Чистилище Святого Патрика

Дата: 2025-05-01; Просмотры: 2

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

В очаровательном средневековом романе «Фортунатус и его сыновья» (который, кстати, является одним из сокровищ мировой мифологии) рассказывается о том, как этот весьма достойный молодой человек посетил загадочную пещеру на озере Лох-Дерг, Чистилище Святого Патрика.

Путешествуя, Фортунатус узнал о том, что в двух днях пути от города Валдрик в Ирландии находится город Верник, где расположен вход в чистилище. Он направился туда с многочисленной челядью. Там он нашел большое аббатство; в церкви за алтарем была дверь, ведущая в темную пещеру, которая называлась Чистилищем Святого Патрика. Чтобы войти туда, требовалось разрешение самого аббата. И вот слуга Фортунатуса, Леопольд, предстал пред очами аббата и доложил ему, что знатный вельможа с Кипра желает осмотреть пещеру. Аббат тотчас же попросил Леопольда передать своему хозяину приглашение отужинать вместе с ним. Фортунатус купил кувшин вина и отослал в дар монастырю; в назначенный час он явился к ужину.

«Преподобный отец, – обратился к аббату Фортунатус. – Я слышал, что здесь находится Чистилище Святого Патрика. Так ли это?»

«Да, это так, – ответил аббат. – Много веков назад на том месте, где сейчас стоят город и аббатство, была унылая пустыня. Недалеко отсюда жил в смирении и аскезе святой отшельник по имени Патрик. Однажды он обнаружил эту довольно глубокую пещеру. Он зашел в нее, но в темноте заблудился и понял, что не может найти дорогу назад. После долгих и бесплодных поисков выхода он упал на колени и попросил Господа вывести его из пещеры, если будет на то Его воля. Пока Патрик молился, он слышал доносящиеся из глубины пещеры душераздирающие стоны, как будто души вопили в Чистилище. Окончив молитву, он, с Божьей помощью, отыскал выход наружу и с того дня еще больше стал изнурять свою плоть. После кончины Патрик был причислен к лику святых. Набожные люди, узнавшие его историю, построили на этом месте монастырь».

Фортунатус спросил, все ли, кто заходил в пещеру, слышали крики измученных душ.

«Некоторые утверждают, что слышали горестный плач и стоны, другие говорят, что ничего не видели и не слышали. Однако никто еще не сумел добраться до дальних пределов пещеры».

Тут Фортунатус попросил позволения побывать там, и аббат охотно согласился, предупредив молодого человека, чтобы он держался ближе ко входу и не забирался вглубь, поскольку были такие, кто рискнул сделать это, но так и не вернулся назад.

На следующий день рано утром Фортунатус и его верный Леопольд приняли святое причастие, дверь, ведущую в Чистилище, отперли, каждому из них дали по свече, и, с благословения аббата, оставили в кромешной темноте. Дверь за ними закрылась. Сначала до них еще доносилось еле слышное пение монахов наверху, затем, по мере того, как они удалялись от входа, оно становилось все менее слышным и вскоре прекратилось совсем. Они долго блуждали по пещере, переходя из одного коридора в другой, потеряли дорогу, свечи их догорели, и в отчаянии они опустились на землю, мучимые голодом, жаждой и страхом.

Напрасно монахи час за часом ожидали их; посетители пещеры не возвращались. Прошел день, отслужили вечерню, а их все не было. Слуги Фортунатуса начали волноваться и требовать, чтобы им возвратили их господина. Аббат был напуган. Он велел послать за стариком, сумевшим однажды пробраться очень глубоко в пещеру, привязав к дверной ручке один конец клубка, который он держал в руках. Старик вызвался отправиться на поиски Фортунатуса, и по воле провидения они увенчались успехом. После этого аббат уже никому не давал позволения входить в Чистилище.

Во времена правления Генриха II жил Генри Сальтрей, который описал паломничество рыцаря Овейна к Чистилищу Святого Патрика. Сочинение его приобрело огромную популярность. Генри был монахом бенедиктинского аббатства в Сальтрее в Хантингдоншире, а историю эту ему рассказал Гилберт, аббат из графства Лаут, который, по некоторым сведениям, также опубликовал рассказ о необыкновенных видениях, посетивших Овейна в пещере. Сочинение вскоре было переведено на другие языки и распространилось по всей средневековой Европе. Именно из него люди впервые узнали о загадочной пещере Лох-Дерга. Мария Французская была одной из тех, кто перевел это сочинение на французский язык (она изложила его в стихах); имеются также две английские версии. В одной из них происхождение Чистилища описано так. Святой Патрик, проповедовавший в Ирландии слово Божье, рассказывал народу о райском блаженстве, об адских муках и о Чистилище. Однако люди не поверили ему и потребовали, чтобы он как-нибудь подтвердил свои слова. Святой Патрик обратился к Господу с молитвой, прося дать неверующим доказательство. Тогда Господь указал ему пустыню, где находился сокровенный вход в пещеру. И сказал Господь, что тот, кто совершит паломничество в эту пещеру и сумеет провести там день и ночь, призвав на помощь свою веру, увидит многие чудеса и, когда придет его время, будет избавлен от Чистилища.

После этого святой Патрик, «не зная отдыха ни днем, ни ночью», построил на этом месте аббатство. Он сделал дверь в пещеру, запер ее, а ключ вручил настоятелю. Рыцарь Овейн, служивший королю Стефану, вел неправедную жизнь, полную грехов и пороков, но, раскаявшись, решил посетить Чистилище Святого Патрика. Пятнадцать дней он молился и раздавал милостыню, затем пошел к мессе, омылся святой водой и причастился, после чего прошел в процессии вслед за Святыми Дарами; во время ее монахи «так громко, как только могли» пели литании. Затем сэра Овейна заперли в пещере в полной темноте. На ощупь он стал двигаться вперед. Заметив брезживший вдалеке свет, он направился к нему и вышел в огромный зал. Там он увидел людей с обритыми головами, одетых в белое. Они рассказали Овейну, как защититься от злых духов. Вскоре после этого его со всех сторон окружили демоны. Они кривлялись и грозили ему. Овейн видел несколько мест, где мучаются души. Так, он видел души, которые прибивали к земле раскаленными медными гвоздями; привязанные за волосы души, которых кусали огненные змеи; некоторых подвешивали над огнем за те части тела, которыми они грешили, других поджаривали на вертеле. Были там и ямы с расплавленными металлами; в них погружены были мужчины и женщины, кто по пояс, кто по грудь, кто под самый подбородок. Демоны стали толкать рыцаря к одной из этих ям, но он воззвал к Господу и спасся. Еще он видел озеро, где души пытали нестерпимым холодом, и реку с кипящей смолой, которую он перешел по шаткому и узкому мостику. За мостом была стеклянная стена, ворота в ней вели в рай. Это зрелище показалось Овейну столь восхитительным, что он с радостью остался бы там, пройдя через все муки, но он должен был вернуться на землю и исполнить наложенную на него епитимью. Возвращался он коротким и менее трудным путем. На следующее утро настоятель нашел его у двери, потрясенного пережитым. Позже рыцарь Овейн совершил паломничество в Святую землю и окончил свои дни в благочестии и набожности.

Перевод Марии состоит из трех тысяч строф; Легран д’Осси проанализировал его в своих «Фаблио», том IV.

Гиральд Камбрейский, описывая топографию Ирландии, упоминает и о Чистилище. Он называет остров на озере Лох-Дерг одним из главных чудес в стране. Согласно Гиральду, остров делится на две части: одна из них, та, в которой возведена церковь, светла и приятна глазу; другая же дика, непривлекательна на вид и является логовом демонов. В этой части острова, пишет он, находится девять пещер; и если какой-нибудь храбрец осмелится провести ночь в любой из них, демоны подвергнут его таким страшным мучениям, что счастьем будет, если он останется в живых. Также, пишет Гиральд, говорят, что ночь, проведенная в пещере, избавляет человека от мук Чистилища.

Жослен в жизнеописании святого повторяет эту легенду; Генри Найтон, однако, утверждает, что местоположение Чистилища открылось не Апостолу Ирландии, а аббату Патрику; с ним соглашается и Джон Бромптон. Александр Некам называет это место Чистилищем Святого Брендана. Цезарий Гейстербахский в начале XIII века писал: «Если кто-нибудь не верит в существование Чистилища, пусть отправляется в Шотландию[28] и посетит Чистилище Святого Патрика; все его сомнения тут же развеются». «Этой рекомендации, – сообщает господин Райт в своем интересном и во всех отношениях достойном, но несколько занудном сочинении, – часто следовали люди в том, а особенно в последующем столетии. Пилигримы из разных стран Европы, в том числе знатные и богатые, устремлялись в это священное место. Среди реестров, хранящихся в лондонском Тауэре и датируемых 1358 годом, находятся свидетельства, выданные королем[29] в один и тот же день двум знатным иностранцам, венгру и ломбардцу, Николя де Беккари, о том, что они действительно совершили паломничество в Чистилище Святого Патрика. И позже, в 1397 году, король Ричард II дает охранную грамоту Раймону, виконту Перило, рыцарю Родоса, управляющему двором короля Франции, с двадцатью людьми и тридцатью лошадьми, чтобы он мог посетить Чистилище. Раймон де Перило, возвратившись во Францию, написал рассказ о своем путешествии на лимузенском диалекте; эти записки были переведены на латынь и использованы О’Салливаном в его «Католической истории Ибернии».

Этот рассказ очень напоминает несколько измененную историю Овейна.

Фруассар передает свой разговор с сэром Уильямом Лизлом, побывавшим в Чистилище. «Я спросил его, что это за пещера, называемая Чистилищем Святого Патрика, и правда ли то, что о ней говорят. Он ответил, что такая пещера, без сомнения, есть, поскольку он сам и другой английский рыцарь посетили ее, в то время как король находился в Дублине. Они спустились в нее с заходом солнца, провели там взаперти всю ночь и вышли только утром следующего дня. Тогда я спросил, видел ли он странные и необъяснимые вещи, о которых столько рассказывают. Он ответил, что, как только он и его спутник вошли в пещеру, их будто бы окутал какой-то горячий пар и так странно подействовал на их головы, что они вынуждены были опуститься на каменные ступени. Посидев так некоторое время, они почувствовали, что начинают погружаться в сон, и проспали до утра. Я поинтересовался, что же они видели во сне и в каких местах пребывали. На это он ответил, что им снились чудесные сны, совсем не такие, как обычно, но, покинув с рассветом пещеру, они вскоре совершенно забыли, что же им привиделось, из чего он заключил, что все это было не более чем игрой воображения».

Следующим, кто поведал нам о своем паломничестве в Чистилище Святого Патрика, был Уильям Стаунтон из Дарема. Произошло это в 1409 году, в следующую после праздника Святого Креста пятницу. Рукопись, в которой описаны его видения, хранится в Британском музее. Большую ее часть уже процитировал в своей работе господин Райт; я же приведу только несколько отрывков, изложив их на более современном языке.

