Модели размера групп
При изучении массовых феноменов важно понимать, как из неструктурированных коллективов возникают толпы. Нашему пониманию закономерностей, согласно которым формируются крупные толпы, могут поспособствовать математические модели, описывающие формирование и распад малых групп в пределах более крупных скоплений.
Джон Джеймс (James, 1951, 1953) изучал свободно формирующиеся группы больших размеров в самых разных социальных ситуациях и строил свои исследования на эмпирической основе. Джеймс писал о частотности возникновения групп разных размеров, спонтанно формирующихся на улицах, в магазинах, на детских площадках, в общественных местах и на рабочем месте. Он обнаружил, что размер группы колеблется от двух до семи, в среднем – около трех. Распределение размеров имеет форму буквы J: с ростом размера группы частота падает.
Отмечая, что большинство групп невелики и что в разных социальных ситуациях распределение размеров примерно одинаково, Джеймс приходит к следующим выводам.
1. Группы, сформированные при личном взаимодействии, тяготеют к минимальному возможному размеру (два) и минимальному количеству возможных отношений (одно).
2. Переменные восприятия, мышления и способности к перемещению влияют на размер группы сильнее, чем мотивация, пространство, социальная ситуация или возраст участников.
Кроме того, Джеймс указывает, что данные соответствуют отрицательному биномиальному распределению, хотя почти ничего не говорит о теоретическом значении этого факта.
Коулман и Джеймс (Coleman and James, 1961) сумели разработать математическую модель, точно описывающую наблюдения Джеймса. Это стохастическая модель, в которой размеры групп названы «состояниями» (в группе в состоянии 2 два участника). Они рассчитали вероятность перехода из состояния в состояние на основании следующих предположений:
1. Изолированные индивиды (состояние 1) имеют постоянную вероятность присоединиться к какой-то группе. Эта вероятность не зависит от размера группы, то есть предположение о «заразности» (что большие группы привлекательнее маленьких) явно опровергается. Как следствие предшествующих постулатов, общий приток к группе зависит исключительно от количества в системе изолированных индивидов.
2. Вероятность покинуть группу у индивидов постоянна, поэтому темп оттока от группы зависит исключительно от количества ее членов.
Эта модель рождения и смерти предсказывает, что при равновесии распределение размера группы будет «усеченно-пуассоновским». Это предсказание оправдалось в 19 из 23 обзоров Джеймса. Авторы предполагают, что поведение равновесия в скоплении людей определяется «параметром» na / b , где n – общее число групп, сформировавшихся в конечном итоге, a – вероятность, что индивид спонтанно примкнет к группе, а b – вероятность, что индивид покинет группу. Коулман и Джеймс предположили, что эта модель могла бы описывать рост толпы, если считать a растущей функцией времени. (Напомним, что они отрицали предположение, что a – растущая функция размера группы.)
Уайт (White, 1962) показал, что успех модели Коулмана—Джеймса лишь кажущийся. Он продемонстрировал, что распределение равновесия в усеченно-пуассоновском виде достигается не менее чем семью разными наборами предположений. Интересно, что одна из моделей Уайта включает в себя предположение о заразительности наряду с другими уравновешивающими предпосылками. Уайт пишет: «Исходя из того, что одна из их моделей хорошо соответствует данным, Коулман и Джеймс ошибочно предположили, что процесс присоединения путем заражения можно исключить из числа компонентов любой модели, подходящей к этим данным» (p. 167). По предположению Уайта, наиболее экономичная модель, предсказывающая правдоподобное распределение равновесия, основана на единственном параметре Υ , который отражает долю людей, покидающих группы и затем остающихся в изоляции. По этой модели, когда Υ стремится к нулю, группы в среднем становятся все крупнее и крупнее, и создаются скопления, приближающиеся к пропорциям толпы. Таким образом, статья Уайта, пусть и кратко, затрагивает вопрос о соотношении моделей формирования малых групп с моделями поведения масс. А главное, она в очередной раз показывает, как неверно строить выводы об обоснованности набора социально-психологических предположений на основании успеха модели формирования, которую порождают эти предположения.
