3 "История России", кн. 3, стб. 1055.

4 Соч., стб. 1593.

5 Там же, стб. 1060.

стр. 110

 

Эта борьба выливается в ряд народных восстаний, начиная с крестьянской войны начала XVII в., за которой в XVII в. следуют городские движения и восстание под руководством Разина, раскол, а в XVIII в. - крестьянские войны, Булавин и Пугачев.

Для всего этого нет надлежащего места в том плане развития последовательного прогресса, который дается Соловьевым. Поэтому в изображении XVII в. Соловьев отбрасывает, не понимает и не хочет видеть всего того, что входит в конфликт с государственным началом.

В трактовке Соловьева народное движение - это анархия, бунт. Казачество - это праздная масса, отказывающаяся от всякого труда, "охотники до гулянья".

В этом плане вся история Московского государства превращается в историю борьбы начала государственного с антигосударственным, анархическим началом, представленным казачеством.

"Казачество усиливалось на счет государства, вытягивая из последнего служебные и производительные силы1 .

Уход в казачество означал отказ от тягла. В плане теории закрепощения и раскрепощения государственной школы тягло есть обязательная повинность, наложенная в равной мере на все сословия русского общества в интересах укрепления государства.

Поэтому отказ от тягла становится отказом от общенародной повинности и представляется, таким образом, как бунт ленивого человека против общегосударственных и общенародных интересов.

Как история народных движений, так и история народов, входивших в состав русского государства, не могли найти себе место в тесных рамках государственной концепции Соловьева.

 

История народов России лишалась всякого самостоятельного содержания и значения, превращалась из субъекта в объект исторического процесса.

Отдельные народы появляются в изложении Соловьева лишь тогда, когда возбуждается вопрос об их политическом подчинении.

Так, лишь при изложении истории XVII в., в связи с историей борьбы Московского государства за украинские земли, перед Соловьевым реально возникает вопрос об украинской истории.

Даже традиционная глава по истории Литовско-русского государства отсутствует в "Истории России" Соловьева, остающегося последовательным в единстве своей политико-исторической темы.

Верный принципу государственного начала, Соловьев резко отмежевывается от широкого народного движения украинского казачества, проводя свой общий взгляд на казацкие движения в специальной статье "Малороссийское казачество до Хмельницкого".

Впрочем, и в этих тесных пределах работа Соловьева все же сохраняет свое научное значение.

Тщательная обработка нового, ранее не тронутого исторического материала и архивных источников, не охваченных даже последующей публикацией Археографической комиссии, широта подхода к теме, которая ставится в связь со всем комплексом внешних и внутренних отношений рассматриваемого периода, - все эти характерные черты научной системы Соловьева находят полное отражение и в этих главах его "Истории".

Еще бледнее чем Украина отражены в "Истории" Соловьева другие народы России. В общей истории России они еще больше чем украинский народ выступают как объект царской политики.

Что же касается их национальной борьбы против политики царизма, то она воспринимается лишь как антигосударственное начало.

 

 

13

Эпохой Петра I фактически заканчивалась основная часть "Истории России". Дальнейший период Соловьев уже не мог дать в том же целостном, законченном рассмотрении.

Чем дальше, тем больше усложнялись самые общественные отношения, тем сложнее становилась и задача раскрытия внутренних связей, которыми определялось их развитие, тем труднее становилось сведение их к государственному началу.

 

1 "История России", кн. 3, стб. 1472.

стр. 111

Эту же трудность отметит потом Ключевский. А между тем именно здесь Соловьеву приходилось полностью поднимать новину.

По XVIII веку отсутствовали не только научные исследования, но даже серьезные публикации источников; здесь не было и такого сводного источника, как летопись; полное собрание законов - этого также не следует забывать - было плодом лишь XIX века.

По истории XVIII в. Соловьев впервые поднимал нетронутые груды материалов, и не случайно разделы послепетровской истории, особенно годы царствования Екатерины II, часто носят характер лишь первоначального свода материалов.

В таких условиях обобщить материал было трудно. Но его работа "История падения Польши" показывает исключительное уменье даже в этом, не разработанном тогда еще периоде объединить разнородные элементы и дать их органический синтез.

В "Истории падения Польши" Соловьеву удаетесь вскрыть внутреннюю связь явлений, показать западную политику Россия не в отрыве, а в органической связи ее с восточной политикой, с борьбой на Черном море; ему удалось установить связь между внешней политикой России и внутренней политикой самой Польши и внешней политикой Европы того времени.

Этот учет всех элементов, понимание целого во всем его многообразии, во всех его частях, и является одним из основных свойств научной мысли Соловьева.

В "Истории падения Польши" Соловьев правильно наметил и основную линяю внутреннего развития Польши, процесс разложения шляхетской Польши, определившийся в итоге банкротства ее внутренней и внешней политики; он правильно указал на национальные противоречия в самой Речи Посполитой.