«Я вошел внутрь в сопровождении процессии; настоятель и монахи горячо молились обо мне. Меня научили молитве Jhesu Christe, Fili Dei vivi, miserere mihi peccatori и велели читать ее всякий раз, когда я почувствую присутствие духа, злого или доброго, или услышу любые звуки, могущие напугать меня. Первое слово этой молитвы начертали у меня на лбу». Оставшись в одиночестве, Уильям вскоре уснул. Во сне ему явились святой Иоанн Бридлингтонский и святой Ив, которые стали его проводниками по Чистилищу. По мере их продвижения вперед выяснилось, что Уильям виновен в преступлении против Святой Церкви и он не может идти дальше, не очистившись от этого греха. Обвинение было предъявлено сестрой Уильяма, преградившей им путь. «Перед вами обвиняю я своего брата, находящегося здесь. Ибо человек, который стоит рядом со мной, любил меня, и я любила его, и я была бы ему законной женой, а он мне мужем, как повелел Господь и как учит Святая Церковь, и дала бы я жизнь еще троим, если бы брат мой не воспрепятствовал нашей свадьбе». Святой Иоанн спросил Уильяма, отчего он не дал соединиться двум любящим друг друга. «Говорю тебе, ни мужчина, ни женщина не вправе мешать никому сочетаться узами брака; хотя бы муж вел свой род от пастухов, а жена от королей и императоров, или он был бы знатного происхождения, а она низкого, если они любят друг друга; кто помешает им, тот согрешит против Господа и Святой Церкви и перенесет много страданий». Огорченный этим вопиющим прегрешением, святой Иоанн показывает Уильяму пылающий костер, в котором горят люди в нарядных одеждах. «Некоторые были в золотых ожерельях, другие в серебряных, на третьих были богатые пояса из золота и серебра; были такие, одежды которых украшены серебряными бубенчиками, женщины в платьях с длинными шлейфами, с диадемами из золота, жемчуга и драгоценных камней на голове. Я увидел, как загорелись на них все эти красивые ожерелья, перевязи, пояса, как нарядные одежды превратились в отвратительных гадюк, драконов и жаб, жалящих, кусающих, пьющих из них кровь, увидел, как сквозь каждый серебряный бубенчик бесы забивают в их плоть раскаленные гвозди. Бесы сдирали кожу с их плеч и срезали ее, горящую; от платьев женщин они отрезали шлейфы и сжигали у них на голове, некоторые несчастные отрывали горящую ткань вместе с носами, ушами и губами. Я видел также, как драгоценные диадемы превратились в огненные гвозди, и бесы огненными молотами забивали их прямо в головы». Это была кара, постигшая тщеславных и гордых людей. Затем ему показали другой костер; там бесы вырывали людям глаза и заливали в глазницы расплавленную медь и свинец, отрывали у них руки, ноги и ногти и опять припаивали. Такая судьба ожидала сквернословов. Уильям увидел множество таких костров, где демоны подвергали своих жертв самым изощренным и ужасным пыткам. Пожалуй, нам незачем углубляться в это еще дальше.

В конце XV века Чистилище на Лох-Дерге было разрушено по приказу папы римского после того, как голландский монах из Аймштадта побывал там и нашел, что эта пещера ничем не отличается от всех других. Чистилище было закрыто в День святого Патрика в 1497 году, но молва о нем еще долго будоражила умы людей. Кальдерон посвятил ему одну из своих пьес. Про него рассказывали многочисленные французские и испанские издания легенд и преданий. Эти истории о Чистилище были не менее популярны в прошлом столетии, чем те книжки с красочными описаниями рая и ада, которыми в наши дни торгуют разносчики. Как-то я сам приобрел одну такую (сюжет ее, возможно, был основан на старой легенде о Чистилище Святого Патрика) и обнаружил, что она вышла совсем недавно.

Вне всяческих сомнений, история о Чистилище Святого Патрика берет начало из древних языческих мифов, в которых герой спускается в ад; их можно найти у всех народов. Геракл, Одиссей, Орфей у греков, Эней у римлян посещают мир иной и наблюдают там картины, весьма схожие с теми, что описаны в приведенных выше христианских легендах. У финнов Вяйнямёйнен попадает в Похьёлу, страну страха и темноты, у эстонцев Калева падает в загадочную пещеру, где обитает мерзкое чудовище; он посещает различные дворы и похищает дочерей чудовища. Еще более удивительное предание есть у древнего народа киче, оно содержится в их священной книге «Пополь-Вух». Там рассказывается о Шибальбе, где встречаются места не менее неприятные, чем поля и озера Чистилища Святого Патрика. Одно – это Дом мрака, другой дом населяют люди с острыми ножами, третье – Дом жары, четвертое – Дом холода; в одном из домов обитают летучие мыши, пьющие кровь, в следующем – свирепые ягуары.[30]

Согласно норвежской мифологии, у Одина есть Дом холода и Дом жары, а обитель Хель описана следующим образом: «В Нифльхейме у нее большие селения, и на диво высоки ее ограды и крепки решетки. Мокрая Морось зовутся ее палаты, Голод – ее блюдо. Истощение – ее нож, Лежебока – слуга. Соня-служанка, Напасть – падающая на порог решетка. Одр Болезни – постель. Злая Кручина – полог ее».[31]

Туда спускался автор «Песни о солнце» в «Старшей Эдде». Эта причудливая поэма принадлежит, предположительно, Сэмунду Мудрому (ум. 1131), во всяком случае, не более поздним авторам. Она представляет собой странную смесь христианства и язычества, из чего можно сделать вывод, что поэт на тот момент не определился, какой религии придерживаться.

39. Солнце я видел – звезду дневную,

в море скрывалось оно. Тяжкий скрежет

услышал я в ужасе: скрипели смерти врата.

51. У престола норн я сидел девять дней,

был поднят затем на повозку.

Сияло яростно ётунов солнце

с низко нависших небес.

52. Чудилось мне, что на этой повозке

проехал я семь миров.

Всюду искал я дорогу торную,

более ровных путей.[32]

Одна из тропинок приводит героя к потоку, где мечутся обожженные птицы; это – души, и их очень много. Затем он оказывается в краю, где не текут воды. Женщины с лживыми лицами перемалывают землю в пищу.

58. Кровавые камни жены вращали,

искупая свою вину. У каждой преступницы кровью

сердце сочилось в разверстой груди.[33]

Он встречает мужчин с окровавленными лицами, на лбу у них начертаны звезды язычества – знаки рун роковых; на груди у завистников вырезаны кровавые руны. Скупцы отправляются в Замок Скупцов, влача свинцовый груз, убийц пожирают ядовитые змеи, нарушителей субботы прибивают за руки к горячим камням. Гордецов заворачивают в огонь, клеветникам выклевывают глаза вороны Хель.

68. Не должен знать ты все эти муки,

что терпят ушедшие к Хель.

Утехи греховные тяжко караются,

за радостью следует страх.[34]

Для греков спуск в пещеру Трофония имеет не меньшее значение, чем посещение Чистилища Святого Патрика у христиан. Пышные обряды, в чем-то схожие, предваряют это действие, и результаты тоже не очень отличаются.[35]

Стоит заметить, что жизнь легенде о Чистилище Святого Патрика дали кельты, и объяснение этого факта лежит на поверхности. Согласно древним кельтским верованиям, потусторонний мир разделялся на три круга, соответствующие Чистилищу, Раю и Аду, над Адом простирался мост («мост страха»), очень узкий («не шире нитки»), по которому души умерших должны были пройти, чтобы попасть во владения света. А чистилище является отголоском учения друидов. Так, в древней бретонской балладе Тина пересекает озеро боли, где в маленьких лодках плавают умершие в белых одеждах, а затем пробирается сквозь долины крови.

Так как эта легенда очень подробно была проанализирована господином Райтом, не имеет смысла задерживаться на ней дальше. Однако мы расходимся с ним относительно ее происхождения. Он утверждает, что она возникла из-за жадности монахов, я же считаю, что она является одним из примеров живучести языческих мифов, проникших в средневековое христианство и добавивших ему новых красок.

Глава 12

Земной рай

Местонахождение Земного рая и представление о том, как он выглядит, похоже, не интересовали наших англосаксонских предков и не слишком обсуждались в их среде.

В Британском музее хранится карта Х века, сопровождающая «Описание» Присциана, которая является гораздо более точной, чем большинство карт, которые мы находим в рукописях позднее. Рай на ней располагается не в Кохинхине или на островах Японии, как это было впоследствии, после того как сказочное путешествие святого Брендана стало популярным в XI веке.[36]

Однако место указал уже Косьма в VII веке. Согласно ему, Рай располагается за океаном на континенте к востоку от Китая, и в нем находятся истоки четырех великих рек: Фисона, Гиона, Хиддекеля[37] и Евфрата. На карте IX века, хранящейся в библиотеке Страсбурга, Земной рай расположен на самом востоке Азии, то есть находится в Поднебесной. То же место он занимает и в Туринской рукописи, а также на карте из Британского музея, сопровождающей комментарии к Апокалипсису.

Согласно письму Пресвитера Иоанна, посланного императору Мануилу Комнину, Рай находится поблизости от его владений – всего в трех днях пути, но где именно расположены сами владения, четко не указано.

Этот мифический царь пишет: «Река Инд, которая берет начало в Раю, течет среди долин в этой области и охватывает всю ее своими изгибами. Здесь находят изумруды, сапфиры, карбункулы, топазы, хризолиты, ониксы, бериллы, сардисы и многие другие драгоценные камни. Там также произрастает растение ассидий». Более того, чудесный источник пробивается у подножия горы Олимп, находящейся во владениях Пресвитера Иоанна, «вкус воды в этом источнике меняется день за днем и час за часом, источник этот находится едва ли дальше, чем в трех днях пути от Рая, откуда был изгнан Адам. Если кто-то трижды выпьет воду оттуда, то с этого дня не будет ощущать усталости и на протяжении всей жизни останется тридцатилетним».

Этот «Олимп» является искажением названия Алумбо, а это не что иное, как Коломбо на Цейлоне, что совершенно очевидно из «Путешествия сэра Джона Мандевилля», хотя этот важный источник и ускользнул от внимания сэра Эмерсона Теннанта.

Он пишет: «Около этого леса находится город, называемый Поломб, а над городом возвышается огромная гора, также именуемая Поломб. От этой горы город и получил свое название. У подножия ее находится чудесный источник, вода в котором имеет аромат и вкус всех пряностей, и каждый час его вкус и запах меняются. И кто трижды испробует воду из этого источника, тот излечится от всех болезней, что у него были. Те, кто пьет эту воду постоянно, никогда не хворают и становятся моложе. Я попробовал эту воду три или четыре раза, и мне кажется, чувствую себя лучше. Некоторые называют его Источником молодости, потому что они часто пили из него и молодели, живя без болезней. Люди говорят, что этот источник берет свое начало в Раю, и поэтому он такой чудесный».

