1.2 Основные идеи «Философии Латиноамериканской истории»
В своем труде «Философия Латиноамериканской истории» Леопольдо Сеа, поставил цель провести комплексный анализ истории Латинской Америки. И ответить на вопрос, почему страны Латинской Америки гораздо менее успешны чем Канада или США. В этом произведении изложен взгляд автора на философию истории. По этому его следует разобрать подробнее.
Это произведение начинается со вступления автора. Сеа пишет, что в 1947 г. Комиссия по истории при Панамериканском институте географии и истории создала по инициативе ее председателя д-ра Сильвио Савала Комитет по истории идей в Латинской Америке, возглавить который было поручено ему. Главная задача комиссии было создание «Истории идей» каждой из Латиноамериканских стран. Среди работ, созданных этой комиссией, Сеа особо выделил две работы, а именно: Франсиско Миро Кесада "Латиноамериканская философия, ее возникновение и проект"; Хуан А. Ортега-и-Медина "Пуританская евангелизация в Северной Америке". У этих двух авторов, сам Сеа взял краеугольные камни своей философии истории. А именно: «историю как проэкт» и понимание философии пуритан.
К написанию этого произведения, самого Сеа, подтолкнул его учитель Хосе Гаос: «Толчком к написанию этой работы стало своего рода обязательство, которым связал меня еще в 1949 г. высоко мною чтимый Хосе Гаос, высказавший в "Открытом письме" соображения по поводу моей книги "Два этапа в истории мысли Испанской Америки", дополненной и переизданной впоследствии под названием "Латиноамериканская мысль". Гаос видел особый смысл в работе над историей идей, которая тогда только начиналась: ведь тем самым закладывалась основа новой философии - собственно философии Латинской Америки.»
Сеа пишет, что одной из задач этого труда является создание «новой философии испаноамериканской истории». «Выявить эту философию, нащупать ее проблемный стержень, дать ей истолкование - это и должно было стать главной задачей, осуществление которой было бы лучшим доказательством того, что философия в Латинской Америке достигла своей зрелости.» Именно такую задачу поставил Сеа самому себя, в процессе написания данного труда.
Также, что не менее важно, он стремился осмыслить, понять: цели, задачи и истоки латиноамериканской истории. «Объяснить чем ее история отличается от североамериканской и западноевропейской. Речь идет о поиске смысла той истории, относительно которой уже высказались - как отмечалось выше - многие серьезные исследователи нашей Америки».
После вступления идет глава, которая называется «История идей и философия истории». В этой главе автор рассказывает нам о различиях, между «историей идей» и историей вообще.
Сеа обращается к творчеству Артура Ардао. Сеа пишет о том вкладе, который внес Ардао в исследование истории философских идей в Латинской Америки. «Значение его исследования тем более велико, что труды самого Ардао стали важной частью этой истории. Он отделил значение истории идей от значения истории западноевропейской мысли и философии для латиноамериканского мышления.» Таким образом Сеа, ссылаясь на Ардао, говорит нам, что в Латинской Америке, появилась своя философия, основанная на отличном от Европы, мировоззрении. Сеа пишет, о неприятии истории идей, в Европе. Он пишет о том, что в Европе и в странах Латинской Америке имеет место различное понимание философии и истории. «И все же эта история, как ее ни толковать, радикально отличается от истории идей, создаваемой в самой Латинской Америке. Первая из них - европейская или, точнее, западная - имеет дело с проявлениями философии, мысли и культуры, на ее же основе и возникшими, тогда как история идей нашей Америки исходит не из своих собственных идей, но из тех форм, которые приняли, адаптируясь к латиноамериканской действительности, западноевропейские идеи.»
То есть, речь идет не о истории идей как таковых, а о том, как эти идеи развивались и эволюционировали в условиях Латинской Америки. Более того «история идей», это не история как таковая, а лишь выражение действительности Латинской Америки. «С этой точки зрения история идей в Латинской Америке есть не более чем выражение, как бы это ни отрицалось, действительности, которую надлежит преобразовать».
Сеа предлагает не просто копировать, переносить философию запада, но преобразовывать ее, под реальность Латинской Америки. «Идеи эти суть теоретические проекции чуждых латиноамериканцам, но добровольно принятых образцов, по которым следовало бы изменить собственную действительность, полагаемую низшей по отношению к той, чьи идеи были восприняты.»
