Какое же прошедшее соответствовало этому блистательному, почти бесконечному будущему!
Как сложился этот колосс, стоящий на двух полушариях? Как сосредоточились, как сохраняются в одной руке все сии силы, коим ничто, кажется, противостоять не может?
Вот важность Российской Истории, которая с одного взгляда на Россию представится всякому постороннему человеку, не Русскому, не имеющему никакого сведения о нашей Истории, из одного только простого понятия, что всякое настоящее, всякое будущее есть плод прошедшего.
Вот самая простая и естественная причина, по которой Европейцы, освободясь несколько от своих заблуждений и предрассудков, и привыкнув смотреть на нее с беспристрастием, обратят все свое внимание на Историю Российскую и устремятся изучать ее.
Но не имеет ли Российская История, кроме этой временной своей, так сказать, важности, относительно к настоящей минуте, каких-либо других, особливых качеств, по коим она должны быть предметом деятельного изучения?
До сих пор мы забывали прошедшее: теперь наоборот опустим завесу над будущим и станем рассматривать одно прошедшее.
Все Европейские Государства, как бы в исполнение одного высшего закона, основаны одинаким образом; все составились из победителей и побежденных, пришельцев и туземцев: Испанцев покорили Вестготы, Галлов -- Франки, северных Итальянцев -- Лонгобарды, средних -- Остготы, южных -- Норманны, Бриттов -- Саксы, жителей древней Паннонии -- Венгры, Греков -- Турки, Пруссов и Эстов -- Немцы и проч.
И к нам пришли Варяги, но добровольно избранные, по крайней мере сначала, не как Западные победители и завоеватели, -- первое существенное отличие в зерне, семени Русского Государства, сравнительно с прочими Европейскими.
-- Далее -- все Европейские Государства, быв основаны на развалинах Западной Римской Империи, озаряются из Рима светом Христианской Религии; мы одни, по какому-то нечаянному случаю, получаем ее из Константинополя, как бы предназначенные сохранить и развить особливую сторону Веры, только что разделившейся тогда; и у нас, так как в Греции, духовенство подчиняется Государям, между тем как на Западе оно вяжет и решит их.
Другое существенное отличие, коего следствия также простираются по всей Истории. Россия сделалась как будто преемницею Империи Константинопольской, между тем как Западная продолжалась в лице прочих Европейских Государств. -
Первым чадом завоевания во всех Европейских Государствах был Феодализм с происшедшим от него Рыцарством. У нас, в стране, не сплошь заселенной, а по местам, разделенным степями и лесами, развилась Удельная система, которая существенно отличается от Феодальной, хотя и составляет вид того же рода, и Государство осталось во владении одного семейства, разделившегося на многие отрасли.
В Западной Европе произошло от Феодализма Майоратство.
У нас при Удельных Князьях, имевших совершенно равную власть, или лучше, власть, основанную на одной силе, не было Майоратства даже в наследовании Престола; ибо не сын следовал за отцом во владении, а старший в роде, хотя с многими исключениями, даже до позднейшего времени, и наследство дробилось в бесконечность.
Все Европейские великие происшествия, средство для развития, в которых мы по Вере, языку и другим причинам не принимали или не могли принять участия, были заменены у нас другими, более или менее: например, следствие Крестовых походов в политическом отношении, то есть ослабление Феодализма и усиление Монархической власти, было произведено у нас Монгольским игом, а реформацию в умственном отношении заменил нам, может быть, Петр.
Все Государства, все народы, древние и новые, получили первоначальное образование от иностранцев: персы от Мидян, Египтяне от Эфиоплян, Эфиопляне от Индийцев, Греки от Египтян, Римляне от Греков, и проч.; а в Русской Истории каким удивительным странным путем шло это образование: припомним нашествия Норманнов, Монголов, Поляков и самих Французов эпохи нашего образования умственного и гражданского.
Словом сказать, вся История наша до малейших общих подробностей представляет совершенно иное зрелище: у нас не было укрепленных замков, наши города основаны другим образом, наши сословия произошли не так, как прочие Европейские.
Доступность прав, яблоко раздора между сословиями в древнем и новом мире, существует у нас искони: простолюдину открыт путь к высшим Государственным должностям, и Университетский диплом заменяет собою все привилегии и грамоты, чего нет в Государствах, наиболее славящихся своим просвещением, стоящих якобы на высшей степени образования.
Необыкновенное явление, которому подобного напрасно будете вы искать во всей древней и новой Истории, которое не удивляет нас потому только, что мы слишком к нему привыкли.
Таких явлений преисполнена наша История.
Кто сожигает у нас Разрядные книги и уничтожает Местничество, основанное также на заслугах? Не разъяренная чернь Бастильская в минуту зверского неистовства, не Гракх, не Мирабо, не Руссо, а чиновный боярин, спокойно, на площади, пред лицом всех сословий, по повелению Самодержавного Государя Федора Алексеевича.
-- Кто доставляет нам средство учиться, понимать себя, чувствовать человеческое свое достоинство? Правительство. Петр Великий насильно дает нам мирские книги в руки, представляет пример собою, и тридцать лет держит над нами свою мощную десницу, опасаясь, чтоб мы не возвратились в прежний свой восточный заповедный круг.
Карамзину в России от Государя до последнего мещанина, умеющего читать, все принесли должную дань почтения; а как принимали Гиббона Лондонские вельможи, о чем он с огорчением рассказывает в своих записках? Байрон не столько славился своею Поэзиею, сколько родством с Норманскими рыцарями; а наши умнейшие Государственные люди, напротив, ищут славы писателя. Все сии явления не без исторического основания.
Наше Дворянство, не Феодального происхождения, а собравшееся в позднейшее время с разных сторон, как бы для того, чтоб пополнить недостаточное число первых Варяжских пришельцев, из Орды, из Крыма, из Пруссии, из Италии, из Литвы, не может иметь той гордости, какая течет в жилах Испанских Грандов, Английских Лордов, Французских Маркизов и Немецких Баронов, называющих нас варварами.
Оно почтеннее и благороднее всех дворянств Европейских в настоящем значении этого слова; ибо приобрело свои отличия службою отечеству.
Мы удивлялись России в настоящую минуту ее бытия без отношения к Истории: но менее ли удивительна, поучительна ее История, столько отличная от Истории всех прочих Государств, представляющая столько явлений безпримерных, новых? Выразуметь все сии явления, объяснить их в последовательном порядке, подвести их под параллельные линии прочих Историй, сравнить их между собою, показать сходства и отличия, исследовать причины тех и других: какая задача может быть важнее для мыслящего Историка? Итак, История России, представительницы в некотором смысле Славянских племен, есть важнейшая часть Европейской Истории, и следовательно, Истории вообще, которую без нее не могут хорошо понять ни Гизоты, ни Галламы, ни Лудены.
Перейдем к частным достоинствам.
Ни одна История не заключает в себе столько чудесного, если можно так выразиться, как Российская.
Воображая события, ее составляющие, сравнивая их неприметные начала с далекими, огромными следствиями, удивительную связь их между собою, невольно думаешь, что перст Божий ведет нас, как будто древле Иудеев, к какой-то высокой цели.
Я имел случай указывать на некоторые черты сего чудесного прежде: припомним оные здесь вместе с некоторыми другими.
Олег, недовольный, вероятно, Новгородцами, без всякого намерения переселяется в Киев, и сие переселение предводителя почти кочевого племени имеет бесконечное влияние на всю будущую судьбу России, которая без оного, войдя в сношение с близким Западом чрез Новгород, должна б была неминуемо подчиниться Папе и принять участие в судьбе католичества.
Чувствуете ли вы, что сие по-видимому случайное переселение долженствовало быть непременно, чтоб Российская Империя получила тот вид и характер, какой имеет?
Приняв Христианскую Веру при Владимире, Россия четыреста лет после того не имеет почти никакого сношения с Грециею, кроме монашеских путешествий; но в пятнадцатом столетии, как нарочно, последняя отрасль Палеологов, Царевна София, вступая в брак с Иоанном III, истинным основателем нашего Государства, и принеся нам герб, устрояет первый наш Двор и дополняет первое Греческое влияние на Россию.
Вспомните теперь пятнадцатое столетие, вспомните с какими величайшими затруднениями утверждено было единовластие во всей Европе; у нас не было почти никакого: все роды Удельных Князей вымерли или обмелели в этому времени, и Москва должна была только что прибирать их наследства к своим рукам. Новгород, Рязань, Тверь, Вятка, страны Северские, Пермь, Малороссия, не области, а целые Государства Европейские, почти не были покорены нами, а только покорились, повинуясь силе какого-то естественного тяготения. -
Как освободилась Россия из-под ига Монголов? Почти без ее ведома: Иоанн и Ахмет, устрашившись друг друга, разошлись в разные стороны, один в Москву, другой в Орду, а между тем 1480 год считается эпохою нашего освобождения.
И действительно, Орда, разделенная на многие ханства, после не могла уже более устрашать России, и все ее части одна за другою, начиная с Казани, достались нам, не столько неволею, сколько волею.
Спасение России от Поляков и Шведов, когда в одной части ее печатались уже книги с именем Владислава Жигимонтовича в заглавии, а другая готова была присягнуть Густаву Карловичу, избрание на Престол фамилии Романовых в лице семнадцатилетнего юноши, укрывавшегося дотоле в глубине монастырской келии, фамилии Романовых, которая дала России Алексея, Феодора, Петра, -- прибавлю здесь и Елизавету, основательницу Московского Университета, -- менее ли удивительны? -
И какова связь между смертью в Угличе семилетнего Царевича Димитрия, игравшего в тычку ножом, и реформациею Петра! А последняя не могла бы произойти так без первого происшествия. Не пресекись род Московских Князей: не было бы Романовых, не было бы Петра.
А судьба сего Петра, который младенцем еще прошел невредимо сквозь тысячи стрельцов и раскольников, мимо копий и мечей, мимо властолюбивой Софии, и сел на отеческий Престол: которого после, в летах мужества, не брали ни порох, ни яд, ни железо!
Присоедините сюда жизнь еще одного человека, который, кажется, должен был нарочно бежать из Женевы, чтоб овладеть воображением младенца, возбудить в нем любопытство и удивление к иностранцам, то есть бросить в его душу первое семя всех будущих преобразований. Я говорю о Лефорте.
Кому предназначено было судьбою постигнуть намерения Петра, довершить его начинания, приблизить Россию еще более к ее цели? Принцессе из Герцогства Ангальт-Цербстского, которого имени пред сим неслышно было в России. -
События нашего времени менее ли чудесны? Наполеон нападает на Россию с силами всей Европы; какой счастливый случай, казалось бы, для Турции и Швеции отмстить нам за прежние раны, им нанесенные, и возвратить себе завоевания Екатерины и Александра. Нет. Они именно в это время уступают, утверждают за нами новые страны. И при каких правителях? При Бернадотте и Махмуте.
Но как Наполеон, первый политик своего времени, мог выпустить из виду это развлечение наших сил, которое почти верно обеспечивало ему победу? На него нашло непостижимое затмение, и враги сделались нам друзьями, и даже помогли выйти из критического положения.
Неправда ли, что все сии события были бы почтены невероятными баснями, если бы не составляли истинной Истории?