Готье Мецкий в своей поэме «Картина мира», написанной в XIII веке, помещает Земной рай в недосягаемой области Азии. Его окружает стена пламени, а единственный вход охраняет ангел с пылающим мечом.

Ламберт в рукописи XII века, хранящейся в Императорской библиотеке в Париже, описывает его как «райский остров в океане на востоке». На карте Рай изображен в виде острова, расположенного немного южнее Восточной Азии и окруженного сиянием. Остров находится немного в стороне от основной части суши. В другой рукописи из той же библиотеки – средневековой энциклопедии – под словом «Рай» имеется надпись, что в центре Рая находится источник, который питает сад. Его и описывал Пресвитер Иоанн, и из него сэр Джон Мандевилль пил, как он утверждал, три или четыре раза. Недалеко от этого источника находится Древо жизни. Температура в этом месте постоянна, не бывает ни холода, ни изнуряющей жары, иссушающей растения. Четыре уже упомянутых реки вытекают из него. Однако войти в Рай невозможно из-за окружающей его стены пламени.

Палуданус в своей «Новой энциклопедии» на правах авторитетного источника рассказывает, будто Александр Македонский был полон желания увидеть Земной рай и что он предпринял военные походы на Восток, дабы достичь своей цели и получить к нему доступ. Он утверждает, что, когда Александр был уже недалеко от Эдема, его солдаты схватили в ущелье некоего старца и собирались отвести его к правителю. Тот сказал им: «Идите и объявите Александру, что напрасно ищет он Рай. Усилия его тщетны, ибо путь в Рай – это путь смирения, о котором он ничего не знает. Возьмите этот камень, отдайте его Александру и скажите ему: «Научись у этого камня, что ты должен думать о себе». Этот камень имел большую ценность и был очень тяжелым, он превосходил по весу и ценности все другие драгоценные камни. Но когда камень измельчают в порошок, он становится таким же легким, как и пучок травы, и ничего не стоит. Этим загадочный старик сказал, что Александр живой является величайшим из правителей, но Александр мертвый представляет собой ничто.

Самый странный из средневековых проповедников, Меффрет, попавший в беду из-за того, что отрицал непорочное зачатие Девы Марии в своей второй проповеди в третье воскресенье рождественского поста, тоже рассуждал о местонахождении Земного рая. Он утверждал, ссылаясь на святого Василия и святого Амвросия, что тот расположен на вершине очень высокой горы в Восточной Азии. Эта гора так высока, что воды четырех рек низвергаются в озеро у ее подножия с ужасным грохотом и люди, живущие на берегах этого озера, стали абсолютно глухими. Меффрет также объяснял, что Рай избежал Всемирного потопа, поскольку гора была столь высока, что воды, которые сомкнулись над вершиной Арарата, смогли всего лишь омыть ее подножие.

Рукопись, хранящаяся в Британском музее, сообщает нам, что «Рай находится не на земле и не на небе. Книга утверждает, что воды потопа поднялись на сорок саженей над самыми высокими горами земли, а Рай располагался на сорок саженей выше этих вод. Он находится между небом и землей, как создал его Творец. Он абсолютно одинаков в длину и в ширину. Там нет низин и нет холмов, холода и снега, града и дождя. Но там есть источник жизни. В первые дни января источник разливается и течет так спокойно и прекрасно по всей этой земле. Он неглубок: человек может пальцем достать до дна. Так происходит каждый месяц, в первые дни источник начинает разливаться. И есть там лес, все деревья в котором прямы, как стрелы, и такие высокие, что ни один человек никогда не видел их верхушек. С них никогда не опадают листья, они всегда зелены и прекрасны. Рай находится в восточной части мира. Здесь нет жары, голода и никогда не наступает ночь. Солнце здесь светит в семь раз ярче, чем на земле. Здесь живут бесчисленные ангелы божьи, а также блаженные души, ждущие дня Страшного суда. Здесь же обитает прекрасная птица феникс, великая и огромная, как и тот, кто создал ее, она господствует над всеми птицами».

Монах, который побудил святого Брендана совершить его мифическое путешествие, сказал ему, что он должен плыть из Ирландии строго на восток и в конце концов достигнет Рая, который представляет собой остров, исполненный радости и веселья. Земля там блестит, подобно солнцу, и являет собой восхитительное зрелище, а полгода, которые монах провел там спящим, пролетели как несколько минут. Когда он вернулся в аббатство, одежда его все еще благоухала ароматами Рая. Святой Брендан также побывал на этом острове и за сорок дней пересек его со своими спутниками, никого не встретив. Затем они достигли широкой реки, на берегу которой увидели юношу, сказавшего им, что этот поток делит мир на две части и никто из живых не может пересечь его.

В сборнике рукописей из библиотеки Колледжа Тела Христова в Кембридже есть карта мира, датируемая XII веком, на которой Рай изображен в виде острова, расположенного напротив устья Ганга, который впадает в океан примерно в том месте, где в действительности в море впадает Амур.

В англо-саксонском стихотворении «О птице феникс» приводится перевод работы Псевдо-Лактанция:

Край прекрасный,

как не раз я слышал,

там, на востоке,

распростерся обширный,

всеземнознатный:

здесь, в средимирье,

та земля далекая

людям недоступна,

вживе недостижима,

а для мужей-злотворцев

по воле Всевышнего

вовсе заповедана.

Берега богатые

благим раствореньем,

нездешним духом

чудесно овеяны.[38]

Затем следует описание всех удовольствий, которые можно себе представить и без дальнейшего цитирования.

Герефордская карта XIII века изображает Земной рай в виде круглого острова, расположенного недалеко от Индии и отделенного от остальной суши не только морем, но и стеной, ворота в которой обращены к западу.

Руперт Дейцкий говорит, что Рай находится в Армении. Рудольф из Хайдена в XIII веке, опираясь на авторитет святого Василия и святого Исидора Сивильского, помещает Эдем в недостижимой области Восточной Азии, такого же мнения придерживается и Филосторг. Гуго Сен-Викторский в своей книге сообщает следующее: «Рай – это место на Востоке, где растут все виды деревьев. В нем находится и Древо жизни. Здесь нет ни холода, ни зноя, всегда одинаковая температура. Здесь же находится источник, питающий четыре реки».

Рабан Мавр высказывается с большей осторожностью: «Многие люди желают видеть местом для Рая восток земли, хотя его и отделяет от всех стран, ныне населенных людьми, огромное пространство океана. Поэтому воды потопа, покрывшие самую высокую вершину нашего мира, и не смогли достичь его. Находится ли он там, или где-либо еще, Бог знает, но то, что такое место некогда было , и было оно на земле, несомненно».

Жак Витрийский, Гервазий Тильберийский и многие другие придерживались такой же точки зрения на местонахождения Рая, что и Гуго Сен-Викторский.

Монах и путешественник Журден де Северак в начале XIV века утверждал, что Земной рай находится в «третьей Индии», иначе говоря, в Индии по ту сторону Ганга.

Леонардо Дати, флорентийский поэт XV века, поместил райский сад в Азию.

Но пожалуй, самое примечательное описание Земного рая появляется в «Саге об Эйрике», исландской повести о приключениях некоего норвежца по имени Эйрик, который, будучи язычником, поклялся, что найдет легендарную Страну бессмертия из скандинавской мифологии. Само повествование, возможно, является христианским изложением древнего языческого мифа, а Рай, согласно ему, находится в Глэсисвеллире.

Судя по большинству рукописей, история является не чем иным, как рассказом религиозного содержания. Но один из переписчиков отважился утверждать, что все это —истинная правда, и детали сообщили те, кто слышал их из уст самого Эйрика. Вкратце эта история такова.

Эйрик был сыном Транда, короля Тронхейма. Поклявшись найти Страну бессмертия, он поехал в Данию, где встретился с другом, которого тоже звали Эйрик. Затем они отправились в Константинополь, там их призвал к себе император, который долго беседовал с ними на темы истинности христианства и местонахождения Страны бессмертия. Последняя, как он уверил их, является не чем иным, как Раем.

«Мир, – утверждал правитель, который не забыл географию, окончив школу, – имеет окружность в 180 000 стадий (около 1 000 000 английских миль), и его поддерживают не опоры – ничуть! – поддерживает его сила Господа. Расстояние от земли до неба составляет 100 045 миль (согласно другой рукописи, 9382 мили – разница не важна), а вокруг земли находится огромное море, называемое Океаном». «А что находится к югу от земли?» – спросил Эйрик. «О! Там находится конец мира, и это – Индия». – «И где же я смогу найти Страну бессмертия?» – «Рай, который, я полагаю, ты имеешь в виду, лежит немного восточнее Индии».

Получив эту информацию, оба Эйрика отправились в путь, имея письма от греческого императора.

Они пересекли Сирию и сели на корабль, возможно в Балсоре, на нем достигли Индии и продолжили путешествие верхом на лошадях, пока не попали в густой лес, мрак в котором царил такой, что даже днем сквозь сплетенные ветви были видны мерцающие звезды, так же как они видны со дна колодца.

Когда же оба Эйрика вышли из леса, то оказались у пролива, отделявшего их от прекрасной земли, которая конечно же была Раем. Датский Эйрик, стремясь показать свои знания, заявил, что пролив является рекой Фисон. Его пересекал каменный мост, охраняемый драконом.

Датский Эйрик, испуганный перспективой встречи с чудовищем, отказался идти дальше и даже постарался уговорить своего друга отказаться от попытки войти в Рай, как от безнадежного дела. Однако норвежец осторожно вошел, сжимая меч в руке, в пасть дракона и в следующий момент, к его безграничному удивлению и восторгу, обнаружил себя не во мраке утробы монстра, а в Раю.

«Земля была наипрекраснейшей, пышную траву покрывали цветы, по ней струились потоки меда. Земля была обширной и ровной, не было видно ни гор, ни холмов. В безоблачном небе ярко светило солнце, ночь и темнота не наступали. В воздухе царило спокойствие, лишь легкий ветерок разносил ароматы цветов». После короткой прогулки Эйрик увидел то, что конечно же было заметным объектом, а именно башню, висящую в воздухе без какой-либо поддержки. В нее можно было войти по узкой лестнице. По ней Эйрик поднялся в башню и нашел там прекрасную еду, приготовленную для него. После трапезы он уснул. Во сне ему явился ангел-хранитель, который пообещал привести его на родину, а по истечении десяти лет со дня его возвращения в Тронхейм прийти за ним снова и забрать его навсегда.