Вот почему Сеа так ратует за создание «новой философии», по его мнению, философия запада, формировалась на чуждых для Латинской Америки условиях. И поэтому не пригодна для нее, в ее изначальном виде. Более того, он характеризует латиноамериканскую философию, как аутентичную философию человека Латинской Америки, которая привела к осознанию, собственной действительности.
Сеа, ссылаясь на Ардао, полагает, что Латиноамериканская философия всегда искала способ выразиться, рассказать о своем взгляде на вещи. Так же Сеа пишет о несерьезном взгляде, со стороны Европы, на латиноамериканскую философию. И на пассивность, если не лень, самих латиноамериканцев в этом отношении. Сеа сравнивает латиноамериканскую философию с «платьем, которое выписывают из-за границы и ставят собственное клеймо!». Более того, сами латиноамериканцы, проявляя свою пассивность, не признают само существование особой латиноамериканской философии. Эту мысль я нахожу очень интересной и актуальной. Ведь многие русские исследователи, как и западные, не признают существование уже русской философии.
Он пишет, что пассивное восприятие западноевропейской философии в Латинской Америке, ни к чему хорошему не привело. Сеа восхищается появлению «самостоятельной позиции» в рамках философской проблематики. «Это и есть становление латиноамериканской философии, о которой говорил Хосе Гаос и выражением которой является новая попытка перестройки самих себя в соответствии с собственными прошлым и настоящим, что как раз и делает философию собственно философией».
Главной целью этой «новой философии» помочь Латинской Америке обрести собственную реальность. Сеа выделяет субъект и объект этой новой философии. Субъект: это латиноамериканец, объект: реальность. Получается, что, когда Латинская Америка переносит идеи западноевропейской философии на латиноамериканскую реальность, она совершает грубость, отрекается от самой себя. Сеа хочет нам сказать, что Латинская Америка должна обрасти саму себя.
Более того, Сеа противопоставляет свою «философию идей» западноевропейской, характеризуя ее, как «философию ассимиляций». «Итак, западноевропейская история как история ассимиляций противостоит истории латиноамериканской, состоящей из соположенности реальностей..» Более того новая философия истории должна покончить с неудачами Латинской Америки. Сеа приводит слова Симона Боливара: «Мы пахали море!». Все чего хотел добиться Симон Боливар обернулось в ничто, так как была попытка перенести западноевропейские идеи, не учитывая собственную реальность.
Сеа, не просто так, вспоминает о героине романа Флобера «Госпожа Бовари» Эмме. Сеа говорит, Эмма проиграла потому, что осознавала себя тем, кем не являлась в действительности. По мнению Сеа, Латинская Америка тоже «проигрывает» так как, не может «познать самого себя».
В главе «Европоцентризм и универсализм в истории» Сеа выводит две силы, две концепции, которые в условиях Латинской Америки, по его мнению, противостоят друг другу. Это европоцентризм или западноцентризм и универсализм. Сеа характеризует «евроцентризм», как навязанную и колониалистскую догму: «Независимо от того, была ли философия навязанной извне или ассимилированной по своей воле, источником ее оставалась Европа или так называемый западный мир - источник и центр латиноамериканской: культуры. В любом случае имела место зависимость - если и не навязанная, то принятая добровольно.»
Настоящая латиноамериканская философия начинается тогда, когда исследователь осознает сам факт зависимости от «Европы» и избавляется от нее. «В результате изменится взгляд на историю, подход к ней и ее истолкование, изменится "видение побежденных", по выражению Мигеля Леона Портильо. Уже не Европа или западный мир будут определять содержание истории отношений этого мира с периферийными народами, но сами эти народы, исходя из своего собственного видения, придадут свое истолкование и свой смысл истории. Но разве не к такому толкованию истории издавна призывали сами философы западной истории, стремящиеся поместить последнюю в подлинно планетарный контекст?»
Он призывает «увидеть историю Европы со стороны». Призывал к «точке зрения периферии». По его мнению, народы, которые были колонизированы старым светом, должны избавиться от европоцентризма, порвать все культурные связи с Европой и построить собственную философию. «По словам Джозефа Нидема, многие в Западной Европе, так же как и в Северной Америке, страдают, если можно так выразиться, духовной гордыней. Они твердо убеждены, что их собственная форма цивилизации есть единственно возможная для всего мира. Не зная других историй, культур и обычаев, они считают совершенно естественным насаждать свои идеи и устанавливать свои обычаи. Подобный диктат устанавливается посредством аннексий, завоевательных войн и карательных экспедиций в период колониальных экспансий, в результате чего европейские и американские ценности предлагаются сегодня, как и вчера, под прицелом винтовки и под угрозой атомного взрыва.»