В Истории языка, промышленности, внутреннего управления, встречаются такие же чудеса: так например, бедный крестьянин, рыболов с берегов Ледовитого моря, который под двадцать лет только начал учиться грамоте, преобразовал Русское слово и дал своим соотечественникам новое, сильнейшее орудие в благородных прениях с Европейскими народами!
Во сколько времени процвели наши фабрики! И проч., и проч.
Далее -- частная История получает большую занимательность от характеров действующих лиц: наша представляет целый курс Психологии в лицах: я не думаю, чтоб какое-либо Государство могло выставить много таких людей сряду, каковы были у нас Иоанн III вместе с Софиею и Еленою, Василием и Димитрием, Иоанн Грозный с Сильвестром и Адашевым, Курбским и Скуратовым, Борис Годунов с своим семейством, Самозванец, Шуйский, Скопин и Болотников, наконец герои междуцарствия -- Гермоген, Ляпунов, Шеин, Дионисий, Палицын, Минин, Трубецкой, Пожарской, за коими следовали Филарет, Алексей, София; не говорю уже здесь о Петре Великом, который один составляет собою целый век, целую Историю.
И в каких разнообразных отношениях находились сии люди! Чрез какие ступени, например, перешла душа Годунова, который, женясь на дочери палача Иоаннова, из простого дворянина сделался приближенным вельможею, правителем, Царем, который имел сладостное удовольствие видеть Россию, вознесенную его трудами и мыслями на верх могущества и славы, и чрез минуту пасть жертвою мелкой личной злобы, и на смертном одре предчувствовать гибель дражайшего своего семейства, которое любил он больше всего на свете.
Простое повествование о судьбе его, о жизни таинственного Самозванца с его Мариною, о Шуйском суть такие романы, которых никогда не могло б создать богатое воображение Вальтера Скотта.
Скажем несколько слов о сих лицах в других отношениях. Союз Иоанна III с Литвою и Польшею, Крымом и Валахиею, отношения к Турции и Золотой Орде, связи и договоры Годунова представляют училище для негоциантов, в котором они найдут много опытов и любопытных сведений для себя даже после Истории современных Европейских Государей -- Людовика XI, Фердинанда Католика и Карла V.
До сих пор мы не отдавали должной справедливости нашей старинной Дипломатии, потому что по какому-то странному предубеждению не смели сравнивать наших дельцов с Западными Министрами; но, откинув блестящие имена, я не знаю, в чем и много ли уступят им наши Щелкаловы, Власьевы и Годуновы.
Наконец, следует говорить о Российской Истории в отношении к настоящему времени. Мы живем в такую эпоху, когда одна ясная мысль может иметь благодетельное влияние на судьбу целого рода человеческого, когда одно какое-либо историческое открытие может подать повод к Государственным учреждениям.
Какое славное поприще, какие великолепные виды для Науки! -- С другой стороны, не часто ли случается нам слышать восклицания: зачем у нас нет того постановления или этого. Если б сии ораторы были знакомы с Историею, и в особенности с Историею Российскою, то уменьшили бы некоторые свои жалобы, и увидели бы, что всякое постановление должно непременно иметь свое семя и свой корень, и что пересаживать чужие растения, как бы они ни были пышны и блистательны, не всегда бывает возможно или полезно, по крайней мере, всегда требует глубокого размышления, великого благоразумия и осторожности.
Далее -- они увидели бы ясно собственные наши плоды, которым напрасно искать подобных в других Государствах, и преисполнились бы благодарностию к Промыслу за свое удельное счастие. В этом отношении Российская история может сделаться охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия, самою верною и надежною.
Вот, почему изучение Российской Истории полезно, важно, необходимо.
Я старался обозреть некоторые ее особливые качества и представить ее отношение к современному миру, к науке, к настоящим обстоятельствам. Я не упомянул только об одной важнейшей причине, которая более всех других должна возбудить нас к сему занятию, и которую я предоставляю собственному сердцу каждого -- Российская История -- это мы сами, наша плоть и кровь, зародыш наших собственных мыслей и чувств, которые, постепенно получили в нас настоящую степень своей зрелости.
Изучая Историю мы изучаем самих себя, достигаем до своего самопознания, высшей точки народного и личного образования. Это книга бытия нашего.
И когда мы можем с большими надеждами начать свои труды, как не в наше время? Августейший Монарх принимает Отечественную Историю под высокий покров Свой; просвещенное Начальство, постигшее всю важность исторических занятий, доставляет все нужные средства для их продолжения.
Мы повторим здесь всегдашнее наше желание, чтоб скорее изданы были летописи и прочие источники Российской Истории, чтобы плоды Археографической Экспедиции Строева были обнародованы во всеобщее сведение, и не остались тлеть в архивах, как то к несчастию случилось с трудами других наших незабвенных исследователей. Тогда только Российская История получит надежное основание, тогда только обозначатся все материалы, из коих должен создаться великолепный ее храм.
Впервые опубликовано: "Ученые записки". 1833. No 1. июнь.
Письмо к Государю Цесаревичу,
Великому Князю Александру Николаевичу
в 1838 году
Государь!
Вашему Императорскому Высочеству угодно было по прочтении моей записки о Москве, чтоб я представил Вам свое мнение о важнейших эпохах в русской истории.
Слишком лестно для меня это желание, но я чувствую невольную робость, приступая к его исполнению. Говорить о прошедшем тому, у кого в сердце хранится будущее!..
О, если б я, озаренный каким-нибудь внезапным светом, мог прозреть теперь всю таинственную связь событий, решавших судьбу Отечества, выразуметь ясно их причины, ближние и дальние, оценить верно все последствия! О, если б я мог раскрыть теперь пред Вашими глазами весь путь, пройденный Россией, представить все степени ее восхождения и устремить взор Ваш прямо на цель, ей предназначенную!..
Волновать Ваше сердце, воспламенять в нем любовь к Отечеству мне не нужно: мы знаем, Кто возжигает священный огонь; мы знаем, как он уже пылает.
Россия! что это за чудное явление на позорище мира! Россия -- пространство в 10 тысяч верст длиною по прямой линии от средней почти реки европейской чрез всю Азию и Восточный океан до дальних стран американских! Пространство в 5 тысяч верст шириной от Персии, одного из южных государств азиатских, до края обитаемой земли -- до Северного полюса.
Какое государство равняется с нею? с ее половиною? Сколько государств равняется ее двадцатым, пятидесятым долям.
Россия -- население из 60 миллионов человек, коих счесть было возможно, кроме тех, коим еще счету нет, население, которое ежегодно увеличивается миллионом и вскоре дойдет до ста.
Где такая многочисленность? О Китае говорить нечего, ибо его жители без сообщения составляют мертвый капитал истории и, следовательно, не идут к нашим соображениям.
А если мы прибавим к этому количеству еще 30 миллионов своих братьев, родных и двоюродных, славян, рассыпанных по всей Европе, от Константинополя до Венеции и от Морей до Балтийского и Немецкого морей, славян, в которых течет одна кровь с нашею, которые говорят одним языком и, следовательно, по закону природы нам сочувствуют, которые, несмотря на географическое и политическое разлучение, составляют одно нравственное целое с нами по происхождению и языку !
Вычтем это количество из соседней Австрии и Турции, а потом -- из всей Европы и приложим к нашему. Что останется у них и сколько выйдет нас? Мысль останавливается, дух захватывает! Девятая часть все обитаемой земли и чуть ли не девятая часть всего народонаселения. Пол-экватора, четверть меридиана!
Но пространство, многолюдство не составляют еще единственного условия могущества. Правда...
Россия -- государство, которое заключает в себе все почвы, все климаты: от самого жаркого до самого холодного, от знойных окрестностей Эривани до ледовитой Лапландии; которое обилует всеми произведениями, нужными для продовольствия, удобства, наслаждения жизнью, сообразно с нынешнею степенью ее развития, -- целый мир какой-то самодовольный, независимый, абсолютный.
Многие из сих произведений таковы, что порознь составляют источники благосостояния в продолжение веков для целых больших государств, а она имеет их в совокупности.
Золота и серебра, кои почти перевелись в Европе, мы имеем горы и в запас еще целые хребты непочатые. Железа и меди -- пусть назначат какое угодно количество, и на следующий год оно будет доставлено исправно на Нижегородскую ярмарку. Хлеба -- мы накормим всю Европу в голодный год.
Леса -- мы ее обстроим, если бы она, оборони Боже, выгорела. Льна, пеньки, кожи -- мы ее оденем и обуем. Сахар только что начинает, почти со вчерашнего дня, обрабатываться, и скоро, говорят, мы не станем его выписывать.
Для вина длинные берега Черного и Каспийского морей, Крым, Кавказ, Бессарабия ожидают делателей, и владельцы, бургундские, шампанские, стараются закупать себе участки в этих краях.
Шерсть мы отпускаем даже теперь, и Новороссийский край, древнее раздолье кочевых племен, представляет столько тучных пастбищ, что стада несметные могут там разводиться, и мы не позавидуем никаким мериносам Испании и Англии.
Для шелководства мы имеем целые страны. Говорить ли о рогатом скоте, рыбе, соли, пушных зверях? В чем есть нужда нам и чего мы не можем получить дома? Чем не можем снабжать других? И все это мы видим, так сказать, наруже, на поверхности, близко, под глазами, под руками, а если еще спустить глубже, осмотреть далее! Не проходят ли беспрестанно слухи, что там открылись слои каменного угля на несколько сот верст длиною, там оказался мрамор, там приискались алмазы и другие драгоценные камни!
Эти произведения естественные, сырые, но где больше удобств для заведения фабрик при такой дешевизне работы, при таких умеренных нуждах и требованиях работников? Давно ли на фабрики обращено внимание и на какую высоту они уже поднялись! Что мы увидели на последних выставках народной промышленности? Что говорить об успехах филатур, суконных, бумажных фабрик, москотильных заводов?
А торговля может ли где-либо процветать более при таком обширном внутреннем кругообращении, смежности с морями, потребности чужих краев и близости к богатым странам азиатским: Персии, Индии, Китаю? Страшно ли России соперничество Англии со всеми ее пароходами хоть по Евфрату и Нилу и железными дорогами чрез Суецы и Панамы?
Конечно -- многого нет в действительности из того, что я сказал здесь, но я говорю о возможности, еще более -- о легкости и удобстве. И в самом деле, что из сказанного не может начаться завтра, если оно будет нужно и если на то последует Высшая воля?
Да. Физические силы достигли в возможности до высочайшей степени, на какой они не стояли и не стоят нигде в Европе, и перед ними простирается еще необозримое поприще для развития. Одни сии исполинские силы знаменуют уже много, когда мы вспомним, что производили они в мире древнем и новом.
Но они не значат еще ничего в сравнении с нравственными силами, с благоприятными обстоятельствами, в коих Россия находится в отношении к остальному миру.
Из нравственных сил укажем, прежде всего, на свойства русского народа: его толк и его удаль, которым нет имени во всех языках европейских, его понятливость, живость, терпение, покорность, деятельность в нужных случаях, какое-то счастливое сочетание свойств человека северного и южного.
Образование и просвещение принадлежат почти кастам в Европе, хотя открытым для всех, но все <же> -- кастам, и низшие сословия, с немногими исключениями, отделяются каким-то тупоумием, заметным путешественнику с первого взгляда. А на что не способен русский человек? Представлю несколько примеров, обращу внимание на случаи, кои повторяются ежедневно пред нашими глазами.