Затем Эйрик вернулся в Индию, не пострадав от дракона, который просто изрыгнул его. Несмотря на свой грозный вид, он был, судя по всему, существом безобидным и ленивым. После утомительного семилетнего путешествия Эйрик достиг родных земель, где он поведал о своих приключениях, к замешательству язычников, восторгу верующих и в назидание всем. «На десятый год на рассвете, когда Эйрик вышел, чтобы помолиться, Святой Дух унес его, и его больше никогда не видели в этом мире. Здесь заканчивается все, что мы должны сказать о нем».[39]

Сага, которую я кратко описал, конечно, поразительна и содержит несколько превосходных пассажей. Она выражает распространенное мнение, которое отождествляло Рай с Цейлоном, и, действительно, более раннее исландское произведение «Римбегла» указывает, что Земной рай находится неподалеку от Индии, поскольку там отмечено, что Ганг берет свое начало в горах Эдема. Похоже, что удивительная история Эйрика, если только это не христианская обработка языческого мифа, может содержать сведения о реальной экспедиции в Индию одного из тех отважных путешественников, которые пересекли Европу, исследовали север России, высадились на побережье Африки и открыли Америку.

Позже XV века мы не находим теорий, касающихся Земного рая, хотя существует множество трактатов, посвященных предполагаемому местонахождению древнего Эдема. В Мадриде в 1629 году было опубликовано стихотворение на эту тему. В 1662 году Г. Кирхмайер, профессор Виттенбергского университета, написал серьезное исследование «О Рае». Фр. Арнульс создал в 1665 году работу о Рае, полную вопиющих нелепиц. В 1666 году появилась работа Калвера «Рассуждение о Земном рае». Бохарт создал трактат на эту тему, Гюе также, и работа последнего выдержала семь переизданий. Последнее вышло в Амстердаме в 1701 году. Отец Ардуен написал «Новый трактат о местонахождении Земного рая» (Гаага, 1730). Армянский труд о райских реках был переведен Сен-Мартеном в 1819 году, а в 1842 году сэр У. Усли прочел доклад о местонахождении Эдема на собрании Литературного общества в Лондоне.

Глава 13

Святой Георгий

Трудно представить себе задачу более интересную для исследователя, чем анализ легенд, связанных с этим воином-мучеником, поскольку в них можно найти почти все типичные семитские и арийские мифы практически в первозданном виде.

Корни их отчетливо просматриваются и на Востоке, и на Западе. Священные предания древних стали частью новой веры и приобрели новую окраску. Неизбежно возникает вопрос, существовал ли такой человек на самом деле, и если да, то был ли он католиком или еретиком. Евсевий рассказывает: «Когда впервые был оглашен указ о церквах[40], некий человек самого высокого, по мирским представлениям, звания, движимый ревностью по Боге и побуждаемый горячей верой, схватил указ, прибитый в Никомидии в общественном месте, и разорвал его на куски как богохульный и нечестивейший. Это произошло, когда в городе находилось два властителя: один – самый старший – и другой, занимавший после него четвертую ступень в управлении. Этот человек, прославившийся таким образом, выдержал все, что полагалось за такой поступок, сохраняя до последнего вздоха ясный ум и спокойствие».[41]

Предполагается, что этим мучеником, имени которого Евсевий не называет, был святой Георгий. Если это действительно так, то, пожалуй, это все, что известно о нем из достоверного источника. Однако этот святой был необычайно популярен со времен раннего христианства. Считается, что он претерпел муки в Никомидии в 303 году, а вскоре его стали почитать в Финикии, Палестине, а затем и на всем Востоке. В VII веке в Риме было две церкви Святого Георгия; в Галлии его начали почитать в V веке. В статье, представленной в «Трудах Королевского литературного общества»[42], господин Хогг упоминает относящуюся к 346 году н. э. греческую надпись, скопированную в очень древней церкви в городе Эзра в Сирии, которая изначально являлась языческим храмом. О Георгии в ней говорится как о святом мученике. Это важное свидетельство, так как в те времена жил еще один Георгий, епископ александрийский (ум. 362), с которым иногда путают святого.

Наиболее ранние сказания о святом Георгии, процитированные впоследствии болландистами, написаны на греческом языке и датируются VI веком. Кроме них существуют еще латинские тексты, составленные, предположительно, слугой Георгия Пасикратом и принадлежащие к VIII веку. На самом деле они являются переводами более ранних источников, чем те, что были опубликованы болландистами. Они также являются апокрифическими. Соответственно, о святом Георгии мы знаем лишь то, что был такой мученик, родился он в Лидде, но вырос в Каппадокии, что он служил в римской армии и претерпел мученическую смерть за Христа. Кончина его была не просто мученической, но великомученической; судя по тому, как жизнеописатели Георгия рассказывают о пытках, которым он подвергался, – все они сходятся на том, что муки его были невыносимыми.

Георгий является одним из особенно почитаемых святых. Кальвин был первым, кто усомнился в том, что это должно быть так. За ним последовал доктор Рейнольдс, по мнению которого святой Георгий и арианский епископ александрийский – одно и то же лицо. Этот человек родился на сукновальной мельнице в Эпифании, в Киликии. Сначала он был поставщиком провизии для армии в Константинополе, там он и стал последователем арианства. Когда его уличили в мошенничестве, он вынужден был бежать и укрылся в Каппадокии. Друзья-ариане простили его, после того как он выплатил некоторый штраф, и послали в Александрию, где он был избран епископом, в противовес святому Афанасию, сразу же после смерти арианского прелата Григория. Вместе с Драконтием и Диодором он начал жестокие гонения на католиков и язычников. Последние, не выдержав, восстали и убили его. Доктор Хейлин встал на защиту святого покровителя Англии[43], но в 1753 году доктор Джон Петтингал снова поднял вопрос о личности святого Георгия в своей работе о происхождении его конной статуи. Ему ответил доктор Самюэль Пегг в докладе, сделанном для Общества собирателей древностей в 1777 году. Гиббон абсолютно необоснованно утверждал, что этот святой и арианский прелат являются одним и тем же человеком. «Этот неприятный персонаж был ошибочно принят за мученика, святого и христианского героя. Пользовавшийся дурной славой Георгий Каппадокийский превратился в святого Георгия Английского, покровителя оружия, рыцарства и ордена Подвязки».

Сама невероятность подобной трансформации уже заставляет любого усомниться в истинности этого утверждения. Слишком велика была вражда между католиками и арианами, чтобы приверженца последних, да еще и гонителя католиков, могли принять за святого. Сочинения святого Афанасия, в которых тот нарисовал далеко не лестный портрет своего противника, в Средние века имели достаточно широкое распространение, и такая грубая ошибка была бы просто невозможна. Я склонен считать, что святой Георгий действительно существовал, что он был мучеником за веру и что все эти неопределенности, окружавшие его имя, невольно предоставили его жизнеописателям возможность связать с ним множество языческих легенд, которые до него не могли быть «прикреплены» к другим святым. Число мучеников-воинов не так уж велико. К житию святого Себастьяна прибавить нечего, так же как и к житиям святых Гереона и Маврикия; но вот история жизни святого Георгия не ясна. Этот недостаток вскоре был восполнен. Похожий случай мы наблюдаем с житием святого Ипполита. Древняя легенда о сыне Тесея Ипполите, разорванном на части лошадьми, была приписана святому, носящему то же имя.

Суть греческих сказаний о святом Георгии заключается в следующем.

Георгий родился в Каппадокии. Родители его были христианами; отца замучили за исповедание Христа, а мать с сыном бежала в Палестину. Он рано поступил на военную службу, где отличился храбростью и выносливостью. Когда ему исполнилось двадцать лет, скончалась его мать и Георгий получил богатое наследство. Он отправился ко двору Диоклетиана, надеясь достичь высокого положения. Когда разразились гонения на христиан, он раздал свое имущество бедным, предстал перед императором и объявил себя христианином. После безрезультатных уговоров отречься и совершить жертвоприношение языческим богам он был приговорен к смерти. В первый день, когда его стали копьями толкать в темницу, одно из копий, коснувшись его тела, сломалось, словно соломинка. Затем его руки и ноги привязали к столбам, а на грудь положили тяжелый камень.

На второй день его подвергли пытке колесом, утыканным острыми ножами и мечами. Диоклетиан счел мученика мертвым, но вдруг явился ангел, и Георгий приветствовал его, как это делали воины. Император увидел, что мученик все еще жив. Когда его сняли с колеса, оказалось, что все его раны исцелились. Тогда Диоклетиан приказал бросить Георгия в яму с негашеной известью, однако и это не повредило святому. Еще через день ему перебили кости на руках и ногах, но наутро его члены стали опять целыми.

Его заставили бежать в раскаленных докрасна железных сапогах. Он молился всю следующую ночь и на шестой день опять стоял перед Диоклетианом. Его били плетьми так, что со спины слезла кожа, но он восстал исцеленным.

На седьмой день его принудили выпить две чаши со снадобьями, от первого из которых он должен был лишиться разума, а от второго умереть. Однако они не повредили ему. После этого он совершил несколько чудес, воскресил умершего и оживил павшего вола, что заставило многих обратиться в христианскую веру.

В ту ночь святому Георгию во сне явился Спаситель с золотым венцом на голове и сказал, что того ожидает Рай.

Георгий тотчас призвал слугу, который записал все вышесказанное, и повелел после смерти отвезти его тело в Палестину. На восьмой день святой, осенив крестным знамением статую Аполлона, вынудил беса, обитавшего в ней, объявить себя падшим ангелом. После этого сокрушились все идолы в храме.

Это чудо обратило в христианство императрицу Александру. Диоклетиан в исступлении немедленно вынес ей смертный приговор. После этого был казнен и святой Георгий. Церковь отмечает его память 23 апреля.

В латинских текстах, которые, как уже говорилось, являются переводами с греческого языка, рассказывается следующее.

По наущению дьявола персидский император Дациан, повелитель семидесяти двух царей, подверг христиан жестоким гонениям. В те времена жил некий Георгий из Каппадокии, уроженец Мелитены. Там он жил у некоей благочестивой вдовы, там же и претерпел мучения. Его подвергли многочисленным пыткам: дыба, железные клещи, огонь, колесо с железными остриями; к его ногам прибивали сапоги, сажали его в железный сундук, утыканный изнутри острыми гвоздями, и сбрасывали с обрыва, били кувалдами, клали на грудь столб, швыряли на голову тяжелый камень, укладывали на раскаленное докрасна железное ложе, лили на него расплавленный свинец, бросали в колодец, забивали в него сорок длинных гвоздей, сжигали в медном быке. После каждой из них он снова и снова исцелялся. Мучения его продолжались семь лет. Его стойкость, а также чудеса, совершенные им, обратили ко Христу 40 900 человек, в том числе императрицу Александру. Дациан повелел казнить Георгия и свою супругу. В тот момент, когда их постигла кончина, огненный вихрь испепелил и самого императора.

Оба этих источника послужили основой всех позднейших греческих легенд.

Папенброэх печатает легенды, изложенные Симеоном Метафрастом (ум. 904), Андреем Иерусалимским, Григорием Кипрским (ум. 1289).

