Там, на Востоке, начало нашей веры, которую после первого похода под Царьград принесла в Киев дружина Аскольда и Дира.
Туда ходила Ольга принять святое крещение и знаменательное имя Елены, равноапостольной матери Константиновой.
Оттуда Владимир получил себе христианской супругой царевну, первое священство и всю церковную утварь.
Оттуда преподобный Антоний, прародитель русских монастырей, ископавший Киевские пещеры, перенес благословение Святой Горы и образцы монашеской жизни, столь благотворной в древности.
Наконец, для той несчастной Болгарии, в коей после четырехсотлетнего тяжкого ига только теперь, по новейшим известиям из действующей армии, раздался первый благовест и вознесся первый крест,-- для той несчастной Болгарии переведено было сначала Священное Писание и все богослужения книги бессмертными Кириллом и Мефодием.
Присланные из Константинополя, они воздвигли этот вековечный памятник славянского языка, основание нашей грамотности и нашего просвещения, нами тогда же полученный.
Одним словом, Константинополь был средоточием, столицею Русской Истории в продолжение ее первых двухсот лет, которые так знаменательно соединяются и сходствуют с нашим временем, составляя одно целое, один замыкающий круг.
В начале нашей Истории заключается семя не только внутреннего ее развития, но намечены и ее будущие пределы.
Даже в продолжение средней нашей Истории, когда восточные племена всей своей тяжестью налегали на Россию и не давали ей дохнуть, когда она не могла думать ни о каком завоевании, а разве о сохранении своей жизни,-- даже и тогда, как будто в ободрение, на память об ее славном назначении, даже и тогда Константинополь прислал нам знаменательный залог своего будущего подданства России -- Софию, наследницу греческих императоров, племянницу последнего Палеолога, принесшую нам с собою в приданое свой Императорский герб, этого двуглавого орла, который осеняет теперь целую часть света, но которому недостает еще его первоначального державного гнезда.
И он, наш славный враг, Наполеон, размышляя в глубине своего заточения о будущих судьбах того мира, которым так долго управлял он по своему произволу, Наполеон, с утесов острова Св. Елены, устремлял взор свой на Константинополь и в политическом своем ясновидении видел в нем столицу Европы, столицу мира.
Кому же должна принадлежать по всем соображениям Истории эта столица, почти одна, в которой он не был и которую, по собственному сознанию, не мог взять или иметь он, великий представитель Запада?
Она должна принадлежать, или лучше, она не может принадлежать никому, кроме Востока, а представитель Востока есть Россия.
Прилетай же скорее Непирова бомба: нам нужен сигнал переезжать на другую квартиру, променять северные болота на ту сторону, где апельсины зреют и яворы шумят.
Прилетай Непирова бомба -- ты, верно, по закону Немезиды, упадешь в Министерство иностранных дел! Как мы будем благодарны тебе! Сожги своим жгучим огнем, что засветили англичане в аду, сожги все наши ноты с Венскою включительно, все протоколы, декларации, конфиденциальные отношения, конвенции, инструкции, рапорты и все наши политические сношения с Европою. Гори все огнем! Qui perd gagne!
Мы оставим в Петербурге Медного всадника стеречь устье Невы и принимать иностранных шкиперов с товарами для северной половины России.
Или нет -- он соскучится один и, нахмурив брови, верно поворотит своего коня к Золотому Рогу, а церковь Исаака Далматского, в честь его Ангела, мы достроим ему на берегах Далмации, насупротив города Бара, где почивают мощи Николая Чудотворца!
Да, мы возьмем когда-нибудь Константинополь, и это есть убеждение всего Востока: греки, турки, славяне, все равно уверены, что Константинополь будет взят русскими.
И это убеждение носит в себе русский народ, который во время покорения Константинополя турками был уверен, что освободит его, и теперь, получив первое, самое неясное объявление о предстоящей войне, воспылал таким огнем, какого не знает его История. Сердце сердцу весть подает, и глас народа есть глас Божий.
И это убеждение принадлежит не одному настоящему времени, а передается на Восток из рода в род, по всем векам, с первого появления турок в Европе.
