Джоан роулинг «гарри поттер и философский камень»
После обеда они пошли в террариум. Там было прохладно и темно, а за освещенными окошками прятались рептилии. Там, за стеклами, ползали и скользили по камням и корягам самые разнообразные черепахи и змеи. Гарри было интересно абсолютно все, но Дадли и Пирс настаивали на том, чтобы побыстрее пойти туда, где живут ядовитые кобры и толстенные питоны, способные задушить человека в своих объятиях.
Дадли быстро нашел самую большую в мире змею. Она была настолько длинной, что могла дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такой сильной, что могла раздавить его в лепешку, но в тот момент она явно была не в настроении демонстрировать свои силы. А если точнее, она просто спала, свернувшись кольцами.
Дадли прижался носом к стеклу и стал смотреть на блестящие коричневые кольца.
— Пусть она проснется, — произнес он плаксивым тоном, обращаясь к отцу.
Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать.
— Давай еще! — скомандовал Дадли.
Дядя Вернон забарабанил по стеклу костяшками кулака, но змея не пошевелилась.
— Мне скучно! — завыл Дадли и поплелся прочь, громко шаркая ногами.
Гарри встал на освободившееся место перед окошком и уставился на змею. Он бы не удивился, если бы оказалось, что та умерла от скуки, ведь змея была абсолютно одна, и ее окружали лишь глупые люди, целый день стучавшие по стеклу, чтобы заставить ее двигаться. Это было даже хуже, чем жить в чулане, единственным посетителем которого была тетя Петунья, барабанящая в дверь, чтобы тебя разбудить. По крайней мере, Гарри мог выходить из чулана и бродить по всему дому.
Внезапно змея приоткрыла свои глаза-бусинки. А потом очень, очень медленно подняла голову так, что та оказалась вровень с головой Гарри.
Змея ему подмигнула.
Гарри смотрел на нее, выпучив глаза. Потом быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никто не замечает происходящего, — к счастью, вокруг никого не было. Он снова повернулся к змее и тоже подмигнул ей.
Змея указала головой в сторону дяди Вернона и Дадли и подняла глаза к потолку. А потом посмотрела на Гарри, словно говоря: «И так каждый день».
— Я понимаю, — пробормотал Гарри, хотя и не был уверен, что змея слышит его через толстое стекло. — Наверное, это ужасно надоедает.
Змея энергично закивала головой.
— Кстати, откуда вы родом? — поинтересовался Гарри.
Змея ткнула хвостом в висевшую рядом со стеклом табличку, и Гарри тут же перевел взгляд на нее. «Боа констриктор, Бразилия», — прочитал он.
— Наверное, там было куда лучше, чем здесь?
Боа констриктор снова махнул хвостом в сторону таблички, и Гарри прочитал:
«Данная змея родилась и выросла в зоопарке».
— А понимаю, значит, вы никогда не были в Бразилии?
Змея замотала головой. В этот самый миг за спиной Гарри раздался истошный крик Пирса, Гарри и змея подпрыгнули от неожиданности.
— ДАДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЬ! СКОРЕЕ СЮДА, ПОСМОТРИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!
Через мгновение, пыхтя и отдуваясь, к окошку приковылял Дадли.
— Пошел отсюда, ты, — пробурчал он, толкнув Гарри в ребро.
Гарри, не ожидавший удара, упал на бетонный пол. Последовавшие за этим события развивались так быстро, что никто не понял, как это случилось: в первое мгновение Дадли и Пирс стояли, прижавшись к стеклу, а уже через секунду они отпрянули от него с криками ужаса.
Гарри сел и открыл от удивления рот — стекло, за которым сидел удав, исчезло. Огромная змея поспешно разворачивала свои кольца, выползая из темницы, а люди с жуткими криками выбегали из террариума.
Гарри готов был поклясться, что, стремительно проползая мимо него, змея отчетливо прошипела:
— Бразилия — вот куда я отправлюсь… С-с-спасибо, амиго…
Владелец террариума был в шоке.
— Но тут ведь было стекло, — непрестанно повторял он. — Куда исчезло стекло?
ВИКТОР ДРАГУНСКИЙ «НИЧЕГО ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ»
Я давно уже заметил, что взрослые задают маленьким очень глупые вопросы. Они как будто сговорились. Получается так, словно они все выучили одинаковые вопросы и задают их всем ребятам подряд. Я так к этому делу привык, что наперед знаю, как все произойдет, если я познакомлюсь с каким-нибудь взрослым. Это будет так.