Взглянем на сиволапого мужика, которого вводят в рекрутское присутствие, -- он только что взят от сохи, он смотрит на все исподлобья, не может ступить шагу не задевши, это увалень, настоящий медведь, национальный зверь наш.
И ему уже за 30, иногда под 40 лет. Время ли, кажется, переряживаться! Но ему забреют лоб, и через год его уже узнать нельзя: он марширует в первом гвардейском взводе и выкидывает ружьем не хуже иного тамбурмажора, проворен, легок, ловок и даже изящен на своем месте.
Этого мало -- ему дадут иногда в руки валторну, фагот или флейту, и он, полковой музыкант, начнет вскоре играть на них так, что его заслушается, проезжая, Каталани или Зонтаг.
Поставят этого солдата под ядра, он станет и не шелохнется, пошлют на смерть -- пойдет и не задумается; вытерпит все, что угодно: в знойную пору наденет овчинный тулуп, а в трескучий мороз пойдет босиком, сухарем пробавится неделю, а форсированными своими маршами не уступит доброй лошади, -- и Карл XII, Фридрих Великий, Наполеон, судьи непристрастные, отдают ему преимущество пред всеми солдатами в мире, уступают пальму победы.
Русский крестьянин делает себе все сам, своими руками; топор и долото заменяют ему все машины; а ныне многие фабричные произведения изготовляются в деревенских избах.
Посмотрите, какие узоры выводят от руки сборные ребятишки в школе рисования и мещанском отделении Архитектурного училища! Как отвечают о физике и химии крестьяне, ученики удельных и земледельческих школ! Какие успехи оказывает всякий сброд в Московском художественном классе! А сколько бывает изобретений удивительных, кои остаются без следствий за недостатком путей сообщений и гласности: один простолюдин заменяет силу гидравлического пресса каким-то простым деревянным снарядом, другой сообщает льну мягкость шелка, третий чертит планы в состязании с великими архитекторами.
Глубокое познание книг Священного Писания, философские размышления по отношениям богословия к философии принадлежат к нередким явлениям в простом народе.
Молодое поколение русских ученых, отправленных заниматься в чужие края при начале нынешнего царствования, заслужило одобрение первоклассных европейских профессоров, которые, удивляясь их быстрым блестящим успехам, предлагают им почетное место в рядах своих.
Все это доказательства народных способностей!
Вот сколько сил нравственных в дополнение к физическим.
Впрочем, случается иногда, что собрание сил не может быть приведено в действие и потому теряет много из своего значения, подобно капиталу, который тогда только производит, когда употребляется, а в противном случае -- мертв. Совсем не то в России.
Все ее силы, физические и нравственные, составляют одну огромную махину, расположенную самым простым, удобным образом, управляемую рукою одного человека, рукою Русского Царя, который во всякое мгновение единым движением может давать ей ход, сообщать какое угодно ему направление и производить какую угодно быстроту.
Заметим, наконец, что эта махина приводится в движение не по одному механическому устройству. Нет, она вся одушевлена, одушевлена единым чувством, и это чувство, заветное наследство предков, есть покорность, беспредельная доверенность и преданность Царю, который для нее есть бог земной.
Спрашиваю, может ли кто состязаться с нами и кого не принудим мы к послушанию? В наших ли руках политическая судьба Европы и, следовательно, судьба мира, если только мы захотим решить ее?
В истине слов моих можно удостовериться еще более, представивши себе состояние прочих европейских государств. О других частях света говорить нечего, потому что они подчинены Европе, так или иначе, посредственно или непосредственно, и могут играть роль только второстепенную.
В противоположность русской силе, целости, единодушию там распря, дробность, слабость, коими еще более, как тенью свет, возвышаются наши средства.
Перечтем все европейские государства.
Испания и Португалия десять лет сряду пред нашими глазами раздираются междоусобиями, и не видать конца борьбе партий, кои имеют силы, кажется, равные, а желания противоположные, следовательно, никак не могут сойтиться, а разве разойдутся, разделятся политически и тем начнут, может быть, новый период истории.
Эти государства понижаются 300 лет -- есть ли вероятности в таком положении дел, чтоб они восстали вопреки непреложному закону истории, который всякому государству указывает его зенит и надир, предмет возвышения и понижения.
Австрийская империя не может сделать ни одного шагу вперед и только удивительным усилиям своей политики обязана тем, что держится на своем месте, в своих противоестественных пределах.
Всякую минуту она должна трепетать за свое существование, не только что думать о каком-нибудь положительном действии.
Из каких разнородных частей она составлена -- славяне, немцы, венгерцы, итальянцы, в равной почти мере, под преимуществом славян, и все они взаимно ненавидят друг друга и с нетерпением ожидают минуты разлучения.
Германия... -- политическая роль ее, кажется, кончена в разрушении Римской Империи и основании новых западных государств.
Турция давно уже не имеет никакого значения, и в наше время два раза спасала ее от угрожавшей гибели Россия, которой двое суток только нужно во всякое время, по замечанию маршала Мармона, чтобы флот ее явился под стенами Константинополя, -- впрочем, по давно знакомому пути.
Большая часть ее обитателей в Болгарии, Сербии, Македонии, самой Румынии, не говоря уже о Молдавии и Валахии, суть чистые славяне, не только единоплеменники, но и единоверцы, которые во всякую войну передаются на нашу сторону и ничего не желают столько, вместе с греками, как называться подданными Белого Царя.
Пруссия -- государство благоустроенное, снискавшее себе самобытность, но оно состоит из двух половин, и Рейнская половина есть почти отдельное государство.
В восточной же половине -- четверть чистых славян в Познани и отчасти в Силезии и большая половина славян онемеченных в Померании, Восточной и Западной Пруссии, Силезии и самой Бранденбургии. Что же остается? Положим, даже 5 миллионов количество незначительное, способное только для войны оборонительной, даже под управлением Фридриха Великого. Точно то же должно сказать о Швеции, Дании и Голландии.
Остаются два государства в Европе самобытные, государства, которые могут быть почтены сим титлом: Франция и Англия.
Я не знаю, будет ли исторической дерзостью, парадоксом сказать, что сии государства сильнее своим прошедшим, чем настоящим, сильнее на словах, чем на деле, что личное право, учреждение, имеющее, бесспорно, много хороших сторон с историческим началом и корнем на Западе, возросло у них на счет общественного могущества и механизм государственный осложнен, затруднен до крайности, так что всякое решение, переходя множество степеней, и лиц, и корпораций, лишается естественно своей силы и свежести и теряет благоприятное время.
Взглянем на покорение Алжира Францией. Сколько бесконечных толков и споров в продолжение десяти лет! С каким напряжением взята была Константина после многих неудачных опытов! Как слабы все меры и как не определен образ действия. И эти прения с Швейцарией и Мексикой! Сколько нот и ответов? Какие хлопоты! Неужели они могут служить признаками могущества? Читая состязания в Палате депутатов, видишь, что все отличные умы, все государственные мужи, как будто подкупленные, только что мешают друг другу.
Вот какое устройство получила государственная машина, -- впрочем, по естественному ходу дел.
Возмущение Канады представляет подобное явление в Англии, и путешествие лорда Дургама, его речи и меры и разборы их наскучили самым ревностным читателям газет. Крайность в богатстве и нищете, зависимость от торговли, ненависть Ирландии -- непреодолимые преграды на ее пути.
Одним словом, я не знаю, какие великие предприятия могут возникнуть даже в этих двух первых государствах Европы и не должны ли они признаться, что Наполеон и Ватерлоо были высшими точками их могущества, nec plus ultra!
Сравним теперь силы Европы с силами России, о коих говорено было прежде, и спросим, что есть невозможного для Русского Государя.
Одно слово -- целая империя не существует; одно слово -- стерта с лица земли другая; слово -- и вместо них возникает третья от Восточного океана до моря Адриатического.
Сто лишних тысяч войска -- и Кавказ очищен, и дикие сыны его тянут лямку в русских конных полках вместе с калмыками и башкирцами, а новое поколение воспитывается в кадетских корпусах, в других нравах, с другим образом мыслей.
Сто тысяч войска, и проложены военные дороги до пограничных городов Индии, Бухары, Персии.
Даже прошедшее может он, кажется, изворотить по своему произволу: мы не участвовали в крестовых походах -- но не может ли он освободить Иерусалим одною нотою к дивану, одною статьею в договоре.
Мы не открывали Америки (хоть открыли треть Азии), но наше золото, коего добыток с каждым годом увеличивается, не дополняет ли открытия Колумбово и не обещает ли противоядия яду?
Пусть выдумают Русскому Государю какую угодно задачу, хотя подобную тем, кои предлагаются в волшебных сказках! Мне кажется -- нельзя изобрести никакой, которая была бы для Пего с русским народом трудна или, скажу хоть менее, невозможна, если бы только на решение ее состоялась Его Высшая воля.
Известно, что нынешний Государь наш, августейший ваш родитель, не думает ни о каких завоеваниях, ни о каких приобретениях, но я не могу, не смею не сделать замечания исторического, что Русский Государь теперь без планов, без желаний, без приуготовлений, без замыслов, спокойный, в своем Царскосельском кабинете ближе Карла V и Наполеона к их мечте об универсальной монархии, мечте, которую они на верху своей славы возымели после тридцатилетних трудов, подвигов и успехов.
И сама Европа это предчувствует, хотя и стыдится в том сознаться себе: это неусыпное внимание, с коим следится всякий шаг наш, это беспрерывное опасение при малейшем движении, этот глухой шепот ревности, зависти и злобы, который слышится во всех иностранных газетах и журналах, -- не служат ли самым убедительным доказательством русского могущества! Да, будущая судьба мира зависит от России, говоря, разумеется, по-человечески, предполагая изволение Божие! Какая блистательная слава!
Но, Государь, есть еще одна слава -- слава чистая, прекрасная, высокая, святая, слава добра, слава любви, знания, права, счастья. Что в силе? Россия не удивит уже действиями силы, как миллионщик не удивляет тысячами. Она стоит безмолвная, спокойная, и ее уже трепещут, строят ей ковы, суетятся около нее. Она может все -- чего же более?
Другая слава лестнее, вожделеннее, и ею мы можем озариться также.
Кто взглянет беспристрастно на европейские государства, тот, при всем уважении к их знаменитым учреждениям, при всей благодарности к их заслугам для человечества, при всем благоговении к их истории, согласится, что они отжили свой век или, по крайней мере, истратили свои лучшие силы, то есть что они не произведут уже ничего выше представленного ими в чем бы то ни было: в религии, в законе, в науке, в искусстве.
А разве все сделано ими? Не утверждает ли напротив наука, что развитие каждого государства по всем отраслям человеческой жизни было частно, односторонне, не полно, что в Германии преобладала и преобладает везде идея, в религиозных явлениях точно так, как и в политических и во всех прочих; в Италии -- чувство; во Франции -- общественность; в Англии -- личность. Где же полное развитие?
Далее, если сравнить целый мир древний и новый между собою, то мы увидим, что каждый из них имеет свои блистательные качества, но в прочих уступает другому. Однако ж должно быть их сочетание!
Взглянем еще с другой, высшей нравственной стороны.