Тогда еще услышались пророчества между греками и турками, пророчества, перешедшие к славянам и помещенные в наших летописях, об изгнании турок и об освобождении от них Константинополя русскими.
Об этих пророчествах не могу я представить ничего лучше известия, составленного трудолюбивым профессором Московской Духовной Академии Смирновым.
"Когда Константин Великий,-- говорит он (по рассказам русских летописцев),-- избрал место для построения города и распределял, где быть стенам, башням и воротам, внезапно выполз из норы змей и пополз по месту, где происходило размерение.
Но вдруг с высоты спустился орел, схватил змея, полетел с ним вверх и скрылся надолго из глаз.
Однако ж змей, обвившись вокруг орла, одолел его, и оба они пали на землю.
Народ, увидев это, поймал орла, а змея убил.
После сего царь собрал мудрецов и книжников, и они, порассудив, так объяснили знамение: орел есть знамение христианское, а змей знамение басурманское.
Так как змей одолел орла, то это значит, что басурмане одолеют христианство, а поелику христиане взяли себе орла и убили змея, то напоследок они одолеют басурман, возьмут город седмихолмный и в нем воцарятся" {Никон. Летопись. V. С. 223, 224.}.
Припомним, чьим достоянием сделался орел Византийский вскоре по падении Греческой империи, и не опустим без внимания того обстоятельства в рассказе, что змей, и нашим предкам известный, как символ мусульманства {Карамзин. Т. VI. Прим. 98.}, умертвлен теми же христианами, которых орел стал достоянием.
Эта легенда, записанная нашим летописцем, разъясняется у него далее. В рассказе о взятии турками Константинополя летописец приводит замечательное пророчество, им приписываемое Мефодию Патарскому и Льву Премудрому, о судьбе Царьграда: "Но убо да разумееши, аще все преждереченное Мефодием Патарским и Львом Премудрым знамение о граде есть совершися, то и последняя не прейдут, но тако же совершитися имут, пишет бо: Русский же род с прежде созданными всего Измаила победят, и седмихолмного приимут со преждезаконными его, и в нем воцарятся" {Никон. Летопись. V. С. 261. В степенной книге (2, 69): "с прежде создательными... спреждезаконными".}.
Это пророчество крепко занимало умы греков и услаждало горечь их бедствия надеждою на будущее свобождение Византии от ига неверных рукою единоверных руссов.
"Оно есть буквальный перевод одного места из надписи на гробнице царя Константина Великого. Надпись приведена вполне у Бандури в истории "О разорении последнем святого града Иерусалима и о взятии Константинополя", изданной в первый раз при Петре Великом в 1723 году.
Лебо представляет перевод этой же надписи из одной грузинской рукописи, написанной царем Арчиллом Lebeau Histoire de Bas-Empire. Part. 21. P. 330. -- Banduri Histoire Bysant. T. 1. Part. 21. P. 184.{}.
И грузинская хроника, и составитель истории о взятии Царьграда рассказывают, что Константий, сын Константина Великого, вступив на престол, приказал торжественно перенести из Никомидии тело отца своего и похоронил оное в церкви св. Апостолов.
Тогда нашлись некоторые премудрые, освященные и прозорливые мужи, которые на гробнице написали греческие письмена, трудные для уразумения, ибо они состояли только из начальных букв и одних согласных. Уже в царствование Иоанна Палеолога Геннадий, или Григорий Схоларий, бывший тогда судьей в царском судилище, а по взятии Константинополя патриархом Цареградским, разобрал надпись, и вот то место, которое приведено в нашей летописи: "<...>, то есть русский (русый) род вместе с мстителями покорит Измаил, возьмет седмихолмие с предместиями".
Замечательно продолжение надписи: "Тогда брань восставят междоусобною <...>, свирепую даже до пятого часа.
И глас возопиет трижды: станните, станните со страхом, поспешите зело спешно, в десных странах мужа обрящете добля, чудна и сильна, сего имейте владыку: "Друг бо мой есть, и, того вземля, волю мою исполняйте".
Это пророчество в течение веков было сохраняемо у греков в народных преданиях и записываемо в хрониках византийских {История о взятии Царьграда. С. 111.}.
