4 . 3. Особенности аспектуальных фреймов при передаче чужой речи и в диалоге
4. 3. 1. Аспектуальный фрейм при передаче чужой речи. 4. 3. 1. 1. Свертывание и прерывание аспектуальных фреймов весьма характерно для передачи чужой речи, поскольку в этом случае отражаются ситуации разных типов: внеязыковые ситуации (ситуация действительности и неречевая ситуация), т. е. разнообразные экстралингвистические отношения и их изменения, и речевая ситуация, под чем понимается динамическая система отношений между общающимися[183]. Ввод чужой речи, как правило, отражает речевую ситуацию:
Когда-то мальчиком, проезжая Петербург, зашел я к Блоку. Мы говорили очень много о стихах, но Блок мне тут же заметил: «Не верь ты этой бабе. Ее и Горький считает умной. Но по-моему, она низкопробная дура». (Есенин, 1962, с. 83).
В данном фрагменте представлены три ситуации. Во-первых, ситуация встречи Есенина с Блоком, т. е. неречевая ситуация, которая включает в себя определенные внеязыковые обстоятельства (проезжая) и их изменения (зашел), во-вторых, речевая ситуация общения между двумя поэтами, в качестве координаты которой принято наиболее общее действие (говорили о стихах). Один из частных этапов развития этого действия обозначен глаголом заметил. Этот глагол вводит прямую речь, в которой отражена ситуация действительности, не относящаяся непосредственно к встрече поэтов.
В зависимости от содержания введенной чужой речи в ней может быть отражена не внеязыковая, а речевая ситуация, как, например, в письме С. А. Есенина Г. А. Панфилову:
Гриша, неужели ты забыл свои слова: ты говорил, что будем иметь переписку, а потом вдруг на мое письмо не отвечаешь. (Есенин, 1962, с. 87).
В данном примере ввод косвенной речи и самая косвенная речь содержат по одному предельно свернутому фрейму двух речевых ситуаций: прошлой устной и будущей письменной. Ввод содержит фрейм речевой ситуации, координатой которой являются адресат письма, представленный в качестве говорящего, и время прошлого события. В косвенной речи вербализирован фрейм некоторой предполагаемой ситуации, координатами которой становятся оба коммуниканта и время будущего события.
3. 3. 1. 2. Кроме тех случаев, когда источник информации не указывается (обычно при неопределенно-личных вводах типа говорят), координатами речевой ситуации по естественным причинам становятся ее действующие лица, которые одновременно являются авторами оригинального текста.
Наблюдения позволяют сделать вывод, что для носителей русского языка, родившихся в первой трети XIX в. свойственно подчеркивать роль упоминаемого лица как автора передаваемой речи использованием глаголов НВ говорить, говаривать, сказывать, обещать, объявлять, объяснять, отвечать, писать, просить, рассказывать, спрашивать, например, в воспоминаниях: П .А. Вяземского:
Пушкин спрашивал приехавшего в Москву старого товарища по лицею про общего приятеля, а также сверстника-лицеиста, отличного мимика и художника по этой части: «А как он теперь лицедействует и что представляет?» — Петербургское наводнение. — «И что же?» — «Довольно похоже», - отвечал тот. (Друзья Пушкина, 1986, т.1, с. 315).
Представители позднейших эпох используют перечисленные глаголы НВ во вводах чужой речи обычно или тогда, когда, кроме ее автора, выделяется еще какая-либо координата ситуации, непосредственно связанная с действием, обозначаемым этим глаголом, например, время прошедшего события (см. выше: Есенин, 1962, с. 87 — говорил), или тогда, когда указание на авторство речи приобретает особое значение, превосходящее обыденное указание на участников диалога или переписки. Например, при цитировании авторитетного источника (в том числе при пародировании цитации):
«Все мошенники и подлецы. Есть только один порядочный человек, губернатор города NN, да и тот, по правде сказать, свинья!». Так говорил Собакевич. И правда, я пока ничего хорошего не вижу. (Есенин, 1962, с. 106).
Рассмотрим фрагмент из воспоминаний С. А. Есенина "Дама с лорнетом":
— Что на вас за гетры? — спросила она, наведя лорнет.