Вот раздастся звонок, мама откроет дверь, кто-то будет долго гудеть что-то непонятное, потом в комнату войдет новый взрослый. Он будет потирать руки. Потом уши, потом очки. Когда он их наденет, то увидит меня, и хотя он давным-давно знает, что я живу на этом свете, и прекрасно знает, как меня зовут, он все-таки схватит меня за плечи, сожмет их довольно-таки больно, притянет меня к себе и скажет:
«Ну, Денис, как тебя зовут?»
Конечно, если бы я был невежливый человек, я бы ему сказал:
«Сами знаете! Ведь вы только сейчас назвали меня по имени, зачем же вы несете несуразицу?»
Но я вежливый. Поэтому я притворюсь, что не расслышал ничего такого, я просто криво улыбнусь и, отведя в сторону глаза, отвечу:
«Денисом».
Он с ходу спросит дальше:
«А сколько тебе лет?»
Как будто не видит, что мне не тридцать и даже не сорок! Ведь видит же, какого я роста, и, значит, должен понять, что мне самое большее семь, ну восемь от силы, — зачем же тогда спрашивать? Но у него свои, взрослые взгляды и привычки, и он продолжает приставать:
«А? Сколько же тебе лет? А?»
Я ему скажу:
«Семь с половиной».
Тут он расширит глаза и схватится за голову, как будто я сообщил, что мне вчера стукнуло сто шестьдесят один. Он прямо застонет, словно у него три зуба болят:
«Ой-ой-ой! Семь с половиной! Ой-ой-ой!»
Но чтобы я не заплакал от жалости к нему и понял, что это шутка, он перестанет стонать. Он двумя пальцами довольно-таки больно ткнет меня в живот и бодро воскликнет:
«Скоро в армию! А?»
А потом вернется к началу игры и скажет маме с папой, покачивая головой:
«Что делается, что делается! Семь с половиной! Уже! — И, обернувшись ко мне, добавит: — А я тебя вот такусеньким знал!»
И он отмерит в воздухе сантиметров двадцать. Это в то время, когда я точно знаю, что во мне был пятьдесят один сантиметр в длину. У мамы даже такой документ есть. Официальный. Ну, на этого взрослого я не обижаюсь. Все они такие. Вот и сейчас я твердо знаю, что ему положено задуматься. И он задумается. Железно. Он повесит голову на грудь, словно заснул. А тут я начну потихоньку вырываться из его рук. Но не тут-то было. Просто взрослый вспомнит, какие там у него еще вопросы завалялись в кармане, он их вспомнит и наконец, радостно улыбаясь, спросит:
«Ах да! А кем ты будешь? А? Кем ты хочешь быть?»
Я-то, честно говоря, хочу заняться спелеологией, но я понимаю, что новому взрослому это будет скучно, непонятно, это ему будет непривычно, и, чтобы не сбивать его с толку, я ему отвечу:
«Я хочу быть мороженщиком. У него всегда мороженого сколько хочешь».
Лицо нового взрослого сразу посветлеет. Все в порядке, все идет так, как ему хотелось, без отклонений от нормы. Поэтому он хлопнет меня по спине (довольно-таки больно) и снисходительно скажет:
«Правильно! Так держать! Молодец!»
И тут я по своей наивности думаю, что это уже все, конец, и начну немного посмелее отодвигаться от него, потому что мне некогда, у меня еще уроки не приготовлены и вообще тысяча дел, но он заметит эту мою попытку освободиться и подавит ее в корне, и, когда я устану и перестану трепыхаться, он задаст мне главный вопрос.
«А скажи-ка, друг ты мой… — скажет он, и коварство, как змея, проползет в его голосе, — скажи-ка, кого ты больше любишь? Папу пли маму?»
Бестактный вопрос. Тем более что задан он в присутствии обоих родителей. Придется ловчить. «Михаила Таля», — скажу я.
Он захохочет. Его почему-то веселят такие кретинские ответы. Он повторит раз сто:
«Михаила Таля! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Каково, а? Ну? Что вы скажете на это, счастливые родители?»
