексте указано первым, непременно становится координатой и должно быть обозначено НВ, а предшествующие или последующие во времени повторяющиеся действия могут быть обозначены или глаголами НВ, или глаголами СВ. Но последние в прошедшем времени употребляются только в придаточном невременном предложении, например:

 

Его часами дожидались люди, которым Мокер назначил свидание. (Довлатов, 1993, с. 128).

 

В условном наклонении глаголы СВ могут употребляться также во втором и далее независимом предложении (считая первым предложением фразу с глаголом НВ, обозначающим многократное действие), например:

 

Анисим вздрогнул: Так до странного показалась знакомой эта фраза. Не фраза сама, а то, как она была сказана: так говорил отец, когда задумывался, — с еле уловимой усмешкой, с легким удивлением. Дальше он еще сказал бы: «Мать твою так-то». Ласково. (Шукшин, 1980, с. 45).

 

Формы будущего времени СВ, вместе с глаголом НВ обозначающие повторяющиеся действия, могут употребляться как в любом придаточном предложении:

 

По синим волнам океана,

Лишь звезды блеснут в небесах,

Корабль одинокий несется,

Несется на всех парусах. (Лермонтов, т. 1, 1958, с. 482),

 

так и во втором независимом предложении, например: Он всегда будет делать то, что ему скажут. Что скажут, то и сделает. Кроме того, в сочетании с лексическими средствами выражения повторяемости формы будущего времени СВ могут обозначать многократные действия без глагола НВ и употребляются в той позиции, в которой без этих средств употребляются только глаголы НВ, ср.: Он всегда сделает то, что ему скажут.

4 . 5. 2. Нормы употребления глагольных видов, обусловленные сочетаемостью глагола. 4. 5. 2. 1. В настоящем разделе будут рассмотрены общие факторы, ограничивающие сочетаемость глаголов того или иного вида с другими словами.

Как известно, сочетаемость (комбинация) языковых единиц и их выбор в дискурсе (селекция) тесно взаимосвязаны. «В любом речевом событии существенную роль играют два фактора: селекция (выбор) и комбинация (сочетание). ... Единицы, среди которых мы производим селекцию, взаимно связаны друг с другом различными типами и степенями сходства / различия, например: отношениями сходства, подобия, эквивалентности, похожести, аналогии, различных видовых типов, противоположности. В противовес селекции, базирующейся на внутренних (парадигматических) отношениях единиц, комбинация затрагивает внешние отношения единиц по их линейной смежности во всех видах и степенях: соседство, близость и отдаленность, подчинение и сочинение» [216]. Для исследования словосочетаний, по М. Крушевскому и Р. О. Якобсону, необходимо учитывать оба фактора: и селекцию, и комбинацию[217].

По мнению И. А. Стернина, нормы выбора слов закрепляются в языковом сознании благодаря той части значения, которую исследователь называет селективным компонентом: «Селективный компонент значения языкового знака — это содержащееся в значении указание на правила употребления данного знака в речевой цепи. Он имеет природу, отличную от остальных компонентов семантики знака. Он, как и другие компоненты, отражает действительность, но действительность языковую: отражает складывающуюся общественную практику употребления знака и придает ей нормативный, регламентирующий характер»[218]. Селективным компонентом предопределяются ограничения на сочетаемость слов, которое И. А. Стернин называет дистрибуцией: «Дистрибуция, конечно, вторична, производна от системного значения знака; селективный компонент значения, содержащий дистрибутивные указания, сам является системной принадлежностью значения, однако формальным средством реализации значения в речи остается дистрибуция — слова и позиции, окружающие знак»[219].

Вторым фактором определяется то, какое внешнее оформление получит возникающее сочетание, в то время как самая возможность объединения слов зависит от первого фактора, а именно, отсутствия у значения объединяемых слов противоречащих друг другу свойств значения, или же такие свойства не должны проявлять себя в данном сочетании[220]. Последнее условие может быть нарушено автором речи, но лишь для того чтобы произвести определенный эффект именно самим нарушением подобия (т. е. для того, чтобы использовать тот прием, который в теории литературы обозначается термином "оксюморон").

Проблема глагольной сочетаемости с точки зрения категории вида, которой не обладает никакая другая часть речи, состоит в исследовании того, какие ограничения накладываются на выбор тех слов, которые вместе с глаголом обозначают один и то же признак предмета речи, возможно, отражая в то же время и некоторые другие его признаки. Такие слова встречаются среди наречий, частиц, предлогов, союзов и союзных слов, а также сочетаний, эквивалентных по значению и употреблению словам данных частей речи. В связи со сказанным все они могут быть разделены на следующие группы: 1) те, которые обычно выражают более устойчивое ви´дение предмета речи; 2) те, которые чаще отражают менее устойчивое видение; 3) индифферентные к степени устойчивости видения.

