Непосредственное восприятие жертвы
Этот цикл состоял из четырех экспериментальных ситуаций. В каждой ситуации жертву делали «психологически» ближе испытуемому, который наносил удары.
В первой ситуации («Отдаленность») жертву помещали в другую комнату, откуда ее не было ни видно, ни слышно испытуемому, и только при ударе в 300 вольт она стучала в стену в знак протеста. После 315 вольт жертва больше не отвечала, ее не было слышно.
Во второй ситуации («Голосовая обратная связь») обстановка была точно такой же, однако добавились голосовые протесты. Жертва, как и в первой ситуации, находилась в смежной комнате, однако ее жалобы были отчетливо слышны из-за слегка приоткрытой двери и сквозь стены лаборатории.[18]
Третья экспериментальная ситуация («Близость») была похожа на вторую, но теперь жертва находилась в той же комнате, что и испытуемый, на расстоянии полутора футов (около полуметра) от него. Таким образом, жертву было не только слышно, но и видно, и испытуемый мог судить о ее состоянии по визуальным сигналам.
Четвертая, последняя экспериментальная ситуация в этом цикле («Близость и прикосновение») была точно такой же, как третья, за исключением того, что жертва получала удар током, только когда клала ладонь на специальную пластину. На уровне 150 вольт жертва требовала, чтобы ее отпустили, и в этой ситуации отказывалась класть ладонь на пластину. Тогда экспериментатор приказывал наивному испытуемому силой прижать руку жертвы к пластине. Таким образом, в этой ситуации подчинение предполагало, что испытуемый, чтобы наказывать жертву ударами током сильнее 150 вольт, должен вступить с ней в физический контакт.
В каждой ситуации исследовались сорок взрослых испытуемых. Данные показали, что при сближении жертвы с испытуемым подчинение значительно слабело. Средний максимальный удар в зависимости от ситуации приведен на рис. 2. С точки зрения соотношения подчиняющихся и неподчиняющихся испытуемых выяснилось, что в ситуации «Отдаленности» отказывались подчиняться экспериментатору 34% испытуемых, в ситуации «Голосовой обратной связи» – 37,5%, в ситуации «Близости» – 60% и в ситуации «Близости-прикосновения» – 70%.
Рис. 2. Средний максимальный удар в цикле экспериментов от «Отдаленности» до «Близости-прикосновения»
Как нам следует расценивать подобный эффект? Первое, что приходит в голову, – что при близости к жертве испытуемый острее сознает интенсивность ее страданий и соответствующим образом регулирует свое поведение. Это логично, однако наши данные не подтверждают такой интерпретации. Во всех четырех ситуациях уровень приписываемой боли (то есть насколько больно было жертве по оценке испытуемых, для чего применялась 14-балльная шкала) был примерно одинаков. Однако нетрудно предположить наличие альтернативных механизмов.
Эмпатические сигналы. В ситуациях «Отдаленности» и в меньшей степени в ситуации «Голосовой обратной связи» страдания жертвы для испытуемого – нечто абстрактное и далекое. Он знает, что его действия причиняют боль другому человеку, но исключительно в концептуальном смысле: этот факт осознан, но не прочувствован. Это достаточно распространенное явление. Пилот бомбардировщика прекрасно понимает, что его бомбы принесут страдания и смерть, однако это знание лишено эмоциональной окраски и не позволяет в полной мере посочувствовать страданиям, вызванным его действиями. Подобные наблюдения делались во время войны. Вероятно, зрительные сигналы, связанные со страданиями жертвы, запускают у испытуемого эмпатическую реакцию и дают более полное представление об ощущениях жертвы. А может быть, эмпатическая реакция сама по себе неприятна и обладает качествами, которые побуждают испытуемого прекратить то, что ее вызывает. Тогда снижение уровня подчинения в дальнейших экспериментальных ситуациях можно объяснить обогащением потока эмпатических сигналов.