Я ей ответил:
— Это охотничьи валенки.
— Вы вообще кривляетесь. (...)
Потом Мережковский писал: «Альфонс, пьяница, большевик!». А я отвечал ему устно: «Дурак! бездарность!». (Есенин, 1962, с. 84).
В данном примере представлены три речевые ситуации. Первая — диалог между Есениным и Гиппиус, которые сами являются естественными координатами речевой ситуации и, с точки зрения носителя русского языка XX в., это не требуется подчеркивать при помощи НВ. Вторая речевая ситуация — письменное выступление Мережковского, третья — устный ответ Есенина. Для сообщения о двух последних ситуациях используются глаголы НВ. Во-первых, данные ситуации имеют разные временны΄е координаты, что указывается употреблением двух глаголов НВ, во-вторых, эти глаголы выделяют яркие действия, которые сами по себе становятся координатами двух последних речевых ситуаций. При современных ограничениях на использование НВ во вводах чужой речи фактически невозможным является преобладание НВ над СВ при воспроизведении одной и той же речевой ситуации, в то время как в первой половине XIX века это было вполне возможно, ср., например:
...К преступнику бросился некто г. Пушкин и начал после поцелуя с ним разговаривать. Я наипоспешнейше отправил как первого, так и другого за полверсты от станции, чтобы не дать им разговаривать. Г‑н Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег, я во всем ему отказал. Тогда он, г‑н Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорил, что по прибытии в Петербург в ту же минуту Его Императорскому Величеству пожалуется как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег. Сам же г‑н Пушкин между прочими угрозами объявил мне, что он был посажен в крепость и потом выпущен, почему я еще более препятствовал ему иметь сношение с арестантом. (Друзья, 1986, т.1, с. 234).
Для последующих эпох, наоборот, более характерным является такое воспроизведение чужой речи, когда в ее вводах используются только глаголы СВ.
3. 3. 1. 3. Для вводов в неопределенно-личной форме характерна конкуренция видов при нейтрализации частных видовых характеристик ‘однократность’ / ‘многократность’, ср.: Мне говорили / сказали, что у вас есть книга, которая мне нужна. Но при распространении ввода выбор вида и актуализация данных частных видовых характеристик могут быть предопределены сочетаемостью глагола и прочими контекстными факторами, например: Мне уже неоднократно говорили, что у вас есть книга, которая мне нужна; Я просто не знал, что мне делать, но тут (во временнóм значении) мне сказали, что у вас есть книга, которая мне нужна.
4 . 3. 2. Аспектуальные фреймы в диалоге. 4. 3. 2. 1. Анализ свернутых фреймов фактически обратил настоящее исследование к диалогической речи, для которой наиболее характерны прерванные и свернутые аспектуальные фреймы, поскольку, как правило, говорящему нет необходимости последовательно и подробно знакомить собеседника с ситуацией, так как или он ее уже знает, или для беседы ему требуется знать лишь то немногое, что сообщает адресант[184]. При этом у адресата обычно имеется возможность уточнить непонятные ему детали при помощи вопросов. С другой стороны, в диалогическом дискурсе субъективная природа вида глагола проявляется в наибольшей степени, так как выбор вида глагола для обозначения одного и того же действия может производиться собеседниками по-разному, но в то же время каждый из них вынужден считаться с выбором другого.
Как пишет Э. Бенвенист, «язык возможен только потому, что каждый говорящий представляет себя в качестве субъекта, указывающего на самого себя как на я в своей речи. В силу этого я констатирует другое лицо, которое, будучи абсолютно внешним по отношению к моему "я", становится моим эхо, которому я говорю ты и которое мне говорит ты. Полярность лиц — вот в чем состоит в языке основное условие, по отношению к которому сам процесс коммуникации, служивший нам отправной точкой, есть всего лишь прагматическое следствие. Полярность эта, к тому же, весьма своеобразна, она представляет собой особый тип противопоставления, не имеющий аналога нигде вне языка»[185]. Таким образом, процесс коммуникации предполагает взаимодействие адресанта и адресата.