4. 5. 2. 2. Для того чтобы определить, какие слова из указанных выше частей речи и равных им по значению сочетаний проявляют избирательность в сочетаемости с глаголами по признаку глагольного вида, мы проанализировали Словарь русского языка С. И. Ожегова [4] и Словарь сочетаний, эквивалентных слову [5][221]. При этом были оставлены в стороне слова, вступающие в сочетания только с одним глаголом, такие, как наречие ПОЕДОМ, которое сочетается только с глаголом есть. Данного рода ограничения сочетаемости имеют прежде всего лексические, а не грамматические причины и не подлежат изучению в рамках настоящего исследования.

Ограничения на сочетаемость с глаголами того или иного вида, присущие наречиям, частицам, предлогам, союзам, союзным словам и эквивалентным слову сочетаниям, чаще всего обусловлены наличием в их значениях определенных семантических компонентов. С глаголами совершенного вида не сочетаются или ограниченно сочетаются некоторые из тех слов, в значении которых присутствует компоненты ‘периодическая повторяемость’ и ‘постоянство’. Так, наречие ИЗМЕНЧИВО имеет значение ‘часто изменяясь’, иначе говоря, ‘имея склонность к периодическим изменениям’. Данное наречие сочетается только с глаголами НВ, например: изменчиво развивался. Сочетание С ПЕРЕБОЯМИ, которое по употреблению эквивалентно наречиям, может быть истолковано как ‘с периодическими приостановками действия’ и поэтому тоже сочетается с глаголами НВ: работал с перебоями, с глаголами СВ, обозначающими начало действия или фазы: стал работать / заработал с перебоями, и с ограничительными глаголами. Предлог ПО в сочетании с названиями различных временных периодов, употребляемых в Д. п. мн. ч., равно как и слова, типа НОЧАМИ, указывают на то, что действие периодически повторяется в каждый из одинаковых периодов времени. С такими средствами сочетаются обычно глаголы НВ: гулял по ночам / ночами, но при выражении эмоции допускается сочетать их и с глаголами СВ, например: Вот поедешь в деревню, уж там погуляешь ночами / нагуляешься по ночам!

Общий признак ‘постоянство’ может иметь одно из следующих конкретных проявлений: длительность, непрерывность, неизменность, импульсивность (невозможность приостановить действие вследствие особой силы его осуществления). Признак ‘длительность’, в свою очередь, имеет две разновидности: абсолютная длительность и относительная длительность.

Признак ‘абсолютная длительность’ выступает в значениях, непосредственно содержащих семантический компонент ‘долго’. Например, наречие БЕЗУТЕШНО имеет значение ‘долго не находя утешения’, в силу чего употребляется с глаголами НВ: безутешно рыдал. Признак ‘относительная длительность’ характеризует значения, в которых содержится семантический компонент ‘более долго, чем что-то’ или ‘так же долго, как что-то’, например, в значении союза ПО МЕРЕ ТОГО КАК:

 

По мере того как наступала темнота, комната моя становилась как будто просторнее, как будто она все более и более расширялась [5, c. 108].

 

Признак ‘непрерывность’ проявляется в значениях слов, которые указывают на отсутствие временных интервалов в осуществлении какого-либо действия. Например, наречие НЕОСЛАБНО имеет значение ‘действуя постоянно, не ослабевая’ и сочетается только с глаголами НВ: неослабно развивалось. Предлог НАЧИНАЯ С в сочетании с существительными, обозначающими периоды времени, указывает на начальный момент непрерывно осуществляющегося действия, поэтому данные предложно-падежные сочетания употребляются при глаголах НВ: готовились, начиная с утра.

Признак ‘неизменность’ характеризует означаемое слов, указывающих на осуществление чего-либо без изменений. Так, наречие НЕУКЛОННО имеет значение ‘действуя одним и тем же образом’, поэтому оно сочетается только с глаголами НВ: Будем неуклонно добиваться соблюдения прав человека. Наречие ИЗДАВНА указывает на неизменяемость чего-либо с самых древних времен: издавна занимались скотоводством.