Отрицание и сужение когнитивного поля. Ситуация «Отдаленности» позволяет сузить когнитивное поле, так что жертва исключается из сознания. Испытуемый уже не расценивает акт нажатия на тумблер как результат морального выбора, поскольку это действие больше не ассоциируется со страданиями жертвы. Если жертва близко, ее труднее исключать феноменологически. Она неизбежно вторгается в сознание испытуемого, поскольку ее все время видно. В ситуации «Отдаленности» ее существование и реакции осознаются только после того, как нанесен удар током. Слуховая обратная связь непостоянна, испытуемый получает ее лишь иногда. При «Близости» жертва непосредственно включена в поле зрения, она становится для испытуемого ярким элементом окружения. Испытуемый больше не может задействовать механизм отрицания. Один испытуемый, участвовавший в эксперименте «Отдаленность», сказал: «Удивительно, но ведь и в самом деле забываешь, что там живой человек, хотя и слышишь его голос. Довольно долго я был сосредоточен исключительно на том, чтобы нажимать тумблеры и читать надписи».
Поля взаимного влияния. Если в ситуации «Близости» испытуемый занимает положение, позволяющее наблюдать за жертвой, обратное тоже верно. Теперь жертва внимательно наблюдает за действиями испытуемого с близкого расстояния. Вероятно, когда человек не может наблюдать за твоими поступками, причинять ему боль легче, чем когда он видит, что ты делаешь. Если он смотрит, как ты совершаешь направленные против него действия, это пробуждает стыд и угрызения совести, которые затем помогают перестать действовать. Много свидетельств, что при конфронтации лицом к лицу возникает дискомфорт и она препятствует открытым действиям, мы находим и в языке. Часто говорят, что человека легче критиковать «за спиной», чем «говорить все в лицо». Если мы кому-то лжем, то, как всем известно, не можем «смотреть ему в глаза». Мы и сами «прячем глаза» от стыда или неловкости – это помогает снизить дискомфорт. Когда человека ставят перед расстрельной ротой, ему завязывают глаза якобы для того, чтобы ему было не так страшно, но на самом деле у этого действия есть и скрытая функция – снизить стресс у палачей. Короче говоря, в ситуации «Близости» у испытуемого, вероятно, возникает ощущение, что он сам становится ярким элементом поля осознанности жертвы. Возможно, испытуемому становится совестно и неловко, и вид жертвы мешает ему продолжать ее наказывать.
Единство действия и его последствий. В ситуации «Отдаленности» испытуемому труднее ощутить соотнесенность своих действий и последствий этих действий для жертвы. Поступок и его последствия разнесены физически и пространственно. Испытуемый нажимает на тумблер в одной комнате, а крики и протесты доносятся из другой. Эти два события связаны, однако им недостает убедительного феноменологического единства. Структура осмысленного поступка – «Я делаю человеку больно» – разрушается из-за пространственной организации эксперимента; в некоторой степени это аналогично исчезновению фи-феномена, если мигающие огни расположены слишком далеко друг от друга. В ситуации «Близости» единство поступка и следствия гораздо ощутимее, поскольку жертва физически ближе к действию, причиняющему ей боль. В ситуации «Близости-прикосновения» единство поступка и следствия ощущается в полной мере.
Образование зачаточной группы. Если жертва помещена в другую комнату, то не только жертва отдаляется от испытуемого, но и испытуемый с экспериментатором становятся относительно ближе. Формируется зачаточная группа, состоящая из экспериментатора и испытуемого, однако жертва из нее исключена. Стена между жертвой и другими участниками эксперимента лишает жертву интимной связи, которую ощущают экспериментатор и испытуемый. В ситуации «Отдаленности» жертва – самый настоящий аутсайдер, она одинока и физически, и психологически.
Если поместить жертву ближе к испытуемому, им с испытуемым становится легче заключить союз против экспериментатора. Испытуемые уже не должны иметь дело с экспериментатором в одиночку. У них появляется союзник, который совсем рядом и рвется поддержать их мятеж против экспериментатора. Таким образом, изменение набора пространственных отношений в разных экспериментальных ситуациях приводит, вероятно, к смещению системы союзнических отношений.