Итоги
К каким же заключениям мы приходим, закончив этот обзор теоретических подходов к функционированию толпы? Каковы главные идеи? Начиная с Лебона основных вопросов было два. Первый – как объяснить однородность толпы; второй – как объяснить появление нецивилизованного поведения у участников толпы. Таким образом, Лебона в основном занимало преображение одиночки в толпе, его стремление быть как все и проявляющаяся в нем жестокость. Фрейд согласился с описаниями жестокости и однородности по Лебону, однако глубже изучил стоящие за ними психологические процессы. Он считал, что ответы следует искать в отношениях участника толпы и лидера. Тернер и Киллиан (Turner and Killian, 1957), а также Ланг и Ланг (Lang and Lang, 1961) усомнились в некоторых описательных качествах толпы. Тернер заменил идею однородности понятием дифференциального участия . Лебона и Сигеле больше интересовали конечные результаты участия человека в деятельности толпы. Тернер рассмотрел, как в текучем неопределенном поле порождаются нормы толпы и общее понимание. Смелсер задавался совсем другими вопросами – он интересовался не переменами в личности, а условиями в обществе, которые обеспечивают разнообразные, но подлежащие классификации формы коллективной акции. Отсюда следует обобщенная идея, что напряженность, не находящая выхода по обычным общественным каналам, вырывается таким образом во время коллективных выступлений. Как именно это будет выглядеть, зависит от того, в чем участники толпы усматривают очаг напряжения, а также от других условий, например, от природы социального контроля. Теоретики-математики, в том числе Рашевский, ставили перед собой другую задачу – они абстрагировали макроскопические процессы и пытались найти формулу, которая их описывает. Феномен коллективного поведения допускает разносторонние теоретические подходы, и невозможно сформулировать набор вопросов, который был бы единственно верным и охватывал бы все аспекты толпы.
Иррациональность
Один вопрос, которым задавались еще Лебон, Сигеле и Фрейд и который актуален и до сих пор, касается утверждения, что толпы иррациональны. Это требует анализа. Во-первых, мы вправе спросить, что имеется в виду под иррациональностью. Критериев по меньшей мере три: (1) как только поставлена цель, задействуются разумные и действенные способы ее достижения, сама цель приемлема и человечна и (3) совершаемые действия внутренне непротиворечивы.
Таким образом, прежде чем приписывать толпе иррациональность, нужно учесть определенные черты ситуации толпы:
1. Возможности реакции у толпы как у собрания людей резко ограничены. Отдельный человек может выражать свои мысли и чувства в личном общении сколь угодно тонко и детально, однако толпа в целом располагает ограниченными языковыми средствами. Она может поддерживать утверждения криками и аплодисментами или реагировать на них выражением отрицательного отношения (шиканьем, улюлюканьем, отсутствием аплодисментов). (Единственная возможность коллективного выражения сложных лингвистических суждений – это лингвистические формы, известные всем собравшимся, вроде присяг, речевок или даже песен. В остальных случаях выражения в толпе должны оставаться простыми и ограничиваться несколькими выражениями согласия или протеста. Присяга составляется ради коммуникации в толпе. Ритуал приобретает особое значение именно потому, что последовательность действий известна всем заранее и, таким образом, все могут участвовать в ней одновременно.) Учитывая, что у толпы есть только два фундаментальных модуса ответа (положительный и отрицательный), человек в толпе может вполне рационально соглашаться с высказываниями, которые при более детальном анализе содержат противоречивые элементы, потому что он в общем и целом согласен с этими высказываниями. В толпе из 30 тысяч человек не так уж просто уточнить свою точку зрения.
2. Когда толпа «поддерживает» полностью противоречивые утверждения, нам следует задаться вопросом, кто в толпе реагирует на какие утверждения – одни и те же люди или все же разные. Может быть, разные суждения поддерживают разные подгруппы? Это едва ли говорит об иррациональности – налицо просто обычное распределение мнений в группе. Пока авторы научных трудов продолжают писать «Толпа жарко поддержала утверждение Х, а затем иррационально одобрила противоречащее ему утверждение Y», не конкретизируя, какие элементы толпы поддержали Х, а какие Y, и были ли это одни и те же люди, говорить о непоследовательности и иррациональности невозможно.
3. Поскольку общепринятые представления о поведении рушатся и инциденты, связанные с толпой, происходят не по плану, участники толпы обнаруживают, что больше не могут действовать исходя из привычных и удобных общепринятых шаблонов. Зачастую отдельному участнику толпы приходится быстро реагировать на новые для него ситуации и обстоятельства, с которыми он раньше никогда не сталкивался. Задним числом, когда времени для анализа достаточно, некоторые подобные поступки могут показаться хаотичными и нерациональными, однако участник толпы редко располагает достаточным временем для анализа и может позволить себе холодные рассуждения.