И будет смеяться еще полчаса, и папа и мама будут смеяться тоже. И мне будет стыдно за них и за себя. И я дам себе клятву, что потом, когда кончится этот ужас, я как-нибудь незаметно для папы поцелую маму, незаметно для мамы поцелую папу. Потому что я люблю их одинаково обоих, о-ди-на-ко-во!! Клянусь своей белой мышкой! Ведь это так просто.
Несколько раз я пробовал честно и точно ответить на этот вопрос, и всегда я видел, что взрослые недовольны ответом, у них наступало какое-то разочарование, что ли. У всех у них в глазах как будто бывает написана одна и та же мысль, приблизительно такая: «У-у-у… Какой банальный ответ! Он любит папу и маму одинаково! Какой скучный мальчик!»
Потому я и совру им про Михаила Таля, пусть посмеются, а я пока попробую снова вырваться из стальных объятий моего нового знакомого!
И он наконец-то отпустит меня! Я свободен и могу приниматься за дела.
Ох, и трудненько достаются мне эти новые знакомства! Но что поделать? Все дети проходят через это! Не я первый, не я последний…
Тут ничего изменить нельзя.
ЕЛЕНА ДОЛГОПЯТ «ЧАСЫ»
Мать смотрела кино, Сашка сидел в кухне, часы стучали сверху.
Сашка забрался на стул, дотянулся. Снимая часы, он задел вазу, она грохнулась о пол, и Сашка замер на стуле. Но мать не слышала, потому что в это время по телевизору взорвалась прямо в воздухе рухнувшая с моста машина. Сашка, постояв над осколками, сошел со стула.
Собрал в ведро осколки. Сел за стол, взял часы, перевернул и увидел на обратной стороне ключ завода времени и ключ поворота стрелок, которые тут же опробовал; был и третий, неясного назначения ключ, который Сашка сначала хотел повернуть по часовой стрелке, но ключ повернулся только против.
С часами ничего не произошло, но из воздуха, уплотнившегося перед Сашкой, образовался вдруг человек. Вид он имел обыкновенный. Одет человек был в старенькие затрапезные джинсы, стоптанные сандалии на босу ногу, в клетчатую, порядочно выцветшую рубашку. Сашка не закричал, не замахал руками, он молча таращился на возникшего. Человек выдвинул табурет из-под стола и сел наискось от Сашки.
- Чего желаете? - сказал он самым обыкновенным, скучным, как у продавца, голосом.
- В смысле? - прошептал Сашка.
- Вы меня вызывали, кажется.
- Как это?
- Ваши часы?
- Ну.
- Ключик вот этот поворачивали?
- Ну.
- Заказывайте.
- Чего?
- Если не надо ничего, то до свидания, - он приподнялся.
- Стойте, - остановил его Сашка. - Давайте... мороженое, что ли. И хлеб черный буханку, и сахару кило.
- Нет, уважаемый, - сказал человек, - этого я ничего не могу.
- А чего ж тогда?
- Я могу поправить ваше прошлое. Если вам что-то в вашем прошлом не нравится, могу устранить.
- Да? А вот я вазу разбил недавно, можно это устранить?
Человек закрыл глаза и стал шевелить губами, будто стихотворение припоминал. Сашка вдруг протянул руку, и рука легко прошла сквозь прозрачного человека, тут же, впрочем, исчезнувшего.
Сашка вскочил. Он был один в кухне. Слышался мужской голос из телевизора. Ваза стояла себе на верху шкафчика. Сашка бросился к ведру. Ни одного осколка. Сашка схватил часы, сел. И - повернул против часовой стрелки ключик.
Лишь только он повернул ключик, вошла мать.
- Реклама.
Она подошла к холодному чайнику на плите. Налила воды в стакан. За ее спиной из уплотнившегося воздуха образовался лысоватый человек в стоптанных сандалиях на босу ногу.
- Чего изволите? - сказал человек. И мать обернулась.
Увидев внезапно постороннего человека, она убрала стакан за спину, на тумбу у плиты, и вытерла ладонью мокрые губы.
Человек встал и сказал:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - изумленно сказала мать.
- Это ко мне, - сказал Сашка. - Мы тут это... беседуем.
- Я вас не заметила, когда вошла.
- Меня часто не замечают, - печально сказал человек.
- Он... из соседнего подъезда.
- Очень приятно, - сказала мать, не сводя глаз с человека.
- Очень-очень приятно, - сказал человек.
- Ну, не буду вам мешать, - мать пристально взглянула на сына. - Когда освободишься, подойди ко мне.
