Спектакль с участием П. А. Стрепетовой
«Каширская старина», 7 мая
Появление г‑жи Стрепетовой возбуждает всегда огромный интерес и именно в той части публики, которая редко посещает театр. 7 мая, несмотря на возвышенные вдвое цены на места и на отвратительную погоду, Пушкинский театр был почти совершенно полон. О солидности успеха г‑жи Стрепетовой еще более свидетельствует то, что, привлекая массу публики, артистка выходит всегда при крайне сдержанных аплодисментах, и только с середины пьесы аплодисменты переходят в бурные. Привлечь полную залу лучшей публики города в то время, когда театральный сезон считается кончившимся, — чего-нибудь да стоит.
Г‑жа Стрепетова представляет в высокой степени любопытное явление в театральном мире. Трудно встретить натуру, более протестующую против всяких условностей. Она не подчиняется никаким сценическим формулам и поражает оригинальностью едва ли не каждого жеста. Вот что составляет существенную причину того гигантского разногласия, которое создает ее игра во мнении театральной публики. Одни говорят: «Гениальная артистка!» Другие: «Боже! как дурно!»
Мы только что расстались с лучшим артистом наших дней — с г. Сальвини. Он является ярким примером артиста, умеющего во всякое время руководить впечатлением зрителя так, как {117} артист находит нужным. Мы имеем такой же пример у себя дома — это г‑жа Федотова. Величайшее самообладание, сопряженное с уменьем лепить из своего таланта какую угодно фигуру, составляет сущность значения таких артистов. Необходимость подготовить зрителя ко всем возможным случайностям проявления изображаемой натуры составляет их главную задачу. Отсюда — жизненность создаваемых типов, их человечность. Но уже одно то, что артисты эти проводят в публику своей игрой известные идеи, создает им условные формы. Я хочу сказать, что для того, чтобы провести какую-либо заведомо намеченную идею в публике, уже воспитанной на известных началах искусства, необходимо принять от нее многие формулы, необходимо подчиниться многим ее требованиям. В противном случае, все старания артиста могут оказаться бесплодными.
Явление совершенно противоположное подобным артистам представляет г‑жа Стрепетова. В игре ее вы не только не встретитесь ни с какой идеей, но непременно заметите даже отсутствие цельности изображения и отсутствие типа. Это — художник, передающий вам данный момент совершенно непосредственно, не освещая и не смягчая его никакой тенденцией. Люди, отмечающие в искусстве только такие стороны, которые, так или иначе, относятся к текущей социальной жизни, назвали бы такого художника консервативным. Мы его назовем самобытным, только не в том истрепанном и уже искаженном смысле, какой приняло это слово благодаря Аксакову, а в истинном, первоначальном его значении.
Марьица в «Каширской старине», как лицо, не представляет собою в целом выдержанного, интересного создания; но ряд положений роли ее может дать материал и гениальной артистке. С этой точки зрения следует смотреть и на игру г‑жи Стрепетовой. Трудно вообразить себе что-нибудь более неровное, чем впечатление от игры г‑жи Стрепетовой в «Каширской старине». И русской девушкой она является лишь настолько, насколько сама, по своим данным, подходит вообще к таким ролям. Она просто передает любовь, ненависть, насмешку и тому подобные страстные движения души. Рядом с поразительными по силе трагизма моментами вы встретите часто неумение оттенить речь, пробелы во внимании к окружающему и разнообразие жестов, одинаково неуместных при условии создания типа.
Главное внимание зрителя обращает на себя ее замечательная подвижность лица. По нервной игре глаз и личных мускулов г‑жа Стрепетова стоит выше всех виденных мною артисток. У г‑жи Сары Бернар только в третьем действии «Фру-Фру» я подметил такую же силу мимики. Г‑жа Федотова богаче их всех разнообразием мимики, но не нервностью ее. У г‑жи Ермоловой мимика не составляет одного из существенных качеств ее дарования. Ближе всех подходит к г‑же Стрепетовой в этом отношении г‑жа Савина, несмотря на то, что как артистка, вообще, {118} она стоит ниже всех названных; но у г‑жи Стрепетовой сила мимики поистине трагическая, и лучшими моментами «Каширской старины» мы обязаны именно ей. Так, например, чудно хороша была г‑жа Стрепетова в тот момент, когда в четвертом действии она слушала рассказ Василия о его женитьбе.
Обстановка «Каширской старины» была весьма удовлетворительна. Как хорошо передавших свои роли, следует назвать г‑жу Дубровину, г. Ленского-Петрова, с огнем и с тактом передавшего Василия, и г. Ильина (Живуля). Мешала ансамблю только исполнительница Пелепелихи.