Иногда показателем иррациональности толпы считают ее эмоциональность, однако Тернер и Киллиан (Turner and Killian, 1957) справедливо возражают, что эмоция и рациональность далеко не всегда исключают друг друга (p. 17):
В наши дни эмоция и разум не считаются непримиримыми врагами. Эмоция может сопровождать исполнение досконально продуманного плана, а недостаточно разумный план, напротив, не вызывать никакого эмоционального возбуждения. Дихотомия «рациональное-нерациональное», похоже, обладает двумя разными смыслами. Поведение можно назвать рациональным по внешним критериям, если оно представляет собой действенный способ достичь той или иной цели. По этому определению институциональное поведение в большинстве случаев иррационально, а коллективное поведение – рационально. Кто скажет, что суд Линча, применявшийся время от времени, не был в течение нескольких десятилетий вполне действенным способом держать чернокожих в подчиненном положении? По внутренним критериям поведение иррационально, если человек, прорабатывая план действий, не взвесил все возможные варианты, о которых ему в принципе может быть известно. По этому определению институциональное поведение в большинстве случаев иррационально, поскольку социальные нормы сужают диапазон вариантов, которые человек может рассматривать. Каждый из основных типов коллективного поведения по-своему замыкает внимание в пределах ограниченного набора вариантов, а значит, коллективное поведение в этом отношении ничем не отличается от остальных типов поведения.
Насилие
В сознании большинства первых исследователей толпы и по мнению некоторых современных наблюдателей у толпы есть склонность к насилию и разрушению. При упоминании о толпе невольно вспоминаешь суды Линча, погромы, геноцид, жестокие беспорядки на расовой почве, давку при панике и тому подобные явления. Исторические хроники полны записями о зверствах, которые творила толпа с беспомощными людьми. Едва ли стоит отрицать, что такое бывало, причем довольно часто, однако следует все же провести некоторый анализ.
Во-первых, очевидно, что акты насилия, полностью эквивалентные действиям толпы, зачастую совершали и организованные формирования, а иногда и одиночки. Именно организации, а не толпы, стирали бомбардировками с лица земли целые города и приговаривали к смерти целые народы. На другом полюсе находятся убийцы-одиночки, которые творили свои зверства втайне, без посторонних глаз. Так что вопрос не в том, характерно ли насилие для толп, а в том, представлено ли оно в толпах непропорционально широко по сравнению с насилием у одиночек, с одной стороны, и организованным насилием – с другой. Ответить на этот вопрос не так-то просто. Необходимо дать определение толпы как таковой и отметить долю случаев, когда имело место насилие. Затем эту величину следует сравнить с пропорцией случаев насилия с участием какой-то другой социальной формы, скажем, организованных групп.
Более того, обнаружатся, вероятно, и случаи, когда толпы сдерживают разрушительные импульсы у своих участников. К сожалению, невозможно получить данные об актах насилия, не состоявшихся благодаря присутствию свидетелей или в результате усмиряющего влияния окружения. Подавленное насилие невидимо, зато проявленное предоставляет массу бросающихся в глаза данных.
Образ толпы
Клеймо иррациональности и безнравственности, которое поставил на толпу Лебон, смыть невозможно, и иногда мы забываем, что другие социальные аналитики считали, что толпа исполняет конструктивные общественные функции. Например, Бэджет (Bagehot, 1869), Уоллес (Wallas, 1932), Кули (Cooley, 1909) и Дьюи (Dewey, 1930) подчеркивали, что коллектив освобождает сознание. Карл Маркс (Marx, 1848) в своих авторитетных трудах по социальной философии подает коллективные восстания, мятежи и бунты в положительном свете и приписывает этому поведению конструктивные рациональные функции. Он полагал, что от активности толпы как агента перемен зависит рождение нового общества. Толпа знает, что делает, когда разбойничает, грабит и даже убивает. Маркс полагал, что толпа проявляет глубочайшую рациональность, поскольку ее поведение вызвано исторической необходимостью. А мы в последние десять лет наблюдали, как коллективное поведение служит движению за гражданские права и стремится воплотить в жизнь ценности, о которых говорят многие просвещенные умы.