Благоприобретенные поведенческие наклонности. Давно отмечено, что лабораторные мыши редко дерутся со своими собратьями по вольеру. Скотт (Scott, 1958) объясняет это в терминах пассивного подавления. Он пишет: «Когда животное ничего не делает в тех или иных обстоятельствах… оно тем самым учится ничего не делать, и об этом можно говорить как о пассивном подавлении… этот принцип играет важнейшую роль в обучении личности миролюбию, поскольку из него следует, что ей, чтобы научиться не драться, нужно просто не драться». Подобным образом мы, вероятно, учимся не причинять вреда окружающим, просто не причиняя им вреда в повседневной жизни. Однако подобное обучение происходит в контексте близких отношений с окружающими и, вероятно, не может быть обобщено на ситуацию, когда человек от нас физически далеко. Кроме того, в прошлом, вероятно, агрессивные действия против тех, кто был к нам физически близко, влекли за собой наказание, а это искоренило исходную форму реакции. А агрессия против тех, кто находится от нас на расстоянии, возможно, наказывалась лишь иногда. Так организм узнает, что безопаснее проявлять агрессию к тем, кто далеко, и остерегается нападать на противника на расстоянии вытянутой руки. Закономерности вознаграждений и наказаний вырабатывают склонность избегать агрессии с близкого расстояния, однако на дальние дистанции это не распространяется. И это может объяснять результаты экспериментов в ситуации близости и отдаленности.
Близость как переменная в психологических исследованиях достойна куда большего внимания ученых. Если бы люди не могли перемещаться, понять причину этого пренебрежения было бы просто. Но мы постоянно в движении, попадаем в разные пространственные отношения в разных ситуациях, и то, близко мы друг от друга или далеко, вероятно, оказывает мощнейшее воздействие на психологические процессы, определяющие наше поведение с окружающими. В нашей ситуации, когда жертва становится физически ближе к испытуемому, который наносит ей удары, повышается количество испытуемых, которые отказываются подчиняться экспериментатору и прекращают эксперимент. Конкретное, видимое, непосредственное присутствие жертвы играет важную роль в том, чтобы сопротивляться власти экспериментатора и генерировать неподчинение.[19]
Близость представителя власти
Если взаимное расположение испытуемого и жертвы в пространстве влияет на степень подчинения, должно быть, играет свою роль и местонахождение испытуемого по отношению к экспериментатору. Есть причины полагать, что, когда испытуемый только появляется в лаборатории, он ориентирован в первую очередь на экспериментатора и лишь затем на жертву. Он пришел в лабораторию, чтобы вписаться в структуру, которую задает экспериментатор, а не жертва. И не столько собирается разобраться в своем поведении, сколько намерен предъявить это поведение компетентному ученому, а потому готов проявить себя в соответствии с требованиями этого ученого. Большинство испытуемых, судя по всему, хочет произвести впечатление на экспериментатора, и можно заметить, что это стремление в относительно новой незнакомой обстановке несколько подрывает чувствительность испытуемого к троякой природе социальной ситуации, в которую он попал. Иначе говоря, испытуемый так озабочен тем, как будет выглядеть в глазах экспериментатора, что влияние других частей социального поля не приобретает того веса, как в повседневной жизни. Излишняя ориентация на экспериментатора, вероятно, отчасти объясняет относительно бесчувственное отношение испытуемого к жертве, а кроме того, наталкивает нас на мысль, что изменение отношений между испытуемым и экспериментатором, вероятно, заметно повлияет на степень подчинения.
В ходе цикла экспериментов мы варьировали физическое расстояние и степень наблюдения со стороны экспериментатора. В одной ситуации экспериментатор сидел всего в нескольких шагах от испытуемого. В другой ситуации экспериментатор, дав вводные указания, покидал лабораторию и отдавал приказы по телефону. В третьей экспериментатор вообще не показывался, а указания давал посредством магнитофонной записи, которая включалась, когда испытуемые входили в лабораторию.
Как только экспериментатор оказывался физически удален из лаборатории, уровень подчинения резко падал. Количество подчиняющихся испытуемых в первой ситуации («Присутствие экспериментатора») было почти в три раза больше, чем во второй, когда экспериментатор отдавал приказы по телефону. В первой ситуации полностью подчинялись приказам 36 испытуемых, а во второй – только 9 (хи-квадрат «подчинение/неподчинение» в двух ситуациях df = 14,7; p < 0,001). Если испытуемые не сталкивались с экспериментатором лицом к лицу, им, похоже, было гораздо легче противостоять экспериментатору, а его власть над испытуемыми существенно слабела.[20]
(а) Электрогенератор, применявшийся в ходе экспериментов. 15 из 30 тумблеров уже нажаты.