Кто осмелится сказать, что цель человеческая была достигнута или, по крайней мере, имелась в виду каким-нибудь из государств европейских? В одном мы видим более сведений, а в другом -- более произведений, удобств, в третьем -- удовольствий, но где добро святое?
Разврат во Франции, леность в Италии, жестокость в Испании, эгоизм в Англии -- явления общие, принадлежащие к отличительным признакам, неужели совместны с понятиями о счастье гражданском, не только человеческом, об идеале общества, о граде Божьем? Златой телец -- деньги, которому поклоняется вся Европа без исключения, неужели есть высший градус нового европейского просвещения, Христианского просвещения?
Повторяю, где же добро святое?
Коляр, знаменитый поэт славянский нашего времени, в одном своем лирическом рассуждении предрекает славянам славную долю, особенно в отношении к изящным искусствам.
Не может быть, говорит он, чтобы такой великий народ, в таком количестве, на таком пространстве, с такими способностями и свойствами, с таким языком, не должен был сделать ничего в пользу общую.
Провидение себе не противоречит. Все великое у Него для великих целей.
Мне кажется, можно распространить его предречение и сказать, что вообще будущее принадлежит славянам.
Есть в истории череда для народов, кои один за другим выходят стоять как будто на часы и служить свою службу человечеству; до сих пор одних славян свет не видал еще на этой славной чреде; следовательно, они должны выступить теперь на поприще, начать высшую работу для человечества и проявить благороднейшие его силы.
Но какое же племя между славянами занимает теперь первое место? Какое племя по своему составу, языку, совокупности свойств может назваться представителем всего славянского мира? Какое более имеет залогов в своем настоящем положении и прошедшей истории для будущего величия? Какое ближе всех к этой высокой цели? Какое имеет более видимой возможности достигнуть ее? Какое...
Сердце трепещет от радости... о, Россия, о, мое Отечество! Не тебе ли?.. О, если бы тебе! Тебе, тебе суждено довершить, увенчать развитие человечества, представить все фазы его жизни, блиставшие доселе порознь, в славной совокупности, сочетать образование древнее с новым, согласовать ум с сердцем, водворить всюду мир и правду, доказать на деле, что цель человеческая не в одной науке, не в одной свободе, не в одной силе или искусстве, образовании, промышленности, богатстве; что есть нечто выше и учености, и промышленности, и образования, и свободы, и богатства -- просвещение, просвещение в духе Христианской религии, просвещение словом Господним; -- что оно, и только оно, скажем вслед за двумя нашими великими проповедниками, может даровать людям счастье, счастье земное и небесное.
Когда я видел Вас при выходе из Успенского собора с любовью и кротостью во взорах, с смирением и благородством во всех движениях, когда я слышал вокруг себя всемогущий восторг русского народа, я мечтал о золотом веке, об едином стаде и едином пастыре, и сладкие слезы текли из глаз моих...
Но я говорю о будущем. Простите меня, Государь! От избытка сердца глаголют уста, сказал вдохновенный пророк.
Начав писать к Вам, я не мог удержаться, чтобы прежде всего не высказать того, что я чувствовал в ту священную минуту.
Пусть это письмо мое будет вступлением к рассуждениям о русской истории! Пусть оно служит, по крайней мере, доказательством, что история России, государства, которое занимает теперь в политическом смысле первое место и по всем соображениям науки должно занимать такое же и в человеческом смысле, есть самый важный, самый великий предмет изучения и размышления в наше время, потому что великому настоящему, величайшему будущему непременно должно быть основание в прошедшем -- в истории.
Имею счастье именоваться и пр.
(Это письмо не дошло в свое время до Великого Князя. Написанное с лишком 35 лет назад, оно требует ныне многих комментариев, пояснений и даже оправданий, которые и будут представлены в своем месте).
ПЕТР ВЕЛИКИЙ
...Нынешняя Россия, то есть Россия Европейская -- дипломатическая, политическая, военная, Россия коммерческая, мануфактурная, Россия школьная, литературная -- есть произведение Петра Великого.
Какое бы явление в сих сферах гражданской жизни ни стали мы рассматривать, о каком бы учреждении ни стали мы рассуждать, все подобные исследования доводятся непременно до Петра Великого, у которого в руках концы всех наших нитей соединяются в одном узле. Куда мы ни оглянемся, везде встречаемся с этою колоссальною фигурою, которая бросает от себя длинную тень на все наше прошедшее и даже застит нам древнюю Историю, -- которая в настоящую минуту все еще как будто держит свою руку над нами, и которой, кажется, никогда не потеряем мы из виду, как бы далеко ни ушли в будущем.
Обозревая царствование Императора Петра Великого, с намерением представить оное в одной общей картине, определить его значение в системе Русской и Европейской Истории, невольно чувствуешь трепет, падаешь духом и не знаешь, с чего начать, что сказать и что умолчать.
Сколько созданий! Сколько разрушений, преобразований! Сколько действий и происшествий всякого рода! Мысль устает летать от одного предмета к другому, и удивленная, изнеможенная, приходит в замешательство, останавливается...
Что за зрелище представляет он сам своею свободою, с своим твердым характером, с своей железной волею, с своими пылкими страстями, темпераментом, даже с своим лицом и исполинским ростом! Что за зрелище представляет Россия и ее жители с их образом мыслей, привычками, нуждами, предрассудками, обстоятельствами, стариною -- заветным наследием предков, -- Россия тысячелетняя, смирная, терпеливая, благочестивая, самодовольная страна, в которую он слан был судьбою этот величайший из всех Преобразователей, ничем не довольный!
Сколько разного дела делается в одно время, -- одно подготовляется, другое начинается, третье на половине, четвертое близко к концу, с каким рвением, жаром, усердием, как будто всем работникам заданы уроки, назначен срок, под строгою ответственностию.
Все торопятся, суетятся, спешат кончить и боятся опоздать. Шум, крик, стук. Нет покоя ни днем, ни ночью. Нет остановки, передышки на минуту. Не успеют справиться с одним, как уже принимаются за другое. Все рассчитано по часам, по минутам; все переведено будто на верную математическую машину.
Одно семя бросается пред вашими глазами в землю, другое перезябает599, третье только что изникло600 из почвы, а это уже цветет, а это уже приносит плод -- и все они произрастают рядом, в одно время.
Какое движение, какая деятельность, живость во всех концах обширного Царства! И что за разнообразие!
Здесь роются в горах и достают руду, там из руды куют железо, дальше сверлят из железа ствол, а еще дальше стреляют уж из нового ружья.
Вот выписаны овцы, вот они расплодились, вот настрижено с них шерсти, вот выткано из нее сукно в только что отстроенной фабрике, вот кроят новое невиданное платье, и вот оно напяливается на горько плачущий народ, у которого только что выбрита борода601.
Здесь скапывают бугры, там зарывают рвы, громоздят насыпи, меряют землю, выжигают болота, валят леса, прорубают засеки602, и при последнем взмахе лопаты, отбрасывающей остальной камень с новой дороги, показывается вдали первый обоз, который подъезжает к готовому сообщению.
Ныне исчисляется народ и производится первый рекрутский набор603, завтра формируется армия, и прямо с ученья идет на генеральную баталию604, поутру побеждена, а к вечеру празднует викторию605.
Но вот понадобились люди, и работники, как в святочной игре606, отрываются от одного дела к другому, перебегают с края на край. Каменщик кидается за топором, плотник спешит к творилу607, купец хватает ружье, солдат садится пред зерцало608, крестьянин на завод, помещик на корабль
Вдруг нагрянули враги -- новая перемена: все бегут к ним на встречу, кто с поля, кто от станка, кто из суда, кто из лавки! Проводили незваных гостей, и опять все по своим местам, как ни в чем не бывалые, принимаются за прерванное дело. Замололи жернова, заходил топор, запрыгали шестерни, пошли на службу и огонь и вода, и воздух и земля.
Все делают розное609, мечутся беспрестанно из угла в угол, но никто не мешает друг другу; напротив, оказывается взаимная помощь, выходит лад610: какой же всемогущий чародей611 управляет всею со-вокупностию этих многочисленных, разнородных действий?
Нет, не чародей, а Гений, Петр. Смотрите -- вон он стоит посреди широкого поля, Русского Царства, рабочей своей палаты, между тысячами и тьмами612 своих работников. Видите -- он выше их всех на пол-аршина613... Что такое сверкает в руке его, не волшебный ли жезл какой? Как горят его глаза, как движется все его тело! Смотрите -- как поворачивает он головою направо и налево, как бросает свои пронзительные взоры во все стороны, и как работа вскипает у Русского человека там, куда он оборачивается, и силы прибывают, и время увеличивается: час вырастает днем, день вытягивается месяцем, месяц стареет годом, трудное становится легким, невозможное возможным.
Смотрите, как по его движениям, то вдруг на севере из болота выскочит город, то на юге пустится по морю флот, то на западе встанет линия крепостей, то на востоке скорым маршем выступит в поход армия!
Или -- вдруг весь народ обривается, переодевается, разлучается по сословиям, по городам, по провинциям, по губерниям614.
Он сам не свой; он помогает, кажется, всякому работнику, присутствует своим духом на всякой работе! Как жарко принимает он к сердцу всякую удачу и неудачу! Удовольствие и досада переменяются ежеминутно на лице его. Он видит все -- вот в городе недостроена башня, вот в армии не комплектен полк, вот на корабле покривилась мачта, вот на фабрике спился наемный Немец! Он бросается стремглав с своего места, хватается за топор, долото615, за кормило616, выкидывает артикул617, строит, чинит, ломает; сыплются награды и наказания, снаряжаются ассамблеи618 и экзекуции619; где гнев, тут и милость.
Чего здесь нет: и трагедия, и комедия, и роман, и история, и волшебная сказка...
Спрашиваю -- не удивительное ли это зрелище?
Что должен был сказать всякий благоразумный человек, смотря на все сии действия, предприятия, замыслы? Не должен ли он был осудить оные, по всем законам ума, по всем соображениям рассудка, осудить со всею строгостию, как несбыточные, бесполезные, пагубные? Позволительно ли приниматься вдруг за все, сказал бы он, позволительно ли... а между тем сии несбыточные намерения осуществились, и не мало по малу, а много по многу, -- и обширнейшее в Европе государство преобразовывалось по желанию одного человека! Такова была сила воли у Петра Великого, такова была его деятельность, -- и вместе такова была покорность Русского народа, терпение, готовность.
Да, Петр Великий сделал много в России. Смотришь и не веришь, считаешь и не досчитаешься. Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться с места, не можем оборотиться ни в одну сторону, без того, чтоб он везде не встретился с нами, дома, на улице, в церкви, в училище, в суде, в полку, на гулянье -- все он, все он, всякий день, всякую минуту, на всяком шагу!
Мы просыпаемся. Какой ныне день? 1 Января, 1841 года. -- Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от Января620.
Пора одеваться -- наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых развел он.
Попадается на глаза книга -- Петр Великий ввел в употребление этот шрифт, и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее -- этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный.
Приносят газеты -- Петр Великий их начал.
Вам нужно искупить разные вещи -- все они, от шелкового шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом: одни выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге.
За обедом, от соленых сельдей и картофелю, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом.
После обеда вы идете в гости -- это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам -- допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого.