Признак ‘импульсивность’ присущ тем словам, которые указывают на невозможность приостановить действие вследствие чрезмерной силы его осуществления. Так, наречие НЕУМЕРЕННО имеет значение ‘чрезмерно предаваться какому-либо занятию’ и обычно сочетается с глаголами НВ, например: неумеренно ела.

Таковы семантические признаки, препятствующие их носителям сочетаться с глаголами СВ.

4. 5. 2. 3. С глаголами НВ не сочетаются или ограниченно сочетаются слова, указывающие на переход к новому действию, на окончание какого-либо развития событий, на незначительный объем действия.

Слова, которые указывают на переход к новому действию, могут содержать в своем значении компоненты: ‘ожидание скорого осуществления действия’, ‘следование чего-либо за чем-либо’, ‘неожиданность’. Например, частица ВОТ-ВОТ, обозначающая ожидание скорого осуществления действия, сочетается только с глаголами СВ: вот-вот заплачет.

Признак ‘следование’ может проявляться как во временнóм, так и в причинных отношениях между означаемыми двух слов. Во-первых, он оказывает воздействие тогда, когда неглагольное слово указывает причину совершения действия, обозначенного глаголом. Так, наречие ВПОПЫХАХ имеет значение ‘очень торопясь, во время спешки’ и указывает на причину действия, которое обычно обозначается глаголом СВ: впопыхах забудем. НВ используется во многократном значении: много раз впопыхах забывали.

Во-вторых, этот признак актуализируется в тех случаях, когда неглагольное слово выражает соотношение во времени двух действий, обозначенных глаголами. Например, союз ЛИШЬ, указывая порядок следования действий во времени, употребляется в тех случаях, когда предшествующее действие обозначается глаголом СВ: …Лишь звезды блеснут в небесах…(Лермонтов, 1958, с. 482).

Неожиданность выражается, к примеру, наречием ВРАСПЛОХ, которое сочетается лишь с глаголами СВ (кроме случаев выражения глаголом многократного действия): напасть врасплох. Частицей -КА при формах СВ 1 и 2 лица ед. ч. передается внезапность принятия решения: Возьму-ка я икры к ужину. Из форм 2-го лица с данная частица сочетается только с императивом СВ: Возьми-ка икры к ужину. Сочетание ВЗЯТЬ И / ДА подчеркивает внезапность действия любого лица:

У бедного лошадь ожеребилась, а у богатого был конек. Он видит — бедный спит. Он взял и привязал жеребенка к своему рыдвану. (Русские, 1969, с. 285).

Слова, которые указывают на окончание какого-либо развития событий, могут непосредственно в своем значении содержать признак ‘конец’, который, однако, не обязательно соответствует окончанию действия, выражаемого глаголом СВ. Так, если наречие ОКОНЧАТЕЛЬНО в сочетании окончательно загородить подчеркивает окончание действия, обозначаемого глаголом, то выражение ПОД КОНЕЦ в сочетании под конец понял соответствует переходу от ситуации незнания к ситуации знания, предлогом ЗА в сочетании построить за неделю (половину дома) — отмечается конец временнóго периода, в который событие происходило, но не обязательно окончилось, а частица НУ ВОТ (И) (не путать с омонимичным междометием, выражающим негативную оценку) может указывать и на начало некоторого действия, представляя его при этом как итог некоторой ситуации: Ну вот ты и полюбил ее.

Кроме того, конец развития событий может быть передан словом, выражающим такую оценку произведенного действия, которая может быть дана только после его полного окончания. Например, наречие ДОВЕРХУ может быть употреблено только тогда, когда действие, обозначенное глаголом СВ уже закончено: доверху наполнить. Подобным же образом, если при глаголах СВ употребляется частица НУ ВОТ, обозначенное ими действие следует понимать как законченное: Ну вот, дошли.

Слова, обозначающие небольшой объем действия могут выражать как абсолютную, так и относительную оценку этого признака. Так, наречие МАЛÉНЬКО прямо указывает на небольшой объем действия, обозначенного глаголом СВ: маленько устал, а сочетание МЕЖДУ ПРОЧИМ — на меньший объем действия, обозначенного глаголом СВ, по сравнению с каким-либо другим действием:

 

К нам зашел капитан и в разговоре между прочим предупредил, что скоро начнется качка. (Дубов, 1971, с. 79).

 

Кроме того, небольшое по объему действие может быть мгновенным. На мгновенность действия указывает, например, эквивалентное наречию сочетание С ХОДУ, которое обычно употребляется с глаголами СВ: с ходу разобрался.