Н. Д. Арутюнова особо обращает внимание на то, что термин "адресат" подчеркивает сознательную направленность речевого высказывания к лицу, которое может быть определенным образом охарактеризовано, причем коммуникативное намерение автора речи должно согласовываться с этой его характеристикой. «Иными словами, всякий речевой акт рассчитан на определенную модель адресата. Удовлетворение пресуппозиции адресата составляет одно из важных условий его эффективности» [186]. Неотделимость адресата от направленного на него высказывания, по мнению Н. Д. Арутюновой, обусловлена тремя факторами: 1) связью адресата с перлокутивным эффектом; 2) игровым принципом речи, в соответствии с которым адресант и адресат могут меняться ролями в процессе общения; 3) принадлежностью речевого акта к сфере межличностных отношений, в ходе которых каждый из участников общения выполняет свою социальную роль.
Взаимодействие между участниками диалога достаточно обстоятельно рассматривалось в теории речевых игр[187], где речевое общение представлено как попытка адресанта, используя средства языка, сформировать в сознании адресата определенную модель некоторой ситуации. К сожалению, в большинстве работ по теории игр речевое общение представлено как своего рода "игра в одни ворота", при которой главная цель адресата правильно выразить свое видение ситуации, а задача адресата — его понять[188]. В действительности адресат может располагать своей моделью ситуации, которая в большей или меньшей степени отличается от той, которую ему предлагают принять, и он, перехватывая инициативу в речевой игре, пытается выразить свое видение ситуации.
Принимая это во внимание, следует отметить, что в вышеприведенном лингвистическом определении истины по Д. Дэвидсону (см. в главе третьей), к сожалению, не учтен такой важный фактор, как фактор адресата. Высказывание, которое один адресат признает истинным, другой адресат может посчитать ложным.
В результате взаимодействия собеседников в диалоге и полилоге фреймы одной и той же ситуации могут быть вербализованы не одним, а несколькими лицами, хотя их активность может быть различной. Так, один из них может ограничиваться единственным вопросом, отвечая на который, другой собеседник освещает ситуацию более или менее последовательно и подробно. Например:
— Федор Васильевич, выпишите, пожалуйста, гражданина Бездомного в город. Но эту комнату не занимать, постельное белье можно не менять. Через два часа гражданин Бездомный опять будет (1) здесь. Ну что же, — обратился он к поэту, — успеха я вам желать не буду, потому что в успех этот ни на йоту не верю. До скорого свидания! — И он встал, а свита его шевельнулась.
— На каком основании я опять буду (2) здесь? — тревожно спросил Иван.
Стравинский как будто ждал этого вопроса, немедленно уселся опять и заговорил:
— На том основании, что, как только вы явитесь (3) в кальсонах в милицию и скажете (3), что виделись с человеком, лично знавшим Понтия Пилата, — как моментально вас привезут (4) сюда и вы снова окажитесь (4) в этой самой комнате. (Булгаков, 1988, с. 358).
В первой своей реплике Стравинский задает координаты ситуации, которая, по его мнению, должна наступить через два часа. Эти координаты — действующее лицо (поэт Иван Бездомный), время события (через два часа), место события (здесь). Фрейм предельно свернут, но выбор глагола НВ (1) будет (а не СВ, предположим, прибудет, окажется, доставят или под.) подчеркивает выделение данного ожидаемого факта как особой ситуации, а не как частного изменения текущей ситуации. Вопрос Ивана (2) требует развертывания данного фрейма. В ответе при помощи глаголов СВ указываются начало (3) и окончание (4) предполагаемой ситуации.
4. 3. 2. 2. Реплики вопрошающего могут быть более содержательными, выражающими элементы собственного видения ситуации:
— А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, — он добрый (1)?
— Да, — ответил арестант, — он, правда, несчастный человек (2). С тех пор, как добрые люди изуродовали (3) его, он стал (4) жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил (3)?
— Охотно могу сообщить это, — отозвался Пилат, — ибо я был (5) свидетелем этого. Добрые люди бросались (6) на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились (7) ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный магазин попал (8) в мешок, и если бы не врубилась (9) с фланга кавалерийская турма, а командовал (5) ею я, — тебе, философ не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было (10) в бою при Идиставизо, в Долине Дев. (Булгаков, 1988, с. 239).