- Хорошо.
И еще раз взглянув на них, мать вышла. Она уменьшила звук телевизора, так что стало почти совсем тихо.
- Ну-с, - человек сел за стол.
- Вот что, - зашептал Сашка. - В прошлом году я сломал ногу и поэтому не пошел на лыжах с ребятами. Они все ходили: и Петька, и Сережка, и Танька. Из-за того, что меня не было, Танька подружилась с Петькой, а раньше она дружила со мной. Мне наплевать, конечно, но можно сделать так, чтобы я не ломал ноги и пошел тогда с ними на лыжах?
Человек прикрыл глаза и зашевелил губами. Затем он открыл глаза и сказал:
- Если вычесть из прошлого ваш перелом, то очень многое изменится в настоящем. Во всяком случае, Таньки в нем не будет вовсе. - Как это?
- Вы будете жить в другом доме, учиться в другой школе, ваша мать выйдет замуж. - Как это?
- "Как это, как это..." Да вот так это. Вы пойдете на лыжах, ваша мать пойдет к подруге, у нее познакомится с человеком, вскоре выйдет за него замуж, и вы переедете к нему жить... Квартирка у него, - человек оглядел их, в общем-то, бедную кухню. - Получше вашей будет. Он вас машину выучит водить.
- У него машина? А какая?
- Увидите, если захотите.
АННА ИГНАТОВА ДЖИН СЕВА
– Так ты джинн?
– Ага.
– И чего… желания исполняешь?
– Ну… Ага.
– Офигеть…
Пока Сева жевал, я соображала. Желания… Вся загвоздка в этих желаниях. Вечно у всех обломы с неправильными желаниями. Меня всегда раздражала девочка Женя из «Цветика-семицветика». Так бездарно потратить семь… ну ладно, шесть желаний. Да и седьмое можно было бы получше загадать, если честно. А то все на свете игрушки ей подай, а всех на свете детей вылечить она не догадалась.
Нет уж, я не буду такой дурой. Я всё сама приготовлю, уберу, посуду помою, мне не трудно. И материальные разные желания типа денег, машины, новенького айфона и тэ пэ – это фигня. Это и без чудес получить можно. А вот именно чтоб чудеса волшебные…
После школы мы с подругой пришли ко мне.
Коробка с апельсиновым соком, прикрытая занавеской, стояла у батареи.
Я поставила коробку J7 на стол и слегка постучала по нарисованному апельсину.
– Сева, выходи! – позвала я неуверенно. – Я тебя вызываю…
Джинн стал появляться из пакета, не особенно торопясь. Эффектничал, гад. Вылез, потом ухмыльнулся: «Ой, тапочку забыл!» – сунул внутрь руку и с громким чпоканьем вытащил клетчатую тапку. А вчера, между прочим, без всяких чпоканий выходил и ничего не забывал.
– Знакомься, Ира, это Сева…
– Джинн Сева, – добавил джинн с интонацией Джеймса Бонда и подвигал бровями.
– Ну-с, девоньки! – радостно потер он свои апельсиновые руки. – Устраивайте мозговой штурм и загадывайте поскорее три желания. Завтра в полночь срок годности сока истекает, я в другую коробку переметнусь.
Мы с Иркой перешли на кухню и поставили чайник.
– Ну, что посоветуешь, Ирочка? Я боюсь загадывать… – сказала я, доставая чашки, мои любимые. Я из такой чашки всегда пью мятный чай, когда мне надо подумать.
Ира спокойно (и когда успела успокоиться!) намазала булку абрикосовым вареньем и ответила:
– А чего тут думать? Дворец надо желать.
– Дворец?! – поразилась я.
– Конечно. В наше время недвижимость получить можно только через ипотеку или по волшебству. Ну хорошо, не дворец, но дом загородный со всеми удобствами, охраной, поваром, горничной, личным шофером…
– Погоди, погоди! – остановила я Ирку. – Ты уверена, что это будет считаться за одно желание?
– А почему бы нет? – пожала плечами Ирка.
– Не будет! – злорадно крикнули из комнаты. – Раскатали губу… Дом – отдельно, шофер – отдельно!
– Эй, не подслушивать там! – сурово оборвала джинна Ирка. – Мы еще только план составляем. Мы еще ничего не решили.