4. 5. 2. 4. Один и тот же из вышеперечисленных семантических компонентов проявляет разную ограничительную силу в отношении сочетаемости тех или иных слов с глаголами по признаку глагольного вида. Так, для некоторых слов наличие какого-либо из этих признаков полностью отрицает возможность сочетаться с глаголами одного из видов. Например, наречие БЕСПОВОРОТНО, содержащее в своем значении семантический компонент ‘конец действия’ практически никогда, кроме, быть может, случаев оксюморона, не сочетается с глаголами НВ и употребляется только при глаголах СВ: бесповоротно решила. Выражение ВСЕ ВРЕМЯ, обозначающее как длительность, так и повторяемость действия, напротив, сочетается только с глаголами НВ: все время читали.

Следует заметить, что в одном и том же значении слово может неодинаково сочетаться с глаголами по признаку вида в зависимости от грамматического времени глагола. Так, союзное слово КТО НИ при глаголах прошедшего и настоящего времени подчеркивает периодическую повторяемость действия и сочетается с глаголами НВ при соответствующей частной видовой характеристике: Кто ни просил его, он всем помогал. — Кто ни просит его, он всем помогает. При глаголах будущего времени это же слово передает следование одного гипотетического действия за другим и сочетается с глаголами СВ: Кто ни попросит его, он любому поможет.

Частице НУ ВОТ признак ‘конец действия’ не препятствует вступать в сочетания с глаголами НВ в настоящем и будущем времени, ср.: Ну вот мы и отдохнули. — Ну вот мы и отдыхаем. — Ну вот, скоро отдохнем / будем отдыхать.

Наречие ОБЫЧНО, обозначающее какую-либо повторяемость, в том числе и повторяемость действия, сочетается только с глаголами НВ, например: обычно приходил пораньше, исключая случаи употребления будущего времени в значении прошедшего, когда оно сочетается и с глаголами СВ: Он никогда не опаздывал, обычно придет пораньше и потом сидит ждет.

Для некоторых слов тот же признак ‘конец действия’ допускает сочетаемость с глаголами НВ в любом времени, но только при актуализации одной, определенной частной видовой характеристики. Например, наречие ВДРЕБЕЗГИ может сочетаться с глаголами НВ только тогда, когда они обозначают периодически повторяющиеся действия: Волны вдребезги разбивались о скалы.

Наречие ДОЛГО, обозначающее большую продолжительность действия, сочетается с любыми глаголами НВ, но только с длительно-ограничительными глаголами СВ и лишь в тех случаях, когда они выражают свою типичную видовую характеристику — действие, произведенное от начала до конца: Мы проговорили о делах так долго, что пропустили кино, но не может употребляться с теми же глаголами при нейтрализации этой характеристики: * долго проговорил с сомнением.

Возможны случаи, когда какой-либо из выделенных выше семантических признаков препятствует слову, которое его выражает, образовывать словосочетания с глаголами того или другого вида только при одной или нескольких частных видовых характеристиках. Так, наречие ВЗАД-ВПЕРЕД, выражающее повторяемость действия, например: заходил взад-вперед, качнулся взад-вперед, не сочетается с глаголами СВ, обозначающими конец действия, например: *сходил взад-вперед, доходил взад-вперед, но, тем не менее, образует сочетания с ограничительными глаголами: походил взад-вперед. Выражение КАК-ТО РАЗ, обозначающее однократное действие, например: Как-то раз был, / побывал я у своего друга в деревне, не может сочетаться с многократными глаголами: *Как-то раз бывал я у своего друга в деревне.

Для некоторых лексических единиц указанные семантические признаки допускают сочетаемость с глаголами обоих видов и при любых частных видовых характеристиках, но только если эти глаголы обладают определенными компонентами лексического значения. Так, наречия ВПЛОТНУЮ и ВПРИТЫК, обозначающие исчерпанность действия, сочетаются с глаголами СВ: Солдаты встали вплотную друг к другу, и с глаголами НВ, обозначающими статичные состояния, такими, как лежать, сидеть, стоять и др., например: Солдаты стояли вплотную друг к другу. Но с глаголами НВ, обозначающими динамичные действия, такими, как вставать, ложиться, подвигаться, садиться, ставить и т. п., эти наречия сочетаются только тогда, когда они обозначают периодически повторяющиеся действия, например: Один за другим подбегали солдаты и вставали вплотную друг к другу. Наконец, существуют слова, которые достаточно свободно сочетаются с глаголами обоих видов, несмотря на наличие в их значении какого-либо из вышеназванных семантических компонентов. Например, наречие ВНАЧАЛЕ, хоть и указывает на начало некоторой ситуации, тем не менее равно сочетается как с глаголами НВ, так и с СВ.

