АРТЁМ (садится на бумаги). Как он… не вовремя. Прямо на годовщину. Алка меня убьёт. Я же вроде как радоваться должен, а какая тут радость, когда отец умер. И на работе завал… Ты когда едешь?
Дарья Верясова E-mail: slizkix@mail.ru
Долго и счастливо
(Пьеса в пяти картинах)
Действующие лица
Алина.
Артём.
Отец.
Мать.
I.
Москва, наши дни. Маленькая квартира с «бабушкиным» ремонтом. В комнате стоят стол с ноутбуком, широкий диван, пыльный фикус в кадке. Также из комнаты есть выход в кухню и в коридор. Алина сидит на диване в окружении рассыпанных папок с бумагами ― она ищет какой-то документ: её потряхивает, бумаги разлетаются. При этом девушка разговаривает по телефону, голос её нарочито спокоен.
АЛИНА. Здравствуй, мамочка! Нет, Артём ещё не приехал, жду вот с минуты на минуту, потом вместе тебе позвоним. Ничего не случилось. Всё в порядке. Да, и с отцом тоже всё в порядке! У тебя-то с голосом что? Ну, сейчас вообще всюду грипп, эпидемия идёт. Ты осторожнее, купи маски, их надо каждые два часа менять, чтобы не заразиться. Это врачи говорят. Нет, больным наоборот, говорят, лучше без масок, чтобы дышать легче было. Да в любой аптеке продают. И антивирусное какое-нибудь пропей заранее. Ну, откуда мне знать, какое? Погуглю, хорошо. Ты не волнуйся. Валерьянка есть? Вот её тоже купи. Что значит – зачем? Валерьянка всегда пригодится. Можешь в таблетках, она в таблетках полезнее, чем настойкой. У тебя же голова после настойки чумная, сама говорила. Слушай, такой рецепт вычитала! Оказывается, можно в подливку для мяса класть остатки от кофе и добавлять спитой кофе при жарке, варке, парке, пассировке и пряжении. Мясо становится ярче по вкусу, подчёркиваются всякие экзотические резкости и так далее. А ты попробуй! Ну, что ты, я тот ещё мясоед, мне случайно попалось. На работе как обычно, статью правлю про памятник неравному браку по любви. Нашли в Подмосковье надгробие дворянина, который женился на бесприданнице. Ерунда, конечно, но надо состряпать сенсацию. Шок! Обнаружено надгробие любви! Да, отец бы оценил. Вчера звонила, не кашлял. Правда, говорил, с сердцем что-то. Чуть ли не… Нет-нет, ничего серьёзного! Нет, я бы знала! Вот честное слово ― нет! Передам. Хорошо, как будто бы от себя ему расскажу. Не волнуйся, мамочка. И я тебя прошу, выпей валерьянки. Человек должен быть крепким физически и развитым нравственно. Особенно в твоём возрасте. Я тебя люблю. Всё, пока.
Звонок в дверь.
Приехал наконец!
В комнату быстрым шагом входит парень, он моложе Алины на несколько лет и не в пример ей энергичнее. Окидывает взглядом бумаги, непонимающе смотрит на сестру.
АРТЁМ. Ты решила устраивать бумажное шоу? Учти, документы ― они жёсткие, лучше туалетную бумагу нарежь.
АЛИНА. Клоун. У тебя свидетельство о рождении цело?
АРТЁМ. Понятия не имею. Что стряслось? Выкладывай. Только по-быренькому, мне ещё на работу надо заехать и Алка ждёт. У нас годовщина сегодня. Первое свидание, все дела.
АЛИНА. Подождёт Алка. И годовщина подождёт. Папа умер.
АРТЁМ. Римский?
Молчание.
С чего ты взяла? То есть это… кто сообщил?
АЛИНА. Соседи нашли. Дверь не захлопнул, сил, наверное, не было. Или не успел. Зашёл в прихожую ― и всё. То ли инсульт, то ли инфаркт. Мне из полиции звонили сегодня утром. Тело сосед нашёл, решил, что криминал ― убийство с ограблением, но участковый говорит, что всё чисто, без третьих лиц. Вроде даже не украли ничего.
АРТЁМ. А мне почему не звонили? Как они на тебя вышли?
АЛИНА. Я же у него в квартире прописана. И соседи меня знают. Они, может, и не в курсе вообще, что у него сын был, ты когда там показывался?
АРТЁМ (садится на бумаги). Как он… не вовремя. Прямо на годовщину. Алка меня убьёт. Я же вроде как радоваться должен, а какая тут радость, когда отец умер. И на работе завал… Ты когда едешь?
АЛИНА. Почему это я? Мы с тобой оба едем.