Рейнбот фон Турн (XIII век) или, возможно, тот неизвестный французский автор, сочинения которого о святом Георгии он перевел, счел нужным ограничить чрезмерную яркость предания до разумных пределов. Так, семьдесят два царя у него превратились в семерых, а бесчисленные пытки сократились до восьми. Святого связывают и кладут ему на грудь тяжелый груз, бьют палками, морят голодом, подвергают пытке при помощи колеса, утыканного остриями, четвертуют и бросают в пруд, спускают с горы в медном быке, загоняют под ногти отравленные гвозди и затем обезглавливают мечом.

Яков Ворагинский рассказывает, что Георгия сначала привязали к кресту и драли железными крючьями, пока кишки не вылезли наружу, а затем окатили соленой водой. На следующий день его заставили выпить яд, который не причинил ему вреда. Затем его привязали к колесу, утыканному остриями, но оно сломалось. Далее его бросили в котел с расплавленным свинцом, но и оттуда он вышел целым и невредимым. Затем, по его молитве, молния с небес испепелила всех идолов, а земля разверзлась и поглотила жрецов. Увидев это, жена Дациана, который, согласно Якову Ворагинскому, был проконсулом при Диоклетиане, обратилась в христианство, и ее вместе с Георгием обезглавили, после чего молния поразила Дациана и его прислужников.

Таким образом, в восточных христианских преданиях святой Георгий проходит по крайней мере через семь мук и от последней принимает кончину.

Мусульмане почитают его наравне с христианами, их легенда очень похожа на греческую и латинскую. Гиргис, или Эль-Худи, как они его называют, жил в те же времена, что и пророк Мухаммед. Аллах послал его к правителю города Мосула с призывом принять истинную веру. Владыка отказался сделать это и повелел казнить Гиргиса. Казнь свершилась, но Аллах воскресил Гиргиса и вновь послал к правителю. Его казнили во второй раз, и опять Аллах возвратил ему жизнь. В третий раз пришел он к царю, чтобы исполнить свою миссию. Тогда правитель приказал сжечь его, а пепел развеять над рекой Тигр. Но по воле Аллаха Гиргис восстал из пепла, а властитель и его приближенные были истреблены. Греческий историк Иоанн Кантакузин (ум. 1380) отмечает, что в его время существовало несколько храмов, возведенных в честь святого Георгия, куда мусульмане приходили поклониться ему. Путешественник Буркхардт упоминает о том, что «турки глубоко чтят святого Георгия». Дин Стэнли утверждает, что видел мусульманскую «часовню» на берегу моря возле города Сарафенд, древней Сарепты, посвященную Эль-Худеру, «внутри которой нет усыпальницы, а только ниша». Это отступление от мусульманских канонов объясняется, по словам местных крестьян, тем, что Эль-Худер еще не умер; он летает по всей земле, и везде, где он появляется, люди возводят такие «часовни». Ибн Вахшия эль-Касдани перевел «Книгу о набатейском земледелии». «Около 900 года нашей эры выходец из тех древних вавилонян, что переселились на болотистые земли Васита и Бассоры, где их потомки живут до сих пор, был поражен, увидев работы своих предков, чей язык он понимал, а возможно, и говорил на нем. Вахшия эль-Касдани, или Халдей, как его еще называли, был мусульманином, однако род его стал исповедовать ислам относительно недавно, со времен прадеда; он ненавидел арабов, подобно персам, питавшим те же чувства к своим завоевателям. Судьбе было угодно, чтобы в его руки попало большое собрание набатейских сочинений, спасенное от мусульманских фанатиков. Халдей решил посвятить свою жизнь их переводу и создал набатейско-арабскую библиотеку, три книги из которой, а также отдельные фрагменты четвертой дошли до наших дней».[44]

Одной из них является «Книга о набатейском земледелии», написанная Кутами Вавилонянином. Там можно найти следующий небезынтересный отрывок. «Современники Янбушадха рассказывали, что, когда он умер, все боги и все их статуи плакали над ним так же, как все ангелы и все боги плакали и горевали о Таммузе после его смерти. Они говорят, что статуи[45] со всего света собрались в вавилонском храме и оттуда устремились в храм Солнца, к огромному золотому изваянию, подвешенному между небом и землей. Статуя Солнца, рассказывают они, стояла в центре храма, окруженная остальными. Рядом с ней находились все изваяния Солнца, пришедшие из других стран, затем статуи Луны, Марса, Меркурия, Юпитера, Венеры и, наконец, Сатурна. И вот статуя Солнца начала свою погребальную песнь над Таммузом, рассказала его историю, и все идолы заплакали. Так они стенали и горевали всю ночь, от заката солнца до его восхода. Затем они вернулись туда, откуда пришли. Рассказывают также, что из глаз идола из Техамы (Южная Аравия), называемого орлом, с той самой ночи всегда текут слезы, потому что он принял особое участие в судьбе Таммуза. Этот идол по имени Неср, говорят, наделил арабов даром прорицания, так что они могут предсказать то, что еще не произошло, и разгадывают сны до того, как им поведают о них. Современники Янбушадха рассказывают, что все идолы в земле Вавилонской оплакивали его в своих храмах всю ночь до самого утра. В ту ночь шел проливной дождь, страшно гремел гром, сверкали молнии, и случилось сильное землетрясение от гор Хольвана до берегов Тигра. Идолы, говорят они, во время потопа вернулись на свои места. Это наводнение было возмездием жителям Вавилона за то, что они оставили тело Янбушадха лежать на голой земле в пустыне Шамас, так что поток принес его к Вади эль-Ахфар, а затем увлек в море. После этого в земле Вавилонской три месяца свирепствовали засуха и чума и не хватало живых, чтобы хоронить мертвых. Предания эти[46] были записаны. Теперь их читают в храмах после молитв, а люди причитают и стенают. Когда я присутствую в храме во время праздника Таммуза, что происходит в месяце, носящем его имя, и там читают его историю, я плачу вместе со всеми не потому, что верю в нее, а из сострадания и сочувствия ко всеобщему горю. Однако в историю Янбушадха я верю и, когда ее читают, тоже плачу, но это совсем иные слезы, чем те, что я проливаю над Таммузом. Причина в том, что Янбушадх жил во времена, которые гораздо ближе к нашим, нежели времена Таммуза, и потому история его более достоверна и правдива. Возможно, история Таммуза также в чем-то правдива, но в некоторых моментах я сомневаюсь, поскольку много времени прошло с тех пор».

Вот что пишет Кутами Вавилонянин. Его переводчик добавляет:

«Рассказывает Абу Бакр Ахмед ибн Вахшия. Месяц этот набатеи именуют таммузом, как я узнал из их книг, и назван он по имени человека, о котором рассказывают странную длинную легенду. Как они считают, его несколько раз подвергали самым жестоким казням. Каждый из месяцев у них носит имя какого-либо отличившегося ученого человека, одного из тех набатеев, что в древние времена жили в земле Вавилонской еще до халдеев. Этот Таммуз не был ни халдеем, ни хананеем, ни евреем, ни ассирийцем… Все сабии в наше время, вплоть до нынешних дней, плачут и причитают о Таммузе в месяце, названном его именем, во время праздника, посвященного ему; особенно женщины, которые все как одна и здесь[47], и в Харране оплакивают Таммуза. Они рассказывают о нем глупую длинную историю, но, как я убедился, никто из людей, какого бы он ни был вероисповедания, не знает точно, что это был за человек и почему его нужно оплакивать. Однако, когда я переводил эту книгу, я нашел в ней сведения о том, что с Таммузом связана некая легенда и что его предали позорной смерти. Это все; больше о нем не сказано ни слова. Набатеи не знали о нем ничего. Они смогли только поведать нам, что «предки наши оплакивали Таммуза во время праздника, названного в его честь». Я полагаю, что торжество, устраиваемое в память о Таммузе, – очень древний праздник, дошедший до наших дней, история которого забыта за давностью лет. Никто из ныне живущих сабиев не помнит ни истории Таммуза, ни того, почему мы оплакиваем его». Затем Ибн Вахшия обращается к легенде о святом Георгии, в память о котором христиане устраивают празднество в конце месяца нисан (апреля). Неоднократно приходил он к царю проповедовать христианство, несколько раз был казнен им и всякий раз воскресал, но потом умер. Ибн Вахшия отмечает, что то же самое рассказывают и о Таммузе. Далее он говорит, что, кроме сведений о Таммузе, почерпнутых из «Книги о набатейском земледелии», он обнаружил информацию о нем в другой набатейской книге, где эта легенда рассказана полностью: «Он призывал царя поклониться семи[48] и двенадцати[49], и царь несколько раз велел казнить его, но каждый раз тот оживал. Однако, в конце концов, он умер. И слушайте! Легенда эта совпадает с легендой о Георгии, что в ходу у христиан».

Мохаммед эль-Медун в своей книге пишет: «Таммуз[50]. В середине месяца происходит праздник эль-Бугат, то есть праздник плачущих женщин. Это праздник, справляемый в честь бога Та-Уза. Женщины оплакивают его, потому что хозяин жестоко убил его. Он перемолол его кости на мельнице, а затем развеял их по ветру».

Таким образом, беспристрастный автор подтверждает тождественность мифа о Таммузе и легенды о святом Георгии. Чем по своей сути является миф о Таммузе, точно сказать нельзя, однако слов Ибн Вахшия достаточно для того, чтобы сделать вывод: особое почтение, которое питают к святому Георгию на Востоке, и его необыкновенная популярность объясняются тем, что он представляет собой христианский вариант Таммуза.

Профессор Хвольсон настаивает на том, что Таммуз – это обожествленный человек, ставший объектом поклонения. Я считаю его теорию полностью ошибочной. Таммуз занимает в халдейской мифологии ту же позицию, что Рибху в Ведах. Французский востоковед Нев в 1847 году написал научную работу об этих древних индийских божествах, где доказывал, что они являются действительно жившими мудрецами, которым приписали качества богов. Однако тщательное изучение ведических гимнов о Рибху приводит нас к абсолютно другому заключению. Это обожествленные летние бризы, которые, как считалось, принимают участие в жертвоприношении, поскольку доносят дым от жертвенных костров до небес. Позже, когда этот контекст был утерян, они предстали уже в антропоморфном виде как принадлежащие к священной касте брахманов. Нечто подобное произошло, как я полагаю, и с Таммузом. Он олицетворял солнце, считался богом и героем, умиравшим в конце каждого года и воскресавшим с началом следующего. Во времена Кутами древнее божество, по всей видимости, почитали меньше. Тогда оно получило новое воплощение, уже в Янбушадхе, легенда о котором повторяет историю о Таммузе и которому поклоняются так же, как и древнему богу, каковым он, собственно говоря, на самом деле и является.