Не представляется необходимым доказывать, одно и то же многозначное слово в одном из своих значений может сочетаться с глаголами СВ и НВ не так, как в другом.

Некоторые слова, приобретают вышеуказанные признаки и подвергаются ограничениям в сочетаемости с видами глагола, только если выступают с определенными распространителями. Так, местоимение ВЕСЬ в сочетании с существительными, обозначающими временные периоды, приобретает признак ‘постоянство’ и сочетается с глаголами НВ в любых случаях: всю ночь сидели, а из глаголов СВ только с теми, которые обозначают, длительное действие от начала до конца: просидели всю ночь.

Отдельные слова не сочетаются или ограниченно сочетаются с глаголами СВ, хотя и не содержат в своем значении семантических компонентов ‘периодическая повторяемость’ или ‘постоянство’. Например, наречие НАСТОРОЖЕ сочетается только с глаголами НВ: держаться настороже [222].

4. 5. 2. 5. Особо нужно сказать о выборе глаголов НВ и СВ при обозначении периодов времени[223]. Если период времени, в который осуществлялось действие, обозначается по модели Numer + N2/4, или ВЕСЬ / ЦЕЛЫЙ + N4, то название временного периода сочетается с глаголами НВ: курил одну минуту, учился три года, отдыхал все лето, работал целую неделю и с глаголами СВ, обозначающими действие от начала до конца: покурил одну минуту, проотдыхал все лето, поучился три года, проработал целую неделю. Если временной период обозначается предлогами В или ЗА с существительным винительного падежа, то данное предложно-падежное сочетание употребляется с глаголами СВ: поседел в один год, сделал за лето, и глаголами НВ, обозначающими периодически повторяющееся действие: На каторге все седели в один год , Он делал за лето по три поездки.

Различие между первой и второй группой моделей ясно видно в случаях типа: Я знаю, что аспирант будет писать диссертацию три года.Я знаю, что аспирант напишет диссертацию в / за три года. В первом случае известно только, что все три года аспирант будет занят работой над диссертацией, но неизвестно, напишет ли он ее за эти три года и напишет ли вообще. Поэтому особую силу приобретает признак ‘постоянство’, не позволяющий словам сочетаться с глаголами СВ при большинстве частных видовых характеристик. Во втором случае точно известно, что трех лет будет достаточно для того, чтобы аспирант написал диссертацию. Поэтому наиболее актуальным становится признак ‘конец действия’, который позволяет выражающему его предложно-падежному комплексу сочетаться с глаголами НВ только при обозначении периодически повторяющихся действий: Кандидатскую диссертацию обычно пишут за три года.

Названия периодов времени, построенные по моделям: Numer РАЗ + В Numer N2… .; ПО Numer РАЗ + В Numer N2…; (В) КАЖДЫЙ N4, а также выражаемые наречиями типа ЕЖЕМИНУТНО и ПОМИНУТНО, сочетаются только с глаголами НВ, поскольку в их значении особую силу приобретает признак ‘периодическая повторяемость’: молились раз в день, крестились по три раза, ежеминутно (поминутно) кланялись, постились в каждый пост, каждую среду и каждую пятницу.

4. 5. 2. 6. Кроме особенностей сочетания глаголов НВ и СВ с другими частями речи, существуют также различия в обязательности сопровождения в предложении глаголов НВ и СВ зависимыми от них существительными и местоимениями. В лингвистической литературе отмечено, что „выделяются глаголы, у которых обязательная сочетаемость свойственна только совершенному виду“[224]. Например, при глаголе прочитать (прочесть) обязательно присутствуют либо сущ. / мест. В.п. без предлога или с предлогом ПРО, либо сущ. / мест. П.п. с предлогом О(БО), либо имеются придаточное предложение или прямая речь, отражающие содержание прочитанного, например:

 

Прочел я повесть "Выстрел" и главу "Онегина"; о повестях постараюсь что-нибудь сказать, когда прочту все. (Друзья Пушкина, 1986, т. 1, с. 264).

 

При глаголе НВ читать тоже возможно употребление таких распространителей значения. Например, в следующем предложении действие, обозначенное глаголом читать, служит координатой периодически повторяющихся ситуаций:

 

Лев Сергеич запутал и сорвал переговоры с издателями; по-прежнему повсюду читал стихи и тем снижал интерес к будущим публикациям... (Друзья Пушкина, 1986, т. 1, с. 74).