АРТЁМ. Нет, я не могу. Как же я поеду, когда столько дел? Это ты у нас птица вольная, крылышками бяк-бяк. Какая тебе разница, из какого города статейки редактировать? Мне надо здесь быть, у меня личное присутствие ― залог успеха. А ты съездишь, развлечёшься, то есть я хотел сказать, отвлечёшься от повседневности.
АЛИНА. Ты совсем? Мозги включи, это твой отец, и другого не будет. Никогда. Ты должен отдать ему последнюю дань уважения!
АРТЁМ. Когда ты начинаешь впадать в пафос, хочется взять тебя за уши и долго трясти, пока все эти громкие слова не повыпадают! Какая дань? Какое уважение? Он меня ненавидел всю жизнь! Или ты забыла нашу с ним последнюю встречу? Как он на меня с кулаками попёр? Вот они ― родительские объятия. Красиво, да? (С завистью.) Вас-то с мамой он кое-как любил. Маме, кстати, звонила?
АЛИНА. Звонила. Про отца не говорила, хотела тебя дождаться. Надо сначала решить, что делать.
АРТЁМ. А что делать? Ехать надо. Хоронить. Маме сообщить, может, захочет бросить ком земли.
Изображает бросание дротика.
АЛИНА. Прекрати!
АРТЁМ. Чего ты психуешь? Житейское дело, все умирают. Мы с тобой тоже не навсегда. У меня вот сотрудник недавно умер от инфаркта. Молодой, сорока трёх не было. Правда, жирный. Ушёл на выходные, выпил, наверное, ― и всё. На работу в понедельник не вышел, мать два дня дозвониться не могла, а что она сделает из Волгограда? Потом уже парнишка-напарник, поехал к нему на квартиру, ментов вызвал. Те приехали, послушали, как мобильник внутри звонит, а дверь вскрывать отказались. Говорят, нельзя, пока трупного запаха не будет. Соседка ― в истерику, пригрозила судом за неоказание помощи, уж не знаю, что она наплела, только дверь вскрыли, а он там уже не первый день лежит. Падал, расшибся, кровищи! И окно на проветривание открыто ― не было бы трупного запаха. Прикинь?
АЛИНА. Жуть какая. А мать?
АРТЁМ. Приезжала, повезла на родину хоронить. Урну, конечно, целиком бы его и пятеро не подняли.
АЛИНА. Самое страшное для матери ― пережить своих детей.
АРТЁМ. Не вздыхай, тебе вряд ли это грозит.
АЛИНА. Знаешь, был такой древнегреческий герой, которого убила старшая сестра за то, что он хамил.
АРТЁМ. В Греции вообще всё было, кроме чувства юмора. Как и в нашей семье. Всё эпично и мрачно. Хронос поедает своих детей, а те и не пикнут. Кстати, ты помнишь, чтобы папаша хоть раз засмеялся? Я ― нет.
АЛИНА. А я помню, как на праздники мы собирались всеми родственниками. Отец как переберёт водочки, сразу разулыбается. Ласково так. И маму лез целовать, а она отбивалась. А он так пьяненько: «Мамочка, я тебя айлавью!». А сам красный, потный. (С нежностью.) Фу.
АРТЁМ. А помнишь, у нас был огромный стол, под него залезешь ― всё видно! Кто кого за коленку лапает, у кого дырка на носке. Какой-то дядька однажды пришёл, снял ботинки в прихожей, вдруг застеснялся так, говорит, мол, у меня дырка на носке, что же делать? А ты ему в ответ: как что делать? зашить!
Смеются.
АЛИНА. А помнишь яблоки? Хотя откуда ты можешь помнить, ты ещё совсем мелкий был. Зима, темно, я возвращаюсь из школы, а на кухне весь пол усыпан яблоками. И запах такой ― не то, что на всю квартиру, а на всю жизнь!
АРТЁМ. Мелкий ― не мелкий… Я много чего помню до того, как меня к бабушке сослали на вечное поселение. Например, как папаша маме по морде дал за что-то, бусы порвал, она ползала в коридоре на коленях и собирала бусины в горсть. Всхлипывала так жалобно. Я тогда понял, что отец не ангел. Совсем мелкий был, но всё понял. А с годами так и вообще.
АЛИНА. То есть, по-твоему, отец тебя просто так ненавидит? Без повода?
АРТЁМ. А какие у него ко мне могут быть претензии? Я что, бил его, унижал, презирал? Нет, это с нами делал он. И я не думаю, что ему это поставят в заслугу в этом… в Чистилище. Или где там распределяют?
АЛИНА. Он православный был, какое Чистилище? Оно только у католиков.
АРТЁМ. То есть сначала Бог отделяет православных от католиков, а потом и тех и других делит на грешников и не грешников?
АЛИНА. Ликбез позже. И не время сейчас сводить счёты. Надо что-то делать. Предпринимать.
АРТЁМ. Ну, так давай что-то делать. Предпринимать. Например, звонить маме.