Финикийский Адонис – это тоже Таммуз. В «Вульгате» святой Иероним переводит стих из Книги пророка Иезекииля («И привел меня ко входу в ворота дома Господня, которые к северу, и вот, там сидят женщины, плачущие по Фаммузе»[51]) следующим образом: ecce mulieres sedentes plangentes Adonidem . Далее в своих комментариях он добавляет: «Того, чье имя мы перевели как Адонис, и на древнееврейском, и на сирийском языках называют Фамузом… и так же называют они месяц июнь». Немаловажный факт: по словам святого Иеронима, временем смерти Таммуза считается летнее солнцестояние, так как оплакивают его в июне. Соответственно, мученичество его происходило в конце декабря. Кирилл Александрийский также отмечает тождество Адониса и Таммуза.

Имя Адонис имеет семитское происхождение, оно означает «господин». Культ Адониса через остров Крит распространился из Финикии на Грецию.

В одном из орфических гимнов Адонис отождествляется с Солнцем. «Ты светишь, и ты исчезаешь в прекрасном круге Ор, живя часть времени во мрачном Тартаре, а потом поднимаясь на Олимп и даря спелость плодам!» Согласно Феокриту, эти восхождения и спуски проходят полный цикл за двенадцать месяцев: «В течение двенадцати месяцев молчаливые Оры шествуют за ним из преисподней к жилищу богини Киприды и назад, когда спускается он к Ахерону». Причина этих странствий, как гласит миф, в том, что Адониса полюбили сразу две богини: Афродита, или, правильнее, Астарта, и Персефона. Афродита любила его так нежно, что вызвала ревность Ареса, и он послал к Адонису дикого вепря, чтобы тот убил его. Когда Адонис спустился в подземное царство, Персефона также воспылала страстью к прекрасному юноше. Как следствие, между ней и Афродитой возник спор о том, которая из них должна владеть им. Противоречие разрешил Зевс, поделив год на три части. Одна (от летнего солнцестояния до осеннего равноденствия) принадлежала Адонису, другую он должен был проводить с Афродитой и третью с Персефоной. Но Адонис решил отдать свою часть года богине красоты. По другой версии, Зевс повелел, чтобы Адонис полгода жил с Афродитой на небесах, а другие полгода в царстве печали с Персефоной.

Культ Адониса, или того же Баала, был широко распространен в Сирии и Финикии. Поклонение Таммузу, проникшее в Грецию с Крита, практиковалось от Антиохии до Элама. Город Библ в Финикии являлся главным местом его почитания.

Таммуз, или Адонис, тождественен также и Осирису. Это подтверждено несколькими древними авторами.

Миф об Осирисе очень похож на все уже рассмотренные нами. Египетский бог солнца родился в день летнего солнцестояния и умер в день зимнего солнцестояния. Семь раз обходила процессия вокруг храма в поисках его тела. На небе Осирис был возлюбленным Исиды, а в стране тьмы его полюбила Нефтида.

Тифон, как греки называли Сета, или Беса, чудовище, принявшее форму кабана, нападало на Осириса и убило его; затем он разрезал его тело на части и выбросил их в море. Это случилось 17-го числа месяца Афор.

Затем начинается плач по Осирису, продолжающийся четыре дня, за которым следуют поиски его тела. В конце концов тело бога находят.

Подобно тому как это произошло в Вавилоне с мифом о Таммузе, вытесненном более современным культом Янбушадха, миф об Осирисе в другой, позднейшей форме, сопровождаемый соответствующими ритуалами, постепенно возобладал в Египте. Считалось, что душа умершего Осириса воплотилась в быке Аписе. Миф перешел на более низкую ступень, легенда об Осирисе, а также связанные с ним обряды были связаны с Аписом. По свидетельству Геродота, смерть священного быка в Мемфисе служила причиной всенародной скорби, а его обнаружение вызывало у населения ликование. Когда Камбиз был в Египте и страна стонала под игом иностранных захватчиков, Апис не рождался. Однако когда обе его армии были разбиты и он вступил в Мемфис, Апис появился на свет. Люди, облаченные в нарядные одежды, встретили своих завоевателей веселыми плясками и торжествами.[52]

Итак, у финикийцев, сирийцев, египтян и набатеев – всех семитских народов – существуют своеобразные мифы, а также символические обряды, обладающие столь заметным сходством, что мы не можем не прийти к выводу, что это незначительно отличающиеся формы одного и того же первобытного мифа.

У арабов (еще одна семитская народность) есть миф, повторяющий вавилонский миф о Таммузе, который распространился вскоре после принятия ислама. Чем это объясняется? Полагаю, ответ следующий: у арабов до пророка Мухаммеда имелся некий культ, подобный культу Таммуза, Баала, Адониса или Осириса. Обратившись вслед за пророком в истинную веру, они сохранили старую легенду, связав ее с Эль-Худером, которого они отождествляли со святым Георгием. Мусульмане последовали примеру христиан, закрепивших древнее предание за мучеником из Никомедии. В Вавилоне оно перешло к Янбушадху, а затем и к Гиргису, подобно тому как греческий миф об Аполлоне и Пифоне развился в легенду о Персее и морском чудовище и, как мы увидим далее, нашел свое отражение в христианской мифологии и место в данном исследовании. Этому процессу в немалой степени способствовал тот факт, что одним из имен этого солнечного божества было Гигграс, как бы повторявшее названия труб, использовавшихся во время ритуала оплакивания.

Вот как обстоятельства смерти Таммуза меняются у различных семитских племен. Позвольте мне расположить их в следующем порядке.

Набатейский миф. Таммуз.

Великий герой и пророк. Несколько раз подвергается жестоким казням, после каждой из которых возвращается к жизни. Его смерть оплакивают.

Финикийский миф. Адон или Баал.

Прекрасное божество, убитое разъяренным вепрем. Его оживляют и отправляют на небеса. Часть времени проводит на небе, другую часть – в преисподней. Его оплакивают, ищут, находят.

Сирийский миф. Баал.

Повторяет финикийский миф.

Египетсий миф. Осирис.

Великий светлый бог и герой, убитый злым богом. Половину времени проводит на небе, половину – в потустороннем мире. Его оплакивают, ищут, находят.

Арабский миф. Эль-Худер, изначально Та-Уз.

Пророк, которого нечестивый царь казнит несколько раз. Каждый раз воскресает.

Восточнохристианский миф. Святой Георгий.

Воин, казненный нечестивым царем. Претерпевает ряд пыток, после каждой возвращается к жизни. В земной жизни проживает с вдовой. В мир иной с ним отправляется царица. Ритуалы поисков и оплакивания отпадают, остается лишь празднество.

Будучи изложенными в подобном виде и порядке, эти легенды представляют собой весьма наглядное доказательство того, что святой Георгий как мифический персонаж представляет собой семитское божество, перешедшее в христианство. В процессе адаптации в историю пришлось внести некоторые изменения, чтобы очистить ее от всего лишнего и лишить эротического оттенка. Необходимо было каким-то образом убрать Афродиту, или Астарту. Ее место заняла набожная вдова, в доме которой проживал святой юноша.

Затем пришла очередь Персефоны, царицы Аида. Она превратилась в мученицу Александру. Так же как и Персефона, являвшаяся женой безжалостного повелителя подземного царства, Александра была супругой Диоклетиана, или Дациана, и сопровождала Георгия в иной мир. Соответственно, в царстве света Георгий живет с вдовой, а в царстве печали с Александрой, подобно Осирису, делившему свое время между Исидой и Нефтидой, или Адонису, пребывавшему то с Афродитой, то с Персефоной. Согласно христианскому преданию, тело Георгия было перевезено из места его смерти в его родной город. Это напоминает странствие тела Осириса вниз по Нилу до Библа, где его и отыскала Исида.

Влияние персидской мифологии также заметно. Эль-Недим рассказывает, что кости Таммуза размололи в мельнице – эта деталь заимствована из иранской традиции приготовления ритуального жертвенного напитка Хаомы, в индийском варианте Сомы, который выступает здесь в антропоморфном виде, а способ его приготовления трансформируется в легенду о нашем герое. Хаому толкли в ступке, а сок лили на жертвенный костер и таким образом возносили на небеса. В легенде Хаома предстает в виде мученика, жестоко убитого и перемолотого в мельнице, воскресшего и вознесшегося на небеса. В истории Георгия можно обнаружить и другие следы иностранных мифов. Так, Георгий оживил павшего вола крестьянина Гликерия; то же самое рассказывают об аббате Уильяме из Вийе, святом Жермене и святом Мочуа. Бог Тор тоже оживил убитых и съеденных козлов. Вот отрывок из Ригведы о Рибху: «О сыновья Судханвана, из шкуры вы воскресили корову; песнями превратили старика в юношу и из одной лошади сотворили другую».

Числа в легенде, так или иначе, связаны с солнцем. Мучения святого Георгия продолжаются семь лет, или, согласно греческим записям, семь дней; тиран является правителем четырех сторон света и семи царей; в набатейской легенде Таммуз призывает поклониться семи планетам и двенадцати знакам зодиака. Семь дней ищут Осириса. Семь зимних месяцев упоминаются во всех мифологиях.

То, что святой Георгий несколько раз умирает от разных пыток, символизирует ежедневное «умирание» солнца. Греки, подобно большинству других народов, рассматривали заход солнца как смерть этого божества и в своих мифах объясняли, почему это происходит. В греческой мифологии существует множество богов, представляющих солнце, и у каждого есть своя легенда, рассказывающая о его гибели. В семитской мифологии картина другая, солнечный бог там один, и, соответственно, он один (или, если он воплощается в человеке, то его воплощение) умирает разными смертями.

Бог солнца Фаэтон падает в западные моря. Геракл тоже представляет солнце, он погибает, объятый пламенем, срывая с себя отравленное одеяние, подаренное ему Деянирой. Смерть Фаэтона символизирует быстрый заход солнца на западе; смерть Геракла – заходящее пламенеющее солнце, как бы разрывающее «горящие» облака, обволакивающие его. Огненное зарево, сопровождающее заход солнца, означает также и погребальный костер Мемнона, а облака, тонущие в нем или гонимые ветром, – это птицы, вырывающиеся из погребального костра. Уязвимым местом Ахилла, очеловеченного бога солнца, была пятка. Тевтонского Зигфрида можно было поразить только в спину: это символ солнца, которое спускается с небес, повернувшись спиной, и которое сражает темнота. Так Арес, ослепленный бог, своими клыками пронзил Адониса, или слепой бог Хёд прутом омелы сразил Бальдра.

В легенде о святом Георгии мученика сжигают, как Мемнона или Геракла, и пронзают, как Ахилла и Аякса; подвешивают над огнем в медном быке, то есть над огненным заревом на западе в дождевой туче; он катится с горы, как Фаэтон; раскаленный металл, в который его окунают, символизирует все то же пылающее зарево на западе.