 

Но распространители могут отсутствовать при глаголе НВ, обозначающем то действие, которое важно для автора речи само по себе, независимо от того, по отношению к чему оно производится, например:

 

Соседка прибирала за стариком, стирала, готовила пищу. Сам он целыми днями сидел зимой у печки, а летом не снимая валенок, во дворе на солнышке и читал. Смолоду было не до чтения, за прошедшие сорок пять лет он не прочитал и двух десятков книг, и теперь наверстывал упущенное. (Дубов, 1971, с. 435).

 

При этом глагол может сопровождаться распространителями, характеризующими действие:

 

— Твой отец романтик. В детстве он много читал. А я — наоборот — рос совершенно здоровым... (Довлатов, 1993, с. 177).

 

В данном примере для персонажа важно не то, что именно читал отец его собеседника, а то, что чтение отнимало у него много времени. Аналогичным образом в следующем отрывке из письма к А. Н. Семеновой (Карелиной) С. М. Салтыкова (Дельвиг) обращает внимание не на то, что она читает, а на то, что она мало читает:

 

Я теперь немного читаю: трудно глазам и голове, потому что кровь поминутно бросается в голову. (Друзья Пушкина, 1983, т. 1, с. 216).

 

При глаголе НВ, указывающем на то действие, которое автору представляется весьма важным, могут присутствовать субстантивные распространители, но тогда важным, в конечном счете, оказывается не только само действие, но и то, по отношению к чему оно производится. Например, С. А. Есенин в своей автобиографии стремится обратить внимание слушателя не столько на то действие, которое он производил, сколько на то, что и для кого он делал:

Жил в Царском недалеко от Разумника Иванова. По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. (Есенин, 1962, с. 13).

 

Итак, отказываясь от употребления распространителей, автор речи тем самым обращает основное внимание не на то, по отношению к чему производится действие, а на само действие. Такого рода отношения между членами предложения Р. О. Якобсон обозначает термином "синтаксическая перспектива". В качестве примеров изменения синтаксической перспективы он рассматривает выбор между именительным и творительным падежами в русском языке: «Латвия соседствует с Эстонией. — Эстония соседствует с Латвией», "швырять камни" — "швырять камнями", «Он был титулярный советник, она — генеральская дочь» — «Он был титулярным, потом надворным советником»[225]. Думается, что наличие и отсутствие субстантивных распространителей при глаголах НВ тоже относится к области синтаксической перспективы, поскольку неупотребление распространителей служит для концентрации внимания на самом действии, а не на сопутствующих ему факторах.

Полное отсутствие распространителя нужно отличать от его эллипсиса, когда распространитель может быть восстановлен по контексту, например:

 

Однако почитать газетку и нам иногда удается. Это случается, когда кому-нибудь в магазине завернут в обрывок старой газеты покупку. Каждый из нас такие клочки газет собирает; сам [их] читает и другим дает почитать. (Носов, 1969, с. 231).

 

В некоторых случаях эллиптированный распространитель может быть однозначно определен адресатом по другим элементам пропозиции высказывания и по устойчивой сочетаемости слов:

 

Чипа вынул из ящика бархатные штаны с позументом. Я в муках натянул их. Застегнуться мне не удалось.

— Сойдет, заверил Чипа, — перетяните шпагатом.

Когда мы прощались, он вдруг говорит:

— Пока сидел [я в лагере], на волю рвался. А сейчас — поддам, и в лагерь тянет. Какие были люди —Сивый, Мотыль, Паровоз! (Довлатов, 1993, с. 334).

 

Эллипсис распространителей возможен и при глаголах СВ:

 

— Я же на работу опоздаю! Мне же нельзя! Из-за меня простой будет. Что вы, шутите? Цех остановится!

— Из-за таких цех не останавливается. Посадили [тебя в КПЗ] — сиди. И чтоб тихо! (Дубов, 1971, с. 461).

 

Изменение синтаксической перспективы достигается и путем неупотребления необязательного распространителя при глаголах СВ. В этом случае основное внимание также переносится с объекта, по отношению к которому совершается действие, на само действие. Сравним два примера:

В сентябре она уехала на курорт в Сочи, но, должно быть, от этого ей стало еще хуже, потому что по возвращении ни одно из платье на нее не налезало, и пришлось шить новые. (Дубов, 1971, с. 10).