(б) Ученик пристегнут к стулу, к его запястью подсоединены электроды. Экспериментатор наносит электропроводящую пасту. Ученик дает ответы, нажимая тумблеры, которые зажигают лампочки с номерами на шкале с ответами.
(в) Испытуемый получает пробный удар током от генератора.
(г) Испытуемый прекращает эксперимент. Справа датчик, подсоединенный к генератору, автоматически регистрирует, какие тумблеры нажал испытуемый. (Из фильма «Obedience» («Подчинение»), кинопрокатная организация «Alexander Street Press».)
Рис. 3. Фотографии экспериментов по подчинению
Более того, в отсутствие экспериментатора в поведении испытуемых проявлялась интересная особенность, которой при экспериментаторе не наблюдалось. Некоторые испытуемые, продолжая эксперимент, наносили более слабые удары, чем требовалось, и не сообщили экспериментатору об отклонении от требуемой процедуры (сила ударов без ведома испытуемых записывалась при помощи датчика фирмы «Эстерлин-Энгус», подключенного непосредственно к генератору; этот аппарат обеспечил нам объективные данные о поведении испытуемых). Более того, некоторые испытуемые всячески уверяли экспериментатора по телефону, что повышали силу ударов согласно инструкции, а на самом деле постоянно нажимали лишь тумблер, якобы дававший самый слабый удар. Это поведение вызывает особый интерес: хотя очевидно, что эти испытуемые поступали вразрез с заявленными целями эксперимента, им было легче разрешить конфликт таким способом, чем пойти на открытый разрыв с властью.
Были созданы и другие экспериментальные ситуации – например, экспериментатор отсутствовал в начале эксперимента, однако возвращался в лабораторию в тот момент, когда испытуемый решительно отказывался подчиниться телефонному приказу о повышении силы удара. Хотя экспериментатор уже исчерпал властные ресурсы по телефону, ему зачастую удавалось добиться дальнейшего подчинения, появившись в лаборатории лично.
Эксперименты этого цикла показывают, что физическое присутствие представителя власти – важный фактор влияния на подчинение или непокорность испытуемого. В совокупности с первой серией экспериментов, где менялась степень близости к жертве, это наталкивает на мысль, что на поведение испытуемого влияет нечто похожее на силовые поля, которые слабеют пропорционально психологическому расстоянию от источника. Если расстояние до жертвы ближе, испытуемому становится сложнее наносить ей удары. Если дистанция между испытуемым и жертвой остается постоянной, а представитель власти отдаляется, испытуемому становится проще прекратить эксперимент. В обоих случаях этот эффект имеет основополагающее значение, однако манипуляции с положением экспериментатора дали и еще более яркие результаты. Подчинение деструктивным приказам сильно зависит от расстояния между представителем власти и испытуемым.
Напряжение
Если привести окончательные количественные результаты экспериментов, это не в полной мере отразит поведение испытуемых, поэтому, прежде чем излагать численные данные, имеет смысл остановиться на общей реакции испытуемых на ситуацию.
Можно предположить, что испытуемый продолжает эксперимент или отказывается это делать на основании исключительно собственной совести и темперамента. Однако выяснилось, что это совсем не так. У существенной части испытуемых возникала мощная реакция напряжения и эмоциональной перегрузки. По наблюдениям, многие потели, дрожали, заикались, кусали губы и стонали, когда обнаруживали, что все сильнее погружаются в заложенный в эксперименте конфликт. Некоторое представление о настроении испытуемых можно получить по записям их реплик в момент отказа продолжать эксперимент. Вот что говорили два непокорных испытуемых:
Это он стучит?.. Ему там плохо? Знаете, мало ли что с ним может случиться, я не желаю нести за это ответственность. Нет, я не согласен. Не знаю, может, ему там совсем нехорошо. Вдруг у него сердце больное и вообще… Нет, мне явно не стоит этого делать, это неправильно. Он стучит, чтобы позвать на помощь. Конечно, ему худо, иначе он не стал бы стучать… не вижу в этом никакого смысла – что, нужно, чтобы он там сознание потерял? Не вижу смысла…