Он считает, что великая западная цивилизация, как однажды сказала Юлия Латынина, должна вступить в конструктивный диалог с прочими народами и уважать их культурные ценности. Представьте себе такую картину, к Уоренну Гастингсу, генерал-губернатору Индии, приходит делегация от индусов. При этом целью делегации является просьба индусов не отмять их основные моральные и культурные ценности, а именно: сати (сжигание вдов на похоронах), кастовое деление общества и, видимо, тотальную безграмотность и антисанитарию (сплавление трупов по реке Ганг, откуда местные жители берут воду для питья). Или просьбу ацтеков к Кортесу не упразднять их основную духовную скрепу: человеческие жертвоприношения.
«Иными словами, прошлое, великое прошлое Египта и всей Азии видится сегодня в качестве опоры для национального самосознания. Но как быть народам, не имеющим великого прошлого? Если в Америке есть майя, ацтеки и инки, то значит ли это, что латиноамериканский национализм должен видеть свою опору именно в них? А "черная" Африка? В различных районах Африки уже делались попытки найти и поднять на щит культурное могущество прошлого. Так было в Гане, Нигерии, Судане и других странах, но дальше превознесения "черного человека" идеологами негритюда дело не пошло.»
К сожалению, Леопольдо Сеа сам не понимает, что пишет. И Гана, и Нигерия, а тем более Судан, сейчас, представляют из-себя, ужасные диктатуры, где населения на 90 процентов представляет из себя нищую массу. То, что он называет «попыткой поднять на щит культурное могущество прошлого», выразилось, например в Заире или Зимбабве в построении абсолютно коррупционной диктатуры и, опять же, полное обнищание население.
Хотя тут он абсолютно прав. Народы Африки вспомнили свое до колониальное прошлое. И принялись воссоздавать общество, которое существовало до «белых». А именно «жуткую диктатуру». Где все принадлежало вождю. Кстати, диктатор Мобуту из Заира, говорил практически то же самое. Только он называл это «заиризация».
Будучи ярым сторонником анти-колониализма Леопольдо Сеа, настаивает на величии и высокой ценности культуры колонизируемых народов. И что сохранение этой культуры является условием процветания этого народа, в том числе и народы Латинской Америки. С чем я лично не согласен. Кстати, большинство стран, которые восхваляют самобытность своей культуры и борются с колониализмом, являются нищими диктатурами. Например, Зимбабве при Мугабе или Заир во время правления Мобуту.
Дальше больше, Сеа прославляет «пролетаризацию» народа и клеймит проклятых капиталистов из Вашингтона: «Пролетаризовав множество народов, империализм подвел их к преддверию социализма - этому выражению всеобщей солидарности, достижимому для всех, и этому барьеру против всеобщей зависимости, игнорирующей всякие национальные и культурные особенности.»
Таким образом, Сеа, везде и всюду, проповедовал свою идею об освобождении сознания. Его идеи о построении философии на основе только реальности, а не рассуждений, вызывает во мне чувства искреннего уважения к мыслителю.
Свою «философию освобождения» он предлагает построить на основе «философии зависимости». То есть, мыслитель, осознав, что мысли с другой части континента просто не работают в этой части континента, начинает разрабатывать философию пригодную для этой части континента. Мысль вполне здравая.
Правда, говорит о натиске западной культуры, подразумевая, что она уничтожает все остальные культуры. Это не совсем правда. Западная цивилизация, взять хотя бы Индию, как и не смогла «перевоспитать» индийцев, однако серьезные корректировки внесла. Сати и касты больше не считаются приличными и осуждаются, хотя бы, официально.
В главе «История как проект» Сеа говорит, что всякая история является побочным эффектом своей реальности. «Всякая интерпретация истории, любая философия истории обретает тот или иной смысл в зависимости от намечаемого проекта. Под словом "проект" мы подразумеваем некий направляющий принцип, некий ориентир движения как целого.»