– И потом, – зашептала я, хотя шептать с этим Севой было бесполезно – все равно все услышит, – в каком месте дом? Какой? Сколько комнат? А системы всякие коммуникационные? А водопровод, канализация? С ним, с паразитом, надо все мелочи предусмотреть. Поставит дом где-нибудь в Калужской области или вообще на Камчатке, без туалета и без ванны, скажет: «Крыша есть, труба есть, окна есть – значит, дом! Живите!»
Мы попробовали прикинуть на бумаге план дома, чтобы ничего не забыть (теплые полы, фильтр для воды, сушильный шкаф, будку для будущей собаки…), но быстро устали и бросили это дело, все равно без специалиста не обойтись… И родителям может не понравиться идея с переездом. Квартира у нас хорошая, удобная, большая, недавно отремонтированная… А вдруг она пропадет, пойдет в счет этой загородной виллы? Тьфу, ну его, этот дом, страшно связываться.
– Так-так, – задумалась Ирка и уставилась на кружку с рыболовом, который греб себе и горя не знал. – А давай тогда что-нибудь общественно полезное загадаем? Например, чтобы солью снег больше не посыпали?
– Так зима скоро кончится, уже середина марта… А до следующего снега ждать скучно. И потом, как проверить?
– Тоже мне, ОТК! – фыркнули из комнаты. Но нам было не до него. Мы поняли, что работы будет много. Полчаса сидим и даже одного желания не придумали! А надо придумать целых три.
– О, я знаю! – вскочила я с табуретки. – Давай про всех людей загадаем, чтобы у них зубы никогда не болели!
Джинн притих и не выпендривался, это был хороший признак. А что, по-моему, гениальное желание!
Только Ирка почему-то тоже притихла, а не прыгала от восторга.
– Что, чем плохо? – не поняла я, очень нужное и общественно полезное желание!
– Да ничем… – проговорила Ирка. – Только у меня мама стоматолог, она без работы станется. Клевое желание.
Ах ты ж, ну что же делать?! Что же загадать-то? Чтобы настоящее волшебное?
Мы решили составить список из всего, что придет в голову, а потом повычеркивать всякую неволшебную ерунду и оставить три самых-самых желания.
Вот что у нас получилось:
хочу собаку
котенка
горностая
броненосца
хочу летать
пусть в меня влюбится Денис Чернышов (зачеркнуто) Дима Полянин (зачеркнуто) Андрей Брусникин (зачеркнуто) тот парень из десятого класса, который носит ярко-голубые рубашки… (все зачеркнуто) – да ну их всех, не надо!
хочу быть самой красивой в классе (зачеркнуто) в школе (зачеркнуто) в мире, но кроме Африки, Индии, Якутии, Монголии… (все зачеркнуто) густые волосы и красивые глаза, как у газели (все зачеркнуто) – не, не надо!
хочу знать десять европейских языков
хочу знать квантовую физику
хочу написать стихи, которые все будут знать (зачеркнуто) очень хорошие (зачеркнуто) которые все выучат наизусть, потому что они нравятся
хочу уметь собирать кубик Рубика
хочу плавать баттерфляем (быстро)
хочу сняться в фильме с Хабенским
хочу поехать в Шотландию со своей подругой (Ирой Бобровой)
хочу поехать в Грецию
во Францию
в Канаду
хочу получить Нобелевскую премию за что-нибудь
хочу поймать крокодила
чтобы уроки начинались на час позже и не было нулевых занятий
хочу есть сколько влезет и не толстеть
хочу уметь танцевать танго
всегда выигрывать в шахматы у папы (зачеркнуто) у всех
хочу…
Мы выдохлись. За стеной джинн Сева играл на гавайской гитаре аргентинское танго и громко топал ногой в такт.
– Идея! – воскликнула Ирка. – Пошли на улицу. В народ. Народная мудрость – это сила! Спросим у трех первых попавшихся прохожих, чего они хотят, и все дела!
Вернулись с улицы мы через десять минут. Первые трое прохожих на нас даже не посмотрели, четвертый сказал: «Не хулиганьте, девочки!», пятый вздохнул: «Чтобы с глупыми вопросами не приставали», а шестая тетенька приняла нас за представителей депутата и стала подробно перечислять, что надо в первую очередь сделать в нашем микрорайоне. Мы уже скрылись в подъезде, а она все кричала: «И урну на остановке поставить!»
Ирка посидела еще немного у меня и пошла домой. Уроков много задали, особенно по русскому.