В первой реплике Пилата задается (1) координата ситуации — действующее лицо (Марк). В ответе Иешуа принимается эта координата (2) и указываются причина (3) и начало ситуации (4), которая не имеет конца, так как существует в самый момент разговора между Иешуа и Пилатом. Иешуа, в свою очередь, интересуют подробности того, что выше было названо причиной данной ситуации, и Пилат в своем ответе задает координаты, при помощи которых эта причина выделяется в качестве особой ситуации: выделяется новое действующее лицо (Я – 5), периодически повторяющиеся и они же наиболее яркие действия (6), для сообщения о которых и предпринят данный пассаж, время прошлого события (5), а в конце рассказа и место события (10). Указываются начало (8) и конец (9) ситуации, а также одно из частных изменений (7), к которому привели упомянутые яркие действия (6). Данный фрейм неоднократно прерывается обсуждением особенностей текущей речевой ситуации.
4. 3. 2. 3. Собеседники могут не соглашаться друг с другом, по-разному изображая те или иные факты, например, причину существующей ситуации:
— В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
— Нет, я своим умом дошел до этого.
— И ты проповедуешь это?
— Да. (Булгаков, 1988, с. 239).
При этом выбор глагольной лексики изменяется в соответствии с изменением выражаемой ею картины, но вид глаголов, заполняющих соответствующий слот фрейма, не меняется: прочел / дошел.
Если не совпадают большинство элементов ситуации, то используется не только разная глагольная лексика, но и отрицание, противительные средства и др., выбор же вида глагола не изменяется, ср.:
— ... Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? — тут прокуратор указал на свиток пергамента.
Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.
— У меня и осла-то никакого нет, игемон, — сказал он. — Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал. (Булгаков, 1988, с. 239).
4. 3. 2. 4. Наконец, бывает такое несовпадение интерпретации одних и тех же фактов, при котором в репликах собеседников по-разному распределяются координаты ситуации, по-разному определяются и выделяются частичные изменения. В таких случаях возможно несовпадение выбора вида глаголов в речи разных лиц. Например, персонаж романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" Иван Бездомный убежден, что встречал лицо, лично знавшее Понтия Пилата. Он выделяет это лицо, а также поразившие его действия данного лица в качестве координат особой ситуации, представленной в реплике фреймами, второй из которых свернут до одного глагола — видел:
— Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших встретился с таинственной личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата. (Булгаков, 1988, с. 356).
В другой реплике он использует для этого глагол был:
— ... Кроме того, — никем не перебиваемый Иван говорил все с большим жаром и убедительностью, — он лично был на балконе у Понтия Пилата, в чем нет никакого сомнения. (Булгаков, 1988, с. 357).
Врач, считающий речь Бездомного бредом сумасшедшего, в своих репликах отзывается о встрече неизвестного ему лица с Пилатом при помощи глагола СВ отрекомендовался, представляющего данный факт лишь как некоторую информацию, сообщенную неизвестным Бездомному при начале их контакта:
— ... Возьмем ваш вчерашний день, — тут он повернулся и ему немедленно подали Иванов лист. —В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия... (Булгаков, 1988, с. 357).
В одной из последующих реплик врач в тех же целях использует другие глаголы СВ: напугал, расстроил, представляющие разговор между Бездомным и Воландом в основном с точки зрения того, что он послужил причиной и началом ситуации, в которую попал поэт:
— Теперь я скажу вам, что, собственно, с вами произошло. Вчера кто-то вас сильно напугал и расстроил рассказом про Понтия Пилата и прочими вещами. И вот вы, изнервничавшийся, издерганный человек, пошли по городу, рассказывая про Понтия Пилата. (Булгаков, 1988, с. 359).
Но когда врач хочет приблизить свое изложение ситуации к видению Ивана, он тоже использует глагол НВ, хотя и не в личной, а в причастной форме, воссоздавая тем самым свернутый фрейм, вербализированный ранее Иваном:
— На том основании, что как только вы явитесь в кальсонах в милицию и скажете, что виделись с человеком, лично знавшим Понтия Пилата, — как моментально вас привезут сюда и вы снова окажетесь в этой же самой комнате. (Булгаков, 1988, с. 358).