Пойдем в Университет -- первое светское училище621 учреждено Петром Великим.
Вы получаете чин -- по табели о рангах622 Петра Великого.
Чин доставляет мне дворянство623 -- так учредил Петр Великий.
Мне надо подать жалобу -- Петр Великий определил ей форму. Примут ее -- пред зерцалом Петра Великого624. Рассудят -- по Генеральному Регламенту625.
Вы вздумаете путешествовать -- по примеру Петра Великого; вы будете приняты хорошо -- Петр Великий поместил Россию в число Европейских Государств и начал внушать к ней уважение, и проч., и проч., и проч.
Место в системе Европейских Государств, управление, разделение, судопроизводство, права сословий, табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство, садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академия -- суть памятники его неутомимой деятельности и его Гения.
Он видел все, обо всем думал и приложил руку ко всему, всему дал движение, или направление, или самую жизнь. Что теперь ни думается нами, ни говорится, ни делается, все, труднее или легче, далее или ближе, повторяю, может быть доведено до Петра Великого. У него ключ или замок.
Это очевидно, и до сих пор нет никакого сомнения, никакого спора. Но с сих пор и начинается сомнение, начинается спор.
В каком отношении Россия Петрова находится к России прежней, и не было ли б лучше, если б прежняя Россия была предоставлена естественному своему течению, или -- если б преобразование было произведено не так быстро, не с таким насилием, или -- если б произведено было преобразование иное?
Слава имеет свои фазы, как луна: она нарастает и умаляется. Петр Великий не пользовался и не мог пользоваться во время своей жизни счастием любви общей; только небольшое количество окружавших людей было предано ему, искренно или своекорыстно. Но с первого поколения по его кончине начинается уже в России неограниченное, безусловное благоговение к нему; с лишком сто лет продолжалось оно. Ныне ж, напротив, слышатся голоса противные, и слышатся довольно часто. Положим -- они безотчетны, как первые, но наука не может и не должна оставлять их без внимания...
Говорят: Петр Великий, введя Европейскую цивилизацию, поразил Русскую национальность -- это самое главное и благовидное обвинение.
Допустим, сначала так, но -- спрошу я обвинителей, возможно ли было России уклониться от Европейской цивилизации, хотя б она имела для нас много неприличных, даже вредных свойств?
Россия есть часть Европы, составляет с нею одно географическое целое, и следовательно, по физической необходимости, должна разделять судьбу ее, и участвовать в ее движении, как планета повинуется законам своей солнечной системы626.
Может ли планета перескочить из одной сферы в другую? Может ли Россия оторваться от Европы? Волею и неволею, она должна была подвергнуться влиянию Европы, когда концентрические круги западного образования, распространяясь беспрестанно далее и далее, приблизились к ней, и начали ее захватывать.
Назовите это образование, пожалуй, чумою, -- но для такой чумы, самой тонкой, самой упругой не существует никаких застав, никаких карантинов, никаких таможен, никаких преград. Эфир всепроникающий, зло необходимое, неизбежное!
Можем ли мы теперь отказаться от употребления машин, от употребления паров, железных дорог? Не можем, даже потому только, что живем в Европе.
Не можем -- пары принесутся сами, и повезут нас по Волге, по Днепру, по Черному морю, будут ткать нам сукно, тянуть бумагу; железные дороги придут сами и лягут по нашим гатям627, как прежде пришли и установились типографические станки, как прежде пришли и грянули пушки.
Если Австрийцы будут поспевать из Вены до Варшавы в день, то как же нам ехать туда неделю!
Точно также, прежде Петра Великого, мы не могли отказаться от пороха, от огнестрельного оружия, иначе были б побиты на первом сражении, и нас бы не стало.
-----
Разберем теперь главные преобразования Петровы.
Петр преобразовал войско, и обучил оное на Европейский манер. Что же? Разве это было не необходимо? Ему надо было сражаться с Европейскими врагами, со Шведами, Прусаками, Поляками или Немцами, следовательно, их оружием, их приемами, их тактикой и стратегией. На ружье с обухом628 идти нельзя.
Или дожидаться ему было Карла? Скажут: он сам напал на Карла629. Но кто поручится, чтоб Карл, достигнув зрелых лет, оставил его в покое, и не задумал кончить планов о северной монархии Карла Густава630, которого он превосходил еще бранным духом? А Польша, которая только что пред Петром должна была возвратить нам часть Малороссии631, -- разве нельзя было предполагать у ней второго Стефана Батория632? В новое время нельзя смотреть на государства порознь; нет -- они составляют уже одно живое органическое целое.
Вопрос о преобразовании войска при Петре тесно связан с вопросом о безопасности и самобытности России.
Решусь сказать даже вот что: если б не было прежде Петра, мог ли бы Александр бороться с Наполеоном633?
Петр преобразовал войско -- не посоветуют ли Петру пощадить стрельцов634? Я согласен, что в их истории есть несколько пиитических635 моментов, но оставить их на свободе после бунтов в пользу Софии636 и ее любимцев, готовых верить всякой лжи и проливать какую угодно кровь, оставить их с тем, чтоб из них, с первыми удачными опытами, сделались опричники637 или преторианцы638, не подумаю ни на минуту, несмотря на их национальность; и надо быть слишком закоснелым в предрассудке, чтоб защищать стрельцов.
Итак, преобразование войска, особенно для Петра, было необходимо, а с войском связаны рекрутские наборы, и постои, и ревизии, и подушные деньги, и выписные иностранцы.
И начало этому преобразованию положено было гораздо прежде, чуть ли не со времен Бориса Годунова639, которому служило уже много иностранцев, и служило с успехом, Что продолжалось при Самозванце, при Михаиле и Алексее640.
Учреждение флотов имело также свою необходимость: овладев приморскими берегами, или, думая овладеть ими, чтоб не подвергаться беспрерывной опасности внезапного нападения, надо было позаботиться о средствах и мерах удержать их за собою, защитить, т. е. должно было основать гавани, настроить кораблей, выучиться мореплаванию, выписать мастеров, послать путешественников в чужие края.
Не думаю я, чтоб кто-нибудь сказал еще, что нам не нужны были берега, и Петр Первый должен был оставить их за Шведами, Поляками, Турками: в таком случае вопрос о самом политическом существовании России подвергся бы сомнению, о существовании, без коего нельзя б было теперь и рассуждать о действиях Петровых.
Скажут, жила Россия без берегов почти тысячу лет? Жила, пока все соседи заняты были дома, пока они оставались вдали от нее, и не могли еще простирать на нее своих видов. Обстоятельства переменяются, теперь и Китай недалеко от Англии.
А покорение берегов, то есть, присоединение Лифляндии, стоило Петру Великому двадцатилетней войны, которая была почти главною задачею всей его жизни, первою заботою, от осады Нарвы до Ништадского мира, и кончилась только за четыре года перед его кончиною641.
Сколько мер и распоряжений соединено было с этою тягостною и решительною войною!
Впрочем, и эта мысль, мысль о покорении Лифляндии, досталась ему также по наследству от его предков, которые, по какому-то удивительному предчувствию (заметному часто в истории государств и наук) были особенно ей привержены: припоминаю о двадцатилетней войне Иоанна Грозного642, который только в очаровании своего болезненного страха уступил ее Баторию; припоминаю о глубокомысленных государственных мерах и усилиях Бориса Годунова643, и, наконец, о походе в царствование Алексея Михайловича644. Следовательно, Петр Великий был здесь только деятельным, счастливым совершителем предприятия, замышленного, может быть, и без дальних видов, его предками.
Для войска, для флота нужны оружие, амуниция: станут ли осуждать Петра, что он заботился об учреждении фабрик и мануфактур, вызывал мастеров и давал им жалованье, должен был поощрять торговлю?
Точно также можно найти причины и вместе примеры в прежней истории, слабые начатки прочих нововведений Петровых, кои, разумеется, могли повлечь за собою, при нем и после него, вредные следствия вместе с полезными, как и все самые превосходные человеческие предприятия, западные и восточные, северные и южные, прошедшие, настоящие и будущие.
Русский язык представляет мне в этом отношении пример самый разительный, на который я обращу внимание: не точно ль такая же революция происходила в языке, как и в государстве? Что за отвратительная масса слов иностранных! Баталии, виктории, артикулы, ранги, регламенты, ассамблеи, фискалы, комплименты, церемонии, секретари, провинции, дедикации, решпекты, привилегии, цыду-лы645 с подписью Piter! Настоящее вторжение двадесяти язык646! Но не было ль необходимо такое противоестественное состояние в его время, переход от чужого, церковного языка к собственному, разговорному? Могли ли бы мы без него говорить и писать этим чистым, звучным, ясным языком, коим говорим и пишем теперь? Не из этой ли хаотической массы возникнуло и расцвело наше славное слово?
Да! Преобразования Петровы были необходимы по естественному ходу вещей в самой России, не только в соседних государствах, в Европе.
С другой стороны, западная, Европейская цивилизация, со всем ее добром и злом, достигла там до такой степени силы, что физически начала притягивать к себе Россию.
Итак, вопрос наш о преобразовании, или принятии западного элемента, получает теперь совсем иную форму, вот какую: могло ль необходимое столкновение, сближение России с Европою, произойти иначе? Не лучше ли б было при оном совсем не действовать? Признаюсь: вообразить на его месте Феодора или Иоанна647 я не могу, не почувствовав трепета во всем составе своем о самобытности России. Или нельзя было действовать и распоряжаться лучше Петра Великого? Нельзя ли было взять в руки этот меч обоюдоострый осторожнее, ловчее, искуснее Петра Великого? Кто осмелится отвечать на такой вопрос, кто скажет: можно? Не знаю, по крайней мере, не я.
Я не берусь ни за что на свете предложить другой план Полтавского сражения, другой проект Ништадскаго мира.
Даже вопрос о бритье бороды и вопрос о Немецком платье я не осмеливаюсь, за Петрово время, решить безусловно, -- так же как и о скорых мерах, жестокостях, казнях, кроме немногих случаев, где были виною более всего его темперамент и обстоятельства. Петр ненавидел стрельцов -- но вспомним, как он, семилетний отрок, трепетал от них в соборе во время первого бунта; вспомним, как он, в одной рубашке, должен был убежать от них в лес из Преображенского, и потом к Троице648; и, наконец, вспомним, как он принужден был прервать вожделенное свое путешествие и от Италии прискакать стремглав в Россию649, где всем его предначинаниям грозила гибель неминуемая.
Мудрено ли, что после таких случаев Петр приходил в трепет, услышав одно имя стрельца? Впрочем, все сии вопросы гораздо мельче, незначительнее, и относятся не столько к Государю, как к человеку, не столько к Русской Истории, как к биографии Петра Великого, который и в этом отношении представляет значительную задачу психологическую.
В заключение этого рассуждения о преобразованиях, я обращу внимание новых судей на прежние два периода преобразований, даже более внутренних, более глубоких, действительных, и обнимавших все сословия, а не одно какое-либо в особенности, которые как будто совсем позабываются ими: я говорю о Норманнах650, коими из Славянского мирного, патриархального семейства образовано бранное государство, и о Монголах651, коими потрясен был весь характер народный, и изменились все гражданские отношения.