Поскольку мы убедились, что святой Георгий, или Таммуз, олицетворяет солнце, мы без труда сделаем вывод, что Афродита или Исида – это видимая сторона луны, а Персефона или Нефтида – та ее часть, которую не видно. Фактически Персефона – это Афродита подземного царства, обреченная, по велению Зевса, полгода проводить там с Аидом, а другие полгода – на небе.

А теперь давайте обратимся к западной легенде о битве святого Георгия со змеем (драконом). Священные предания древности, адаптированные к христианству, нашли свое место и здесь.

История о святом Георгии и змее впервые появляется в «Золотой легенде» Якова Ворагинского. Не задавая себе вопросов о ее истинности или происхождении, средневековые церковнослужители и миряне просто приняли ее, и она даже нашла свое отражение в текстах церковных служб. Так было до реформы, проведенной папой Климентом VII. Тогда та часть молитв, где упоминалась битва с драконом, была удалена из требников и прочих церковных книг, и Георгий стал просто святым мучеником, находящимся у небесного престола вместе с Христом.

Вот как рассказывает эту легенду Яков Ворагинский.

Георгий, трибун, родился в Каппадокии. Он приехал в город Силену в Ливии. Неподалеку от города было озеро, где обитало страшное чудовище. Жители города, вооружившись, не раз пытались убить его, но оно всегда одерживало над ними верх и отгоняло их от озера. Монстр даже добирался до городских стен и своим ядовитым дыханием отравлял всех в округе. Чтобы задобрить его, жители вынуждены были каждый день отдавать ему двух овец; если же они не делали этого, то чудовище приходило к городу и отравляло воздух своим дыханием. Тогда погибало много людей. Так продолжалось до тех пор, пока овец в городе не осталось и нечего было дать чудовищу. Тогда жители собрали совет и решили ежедневно жертвовать монстру одного человека и одно животное. Люди отдавали чудовищу своих сыновей и дочерей, жребий не щадил никого. Однажды он пал на царскую дочь. Объятый ужасом отец предложил все свое золото и серебро и половину царства в обмен на ее жизнь, но возмущенные люди потребовали принести девушку в жертву. Все, чего смог добиться убитый горем царь, была отсрочка на восемь дней, чтобы он простился с дочерью и оплакал ее несчастную судьбу. Когда срок истек, люди явились во дворец и спросили: «Почему ты жертвуешь подданными, чтобы спасти свою дочь? Каждый день чудовище убивает нас своим ядовитым дыханием!» Царь понял, что должен послать свое дитя на смерть. Деву облачили в царские одежды, отец обнял ее и произнес: «Увы, дочь моя! Я думал, что продолжу жить в твоих детях, мечтал о твоей свадьбе, надеялся украсить тебя пышным нарядом и представлял, какая веселая музыка будет играть в этот день – и флейты, и тамбурины, и все инструменты, какие только есть на свете. Но тебя пожрет ужасное чудище! Зачем я не умер раньше тебя!»

Царевна упала к ногам отца и попросила благословить ее. Царь сделал это и, рыдая, заключил ее в объятия. Затем она направилась к озеру. Георгий, шедший той же дорогой, спросил о причине ее слез и печали. Девушка ответила: «Добрый юноша! Седлай скорее своего коня и беги, если не хочешь погибнуть вместе со мной!» Но Георгий сказал: «Не бойся же, поведай мне, отчего ты плачешь и зачем собралась здесь эта толпа». – «Я вижу, что ты добр и великодушен, но молю тебя, уезжай!» – произнесла она. «Я не уеду, пока не узнаю, в чем дело», – возразил Георгий. Тогда царевна рассказала ему все, и он воскликнул: «Ничего не бойся! Во имя Иисуса Христа я помогу тебе». – «Храбрый воин! Не ищи смерти; достаточно будет и моей; ибо ты не сможешь ни облегчить мою участь, ни спасти меня, а только погибнешь вместе со мной!»

В эту минуту голова чудовища показалась над водой. «Беги же, воин, беги!» – закричала дева, вся дрожа.

Георгий в ответ только осенил себя крестным знамением и, произнося слова молитвы, устремился на чудовище. Воин с такой силой метнул копье, что пронзил монстра насквозь. Георгий велел царевне отбросить страх, связать чудище своим поясом и, как пса, вести его в город. Люди в ужасе разбегались при виде его, но Георгий призывал их не бояться, так как Христос послал его к ним, чтобы спасти от дракона. После этого царь и все его подданные, двадцать тысяч человек, не считая женщин и детей, приняли святое крещение, и Георгий отрубил голову чудовища мечом.

Согласно другой версии, царевна и все другие обитатели дворца были лишены воды – единственный источник у подножия холма охранял отвратительный змей, и святой Георгий избавил людей от этого чудища.

Похожие истории связаны с различными святыми и героями Средних веков: святым Секондом из Асти, святым Виктором, Гозо Родосским, Реймондом из обители Святого Сульпиция, Шрутом из Винкельрида, графом Эйманом, Муром из Мурхолла, который «победил дракона из Уонтли», Коньером из Сокберна и рыцарем Лэмбтона, «Джоном, что сразил змея». Ариосто использовал эту легенду в своем «Неистовом Роланде». Его герой освобождает Анджелику в полном соответствии с известным сюжетом; и эта тема снова возникает в сказке о Хедерлесе. То, что этот подвиг приписали святому Георгию, возможно, объясняется неправильным пониманием трудов Симеона Метафраста, который говорит: «Licebat igitur videre astutissimum Draconem, adversus carnem et sanguinem gloriari solitum, elatumque, et sese efferentem, a juvene uno illusum, et ita dispectum atque confusum, ut quid ageret non haberet». Другой автор, описывая деяния святого Георгия, замечает: «Secundo quod Draconem vicit qui significat Diabolum» . Госпиниан, описывая страдания мученика, недвусмысленно дает понять, что именно его стойкость послужила причиной того, что Яков Ворагинский посвятил этому святому одну из своих легенд.

Если мы обратимся к мифу о Персее и Андромеде, то увидим, что во всех ключевых моментах он совпадает с историей каппадокийского мученика.

В наказание Кассиопее, похвалявшейся, что она прекраснее Геры, Посейдон наслал на страну, которой правил ее муж Кефей, потоп и морское чудовище, дабы опустошить их земли. Правитель обратился к оракулу Аммона, и тот возвестил, что лишь принесение в жертву царевны Андромеды сможет остановить чудовище. Ее должны были приковать к скале и оставить на растерзание монстру. Когда чудище начало выходить из воды, появился Персей. Увидев опасность, грозящую девушке, он вступил в бой с монстром и победил его.

Действие этого мифа происходит в Иоппе, где при жизни святого Иеронима были обнаружены кости огромной рептилии. Иосиф Флавий утверждает, что он собственными глазами видел цепи, которыми царевна была прикована к скале. Битва святого Георгия со змеем произошла в Бейруте.

Похожих мифов в Греции было множество. Сын Посейдона освободил остров Саламин от чудовища, причинявшего жителям неисчислимые бедствия. В окрестностях города Феспия жил дракон, державший в страхе все население; по приказанию Зевса люди должны были, согласно выпавшему жребию, отдавать чудищу своих детей. Однажды жребий указал на Клеострата. Mенестрат решил спасти его. Он облачился в одежду, утыканную острыми крючками, и дракон, проглотив его, издох. Ферекид убил громадного змея в Каулонии. Впоследствии эту историю рассказывали уже о Пифагоре, а место действия было перенесено в Сибариду. Геракл, как всем известно, победил гидру. Но все это отголоски изначального, основного мифа об Аполлоне и Пифоне.

Гера послала чудовище Пифона, чтобы оно преследовало Лето, носившую под сердцем Аполлона. В момент своего рождения Аполлон стрелами сразил Пифона. В том месте, где упал змей, из земли забил источник.

Похожие мифы есть у скандинавов и тевтонцев. В северной мифологии место Аполлона занимают Сигурд, Зигфрид и Беовульф.

Сигурд уничтожает Фафнира, охранявшего золото. Подобным же образом Зигфрид в «Песни о нибелунгах», вступив в схватку, одерживает победу над могучим драконом и получает сокровища. У англо-саксонской поэмы о Беовульфе тот же сюжет. Чудовище Грендель обитает в болотах в окрестностях города у Северного моря. Ночью злой дух поднимается в горы, нападает на вооруженных воинов и убивает их. Беовульф просыпается и принимает бой, однако на следующий день Грендель возвращается и снова нападает; герой убивает его волшебным мечом. Несколько лет спустя он побеждает дракона и забирает у него несметные богатства. В исландских сагах полным-полно таких историй; они встречаются и во всех европейских сказках.

В «Ригведе» мы видим тот же миф. Индра борется с отвратительным змеем Ахи, или Вритрой, охраняющим источник дождей. В иранской мифологии подобная битва происходит между Митрой и демоном Ариманом.

Судя по всему, мотив битвы с драконом присутствует в мифах всех ариев.

Значение его заключается в следующем.

Дева, которую хочет пожрать дракон, – это земля. Чудовище символизирует грозовую тучу. Герой, вступающий с ним в бой, – это солнце, а меч, которым он поражает монстра, – это, соответственно, молния. Он побеждает и освобождает землю от грозившей ей опасности. Сюжет меняется в зависимости от особенностей климата отдельных стран. В Индии Вритра лежит, свернувшись кольцом, над источником воды, а земля страдает от засухи. Индра пронзает его мечом, и на землю проливаются потоки воды. «Ригведа» гласит: «Я воспою древние подвиги, которыми отличился сияющий Индра. Он победил Ахи, пролил воду на землю, он освободил потоки небесных гор[53]. Он победил Ахи, прятавшегося в недрах небесной горы, он сразил его громовым оружием, выкованным для него Тваштаром; и воды, подобно вырвавшимся на волю зверям, излились на землю».

И далее:

«О Индра, ты убил жестокого Ахи, кто прятал воду!»

«О Индра, ты победил Ахи, спящего стража вод, и низверг их в море, ты пронзил облака и выпустил наружу потоки, которые хлынули во все стороны».[54]

У древних иранцев тоже существовал этот миф, но рассказывал он о борьбе добра и зла. Ариман представляет собой Ахи и воплощает силы зла. В армянском языке он превратился в Карамана и стал означать змея или дьявола. Ариман принял вид дракона и вошел в рай, где встретился с Митрой и был им побежден. Как змей из Апокалипсиса, он «будет связан три тысячи лет, а когда наступит конец света, его сожгут в расплавленных металлах». Согласно Авесте, Ашмог (Асмодей) также является демоном-змеем. Это не что иное, как еще одна ипостась Аримана. Как и в Европе, легенду эту достаточно скоро связали с известным историческим персонажем. В девятом гимне Ясны Заратустра спрашивает Хаому, кем были первые смертные, что почитали его, и Хаома отвечает: «Первым из смертных, кто выжимал меня для телесного мира, был Вивахвант, отец Йимы, в царствование которого не было ни мороза, ни зноя, ни старости, ни смерти, ни зависти, созданной дэвами. Вторым из смертных, кто выжимал меня для телесного мира, был Атвия, отец Траэтаона, который убил Змея-Дахаку, имевшего три пасти, три головы, шесть глаз, тысячу сил». Этот Траэтаон в «Шахнаме» превращается в Феридуна, победителя великого дракона Зохака.