Дальше, он рассказывает, когда появилось само понятие философии истории, кто автор этого понятия. И почему сама философия истории получило свое развитие в колониальную эпоху. «Понятие философии истории ввел в XVIII в. Вольтер; Гегель же своим необычайным синтезом истории определил ее содержание и подвел ее итог. Однако в данном случае содержание и итог касались лишь путей развития Европы, которая тем не менее включает в орбиту своей истории региональные, конкретные истории многих других народов. Универсализируя их, она делает их частью "большой", всемирной истории, имея при этом в виду свою собственную историю. Философия, призванная обосновать "всемирный" характер этой истории, неизбежно являлась выражением проекта тех, кто творил историю своих собственных - европейских - наций.»
Он замечает, что философия истории появилась тогда, когда европеец обратился к самому себя. Он пишет, что проект освобождения рабочего класса Маркса и Энгельса связан с осознанием пролетариата как личности.
Он выделяет несколько проектов истории, которые, так или иначе, влияли на Латинскую и Северную Америку. Он пишет, что европейский проект освобождения касался только европейцев тех, кто прошел путь от «европейца к человеку». Он выделяет европейский христианский проект, который привел к созданию проекта освобождения Латинской Америки. «Так, европейский христианский проект относительно Америки, оправдывавший первую волну экспансии, совершенной в XVI в., привел к возникновению латиноамериканского проекта освобождения начала XIX в. Причем этот освободительный проект явился следствием другого европейского проекта, который в свою очередь стал ответной реакцией Европы на устаревший христианский проект, нашедшей свое выражение в столкновении христианского сознания с современным сознанием того времени..»
Описывая этот проект, он пишет, что в его основании лежало желание европейца покорить всю планету.
Он замечает, что в странах Латинской Америки, благодаря синтезу двух проектов западноевропейского и местного, появился третий проект, который он получил название проекта самообретения. «Оба проекта страдают зависимостью, один - от прошлого, другой - от заемного образца, отчуждающего нас от будущего. Сутью же проекта самообретения является усвоение этого двойного опыта наряду с опытом либертарного проекта и опытом длительного иберийского колониального владычества. Интерпретация проекта самообретения - вот цель, которая наряду с другими вдохновляла этот труд - труд о смысле истории народов нашей Америки»
В главе «Проект либертарный и проект эгалитарный» он пишет, что философия латиноамериканской истории: это философия борьбы за свободу. илософия истории начинается с осознания зависимости и необходимости освобождения от нее. «Наша философия, воплощенная в Симоне Боливаре и с особой силой выразившаяся в мышлении и личности Хосе Марта*, немыслима вне проекта, который включал бы в себя либертарный идеал, но при этом ставил бы на повестку дня осуществление эгалитарного проекта, способного обеспечить свободу всем людям, вые зависимости от религиозной, расовой и культурной принадлежности. В свою очередь либертарный проект зависит от реальности проекта самообретения и эгалитарного проекта.»
Опять выдвигается, важная для Сеа, мысль о необходимости осознания индивидом собственного положения. И освобождения его мышления от какого-либо влияния. И что, только страны Латинской Америки пока стремятся быть свободными.
В главе «Возникновение антропологии и истории» автор говорит о европеец сам того не зная, стал причиной философии освобождения. Ведь когда он встретился с индейцами, европеец стал осознавать самого себя. Ввиду этого первооткрыватель был вынужден обратиться к самому себе. Ему предстояло совершить еще одно открытие, от которого теперь зависело и утверждение его самого как человека, и признание человеческой сущности тех, других.»
Он встретился с другой культурой. Значит вместе с ним, с Европой, существовала другая культура и другая история.
В главах: «История как философия, История как разум, Америка в перспективе гегелевской мысли, Америка в перспективе марксистской мысли» Прослеживается одна и та же мысль. Необходимость освобождения сознания от любых форм зависимости. Латинская Америка, должна учесть опыт Европы и США. И построить собственную философию, философию, которая будет ориентироваться только на реальность Латинской Америки. Так как, по мнению Сеа, США утратили свободу сознания и собственную идентичность. И Маркс, и Гегель, и вся философия должна помочь в построении этой «философии освобождения».
[ИЖ1]Я расставила абзацы и в дальнейшем Вы тоже не пренебрегайте этим
[ИЖ2]СССР пишется без точек, так же как США
[ИЖ3]Непонятно кто это
[ИЖ4]США
[ИЖ5]Не понятно кто это, добавляете инициалы
[ИЖ6]Вот сюда пишется объект и предмет работы. Потом цели и задачи. Потом степень изученности. Потом структура работы.
[ИЖ7]такие как (вставить предлог)
[ИЖ8]Леопольдо Сеа
[ИЖ9]мы можем быть уверены, что (вставить)