Сегодня г‑жа Стрепетова играет роль Евгении в комедии «На бойком месте».
Вл.
«Русский курьер», 1882, № 125, 9 мая.
Спектакль с участием П. А. Стрепетовой
«На бойком месте», 9 мая
Второй спектакль с участием П. А. Стрепетовой привлек такую же массу публики, как и первый: Пушкинский театр был опять почти полон. Прием артистке был хороший, хотя нельзя было не заметить, что большинство публики, которое составляли воскресные посетители театра, оставалось в каком-то недоумении, точно ожидая, что г‑жа Стрепетова из роли Евгении в комедии Островского создаст нечто весьма величественное. К сожалению, у нас театральная публика, в низком смысле этого слова, до сих пор еще признает только таких гастролеров, которые выходят в ролях более эффектных и развивающих фантазию, чем в типах, выхваченных из жизни. Вот факт: у нас есть актер, г. Чарский, хорошо известный москвичам по Пушкинскому театру, актер бесспорно умный и старательный, но по силе дарования не выходящий из ряду вон, и был еще, как всем известно, Сергей Васильевич Шумский — и умный, и в высокой степени талантливый. Г‑н Чарский — актер хороший, а Шумский — бесподобный и до сих пор незаменимый. Можно ли поверить, что г. Чарский для провинции и по сие время лучший гастролер, чем был Шумский, а между тем это так. Г‑н Чарский берет с антрепренера сто рублей от спектакля, играет Отелло, Гамлета, Короля Лира, Фердинанда и т. д. и делает полные сборы, а Шумский брал сто пятьдесят и двести рублей, играл «Воробушки», «Тетеревам не летать по деревам», «Свадьбу Кречинского» и т. д. и делал двести-триста рублей сбора, то есть едва оплачивал себя. Вот что такое театральная публика нашего времени.
Естественно, что для такой публики роль Евгении в комедии «На бойком месте» не представляет интереса сама по себе, и лам кажется, что администрация Пушкинского театра сделала {119} ошибку, поставив эту комедию в воскресный спектакль. Ее надо было поставить в будни, а «Каширскую старину» или «Марию Стюарт» в воскресенье. Вряд ли пострадали бы от этого сборы.
При всем старании не навязывать читателю своего собственного мнения, иногда невольно его выскажешь. В роли Евгении г‑жа Стрепетова мне понравилась чрезвычайно. Некоторые типические черты схвачены артисткою удачно, весьма реально и притом в границах художественности. Игра ее в роли этой «подлой бабы» представляет крупный шаг в сторону от идеализации нашего серого люда в искусстве, утратившей всякое значение. Перед зрителем была, поистине, болтливая, страстная баба со всеми гадкими наклонностями, развившимися в ней под благоприятным влиянием окружающей среды.
В предыдущей заметке я проводил параллель между артистами, представителями которых мы видели в лице г. Сальвини, и артистами, подобными г‑же Стрепетовой. Тут можно привести еще одну черту различных взглядов на задачу искусства таких артистов. Г‑н Сальвини считает необходимостью провести в известной роли известную идею; для этого он вымарывает те сцены, которые противоречат этой идее, хотя бы это была и шекспировская пьеса; для этого он одной сцене подчиняет другие, для этого же он руководит вниманием зрителя. Играй артистка этой школы роль Евгении — она непременно, выражаясь вульгарно, свалила бы всю скверность натуры Евгении на окружающую среду. В ряде намеков, взглядов и жестов она сумела бы ярче показать хорошие стороны Евгении и дурные Бессудного, например, и тем в значительной степени примирить зрителя с ее отрицательными качествами. Напротив, в исполнении г‑жи Стрепетовой вы встречаете только правду, хотя с несколько пристрастной точки зрения: местами г‑жа Стрепетова утрировала в отрицательном направлении характер Евгении.
Чей взгляд на искусство правильнее — пусть решает сам читатель.
Исполнение комедии Островского в смысле ансамбля шло crescendo. Первый акт прошел плохо. Г‑н Ленский-Петров вместо пожившего кавалериста передал начинающего жить и суетливого ловеласа; г‑жа Уманец-Райская (Аннушка) играла как-то смущенно; г. Лазарев был очень плох в роли Непутевого. Но потом артисты разыгрались и пьеса пошла лучше: г. Греков — прекрасный Бессудный, г‑жа Уманец-Райская оказалась очень хорошей Аннушкой, второй и третий акт она провела талантливо; напрасно только последним сценам она придала мелодраматический характер.
В срепетовке пьесы и ее постановке было много пробелов.
Вл.
«Русский курьер», 1882, № 127, 11 мая.