Крайности
Наконец, в изучении поведения толпы превалирует внимание к крайним проявлениям активности толпы – панике, вспышкам насилия, буйству. Заниматься крайними манифестациями интересно и увлекательно, однако такой фокус внимания неестествен: мы интересуемся патологией, не задав нормальных условий, от которых следует отсчитывать патологические изменения. Толпу с самого начала изучали в психологии лишь в патологических формах, и такое положение дел сохранилось скорее как историческая традиция, чем как научная необходимость. Это предубеждение поддерживает пресса. Газетные репортажи взахлеб рассказывают о наводнении, но их не интересует нормальное течение реки на протяжении остального года. Но разве можно понять природу наводнения, не обладая полным представлением о самых обычных, нормальных чертах течения реки? Нельзя в полной мере осознать природу паники, если это понимание не основано на твердом понимании того, как течет поток обычных людей в повседневной городской жизни. Изучение толп отойдет от журналистики и сдвинется в сторону зрелой науки в той мере, в какой в поле нашего зрения окажутся не только экстраординарные, но и нормальные сцены.
Методы изучения толпы
Когда пишешь главу о коллективном поведении, принято в первых же абзацах строго предупреждать читателя, как трудно эта область поддается научному изучению, и пояснять, что именно поэтому научных исследований на эту тему относительно немного. Трудность состоит в том, что инциденты с участием толпы не всегда происходят в удобное время и в удобном месте, и непредсказуемость коллективного поведения сильно мешает ученому проводить систематические наблюдения лично. Нелегко и воссоздать коллективные акции с исследовательскими целями в лаборатории или в поле. Зачастую исследователям приходится полагаться на газетные репортажи, исторические хроники, новостные киножурналы, видеозаписи и рассказы очевидцев. И все же удалось разработать целый ряд подходов, которые в сочетании позволяют заложить прочный эмпирический фундамент.
Опросы
При изучении коллективных акций можно задействовать методики опросов. Самый известный случай применения опросов – это исследование Хэдли Кантрила (Cantril, 1940). Он изучал масштабную панику, охватившую восточную часть США 30 октября 1938 года. Поводом для массовой истерии послужила радиопостановка «Войны миров» Герберта Уэллса – так отметил Хэллоуин радиотеатр «Меркурий». Цель исследования Кантрила состояла в том, чтобы определить, почему тысячи американцев пришли к выводу, будто на них напали инопланетяне, и почему от этой ошибки оказались застрахованы другие слушатели той же передачи.
Как рассказывает Кантрил, поскольку изучаемое социальное явление было очень сложным, для ответа на разные вопросы было применено несколько методов, а затем сопоставлялись результаты, полученные разными методами. В исследовательскую программу было включено два типа опросов. Один состоял в цикле длительных, подробнейших ретроспективных бесед со 100 радиослушателями, которые поверили, что Землю захватили марсиане, и с 35 из тех, кто сразу понял, что это постановка. В число опросов второго типа входил опрос общественного мнения с участием выборки взрослого населения по всей стране (с добавлением особого отчета о реакции детей). Кроме того, исследование полагалось на анализ содержания выпусков новостей и писем, полученных радиостанциями.
Среди прочих аспектов паники, рассмотренных в исследовании Кантрила, были особенности трансляции, способствовавшие достоверности, влияние исторической обстановки (опыт Великой Депрессии, представления о современной науке и сведения об угрозе войны в Европе), а также воздействие примера других слушателей – как усиливающее панику, так и успокоительное. В соответствии с целями исследования основные результаты Кантрила касались умонастроений и психологических стратегий, из-за которых радиослушатели оказывались склонны к панике. Среди демографических факторов, отличавших более внушаемые личности от менее ранимых, особое место занимал уровень образования. Относительно образованные люди могли избежать ошибки, обратившись к надежным источникам информации и призвав на помощь здравый скептицизм (который и заставил их «проверить» источники). Психологический механизм, приводивший к вере во вторжение, похоже, представлял собой сочетание острой потребности «осмыслить» положение дел и либо (1) ригидной системы отсчета, которая поспособствовала интерпретации, вызвавшей панику, либо отсутствия какой бы то ни было системы отсчета.