 

Как известно, глаголы движения с приставкой у‑ могут иметь при себе распространители, определяющие направление: исходную точку движения и его конечную точку. Распространитель, указывающий исходную точку, как правило, эллиптируется, поскольку исходная точка чаще всего понятна по контексту или по ситуации. Наличие или отсутствие распространителя, обозначающего конечную точку движения, существенным образом изменяет синтаксическую перспективу. При наличии конечной точки движения, как в вышеприведенном примере, важной становится ситуация, в которой оказался тот, кто уехал. Но указание конечной точки не отрицает и того, что в центре внимания может быть ситуация, которая сложилась по отъезде кого-либо, например:

Когда самые ревностные кошколюбы уехали в лагерь, Ефимовна выполнила давно задуманный план: с помощью Устина Захаровича позаносила кошек так далеко, что они уже не смогли вернуться. (Дубов, 1971, с. 111).

 

При отсутствии указания на конечную точку важной становится только та ситуация, которая сложилась по отъезде кого-либо, например:

 

Тетя Лида перестала шить новые платья и даже меньше лечилась, но это не помогло и дядю Трошу уволили.

— Ладно, что так, могло и хуже быть, — сказал дядя Троша. — Однако здесь теперь не жизнь, надо в другое место подаваться.

Дядя Троша уехал [куда?]. В доме стало тихо и спокойно, только хрустальная люстра, которая все еще не была продана, отзывалась звонким треньканьем на каждый шаг. Для Лешки наступила вольготная жизнь. (Дубов, 1971, с. 14).

 

Иногда автора речи может интересовать ситуация, существовавшая до отправления кого-либо куда-либо, в этом случае направление движения также может не указываться:

Тогда я повернулся к Дроздову и спрашиваю:

— Можешь раз в жизни быть приличным человеком? Можешь честно ответить на единственный вопрос? Ты ночевал в редакции с бабой?

Дроздов как-то нелепо пригнулся. Глаза его испуганно забегали. Он произнес скороговоркой:

— Что значит ночевал? Я ушел [куда?], когда еще не было одиннадцати. Что тут особенного?

— Значит, ты был в редакции ночью? (Довлатов, 1993, с. 152).

 

Отличие употребления глагола движения СВ без распространителя от использования НВ без распространителя, указывающего конечную точку движения, состоит в том, что в первом случае, как было показано, в центре внимания оказывается не само действие, обозначенное глаголом СВ, а та ситуация, которая существовала до или сложилась после его совершения. Во втором случае основное внимание уделяется той ситуации, в которой совершается действие, обозначенное глаголом НВ:

 

Когда я приехал в Москву, ты в этот день уезжал [куда?]. Чёрт возьми, ведь я бы на вокзал приехал. (Есенин, 1962, с. 198).

 

Таким образом, если неупотребление распространителя при глаголе НВ повышает внимание к ситуации обозначенного им действия, то неупотребление распространителя при глаголе СВ в целом уменьшает внимание к ней, хотя и переносит внимание на само действие с того объекта, по отношению к которому оно производится.

4. 5. 2. 7. Существуют нормы употребления видов, обусловленные и таксисом, и глагольной сочетаемостью. Во-первых, два однородных сказуемых, соединенных союзом И, обозначающие тесно связанные друг с другом одновременные действия, которые занимают одинаковый промежуток времени, должны быть выражены глаголами одного и того же вида, например:

 

Иуда стоял и придумывал какую-то ложь, но в волнении ничего как следует не обдумал и не приготовил, и его ноги сами без его воли вынесли из подворотни вон. (Булгаков, 1988, с. 586)

 

или:

Заглядевшись на это зрелище, Незнайка не заметил даже, как поезд тронулся и они отправились в путь. (Носов 1968, с. 296).

 

Во-вторых, при повторе сказуемого в одном и том же предложении оно может быть выражено глаголом СВ только тогда, когда далее сообщается нечто неожиданное:

 

Стал он жить так уж худо: обносился весь, ведра худые, заткнутые, жена плачет, дети плачут. Ни пить, ни есть, ни обуть, ни одеть. Он подумал, подумал:

— Пойду, удушусь. (Русские, 1969, с. 223).

 

Для повтора сказуемых, выраженных глаголами НВ, подобных ограничений не существует:

 

Как солнышко поднимется, приезжает барин с барыней к пруду. Вот кувшин золотой, а достать нельзя. Барин заставляет:

— Достаньте и все.

Ныряли -ныряли — нет, не могут достать. Засекет всех, Попала очередь Фетиски. Он к отцу:

— Батя, что делать? Теперь мне доставать велит.