Тот и другой переворот были необходимы: нельзя было уклониться от Норманнов и оставаться в патриархальном состоянии; нельзя было укрыться от Монголов и сохранить формы времен средних; точно также нельзя было не подпасть Европейскому влиянию в XVIII веке, и счастие России, что на это время посылал ей Бог Петра Великого.
Петра Великого осуждают еще за то, что он возбудил будто пристрастие к иностранному.
Согласен -- это пристрастие все еще господствует в России и причиняет много вреда, поражая Русские таланты обидной недоверчивостию на пути совершенствования, препятствуя их свободному развитию, касаясь самых чувствительных струн национального сердца.
Согласен, что одно слово -- Англичанин, Немец, Француз, кто бы то ни было, лишь бы не Русский, дает еще в нашем обществе часто право на учтивость, доверенность, уважение, и наоборот, одно слово -- Русский -- возбуждает недоверчивость, подозрительность; но Петра Великого не посмею я обвинять в этом пристрастии, в этом оскорблении отечества, хотя оно и ведет свое начало от его царствования; так же не посмею, как Гуггенберга652 за дурные и вредные книги.
Петр любил иностранцев, это правда, но отнюдь не в обиду своих подданных.
Он привлекал их к себе, находя между ними, и очень естественно, более людей способных и готовых для исполнения его планов; но он имел полную доверенность к Русским.
Да! Без этой доверенности, которая отрасль веры, есть мать всех великих действий общественных, -- без этой доверенности, говорю, мог ли б он, после Нарвы, подумать одну минуту о борьбе с Карлом XII, мог ли б он исполнить сотую долю своих предприятий? Он имел доверенность к Русским, и Русские не обманули его.
Нарвские беглецы разбили непобедимых Шведов со всею их Европейскою тактикою. Петру Великому служили Крюйсы, де Кроа, Вейды653; но Лифляндию покорил ему Шереметев654, поразить Шведов под Полтавою помог Меншиков655, разбивать вражеские флотилии Голицын656.
Сам он был Русским человеком по преимуществу, со всеми Русскими добродетелями, страстями и недостатками.
Следовательно, наше пристрастие к иностранцам есть только злоупотребление случайного отношения его к ним.
Впрочем, скажу здесь несколько и в оправдание: пристрастие к иностранцам есть наследственный порок всех Славянских племен от самой глубокой древности, порок, в коем обвиняют их даже чужие писатели.
Что наше, того нам и не надо, -- вот, к прискорбию, девиз, в некоторых отношениях, Славянских Историй, который изгладится в той мере, как распространится истинное просвещение.
Петр Великий, введя образование западное, прервал, говорят, отечественное, воспрепятствовал естественному его развитию. Это образование было точно, но оно и есть. Любя с самых юных лет толкаться в народе, начинать разговоры на постоялых дворах, базарах и гуляньях, заводя знакомства в деревнях и рядах, я встречал и встречаю часто между воспитанниками Псалтыри и Часослова657 людей высокого просвещения и образа мыслей, здравомыслящих, благородных, талантливых.
С длинными своими бородами, в долгополых кафтанах, с грубыми приемами и нестройною речью, они стоят на высокой нравственной степени и служат для меня представителями того пред-Петровскаго религиозного, духовного образования, которое я считаю вообще предназначенным собственно России.
Но Петр Великий не мешал этому образованию, прививая западное только к высшим сословиям.
Кроме некоторых случайных, временных обстоятельств по соприкосновению с прочими государственными делами, он работал на другом поле.
Петр Великий не вырывал книг и рукописей из рук их. И они остались, приносят свои плоды.
Смотря на этих людей, я вижу только, что с формами Петра Великого они сделали б гораздо более добра, принесли б более пользы отечеству и человечеству.
Петр Великий есть сокровище Русской Истории, описанное подробно, но еще не исследованное, не оцененное во всех частях своих с точностию.
Много работы над ним критике, науке: рассмотреть его как Государя, как Русского, как гражданина, как отца, как супруга, как человека! Что делал он для своего времени, что делал для потомства, навек? Какие меры были общими, какие частными? В какой степени? На кого простирались его действия? Что было в них внутреннего? Что было внешнего? В каком отношении были его учреждения к прежним? Многие его, по нашему, и даже собственному его мнению, нововведения суть не что иное, как древние постановления, имеющие глубокий корень в Русской почве, только в новых формах, с новыми именами.
Вот задача молодым нашим ученым юристам. Пусть они объяснят эту важную и занимательную часть Русской Истории. Тогда мы увидим, что Петр Первый был во многих случаях только великим исполнителем, довершителем, который в своей душе, в своем уме, нашел запросы, содержавшиеся в его народе и естественных отношениях его государства к прочим, -- нашел, взалкал658 и решился удовлетворить их, разумеется, по личному своему усмотрению.
Тогда только, может быть, получим мы основательное право почтить одни учреждения и осудить другие, по примеру Карамзина659, учреждения, к коим увлекся он, овладенный660 духом преобразования, ибо этот дух, как и всякий другой, может ослепить человека, породить пристрастие и возбудить желание разрушать все и переделывать, -- как дух войны гонит Суворова661 и Наполеона на поле битвы, и услужливо доказывает им ее необходимость, -- как дух системы в Философии или Истории или Политике соединяет насильственно быти, и ставит их под известным углом зрения.
Тогда вместе возвратится подобающая честь и нашей древней Истории, коею пренебрегает легкомысленное и опрометчивое невежество, не видя ее близорукими своими глазами из-за Петра Первого, полагая, в слепоте своей, что первое государство мира, в пол-экватора662 и четверть меридиана663, решающее судьбы Европы и всего мира, родилось в одночасье, что Петр Великий действовал случайно, что колосс664 может держаться на песке или воздухе, что сумма может быть без слагаемых.
Заключаю: Петр Великий был Гений, которому мало подобных представляет История, если б даже иные и уравнялись с ним в том или другом достоинстве или свойстве. Правда, трудно Русскому судить о нем равнодушно и беспристрастно, sine ira et studio665, если Немцы до сих пор еще не могут говорить хладнокровно об Александре Македонском666, по замечанию Герена667. (Такую силу имеют на нас великие люди).
Правда, мы родимся и воспитываемся под его влиянием, начинаем мыслить об нем уже предубежденные, а в зрелом возрасте тотчас уже восхищаемся им, благоговеем пред ним; национальная наша гордость в лучшие пылкие годы жизни питается размышлениями об нем: нигде не было такого великого Государя, сказал еще юный Карамзин, -- и мы поднимаем выше свою голову, смотрим веселее на Европейскую Историю. Беспристрастие может быть плодом только долговременного, глубокого изучения, зрелого человеческого образования.
-- Все это правда; но гениальности Петра Великого отдают равную честь Русские и иностранцы, порицатели и почитатели. Действия Петровы продолжаются до сих пор и имеют влияние не только на Россию, но и на всю Европу, на весь мир; такие люди не являются без надобности, или должно отвергнуть присутствие Десницы Миродержавной668 над делами человеческими. Мысль нелепая! Видно, нужен был он, а не кто-либо иной! Смиримся и благоговеем!
Для Данта был учреждена особая кафедра в Университетах Итальянских669. Я почитаю себя счастливым, что мог целый семестр посвятить в Московском Университете исследованиям о нашем Петре. Петр постоит670 Данта! Чем больше будут о нем думать, говорить, писать, тем будет яснее становиться вся Русская История.
-----
И не одной Русской Истории принадлежит Петр Великий. Всеобщая История имеет полное право на этого сына судеб.
Скажу здесь несколько слов и о месте, которое там принадлежит ему.
Я говорил о западном образовании и его влиянии на нас со стороны отрицательной, -- я осмелился даже сравнить оное с чумою, называл злом неизбежным, -- но оно имеет свою сторону положительную, свое добро неотъемлемое. Два государства были в древнем мире, Римское и Греческое; на развалинах Римского государства основались все западные государства; Греческое представляется Россиею.
Западные государства приняли Христианскую веру из Рима, Россия -- из Константинополя, церковь Римская и Греческая671. Образование западное отличается точно также от восточного: одному принадлежит исследование, другому -- верование; одному -- беспокойство, движение, другому -- спокойствие, пребываемость672; одному -- неудовольствие, другому -- терпение; стремление вне и внутрь, сила средобежная и средостремительная673, человек западный и восточный. Оба эти образования, отдельно взятые, односторонни, неполны, одному недостает другого.
Они должны соединиться между собою, пополниться одно другим и произвести новое полное образование западо-восточное, Европейское-Русское.
Вот здесь лице674 Петра Великого получает для меня общеисторическое значение, как основателя соединению двух всемирных образований, как начинателя новой эпохи в Истории человечества! Вот здесь сердце мое начинает биться сильнее при сладостной мечте, что моему отечеству суждено явить миру плоды этого вожделенного, вселенского просвещения и освятить Западную пытливость Восточною Верою.
Западное образование, принесенное Петром Великим, взяло у нас преимущество сначала над домашним национальным образованием, -- и очень естественно: младшее государство в Европе, как младшее дитя в семействе, подвергается всегда влиянию старших. Но теперь мы начинаем освобождаться из-под этого насильственного ига Европейского; мы начинаем думать о собственных своих стихиях, пользоваться Европейским опытом, наукою, искусством, с рассуждением, не безусловно, откидывать ненужное для себя, неприличное, несвойственное, покушаемся выражать свою национальность в слове, в мысли, в деле, в жизни.
Император Александр, вступив в Париж675, положил последний камень того здания, которого первый основный камень положен Петром Великим на полях Полтавских.
Период Русской Истории от Петра Великого до кончины Александра должно назвать периодом Европейским. С Императора Николая, который в одном из первых своих указов по вступлении на престол, повелел, чтоб все воспитанники, отправленные в чужие края, будущие Профессоры, были именно Русские, -- с Императора Николая676, которого Министр, в троесловной своей формуле России677, после православия и самодержавия поставил народность, -- с Императора Николая, при котором всякое предприятие на пользу и славу отечества, предприятие Русское принимается с благоволением, начинается новый период Русской Истории, период национальный, которому, на высшей степени его развития, будет принадлежать, может быть, слава сделаться периодом в общей Истории Европы и человечества.
-----
Я старался представить картину царствования Петра Великого, представить его значение в Русской и Всеобщей Истории, необходимость его преобразования, неосновательность одних осуждений и возможность других, -- наконец, обязанность, которая лежит на Русских ученых, исследовать во всех отношениях этот примечательнейший период в Русской Истории.
В заключение я должен сказать, что наши первые писатели, достойные сыны отечества, от начала Русской Словесности до сих пор, живо чувствуя великость и высокость Петровых заслуг и подвигов, пытались выразить национальное чувство благодарности и удивления великому Государю, и воздвигнуть ему памятник, чтоб был
Металлов тверже он и выше пирамид,
чтоб не сломил его
Ни гром, ни вихорь быстротечный678;
но завистливая судьба всякий раз исторгала из рук их лиру679 и хартию680. Я говорю о Ломоносове, Карамзине и Пушкине681.
Ломоносов начал воспевать Петра в эпической поэме682, которую не успел кончить. Это было одно из последних и любимых его творений.
Карамзин, сказав о Петре Великом несколько слов в путешествии683, и потом произнесши суждение о нем в своей знаменитой Записке о России684, также не мог представить Петра Великого в том Обозрении Русской Истории, которое предполагал он сочинить685, от вступления на престол фамилии Романовых до нашего времени, -- Обозрении, в котором, разумеется, первое место принадлежало бы Петру Великому.