Скорректировать грубые неточности в прессе помогают объективные техники опросов с упором на строгие методы выборочного исследования. Так что когда в газете написали, что в Лондоне сильнейший смог и в результате «один из крупнейших городов мира балансирует на грани массовой паники», простой опрос показал, что лишь 1% респондентов заявляли, что у них была паника (Killian, 1956, p. 10–11).
Вторичные источники
Представление о приемах создания энергичной толпы можно найти в сочинениях революционеров (Lenin, 1902; Mao, 1938) и других деятелей, широко опиравшихся на массовые акции в рамках своей социальной программы. Не так давно Оппенхаймер и Лаки (Oppenheimer and Lakey, 1965) опубликовали пошаговую инструкцию, как спровоцировать коллективные выступления. Можно также изучить документы, раздаваемые агентами социального контроля. Важным источником по современным представлениям и практикам тех, кто непосредственно имеет дело с толпами и мятежами, служат руководства для полиции и милиции (Bellows, 1920). Такие документы появлялись еще до Лебона. В 1884 году Э. Л. Молину написал книгу «Бунты и их подавление» (Molineux, 1884), где особо подчеркивал, что «на начальной стадии бунт легко усмирить, если ответить на него смело и немедленно начать энергичное, решительное сопротивление». Международная ассоциация начальников полицейских участков (International Association of Chiefs of Police, 1963) рекомендует следующие процедуры для контроля вспышек насилия (курсивом мы добавили ключевые слова, подчеркивающие значение описываемых приемов для вопросов, которые мы разбираем на этих страницах):
1. Если толпа продолжает собираться, он [офицер полиции] должен быстро определить факты и поместить участников под арест. Это резко сократит размеры толпы и не даст инциденту выйти из-под контроля [кристаллы толпы, событие-катализатор, темпы формирования ].
2. Если толпа уже сформировалась, зовите подкрепление. Здесь необходимо продемонстрировать силу, однако применять ее нельзя. Напряженность в толпе обычно сильнее всего спереди и по центру. Ищите зачинщиков – самых возбужденных. Выведите их [возможности сил социального контроля, структурные особенности толпы, дифференциальное участие ].
3. Большое подспорье для разгона толпы – система местного оповещения. Оглушительный голос из репродуктора, подкрепленный властной интонацией, немедленно привлечет и удержит внимание каждого и отвлечет его от будоражащего влияния толпы [разрушительная поляризация на лидера, возможности сил социального контроля, конкурирующие указания ].
4. Полицейский кордон вокруг опасного участка не допустит туда любопытствующих и таким образом убережет их от заражения психозом толпы [пространственный характер толпы, ограничение заразительности при помощи физической изоляции толпы от остального населения ].
Далее Ассоциация рекомендует «разбить толпу на маленькие изолированные группы» на том основании, что это воспрепятствует заразительности в пределах собрания, а также внедрить в толпу как можно больше сотрудников в штатском, чтобы распространять конкурирующие лозунги и настроения и тем самым мешать единству толпы (Trivers, 1965).
Уэстли (Westley, 1957) изучил полицейские руководства, опросил сотрудников правоохранительных органов и сделал выводы, которые вносят существенный вклад в теории формирования и контроля толп. Он указал, что полицейских учат (1) не позволять толпам поляризоваться на лидере или на каком-то еще центре внимания, изымать из толпы лидеров и (3) препятствовать чувству анонимности и единодушия у участников. Такая тактика подчеркивает важность лидерства и ощущения общего противостояния при развитии буйных толп.
Проективные методы
Киллиан (Killian, 1956) высказал предположение, что результативным способом изучения мотивов, чувств и восприятия, возникающих в толпе, могут послужить проективные методы. В Гарвардском университете провели неформальное исследование в проективном формате. Пять фотографий толп перемешали с пятью изображениями людей из Тематического апперцептивного теста (ТАТ) и показали испытуемым, дав им обычные инструкции для ТАТ. В число особенностей толп, на которые спонтанно указывали испытуемые, входили размер, плотность, движение, поляризация и то, насколько тесными казались отношения между участниками толпы. Нередко испытуемые выявляли и подгруппы в толпе. Изображения толпы испытуемые были склонны воспринимать как снимки реальных исторических событий и старались определить время и место событий и национальность и социальное положение участников. С картами ТАТ, где были изображены отдельные люди, они так не поступали. Проективные методы – это удобный способ выявления скрытых установок, которые в долгосрочной перспективе, вероятно, связаны со склонностью испытуемого участвовать в массовых выступлениях.