Старик думал, думал и говорит:

— А где этот, сынок, пруд? (Русские, 1969, с. 289).

 

В данном фрагменте за повторами глаголов НВ не следует никаких неожиданных сведений, но в другом примере можно увидеть повтор глаголов НВ, предшествующий достаточно неожиданному сообщению:

 

Иван запряг лошадей, поехал. Ехал-ехал, ехал-ехал, видит — колодец, вода вровень с травой. Остановил лошадей, глядит — там золотой ковшик плавает. (Русские, 1969, с. 219).

 

Весьма часто за повтором глаголов НВ с оттенком процесса, направленного на достижение результата, следует глагол СВ (с отрицанием или без него), обозначающий то же самое действие, с оттенком достижения результата. Такая последовательность используется для того, чтобы показать, достигнут ли результат действия, которое производилось с большой настойчивостью, или нет, например:

 

Мы строили, строили и построили. (Из мультфильма "Крокодил Гена")

 

или:

 

Дед бил-бил, не разбил. (Сказка о курочке Рябе);

Тянут-потянут, вытянуть не могут. (Сказка про репу).

Заключительные замечания. Выбор видов глагола определяется в первую очередь речевыми стратегиями, которые по своей сути сводятся к двум общеизвестным принципам организации речи: стремлению к экономии речевых усилий и к необходимой содержательной полноте высказывания. Случаи использования глагольных видов как тактики осуществления тех или иных стратегий могут быть систематизированы путем различения общепринятых стратегий, свойственных всему языковому коллективу, менее общих стратегий, осуществляющихся в речи лиц, речевая деятельность которых связана с определенным родом занятий (ученых, юристов, сказочников и под.), и индивидуальных стратегий, в том числе окказиональных, наблюдающихся в отдельных контекстах.

Неиндивидуальные стратегии использования видов глагола закрепляются в этническом языковом сознании, что проявляется в существовании некоторых тенденций выбора глагольных видов в речи. Наиболее общей является тенденция разграничивать ситуации, отражаемые в речи, путем указания их координат при помощи НВ, а и их внешних границ (начало или причину возникновения, конец или следствие развития ситуации в целом) и внутренних границ (возникновение и исчезновение разного рода частных признаков предмета речи в пределах одной и той же ситуации) при помощи СВ. Возникающее при этом соотношение между глаголами по категории вида (аспектуальные фреймы) выражает субъективное деление автором пространства и времени, в которых он мыслит предмет речи, на ситуации. Участники диалога могут вместе развертывать аспектуальный фрейм одной и той же ситуации, при этом представляя ее себе весьма различно, что приводит к более или менее значительной трансформации фрейма, развернутого одним собеседником, в речи другого собеседника.

В русской речи действует тенденция умалчивать о тех признаках предмета речи, которые уже известны адресату или могут быть им поняты самостоятельно путем вывода из других сведений. В силу этого представление адресанта об обсуждаемой ситуации может получить в речи не полное, а частичное выражение, что приводит к свертыванию аспектуального фрейма. Свернутым аспектуальный фрейм может быть также в тех случаях, когда автор речи не желает обсуждать подробности какой-либо ситуации. Свертывание фрейма может быть осуществлено в той степени, в которой это не будет препятствовать реализации коммуникативного намерения адресанта. При свертывании фрейма могут быть опущены сведения о начале или/и об окончании того или иного действия, но если действие осталось незавершенным, то указание этого факта соответствует общей тенденции.

В отличие от нормы тенденция допускает однократное отступление от себя при условии того, что адресату будет понятна причина этого отступления.

К нормам употребления видов глагола можно отнести прежде всего то, что в НВ обозначает обстоятельство, а СВ — изменение только в контекстах, контекстах, позволяющих отличить обстоятельство ситуации от изменения обстоятельств. Нормой также является использование НВ для обозначения действия, которое само рассматривается автором речи как координата выделяемой им ситуации. Кроме того, существуют предписывающие нормы употребления определенного вида в соответствии с соотношением действий в рамках временнóго периода, определяемого границами ситуации, отражаемой аспектуальным фреймом. Наконец, действуют запретительные нормы в отношении сочетаемости некоторых невербальных средств, выражающих устойчивость видения мира, с глаголами СВ и некоторых средств, выражающих неустойчивость видения мира, — с глаголами НВ, хотя ограничительная сила этих норм существенно разнится от одного средства к другому.

Г лава 5