В последний раз мы лишились за сим трудом славного нашего Пушкина, который оставил нам только следующие драгоценные стихи, показывающие, как понимал он своего героя:
Но правдой он привлек сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой686.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначение.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник687.
Сими словами я мог бы кончить свое рассуждение, но есть еще слова, слова заветные, сказанные другим Русским Гением, пламенным другом просвещения, нашим учителем, нашим отцом, Ломоносовым. Их приведу я в заключение:
"Я в поле меж огнем, я в судных заседаниях меж трудными рассуждениями, я в разных художествах между многоразличными махинами; я при строении городов, пристаней, каналов, между бесчисленным народа, множеством, я меж стенами валов Белого, Черного, Каспийского моря и самого Океана духом обращаюсь; везде Петра Великого вижу, в поте, в пыли, в дыму, в пламени, и не могу сам себя уверить, что один везде Петр, а не многие; и не краткая жизнь, но лет тысяча.
С кем сравню Великого Государя! Я вижу в древности и в новых временах обладателей великими названных. И правда, пред другими велики; однако пред Петром малы.
Иной завоевал многие государства, но свое отечество без призрения оставил. Иной победил неприятеля, уже великим именованного; но с обеих сторон пролил кровь своих граждан, ради одного своего честолюбия, и вместо триумфа слышал плач и рыдание своего отечества.
Иной многими добродетелями украшен; но вместо чтобы воздвигнуть, не мог удержать тягости падающего государства. Иной был на земле воин, однако боялся моря.
Иной на море господствовал, но к земле пристать страшился. Иной любил науки, но боялся обнаженной шпаги.
Иной ни железа, ни воды, ни огня не боялся; однако человеческого достояния и наследства не имел разума.
Кому ж я героя нашего уподоблю? Часто размышлял я, каков тот, который всесильным мановением управляет небо, землю и море; дохнет дух его, и потекут воды; прикоснется горам, и воздымятся. Но мыслям человеческим предел предписан! Божества постигнуть не могут! Обыкновенно представляют его в человеческом виде. Итак, ежели человека Богу подобного, по нашему понятию, найти надобно, кроме Петра Великого не обретаю.
А ты, великая душа, сияющая в вечности и героев блистанием помрачающая, красуйся... Мы тобою возвышены, укреплены, просвещены, украшены... Прими в знак благодарности недостойное сие приношение. Твои заслуги больше, нежели все силы наши!"688
КОММЕНТАРИИ
Первоначально статья была написана М. П. Погодиным для своих друзей, первых славянофилов, не отдававших, по его мнению, справедливости великому деятелю русской истории. Перед опубликованием статьи Погодин отправил ее на предварительное рассмотрение министру народного просвещения С. С. Уварову, который внес изменения (поправки, сделанные Уваровым, остались неизвестны), с которыми статья и была напечатана в 1841 г. в первом номере "Москвитянина" (см.: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 т. СПб, 1888-1910. Т. 6. СПб, 1892. С. 5-8). Текст печатается по: Погодин М. Петр Великий // Историко-критические отрывки М. Погодина. М, 1846. С. 335-363.
599 Перезябает -- прорастает.
600 Изникло -- появилось, вышло.
601 Чтобы отучить русских людей носить бороды по азиатскому образцу, Петр обложил их налогом, который начал действовать с 5 сентября 1698 г. Все мужчины, кроме священников и крестьян, обязаны были платить налог по 100 рублей ежегодно, а простые люди (крестьяне) -- по 1 копейке с человека. Уплатившие пошлину получали особый бородовой знак. Сбривание бороды шло вразрез с традиционными православными представлениями о мужской красоте и образе, достойном человеке, поэтому нововведение вызывало массовые неодобрения и протесты.
602 Засеки -- здесь: место, где вырублен лес.
603 Рекрутский набор, рекрутская повинность как способ комплектования армии людьми, введена в России Петром I в 1699 г., когда, перед войной со шведами, повелено было произвести первый набор 32 тыс. солдат на новых началах.
Главные основания рекрутской повинности, как они были первоначально установлены, заключались в следующем:
1) рекрутской повинности подлежат все сословия и все классы населения;
2) для дворян она есть повинность личная и поголовная, для податных сословий -- общинная, т. е. правительство предъявляло свои требования не к лицу, а к обществу, указывая лишь число подлежащих сдаче рекрут, в возрасте от 20 до 35 лет, и предоставляя самим обществам определять, кто и на каких основаниях должен быть сдан;
3) срок службы -- пожизненный;
4) размер повинности, время набора и порядок раскладки определяются особо перед каждым набором.
604 Генеральная баталия -- решающее сражение, баталия (франц. сражение, битва).
605 Виктория -- победа (от Victoria -- римская богиня победы).
606 По народной традиции, святки (12 дней между Рождеством и Крещением), совпадавшие с периодом зимнего солнцеворота, сопровождались гаданием, пением, переодеванием и плясками.
607 Творило -- ящик или яма для гашения извести.
608 Здесь, видимо, речь идет о трехгранной призме, на гранях которой размещались печатные указы Петра I. Подобное зерцало (зеркало) устанавливалось на столах во всех присутственных местах, было символом законности. Таким образом, садясь "пред зерцалом", солдат становится чиновником.
609 Розное -- разное или различное.
610 Лад -- гармония, дружба, согласие.
611 Чародей -- волшебник.
612 Слово "тьма" в старинном русском счете означало десять тысяч, в переносном значении -- неисчислимое множество.
613 Аршин -- мера длины, установленная Петром I в 28 дюймов, один аршин = 711,19 миллиметрам, пол-аршина -- чуть больше 355,5 мм.
614 По губернской реформе (1708-1715) Петра I, страна была разделена на 11 (первоначально 8) губерний (сначала Петербургская, Архангелогородская, Смоленская, Московская, Казанская, Киевская, Азовская и Сибирская, затем Нижегородская, Астраханская и Рижская), во главе с генерал-губернаторами и губернаторами; каждая губерния делилась на провинции (с 1715--50 провинций), а провинции -- на уезды (с 1715 -- вместо уездов -- "доли" по 5536 дворов, во главе с ландратом), и т. д.
615 Долото -- плотничный или столярный односторонне заточенный инструмент, предназначенный для ручной выборки гнезд, пазов, шипов и других работ.
616 Кормило -- руль, кормовое весло для управления ходом судна, в переносном значении -- власть, управление.
617 Артикул -- здесь, ружейный прием.
618 Ассамблея (франц. assemblée -- собрание), собрания-балы с участием женщин в домах российской знати, введенные и регламентированные в 1718 г. Петром I с целью уничтожения старорусской замкнутости и введения европейских обычаев.
619 Экзекуция (лат. exsecutio -- исполнение), телесное наказание.
620 Начало летоисчисления с рождения Иисуса Христа (т. н. "новая эра") в России введена указом царя Петра I в 1700 г. Начало нового календаря стало отмечаться с 1 января 1700 г. от Рождества Христова вместо 7208 г. по византийской эре, начинавшей счет лет "от сотворения мира", которое произошло за 5508 лет до Рождества Христова, а календарный год не с января, а с марта или сентября.
621 "Школа математических и навигационных наук" была открыта по указу Петра I в Москве в 1701 г. Это первое светское учреждение образования в России стало также первым государственным реальным училищем во всей Европе.
622 Табель о рангах -- законодательный акт, определявший порядок прохождения службы чиновниками, изданный Петром I в 1722 г. Устанавливала 14 рангов (классов, классных чинов, 1-й -- высший) по трем видам: военные (армейские и морские), штатские и придворные. См. также комм. 26, 34.
623 Согласно Табели о рангах, в основание дворянства была положена служба государству, дворянство пополнялось выходцами из других слоев в результате их продвижения по государственной службе. См. также комм. 26,31.
624 См. комм. 608.
625 Генеральный Регламент -- законодательный акт 28 февраля 1720 г., устав государственной гражданской службы, составленный при личном участии Петра I, устанавливающий обязанности должностных лиц коллегий, порядок обсуждения дел в них, организацию делопроизводства, взаимоотношения коллегий с Сенатом и местными органами власти.
626 Солнечная система -- совокупность небесных тел (планеты с их спутниками, кометами и метеорами), движущихся вокруг солнца, как центрального тела по определенным законам.
627 Гать -- дорога в болотистой местности, устроенная из бревенчатого настила или хвороста.
628 Обух -- тупое окончание клинка или топора, противоположное лезвию.
629 Россия (в составе Северного Союза) в 1700 г. начала войну со Швецией за выход к Балтийскому морю, которая длилась до 1721 г. См. также комм. 306, 392, 463.
630 См. комм. 463.
631 Убедившись в недостаточности сил запорожских казаков в борьбе с польскими войсками, гетман Украины Хмельницкий Богдан (Зиновий) Михайлович (ок. 1595-1657) стал искать покровительства в Москве. 1 октября 1653 г. Земский собор высказался за принятие Украины под царскую руку. 8 января 1654 г. общая казацкая рада в Переяславле изъявила согласие на присоединение к Москве на условиях сохранения самоуправления и выбора должностных лиц. Выговский Иван Евстафьевич (?-1664), гетман Запорожского войска (1657-1659), пытался восстановить союз Украины с Польшей на началах федерации и подписал Гадячский договор (1658), по которому Украина переходила под власть Речи Посполитой.
Затем Украина разделилась: в левобережной Украине, названной официально Малороссией, избирались в гетманы ставленники Москвы (Брюховецкий, Многогрешный и др.), в правобережной Украине гетманы (Дорошенко и др.) тяготели к Польше и искали ее покровительства. В 1686 г. между Россией и Польшей был заключен вечный мир, по которому правобережная Украина осталась за Польшей, а Малороссия (левобережная Украина) -- за Москвой.
632 Баторий (Batory) Стефан (1533-1586) -- семиградский (трансильванский) князь (1571-1576), польский король (с 1576), избранный по настоянию среднепоместной шляхты. В 1579-1582 гг. принимал участие в Ливонской войне (1558-1583) и нанес ряд чувствительных поражений русским, сведя на нет все завоевания Ивана Грозного в Ливонии.
633 Речь идет об императоре российском Александре I и императоре французском Наполеоне I.
634 После неудачного бунта московских стрелецких полков, пытавшихся совершить дворцовый переворот (1698), в течение года было казнено 1182 стрельца и сослан 601, а следствие и казни продолжались до 1707 г.
635 См. комм. 228.
636 См. комм. 52.
637 Опричник -- воин опричнины (от древнерусск. опричный -- особый), отряда телохранителей Ивана IV Грозного и части государства (государева удела), выделенной в особое управление ради их содержания. В 1505 г. Грозный, согласившись остаться на царстве, выделил особо весь свой дворцовый обиход, часть бояр и служилых людей. В опричнину набрали 1000 человек, князей, дворян и пр., но число их скоро достигло 6000. Им было выделено несколько улиц в Москве и 20 городов с волостями. Остальное государство ("земщина") управлялось по-старому "земскими" боярами. 300 человек опричников в Александровской слободе изображали род монастырской братии Грозного. Опричники пировали с царем, производили розыски и казни, наезды на Москву и др. города. См. также комм. 59.