Один из писателей, живший в XI веке, говорит, что в его время на Таврской площади в Царьграде стояла медная статуя, привезенная из Антиохии и изображавшая, как думают, Беллерофона, восседающего на Пегасе. Па базисе изображена была история будущего покорения Царьграда руссами <...> {Memor. popul. Stritter. 11 1038.}.
У греков пророчественно указано даже время освобождения Царьграда от ига мусульманского. Иеромонах Агафангелл, живший в XIII веке, имел откровение о будущих судьбах Царьграда. За 174 года он предрек о взятии Константинополя турками {См. <...> 184.} и потом о последующих событиях до нашего времени.
"Вот что написано было в книге, которую поведено было читать Агафангеллу: Константин основал, и Константин потеряет царство Византийское. Но не бойся: как древле народ израильский покорен был Навуходоносором, так и народ греческий будет под властью нечестивых агарян до определенного времени, и пребудет под игом до исполнения четырех сот лет <...>"
Далее неизвестный голос сказал мне: "<...> (по комментарию и по связи событий, изображаемых в видении <...>, то есть Монарх Русский, новый Петр (преемник Александра), восставит в Византии победоносное знамение Христово и сокрушит силу измаильтян" (pag. 35).
"По взятии Константинополя турками Золотые Врата, в которые во время торжеств вступали императоры, были закладены по приказанию султана, и се сделано, как гласит предание, из опасения, внушенного пророчеством, выраженным в надписи на вратах, которая читалась так: "Когда придет Царь Русый, врата сами собою отворятся" {Constantinopol Christiana d Cange hb. Pag. 59. "Seriptum erat in port avrea: quando veniet Rex flavus" (то же, что <...> "ego per me ipsa aperiar...".}.
Обратимся опять к нашему летописцу.
"Прошло столетие со времени падения Византии, и надежда на Русь, подкрепленная проречениями, не покидала безданных греков. Летописец русский, писавший свою хронику в XVI веке, говорит о греках: "...и нынеча греки хвалятся государствым царством Благоверного Царя Русского от того взятия Магметова и до сих лет; а иного христианского царства вольного и закону греческого нет".
В основании таких убеждений лежала идея о Православии, которое в глазах греков давало Руси исключительное значение покровительствующего царства и предпочтение пред христианским западом Европы, на который греки смотрели неблагоприятно".
"Если,-- летописец наш продолжает,-- ученые латиняне в споре с греками станут упрекать их, что Бог выдал их турецкому царю за их гордость и неправду, то греки скажут им: есть у нас царство вольное и царь вольный, и в том царстве велико Божие милосердие и знамя Божие, новые Чудотворцы, и от ни милость Божия такова, как от первых".
Подобные предсказания распространены издавна и между самими турками, которые носят вместе и предчувствие, что Константинополь будет взят русскими.
Когда? Пишучи первые письма, под влиянием настоящих впечатлений, разгоряченный современными явлениями, волнуемый личным нетерпением, я думал, эта великая минута наступила для России.
Теперь, под влиянием истории, пробежав мысленно по тысяче лет, охлажденный последними происшествиями, уменьшу свою смелость и скажу, что теперь, может быть, только есть начало конца.
Государь, как видно, не хочет, или он думает, что не может, что не наступила, по его высшим соображениям, настоящая пора.
Окажем Ему теперь, как всегда, нашу русскую наследственную доверенность с полною надеждою, что Он, отвечая за нас Богу, истории, совести, больше всех желает нам добра, заботится о нашей чести и благосостоянии и знает лучше всех, что и когда нам нужно. Потерпим.
Если он отказывается от своей славы, если он не сделает великого дела, то сделает его сын, его внук, наши потомки...
Все зовет Россию в Константинополь: История, обстоятельства, долг, честь, нужда, безопасность, предания, соображения, заключения, наука, поэзия, родство, благодарность, Вера, друзья, враги, память, воображение, прошедшее, настоящее,-- и даже будущее -- и мы будем в Константинополе!
В волнении всех чувств своих написал я эти строки. Такое волнение не соответствует спокойству Истории. Заключу словом Евангелия: "Кая польза человеку, аще весь мир приобрящет, душу же свою отщетить!"
Отче наш! да будет Воля Твоя, яко на небеси и на земли...
1854 г.
Июль.