В северной мифологии змей, по всей вероятности, символизирует зимние тучи, которые покрывают небо и прячут от смертных золото – солнечный свет и тепло. Но весной солнце превозмогает силы тьмы и зимние бури и дарит свое золото людям. В древних исландских сагах этот миф предстает в крайне любопытном виде, и, если бы в этой книге было больше места, я с удовольствием изложил бы его полностью. Герой спускается в могилу, где вступает в бой с мертвецом, который обладает огромными богатствами и волшебным мечом. В ходе жесточайшей схватки герой одерживает верх и вместе с сокровищами поднимается на поверхность земли. Это тоже означает солнце северных земель, которое спускается в могилу зимы, одолевает темноту и отнимает у нее меч (молнию) и сокровище (плодородие) – все то, что дарит солнце земле, возвращаясь летом.

Возможно, это древнейшая форма скандинавского мифа, и царь тьмы, охраняющий золото, превратился в дракона только после того, как норвежцам стали известны мифы о драконах, существующие у других народов. В «Саге о Хромунде, сыне Гриппа» герой по веревке спускается в курган, вход в который он раскапывал шесть дней. Там он находит старого короля Траина Викинга; к потолку склепа подвешен котелок, в котором пляшут языки пламени. Конунг собрал в этом кургане все сокровища, которые нажил грабежами и набегами, и велел похоронить себя заживо вместе со своим неправедным богатством. Хромунд видит, как он сидит на троне с короной на голове в полном вооружении, опоясанный мечом, а ноги его покоятся на трех сундуках серебра. Этот же сюжет мы встречаем в «Саге о Греттире», только короля зовут Кар Старый. Греттир обнаруживает курган, видя ночью огонь над холмом. Во время битвы, которая разворачивается под землей, мертвец и Греттир налетают на кучу костей, оставшихся от коня старого короля, и это помогает Греттиру одержать верх.

Похожие истории попадаются в «Саге о людях с Болот», «Младшей Саге об Олаве Святом» (глава 16), «Древнейшей саге об Олаве Святом» (главы 3 и 4), «Саге о Хёрде и островитянах» и «Саге о Барде». В последней уже ощущается влияние христианства и появляются некоторые признаки превращения злобного существа в дракона. Гест отправляется на остров у побережья Хеллуланда (Лабрадора), где похоронен отвратительный демон – король Ракнар. Он берет с собой священника, несущего распятие и святую воду. Им приходится выкопать яму глубиной пятьдесят фатомов, прежде чем они добираются до склепа. Гест спускается туда по веревке, держа в одной руке меч, а в другой свечу. Внизу он видит огромный корабль в форме дракона, в котором сидят пятьсот воинов старого короля, похороненных вместе с ним. Они неподвижны, пустыми глазами смотрят на пламя свечи и выпускают дым из ноздрей. Гест забирает у мертвого короля все золото и оружие и уже собирается отнять у него меч, когда свеча догорает. И тут же все пятьсот воинов во главе с королем бросаются на него. Завязывается кровавая битва. Гест взывает о помощи к святому Олаву, и тот появляется. Свет, исходящий от его тела, заливает курган. При свете мертвецы лишаются своей силы, и Гест с успехом завершает начатое. В истории Сигурда и Фафнира дракон наполовину человек, но в битве Гулль-Торира противник уже имеет крылья и покрыт чешуей в лучших восточных традициях.

Позвольте мне еще раз кратко изложить некоторые арийские мифы о борьбе солнца и демона тьмы или бури.

Индийский миф. Индра борется с Ахи.

Индра убивает Ахи, символизирующего грозовую тучу, и дает выход воде, от недостатка которой страдает земля. Ахи – змей.

Персидский миф. Митра и Ариман.

Митра явно обозначает солнце, а Ариман – тьму. Ариман – дракон.

Греческий миф. Аполлон и Пифон, Персей и морское чудовище.

Аполлон олицетворяет солнце, а Пифон – грозовую тучу. Аполлон освобождает свою мать от змея, Персей спасает Андромеду от морского змея. В других греческих легендах герой спасает землю от разрушения.

Тевтонский миф. Зигфрид и дракон.

Зигфрид сражается с драконом, охраняющим спрятанные сокровища. Герой убивает чудовище и получает сокровища.

Скандинавский миф. Сигурд и Фафнир.

Повторяет легенду о Зигфриде. По другой, возможно, более ранней версии, дракон – это царь преисподней, который не выносит света; он украл у земли ее золото. Герой спускается в его царство, борется с ним, побеждает и отнимает у него сокровище.

Христианский миф. Святой Георгий и дракон.

Святой Георгий освобождает царевну от чудовища, которое хочет съесть ее. По другой версии, дракон стережет источник воды, а страна страдает от засухи. Святой Георгий возвращает людям воду, убив дракона.

Список можно было бы продолжить, включив в него кельтские и славянские мифы, но и тех, что уже рассмотрены нами, вполне достаточно, чтобы сделать вывод: легенда о святом Георгии и драконе (змие) является составной частью одного из священных арийских мифов, и после изучения ведических стихов трактовка его становится абсолютно однозначной.

Учитывая, насколько широко распространен и известен был этот миф среди языческих народов Европы, неудивительно, что он проник в христианство и был увековечен в новой форме, а герой, с которым его связали, стал одним из наиболее почитаемых и известных святых в церковном календаре.

Во времена Константина Великого между городами Рамой (древняя Аримафея) и Лиддой (или Диосполем) существовал большой и красивый храм Святого Георгия, возведенный императором над его могилой. Рама была также известна под именем Георгия, и жители города считали, что святой воин родился именно здесь. Храм Юноны в Константинополе был переделан в церковь, которую первый христианский император посвятил тому же святому. Согласно традиции, мощи мученика были перенесены из его могилы, что возле Лидды, в новую церковь в великом граде Константиновом. Известно, что голова святого Георгия находилась в Риме, или, по крайней мере, одна из его голов, поскольку другая голова после захвата турками Византии оказалась в Пикардии, куда ее перевезли из церкви Святого Георгия, построенной Константином Мономахом. О римской голове забыли и обнаружили ее вновь только в 751 году; надпись свидетельствовала о том, что это голова святого Георгия. В 1600 году ее передали церкви в Ферраре. В Риме, Палермо и Неаполе еще во времена раннего христианства существовали храмы, посвященные святому Георгию. В 509 году Клотильда основала в его честь женский монастырь в Шелле, а Хлодвиг II, по призыву святого, построил монастырь возле Баралы. Здесь хранилась рука мученика Георгия, которая в IX веке была перенесена в Камбрэ. Пятьдесят лет спустя святой Жермен посвятил этому воину алтарь в Париже. В VI веке в честь Георгия был возведена церковь в Майнце; в следующем столетии Хлотарь построил храм в Неймегене, а его брат – в Эльзасе. Монастырь Святого Георгия был основан в Тетфорде во времена правления Кнуда; соборная церковь в Оксфорде – при Вильгельме Завоевателе. Церковь Святого Георгия в Саутварке была построена еще до Нормандского завоевания; монастырская церковь в Грисли в Дербишире, посвященная святым Георгию и Марии – при Генрихе I. После Крестовых походов святого Георгия стали почитать еще больше. Осиянный светом, появился он у стен Иерусалима и, взмахнув своим мечом, повел крестоносцев на Святой город. Несомненно, святой Георгий и святой Михаил приняли на себя обязанности и функции Диоскуров. Роберт Фландрский по возвращении из Святой земли преподнес в дар городу Тулузе частицу руки святого, а еще две частицы – графине Матильде и аббатству в Ошене. Другая рука святого Георгия чудесным образом упала с неба на алтарь церкви Святого Панталеона в Кельне, и в честь этого события епископ Анно заложил церковь.

В церкви Вийесен-Лё находятся мощи святого, подаренные Александром, духовником графа Эрнеста, который получил их от Балдуина в Иерусалиме.

Преклонение крестоносцев перед святым воином, вдохновившим их на битву, сделало Георгия необычайно популярным среди европейской знати и рыцарей. Англия, Арагон и Португалия провозгласили его своим покровителем; после Крестовых походов также было основано множество рыцарских орденов. В 1245 году, в День святого Георгия, Фридрих Австрийский учредил рыцарский орден его имени, и флаг Святого Георгия, красный крест на белом фоне, во время битвы реял рядом с имперским. Когда император вступил в замок Святого Ангела в Риме, оба этих флага несли перед ним. Флаг Святого Георгия стал популярен и в Швабии. В начале XIII века рыцарский орден под покровительством святого Георгия возник в Генуе, а в 1201 году – в Арагоне, и кавалеры его носили титул рыцарей ордена Сан-Хорхе де Альфама.

В 1348 году Эдуард III построил часовню Святого Георгия в Виндзоре. В следующем году он начал осаду Кале. Томас Уолсингем рассказывает, что король, движимый внезапным порывом, выхватил меч и воскликнул: «Ура! Святой Георгий! Ура! Святой Эдуард!» Эти слова вдохновили его солдат, которые с новой силой набросились на французов и в кровавой битве уничтожили двести человек. С того времени святой Георгий стал считаться покровителем Англии, сменив Эдуарда Исповедника. В 1350 году был учрежден прославленный орден. В 1415 году указом архиепископа Чичли День святого Георгия был приравнен основным церковным праздникам и должен был отмечаться наравне с Рождеством. Всякая работа в этот день была запрещена. Святой Георгий был также объявлен покровителем английского воинства. В 1545 году День святого Георгия рассматривался как великий праздник с соответствующими молитвами, «апостолами» и евангельскими чтениями. Однако в правление Эдуарда IV это было упразднено, и время собрания коллегии членов ордена Подвязки было перенесено со Дня святого Георгия на день, предшествующий Троицыну дню, сам Троицын день и День Святого Духа.

В следующем году, который стал первым годом правления королевы Марии, указ был отменен, древний обычай соблюдается до сих пор, и капитул ордена собирается ежегодно в День святого Георгия.

В заключение остается только еще раз обратить внимание читателя на чудесную аллегорию, которая положена в основу этого западного мифа. Святой Георгий – это любой христианин, давший при крещении клятву быть верным членом воинства Христова и служить ему до конца своих дней. Он защищен доспехами Добродетели, щитом Веры, отмеченным красным крестом, шлемом Спасения и вооружен мечом Святого Духа, который есть слово Господне и Его воля.

Отвратительное чудовище, с которым бьется христианский воин, – это тот «древний змей, дьявол», что не дает благодати Божьей пролиться на землю и хочет разорвать на части и пожрать безгрешную душу. За нее и борется воин-победитель.

Глава 14