Но вместе с тем он прикрывал национальной и религиозной идеей реакционную сущность политики русского царизма, смысл второго и особенно третьего раздела Польши, как создание плацдарма в борьбе против Французской революции.

Начав с правильной мысли о разрыве между политиками шляхетской Польши и интересами польского народа ("народ был нем"), Соловьев с полным пренебрежением прошел мимо народного движения 1794 г. в Варшаве, на котором сказалось влияние Французской революции.

Особо выделяется группа историографических исследований в общем комплексе научно-исследовательских работ Соловьева.

Основные из них: "Писатели Русской истории XVIII века", "Н. М. Карамзин и его "История государства российского", "Август-Людвиг Шлецер", "Шлецер и антиисторическое направление" - написаны в середине 50-х годов1 .

Эти работы положили начало русской историографии. Соловьев заканчивает свои историографические исследования Карамзиным, т. е. исторической наукой XVIII века.

В своих историографических работах Соловьев намечал пути дальнейшего развития истории, утверждал свою линию в науке. Переходом от историографии к исторической программе была его статья "Шлецер и антиисторическое направление".

В полемике со славянофилами Соловьев отстаивал принцип подлинного историзма в историческом исследовании: "Последователи исторического, направления с глубоким вниманием и сочувствием следят за строением великого здания; замечают, как участвует в этой постройке каждый век, каждое поколение, что прибавляет к зданию прочного, остающегося; участие к строителям, к передовым людям в деле созидания усиливается при виде тех страшных препятствий, с которыми они должны были бороться"1 .

1 Все указанные работы вошли в том сочинений С. Соловьева в изд. т-ва "Общественная польза".

стр. 112

 

14

Научная деятельность Соловьева оставила исключительно глубокий след в русской исторической науке.

Из нее в той или иной мере исходили и современники Соловьева и вся последующая буржуазная историография. Через 25 лет после его смерти, в 1904 г., В. О. Ключевский, являвшийся тогда руководителем буржуазной исторической школы, говорил: "29 томов его "Истории" не скоро последуют в могилу за своим автором.

Даже при успешном ходе русской исторической критики в нашем ученом обороте надолго удержится значительный запас исторических фактов и положений в том самом виде, как их впервые обработал и высказал Соловьев: исследователи долго будут их черпать прямо из его книги, прежде чем успеют проверить их сами по первым источникам"2 .

Сам Ключевский, стремясь ярче осветить народную жизнь, экономику и социальные отношения, шел за государственной теорией Соловьева - Чичерина в общих контурах своей схемы и во II томе "Курса русской истории".

Такова в известкой мере трактовка возвышения Москвы; от Соловьева шел Ключевский и в общей трактовке Петра Великого. В этом смысле продолжением школы Соловьева оставалась в известной мере и вся школа Ключевского.

 

Принцип органического развития и связи истории России с историей Западной Европы выделил у Соловьева и Н. П. Павлов-Сильванский; в трактовке Петра I он также шел от Соловьева. Из VI тома Соловьева выросла трактовка XVI в. и опричнины Грозного в исследованиях Платонова.

Но в условиях нараставшего кризиса буржуазной науки и несмотря на развитие Лениным марксистской концепции русской истории буржуазные и мелкобуржуазные историки все более обращаются к самым слабым сторонам научной мысли Соловьева.

Уходя от закономерности исторического развития, обернувшейся против них, они берут у Соловьева его схему, которая связывала его с государственной школой.

Эту схему воспроизвел и значительно усилил Милюков, ее воспроизвел и Плеханов в своей работе "История русской общественной мысли".

Но сила Соловьева была именно в том, что подлинный историзм часто брал в нем верх над схемой государственной истории.

Труды Соловьева сохраняют свое значение и сейчас именно теми сторонами, которые связаны с его историзмом. Однако самый принцип целостного, диалектического рассмотрения исторической действительности во всей ее конкретности, основанный на исключительном чувстве живой исторической действительности, "живой жизни" (Ленин) получает свое полное обоснование и раскрытие лишь на твердой базе марксистской теории исторического материализма.

С большой полнотой и убедительностью показана Соловьевым связь истории России с западноевропейской истерией; после Соловьева ни один буржуазный историк не сумел вскрыть эту связь с такой полнотой и обстоятельностью.

В таких труднейших вопросах, как история возвышения Москвы, как утверждение самодержавия при Иване IV, как преобразовательная деятельность Петра I, труды Соловьева являлись наиболее передовыми в буржуазной историографии и представляют известную ценность до сих пор.

 

Наконец, "История России" является действительно монументальным сводом огромного научно проверенного исторического материала, которым пользуются историки до сих пор.

1 Соч., стб. 1615.

2 Ключевский В. "Очерки и речи", стр. 39. М. 1913.

Теперь приведем политический идеал Б.Н. Чичерина который реализовался в Англии в виде конституционной монархии и к которому С.М. Соловьев во многом добавил историческую обертку или придал историзма.