638 Преторианцы (лат. praetoriani), преторианские когорты, в Древнем Риме привилегированная часть войска, первоначально отборная стража главнокомандующего, позже императоров; приобрели преобладающую силу во внутреннем управлении империи, свергая неугодных императоров и сажая на престол своих любимцев. В переносном смысле -- наемные войска, служащие опорой власти, основанной на грубой силе. См. также комм. 79.
639 Василий III (1479-1533) -- великий князь московский (с 1505), завел при себе почетную стражу из наемных иноземцев. При его сыне Иване IV Васильевиче Грозном (1530-1584), великом князе (с 1533) и первом русском царе (с 1547), помимо множества ливонских пленных, поселенных в Москве и других русских городах, вызывались из-за рубежа толмачи-переводчики, хирурги и др. В царствование Федора Иоанновича (1584-1598) и Бориса Годунова (1598-1605) наблюдался дальнейший приток иностранцев в Россию. Буквально все воспоминания того периода свидетельствуют о "необычайной любезности" Годунова к иностранцам (см. напр.: Конрад Буссов. "Московская хроника 1584-1613 гг." (http://www.vostlit.info/Texts/rusl3/Bussow/archeo.phtml?id=214).
640 Имеются в виду Лжедмитрий I (?-1б0б, Москва) -- русский царь в 1605-1606 гг.; Михаил Федорович Романов (1596-1645) -- первый русский царь с 1613 г. из династии Романовых; Алексей Михайлович Романов (1629-1676), царь с 1645 г. См. также комм. 47,60,65.
641 Речь идет о Северной войне (1700-1721) России (при участии Дании, Речи Посполитой, Саксонии, Пруссии и др.) со Швецией за выход к Балтийскому морю, которая началась для русских неудачной битвой при Нарве (1700), а завершилась заключением в финском городе Ништадт (30 августа 1721) "вечного, истинного, нерушимого мира на земле" со Швецией, признавшей присоединение к России Лифляндии, Эстляндии, Ингерманландии (Ижорской земли), части Карелии со всеми островами Финского и Рижского заливов. См. также комм. 306.
642 Ливонская война (1558-1583) России со Швецией, Великим княжеством Литовским и Польшей (с 1569 -- с Речью Посполитой) за побережье Балтийского моря, в ходе которой сначала был разгромлен Ливонский орден (1561), русские войска (1577) заняли ряд прибалтийских крепостей, а потом вынуждены были оборонять Псков (1581-1582) и другие крепости от шведских и польско-литовских войск, в конце концов не только потеряв все приобретения в Ливонии и Речи Посполитой, но и русские города и земли. См. также комм. 59.
643 Имеется в виду Тявзинский мирный договор (1595) между Россией и Швецией, по которому к России отошли Ям, Копорье и Ивангород, потерянные в конце Ливонской войны 1558-1583 гг. и отвоеванные у шведов в 1590 г., а также Корела и др.
644 В июле 1656 г. Россия объявила войну Швеции, и царь Алексей Михайлович приказал двинуть войско в Ливонию. После ряда успешных походов (взятие Динаурга, Кокенгузена, Дерпта), русским войскам все же пришлось отступить и заключить в тот же год невыгодный мир со шведами в Кардиссе, по которому Россия принуждена была возвратить все завоеванные в Ливонии города.
645 Речь идет о заимствованиях слов: фискал -- в рус. язык попало, возможно, через польск fiskal -- "юрист, прокурор" от лат. fiscalis -- относящийся к казне, казенный, от fiscus -- ящик для хранения денег, касса; государственная казна; комплимент -- в рус. язык -- через нем. kompliment или итал. complimento, франц. compliment -- лестное выражение, любезность; церемония -- во всех основных европейских языках от лат. caerimonia -- благоговение, культовый обряд, в рус. язык попало через польск. ceremonia; секретарь -- во всех основных европейских языках от позднелат. secretarius -- доверенное лицо, в рус. язык через нем. Sekretär или польск. sekretarz; провинция -- в итальянском и испанском языках отлат. provincia -- провинция, область, в рус. язык попало через польск. prowincja; дедикация -- в английском, немецком, французском языках от лат. dedication -- посвящение, освящение; решпект -- в немецком, английском и французском языках от лат. respectus -- уважение, почтение, в рус. язык через нем. respekt; привилегия -- в немецком языке от лат. Privilegium -- преимущество, льгота, в рус. язык попало, вероятно, через польск. przywilej; цыдула -- cedula в рус. язык попало из польск. языка от лат. schedula -- листок, записка.
646 Двух десятков языков.
647 Феодор и Иоанн -- старшие братья Петра I: царевич Федор умер в 1682 г.; Иоанн (1666-1696) в 1682 г. утвержден Земским собором в качестве "первого" царя (его младший брат Петр I стал считаться "вторым" царем). Царствование Иоанна V Алексеевича (1682-1696) было номинальным: до 1689 г. фактически правила царевна Софья Алексеевна, затем Петр I. См. также комм. 51.
648 В августе 1689 г. по Москве распространился слух, что царь Петр ночью решил занять своими "потешными" полками Кремль, убить царевну и брата царя Ивана и взять власть в свои руки.
Тогда фаворит царевны Софьи Алексеевны и глава Стрелецкого приказа Федор Шакловитый (?-1б89) собрал стрелецкие полки, чтобы идти "великим собранием" на село Преображенское, где находился Петр, и побить всех его сторонников за их намерение убить царевну Софью.
Но среди стрельцов были сторонники и Петра, которые снарядили двух единомышленников и послали их с вестью в Преображенское. После донесения Петр с небольшой свитой в тревоге поскакал в Троице-Сергиев монастырь. Следствием пережитых ужасов стрелецких выступлений была болезнь Петра: при сильном волнении у него начинались конвульсивные движения лица.
649 Весной 1697 г. в поисках союзников против Османской империи, для приглашения специалистов на русскую службу и закупки вооружения, в Европу из Москвы отправилось Великое посольство (250 человек), в которое вошел и сам Петр I. В 1798 г. посольство намеревалось выехать в Венецию, но неожиданно из Москвы пришли известия о бунте стрельцов и поездка была отменена.
650 См. комм. 25,707.
651 См. комм. 1,22.
652 См. комм. 91.
653 Крюйс Корнилий Иванович (1657-1727) -- русский адмирал, по происхождению голландец, на русской службе с 1697 г. Кроа де (Croy), Крои, Круа Карл Евгений (1651-1702) -- герцог, генерал-фельдмаршал (1700), француз из рода венгерских королей. Вейде Адам Адамович (1667-1720) -- генерал от инфантерии, из семьи немецкого полковника, находившегося на русской службе.
654 Шереметев Борис Петрович (1652-1719) -- граф (1706), генерал-фельдмаршал (1701), сподвижник Петра I. С 1681 г. воевода, участвовал в Крымских походах. Во время Азовских походов 1695-1696 гг. командовал армией, действовавшей на Днепре против крымских татар. Во время Северной войны командовал войсками в Прибалтике, на Украине и в Померании, главнокомандующий армией в Полтавском сражении.
Во время Прутского похода 1711г. возглавлял главные силы русской армии.
655 Ментиков Александр Данилович (1673-1729) -- светлейший князь (1707), генералиссимус (1727), сподвижник Петра I. Сыграл большую роль в Полтавском сражении (27 июня / 8 июля 1709), где командовал сначала авангардом, а затем левым флангом русской армии.
656 Голицын Михаил Михайлович (1675-1730) -- князь, генерал-фельдмаршал (1725). Участник Азовских походов 1695-1696 гг. и Северной войны 1720-1721 гг. В 1720 г., командуя отрядом гребного флота, одержал победу в Гренгамском морском сражении.
657 Так называемые "воспитанникии Псалтыри и Часослова" -- люди, получившие начальное образование в церковно-приходских школах (начальных школах, существовавших при церковных приходах в России).
658 Взалкал -- здесь: захотел совершить что-либо.
659 См. комм. 28.
660 Овладенный -- здесь, захваченный, охваченный.
661 Суворов Александр Васильевич (1729 или 1730-1800) -- граф Рымникский (1789), князь Италийский (1799), выдающийся русский полководец, генералиссимус.
662 См. комм. 340.
663 См. комм. 340.
664 См. комм. 13.
665 Sine ira et studio (лат.) -- без гнева и старания, беспристрастно.
666 См. комм. 1.
667 См. комм. 102.
668 См. комм. 339.
669 Данте Алигьиери (Dante Alighieri) (1265-1321) -- знаменитый итальянский поэт; по инициативе еще одного знаменитого поэта Боккаччо (Boccaccio) Джованни (1313-1375) в 1373 г. во Флоренции была открыта специальная кафедра для изучения трудов и произведений великого флорентинца Данте.
670 Постоит -- достоин не меньшего внимания.
671 Римско-католическая и Греко-православная церкви.
672 Пребываемость -- здесь: неподвижность.
673 Средобежная и средостремительная -- центробежная и центростремительная.
674 Лице -- здесь: личность.
675 Александр I во главе сил антинаполеоновской коалиции вступил в капитулировавшую столицу Франции 19 марта 1814 г. Он въехал в Париж через Пантенские ворота и Сен-Жерменское предместье, верхом на светло-сером коне по имени Эклипс, который был когда-то подарен ему французским послом.
676 См. комм. 454.
677 Уваров Сергей Семенович (1786-1855) -- министр просвещения (1833-1839), автор знаменитой формулы "православие, самодержавие, народность".
678 Строки стихотворения Г. Р. Державина:
"Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит..."
Державин Г. Р. Памятник (1795).
679 Лира -- струнный щипковый инструмент, который достался греческому божеству Аполлону, покровителю певцов и музыкантов, а затем стал атрибутом музы лирической поэзии Эрато, и, в конце концов, -- символическим атрибутом поэта.
680 Хартия (от греч. chartes -- бумага, грамота) -- здесь: материал, на котором написана рукопись.
681 Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765); см. также комм. 57. Карамзин Николай Михайлович (1766-1826); см. также комм. 28. Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837) -- отцы-основатели новой русской литературы.
682 Речь идет о незаконченной эпической поэме М. В. Ломоносова "Петр Великий", над которой он работал в 1760-1761 гг.
683 Имеются в виду "Письма русского путешественника" (1791-1792, отд. изд. 1801) беллетризированное описание поездки 23-летнего H. M. Карамзина по Западной Европе (Германия, Швейцария, Франция и Англия) с мая 1789 по сентябрь 1790 г.
684 Имеется в виду "Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях" (1811) H. M. Карамзина.
685 Имеется в виду "История государства Российского" H. M. Карамзина, 1-8 тома которой были изданы в 1816-1817 гг., том 9 -- в 1821 г., тома 10-11 -- в 1824 г., а том 12, изданный уже после смерти историографа -- в 1829 г., оканчивается описанием событий 1611--1612 гг.
686 Долгорукий, Долгорукой -- Яков Федорович (1639-1720) сподвижник Петра I начиная со времени его борьбы за власть с царевной Софьей Алексеевной.
687 Фрагмент стихотворения А. С. Пушкина "Стансы" (1826).
688 Фрагмент речи "Слово похвальное блаженной памяти государю Петру Великому...", которую М. В. Ломоносов произнес в 1775 г. на публичном акте Академии наук.
М.П. Погодин